Предметная номинация в логико-лингвистическом ракурсе: На материале чешского и русского литературных языков

ПРОБЛЕМАТИКА И ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ.

Проблема взаимосвязи языка и мышления относится к числу, образно говоря, вечных вопросов, интересующих как лингвистику, так и логику. О том, что в разные периоды истории лингвистики отношение к логическим проблемам было неоднозначным, со всей очевидностью подтверждают концепции логического и психологического направлений (Колшанский 1965, Амирова 1975, Даниленко 1990) в языкознании. Возводя в абсолют логическое начало языка или полностью его отвергая, представители отдельных школ этих направлений часто стояли на диаметрально противоположных позициях. Так, один из теоретиков логического направления К. Ф. Беккер провозглашал полное тождество логических и грамматических категорий: «В языке логическая форма понятия и мысли слита с грамматической.» * Представители противоположного логизму направления — психологического — Г. Штейнталь, В. Вундт и др. пытались доказать несовместимость, противоречие логических и грамматических категорий.

С развитием научной мысли проблема взаимоотношения логики и языка постепенно освобождалась от упрощенных представлений. С определенной долей уверенности можно констатировать, что на современном этапе она входит в сферу лингвистического исследования как проблема интерпретации познавательных фактов. К такому выводу подводит признание того неоспоримого положения, что логика Цитируется по: Г. В. Колшанский, Логика и структура языка, М. 19 65. С. 5 4 является не только наукой о правильном мышлении, но также наукой «о формах и приемах познания на стадиях абстрактного мышления, о законах, которые составляют основу правильных методов, и языке как средстве познания.» (Войшвилло 1994, кн.1.:17). Тот факт, что язык рассматривается в логике как способ выражения мышления, а следовательно, и как средство выражения познания, дает основания для определения существующих между логическими и языковыми структурами взаимосвязей в качестве изоморфных, соотносящихся друг с другом как план содержания и выражения. Это исходная теоретическая посылка диссертационного исследования.

Собственно языковая интерпретация логических форм познания, в частности, видов понятий, являющихся в работе главным объектом исследования, анализируется в рамках так называемых семантических форм мышления. Последние понимаются как «чисто структурные формы мысли, связанные с особенностями конкретных языков и, следовательно, национальные по своему характеру, которые, естественно, могут совпадать в различных языках и, наоборот, быть неодинаковыми при оформлении идентичного содержания в одном и том же языке» (Чесноков 1984:3). Взаимодействие логических и семантических форм мышления рассматривается в работе как взаимодействие универсальных и частных категорий.

Логические формы мышления реализуются в языке не иначе, как в семантических формах. Однако каждая такая форма может быть факультативной в том отношении, что не исключается её замена какой-либо иной языковой формой. 5.

Постулируемое положение о соотнесённости логических и семантических форм мышления потребовало уточнения понимания семиотической функции языковой единицы, которая в разных лингвистических концепциях трактуется, как известно, неоднозначно.

В определении семиотической функции номинативной единицы как языкового знака мы исходим из того, что языковые знаки предназначены для хранения и передачи информации. Отсюда следует, что языковой знак, как и логическое понятие, есть форма знания. Имеющиеся разночтения относительно того, в чем сходства и различия в информации, содержащейся в логическом понятии и в языковом знаке, в общих чертах сводятся к следующим положениям:

1. Значения языковых знаков не образуют особого концептуального уровня сознания. По своей природе они не специфичны. Понятие и значение не есть разные сущности, но объекты, формирующие единую языково-мыслительную семантику (Никитин 1988) .

2. Различия в характере информации, содержащейся в логическом понятии и в языковом знаке, касаются способа представления объекта по степени его обобщенности. Если логическое понятие содержит минимум существенных свойств объекта, то лексическое понятие, репрезентируемое языковым знаком, заключает в себе минимум различительных (не обязательно существенных) признаков определяемого объекта (Комлев 1981).

3. Понятие как «гносеологический образ» сливается в языковом знаке с представлением как «субъективным ментальным состоянием индивида». Воссоединившись с 6 представлением, понятие снижается до уровня гештальт-структуры и «приобретает психологические черты» (Телия 1996: 95−96) .

4. Представление знаний вообще не является ключевым звеном при описании языка. Для владения языком решающее значение имеют не формы совокупности знаний, а формы практических навыков, включающие эмоциональное состояние, мировоззренческие ценности носителя языка и т. д. «Упаковка» знаний в системе языка тем самым полностью утрачивает свою значимость (R. de Beaugrande 1994, Peregrin 1994) .

Видение природы языкового знака и характера заключенной в нем информации зависит от общей лингвистической концепции, избираемой исследователем. Поэтому естественно допустить, что не может быть однозначного определения данной языковой единицы. В этой связи оказывается тем более важным обоснование авторской позиции.

Не ставя перед собой цель включаться в широкую дискуссию по указанной проблеме, выскажем тем не менее предположение, что отрицание понятийно-гносеологического характера информации, содержащейся в языковом знаке, до некоторой степени объясняется нетерминологическим употреблением дефиниции «понятие» и игнорированием его онтологических характеристик. Следует отметить, что хотя в специальной литературе &bdquo-понятие" и определяется обычно как форма мысли, отражающая существенные признаки предметов, с гносеологической точки зрения, однако, признак «существенности» не является величиной абсолютной.

Для выражения мысли в форме понятия могут использоваться как более, так и менее существенные признаки, в зависимости, в частности, от того, какую цель преследует та или иная классификация. Признак «существенности» не является данным раз и навсегда. В процессе познания изначально «существенное» может утрачивать свою значимость, а те так называемые «различительные признаки», позволяющие выделить предмет из пространственного континуума и отнести его к ряду подобных, с полным основанием могут квалифицироваться как «существенные». Именно разная степень проникновения в сущность явления даёт основания для различения понятий научных и обыденных, общеупотребительных и терминологических.

Возможность называть даже на уровне обыденного сознания все подобные предметы «деревом», «ягодой», птицеи, книгои машинои и т. д. свидетельствуют о том, что форма мысли и форма выражения знания, фиксируемая в словесном знаке, есть не что иное, как логическое понятие. Интуитивное употребление имени, т. е. его использование без чёткого осмысления набора существенных классификационных признаков, необходимых для адекватного обобщения предметов, всё же предполагает задействованность таких приёмов познавательной деятельности, как анализ и синтез, что, собственно, и позволяет выделить определенный объект из пространственного континуума и зачислить его в ряд подобных.

Носителю языка не обязательно знать набор в научном отношении существенных признаков «березы», «липы», «тополя», чтобы отнести эти объекты к классу «деревьев». 8.

Тем не менее в сознании говорящего осуществляется операция обобщения. Она реализуется по той общей модели, схеме, которая служит основанием формирования понятия. Вытекающий отсюда вывод очевиден: концептуальный уровень языкового знака и логического понятия, как формы мышления, представляет собой тесное единство и взаимосвязанность корреспондирующих отношений.

Мы также полагаем, что понятие как форма мышления, фиксируемая языковым знаком, «не снижается», как, впрочем, и «не возвышается», а также «не испытывает потребности» в какой-либо «психологизации» при характеристике отдельного объекта. В подобном случае имеет место индивидуализация понятия — сужение его объема и расширение содержания.

Не бесспорным является и встречающийся в лингвистической когнитологии тезис о том, что языковой знак имеет референцию не «прямо к миру», а соотносится с ним только через «фреймовое включение» *. Если признать указанное положение справедливым, то напрашивается вопрос, как, не имея собственной референции, возникает словесный знак и каким образом он может обозначать, «узнавать» и идентифицировать предметы? И какова роль «фреймовых включений» в таких дескрипциях, как например, «Луна естественный спутник Земли», «Москва — столица России», «Водород — газ» и т. п. Заметим, что понятие &bdquo-фрейма" не имеет на сегодняшний день чёткого определения системного статуса, как, впрочем, нет однозначного толкования и его содержания. Об этом свидетельствует и не вполне строгое употребление таких дефиниций, как «сценарий», «схема», «скрипт» и др. 9.

Концепция фреймов отвечает далеко не на все вопросы, касающиеся принципов и характера объективации в языке мыслительного содержания, представлений знаний в языке. Мы полностью согласны с мнением, что «<.> концепция фреймов ничего не говорит о том, что реально происходит в сознании людей, оперирующих фреймами, не проясняет, каким образом связаны когнитивные способности носителей языка и их умение делать правильные выводы» (Петров 1988: 44). Неясным в концепции фреймов остается и положение, касающееся оформления структур представления знаний. &bdquo-Отличаются ли, например, структуры, предназначенные для представления прагматических знаний от тех, которые применяются для представления семантических и синтаксических знаний? Иными словами, существует ли особый уровень прагматических представлений в ходе обработки текста?" (там же:42).

Не представляется убедительным и положение, постулируемое исключительно ментальным, психологическим подходом к языку, согласно которому значение языкового знака — это бесконечно создающаяся и воссоздающаяся модальность (Веаидгапс1е 1994 :81−93). Представление языкового знака как чисто модальной сущности означает фактически отрицание его постоянных системообразующих характеристик, то есть, в конечном итоге, — отрицание языка как абстрактной системы связей. Но если бы язык был только конкретен, «то с самого начала был бы органичен в своём употреблении именно данными рамками его конкретности и не мог бы быть.

10 использован в других конкретных ситуациях" (Звегинцев 1996: 179). *.

Последовательно исходя из понятийно-гносеологической концепции отражения, мы полагаем, что реализация семиотической функции в языке оказывается возможной при наличии двух составляющих, а именно, — способности языкового знака иметь смысл и выражать предметное Значение. Смысл знака понимается как совокупность признаков, способных идентифицировать данный объект. Смысл, таким образом, тождествен понятию. В этом же значении употребляется в логике и термин концепт. Если смысл представляет собой совокупность отличительных признаков, то смысловое содержание — это вообще совокупность сведений о предмете во всей полноте существующих о нём знаний. Предметное значение признаётся в работе функцией смысла. Это означает, что смысл, идентифицируя определяемый объект, тем самым на него и указывает. Эта «указательная» функция смысла фиксируется языковым знаком таким образом, что он неизбежно зачисляется в определенный разряд слов, а именно, — в разряд имени существительного (далее — ИМЯ). Итак, предметность — это форма мысли, позволяющая выделить, представить нечто в виде целостного объекта, существующего реально или же только на уровне мышления (квазиобъекты). Предметом в широком смысле слова является всё то, что обозначено именем. Отсюда следует, что предметная номинация — это система номинативных единиц См. также: Очерки по истории лингвистики 1975:

11 знаков), функционирующая в пределах имени существительного. Предметной номинации принадлежит главенствующая роль в членении пространственного континуума. Это одна из причин, которая позволяет определить её в качестве основного, «ядерного» типа номинации (Гак 1977: 233) .

Опираясь на идеи учёных — представителей различных школ и направлений в истории языкознания — относительно характера взаимосвязи мышления и языка, в частности, В. Гумбольта, Ф. де Соссюра, А. А. Потебни, Л. В. Щербы, В. Дорошевского, В. Матезиуса, и в новейший период — на исследования А. А. Исаченко, М. Докулила, Я. Корженского, К. Хлупачовой, Й. Филипца, З. Главсы, Н. Д. Арутюновой, Г. В. Колшанского, В. Г. Гака, А. В. Бондарко, Е. С. Кубряковой, Н. Г. Комлева, А. А. Уфимцевой и многих других, автор настоящей работы счёл целесообразным исследовать, по возможности наиболее полно, конкретные способы выражения понятия как формы мышления и формы знания на уровне системы языка в пределах предметной номинации.

Обращение к понятию — универсальному способу мыслительной деятельности, реализующемуся в языке на уровне слова (или словосочетания), — продиктовано прежде всего тем, что оно является одной из основных форм мышления, которое, свою очередь, рассматривается как процесс оперирования понятиями .

Выбор исходного объекта исследования объясняется также и тем обстоятельством, что, хотя понятие «живёт» в языке, оно до сих пор не было предметом специального лингвистического анализа, в отличие от таких форм.

12 мышления, реализующихся на уровне предложения, как суждение и умозаключение, неоднократно привлекавших к себе внимание лингвистов (Чесноков 1994, Кривоносов 1990).

Выявление языковых особенностей реализации понятий проводится в работе на материале русского и чешского языков. Сопоставительный план исследования даёт возможность расширить представление о механизмах взаимодействия общего (логического) и частного (языкового) начал, позволяет глубже, чем это возможно при монолингвальном исследовании, проникнуть в суть этого явления, вскрыв его специфику.

Логический каркас", принятый за один из исходных tertium comparationis, не только не нивелирует языковые различия, но, наоборот, помогает обнаружить отличительные особенности каждой языковой системы. Отметим сразу же, что сопоставительный анализ проводился в основном на материале современных и главным образом литературных языков, хотя в отдельных случаях привлекались и другие формы существования национальных языков, прежде всего чешский обиходно-разговорный язык (obecna cestina), что объясняется тесным взаимодействием этих разновидностей национального языка.

Сопоставление родственных языков в сравнении с контрастивным описанием языков, генетически отдаленных, имеет не только свою специфику, но отличается и по результатам исследования. Различия в особенностях выражения, или, по словам В. Матезиуса, языковой стилизации, идентичного мыслительного содержания.

13 оказываются тем более значимыми, что они, эти различия, часто «вырастают» из некогда общего начала.

Выбор для сопоставительного анализа именно русского и чешского языков также имеет своё обоснование. Мотивация выбора продиктована прежде всего отсутствием подобного рода исследований на материале указанных языков. Таким образом, проведённое исследование в определённой степени восполняет имеющийся пробел. Правомерность сопоставления поддерживается и высокой степенью развития обоих языков. На выбор языков — объектов, кроме того, не мог не оказать влияния и тот вклад, который внесли в развитие языкознания обе национальные лингвистики. В работе используется ряд положений, выдвинутых в разное время отечественными и чешскими учёными, в частности, понятие функциональной ономатологии, экстерных и интерных функций языковых категорий, функционально-семантической эквивалентности, tertium comparationis в контрастивной лингвистике и др. Утвердившееся в отечественной и чешской лингвистике определение номинации как «означивание» фрагментов внешнего мира неизбежно приводит к признанию её роли в интерпретации познавательных фактов. В связи с этим в работе рассматривается комплекс вопросов, позволяющий выявить своеобразие номинативной функции имени в её отношении к познавательной деятельности. Имеются в виду такие аспекты, как способы дискретизации именем пространственного континуума, формирование в языке познавательных пространств, характер воспроизведения номинативной единицей связей и отношений, имеющих место в реальной действительности, принципы взаимодействия в.

14 номинативной единице как языковом знаке значения обобщённости и индивидуальности объективируемых познавательных фактов, условия, необходимые для реализации интерпретационной функции номинативной единицы. Таким образом, функционирование номинативной единицы формируется разветвлённой системой как внешнеязыковых, так и внутренних связей и отношений. Они развиваются в следующих направлениях:

1. наименование и понятие: формирование обобщённого образа класса однородных объектов;

2. наименование и денотат (предмет мысли): представление в знаке онтологических свойств именуемого объекта;

3. наименование и внутренняя форма слова: лексическая репрезентация именуемого объекта;

4. наименование и его системная значимость: необходимое условие реализации интерпретационной функции номинативной единицы;

5. наименование и его деривационные связи: реализация в знаке связей и отношений объективируемой субстанции;

6. наименование как виртуальный и актуальный языковой знак: взаимодействие общего и единичного в номинативной единице.

Изложенные положения позволяют заключить, что номинация — представление объекта в знаке рассматривается в работе как многоаспектное и многоярусное языковое явление. Номинативная единица представляет собой двуединство внешней (материальной) структуры и идеальной, смысловой (в указанном выше смысле) составляющей.

Номинативная единица имеет свою системную значимость, что, собственно, и обеспечивает выполнение ею комплекса функциональной нагрузки. Под этим углом зрения и выявляются в работе сходства и различия в системах современного литературного чешского и русского языков на фоне номинативных процессов.

Комплексный логико-семантический подход к проблемам номинации позволяет сформулировать главную цель реферируемого исследования. Она определяется, как было показано выше, взаимодействием двух начал: &bdquo-общего" (логического) и &bdquo-частного" (семантического, собственно-языкового). Выявление особенностей реализации этой диалектической взаимосвязи в двух родственных языках, в русском и чешском, и составляет предмет наших изысканий. Для решения намеченной проблемы в работе был поставлен ряд конкретных задач:

1. Выявление корреспондирующих связей между видами логических понятий как формами мысли и лексико-грамматическими разрядами имени как способами их выражения;

2. Определение роли отдельных приёмов познавательной деятельности (обобщения, синтеза, идеализации) в формировании познавательных (ноэтических) пространств имени;

3. Определение способа участия различных языковых средств выражения, включая и грамматические, в интерпретации номинативной единицей смыслового содержания (познавательных фактов);

4. Определение роли функциональных номинативных разрядов имени в сегментации пространственного континуума;

5. Выявление роли характерологии (в трактовке В. Матезиуса) в процессах номинации;

6. Выявление случаев межъязыковой асимметрии в процессе языковой номинации и установление её причин;

7. Определение ярусов языковой абстракции при объективации номинативной единицей познавательных фактов.

Анализ обширного языкового материала, нацеленный на выявление особенностей реализации мыслительного содержания в содержании языковом, позволяет вынести на защиту следующие положения:

1. Лексическая (элементная) номинация — знаковая форма, используемая в языке в целях реализации понятия как формы мысли. Лексические значения номинативных единиц имеют концептуальный (мыслительный) уровень логических понятий. Лексическая однословная номинация по своей структуре есть конденсация описательных конструкций, предназначенных для выражения содержания понятия. В обыденном языке за ними стоят своеобразные структурно-семантические универбы: учащийся школы — школьник, равносторонний прямоугольник — квадрат, выдающиеся врожденные качества — талант. Описательные и «конденсированные», сокращенные структуры могут быть эквивалентными только при условии тождества смысла. Признавая развёрнутые структуры формой реализации логических понятий, аналогичной формой следует признать и их структурные универбы. Указание на то, что внутренняя форма номинативной единицы не способна эксплицитно.

17 выразить всего комплекса отличительных признаков, не меняет постулируемого положения. Значение слова не сводится к его внутренней форме. Она не является предметом мысли. Смысл, заключённый в языковом знаке, обычно является «приданным», «конвенциональным», т. е. заключённым по «общественному соглашению» .

2. Наличие постоянно действующих корреспондирующих связей между видами логических понятий и лексико-грамматическими разрядами конкретных, абстрактных, собирательных имён позволяет утверждать, что все имена имеют сигнификативное, т. е. понятийное Значение. Точно так же соотносительность имён с внеязыковыми объектами, включая и квазиобъекты, т. е. реалии, существующие только в сознании, свидетельствует о наличии у каждого имени денотативного Значения. С этой точки зрения утвердившаяся в современной лингвистике классификация имен по принципу хлденотативности" /" сигнификативности" представляется неправомерной.

3. Лексико-грамматические разряды имени, в плане интерпретации мыслительного содержания («факта мысли») представляют собой познавательные пространства с наиболее отвлечённым характером обобщаемых признаков, т. е. с наибольшим интервалом абстракции. В их формировании участвуют различные виды логической абстракции, в частности, обобщающей и отождествляющей, изолирующей, абстракции неразличимого сходства, а также идеализации. Это уровень языковой абстракции, на котором происходит «соединение и разъединение» понятий (Лосев 1983: 181) .

4. Интерпретация экстенсиональных и интенсиональных классов — множеств, манифестируемых понятием, имеет морфологическую выраженность в формах категории числа.

Представляя означиваемые реалии как объекты считаемые и несчитаемые, формы числа тем самым классифицируют имена по интенсионалу (содержанию) или экстенсионалу (объёму) имени. Выделение «центра» и «периферии» категории числа при репрезентации указанных множеств не является релевантным.

5. Деривационная номинация — форма языковой интерпретации ассоциативных связей субстанции. С деривационной номинацией связана получившая широкую известность концепция ономасиологических категорий, разработанная М.Докулилом. Для нас эта теория представляет интерес с точки зрения универсального характера ономасиологических категорий как деривационных семантических форм мышления. При всей специфике словообразовательных способов и приёмов, используемых конкретными языками, при том, что арсенал словообразовательных средств даже в родственных языках, как, например, в русском и чешском, не перекрывается полностью, суть деривационных процессов, направленных на языковую стилизацию, т. е. интерпретацию мыслительных структур, является тем отправным моментом, который предопределяет в языках существование идентичных семантических категорий. К их числу в рамках предметной номинации следует отнести такие ономасиологические категории, как, в частности, субстанция — носитель динамического признака, субстанция — носитель статичного.

19 признака, субстанция — носитель предметного отношения и т. д. Вместе с тем сопоставительный анализ ономасиологических категорий в чешском и русском языках позволяет обнаружить не вполне совпадающую интерпретацию одного и того же явления. Это обусловливается использованием родственными языками разных деривационных структур. Ср.: кп±Ьа — кп±Ьаг, nalevat — nalevka, но в русском книга — переплётчик, наливать — воронка.

6. Неодинаковые деривационные потенции русского и чешского языков имеют характерологическое значение, обусловливая межъязыковую асимметрию при интерпретации видов понятия, использовании синтетических и аналитических номинативных структур. Менее стандартизованная деривация в русском языке в сравнении с чешским имеет своим результатом большую «атомароность» словарного состава русского языка, чем это наблюдается в чешском. Деривационные процессы в чешском языке имеют более стандартизованные системообразующие связи по сравнению с русским языком. Ср.: Ыэк — ЫэкпоиЬ — Ыэкаг — Ь1экагпаЫэкаЬко, но в русском: печать — печатать — наборщиктипография — штемпель.

7. Лексические разряды номинации — функциональные интерпретаторы понятийного континуума. Проблема функциональной категоризации познавательных пространств заслуживает внимания по той очевидной причине, что понятие, будучи фактом познания, является итогом и вместе с тем исходным пунктом дальнейшего познания. Всякий итог познания может стать средством дальнейшего познания только при том непременном условии, что он получил своё.

20 осмысление, закреплённое в форме определенной категоризации. Без упорядочения классов имён в плане их функциональной предназначенности язык не способен развиваться как многомерная концептуальная система, объективирующая в себе всё многообразие знаний. Лексические разряды номинаций рассматриваются в работе в плане их межъязыковой функционально-семантической эквивалентности. Выявление межъязыковых сходств и различий в каждом функциональном разряде номинаций, т. е. в именах идентифицирующих, собственно функциональных, признаковых, а также оценочных, позволяет констатировать, что сегментация понятийного пространства в пределах того или иного разряда имеет свои специфические особенности, проявляющиеся в системной организации соответствующих имён. Так, имена идентифицирующие характеризуются наиболее высокой степенью дифференциации означиваемых реалий, развитой системой гиперо-гипонимических отношений, воспроизводящих разные уровни конкретности мыслительного содержания. Ср.: рыба: щука, карась, судак, плотва.- насекомое: бабочка, комар, жук, муха и т. д. Признаковые имена, в отличие от имён идентифицирующих, а также функциональных, выражают градуальность признака или свойства: любовь — дружба — товарищество — приятельствоненависть — враждебность — неприязнь. Функционально-семантическое своеобразие имён во многом определяет и особенности межъязыковой асимметрии. Например, в разряде идентифицирующих имён обращают на себя внимание различия в морфологических свойствах, которые используют сопоставляемые языки для оформления гиперонимов. Если.

21 русский язык в указанных целях предпочитает употребление субстантивированных прилагательных, то чешский — чаще использует морфологические дериваты: млекопитающие savcl, сумчатые — vacnatci, жвачные — prezvykavci, травоядные — bylozravci. Признаковые (абстрактные) имена в русском и чешском языках имеют неодинаковую «лексическую плотность» семантического пространства, что проявляется в наличии в одном из языков, как правило, в русском, структурных лакун. Ср.: svetelny — svetelnost, hnevivyhn§ vivost, nemecky — nemeckost, junker — junkerstvi, rakusacky — rakusactvi. Однако в русском: световой — О, гневный — 0, немецкий — 0, юнкер — 0, австриец — 0. При максимальной близости системно-структурных свойств родственные языки обнаруживают заметные различия в функциональной нагрузке отдельных звеньев системы.

8. Номинативная единица на морфосемантическом уровне обладает необходимым комплексом приёмов кодирования онтологического, гносеологического, ассоциативного, прагматического аспектов познавательной деятельности. Встречающееся в научной литературе мнение, что слово на уровне системы не соотносится ни с каким звеном знаний (Мыркин 1986: 57), не представляется убедительным. Если слово не способно кодировать знание, то оно не может служить строительным материалом для высших уровней языковой системы — предложения/высказывания и текста. Тем самым значимость предложения и текста как единиц языковой системы ставится под сомнение. Для русского, как и для чешского языков «слово есть точка приложения деятельности мысли, создающей предложение и даже целую речь. .. самое.

22 предложение определяется словами, из которых оно строится, и вне слов не существует" (Флоренский 1989:126−127).

Средства, служащие цели представления в словесном знаке внеязыковой реалии как объекта познания, складываются из совокупности разноуровневых системных отношений. Например, грамматические формы категории числа, указывая на дискретность/недискретность именуемого объекта, характеризуют его в плане онтологических свойств: дом — дома, река — реки, яблоко — яблоки, но любовь — О, тоска — 0, скука — 0... Словообразовательные средства имени воспроизводят свойства и отношения именуемой субстанции: читатель — тот, кто читаетпродавец — тот, кто продаётглупец — глупый человек. Лексико-семантическая структура имени заключает в себе некоторую совокупность знаний о предмете в плане содержательной (качественной) и функциональной информации. Отдельные элементы этого знания эксплицитно манифестируются внутренней формой слова: синяк — нечто синее, светлячокнечто светлое или светящеесяг однокопытные — именуемые объекты характеризуются наличием одного копыта. Фонетическая структура имени способна воспроизводить эмоционально-оценочное отношение к называемому объекту: чувихаг выпендрёж, балдеть, клёвый и т. д. Синтагматические связи номинативной единицы являют собой языковую проекцию логической операции ограничения содержания понятия. Она вызывается потребностью конкретизации именуемого объекта: яблоко — спелое яблоко, любовь — поздняя любовь, печальглубокая печаль, радость — большая радость и т. д.

Методы исследования. Проблемы номинации исследуются в работе на синхронном уровне. Синхронный языковой срез представляет наименования как результат некогда имевших место фактов наречения действительности. Их суть может быть полностью раскрыта при всестороннем историко-этимологическом исследовании. С развитием абстрагирующей деятельности сознания, по мере научных открытий и, не в последнюю очередь, с развитием самого языка взаимоотношения между наименованиями и объектами реальной действительности, а также и реализующимися в них понятиями могут претерпевать некоторые изменения. Подобные случаи широко известны в лингвистике. Необходимо, однако, особо подчеркнуть, что при всей возможной семантической и структурной модификации функция номинативной единицы, заключающаяся в обозначении и отображении фактов объективной действительности, остаётся неизменной. Именно эта функциональная константность и позволяет рассматривать комплекс проблем номинации на синхронном срезе.

Анализ языкового материала основывается на признании как системно-структурного, так и системно-функционального статуса номинативной единицы. Она рассматривается в работе не только как элемент речи (Веска 1968: 36), но и как данность языка. Указанная трактовка определила выбор метода исследования. В работе используются в тесной взаимосвязи системно-структурный и системно-функциональный методы (Широкова 1978, 1988) .

Поставленные задачи реализуются в рамках ономасиологического направления. Ономасиологический подход явился стартовым параметром исследования. Однако выявление.

24 особенностей отражательной функции номинативной единицы как языкового знака с неизбежностью предполагает также использование и семасиологического подхода, ибо «языковая стилизация» действительности, по выражению В. Матезиуса, имеет многоярусную реализацию. При комплексном подходе к проблемам номинации ономасиологический и семасиологический подходы дополняют друг друга. «Ономасиология и семасиология самым тесным образом связаны между собой и немыслимы друг без друга» (Заонегин 19 69: 84).

Сопоставительный анализ двух родственных языков основывается на концепции языковой эквивалентности, которая активно разрабатывалась в 70−90 годы нашего столетия отечественными и зарубежными учёными: А. Г. Широковой, С. Сятковским, В. Барнетом, Й. Филипцем и др.

Сравнение языковых данных проводится на равных «стартовых» условиях для обоих языков. Имеется в виду, что ни один из них не принимается за исходный. Эталоном сравнения при ономасиологическом подходе являются внеязыковые сущности, служащие предметом мысли, а также сами формы мысли, или формы знания, т. е. понятия и суждения. Выбор же одного из сопоставляемых языков в качестве tertium comparationis может оставить без внимания особенности другого языка при воспроизведении и интерпретации фрагментов действительности (Ярцева 1981). Наиболее надёжным эталоном сравнения «может быть только независимая ни от одного языка система, а именно: единая для всех человеческих языков когнитивно-семантическая.

25 сфера, являющаяся вместилищем всеобщей картины мира" (Манакин 1994: 150).

Материал исследования. Цели и задачи работы определили характер отбора языкового материала. Для описания системных свойств номинативных структур необходимо было привлечь в первую очередь словарные данные. Языковой материал извлекался из толковых и двуязычных словарей сопоставляемых языков.

Функционирование номинативных единиц анализировалось на материале эксцерпций из русской и чешской художественной литературы, периодической печати, а также на основе данных устной речи. Материал чешского языка частично проверялся на носителях. Были обследованы следующие словари: Prirucni slovnik jazyka ceskeho (PSJC), 9 d., Praha 1935;1957; Slovnik spisovneho jazyka ceskeho (SSJC), 4 d. Praha 19 581 971; Slovnik spisovne cestiny pro skolu a verejnost (SSC), Praha 1978; Cesky slovnik vecny a synon^micky (CSVS), 3 d. Praha 1969;1977; Etymologicky slovnik jazyka ceskeho (ESJC), aut. V. Machek, Praha 1971; Retrogradni morfematicky slovnik cestiny, aut. E. Slavickova, Praha 1975; Slovnik ceskych synonym, aut. K. Pala — J. Vsijansky, Praha 1994; Slovnik ceske frazeologie a idiomatiky, 2 d., Praha 1983;1988; Velky cesko-rusky slovnik (VCRS), 6 d., Praha 1952;1964; Cesko-rusky slovnik (CRS), 2 d., za redakce L.V.Kopeckeho, 2 d., Praha — Moskva 1976; Rusko-cesky slovnik za redakce L.V.Kopeckeho, 2 d., MoskvaPraha 1978; Словарь современного русского литературного языка в 17 томах, М. 1948;1965; Словарь русского языка в 4 томах, М. 1981;1984; Словарь русского языка С. И. Ожегова,.

М. 1973; Словарь синонимов русского языка в 2 томах, под ред. А. П. Евгеньевой, Л. 1970;1971; Историкоэтимологический словарь современного русского языка П. Я. Черных в 2 томах, М. 1994. Картотека предметных номинаций каждого языка составляет более 7 000 единиц.

Актуальность и теоретическая значимость исследования. Актуальность и теоретическая значимость исследования определяются его проблематикой. Анализируемая в работе предметная номинация рассматривается с точки зрения реализации в языке логической формы мысли (понятия) как формы знания. Изучение предметной номинации в логико-лингвистическом аспекте отвечает задачам чётко обозначившегося в наше время процесса интеграции логики и лингвистики. То, что лингвистика во всё большей степени действительно становится наукой о мышлении, подтверждается целым рядом исследований, проведённых на протяжении последних трёх десятилетий: Чесноков 1967, Панфилов 1977, Мигирин 1978, Зыцарь 1984, Бондарко 1986, Левицкий 1990, Кривоносов 1990, Колшанский 1990, Серебренников 1988 и многие другие. Однако преобразование «факта мысли» в «факт выражения» не имеет пока исчерпывающего лингвистического описания. По этой причине выявление корреспондирующих связей между логической и языковой материей представляется весьма актуальным.

Многоаспектное изучение проблем номинации с использованием различных методических подходов, с учётом как интерных, так и экстерных функций языкового знака, аппликаций универсалий на конкретный материал двух близкородственных языков отвечает требованиям современного.

27 состояния лингвистической мысли, когда односторонний подход к фактам языка уже не может дать искомых результатов. Представленный в диссертационной работе первый опыт сопоставительного системного и систематического описания предметной номинации позволил обозначить возможные вариации взаимодействия общего (логического) и частного (семантического) начал в словесном знаке.

Практическая значимость исследования. Результаты диссертационного исследования актуальны для подготовки общих и специальных курсов по сопоставительной лексиксикологии, словообразованию и морфологии чешского и русского языков. Они могут использоваться в работе студенческих семинаров и в практике преподавания чешского языка в иноязычной среде. Материалы исследования положены в основу спецкурса по проблемам сопоставительной номинации чешского и русского языков. Они также используются в лекционных курсах по лексике и грамматике чешского языка, читаемых автором на филологическом факультете МГУ.

Апробация исследования. Результаты и выводы проведённого исследования нашли отражение в докладах автора на международных научных конференциях: «Актуальные проблемы славянской филологии» (Москва 1993), международная конференция МАПРЯЛ «Языковая номинация» (Минск 1996), IV международный симпозиум «Сопоставительные и сравнительные исследования русского и других языков» (Белград 1996), международный симпозиум в Праге «Poeta 650. vyroci zalozeni Univerzity Karlovy v Praze» (Прага 1998), на межвузовских научно-методических конференциях (Ленинград 1986, Санкт-Петербург 1996), на Ломоносовских.

28 чтениях в МГУ (1994, 1996, 1997), на заседаниях кафедры славянской филологии филологического факультета МГУ (1996, 1998).

Структура диссертации. Структура работы подчинена поставленным целям и задачам исследования. Диссертация состоит из Введения, четырёх глав, Заключения и Библиографии. Объём работы составляет 33 0 печатных страниц, список использованной литературы насчитывает более 300 наименований.

КРАТКИЕ ВЫВОДЫ.

Предложенная классификация функциональных номинативных типов основывается на своеобразии экстерных и интерных функций, выполняемых каждым номинативным разрядом. Очевидна взаимосвязь функциональных типов (разрядов) номинаций с определенными типами понятий. Идентифицирующие имена, репрезентирующие объективную данность реального мира, соотносятся прежде всего с конкретными понятиями. Объективацию собирательных понятий в разряде идентифицирующих имен следует рассматривать как осмысление многообразия внешней среды в ее единстве. Как и идентифицирующие имена, собственно функциональные имена обнаруживают связи с конкретными понятиями. Они представляют объекты, имеющие строго очерченные пространственные границы. Ядром функциональных имен являются имена артефактов. Упорядочение артефактов по родо-видовым признакам находит отражение в объективации собственно функциональными именами собирательных понятий: посуда — nadobi, обувь — obuv, одежда — satstvo, мебельnabytek. Признаковые имена, репрезентируя квазиобъекты, являются языковой проекцией абстрактных понятий. Особое.

290 положение в системе функциональных номинативных типов занимают оценочные имена. Привнося дополнительную оценку в нейтральное понятие, они имеют ярко выраженные коннотации.

Разграничение функций номинативных разрядов при членении пространственного континуума отражается на внутрисистемной организации функциональных номинативных разрядов. Так, в разряде идентифицирующих и собственно функциональных имен четко обозначены гиперо-гипонимические отношения при слабо развитой синонимии. В разряде признаковых имен гиперо-гипонимические связи не играют столь важной роли, но возрастает значимость синонимических отношений. Широкая синонимия в разряде признаковых имен свидетельствует об усилении субъективного фактора при членении пространственного континуума.

Функциональные особенности каждого номинативного разряда определили направленность сопоставительного исследования. Так, анализ гиперо-гипонимических связей в разряде идентифицирующих и собственно функциональных имен выявил неодинаковое соотношение морфологических и собственно деривационных тенденций в русском и чешском языках. Более высокая степень деривационной стандартизации, которую обнаруживают функциональные номинативные разряды в чешском языке по сравнению с русским, свидетельствует о более упорядоченной структурной соотносительности объективируемых понятий и номинативных средств. В разряде собственно функциональных имен наиболее отчетливо прослеживаются различия в способах означивания онтологических объектов: их дифференцированного или недифференцированного представления. На внутрисистемном уровне дифференцированная/ недифференцированная денотация.

291 объекта указывает на наличие межъязыковой лексической асимметрии: vozik — повозка, тележка, вагонеткаvrtacka сверлильный станок, бурильная машина, бормашина (спец.).

Использованная в работе классификация имен имела своей целью показать типичные черты каждого сегментированного пространства как в монолингвальном, так и в сопоставительном аспектах. В связи с поставленной задачей рассматривались только те разряды номинаций, которые полностью отвечают положенным в основу классификации логико-семантическим критериям. Вне рамок исследования остались имена имеющие неоднозначную трактовку, представляющие собой смешанные, а значит, периферийные типы. К их числу, как мы полагаем, могут быть отнесены имена с вещественным значением, обнаруживающие в ряде случаев стремление, наряду со значением интенсиональности, сигнализировать значение экстенсиональности: вода — воды, масло — масла, виновина, снег — снега.- в чешском: voda — vody, olejoleje, vino — vina, snih — snehy. Важно отметить, что экстенсиональность вещественных имен, предполагающая вычленение объекта из пространственного континуума, лишает означиваемые сущности их примарного категориального свойства «быть однородным». Плюральность сигнализирует наличие многообразия вещественной массы. Кроме того, выражение значения отдельности вещественной массы не имеет в сопоставляемых языках строгой закономерности. Ср.: вино — вина, но водка — 0- рударуды, но мрамор — 0- сталь — стали, но чугун — 0- угольугли, но нефть — 0 и т. д. В чешском: vino — vina, но slivovice — 0- ruda — rudy, но mramor — 0- ocel — oceli, но litina — 0.

Весьма неоднородны в способности выражать значение «отдельности» и признаковые имена. Прерывность признака в обоих языках сигнализируется возможностью имени развивать числовые отношения: танец — танцы, болезнь — болезни, страх — страхи, желание — желания, прыжок — прыжки и т. д. В чешском: tanec — tance, nemoc — nemoci, bazen — bazne, hlad — hlady (umirat hlady), skok — skoky... Регулярное употребление признакового имени в форме множественного числа свидетельствует о высокой степени «опредмеченности» объективируемого свойства, качества, о его «втягивании» в парадигму конкретных имен, репрезентирующих онтологические объекты.

Таким образом, классификация предметной номинации на основе функционального критерия с опорой на логико-семантические параметры позволила выявить категориальное своеобразие каждого функционального типа в сопоставительном плане. Функциональный аспект предметной номинации может стать объектом дальнейшего углубленного исследования на собственно речевом уровне.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

1. Универсальность форм мышления и многообразие способов их семантической реализации легли в основу настоящего исследования и предопределили его многоплановость и многоаспектность. В работе сделана попытка всесторонне с логико-семантических позиций осветить задействован’Ьсть разноуровневых языковых структур в процессе номинации — наречении фрагментов действительности, опосредованном мыслительной деятельностью. Номинативная функция языка рассматривается нами как конституирующее начало языковой системы в целом.

Интерпретация номинативной единицей внешнего мира, с одной стороны, и необходимая ее обращенность внутрь языковой системы, с другой, потребовали комплексного анализа как экстерных функций языкового знака, выражающихся в сигнификации и денотации объекта, так и функций интерных, т. е. внутрисистемных связей языкового знака, организующих собственную семиотическую систему.

Выполнение номинативной единицей сигнификативной функции, реализующейся в языковой объективации содержания определеного вида понятия, а именно понятия конкретного, собирательного и абстрактного, позволяет заключить, что каждая номинативная единица, будучи семантически значимой, обладает на системном уровне сигнификативным значением. В этой связи утвердившаяся в отечественной и зарубежной лингвистической теории классификация словесных знаков на денотативные, сигнификативные и сигнификативно-денотативные не представляется нам правомерной.

Собственно денотативное значение номинативной единицы рассматривается в работе как реляционное значение, предполагающее языковую реализацию общественной.

294 конвенции. Ее суть заключается в соотнесенности языкового знака (номинативной единицы) с предметом мысли, включая и мыслительные конструкты. С этой точки зрения каждая номинативная единица имеет свой денотат. Сигнификативное значение есть представление о содержательных свойствах денотата. Актуализация в речи объекта обозначения предполагает и актуализацию сигнификативного значения, выражающегося в расширеннии, детализации компонентов мыслительного содержания, формирующих то или иное понятие. Однако анализу функционирования имен в речи, определению основных характеристик их коммуникативного потенциала должно быть предпослано описание их системных свойств. Классификация имен на системном уровне позволяет спрогнозировать специфику их функционирования в речи. Именно поэтому в основу исследования отношений категорий языка к категориям мышления, а через них — к объективной реальности был положен системный метод.

1.1. Наличие корреспондирующих связей между видами логических понятий и языковыми структурами, их реализующими, потребовало уяснения роли абстрагирующей деятельности сознания, а именно, отдельных видов абстракции, в формировании познавательных пространств, функционирующих в пределах предметной номинации. Система логических понятий реализуется в языке на высшем уровне абстракции, представленном в русском и чешском языках лексико-грамматическими классами имени существительного. Объективируя результаты обобщающей, изолирующей абстракции, как и абстракции неразличимого сходства, конструктивации и др., лексико-грамматические классы имени сегментируют языковой континуум на ряд информационно-познавательных пространств, получающих свое выражение в разрядах конкретных (общих), абстрактных,.

295 собирательных имен. Так, в частности, результаты обобщающей абстракции лежат в основе формирования познавательного пространства конкретных имен. Результаты изолирующей абстракции реализуются в сопоставляемых языках в познавательном пространстве абстрактных имен. Языковой проекцией абстракции неразличимого сходства является ноэтическое пространство собирательных имен. Свою специфику имеет познавательное пространство так называемых широкозначных имен, которые обнаруживают результаты объективации логических категорий, не имеющих родовой классификации и не поддающихся обобщению, что находит выражение в таких именах, как, например, явление, дело, вещь, обстоятельство.- чеш.: jev, чёс, okolnost. В их семантике прослеживаются результаты взаимодействия нескольких видов абстракции: обобщающей, изолирующей, абстракции конструктивации. Познавательное пространство широкозначных имен содержит в себе предпосылки для широкой лексической модификации номинативной единицы на речевом (контекстуальном) уровне. Например: Вещи можно сдать в багажПрекрасная вещь молодость! Факты — упрямая вещь. Аналогично в чешском: Vezmi si teple veciDaji se tarn zaj imave veciVeci dulezite pro vyvoj udalosti. Реализуя в языке результаты абстрагирующей деятельности сознания, имя воспроизводит особенности восприятия внеязыковой реальности, что находит отражение в морфологических, словообразовательных и лексических категориях.

1.2. Принятая за tertium comparationis соотносительность логического (общего) и семантического (частного) начал в двух родственных языках позволила выявить весь спектр языковой стилизации мыслительного.

296 содержания в пределах предметной номинации русского и чешского языков.

Использованная в работе в качестве методологического подхода философско-гносеологическая концепция отражения обеспечила возможность систематического описания как в монолингвальном, так и в поли- (би-) лингвальном планах комплексного анализа материала без излишней мозаичности и атомарности. Последовательно осуществляемая задача выявления корреспондирующих связей между собственно логическими и собственно языковыми (семантическими) формами мышления вывело исследование за пределы деривационной ономасиологии (Dokul.il 1962). Для целостного представления системы функционирования номинаций в сопоставляемых языках необходимо было также привлечь для анализа структуры непроизводные и описательные (аналитические). Семантическая функция номинативного акта, заключающаяся в дискретизации пространственного континуума, идентификации объектов и их последующей классификации, реализующаяся при тесном взаимодействии структур, относящихся к разным языковым уровням, явилась основанием для определения роли грамматических, словообразовательных, лексических факторов в едином процессе наречения фрагментов реальной действительности.

2. В дискретизации пространственного понятийного континуума ведущая роль принадлежит морфологической категории числа.

Когнитивная, отражательная функция категории числа заключается в способе представления объекта действительности в языковом знаке. Предмет мысли воспроизводится в языке или как целостный, который может быть выделен из пространственного континуума, т. е.

297 конкретный, или же как не имеющий четких пространственных границ, т. е. как объект неконкретный. Противоположность конкретности/неконкретности лежит в основе формирования системы количественных отношений. В русском и чешском языках значение количественной противопоставленности имеет регулярное выражение в формах морфологической категории числа. Ее семантический потенциал манифестирует всю гамму экзистенциональных свойств денотируемого объекта. Его дистинктивные признаки определяются суммарно следующими параметрами:

1) денотируемый объект воспроизводится как уникальный, единственный в своем роде. Он имеет четко очерченные пространственные границы и представляет собой экстенсиональный класс с объемом, равным единице. Морфологическим экспонентом единственности является форма единственного числа. Значение единственности исключает противопоставленность форм числа, что согласуется со статусом имени собственного, уникального: Россия, Урал, Полярная звезда, Большой театрCechy, Morava, Polarka, Narodni divadlo;

2) денотируемые объекты образуют экстенсиональные классы на основе множества входящих в них элементов. Значение расчлененного множества, как возможная форма существования денотатов, находит выражение в сопоставляемых языках в морфологической противопоставленности единственного и множественного числа: птица — птицы, река — реки, береза — березы, писатель — писателичеш.: ptak — ptaci, reka — reky, briza — brizy, zak — zaci, spisovatel — spisovatele;

3) денотируемые объекты, как правило, квазиобъекты, образуют интенсиональные классы, формирующиеся на основе не количественных, а качественных свойств и,.

298 следовательно, не подлежащие исчислению. Морфологическим показателем, эксплицирующим неисчисляемость, являются формы единственного числа, структурирующие имена зл-пди1аг1а tantum безупречность, белизна, героизм, мужество.- чеш.: сЗокопауоэЬ, Ьё1оэЬ, ЬгсИпзЬм!, эЬаЬеспозЬ .;

4) денотируемые объекты являются квазиобъектами, воспроизводимыми на уровне мышления в форме неделимой совокупной целостности, реализующейся на логическом уровне в собирательных понятиях. Их языковой проекцией являются имена со значением собирательности: листва, воронье, молодежь, студенчество. .- чеш.: ИвЫ, zvifectvo, тХадег, studentstvo. Свойство нерасчлененной совокупности сигнализируется ущербностью числовой парадигмы имен, их неспособностью развивать отношения на основе числовых значений, т. е. по признаку один / много.

Структурируя экстенсиональные и интенсиональные классы, морфологическая категория числа экспонирует два уровня мыслительного содержания: 1) собственно онтологический, представленный в языке &bdquo-слепками" реально существующих объектов, 2) собственно гносеологический, репрезентируемый &bdquo-слепками" квазиобъектов, мыслительных конструктов.

3. В сегментации пространственного континуума и структурации познавательных пространств, тесно взаимодействуя с морфологическими средствами, принимают активное участие деривационные структуры. В этой связи достаточно указать на тот факт, что, в частности, несчитаемость абстрактных и собирательных имен поддерживается набором определенных суффиксов, эксплицирующих свойство абстрактности и собирательности: свежесть, духота, вождизм, героизмг мальчишествог.

299 вдохновение, терпениеначальство, офицерство, зверье, молодняк. Аналогично в чешском: hrdinstvi herectvi, dokonalost, zralostrosti, mnisstvo, stromovi, smrcina.

Функция деривационной номинации, как составляющего звена предметной номинации, заключается в конкретизации мыслительного содержания, объективируемого лексико-грамматическими классами имени. Так, понятие субстанции в рамках деривационной номинации конкретизируется, в частности, в следующих направлениях:

1) субстанция — носитель признака или свойства: безветрие.

— bezvetri, духота — dusno;

2) субстанция — носитель отношения к действию: синюхаmodrak, голубянка — modrasek;

3) субстанция — носитель предметного отношения: медовуха.

— medovina, ягодники — loviny;

Деривационные структуры, формирующиеся на основе базы называния (ономасиологическая база) и деривационного конкретизатора (ономасиологический признак), обладают широкими возможностями субкатегоризации имени. Так, например, в рамках субстанции — носителя отношения к действию (процессуальному признаку) выделяются частные разряды имен, характеризующиеся набором различных видов мотиваций. А именно:

1) отношением к производителю действия: учитель, строитель, водитель г чертежник, рисовальщик. .. Аналогично в чешском: ucitel, stavitel, ridic, kreslic, rysovac;

2) отношением к орудию действия: точило, зубило, выключательчеш.: orezavatkor umyvadlof vypinac;

3) отношением к признаку действия: рыжик, белянка, чернушка, масленокчеш.: zrzek, maselnik, cernucha;

4) отношением к объекту действия: мученик тисес1п1к, воспитанник — с1юуапес, наемник — najemnik;

5) отношением к результату действия: набросок пакгеэ, рисунок — кгевЬа;

6) отношением к участию в коллективном действии: болельщик — Гапоиёек, зритель — сНуак, свидетель зуёс! ек.

Пространственный континуум, сегментируемый деривационными структурами, объективирующими свойства и отношения субстанции, образует деривационное познавательное пространство. Его объем равен набору типов свойств и связей субстанции, имеющих в данном языке деривационное выражение. Содержание деривационного пространства составляет совокупность смыслов, являющихся результатом объективации данных типов свойств и отношений.

Поскольку деривационные структуры представляют собой конденсаты мысли, есть основания для их квалификации в качестве семантических форм мышления.

4. Семантические формы мышления трактуются в работе как языковые структуры, служащие цели объективации мыслительного содержания и функционирующие на разных уровнях языковой системы. Выступая в роли языковых интерпретаторов формы мысли, семантические формы мышления являются по своей природе универсальными. Вместе с тем, будучи принадлежностью того или иного языка, они имеют свою национальную специфику, что и привносит своеобразие в &bdquo-языковую картину мира". Национальный колорит прослеживается на логико-семантическом уровне, где языковые структуры непосредственно взаимодействуют со структурами логическими. Имеется в виду языковая интерпретация объема и содержания понятия, распределение.

301 мыслительного содержания между компонентами объективирующих мыслительных структур, интерпретация видов понятий и т. д. Логико-семантическое своеобразие каждого языка порождает межъязыковую асимметрию, которая проявляется на всех уровнях языковой системы: грамматическом, словообразовательном, лексическом.

Грамматическая (морфологическая) асимметрия в рамках предметной (элементной) номинации может быть обусловлена существующим разнообразием способов денотации объекта, например, его расчлененного представления в одном языке и нерасчлененного в другом: заросль/заросли, но housti (sing, tantum), дверь/двери, но dvere (pluralia tantum), товар/товары, но zbozi (sing, tantum). Ср. также: Pocatky, а копсе Prazskeho jara — На чало и конец Пражской весны.

Числовая асимметрия появляется в случае неодинаковой функциональной нагрузки форм числа в сопоставляемых языках. Подобные диспропорции между русским и чешским языками возникают, в частности, при выражении родового и дистрибутивного значений: В лесу водится медведь. — V lese jsou medvedi. Стояли по колено в воде. — Stali ро kolena ve vode.

Основной причиной межъязыковой словообразовательной асимметрии является разная степень активности словообразовательных эквивалентов. Их неодинаковые сочетаемостные потенции приводят к нарушению межъязыковой структурной соотносительности номинаций и к полному распаду корреляции: zelen — зелень, sedivost — серость, odpovednost — ответственность, detskost — детскость, но: tlchy/tichost — тихий/0, siroky/sirokost — широкий/0, kysely/kyselost — кислый/0, primy/primost — прямой/0 и т. д.

Лексико-семантическая асимметрия проявляется при языковой стилизации объема и содержания понятия. Она выражается в неадекватности семантических объемов коррелирующих номинаций, что обусловлено разной степенью полисемантической активности. Русский язык в области предметной номинации проявляет большую склонность по сравнению с чешским к дифференцированному означиванию реалий. Чешские номинации чаще имеют более широкий диапазон функционирования: spendlik — булавка, шпилька, заколкаkabat — пальто, пиджак, жакетvlozka — вставка, стелька, подстежка, прокладкаsklenice — стакан, банкаvuz — машина, вагонlistek — листок, билет и др.

При языковой интерпретации содержания понятия русский и чешский языки обнаруживают различия по целому ряду семантических параметров:

1) по способу представления формы мысли, в виде целостной или расчлененной структуры: железная дорогаzeleznice, белый гриб — hrib, морской лев — lvoun;

2) по характеру самостоятельности/несамостоятельности отдельных компонентов языковых структур, реализующих в языке мыслительное содержание: почтовый ящик — schranka na dopisy, тракторный завод — tovarna na traktory, мясорубка — mlynek na maso, кофемолка — mlynek na kavu. В чешских аналитических конструкциях предлог па, выполняя строевую функцию, в сочетании с предшествующем существительным эксплицирует идею целевой предназначенности. Последующее существительное выступает в роли конкретизатора этой идеи. В функциональных русских эквивалентах строевой компонент отсутствует, а сама идея целевой принадлежности является неразложимой на отдельные составляющие. В этом смысле русские номинативные.

303 структуры оказываются более фразеологичными по сравнению с чешскими аналогами;

3) по характеру охвата объективируемого содержания. Например, в русском языке отглагольные имена, обозначая так называемые опредмеченные действия, не передают всех особенностей процессуального признака, заключенных в видовых значениях, в отличие от чешских аналогичных конструкций. Русские отглагольные имена, таким образом, проявляют большую степень &bdquo-опредмеченности": повышениеzvysenl/zvysovanl, обеспечение — zabezpecenl/ zabezpecovanl, снижение — snizeni/ snizovani;

4) по &bdquo-плотности" познавательных пространств при интерпретаци видов понятий. Различия в сегментации пространственного континуума имплицируются целым рядом причин. Чаще всего семантическая асимметрия оказываеся результатом неодинаковой функциональной нагрузки морфологических и словообразовательных средств. Этим обстоятельством можно объяснить семантическую асимметрию в познавательном пространстве собирательности: vollevolici — voliestvo / избиратель — избиратели — О, zakaznik — zakaznlcl — zakaznictvo / покупатель покупатели — 0, poplatnik — poplatnici — poplatnictvo / налогоплательщик — налогоплательщики — 0.

Менее развитая словообразовательная активность суффиксов в классе абстрактных имен в русском языке приводит также к образованию семантических лакун, что снижает &bdquo-плотность" семантического пространтства абстрактности: kavallr — kavalirstvl / кавалер — О, Slovak — slovenskost / словак — 0, republikan republikanstvi / республиканец — 0.

5. Особое место в межъязыковой асимметрии при интерпретации мыслительного содержания занимает частеречная асимметрия. Она проявляется на уровне пропозитивной номинации. В родственных языках, как, например, в русском и чешском, наличие межъязыковой частеречной асимметрии чаще порождается особенностями языкового узуса, скорее различиями системно-функциональными, чем системно-структурными. Так, например, категория притяжательных прилагательных в чешском языке — живая и продуктивная. Область же функционирования этой категории в русском языке является, как известно, весьма ограниченной. Существующие функциональные различия нарушают категориальную соотносительность имен. Сравним: Chude a churave telo basnikovo snad anl neznalo jineho spocinuti nez na nepohodlnych zidlich. (Capkova) — Худое и болезненное тело писателя, вероятно, даже и не знало другого места отдыха, чем неудобные стулья. Nevim, zaznamenal-li si tehdy u nas v Вгпё Janacek napevek Karlovy mluvy. (Capkova) — Я не знаю, записал ли Яначек тогда у нас в Брно мелодику речи Карла. Dve velke cernobile kresby Bilkovy, provedene uhlem a kridou, stupnovaly dojem jedinecneho soustredeni a odlehlosti. (Capkova) — Два больших черно-белых рисунка Билека, выполненные углем и мелом, усиливали впечатление исключительной сосредоточенности и отрешенности. Anl ja j sem nebyla nikdy v Krakonosove zahrade. (Capkova) — И я никогда не была в саду Краконоша.

6. Поскольку различия между родственными языками касаются прежде всего области функционирования, в работе используется понятие функционального номинативного класса (разряда) имен. Вся совокупность познавательных.

305 пространств с этой точки зрения классифицируется на имена идентифицирующие, собственно функциональные, понимаемые в узком значении этого термина, признаковые, а также оценочные. Функция каждого из указанных разрядов определяется той ролью, которую он выполняет в системе языка в соотношении с другими разрядами. Сопоставительный анализ функциональных номинативных разрядов позволил по мере возможности избежать субъективной оценки структурно-семантических различий между сопоставляемыми языками и выявить закономерности асимметрии с учетом функциональной специфики номинаций. В основу сопоставительного анализа функциональных номинативных разрядов был положен принцип экстерной и интерной межъязыковой эквивалентности номинаций. Экстерная эквивалентность предполагает соотносительность номинаций на уровне денотации и сигнификации объекта. Интерная эквивалентность — на уровне внутрисистемных отношений, т. е. на уровне парадигматических и синтагматических связей. При ономасиологическом подходе отправной точкой сопоставления правомерно считать экстерную эквивалентность, ибо сравнение имеет смысл только тогда, когда сопоставляются идентичные внеязыковые сущности. Интерная эквивалентность выявляется в ходе последующего этапа исследования, ее проявление возможно только в рамках полной или частичной экстерной эквивалентности. В этом смысле она может считаться производной от эквивалентности экстерной. Оба типа межъязыковой эквивалентности в каждом функциональном номинативном классе имеют свои отличительные особенности. Идентифицирующий класс имен, как показано в работе, характеризуется наибольшей степенью проявления сигнификативной эквивалентности. Однако экстерная эквивалентность не означает тождественности интерной. Сигнификативные эквиваленты могут иметь разные.

306 словообразовательные потенции, различаться по способам морфологического оформления, иметь неодинаковую протяженность синонимических рядов. Показательны в этом отношении идентифицирующие родовые наименования фауны и флоры. Случаи их структурной разнооформленности не препятствуют установлению межъязыковой сигнификативной эквивалентности. Имеются в виду такие имена, как млекопитающие — savci, травоядные — bylozravci, копытные.

— kopytnatci, пернатые — opefenci, зерновые — obilniny, пропашные — okopanlny, масличные — olejniny, кормовыеpicniny, бобовые — luskoviny и т. д.

Имена фауны, будучи сигнификативными эквивалентами, могут иметь не полностью соотносительные словообразовательные парадигмы. Ср.: медведь — медвежийпо-медвежьи/ medvod — medvedi — 0, лиса — лисий — по-лисьи/ liska — liscl — 0, волк — волчий — по-волчьи / vlk.

— viel — 0.

Признаковые имена, к разряду которых мы относим наименования абстрактных понятий, при сигнификативной эквивалентности могут с разной степенью детализации объективировать логические понятия. На лексическом уровне это находит выражение в неодинаковой протяженности синонимических рядов. Несмотря на возможную долю субъективизма авторов словарей синонимов в подходе к проблемам синонимии, нельзя пройти мимо того факта, что синонимические поля эквивалентных номинаций не перекрываются полностью. Так, русское радость, согласно словарным данным, имеет один синоним — отрада (ССРЯ). Аналогичное чешское radost — два синонима: potocha, роЬёёеп1 (SSF). К русскому спор КССРЯ приводит шесть синонимов словопрение, прения, полемика, дискуссия, диспут, дебаты, а чешский &bdquo-Словарь синонимов и.

307 фразеологизмов" (SSF) к чешскому эквиваленту spor соответственно — десять: pre, rozepre, ruznice, svar, neshoda, zapletka, vada, hadka, konflikt, valka. К русскому чувство ССРЯ приводит синоним эмоция. Чешский словарь синонимов (SCS) к аналогичному чешскому cit дает шесть лексем: chteni, pocit, emoce, porozumenL, vnimavost, smysl. Разная протяженность синонимических рядов эквивалентных номинаций свидетельствует о неодинаковой функциональной нагрузке, которую они имеют, а тем самым и о их разной системной значимости.

Своеобразие собственно функциональных имен по сравнению с именами идентифицирующими, а также признаковыми заключается в том, что они характеризуются менее последовательной сигнификативной эквивалентностью. В этом классе имен, более ярко, чем в остальных, проявляется асимметричная полисемия. Причем чешские имена, как показал наш материал, проявляют большую склонность к недифференцированному означиванию действительности по сравнению с аналогичными русскими именами. Это подтверждается, в частности, наличием в чешском языке и отсутствием в русском регулярных полисемантичных словообразовательных моделей типа dobytkar — 1. скотовод, 2. торговец скотомkvetinar — 1. цветовод, 2. продавец цветовkadernictvi — 1. ремесло парикмахера, 2. парикмахерскаяhrackarstvi — 1. кондитерское производство, 2. кондитерский магазин и т. д.

Неадекватное соотношение полисемии на отдельных участках семантического пространства порождает различия в сопоставляемых языках в способах его сегментации. Русский язык, обнаруживая склонность к лексической &bdquo-атомарности", имеет более высокую лексическую &bdquo-плотность" семантического пространства по сравнению с чешским.

Наличие в сопоставляемых языках диспропорций в соотношении аналитических и синтетических наименований указывает на то, что русский и чешский языки с разной степенью детализации означивают идентичные фрагменты внеязыковой действительности.

Собственно функциональные имена наглядно демонстрируют разную роль заимствований в сопоставляемых языках. В современном чешском языке, несмотря на широкий приток англицизмов, который наблюдается в последнее десятилетие, в разрядах предметно-бытовой лексики по-прежнему широко функционируют исконные наименования. Заимствованная лексика чаще имеет специализированный характер, а также служит цели стилистической дифференциации номинаций. В русском языке заимствования широко вошли в ряды нейтральной лексики. Таким образом, заимствования в одном языке (чаще в русском) и собственные наименования в другом (обычно в чешском) функционируют в качестве семантических эквивалентов, обнаруживая при этом полное тождество семантических объемов: дуршлаг — сес1п1к, штора — гас1опа, фартукгаэЬёга, абажур — эЬхпхсПо и т. д.

Собственно функциональные имена наглядно демонстрируют наиболее широкий по сравнению с остальными функциональными разрядами репертуар словообразовательных способов и средств. С точки зрения словообразовательной структуры межъязыковые функционально-семантические эквиваленты имеют следующие типы корреляций:

1) объективируемое понятие в сопоставляемых языках выражается синтетическими номинациями, имеющими не только в семантическом, но и в структурном отношении идентичную ономасиологическую базу: соусник — отасп! к, сушилка эивхска, черпак — сеграк, игрушка — Ъгаска. В пределах.

309 единой ономасиологической базы семантически эквивалентные номинации могут различаться словообразовательными формантами: паяльник — pajedlo, терка — struhadlo, умывальник — umyvadlo, предохранитель — jistic и т. д;

2) объективируемое понятие в одном из языков выражается аналитической конструкцией, в другом синтетической: сеялка — seci stroj, vrtacka — сверлильный станок. Подобная словообразовательная асимметрия означает, что ономасиологическая база, как и ономасиологический признак, имеют разную степень эксплицитного выражения;

3) объективируемое понятие в обоих языках выражается аналитическими номинациями, полностью тождественными в структурном отношении: настольная лампа — stolni lampa, газовая плита — plynovy sporak. Межъязыковая структурная тождественность номинаций имплицирует тождество отношений между ономасиологическим базисом и ономасиологическим признаком функционально-семантических эквивалентов;

4) объективируемое понятие в сопоставляемых языках выражается аналитическими номинациями, различающимися, однако, своей структурацией: часы с боем — bici hodiny, юбка в клетку — kostkovana sukne, книжная полка — police na knihy. Наличие/ ' отсутствие строевых элементов в функционально-семантических эквивалентах свидетельствует о разных типах отношений между ономасиологическим базисом и признаком, что проявляется, в частности, в неодинаковой степени семантической «сращенности» компонентов аналитической структуры.

Словообразовательная соотносительность функционально-семантических эквивалентов нарушается, если в одном из сопоставляемых языков номинация воспринимается.

310 как непроизводное образование, включая заимствования, в другом — является очевидным дериватом: zdrhovadlo молния (застежка), zehlicka — утюг (заим.), drapak (тех.).

— грейфер (заим.), bodak — штык (заим.) .

Основное внимание при сопоставительном анализе оценочных имен уделяется выражению в русском и чешском языках ингерентной экспрессивности, которая исследуется в работе в рамках ономасиологических категорий мутации и модификации.

В обоих языках выражение оценочности поддерживается богатым арсеналом словообразовательных средств, набором специализированных суффиксов. К их числу в разряде мутационной оценочности в русском языке относятся, в частности, суффиксыуг (а): жадюга, подлюга- -ук (а): злюка, подлюка- -ул (я): грязнуля, кривуля- -х (а): растеряха, забываха- -ох (а): выпивоха, завироха- -уш (а): кликуша, плакуша и др. В чешском языке к числу наиболее частотных суффиксов, употребляющихся для выражения экспрессивной оценочности, относятся суффиксыoch, -ous, -out, -as, -ura, -anda, -izna: tlust’och, divous, zrout, mlad’as, dedura, septanda, babizna. Отличительной особенностью мутационной оценочности в чешском языке является то, что при выражении экспрессии широко употребляются суффиксы в нетипичных для них значениях, с целью изменения словообразовательного типа, что усиливает накал экспрессии. Так, суффиксыdlo, -1о, оформляющие имена nomina instrumenti, используются при образовании имен со значением носителя признака: cumidlo — зевака, zlobidlo — тот, кто сердит, пристает, приставала, zenidlo.

— тот, кто хочет жениться или выйти замуж, nemehloувалень.

При наличии определенной соотносительности в наборе суффиксов модификационной оценки: -оньк (а)/-еньк (а) enk (а)/-ёпк (а), -ек/-к (а) — -ек/-к (а), -ушк (а) usk (a), -иц (а, е) — -ice, -ечк (о) — -eck (о), -к (о) -к (о), -ик — -ik и др. формально словообразовательные отношения в чешском языке в области модификационной оценочной лексики играют большую систематизирующую роль, чем это наблюдается в русском языке. Так, например, образование деминутивных имен в чешском языке имеет столь высокую частотность, что приближается к парадигматическому образованию. Причем в отличие от русского языка эмоционально-оценочное значение широко приобретают и абстрактные имена: smysl/smyslicek смысл/О, hnuti/ hnuticko — движение/Q, nestesti/ пеёЬёзЫско — несчастье/О, zachvat/zachvatecek приступ/0. Высокая степень деривационной стандартизации в области образования модификационной оценочной номинации способствует ослаблению примарного эмоционально-оценочного значения и развитию вторичных нейтральных значений. Например: talirtalirekpytelpytlikmisamisticka тарелка.

1. тарелочка, 2. блюдце мешок.

1. мешочек, 2. пакет миска.

1. мисочка, 2. розетка.

7. Использованный в работе функциональный метод позволил выявить различия, существующие даже между родственными языками, в результатах интерпретации объективных мыслительных процессов. Отличительные особенности языков, проявляющиеся на логико-семантическом.

312 уровне — области реализации экстерных функций, порождаются внутрисистемными свойствами, характерологическими, т. е. импликационными по своей сущности. Так, неодинаковые деривационные потенции двух родственных языков порождают различия при объективации всех видов понятий, имплицируя асимметрию плотности семантических пространств. К морфологической характерологии следует отнести неодинаковую функциональную нагрузку форм категории числа. Чешский узус в этой области характеризуется тем, что более последовательно по сравнению с русским языком объективирует реальные количественно-числовые отношения. Очевидно стремление чешского языка адекватно передать значение числа во всех тех случаях, когда оно имеет место в реальной действительности. Характерологические различия просматриваются также и в функциональных различиях морфологической категории рода в русском и чешском языках, обусловленные, в свою очередь, разной деривационной потенцией сопоставляемых языков. Регулярное выражение различий по признаку пола в чешском языке: сИг1депЬ/сИг1депЬка, 1ёкаг/1ёкагка, хпгепуг/хпгепугка и непоследовательное выражение этих различий в русском языке: дирижер/0, профессор/0, врач/О, инженер/0, — имеет своим результатом лексико-семантическую асимметрию, которая проявляется в способе означивания реалий: дифференцированное обозначение в чешском и недифференцированное — в русском.

8. Комплексный анализ разноуровневых структур, задействованных в процессе номинации, позволил уяснить природу явления, называемого в лингвистических теориях «языковым мышлением», «языковым сознанием», «языковым видением», а также «языковой картиной мира». При всей.

313 широте употребления приведенных определений, несомненным является одно — в их основе лежит денотативная и сигнификативная функция языкового знака как номинативной единицы. Использованная в работе методологическая концепция дала основание для вычленения отдельных уровней языкового мышления:

1) уровень логический — с высшим интервалом языковой абстракции, реализующимся в лексико-грамматических разрядах имени;

2) уровень онтологический — вычленение «пространственных» сущностей, имеющих четко очерченную и постоянную внешнюю форму;

3) уровень, условно называемый собственно гносеологическим. Он репрезентирует результаты познавательной деятельности в осмыслении свойств, качеств «пространственных» сущностей;

4) уровень ассоциативный, или собственно функциональный, на котором представлен «круг деятельности» означиваемых реалий;

5) уровень прагматический — область чувственно-образного представления объектов реального мира.