Неолит, энеолит и ранний бронзовый век Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья: динамика взаимодействия культур севера и юга в лесостепной зоне

Актуальность работы. Проблема взаимодействия населения древних культур является одной из наиболее актуальных тем современной археологии. Об этом свидетельствуют международные и региональные конференции, посвященные обсуждению ее различных аспектов, ежегодно выходящие статьи и монографии, в которых разрабатываются те или иные вопросы, связанные с данной темой. Столь высокий интерес к названной проблеме не случаен. Всякое традиционное сообщество представляет собой достаточно консервативное явление, устойчивость которого не в последнюю очередь обеспечивается окружающей однородностью материальной и духовной культуры. При отсутствии влияния извне подобное сообщество запрограммировано на неуклонное воспроизведение традиций, что фиксируется археологически в виде мощных культурных слоев поселенческих памятников, вековая толща которых насыщена слабо дифференцированными материалами, не претерпевающими существенных изменений на протяжении столетий. Подобная стабильность культур побуждает исследователей к поискам в инородной (иноэтничной) среде появляющихся в их культуре новаций.

Проблема взаимодействия древних культур в отечественной археологии впервые была разработана В. А. Городцовым. В книге «Археология. Каменный период» (1925г.) он обосновал действие законов индустриальной причинности и индустриальной эволюции. В числе причин неравномерного развития разных народов была названа культурная изоляция, ведущая к укреплению консервативных традиций и порождающая индустриальную инерцию. Чем общество изолированнее от других народов, тем медленнее происходит его развитие и тем упорнее сохраняются первобытные культурные формы (Городцов, 1925, с.8−12).

Во второй половине XX в. идея развития внутренней эволюции нашла свое обоснование в синергетике. Согласно теории И. Пригожина, большинство систем вселенной открытые. Открытость сложных систем заключается в их постоянной способности обмениваться энергией, веществом и информацией с окружающей средой. Структурированные системы с одной стороны стремятся к упорядочению, стабильности, с другой — они неустойчивы, неравновесны, внутренне активны и эволюционируют вплоть до бифуркаций — точек преобразования в новые системы с более высокой формой организации (Пригожий, Стенгерс, 1986). К разряду наиболее сложных относятся социальные системы, нарушение открытости которых приводит к стагнации, как это произошло с австралийскими аборигенами и рядом других изолированных народов.

Актуальность работы определяется также тем, что до сих пор отсутствуют обобщающие исследования, в которых бы в комплексе раскрывался характер и содержание культурно-экономических связей населения, проживающего на границе степной и лесной зон. К положительным примерам подобного рода следует отнести работы И. Б. Васильева и А. Т. Синюка (Васильев, Синюк, 1985; Синюк, 1986; 1996). Однако в монографиях А. Т. Синюка рассматривается только территория лесостепного Подонья, относящаяся к лесостепной зоне южного типа. Совместная работа названных авторов является учебным пособием, специфика которого не позволила им в полной мере раскрыть заявленную тему. Хотя данная работа и называется «Энеолит Восточно-Европейской лесостепи», в ней были детально проанализированы только энеолитические памятники Поволжья и Подонья, а промежуточная территория Сурско-Окского междуречья и Прихоперья практически не была затронута (Васильев, Синюк, 1985). Довольно фрагментарное отражение древности Сурско-Окского междуречья нашли в двух монографиях В. П. Третьякова, где подробно были рассмотрены только примок-шанские памятники волосовской и имеркской культур (Третьяков, 1990а- 19 906). Более подробно данная территория освещена в учебном пособии А. А. Выборнова и В. П. Третьякова (1988), но оно написано в основном на материалах Имерского микрорегиона с привлечением отдельных памятников сопредельных районов и ограничено эпохой неолита.

Кроме того, после выхода этих работ прошло уже по 10−20 лет, в течение которых кардинальным образом изменилась источниковедческая база. По территории Поочья последняя крупная обобщающая работа вышла в 1970 г., и посвящена она была преимущественно памятникам бронзового века (Бадер, 1970).

Для выявления динамики взаимодействия археологических культур, прежде всего, необходимо рассмотреть вопросы хронологии и периодизации, разработка которых позволит проследить хронологические изменения, произошедшие в материальной культуре, и в конечном итоге поможет в выяснении их причин. Были ли данные изменения обусловлены динамикой внутреннего развития, либо имела место стимулированная извне трансформация, или же их появление связано с прямыми заимствованиями. При выяснении данных вопросов крайне важным является установление соотношения между традицией и инновацией. Традиции обеспечивают устойчивость и преемственность повторяющейся из поколения в поколение культуре, являясь механизмом самосохранения, воспроизводства и регенерации конкретной культуры как системы {Массой, 1996, с. 50). Под инновацией понимается введение новой технологии и новых моделей деятельности в результате абстрагирования стереотипных объектов и функций и соединения их нестереотипичной комбинацией (Абрамян, 1978). Инновации находят отражение в появлении и распространении новых типов артефактов. Пройдя стереотипизацию, инновации превращаются в традиционные элементы культурного комплекса, а затем интегрируются в культурную систему. При анализе преемственности важно различать эпохальные, региональные и локальные традиции, каждая из которых имеет свою природу происхождения (Массой, 1996, с. 51−54).

Сложение каждой новой культуры представляет собой сложный процесс диалектического взаимодействия традиций и инноваций, который можно сравнить с культурной мутацией. Обычно на данной стадии развития фиксируется максимальный объем инноваций, которые могут быть связаны с внутренним развитием, диффузией или прямыми заимствованиями. Накопление инноваций приводит к качественному преобразованию системы на новом более высоком и сложном уровне (Массой, 1996). Проблема культурогенеза лесостепной зоны тесно связана с выявлением динамики взаимодействия различных культур, поскольку на территории контактной зоны большая часть инноваций связана с диффузией и прямыми, либо опосредованными заимствованиями. Выяснение динамики, содержания и направленности культурных контактов особенно важно при изучении процессов культурной интеграции, проявляющихся в ассимиляции разнородных элементов в единой гомогенной культуре.

В отличие от более северных и южных областей, где определение культурной принадлежности материалов обычно не вызывает больших затруднений, памятники контактной зоны, аккумулировавшие в себе различные культурны традиции, зачастую оказываются синкретическими. Определение культурной атрибуции в это случае становится возможным только после выяснения динамики взаимодействия населения тех культур, традиции которых обусловили их синкретический характер.

Слабая изученность мезолитических памятников данного региона, одной из причин которой является их относительная малочисленность, не позволяет пока выяснить динамику исторических процессов, протекавших здесь в мезолитическую эпоху. Кроме того, климатические условия мезолита по ряду параметров отличались от той, в значительной мере стабилизировавшейся природной обстановки, которая была характерна для последующих эпох и которая во многом обуславливала специфику протекавших на данной территории процессов. Поэтому, для того, чтобы выявить истоки той линии развития, которая определяла специфику взаимодействия населения различных природных зон в этом регионе, необходимо обратиться к изучению неолитической и последующих эпох.

Объектом исследования работы являются памятники эпохи неолита, энеолита и ранней бронзы, расположенные на территории лесостепной зоны в пределах Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья. Предметом исследования является изучение динамики взаимодействия населения культур севера и юга на территории лесостепной зоны.

Хронологические рамки работы охватывают время от появления в регионе первой керамики (рубеж VII-VI тыс. до н.э.), что совпадает с началом неолитической эпохи до времени распространения металлических изделий, изготовленных на основе сплавов меди и олова, приходящееся на сейминский хронологический горизонт (первая треть II тыс. до н.э.). Данный хронологический период рассматривается по пяти разделам, выделение которых основано на двучленной периодизации археологических эпох: неолита, энеолита и бронзы. К ранней стадии каждой из этих эпох отнесены памятники раннего и развитого периода, а к поздней — заключительного. Логика подобного подразделения вытекает из сходного содержания основных процессов развития культур раннего и развитого этапов, а также из-за определенного запаздывания развития лесных культур в сравнении со степными и лесостепными, в результате которого ран-ненеолитическим памятникам степного неолита, хронологически соответствуют памятники позднего мезолита, начало лесного энеолита приходится на поздний этап степного, ранний бронзовый век лесной полосы соответствует средней бронзе степной зоны.

Территория. В работе анализируется динамика взаимодействия древних культур на археологических материалах лесостепных территорий Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья. Следует отметить, что в географической литературе отсутствует однозначная трактовка понятия лесостепной зоны. Ряд географов и ботаников подразделяют территорию лесостепи на три подзоны: северную, типичную и южную лесостепь (Мильков, 1977). Однако большинство исследователей, занимающихся изучением локальных регионов, расположенных на территории Сурско-Окского междуречья, относят территорию северной лесостепи к подзоне европейских широколиственных лесов {Шабанов, Легенькая, 1968; Горцев, 1970), которая фигурирует и на большинстве географических карт (Атлас СССР, 1984). Применительно к эпохам неолитараннего бронзового века — последняя точка зрения, представляется нам более обоснованной, поскольку археологические памятники северной лесостепи в большинстве случаев тяготеют к культурам лесной зоны. Подобное положение, видимо, объясняется тем, что большая часть интересующей нас эпохи приходится на время климатического оптимума, который занимает атлантический и первую половину суббореального периода, когда наблюдается максимальное смещение границы лесов к югу. В это время на территории северной лесостепи лесные сообщества занимали не только речные долины, но и плакоры (Алешин-екая, Спиридонова, 2000, с.353). Последнее подтверждается распространением оподзоленных лесных почв на той территории, которая относится к подзоне широколиственных лесов (Атлас СССР, 1984, с. 104−105). Видимо, в указанную эпоху северная граница лесостепной зоны совпадала с ареалом выщелоченных, оподзоленных и луговых черноземов, которые в Посурье доходят до р. Алатырь, занимают левобережный бассейн р. Мокши, а на западе — северную часть Окско-Донской равнины. С данным ареалом в основном совпадает северная граница массового распространения памятников лесостепных культур неолита-энеолита (среднедонской, средневолжской, среднестоговской, алтатинской) и северная граница максимального проникновения ряда степных культур бронзового века (катакомбной, срубной). Все это подтверждает правомерность выделения особой подзоны широколиственных лесов, территория которой в неолите-энеолите входила в сферу влияния лесных культур (верхневолжской, льяловской, волосовской), а в раннем бронзовом веке становится ареной взаимодействия лесных и лесостепных культур (балановской, иванобугорской, вольско-лбищенской). По административно-территориальному делению к лесостепной зоне Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья относятся Пензенская, Тамбовская, южная часть Рязанской и северная часть Саратовской области, а также Республика Мордовия.

Выбор данного региона не случаен. Указанная территория находится на границе различных ландшафтных зон, что обуславливало особую интенсивность протекавших здесь контактов между представителями населения различных хозяйственно-культурных типов. По мнению ряда авторов (Халиков, 1969; Выборное, 19 886- Выборное, Третьяков, 1988; Королев, 19 966- Синюк, 1996; Бессудное, 2001 и др.), территория Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья в силу своего естественно-географического расположения на протяжении ряда эпох являлась контактной зоной, на которой протекали процессы взаимодействия представителей степных, лесных и лесостепных культур.

При изучении вопросов взаимодействия культур автор не ограничивался рамками очерченного региона и широко привлекал материалы сопредельных территорий.

Необходимо отметить, что степень изученности данного региона, как в территориальном, так и хронологическом отношении далеко не равнозначна. У истоков изучения окских памятников каменного и бронзового веков стоял один из ведущих организаторов русской археологии А. С. Уваров. Во второй половине XIX в. он занимался исследованиями в окрестностях г. Мурома, а в 1877 г. он начал раскопки у д. Волосово, которые дали богатейший материал {Уваров, 1881).

В 1888 г. приступает к своим многолетним исследованиям на Оке В. А. Го-родцов. Результатом этих работ явилось открытие и раскопки ряда стоянок на территории Рязанской губернии. В 1889−1889 гг. им в были предприняты небольшие раскопки стоянки Черепки у с. Дубровичи. В 1895 г. в результате проведения разведочных исследований им были открыты неолитические стоянки: Борки, Большой Лес, Исады, Солодча, Сумбулово, Старая Рязань, Тыринская, Шумашь и др. {Каталог., 1988). В 1910 г. им были произведены раскопки Воло-совской стоянки, где были вскрыты круглые полуземлянки {Городцов, 1914).

Большую роль в изучении археологических памятников в это время играли Губернские ученые архивные комиссии. В 1890 г. членами Тамбовской комиссии А. В. Проскурниковым и М. Г. Розановым была составлена археологическая карта Тамбовской губернии, в которой было учтено 230 курганов и отдельные стоянки каменного века {Моисеев, 1998, с.4). В 1897 г. А. А. Спицын проводит разведки в Моршанском уезде Тамбовской губернии, где было выявлено многослойное поселение у с. Серповое {Попова, 1973, с. 198). В 1899 г. им были обобщены данные об археологических памятниках Рязанской губернии {Спицын, 1899), а в 1903 г. впервые поставлен вопрос о влиянии южных племен на приокское население. Характеризуя фатьяновские памятники, он приходит к выводу, что они стоят «особняком среди местных древностей и не имеют никакого отношения к туземному каменному веку, и, видимо, принесены на север каким-то южным населением» (Спицын, 1903). Позже им высказан тезис о существовании кроме заносного и местного медного века, к которому он отнес волосовские погребения с плоскодонными сосудами. В орнаменте этих сосудов он видел элементы, свойственные неолитической керамике Балахнинской стоянки (Спицын, 1905).

В 1905 г. членом ТУАК Н. А. Норцовым опубликована новая археологическая карта Тамбовщины, в которой было учтено 550 курганов (Норцов, 1905).

В 1910 г. В. А. Городцов приходит к выводу, что культуры бронзовой эпохи проникли на Оку с юга России. «Проникнув в Рязанскую область, восточная культура смешалась с южною, что и запечатлелось в памятниках Але-кановской стоянки, где, наряду с южнорусской керамикой, наблюдается керамика другого, несомненно, восточного типа, а также того же восточного типа бронзовый кельт и бронзовая головная булавка» (Городцов- 1910).

В 1925 г. А. А Спицын, проанализировав находки каменных орудий Пензенской губернии, выдвинул предположение, что все они, видимо, относятся к более позднему времени, и, что «Каменный век едва ли был развит в губернии в отчетливом виде, и даже не ясно, действительно ли он существовал здесь в какой-либо мере» (Спицын, 1925, с. 5).

В 1920;х гг. в Сурско-Окском междуречье проводятся масштабные работы Антропологической комплексной экспедиции МГУ, которые осуществлялись на основе палеоэтнологического подхода к изучению древней истории населения — с использованием данных антропологии, археологии, этнографии и лингвистики (Жуков, 1928). В 1926 г. Б. С. Жуков проводит раскопки поселения Озименки на Мокше, в результате которых делается вывод о том, что «. в Озименках существовало поселение в эпоху бронзы, но материальная культура населения сохраняла неолитические пережитки, выражавшиеся в употреблении кремневых орудий и глиняной посуды с древними узорами» (Жуков, 1995, с.68). В 1926 — 1927 гг. Б. С. Жуков произвел раскопки Волосовской стоянки и обнаружил на ней, вопреки данным В. А. Городцова, не круглые, а четырехугольные полуземлянки с коридорообразными переходами (Бадер, 1970, с.9). В результате изучения приокских древностей Б. С. Жуковым делается вывод о том, что местные культуры испытывали влияние со стороны более прогрессивных культур как «южного, так и балтийского происхождения» {Жуков, 1995).

В 1920;30-х годах большой вклад в изучение археологических древностей вносили исследования краеведов. Ряд стоянок эпохи неолита и бронзы был открыт краеведом Н. Н. Деминым в Мичуринском и Сосновском районах Тамбовской области, директором Моршанского музея П. П. Ивановым — на р. Цне, рязанским краеведом Н. В. Говоровым — в Кадомском Примокшанье {Попова, 1961).

После разгрома краеведческого движения в СССР в середине 1930;х гг. данные исследования были свернуты, а затем прерваны Великой Отечественной войной, которая подвела черту первого этапа изучения древностей Сурско-Окского междуречья. Этот этап характеризуется спорадическими исследованиями первых поселений каменного и бронзового веков и постепенным накоплением фактического материала. Довольно точное определение ему как «этапу собирательства» дано Г. Н. Белорыбкиным и С. А. Кишинской {1995, с. 12).

В послевоенные годы одна из ведущих ролей в исследовании приокских древностей принадлежала И. К. Цветковой, которая исследовала здесь ряд многослойных стоянок, большинство которых находятся за пределами интересующего нас региона, но в их материалах нашли отражение процессы взаимодействия населения лесостепных культур на своих северных соседей. В 1950 г. она раскопала стоянку с ямочно-гребенчатой и волосовской керамикой — Садовый Бор на р. Тёша, в 1951 г. такую же стоянку у дер. Коренец на Мещерских озерах. Ряд волосовских жилищ были исследованы И. К. Цветковой на Гаври-ловском 1 (1945), Подборица-Щербининском (1956), Ибердусском поселениях (1961;1962) {Цветкова, 1963; 1970). В 1953 г. она опубликовала сводную работу о волосовских племенах, в которой обосновывалось их автохтонное происхождение на основе памятников балахнинской культуры {Цветкова, 1953).

В это же время О. Н. Бадером ставится вопрос о восточном происхождении волосовских племен. Его аргументация была основана: на сходстве волосовской и турбинской культур, на отсутствии ясных генетических связей между волосовскими древностями и ямочно-гребенчатой керамикой, при наличии таких связей между волосовской и камской неолитической культурой (.Бадер, 1953).

В 1946;1949 гг. П. Д. Степановым были проведены раскопки на городище Ош Пандо (вскрыто около 2600 кв. м), обнаружены остатки жилищ, собрано более 2000 тыс. фрагментов керамики, обломки сверленых и клиновидных топоров, изделия из металла и кости. Материалы поселения были отнесены автором к восточному локальному варианту фатьяновской культуры, и была подвергнута сомнению точка зрения О. Н. Бадера о существовании особой балановской культуры, а также была оспорена его периодизация фатьяно-балановских древностей. По мнению П. Д. Степанова, в развитии фатьяновских древностей Западного Поволжья можно выделить только два этапа: 1) Балановско-Ошпандинский (2 и 3 четверть II тыс. до н.э.) и Хуласючский (4-я четверть II тыс. до н.э.). Происхождение фатьяновских памятников Посурья П. Д. Степанов связывал с процессами миграции (ответвления) части фатьяновских племен с территории Подмосковья и Верхнего Поволжья {Степанов, 1967, с.62−68).

В 1950;х годах в печати разгорелась дискуссия, посвященная происхождению фатьяновских древностей. О. Н. Бадер рассматривал их происхождение как итог автохтонного процесса выделения пастушеских племен, допуская, что первоначальная область их возникновения не совпадала полностью с их последующим ареаломи их истоки могли быть связаны с верховьями Днепра {Бадер, 1951, с.89). А. Я. Брюсовым отстаивалась миграционная теория происхождения. По его мнению, среднеднепровские могильники верховьев Десны имеют большое сходство (если не идентичны) с фатьяновскими могильниками московской группы, и их появление здесь является результатом переселения части племен сред-неднепровской культуры {Брюсов, 1952). Сходной точки зрения придерживалась и М. Е. Фосс, по мнению которой, пути переселения днепровских скотоводческих племен шли с Десны на Оку и по ее притокам на восток {Фосс, 1952, с. 182−187).

В 1951;1953 гг. к исследованиям памятников Сурско-Окского междуречья обращается М. Е. Фосс. Работы велись с целью выяснения вопроса о синхронизации культур эпохи неолита и бронзы в пограничной зоне, в месте их соприкосновения. На Мокше ее было раскопано поселение Озименки, в Мичуринском районе Тамбовской области — неолитические поселения Глинище и Подзорово. По итогам исследований М. Е. Фосс был поднят вопрос о взаимоотношении лесных и степных культур эпохи неолита и бронзы (Фосс, 1959а- 19 596).

В 1955 г. П. Д. Степановым была выделена примокшанская культура. Им было отмечено, что по своей орнаментации примокшанская керамика ближе всего посуде неолитических стоянок, но резко отличается от нее по форме сосудов. Происхождение данной культуры П. Д. Степанов связывал с продвижением в бассейн р. Мокши группы населения с берегов Дона и продатировал ее существование второй половиной II тыс. до н.э. (Степанов, 1955). Находки керамики примокшанского типа в бассейне р. Мокши были зафиксированы и другими исследователями (Фосс, 1959аФедоров-Давыдов, Циркин, 1968).

С 1956 по 1965 г. В бассейнах р. Цны и р. Вороны исследования проводятся Т. Б. Поповой. Ею раскопаны четыре поселения в окрестностях г. Тамбова (общей площадью 1120 кв. м) и один курган у с. Матвеевка, открыто 19 поселений эпохи бронзы. По итогам исследований были сделаны выводы о более ранней датировке примокшанской культуры, которую она синхронизировала с ранней срубной керамикой и связала её происхождение с развитием местного неолита. К древнеямной культуре были отнесены сосуды (Попова, 1961), впоследствии выделенные А. Д. Пряхиным в протоабашевский тип (Пряхин, 1971).

В 1957;1958 гг. М. Ф. Жигановым на р. Вад открыта многослойная стоянка у озера Имерка и две неолитические стоянки у с. Зубарево на Средней Мокше (Жиганов, 1959, с. 57−58). В 1969 году П. Д. Степановым был издан перечень археологических памятников Мордовии, среди которых значились неолитические и энеолитические стоянки, поселения фатьяновской и примокшанской культур (Степанов 1969, с.68−70). Годом позже подобное издание по Пензенской области было подготовлено М. Р. Полесских (1970).

В 1960;х годах появляется ряд публикаций, посвященных фатьянов-ским древностям. В монографии о Балановском могильнике О. Н. Бадер связал распространение памятников балановского типа к северу на Оку и Верхнюю Волгу с нажимом со стороны срубных и абашевских племен, занявших основную балановскую территорию в Среднем Поволжье {Бадер, 1963). Эта мысль получила развитие в работах А. Х. Халикова (Халиков, Халикова, 1963).

Оригинальная концепция происхождения фатьяновских древностей была выдвинута П. М. Кожиным. На основе изучения керамики он пришел к выводу, что Верхнее Поволжье заселялось фатьяновскими племенами, пришедшими из Среднего Поволжья под давлением племен особой атликасинской группы. Оставшиеся в Среднем Поволжье племена «вступили в контакт с атликасинской группой, в результате чего появились те смешанные балановско-атликасинские комплексы, которые характерны для большинства могильников фатьяновской культуры бассейнов Оки и Клязьмы» {Кожин, 1963).

В 1962 г. П. Д. Степановым была опубликованы археологическая карта западной части Среднего Поволжья, где было учтено около двух тысяч памятников, включая отдельные находки {Степанов, 1962, с.221−172).

Накопленный в результате многочисленных исследований материал в конце 1960;х годов был обобщен А. Х. Халиковым в монографии «Древняя история Среднего Поволжья» {Халиков, 1969). Им было произведено детальное изучение материалов всех известных памятников неолита — эпохи бронзы Сур-ско-Окского междуречья, определены их культурная и хронологическая принадлежность. Волго-камские памятники Сурско-Мокшанского междуречья были выделены в особый локальный вариант, а памятники с ямочно-гребенчатой керамикой отнесены к балахнинской культуре. Формирование волосовского населения, по его мнению, проходило на основе волго-камской культуры, племена которой к концу III тыс. до н.э., продвигаясь на запад, занимают территорию бассейнов рек Суры, Мокши, Цны, среднего течения Оки. А. Х. Халиковым также была рассмотрена роль балановских племен, которую они сыграли в формировании чирковско-сейминской культуры, но материалы Сурско-Окского междуречья для этого им не привлекались {Халиков, 1969, с.83−113,182−200).

Итоги изучения фатьяновско-балановских древностей Поочья были подведены в монографии О. Н. Бадера «Бассейн Оки в эпоху бронзы», в которой к фатьяновской культуре отнесены памятники, расположенные к северу от Оки, а сам Окский бассейн включен в ареал балановских древностей. По его мнению, фатьяновцы, столкнувшись с более многочисленными племенами местных охотников и рыболовов, были ассимилированы ими. Балановские древности существовали более длительное время, и их финал был связан с распространением в Поволжье абашевских, а затем срубных племен (Бадер, 1970, с. 48,51−53).

В конце 60-х — начале 70-х годов процесс накопления новых материалов был продолжен. На Средней Мокше Циркиным были открыты Лепченская и Волгапинская стоянки (Циркин, 1970), а И. М. Петербургским — две стоянки с ямочно-гребенчатой керамикой у поселка Клюквенный (Петербургский, 1976, с. 158−161). На Верхней Суре М. Р. Полесских было обнаружено несколько местонахождений кремневых орудий у сел Полянщино, Нижняя Елюзань, Чаада-евка, Старое Шаткино, а на Верхней Суре им было раскопано Екатериновское городище, давшее выразительные материалы бронзового века (Полесских, 1977). Зубовополянским краеведом Б. Е. Смирновым были выявлены две стоянки у с. Каргашино и собрано значительное количество материалов с Имерских и Ширингушской стоянок (Шитов, 1976, с.26). В 1970 г. при раскопках многослойного поселения Голдым 1 в бассейне р. Цны Л. И. Чуистовой была выделена керамика катакомбной и примокшанской культур (Моисеев, 1999).

Т.Б. Поповой были проанализированы неолитические материалы с территории Тамбовской области. Неолитическая керамика бассейна р. Цны была разделена ею на ямочно-гребенчатую рязанской культуры и накольчатую днепро-донецкую. На р. Вороне была зафиксирована накольчатая керамика, ближайшие аналоги которой были найдены в бассейне Нижнего Дона, с миграциями населения откуда и было связано ее происхождение (Попова, 1973, с. 199−2001).

В результате исследований на территории Среднего Поочья Б. А. Фоло-меевым был выделен новый тип памятников, получивший название дубрович-ского и отнесенный им к эпохе энеолита (Фоломеев, 1975).

Более 30 памятников каменного века в бассейне р. Мокши было обследовано В. Н. Шитовым. К позднему периоду развития волго-камской культуры В. Н. Шитовым была отнесена керамика, орнаментированная гребенчатым штампом. Аналогии накольчатой керамике были найдены в днепро-донецкой, верхневолжской и раннем периоде волго-камской культуры. Памятники с ямочно-гребенчатой керамикой были отнесены к раннемуразвитому и началу позднего этапа развития балахнинской культуры. В орнаментации ранней керамики было отмечено присутствие льяловских традиций, результат генетической близости балахнинской и льяловской культур. На позднем этапе, по-мнению В. Н. Шитова, балахнинское население бассейна Мокши было ассимилировано волосовскими племенами, что привело к появлению ямочно-гребенчатой керамики с примесью раковины. Финал волосовских древностей был связан им с появлением здесь поздняковских племен (Шитов, 1976, с.32−34, 56−57).

В 1976;1977 гг. В. И. Вихляевым были предприняты раскопки Жуковского городища, где был выявлен комплекс материалов примокшанской культуры.

В 1976 г. вышел в свет Свод археологических источников памятников ба-лановской культуры, где были подведены итоги изучения древностей раннего бронзового века. Проанализировав сурско-окские материалы, авторы пришли к выводу, что через территорию Сурско-Мокшанского междуречья продвигались на Среднюю Волгу раннебалановские племена, о чем свидетельствует ряд обнаруженных здесь местонахождений балановских древностей наиболее раннего облика. Этот процесс был продатирован ими первой четвертью II тыс. до н. э. На ошпандинском этапе развития, по их мнению, балановские племена под натиском срубного населения вынуждены были покинуть бассейн р. Мокши, переселившись на Среднюю Оку (Бадер, Халиков, 1976).

Выход данного свода подвел черту под вторым этапом изучения сурско-окских древностей. Для данного этапа было характерно дальнейшее накопление фактического материала, объем которого позволил перейти к написанию ряда обобщающих работ и наметить основные вехи исторического развития данного региона. Наряду с определенными успехами достигнутыми в его изучении, на археологических картах по-прежнему оставались большие, практически не исследованные стационарными раскопками, территории. Так, например, относительно хорошо и достаточно равномерно были исследованы памятники различных эпох в Поречье Оки, однако ни одного энеолитического памятника не было исследовано в бассейне р. Суры, Мокши и на Верхнем Хопре. Только единичные неолитические стоянки были раскопаны на данных территориях. Не намного лучше обстояло дело и с памятниками ранней бронзы. Отсутствие достаточно представительных материалов обуславливало значительную степень гипотетичности сделанных выводов. Материалы данного региона практически не использовались исследователями для построений по культурогенезу. Как правило, выводы, касающиеся происхождения, периодизации и развития культур делались на основе материалов других регионов и только потом экстраполировались на памятники бассейнов Суры и Мокши. Ведущая роль в изучении на этом этапе принадлежала московским археологам: О. Н. Бадеру, И. К. Цветковой, Т. Б. Поповой, М. Е. Фосс, компанию которым составили А. Х. Халиков и П. Д. Степанов. К середине 1970;х гг. они либо заканчивают свою деятельность, либо отходят от активного изучения памятников первобытной эпохи, что и знаменует окончание второго этапа.

Третий этап в изучении данного региона в 1978 г. открыли исследования совместной экспедиции Куйбышевского пединститута (руководитель А.А. Выборное) и ЛОИА АН СССР (руководитель В.П.Третьяков). Начало этих исследований совпало с организацией экспедиции Мордовского госуниверситета (руководитель В.И. Вихляев) по проведению охранных исследований на мелиорируемых землях, в результате которых было осуществлено сплошное обследование поймы среднего течении р. Мокши и открыто 12 стоянок {Аксенов и др., 1987, с.51). В 1979 г. была раскопана неолитическая стоянка Стародевичье I (вскрыто 316 кв. м) с гребенчато-накольчатой и ямочно-гребенчатой керамикой {Вихляев, Ставицкий, 1994, с. 80). В 1980 г. при раскопках энеолитического поселения Машкино 10 также было собрано незначительное количество неолитической ямочно-гребенчатой керамики. Энеолитические материалы были определены как поздневолосовские {Вихляев, 1981). В 1980;1981 гг. Ю.А. Зеленее-вым были проведены раскопки 3-го Андреевского поселения (вскрыто 568 кв. м), где была исследована полуземлянка с ямочно-гребенчатой керамикой, отнесенная автором раскопок к началу развитого этапа балахнинской культуры {Зе-ленеев, 1992, с. 4). Две стоянки с ямочно-гребенчатой керамикой были исследованы В. И. Вихляевым в 1982 и 1983 годах у с. Шаверки. На стоянке Шаверки 5 было вскрыто полуземляночное жилище. Ямочно-гребенчатая керамики стоянки была определен в качестве позднебалахнинской, что позволило оспорить утверждение А. Х. Халикова о том, что в поздний период своего существования балахнинские племена покидают бассейн р. Мокши (Вихляев, Ставицкий, 1995, с. Зб). При исследовании 1-го Краснослобоского поселения В. И. Вихляевым была выявлено жилищное сооружение с керамикой примокшанской культуры с.

В 1985;1986 гг. при раскопках поселения Клюквенное 4 И. М. Петербургским была собрана ямочно-гребенчатая керамика в сопровождении архаичного комплекса кремневых орудий, в технике изготовления которых преобладали заготовки на ножевидных пластинах (Петербургский, 1992, с. 10−11).

В результате многолетних раскопок Шокшинского древнемордовского могильника В. Н. Шитовым была исследована балановская постройка и собрана коллекция керамики, отнесенная им к атликасинскому и ошпандинскому этапу культуры, а также собрана представительная коллекция примокшанской керамики (Шитов, 19 926). Небольшие коллекции фатьяно-балановской керамики были получены исследователями в 80 — 90-х годах при раскопках ряда стоянок и поселений более раннего времени: Имерка 2 (Третьяков, 1981), Озименки 1 (Ставицкий, 1991), Новый Усад 4 (Королев, Третьяков, 1991; Ставицкий, 1992а), Широмасово 3 (Вискалин, Выборное, Ставицкий, 1999), Лебяжий Бор 6 (Челяпов, Ставицкий, 1998а), Волгапино (Королев, Ставицкий, 1998).

Особенно большой объем работ по исследованию памятников эпохи неолита был проведен совместной экспедицией Куйбышевского пединститута и ЛОИА. В окрестностях Имерского озера на р. Вад было открыто 8 новых неолитических и энеолитических стоянок. На стоянках: Имерка 1-А было вскрыто 102 кв. м, Имерка 2−42 кв. м, Имерка 3 — 110 кв. м, Имерка 4−80 кв. м, Имерка 5 — 220 кв. м, Имерка 6 — 112 кв. м, Имерка 7−84 кв. м, Имерка 10 — 96 кв. м. При раскопках данных памятников была получена неолитическая керамика с гребенчато-накольчатым орнаментом (Имерка 7), с ямочно-гребенчатым орнаментом (Имерка 1-Б, 6), гребенчато-накольчатая и ямочно-гребенчатая (Имерка 1-А, 2,3,4,8,10), энеолитическая (Имерка 1-а, 1−6, 2, 4, 5,6).

Первоначально гребенчато-накольчатая керамика была определена в качестве волго-камской (Третьяков, 1981, с.30), но по мере накопления материалов однозначная трактовка культурной принадлежности данной керамики была отвергнута. Для гребенчато-накольчатой керамики стоянки Имерка 1-А было отмечено ее примерно равное сходство с материалами верхневолжской и волго-камской культур (Выборное, Третьяков, 1987а:35). В волго-камской и верхневолжской культурах были найдены аналогии и гребенчато-накольчатой керамике стоянки Имерка 3. При этом было указано и на определенные параллели в керамике раннего этапа днепро-донецкой культуры (Выборное, Третьяков, 19 876, с. 60−61). На основании сходства в форме венчиков и составе керамического теста, а также исходя из статистически устойчивой повторяемости совместного залегания накольчатой и гребенчатой керамики, был сделан вывод об их хронологическом сосуществовании (Выборное, Третьяков, 1987а, с. 33).

Стратиграфические наблюдения за распределением в культурном слое стоянки Имерка 1-А гребенчато-накольчатой и ямочно-гребенчатой керамики позволили сделать вывод о более позднем возрасте последней. Наиболее близкие аналогии ямочно-гребенчатой керамике стоянок Имерка 1-А и 3 были найдены в балахнинской посуде. Но при этом отмечалось и определенное своеобразие имерской ямочно-гребенчатой керамики, не позволяющее говорить об их полном тождестве (выборное, Третьяков, 1987а, с.35- 19 876, с.61).

По эпохе энеолита наиболее интересные данные были получены при исследовании поселений Имерка 1-Б и 5. На первом была выявлена жилищная впадина полуземлянки с двумя выходами. Раскопки дали большую серию кремневых орудий и фрагментов сосудов волосовской культуры (Третьяков 1985, с.20−23). Керамический материал, полученный с Имерка 5, отличался ярким своеобразием. Сосуды имели приостренные, реже небольшие плоские днища и венчики с наплывами. В орнаментации преобладали прочерченные линии и наколы, выполненные в отступающей манере, редко применялся короткий зубчатый штамп. Были выделены два слоя культурных отложений сходного облика: верхний, содержащий остатки двух жилищ подпрямоугольной формы, и нижний, также с жилищным котлованом. Сопоставление полученных материалов с волосовскими показало их разнокультурность, что позволило поставить вопрос о выделении новой археологической культуры — имеркской (Третьяков, 1985, с.23−25- 1987, с. 119−137). Небольшая группа имеркской керамики получена и при исследовании поселения Имерка 6 (Третьяков, Выборное, 1986, с.88−92).

Имеркские материалы дали раскопки поселения Новый Усад 4, произведенные в 1981, 1984 году (вскрыто 160 кв. м). Здесь было выявлено крупное двухкамерное жилище, получен массовый кремневый и керамический материал, многочисленные следы металлообработки (Королев, Третьяков, 1991, с.55−71).

Итоги исследований были подведены в монографии «Неолитические племена лесной зоны Восточной Европы» (Третьяков, 1990). Близкие аналогии сурско-мокшанской керамике были отмечены и в средневолжских материалах, а среди главных различий названы: присутствие на Суре и Мокше неорнамен-тированной керамики, отсутствие орнамента в виде треугольников, елочек со стеблем, зигзагов из нарезок. Объяснение подобному своеобразию местных материалов было найдено в том, что междуречье Суры и Мокши входило в зону контактов между населением лесостепи и Волго-Камья, в результате которых сформировалась группа населения с гребенчато-накольчатыми традициями украшения керамики. На основании значительных отличий между гребенчато-накольчатой и ямочно-гребенчатой керамикой был сделан вывод о неместном происхождении последней (Третьяков, 1990, с. 61−63,71−72).

Основные положения, высказанные В. П. Третьяковым и А.А. Выборно-вым, получили дальнейшее развитие в совместной монографии, где весьма аргументировано, с привлечением ряда статистических выкладок было доказано культурное единство, как сурско-мокшанских памятников с гребенчато-накольчатой керамикой, так и имерских памятников с ямочно-гребенчатой керамикой. Детально были рассмотрены все ближайшие аналогии для посуды с гребенчато-накольчатым орнаментом в керамике стоянок: Верхней Волги, Средней Волги, Поречья Оки, бассейна р. Клязьмы. При этом было отмечено, что к верхневолжским и приокским стоянкам ближе гребенчатая керамика, к средневолжским — накольчатая. Авторами работы было развито положение о том, что на западе Среднего Поволжья параллельно существовали две группы населения, изготовлявшие керамику различного облика: гребенчатую и наколь-чатую. Контакты данного населения приводили к появлению синкретических комплексов. При поиске аналогий ямочно-гребенчатой керамике был отмечен ряд затруднений. В результате сравнения был сделан вывод о разнокультурно-сти рязанской и примокшанской ямочно-гребенчатой керамики. Большее сходство было отмечено между балахнинской и примокшанской керамикой, но было указано и на определенные различия (Выборное, Третьяков, 1988).

Впоследствии А. А. Выборновым был подробно рассмотрен вопрос о соотношении гребенчато-накольчатой керамики Сурско-Мокшанского междуречья, Верхней Волги и Прикамья. Было отмечено, что появление керамической традиции в приустьевом Прикамье шло не за счет диффузии навыков гончарного производства, а путем постепенного продвижения отдельных групп населения из Примокшанья (Выборное, 1988а, с.66−67,70−71- 1992, с.36).

В начале 1980 г. к исследованию памятников неолита-энеолита на территории Верхнего Прихоперья приступает А. А. Хреков. В 1981 г. им были начаты исследования в окрестностях с. Шапкино Мучкапского р-на Тамбовской области, расположенного в верховьях р. Вороны, где им было раскопано 9 стоянок: Шапкино 1 дюна 2 (вскрыто 216 кв. м), Шапкино 1 дюна 3 (404 кв. м), Шапкино 1 дюна 4 (924 кв. м), Шапкино 1 дюна 5 (296 кв. м), Шапкино 2 (около 300 кв. м), Шапкино 4 (100 кв. м), Шапкино 6 (608 кв. м). Большинство данных стоянок многослойные и при их раскопках были получены: накольчато-гребенчатая керамика среднедонского облика и ямочно-гребенчатая керамика льяловской культуры, а также материалы позднего бронзового века. На поселениях Шапкино 3,4 и 6 была собрана еще и раннеэнеолитическая керамика нижнедонской культуры, на Шапкино 6 — керамика дронихинского типа, ямно-репинского типа, катакомбная и иванобугорская. К наиболее ранним материалам эпохи неолита А. А. Хрековым были отнесена накольчатая керамика стоянок Шапкино 1 дюна 5 и Шапкино 2, сочетающаяся с микролитическим инвентарем. Ближайшие аналогии данным материалам были найдены А. А. Хрековым в инвентаре 1-ой Монастырской стоянки (Хреков, 1992). Раннеэнеолитческая воротничковая керамика была разделена на две группы, для одной из которых ближайшие аналоги были найдены в нижнедонской культуре, для другой — в прикаспийской (Хреков, 1996).

Три многослойных поселения были исследованы А. А. Хрековым в верховьях Хопра: Подгорное, Рассказань 3, Инясево. На поселении Инясево была собрана ранняя накольчатая керамика в сопровождении микролитического инвентаря, ямочно-гребенчатая и катакомбная (Хреков, 1992). На поселении Рассказань 3 собрана керамика дронихинского типа, ямочно-гребенчатая и катакомбная. Также исследованы 4 захоронения, отнесенные автором к эпохе неолита (Хреков, 2001). На поселении Подгорное получена ямочно-гребенчатая, среднестоговская и ямно-репинская керамика. У с Тростянка А. А. Хрековым был раскопан курган, содержащий парное катакомбное погребение (Хреков, 2004). Материалы эпохи неолита — раннего энеолита были опубликованы А. А. Хрековым в соавторстве с В. В. Ставицким в монографии «Неолит — ранний энеолит лесостепного Посурья и Прихоперья» (Ставицкий, Хреков, 2003).

С 1987 г. к изучению неолитических памятников Примокшанья приступает экспедиция Пензенского краеведческого музея под руководством автора. Были проведены раскопки стоянки Имерка 7 (вскрыто 188 кв. м) (Ставицкий, 1996а). Разведочные раскопы были заложены на стоянках Машкино 1 (8 кв. м) и Волгапино (54 кв. м). В это же время была продолжена исследовательская деятельность экспедицией КГПИ под руководством А. А. Выборнова. Раскопки поселения Имерка 4 показали, что этнокультурные процессы в регионе были более сложными, чем это представлялось ранее. Здесь был выявлен небольшой комплекс воротничковой керамики, сопоставленный с хвалынской посудой (Выборное, Королев 1995, с. 110−123). А. И. Королевым были продолжены раскопки поселения Имерка I-Б, в ходе которых было изучено второе волосовское жилище, дополнены представления о керамике и кремневых орудиях волосов-ской культуры (Королев 1995, с. 191−205). В это же время автором были осуществлены раскопки поселения Скачки в верховьях р. Мокши. Среди большого количества керамики автором выделены волосовский, имеркский и смешанный комплексы {Ставицкий, 19 926, с. 32−50). В 1990 году автором были продолжены исследования поселения Новый Усад 4. Полученные материалы основного комплекса были определены как имеркские, отмечено присутствие поздневоло-совской керамики, изучено второе имеркское жилище, собраны важные данные по металлообработке (Ставицкий, 1992а, с.3−21). В 1993 г. автором раскопано поселение Большой Колояр в верховьях р. Мокши, где получена представительная коллекция керамики имеркской культуры (Ставицкий, 1994а).

В 1994 году А. И. Королевым исследовано поселение Имерка 8, получены важные сведения о конструкции волосовских жилищ. Определен фаунистиче-ский состав костных останков, получены радиоуглеродные даты. Впервые был выделен крупный комплекс среднестоговской керамики. Изучение стратиграфии, позволило выделить ранний и поздний волосовские комплексы, которые перекрывались слоем с имеркскими материалами {Королев, 1996а, с. 113−147).

Совместной экспедицией СамГПУ и Пензенского краеведческого музея под руководством А. И. Королева и В. В. Ставицкого в 1996 году были произведены раскопки поселения Волгапино на реке Мокше, где было выделено два крупных энеолитических комплекса: волосовский и имеркский, соответствующие двум строительным горизонтам. Получены многочисленные данные по имеркской металлообработке {Королев, Ставицкий, 1998).

В 1986 г. к планомерным исследованиям в Тамбовской области приступает Н. Б. Моисеев, которым открыто около 100 памятников эпохи бронзы, раскопано 16 курганов и Шлихтинское поселение (вскрыто 376 кв. м). Материалы погребальных памятников были опубликованы в монографии {Моисеев, 1998).

В 1980;90-х годах была значительно пополнена база источников по при-мокшанской культуре: в результате разведочных исследований Н. И. Панина и В. П. Челяпова на Нижней Цне {Челяпов, 1993а), В. Н. Шитова {1993) и В.В. Гри-шакова на Мокше, а также при раскопках ряда более поздних памятников, на которых попутно получены и материалы примокшанской культуры: Теньгушев-ского городища {Вихляев, Ставицкий, 2001), Шокшинского могильника {Шитов,.

1993), стоянки Мыс Доброй Надежды (Челяпов, 1992; 1993), могильника и поселения Лебяжий Бор 6 (Челяпов, 1995а, 19 956- 1996; Челяпов, Ставицкий, 1998а.).

К началу 1990;х годов В. П. Челяповым было установлено, что на ряде памятников слои с примокшанской керамикой предшествуют появлению позд-няковских древностей, и, следовательно, не могут относиться ко времени позже первой половины II тыс. до н.э. По мнению В. П. Челяпова (1993), данная культура сформировалась в результате тесных контактов позднерепинских племен с поздненеолитическим и энеолитическим населением правых притоков р. Оки.

С 1996 по 1998 год автором были проведены раскопки поселения Широ-масово 2 на Нижней Мокше (вскрыто 92 кв. м), поселений Машкино 1 (60 кв. м), Машкино 3 (84 кв. м) и Ковыляй 1 (264 кв. м.) на Средней Мокше. Разведочными исследованиями были открыты неолитические поселения Широмасо-во 3, Ковыляй 2, 3. На поселении Широмасово 2 автором вскрыта часть жилища и получены коллекции волосовской и имеркской керамики. Анализ стратиграфических данных позволил сделать вывод о более поздней хронологической позиции имеркской культур по отношению к волосовской (Ставицкий, 19 986). В 1998 году А. И. Королевым раскоп на этом поселении был расширен. Было до-исследовано первое жилище и изучено второе, вскрыто два погребения эпохи ранней бронзы (Королев, 1999а). В том же году автором исследовано неолитическое поселение Широмасово 3 на Нижней Мокше (вскрыто 248 кв. м). По итогам исследований было подготовлено ряд публикаций (Гришаков, Ставицкий, 1998; 2000; Ставицкий, 1998а, 19 996- Вискалин, Выборное, Ставицкий, 1999).

В 1999 г. А. В. Вискалиным, А. А. Выборновым, А. И. Королевым и В. В. Ставицким было исследовано энеолитическое поселение Ховрино 5 на р. Бы-рыш, вскрыто три жилых сооружения, собрана коллекция керамики, кремневых орудий, а также ряд медных изделий архаичного облика (Вискалин и др., 2002).

В 2002 г. совместной экспедицией под руководством А. А. Выборнова, А. И. Королева, В. В. Ставицкого, В. П. Челяпова в Рязанской области на р. Рано-ва было исследовано ранненеолитическое поселения с накольчатой слабо орнаментированной керамикой, с которой здесь были связаны два жилых сооружения. Кроме того, была получена коллекция ямочно-гребенчатой, лапчатой, ба-лановской и воронежской керамики (Выборное и др., 2003; 2004). В 2003 г. этой же экспедицией, но без участия В. П. Челяпова, по открытому листу автора раскопано многослойное поселение Кипец 1, в верховьях р. Вороны, где собрана неолитическая керамика среднедонской и дронихинской культур, керамика среднестоговского типа, древнеямная и катакомбная. Кроме того, исследован ряд погребений, совершенных по среднестоговскому обряду захоронения.

Таким образом, к началу 2000;х годов было изучено достаточно большое количество памятников неолита, энеолита и раннего бронзового века, расположенных на территории Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья. Это создало солидную базу источников, позволяющую на новом источниковедческом уровне приступить к решению проблемы изучения динамики взаимодействия населения культур севера и юга на территории лесостепной зоны.

Целью работы является выявление динамики взаимодействия населения различных культур на границе природных зон и воссоздание хронологической последовательности развития Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья в неолите — раннем бронзовом веке.

Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

1) Систематизация материалов по эпохе неолита — раннему бронзовому веку Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья.

2) Уточнение хронологии и периодизации лесостепных культур неолита, энеолита и раннего бронзового века.

3) Выявление механизмов взаимодействия и причины смены культур на территории данного региона.

4) Определение содержания и видов связей между культурами севера и юга, выяснение их приоритетных направлений на различных хронологических этапах.

Источники. В работе использованы материалы раскопок: 10 неолитических памятников, исследованных совместной экспедицией Ленинградского отделения Института археологии и Куйбышевского пединститута (руководители А. А. Выборнов, В.П. Третьяков), 8 памятников, исследованых экспедицией Мордовского университета при участии автора (руководители В. И. Вихляев, Ю.А. Зеленеев) и 24 памятников, исследованных автором, в том числе совместно с экспедициями Самарского педуниверситета, Мордовского пединститута и Рязанского НПЦ по охране памятников, при участии А. А. Выборнова, B.C. Бузина, А. И. Королева, А. В. Вискалина, В. В. Гришакова, С. Н. Тапочки, А. В. Суркова. Также привлечены материалы раскопок отдельных памятников Н. И. Спрыгиной, М. Р. Полесских, В. П. Челяпова, И. М. Петербургского, М. Е. Фосс, А. Е. Алиховой, В. Н. Шитова, И. К. Цветковой, А. Х. Халикова, П. Д. Степанова, М. Г. Жилина и А. В. Энговатовой. Для анализа и интерпретации материалов привлекались коллекции артефактов, хранящиеся в музеях городов: Москвы, Рязани, Пензы, Саранска, Твери, Чебоксар, Балашова, Сергиева-Посада, Казани, Кузнецка, Самары, Саратова, Йошкар-Олы, Лыткарино. Таким образом, в работе проанализированы материалы более 50 раскопанных памятников и артефакты более 200 памятников, представленных подъемными сборами.

Методология. При решении указанных в работе задач были использованы различные методы. Историко-генетический метод, позволяющий раскрыть свойства и изменения реальности в процессе ее исторического движения, и позволяющий наиболее полно показать причинно-следственные связи и закономерности исторического развития. Историко-сравнительный метод был использован для выявления в процессах взаимодействия культур общего и повторяющегося, необходимого и закономерного — с одной стороны и качественно отличного с другой. Историко-типологический метод применялся автором для выделения стадиально-однородных этапов в пространственно-временном процессе взаимодействия археологических культур. При обработке и анализе массового материала применялись статистические методы.

Научная новизна работы заключается в следующем: 1) Систематизированы и введены в научный оборот материалы памятников неолита — раннего бронзового века Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья. Уточнена их хронология и периодизация.

2) На территории данного региона впервые выявлены и проанализированы памятники елшанской, нижнедонской, хвалынской, алтатинской и вольско-лбищенской культур. Поставлен вопрос о выделении шапкинского и позднесто-говского типа древностей.

3) Намечены основные хронологические этапы взаимодействия культур севера и юга, определено их содержание.

4) Разработан новый подход к решению проблем происхождения дрони-хинской, имеркской, алтатинской, хвалынской, чирковской и вольско-лбищенской культур.

Практическая ценность работы. Материалы диссертации использованы при работе над коллективной монографией «Археология Мордовии». Диссертация также может быть использована при создании сводов археологических памятников и обобщающих трудов по неолиту, энеолиту и раннему бронзовому веку Русской равнины. На основе диссертации подготовлена глава «Первобытное общество» для учебника «История Пензенского края с древнейших времен до середины XIX века». Значительная часть научных разработок используется при чтении спецкурсов «Неолит Восточной Европы», «Археология России», «Эпоха раннего металла Волго-Донской лесостепи», «Материальная и духовная культура первобытных и раннеклассовых обществ». Материалы диссертации использованы в процессе создания экспозиции Пензенского государственного краеведческого музея, при написании ряда статей для Пензенской и Наровчат-ской краеведческих энциклопедий.

На защиту выносятся следующие положения:

Появление древнейшей керамики в Прихоперье и Сурско-Окском междуречье связано с распространением диффузий навыком керамического производства, обусловленное влиянием приазовско-причерноморского очага.

Распространение памятников культуры ямочно-гребенчатой керамики в лесостепной зоне было обусловлено не только изменением климатических условий, но и значительными успехами, достигнутыми их носителями в развитии присваивающей экономики и приведшими к увеличению численности.

В раннем энеолите территория лесостепной зоны находилась под определяющим воздействием Волго-Донского степного очага культурогенеза, влияние которого доходило до южных территорий лесной зоны.

В позднем энеолите территория Среднего Поочья находилась в зоне влияния приднепровских культур с «лапчатой» керамикой, под воздействием которых происходит сложение дубровичских и имеркских древностей.

В раннем бронзовом веке определяющими факторами развития лесостепных областей являлись миграции не только западных (фатьяновских), но и юго-западных (иванобугорских) племен, которые приобретают массовый характер и характеризуются значительной глубиной проникновения на территорию лесной зоны.

Апробация результатов исследования. Основные результаты исследования опубликованы в ряде работ общим объемом более 100 печатных листов, в 118 статьях и 3 монографиях. Результаты отдельных этапов исследования сообщались на региональных и международных конференциях в Йошкар-Оле (1984 г.), Твери (1996, 1999, 2001, 2003, 2004 гг.), Саранске (1998, 2003 гг.), Саратове (1997, 2000 гг.), Самаре (2001 г.), Чебоксарах (2003 г.), Пензе (2002 г.), Казани (2003), Ижевске (2002 г.), Санкт-Петербурге (2000 г.), в Институте археологии РАН на секторе каменного века (2003 г.).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав и заключения, списка использованных источников и литературы, приложения, 19 таблиц и 380 иллюстраций.

Заключение

.

Основным содержанием ранненеолитической эпохи были процессы не-олитизации, связанные с распространением на территории лесостепной зоны навыков керамического производства. Данные процессы не сопровождались распространением производящего хозяйства, ранние формы которого еще не обладали достаточной степенью конкурентоспособности в менее благоприятных условиях лесостепной зоны, которая не входит в ареал распространения большинства видов доместицированных животных, и где отсутствуют пригодные для мотыжного земледелия лессовые почвы. Кроме того, здесь еще не были исчерпаны возможности развития присваивающих отраслей экономики, поскольку, как свидетельствуют слабо насыщенные находками культурные слои ранненеолитических стоянок, число которых невелико, биологическая емкость заселенности лесостепных территорий еще не была исчерпана. Тормозящим фактором в данных процессах, видимо, являлись и те благоприятные природные условия, которые имели место в период климатического оптимума на территории лесостепной зоны. Поэтому не удивительно, что следов производящего хозяйства на памятниках Сурско-Окского междуречья и Верхнего Прихоперья до сих пор не зафиксировано. Как нет их и на елшанских стоянках Поволжья и ранненеолитических памятниках Северного Прикаспия. Видимо, в раннем неолите процессы взаимодействия между населением севера и юга в основном носили паритетный характер, поскольку ни то, ни другое население не имело каких-либо существенных преимуществ в развитии хозяйства, ведущими отраслями которого, как и в более раннюю эпоху оставались: охота, рыболовство и собирательство. К некоторому дисбалансу во взаимодействиях между культурами севера и юга, вероятно, привело нарастание аридных условий, имевшее место 7200 лет т.н., которое обусловило миграцию на север ряда степных групп неолитического населения.

По-видимому, приоритетная направленность культурных связей в раннем неолите в значительной степени была обусловлена природными условиями и не выходила за пределы ландшафтно-климатических зон, а отчасти, и за пределы речных бассейнов. Об этом свидетельствует значительная степень внутреннего сходства древностей верхневолжской, камской, среднедонской, средневолжской и орловской культур, памятники каждой из которых приурочены к определенной ландшафтной зоне. Данный тезис подтверждается значительной устойчивостью культурных границ. Так, например, четкие границы между памятниками среднедонской и средневолжской культур, проходящие по водоразделам одноименных бассейнов, не претерпевают существенных изменений на всем протяжении раннего неолита.

Если исходить из фактов распространения керамики с юга на север, то приоритетным направлением связей данной эпохи являются контакты по линии юг-север. Однако подобное распространение относится к сфере технологических достижений, видимо, имевшее место в виде диффузии, явившейся результатом развития брачных патрилокальных связей между племенами севера и юга. По справедливому наблюдению А. Ф. Горелика, распространение керамических традиций в эту эпоху не совпадает с границами культур, и у нескольких мезолитических культур может сложиться единая керамическая традиция. Данное предположение подтверждается малочисленностью примеров заимствований северными лесными племенами южных типов каменных орудий, и в частности, геометрических микролитов.

Симптоматично, что близкие аналогии в материалах степных культур находит только керамика лесостепной зоны, тогда как ранняя накольчатая керамика лесной зоны в сравнении со степной уже выглядит трансформированной. Видимо, непосредственное проникновение степных племен на север имело место только в условиях ландшафтов типичной и южной лесостепи, которые близки к степным, и не затрагивало лесные районы. По-видимому, в лесной зоне керамика появляется несколько позже, в то время когда в степи и ряде лесостепных районов получают распространение плоскодонные баночные сосуды, со слабо закрытым горлом, нередко украшенными под венчиком пояском из ямок.

В целом же культурные общности раннего неолита на территории лесостепной зоны демонстрируют особую линию развития, отличную как от культур степной, так и лесной зоны. Влияние населения лесных культур на лесостепь в этот период ограничивается ее северной периферией, относящейся к подзоне широколиственных лесов. В это время в слабо заселенные районы Примокшанья, в правобережные районы Поочья и в Верховьях Дона проникают носители верхневолжских керамических традиций. Восточнее, где климат более засушлив и континентален, фиксируются только спорадические инфильтрации верхневолжского (Верхнее Посурье — Подлесное 3) и камского населения (Верхнее Посурье — Подлесное 4, Самарское Заволжье — Чекалино 4). Здесь более заметное влияние на керамические традиции лесостепных культур оказывали' степные племена. Так, например, в керамике средневолжской культуры проявляются признаки, характерные для степной орловской культуры. При этом степные культуры оказываются невосприимчивы к влиянию со стороны лесостепного населения.

Начало позднего неолита в донской лесостепи было связано с продвижением носителей прочерченной плоскодонной керамики, которые в правобережном Подонье вступают в контакт с населением среднедонской культуры. Вероятно, их миграции были обусловлены нарастанием аридных условий, имевших место на территории степной зоны в конце V — начале IV тыс. до н.э. Аналогичные миграции в северном направлении фиксируются исследователями и на территории Северного Прикаспия (Козин, 2002). Данная тенденция к востоку от Волги, видимо, сохраняется на всем протяжении поздненеолитической эпохи. Средневолжские и нижнекамские памятники с поздней накольчатой керамикой татазибейского типа обладают наибольшей степенью сходства именно с материалами Нижнего Поволжья, что свидетельствует о приоритетности направленности культурных связей с юга — на север. Данный тезис находит подтверждение и в материалах Пермского Предуралья, где получают распространения памятники с накольчатой посудой, восходящие своими корнями к средневолжским древностям.

В правобережном бассейне р. Оки и на Верхнем Дону процессы взаимодействия древнего населения имели иную направленность. Здесь происходит кардинальная переориентация культурных связей, начало которой положили миграции на юг носителей ямочно-гребенчатой керамики. Уже на раннем этапе своего развития они проникают в правобережное Поочье, в верховья Хопра и Дона, где с их появлением прерывается линия развития накольчатой керамики. Существует точка зрения, что данные племена проникают и на территорию Северной Украины. Однако украинская ямочно-гребенчатая керамика, по-видимому, имеет другое происхождение, восходящее своими корнями к традициям лисогубовской культуры, с территорией которой практически полностью совпадает ее ареал. Вероятно, определенное участие в этом процессе приняли племена среднедонской культуры, часть которых, видимо, была вытеснена ран-нельяловским населением с Верхнего Дона. На Верхней Суре и восточнее имеет место только ограниченная инфильтрация льяловского населения.

Большинство исследователей связывают миграции льяловского населения с изменением климатических условий, а именно с наступлением более влажного периода, во время которого происходит смещение границы лесных ландшафтов в южном направлении. Однако раннельяловские миграции имеют место еще до начала данного периода. К тому же, о крайне низкой скорости распространения лесной растительности свидетельствует ряд последних исследований. Так, например береза преодолевает расстояние в 100 км за 750−1000 лет, сосна — не менее чем за 1000 лет, ель — за 4−5 тыс. лет (Смирнова и др., 2004). Вероятно, климатические факторы способствовали данной миграции, но они не были единственными. На ряде льяловских поселений Оки и Верхней Волги фиксируется образование мощных культурных слоев, густо насыщенных артефактами, что свидетельствует о переходе данного населения к сезонной оседлости, в основе которой лежало интенсивное занятие рыболовством. По-видимому, в развитии рыболовства льяловцами были достигнуты значительные успехи. В частности, широкое распространение получает лов рыбы с помощью заколов, запоров, вершей, сетей и других всевозможных приспособлений, обеспечивающих стабильное получение продуктов питания. Как свидетельствуют этнографические параллели, переход к оседлости у первобытных племен обычно сопровождается демографическим ростом. Данное положение подтверждается кратным увеличением количества памятников в сравнении с предыдущей эпохой. На территории Сурско-Окского междуречья ямочно-гребенчатая керамика является наиболее массовой категорией находок среди артефактов всех культур неолита-энеолита и присутствует на большинстве многослойных стоянок. По-видимому, увеличение численности льяловского населения сыграло важную роль в расширении территориальных границ данной культуры в южном направлении.

В хозяйстве населения лесостепной зоны в раннельяловское время, видимо, не происходит заметных изменений и основным занятием по-прежнему остается охота, меньшее место занимает рыбная ловля. Достоверные данные о развитии земледелия и скотоводства отсутствуют. Если они и имели место, то не играли большой роли. Вышесказанное подтверждается отсутствием мощных слоев и даже следов стационарных, углубленных в землю жилищ на большинстве памятников среднедонской культуры. Поэтому среднедонское население, видимо, не смогло противостоять более многочисленным племенам культуры ямочно-гребенчатой керамики, и было вытеснено с части занимаемой территории.

На развитом этапе льяловской культуры ее носители сталкиваются со встречным потоком населения культур мариупольской культурно-исторической области, которое начинает свое продвижение с территории Нижнего Дона и Поднепровья на Средний Дон, в Прихоперье, на Суру и Среднюю Волгу. Миграции мариупольского населения открывают начало процесса распространения в лесостепной зоне навыков производящего хозяйства, поскольку, как свидетельствуют данные Н. С. Котовой, мариупольцы уже занимались разведением мелкого и крупного рогатого скота, лошадей и свиней (Котова, 2002, с.53). По наблюдениям А. Т. Синюка, проникновение данного населения на Дон не имело массового характера и представляло собой диффузии сравнительно небольших групп (Синюк, 19 966, с. 35). Однако, как показали исследования последних лет, на территории правобережного Подонья и Верхнего Посурья масштабы данного проникновения были не меньше, чем в районы Среднего Поволжья, где подобные миграции приводят к сложению самарской культуры. Вероятно, именно в результате указанных миграций в Прихоперье не получает дальнейшего развитие линия развития культуры ямочно-гребенчатой керамики. Поскольку наиболее многочисленны здесь памятники раннельяловского облика, а позднелья-ловские единичны. Вероятно, в результате контактов мариупольского и льялов-ского населения в Прихоперье появляется гибридная воротничковая керамика с ямочно-гребенчатым орнаментом, а вследствие возвратного движения льялов-ских племен на север в Рязанском Поочье получает распространения ямочно-гребенчатая посуда с воротничками на венчиках. О том, что появление подобной керамики связано именно с возвратным движением, а не проникновением мариупольского населения на Оку свидетельствует отсутствие здесь мариупольских памятников, мариупольских крупнопластинчатых и кварцитовых орудий на стоянках с ямочно-гребенчатой посудой.

Вслед за носителями воротничковых культур в лесостепь проникает степное население хвалынской, среднестоговской и алтатинской культур. Данные миграции, видимо, совпадают с процессами очередной аридизации Приволжских степей, и поэтому приобретают более масштабный характер. Катализатором данных миграций также являлось формирование подвижного скотоводческого хозяйства, довольно быстро приводившего к относительному перенаселению. О формировании подобного хозяйственного уклада свидетельствует появление на хвалынских памятниках костей овцы (до 40% остеологических остатков), первые подкурганные захоронения с хвалынской, алтатинской и среднестоговской керамикой. Основное направление хвалынской миграции охватывает левобережное Поволжье. На Суру и Мокшу проникают только отдельные группы, которые, видимо, не оказывают заметного воздействия на культуру местного населения. Хронологически хвалынская миграция практически совпадает с алтатинской, о чем свидетельствует совместное залегание их материалов в четвертом жилище 1-го Русско-Труевского поселения. Алтатин-ская миграция в правобережном Поволжье является более многочисленной и именно с алтатинскими племенами связано дальнейшее развитие данной территории. Отдельные группы алтатинского населения достигают среднего течения р. Суры, а, возможно, проникают и севернее, о чем свидетельствуют находки кварцитовых орудий в Чувашском Посурье.

В левобережном Поволжье алтатинские миграции, видимо, приходятся на позднехвалынское время. О размерах их проникновения на данную территорию судить трудно, поскольку никто из исследователей пока не занимался проблемой выделения алтатинских древностей на территории лесостепного Заволжья. Алтатинские признаки весьма зримо проявляются здесь в материалах поселения Лебяжинка 3, а также в кварцитовой индустрии Тенишевского могильника.

На территории Прихоперья алтатинское присутствие пока не зафиксировано, хотя и не исключено. Специфика алтатинских древностей такова, что на их поселениях очень мало керамики и много кремневых и кварцитовых орудий, поэтому алтатинские комплексы непросто выявить на многослойных прихоперских поселениях.

Среднестоговские миграции проходят по территории Подонья, и в меньшей степени затрагивают бассейны Хопра, Суры и Мокши. Основной ареал среднестоговских древностей связан с лесостепными ландшафтами южного типа. Севернее фиксируются только единичные среднестоговские памятники и местонахождения, большинство из которых, видимо, относится к позднему времени, о чем свидетельствуют следы контактов среднестоговских племен с населением волосовской культуры на поселениях Скачки и Имерка 8. Не исключено, что именно среднестоговским воздействием следует объяснять появление на волосовских сосудах профилированных, резко отогнутых наружу венчиков, которые отсутствуют в ранневолосовских древностях. В позднестоговское время в Прихоперье и на Верхней Суре, на основе среднестоговских и алтатинских древностей, происходит сложения памятников шапкинского типа, керамические традиции которых с одной стороны находят близкие аналоги в посуде заволжских памятниках токского типа, а с другой — в керамике гаринской культуры. Сходство гаринской и токской керамики столь велико, что ряд исследователей (Васильев, 1990; Барынкин, Козин, 1991; Васильев, Овчинникова, 2000) относят памятники Самарского Заволжья к особой степной группе памятников гаринско-борского типа и связывают их происхождение с миграциями с территории лесной зоны. Однако формирование так называемого гаринского комплекса признаков, происходит на территории степной и лесостепной зон. Об этом свидетельствует более ранняя хронологическая позиция древностей токского и шап-кинского типа, которые к тому же имеют истоки в местных керамических традициях, тогда как гаринские древности заметно отличаются от предшествующих им позненеолитических и энеолитических материалов Предуралья, где они выглядят пришлыми.

Кроме керамического сходства, необходимо отметить присутствие на га-ринских памятниках наконечников стрел южного типа с выемчатым основанием. Весьма характерны для алтатинских памятников многочисленные находки рыболовных грузил, широко распространенные на гаринских поселениях. Возможно, что южным влиянием объясняются и те довольно значительные успехи гаринских племен, которые были достигнуты ими в меднолитейном производстве, а также присутствие на некоторых поселениях костей домашних животных. О распространение в Поволжье юго-западных типов ранних металлических орудий, например, свидетельствуют материалы Ховринского поселения. Видимо, именно алтатинские и позднестоговские племена являлись тем передаточным звеном, посредством которого осуществлялась на Среднюю Волгу и далее в Прикамье трансляция данных металлообрабатывающих традиций.

Начало позднего энеолита совпало с суббореальным похолоданием, оказавшим благоприятное воздействие на территорию степной зоны, границы которой расширяются в южном направлении, и это замедлило процессы проникновения в лесостепь степного населения. В данное время основное внимание южных племен, видимо, было сосредоточено на освоение водораздельных пространств степной зоны, протекавшее на фоне перехода к подвижным формам ведения скотоводческого хозяйства. Начавшись в позднем энеолите, данные процессы нашли свое завершение у населения ямной культуры. К ограничивающим факторам распространения ареала кочевого скотоводства относится глубина снегового покрова, при превышении допустимых величин которой становится невозможен круглогодичный выпас скота. По-видимому, по данным причинам мы не наблюдаем массового проникновения населения ямной культуры на территории северной и типичной лесостепи.

На территории лесной зоны суббореальное похолодание привело к сокращению площади широколиственных лесов, на смену которым приходят таежные биоценозы, а также — к повышению увлажненности, что обусловило заболачивание ряда территорий. Данные изменения приводят к палеоэкологическому кризису, и, видимо, обусловливают смещение в восточном направлении ряда приднепровских племен, которое определяет основной вектор взаимодействия культур на территории Рязанского Поочья в период позднего энеолита. Начало данному проникновению положили миграции носителей лапчатой керамики. Их первое появление здесь датируется началом III тыс. до н.э., но массовая миграция осуществляется позже и приходится на поздний этап существования волосовской культуры. В результате взаимодействия пришельцев и аборигенов происходит сложение дубровичской культуры, население которой осваивает рязанское течение р. Оки. Новые волны миграций из Поднепровья приводят к трансформации восточных памятников дубровичской культуры в древности имеркского типа, носители которых продолжают движение на восток, где вытесняют и ассимилируют волосовские племена Примокшанья. Видимо, в это время часть волосовских племен попадает на территорию Самарского Заволжья, где, вероятно, происходит их взаимодействие с местными позднеэнеоли-тическими племенами токского и турганикского типов. Отдельные волосовские памятники в этот период появляются и на Верхней Суре, но ведущую роль в развитии данного региона играют позднестоговские племена.

В северо-западной части лесостепной зоны в это время происходит сложение иванобугорских древностей, которые, по мнению А. Т. Синюка, представляют собой синкретическое паритетное образование, состоящее из потомков степных репинских энеолитических племен и северных неолитических носителей ромбоямочной керамики (Синюк 1996, с.273). На наш взгляд, ведущую роль в формировании иванобугорской культуры сыграли репинские племена, поскольку погребальный обряд, форма сосудов, ряд орнаментальных приемов наследуется иванобугорцами у населения репинской культуры, и только отдельные элементы орнамента находят аналогии в ромбоямочной посуде. К тому же, по наблюдениям этнографов, при контакте двух этносов, находящихся на разных стадиях социально-экономического развития, неизбежно побеждает культура более передового и экономически развитого этноса, которым в данном случае является репинское население.

В раннем бронзовом веке направленность связей предшествующего периода в основном сохраняется, но миграции теперь приобретают более массовый характер и наряду с западным воздействием наблюдается усиление влияния со стороны южных племен. Интенсификация данных процессов была обусловлена как повышением аридизации климата, так и увеличением численности населения степных и лесостепных культур, представители которых достигли определенных успехов в развитии производящих отраслей экономики. Главными действующими силами в это время выступают племена культур боевых топоров и катакомбное население. Первые начинают продвижение с запада и юго-запада, вторые — с юга, причем и те и другие вовлекают в свое движение население сопредельных районов. В результате расширение ареала среднеднепровской культуры происходит вытеснение на территорию Поочья части носителей среднеднепровской поселенческой керамики, памятники которой включаются исследователями в состав среднедепровской культуры боевых топоров. Однако их первоначальное появление на Оке вне ассоциации с погребальными среднеднеп-ровскими памятниками, свидетельствует об их независимом культурном статусе. Переселившись на Оку, носители среднеднепровской керамики принимают активное участие в сложении древностей шагарской культуры. Проявление ряда среднеднепровских признаков в керамике, и особенно в металлических изделиях вольско-лбищенских памятников, свидетельствует о том, что носители среднеднепровской поселенческой керамики проникают и восточнее, в районы Приволжской лесостепи, где они также фиксируются вне ассоциации с погребальными среднеднепровскими древностями.

Следующий этап взаимодействия культур севера и юга связан с массовыми миграциями иванобугорского населения на Оку и с началом распространения фатьяновских древностей на территории лесной зоны. Указанные процессы, по классификации Н. Я. Мерперта, можно уже отнести к третьей модели миграций, характерной чертой которых становятся быстрые перемещения значительных масс населения, объединенных для ведения военных действий во временные, но достаточно мощные племенные союзы (Мерперт, 1978, с. 12−13). Данный тезис находит подтверждение в широком распространении у фатьяновских племен сверленых боевых топоров, которые становятся одним из обязательных атрибутов мужских захоронений. Так же, как и в появлении на волосовских могильниках погребенных с травмами черепа, нанесенных подобными топорами. Парное захоронение катакомбной культуры с характерной зарубкой, совершенной металлическим топором, исследовано автором и в культурном слое поселения Кипец 1. Вероятно, боевыми типами являются катакомбные наконечники стрел с выделенными шипами, которые получают широкое распространение именно в эту эпоху. Военные функции, несомненно, выполняли и первые колесницы, появление которых фиксируется в катакомбных захоронениях. Атрибутами власти родоплеменных вождей, видимо, служили шлифованные булавы, также характерные для катакомбных древностей.

Угрозой военных вторжений объясняется и перенос на высокие, трудно доступные места части поселений иванобугорской, примокшанской и катакомбной культур, появление первых оборонительных сооружений в Поочье. На данной территории происходит пересечение двух миграционных потоков: западного (фатьяно-балановского) и юго-западного (иванобугорского), что приводит к взаимодействию населения данных культур, картину которого иллюстрируют материалы 1-го Широмасовского поселения. В результате подобных контактов складывается синкретическая «фатьяноидная» традиция изготовления керамики, которая в уже завершенном виде проявляется в материалах Сахтышских стоянок. Причем, судя по тому, что дальнейшее развитие в эпоху поздней бронзы на сетчатой керамике получают признаки, характерные для иванобугорских (примокшанских) древностей (желобчатые, высокие венчики, сосуды полуяйцевидной формы с округлым днищем), при практически полной утрате фатьяно-балановских элементов культуры (сосудов бомбовидной формы, сверленых топоров, погребальной обрядности и т. д.), главная роль в сложении «фатьяноид-ных» древностей принадлежит иванобугорским традициям.

В опосредованной форме иванобугорское влияние достигает восточного ареала распространения балановской культуры. Здесь «фатьяноидная» форма сосудов получает распространение на юринском этапе бытования чирковских древностей, где она сочетается с орнаментацией характерной для вольско-лбищенской посуды. Формирование керамики юринского типа, вероятно, осуществляется в Верхнем Посурье, где имеют место контакты между носителями иванобугорских и вольско-лбищенских традиций, отразившиеся в материалах Екатериновского поселения.

Катакомбное население, хотя и не проникает на территорию лесной зоны, видимо, инициирует данные миграции со стороны иванобугорских и вольско-лбищенских племен. Катакомбные племена плотно занимают пространства южной лесостепи, осуществляют регулярную инфильтрацию на территорию типичной лесостепи, а их отдельные группы проникают в подзону широколиственных лесов. При этом они оказывают значительное воздействие на иванобу-горскую и вольско-лбищенскую культуры, керамические традиции каждой из которых испытывают катакомбное влияние. Особенно сильно оно проявляется в иванобугорской керамике, что в конечном итоге обуславливает складывание воронежских керамических традиций. Не совсем ясен характер взаимодействия катакомбных племен с населением фатьяновской и балановской культур. Контакты между ними, безусловно, имели место, но не были регулярными, поскольку их ареалы разделяли территории иванобугорских и вольско-лбищенских племен.

Таким образом, наряду с общими закономерностями, имевшими место в процессах взаимодействия культур севера и юга, для каждой исторической эпохи и каждого региона присущи свои приоритетные направления развития этнокультурных связей. В раннем неолите это паритетное взаимодействие населения, в основном протекавшее на территории, очерченной границами ландшафтных зон и водоразделов при определенном влиянии со стороны южного населения, приведшего к распространению керамики. В позднем неолите на западных территориях преобладающим является влияние лесных племен льяловской культуры на своих южных соседей. На востоке преобладают контакты между лесостепными и степными племенами, а инфильтрации лесных групп населения единичны. В раннем энеолите становится приоритетным направление связей с юга на север и северо-восток. На западных территориях воздействие южных скотоводческих культур ограничивается подзоной широколиственных лесов, на востоке — оно распространяется и севернее, доходя до Пермского Предуралья, связи с которым были установлены еще в неолите. В позднем энеолите влияние южных культур ослабевает, что объясняется как изменением природных условий, так и особенностями развития скотоводческого хозяйства. В это время основное направление культурных связей прослеживается по линии запад-восток. Поочье и Примокшанье испытывают воздействие со стороны приднепровских племен, на Суре и в Заволжье появляются волосовские памятники. В раннем бронзовом веке районы северной и типичной лесостепи становятся объектом миграции скотоводческих культур запада и юго-запада, а южные — попадают в сферу влияния ямных и катакомбных племен.