Рецепция Д.Г. Байрона в России 1810-1830-х годов

Джордж Ноэл Гордон Байрон (George Noel Gordon Byron, 22.1.1788, Лондон -19.IV.1824, Миссолонги, Греция) — английский поэт-романтик, которому удалось вступить в литературный диалог практически со всеми европейскими странами.

Байрон и его творчество стали воплощением романтического идеала личности, живущей не по законам общепринятых социальных норм, а по законам собственного творческого гения. Своей судьбой Байрон дал пример свободного обращения с нравственными, политическими, религиозными и иными догмами, образец поведения человека, отвергающего те внешние условия, которые сковывают его внутренний мир. Герои его произведенийэто одновременно и современники, и вечные образы дерзких гениев. «Кажется, в нашем веке невозможно поэту не отозваться Байроном. <.> Нынешнее поколение требует байроновской поэзии не по моде, не по прихоти, но по глубоко в сердце заронившимися потребностям нынешнего века» [Вяземский 1984, с.67−68].

Современников английского поэта поразил необычный масштаб художественных открытий, неординарность мышления, новаторский творческий стиль, новый взгляд на мир, новое отношение к человеку. Поэты разных стран обратились к опыту Байрона в создании образов природы, человека (сильной личности) — придавали своим произведениям пафос протеста, отчаяния, «мировой скорби" — использовали в своем оригинальном поэтическом творчестве лейтмотивные образы лирики английского поэта-романтикавоспринимали тематику его творчества и тип героя который, впоследствии, получил название «байронический герой».

Творчество Д. Байрона, новаторское по своей сути, не могло оставить равнодушными крупнейших европейских авторов, среди которых в первую очередь надо называть И. В. Гете и Г. Гейне в Германии, А. де Виньи и А. де.

Ламартина во Франции, А. Мицкевича и Ю. Словацкого в Польше, Д. Леопарди в Италии, А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова в России.

Предметом исследования диссертации является рецепция творчества Д. Г. Байрона в России 1810−1830-х годов XIX века. В качестве объекта исследования выступают русские переводы стихотворений Д. Г. Байрона, рецензии и критические статьи о его биографии и творчестве, помещенные в московских и петербургских журналах 1810−1830-х годов, а также оригинальные лирические произведения русских поэтов-романтиков, вступивших в диалог с английским поэтом как аспекты восприятия Д. Г. Байрона в России в контексте общеевропейской рецепции.

В России имя Д. Байрона впервые звучит на страницах «Русского музеума» в 1815 г. С этого начинается диалог русской воспринимающей среды с английским поэтом. На прошедшей в Институте Мировой Литературы им. М. Горького РАН в апреле 1988 года сессии, посвященной 200-летию со дня рождения Д. Г. Байрона, в своем заключительном слове С. В. Тураев констатировал: «<.> заседание, посвященное рецепции Байрона в России, показало почти полную неразработанность этой научной темы и вскрыло острую необходимость в обобщающих исследованиях, а также в библиографических работах» [Казнина 1988, с.339].

В 50−70-е годы XX века Байрон часто рассматривался литературоведами скорее как политический деятель, певец свободы, деятельный участник освободительного движения, нежели как поэт-романтик, во многом новатор, чью роль в истории мировой литературы и значение для мировой культуры в целом и для русской культуры в частности трудно переоценить. Между тем в настоящее время возникает задача пересмотра ряда традиционных подходов к произведениям Байрона, что связано с необходимостью вовлечения наследия поэта-романтика в широкий общекультурный контекст. В этой связи необходимо обращение к русским периодическим изданиям, воспоминаниям современников, отечественных и зарубежных, переводам произведений Байрона в России.

Актуальность работы определяется несколькими моментами:

1. Потребностью современного байроноведения в новых подходах, позволяющих выявить рецепцию Д. Байрона в инонациональной культуре.

2. Возросшим интересом в условиях открытости современного общества к межличностной коммуникации, диалогу культур, одним из важных условий которого является перевод.

3. Обострившимся вниманием в современном литературоведении к истории литературной критики и ее роли в становлении национальной литературы.

Под рецепцией в диссертации понимается диалог в широком смысле слова, восприятие как часть единого процесса «воздействие — восприятие». В таком значении этот термин был предложен словацким исследователем Д. Дюришином [Дюришин 1979, с.285]. Рецепция связана с проблемой литературных взаимоотношений.

Определяя роль поэта/писателя в иноязычной среде, необходимо выяснить изменение образа человека в данной стране благодаря межличностным контактам, переписке, исследованиям биографов и другим документам. Следует учесть, что время само по себе тоже является одним из факторов, способствующих коррекции диалога между литературами.

Современникам редко бывают доступны все документы, раскрывающие личность поэта/писателя и его творчество, они обычно складывают мнение об иноязычном авторе исходя из собственных впечатлений или слухов. Последние могут трансформироваться в мифы, которые способны существенно повлиять на процесс восприятия автора потомками. Временной интервал, разделяющий создателя и интерпретатора текста, несет в себе новые возможности понимания. Кроме того, истинное осознание иноязычного автора не может быть достигнуто путем отказа интерпретатора от своей культуры. Он интуитивно, подсознательно сравнивает чужую культуру со своей, привнося новые смыслы и в ту, и в другую.

Г. Брандес еще в конце XIX века заметил: «Существует элемент, который скорее замечается иностранцем, чем туземцем — именно расовые черты, те черты немецкого писателя, которые характеризуют его, как немца. Наблюдателю — немцу очень часто кажется, что быть немцем и человеком одно и то же, так как всякий раз, как он приступает к изучению человека, он видит перед собой немца. Иностранцу же бросаются в глаза такие особенности, на которые туземец не обратит даже внимания, потому что постоянно видит их перед собой, а главным образом потому, что сам ими отличается» [Брандес 1900, с.2].

Горизонт восприятия" меняется от эпохи к эпохе, от одной национальной ментальности к другой. Произведение, таким образом, целесообразно рассматривать не только внутри культуры-творца, но и между воспринимающей и воспринимаемой сторонами, что позволяет вписать литературное произведение в контекст мировой литературы и ширекультуры с точки зрения его вхождения в иноязычную литературу, культуру, которые, в свою очередь, имеет собственные «горизонты ожидания», «встречные течения».

Процесс вхождения литературного произведения одной культуры в другую может усложняться включением в диалог культуры-посредника, которая вступает в межлитературный обмен в силу исторической потребности, способствуя дальнейшему взаимообогащению литератур и тем самым их развитию. Такие контакты принято называть, вслед за Д. Дюришином, опосредованными. При этом огромное значение литературы имеет личность посредника, поскольку его интерпретация является основным фактором воспринятая иноязычного автора или произведения в воспринимающей стране.

Наряду с опосредованными контактами выделяют и прямые, которые предполагают знакомство с оригиналом.

Принято различать также внешние и внутренние контакты. Знакомство с иноязычным автором всегда начинается с внешнего контакта: становится известно, что такой поэт/писатель существует, на него ссылаются, о нем упоминают, иногда кое-что переводят, но это знакомство пока не имеет откликов (подражаний, рецензий) в воспринимающей литературе. Внутренние контакты начинаются, когда появляются серьезные исследования, анализирующие творчество данного автора, литература о нем, художественное течение. К этому же понятию относятся так называемые «влияния» и «воздействия». Разделение контактов на внутренние и внешние позволяет проследить историю вхождения автора в иноязычную среду от мифа до полной адаптации в воспринимающей культуре.

Термин «влияние» все чаще в современном литературоведении подвергается критике, поскольку «в своем исконном значении он отдает заведомое предпочтение воспринимаемому, „воздействующему“ элементу, оттесняя на задний план творческую активность воспринимающей стороны. <.>. В реальности, сравнительное изучение литератур имеет дело с диалогом и должно исходить из равноценности статусов отправителя и получателя художественной информации» [Цветкова 2003, с.20].

В вопросе рассмотрения межкультурных связей соединяются такие научные подходы, как компаративистский (А.Гегард, Г. Лансон, А.Н. Веселовский), герменевтический (Ф.Шлейермахер, Х. Г. Гадамер, П. Рикер), рецептивный (Х.Р.Яусс, В. Изер). Достижения этих научных областей позволили ввести в литературоведческую практику термин «рецепция», который, как представляется, отвечает сути диалога культур.

Компаративисты вводят в обиход понятие «влияние», оппозицию «свое — чужое». Они считают, что литературный процесс в каждой стране самостоятелен, поэтому связи между отдельными литературными процессами тоже имеют самостоятельное значение, не зависящее от внешних факторов. Кроме того, в рамках данной методологии сформулирована мысль о том, что труд писателя — не столько интимное таинство, сколько плод общественной мысли, порождение века, в котором автор живет. Поэтому в культурный диалог вступают две национальные литературы, причем, каждая из них находит в «чужой» собственные черты.

Для представителей герменевтики понимание складывается из двух начал: интуитивного постижения предмета и интерпретации. При этом ученые подчеркивают, что абсолютного понимания авторского замысла возникнуть не может из-за индивидуальности и неисчерпаемости процесса понимания. Герменевтика высказывает и другую значимую мысль: произведения искусства нельзя понять вне социокультурного контекста, вне связи с традицией породившей культуры.

Особо хотелось бы остановиться на основных идеях рецептивной эстетики, ставшей следующим важным этапом в исследовании взаимодействия культур. По своим истокам рецептивная эстетика во многом явилась реакцией на «имманентную эстетику», т. е. на идею автономности искусства, на понимание произведения искусства как самодовлеющего и самоценного произведения. Узко понятый эстетический анализ, замыкающийся рамками художественного текста, недостаточен для понимания произведения искусства. Поскольку в акте художественного восприятия приходят во взаимодействие законы произведения и опыт читателя, зрителя и слушателя, постольку их субъективные ожидания (чувства притяжения — отторжения, удовольствия — неудовольствия) опосредованно влияют и на само художественное содержание.

Таким образом, в «добытых» художественных смыслах всегда присутствует след индивидуальной и социальной психологии, воздействие доминирующих настроений, устойчивых ментальных состояний. Подлинное понимание требует включения в максимально широкую систему координат: привлечения в художественное восприятие всех знаний об эпохе, о замысле автора, о том гипотетическом зрителе и читателе, на которых рассчитывал автор.

Механизмы преемственности и наследования затрагивают такие духовно-психологические характеристики произведения, которые оказываются способны вступить в диалог с ценностными ориентациями данного общества. При этом в «первозданном» виде произведение не может бытовать на новой почве, ведь в новой исторической ситуации оно встречается с ценностями другой эпохи, другой культуры. Так реализуется потребность человека и общества в самоидентификации, стремлении среди множества художественных практик найти максимально созвучные собственному внутреннему миру. По этой причине любые процессы художественной интерпретации — это всегда обменный процесс, отличающийся движением с двух сторон: со стороны самого произведения и со стороны того «горизонта ожидания», который присущ каждой художественной эпохе.

В современном литературоведении для обозначения этого «обменного процесса» используют термин «рецепция». Мы согласны с М. В. Цветковой в том, что можно говорить о двух типах аспектов рецепции. Это «аспекты, связанные с вхождением текста в воспринимаемую среду» (переводы, адаптациицензурные купюры, редакторская правкаиздания и переизданиякритические работылитературоведческие трудылитературные биографиичитательская реакция), и «аспекты, связанные с вхождением воспринимаемого произведения в творчество других авторов» (эпиграфы, цитаты, аллегории, реминисценции, заимствование, литературная полемика, стилизованное подражание, пародирование и т. п.) [Цветкова 2003, с.11].

В диссертационном исследовании предполагается рассмотреть романтические переводы стихотворений Д. Байрона, литературно-критические статьи, появившиеся в журналах 1810−1830-х годов, читательскую реакцию, то есть аспекты, связанные с вхождением текста в воспринимающую среду, или, как их еще называют в рецептивной эстетике, примеры репродуктивной рецепции. Из примеров продуктивной рецепции (аспектов, связанных с вхождением воспринимаемого произведения в творчество других авторов) коснемся заимствований и реминисценций.

Перевод является одним из наиболее важных аспектов рецепции. Авторы книги «Система „литература“ и методы ее изучения» (1998) В. Г. Зинченко, В. Г. Зусман, В. И. Кирнозе считают переводчика соавтором оригинального текста. Он, переводчик, играет очень важную роль в процессе вхождения литературного произведения в инокультурное пространство, поскольку является одновременно читателем, представителем воспринимающей культуры и интерпретатором текста, который должен встать на позицию читателя, принадлежащего к традиции автора. Переводчик становится соавтором, так как создает новое, ориентированное на читателей своей культуры, произведение и при этом опирается на культурную традицию автора оригинального произведения. Он находится между двух национальных (и индивидуальных) картин мира, сближая их посредством своего творчества.

Действительно, переводческое познание можно рассмотреть как творчество интерпретации подлинника и сохранения индивидуального стиля переводчика. Характерные черты переводческого познания — личностное, творческое отношение переводчика к оригиналупознание через культуру, а также через язык перевода и структуры «перевоплощенного» произведения. Отличительной особенностью поэтического перевода является выход в литературную практику, что выступает завершающим этапом познания переводимого произведения, критерием проверки его истинности. <.>. Таким образом, перевод есть синтез творческого своеобразия автора и индивидуальности самого переводчика [Чоговадзе 2000, с. 10].

По мнению В. М. Жирмунского, «творчески освоенные переводы органически входят в состав литературы, к которой принадлежит переводчик, включаются в закономерную последовательность ее развития, занимая в ней место не вполне совпадающее с тем, которое занимает оригинал в своей родной литературе». Изучение переводов «представляет большой принципиальный интерес» и позволяет «осмыслить переводную литературу как органическую часть оригинальной, определить ее место в русском литературном развитии XVIII — XX вв.» [Жирмунский 1981, с.5].

Художественная критика является еще одним важным аспектом рецепции творчества и личности поэта/писателя в иноязычной культуре. По словам исследовательницы О. Вайнштейн, «идеальным читателем мыслится и критик-филолог [после самого автора, который курсивом выделяет мысли как читатель, записывает критические замечания, что тоже след читателя], но не просто адекватно толкующий, а способный к подражанию, воспроизведению и сотворчеству критик — расширенный автор» [Вайнштейн 1994, с.408].

В эпоху романтизма художественная критика рассматривалась не как прикладная дисциплина, а как сложная индуктивно-аналитическая деятельность, направленная на познание произведения, исходя из его собственной природы. Деятельность критика обращена на своеобразное продолжение и завершение бытия художественного произведения, т. е. критик должен ввести то или иное произведение в контекст художественного процесса, определить его место в панораме художественной всеобщей традиции. С этой точки зрения любое произведение не завершено, поскольку вне критического анализа оно еще не обладает той рефлексией и самосознанием, которые необходимы для понимания его места в общих тенденциях художественного сознания. Следовательно, деятельность критика не сводится только к узкому пространству произведения, а развертывается в сложном контексте духовной жизни. Критик не просто оценивает взаимосвязи и соотношения между разными выразительными средствами, языковые традиции и новаторство автора, а соотносит явления, получившие художественное воплощение, с социокультурным пространством.

В рамках русской литературной критики первой трети XIX века шло формирование эстетики, публицистики, философской мысли и истории литературы. Сочинители 1810-х-1830-х годов видели в критике одновременно и средство воздействия на литературу и «зеркало» литературнообщественного развития эпохи: «Журнал есть род архива, в коем <.> потомство будет искать нашей литературной деятельности» [Надеждин 1972, с. 121]- «состояние критики само по себе показывает степень образованности всей литературы» [Пушкин 1994, т.11, с.90], «<.> она [критика] дает понятие об отношениях писателей между собою, о большей или меньшей их известности, наконец, о мнениях, господствующих в публике» [Там же, с.90]- «журналы критику не должны ли отчасти причислить к разряду записок? Не показывают ли они также многообразных сторон своего времени, страстей его, мнений, подробностей быта?» [Полевой 1939, c. VIII].

Критика объединяет, синтезирует многоликую картину литературной жизни. Пушкинская эпоха была наилучшим, благоприятным временем для порождения: «мифов творения», поскольку именно тогда русская светская литература впервые достигла той степени развития, когда появилась необходимость осмыслить пройденный путь и наметить дальнейший. В русской литературной критике были представлены две основные модели создания «самобытной» словесности: первая модель предполагала непосредственную зависимость от западноевропейского влияния (Н.И. Греч, П. П. Свиньин, И. В. Киреевский, Н. И. Надеждин и др.) — вторая модель осуществлялась за счет обращения к прошлому (С.Н. Глинка, В. К. Кюхельбекер, П. А. Катенин, Н. И. Бахтин, С. П. Шевырев и.

ДР-).

Разумеется, отдельные литературные концепции могли строиться на основе взаимодействия общих моделей (О.М. Сомов, Ф. В. Булгарин, А. А. Бестужев, В. Т. Плаксин и др.).

1810−1830-е годы — время обретения русской литературой национального содержания, национальной литературной формыначало творческой зрелости русской литературы. Самые глубокие для начала XIX века художественные идеи были высказаны в поэзии, которая стала первой среди других родов литературы. Несколько причин способствовали расцвету поэзии в это время:

1. Нация находилась на подъеме, переживая патриотический порыв, связанный с военными победами 1812 года и ожиданием правительственных реформ.

2. В среде дворянства сложился новый класс образованных, европейски мыслящих людей.

3. Еще в конце XVIII века создалась почва для открытий, реформ в области литературного языка.

Одним из тех, кто способствовал становлению русской литературы 1810−1830-х годов, был Д. Г. Байрон. Вокруг его творчества велись дискуссии, в результате которых выделялись приемлемые и неприемлемые для русской романтической литературы черты.

Научная новизна заявленной темы связана с отсутствием целостного концептуального исследования рецепции Д. Г. Байрона в культурно-историческом сознании России 1810−1830-х годов. В работе привлекаются ранее не использованные материалы: статьи, рецензии, помещенные в Московских и Петербургских журналах начала XIX векавводятся в научный оборот не переведенные на русский язык монографии Т. Лупера, Д.Г.

Робертсона, Ф. В. Мартина, М. К. Джозефа, раскрывающие специфику индивидуального стиля Д. Г. Байрона.

Целью исследования является осмысление рецепции Д. Г. Байрона в России с 1810—1830-х годов в общеевропейском контексте.

Цель обусловливает частные задачи диссертационного исследования:

1. Обозначить своеобразие картины мира Д. Г. Байрона и те черты его индивидуального стиля, которые станут причиной европейской и русской рецепции в 1810—1830-х годах.

2. Исследовать романтические переводы лирики Д. Байрона (на примере цикла «Еврейские мелодии») и литературно-критические статьи об английском поэте, появившиеся в 1810—1830-х годах в России как наиболее существенные аспекты репродуктивной рецепции.

3. На примере рецепции Д. Байрона в картине мира И. И. Козлова осмыслить понятие «встречное течение».

Материалом исследования послужили: поэтическое наследие Д. Г. Байрона, русские переводы стихотворений цикла «Еврейские мелодии», выполненные Н. Гнедичем, Н. Маркевичем, Д. Ознобишиным, М. Лермонтовым, в которых отразилась специфика романтического перевода, а также стихотворения и переводы И. Козлова. Материалом исследования истории рецепции Д. Г. Байрона явились также литературно-критические статьи, переводные и русские, помещенные в журналах «Вестник Европы», «Соревнователь Просвещения и благотворения», «Сын Отечества», «Московский телеграф» и др. в период с 1810 по 1830 годыдневниковые записи и воспоминания русских поэтов, переводчиков.

Теоретико-метологическая основа диссертационного исследования. 1. Результатами длительного и плодотворного изучения личности и творчества Байрона в отечественной и зарубежной филологической науке стало существование к сегодняшнему дню достаточно большого количества исследований разного уровня на всех европейских языках.

Фундамент современного российского байроноведения составили работы таких ученых, как Н. Я. Дьяконова, А. А. Елистратова, В. М. Жирмунский, М. С. Кургинян, А. С. Ромм, JI.B. Сидорченко, Д. М. Урнов, И. О. Шайтанов и др. В развитии зарубежного байроноведения основополагающую роль сыграли труды Б. Блэкстоуна, Э. Босттера, Р. Гликнера, М. Джозефа, Э. Догерти, В. Кальверта, Л. Марчанда, Д. Макганна и др. Приходится констатировать, что соотечественники Байрона уделяют его творческому наследию недостаточно внимания. Они выдвигают на первый план другие фигуры поэтов-романтиков. Это, прежде всего, У. Вортсворт, Д. Ките, С. Кольридж, Т. Мур. Необходимо обратить внимание и на то, что большинство зарубежных авторов в качестве основного метода исследования выбирают биографический (причем часто с элементами психоанализа). Однако именно в работах зарубежных ученых возникла проблема использования библейского материала в творчестве Байрона, тогда как в российском байроноведении она не становилась предметом специального исследования. Исключением является, пожалуй, появившаяся в 2003 году диссертационная работа Е. Н. Михайленко «Библейские темы и мотивы в позднем творчестве Д.Г. Байрона». В 1991 году вышел сборник статей «Великий романтик. Байрон и мировая литература» (М.: Наука, 1991) — его авторы затрагивают такие проблемы, как место Байрона в истории мировой литературы (С.В. Тураев), природа магического влияния байроновской личности и созданных им образов (Н.Я. Дьяконова), роль Байрона в становлении русского романтизма (В.И.Сахаров), значение байроновского импульса в творчестве Лермонтова (A.M. Зверев) и др.

Вопросы русско-зарубежных связей и рецепции в отечественном литературоведении освещены в работах М. П. Алексеева, А. Н. Веселовского, Н. В. Драгомирецкой, В. М. Жирмунского, В. Г. Зусмана, Н. М. Ильченко, Н. И. Конрада, В. И. Кулешова, Ю. Д. Левина, Н.П.

Михальской, С. А. Небольсина, И. Г. Неупокоевой, Л. И. Никольской, И. К. Полуяхтовой, Л. Р. Радченко, М. В. Цветковой и др.

3. Труды С. С. Аверинцева, Г. Р. Гачечиладзе, А. И. Гиривенко, В. Н. Комиссарова, Ю. Д. Левина, И. Левого, Л. Л. Нелюбина, М. Ю. Рябовой, П. М. Топера, А. В. Федорова, Е. Г. Эткинда и др. стали основой исследований в области теории и практики перевода.

4. Об истории литературной критики и журналистики писали: А. И. Акопов, Л. Алябьева, М. Б. Велижев, С. Весин, О. В. Голубева, Б. И. Есин, В. И. Кулешов, Н. И. Мордовченко и др.

Методика работы ориентирована на сравнительно-исторические исследования аспектного типа. В диссертации рассматриваются переводы, литературная критика, оригинальные произведения русских авторов, связанные с творчеством Д. Г. Байрона. Аспектный принцип сочетается с хронологическим, поскольку в работе выделяются этапы вхождения Д. Байрона в русскую литературу XIX века. В диссертационном исследовании используются элементы сравнительно-типологического, историко-биографического методов, которые соотносимы между собой и могут быть системно использованы в рамках исследования.

Научно-теоретическая значимость работы заключается в том, что она вносит вклад в изучение творчества Д. Г. Байрона в России первой трети XIX века.

Основные положения диссертации представляют интерес с точки зрения их практической значимости. Результаты исследования могут быть использованы в общих курсах по истории английского и русского романтизма, истории литературной критикив спецкурсах и спецсеминарах по творчеству Д. Г. Байрона, по теории и практике поэтического перевода, межкультурной коммуникации.

Апробация работы. Отдельные положения диссертации были представлены в виде докладов и сообщений на межвузовских и международных научных конференциях: «Литература Великобритании в европейском культурном контексте» (Н. Новгород, 2000), XVI — Пуришевские чтения «Всемирная литература в контексте культуры» (М., 2004), XVIIПуришевские чтения «Путешествовать — значит жить» (Х.К. Андерсен) Концепт странствия в мировой литературе" (М., 2005), «Русско-зарубежные связи» (Н. Новгород, 2005). По теме диссертационного исследования опубликовано 6 работ.

Структура исследования определяется поставленными задачами и исследовательским материалом. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии, которая состоит из 224 русскоязычных и 55 англоязычных названий и Приложений. Общий объем диссертационной работы 214 страниц, основной текст — 159.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Исследование восприятия Д. Г. Байрона в России 1810−1830-х годов показало, что творчество и личность знаменитого английского романтика проявили разнообразные аспекты рецепции. Д. Г. Байрон вступил в своеобразный диалог уже со своими современниками, этот диалог не закончился и после его смерти.

Явление байронизма (увлечение творчеством Байрона, созданными им художественными образамистремление осваивать поэтическое новаторство английского романтика, а также интерес к его биографии и особенностям характера) было многоплановым потому, что каждый художник мог выбрать из наследия поэта черты, соответствующие собственному творческому кредо. В. Гюго, например, привлекало новаторство в жанровом плане, историзм и свободолюбивая тематика произведений БайронаА. де Виньи развил в своем творчестве демонические образы и идею мирового злаА. де Ламартин воспринял мотивы памяти и тоски, сомнение в божественном всевластииитальянского поэта У. Фоскало вдохновлял пафос освобождения родины, политическая лирикаД. Леопарди — идея мировой скорби, образ духовно свободного героядля Г. Гейне близкими оказались глубокий психологизм лирики и драм, «чувство тоски жизни» (Л. Толстой), социально-политическая сатираА. Мицкевича привлекли образы бунтарей-тираноборцев, типологическая модель «восточных поэм». Личность и творчество Байрона стали своеобразным ориентиром в творчестве крупнейших европейских поэтов и писателей первой трети XIX века.

Каждая национальная литература в силу сложившихся политических, социокультурных условий находила для себя наиболее актуальные черты в творчестве Д. Г Байрона: для Польши и Италии — это, прежде всего, стремление к свободе, индивидуальной и общечеловеческой, бунтарство, протест против сложившегося строя, обретение национальной независимостидля Франции изображение рефлексирующего героя, соотнесенность природного и человеческого начал, публицистичность стиля Байронадля Германии — тоска по прошлому и его идеализация.

Вхождение Д. Г. Байрона в русскую культуру началось в 1810-е годы, когда в политической, социальной и духовной жизни общества важным стал вопрос о путях дальнейшего национального, исторического и культурного развития страны. Автор «Паломничества Чайльд Гарольда», «восточных поэм», «Еврейских мелодий», «Каина» стал одним из тех европейских поэтов и писателей, которые сыграли в этом процессе важную роль: вокруг его творчества велись дискуссии, в результате чего выделились приемлемые и неприемлемые для русской романтической литературы черты, сформировался стиль русской национальной литературы. Задача литературы, прежде всего журналов, на страницах которых проводились дискуссии, заключалась в восприятии и теоретическом переосмыслении западноевропейской культуры, истории, политических взглядов, что позволило наметить два возможных пути развития России: 1) самостоятельный, основанный на патриархальных ценностях и историческом опыте прошлых веков- 2) путь освоения политического и духовного опыта Западной Европы.

Критические статьи, рецензии, появившиеся в отечественных журналах в 1810—1830-е годы — важный аспект рецепции Д. Г. Байрона в России, продемонстрировавший становление и развитие русского байронизма в первой трети XIX века.

Исследование московских («Московский телеграф», «Русский архив», «Вестник Европы») и петербургских («Соревнователь просвещения и благотворения», «Сын Отечества», «Благонамеренный», «Русская старина») журналов 1810—1830-х годов показало, что в осмыслении творчества и личности Байрона, а также его места в русской литературе были осуществлены разные подходы. Энциклопедичность журнала Н. А. Полевого «Московский телеграф» определила широту подходов в рассмотрении вопросов романтической поэзии, особенность диалога западных литератур и русской. Сделанное Полевым сравнение А. С. Пушкина с Байроном в статье «Евгений Онегин, Роман в стихах, сочинение Александра Пушкина» положило начало литературно-критической полемике о русском байронизме, которая продолжалась вплоть до конца 1850-х годов. В вопросе зависимостинезависимости русской поэзии от творчества Байрона критики расходились не в частностях, а в кардинальном понимании оригинальности и самобытности, в видении собственных задач русской литературы, ее общественного предназначения.

Пронизанные патриотическим пафосом журналы декабристов «Сын Отечества» и «Соревнователь просвещения» публиковали, кроме собственных, переводы рецензий и статей о Байроне из французских и немецких журналов, которые касались романтической биографии поэта, подчеркивали активную гражданскую позицию Байрона. В творчестве английского поэта-романтика авторов привлекала пропаганда свободолюбивых патриотических идей, ненависть к тирании, гражданское мужество.

В критических статьях и московских, и петербургских журналов обсуждалось жанровое своеобразие новаторских лиро-эпических поэм Байрона, закономерность их появления и историческая обусловленность «романтизма» в современной литературевыявлялись типологические связи русских поэтов-романтиков с Байроном.

Событием в литературной жизни 1820-х годов стал перевод В. А. Жуковского поэмы Д. Г. Байрона «Шильонский узник» (1822). Он позволил читателям по-новому воспринять поэзию английского романтика: оценить прелесть и простоту языка, правду чувства, скульптурность пейзажных зарисовок, смелость контрастов. Вокруг перевода Жуковского развернулась полемика, касающаяся теории и практики перевода, позволившая наметить два подхода к переводческой деятельности: 1) ориентация на оригинальное произведение иноязычной культуры (так называемые «чистые переводы») и 2) близость к воспринимающей литературе, культуре (так называемые «приятные переводы»). Таким образом в общественном восприятии шел процесс разграничения переводной литературы и литературы отечественнойэтого требовала идея самобытности, определявшая движение русской литературы в первой трети XIX века.

Поэтический перевод эпохи романтизма стал важной вехой в развитии национальной литературы, потому что помог осознанию своего места в мировом процессе. Следуя европейской традиции в решении важных нравственно-эстетических задач, русские поэты-переводчики обращались к инонациональным ценностям, находя в них необходимую основу для собственного художественного вдохновения, для проявления русского национального самосознания. Во многом благодаря поэтическому переводу был создан постоянный фундамент для формирования и выражения национальной культуры. Русские поэты-романтики, переводчики, критики, издатели понимали, что, только сопоставляя свою культуру с другой, иноязычной, вступая с ней в диалог, можно понять и полюбить свою.

Одним из наиболее переводимых произведений Д. Г. Байрона в первой трети XIX века был цикл «Еврейские мелодии», который воспринимался в России как достоверное, истинное свидетельство о человеке и мире. Байрон как автор цикла мелодий олицетворял бескорыстное служение вольности и обостренное сознание долга — политического и нравственного. Библейские мотивы под пером английского поэта-бунтаря зазвучали как вечные размышления о любви и горе, о смысле человеческой жизни.

Анализ русских переводов стихотворений цикла «Еврейские мелодии» Д. Г. Байрона, выполненных Н. Гнедичем, И. Козловым, М. Лермонтовым, Н. Маркевичем, Д. Ознобишиным показал, что наиболее характерным для русских переводов Байрона стало «пересоздание», которое реализовалось, например, в изменении или игнорировании главного стилистического приема лирики английского романтика — контраста, который был организующим началом многих произведений поэта. Переводы Н. Маркевича «О солнце тех, кто не вкушает сна.» и «Она идет, идет, блистая красотой» фактически стали переложениями байроновских мелодий, тематика и настроение которых сильно изменились, поскольку нивелировались смыслои стилеобразующие оппозиции, прием контраста, использованы новые образы (например, Ангела) и, как следствие, появились иные оттенки настроения. Такую игру со смыслами оригинала нельзя списать на плохое знание языка переводчиком, поскольку она была намеренным способом пересоздания и адаптации оригинала к русскому контексту.

Основными переживаниями лирического «я» русские переводчики часто видели скорбь, безнадежность, разочарованность, поэтому переводы (подражания) принимали форму сентиментально-романтических элегий. Примером такого перевода оказалось стихотворение Н. Гнедича «Душе моей грустно.». В подобном же ключе переводил «русский Байрон» Иван Козлов, диалог которого с Байроном заметен на значительном протяжении литературной деятельности русского поэта в собственных произведениях и переводах. В мелодии «Бессонное солнце, в тумане луна.» И. Козлов отразил укрепившийся в сознании читателей образ лирического героя, испытывающего чувства тоски и разочарования. Поэт воспринял в своем оригинальном творчестве байроновскую печаль, но отказался от мировой скорби, гражданского пафоса, глубокого философского подтекста, связанного с пониманием неправильности и несправедливости мирового порядка.

В поэтическом переводе М. Ю. Лермонтова мелодии «Моя душа мрачна.» удачно передано мироощущение лирического героя: боль сердца, приближающаяся душевная трагедия. Лермонтов достаточно точно отразил напряженность и страстность в выражении мыслей и переживаний лирического героя мелодии Д. Г. Байрона, хотя и усилил трагическую тему стихотворения. Не случайно такое «угадывание» Байрона в русском переводе: поэтов сблизило глубокая родственность их творческих индивидуальностей. Мотивы одиночества, изгнанничества, свободы, памяти и забвения, времени и вечности, любви и смерти стали основой «встречного течения» в оригинальном творчестве Лермонтова. Анализ окружающего мира, рефлексия, гражданская активность, убежденность в безвременной смерти, характерные для индивидуального стиля Лермонтова, также свойственны и творческой манере Байрона.

Если выстроить рассмотренные нами переводы из цикла «Еврейские мелодии», выполненные И. Козловым, Н. Маркевичем, Д. Ознобишиным и М. Лермонтовым, по близости к романтическому духу оригинала, то наиболее удачным, безусловно, будет перевод М. Ю. Лермонтова, далее — Д. Ознобишина, И. Козлова и Н. Маркевича. Таким образом, цикл стихотворений Д. Г. Байрона «Еврейские мелодии» в русских переводах отвечал ожиданиям отечественного читателя, которого привлекали красота, свежесть и обаяние мелодий, пронизанных духом патриотизма и лиризма.

Рассмотрение различных аспектов рецепции Байрона в 1810—1830 годах позволило выявить национальные особенности русского байронизма и объяснить его интенсивный, изменчивый характер. Рецепция Байрона в России прошла ряд этапов.

1815−1820-е годы — начальный этап знакомства с личностью и творчеством Байрона, на котором в поле восприятия критиков и читателей находились отдельные переводные произведения поэта и отрывочные сведения о его жизни. Вместе с тем, начало 1820-х годов — период наиболее активного творческого интереса А. С. Пушкина к Д. Г. Байрону и освоения им достижений английского поэта. На материале своих личных впечатлений, подсказанных южной ссылкой, Пушкин разработал жанр русской романтической поэмы, учитывая опыт более ранней байроновской романтической поэмы, творчески осваивая ряд ее поэтических достижений, -это находит свое отражение в «Кавказском пленнике», «Братьяхразбойниках», «Бахчисарайском фонтане», «Цыганах» — поэмах, вокруг которых развернулась полемика на страницах российских журналов.

1820-е годы — так называемый посмертный этап осмысления романтизма Байрона и его роли в становлении русской литературы соответствующего направления. Творчество и личность поэта в это время стали основой для обобщенных концепций искусства, главная из которых развернулась вокруг идеи народности, приравниваемой понятию национальности. Полемика вокруг Байрона после 1824 года и особенно в канун 14 декабря 1825 года перестала быть лишь литературной полемикой: нужен был пример художника, для которого поступок естественно вытекал из идей, выраженных в его искусстве, чье вольнолюбие воплощено в делахнужен был поэт-гражданин — им и стал Байрон. На этом этапе к творчеству английского романтика обращались К. Ф. Рылеев, В. К. Кюхельбекер, Е. А. Баратынский, Д. В. Веневитинов, А. П. Крюков и др. В сознании русских поэтов Д. Г. Байрон соотносился с образом моряоткрытого, безграничного пространства, что сделало его самого романтическим символом.

1830-е годы — временное угасание интереса к английскому поэту-романтику в связи с увлечением немецкими и французскими авторами, способствовавшими формированию новых литературных жанров (прежде всего повести) и нового направления — реализма. Однако в литературно-критических статьях В. Г. Белинского этого времени разрабатывались проблемы эстетики и философии искусства, что способствовало формированию целостной, а не эмоцианально-оценочной, концепции творчества Байрона. На это же время пришлось массовое увлечение Байроном в провинции, раскрылась новая грань «байронизма» как литературной и поведенческой моды. Имя Д. Г. Байрона еще встречалось на страницах журналов, но все чаще в ироническом ключе. В конце 1830-х годов литературная общественность познакомилась с более полными переводами стихов Байрона, подробностями личной жизни поэта. Изменившимся запросам публики должна была соответствовать новая форма критики, базирующейся на более прочных исторических основах.

1840−1850-е годы — этап историко-критический, когда обращение к творчеству английского поэта подразумевало анализ контекста истории русской и западноевропейской литературы, и Байрон служил уже не образцом литературного вкуса и мерой критической оценки, а явлением литературноисторического порядка.

1860-е годы — этап объективного, всестороннего осмысления творчества Байрона в русском литературном сознании, связанный с формированием науки о литературе.

В целом можно сказать, что в диалоге с Д. Г. Байроном русские критики, поэты, переводчики 1810−1830-х годов всякий раз приходили к собственно-русскому мышлению и языку, при этом открывая новые смысловые грани и в творчестве английского поэта, и в своем миропонимании, что было характерно для романтического мироощущения в целом. Диапазон этих открытий был велик: русских читателей привлекал романтический пафос, справедливый бунтарский дух, поэзия мысли, музыкальность и простота языка Байрона, «мировая скорбь», глубокий психологизм.