Этико-философские основы жанровых поисков Н. С. Лескова 1870-х годов

Создание целостной картины русской литературы XIX века невозможно без осмысления творческого наследия Н. С. Лескова. Русский литературный процесс второй половины XIX века выводит на один идейно-художественный уровень писателей с разным ракурсом художественного видения, со своеобычными поэтическими системами, с оригинальными жанрово-стилевыми тенденциями.

Общей художественно-философской системой творчества Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого и Н. С. Лескова становится религия, которая в целом осознается русской культурной мыслью XIX века, как «возврат цельности, собирания души» (Г. Флоровский). В. Маркович отмечает появление в художественных произведениях русских реалистов-классиков рядом с эмпирическим планом плана мистериального: «история, общественная жизнь, метания человеческой души получают тогда трансцендентный смысл, начинают соотноситься с такими категориями, как вечность, высшая справедливость, провиденциальная миссия России, конец света, Страшный суд, царство Божие на земле» 1.

Целостность бытия осознается Достоевским, Толстым, Лесковым через постижение глубинных принципов веры. Стремление писателей «к универсализму мышления, к предельному обобщению и осмыслению пути человечества, к миротворчеству в решении онтологических проблем» 2, ведет к созданию художественно-философских систем, в центре которых стоят темы о Боге, о Боге и человеке.

Для Достоевского Бог — «идея человечества собирательного, массы, л всех,» «источник живой жизни». Именно в христианстве, по его мнению, наблюдается крайнее развитие личности и собственной воли. И все раздумья писателя, подчеркивает Т. А. Касаткина, об этом — «о спасении, о бытии человека в боге» 4. Религиозно-мифологические мотивы, по мысли другого исследователя, С. М. Телегина, определяют нравственно-философскую эстетическую основу произведений Достоевского5, для которого, как и для Толстого, Лескова, стремление личности к идеалу, к высшему началу, наполняет человеческое существование смыслом.

И Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, по словам В. Г. Одинокова, поднимаются на философско-нравственный уровень, анализируя личность с точки зрения христианского миропонимания, связывая основополагающие принципы религии с насущными задачами социально-общественной жизни.6 Л. Толстой отмечает в своих дневниках, что «религиозная истина есть единственная истина, доступная человеку», что в основе всех людских знаний у лежит христианское учение. Цель же жизни утверждает мыслитель, общая или духовная — единение8. «Грандиозный синтез духа и бытия», по выражению Ф. З. Кануновой, становится для русских писателей, начиная с 3040-х годов «важнейшим условием решения назревших проблем времени» 9.

Христианская философия является основой мировоззрения и Н. С. Лескова. Религиозная интуиция ведет писателя к пониманию человека как образа и подобия Бога. Проблема личности в творчестве Лескова высвечивается преимущественно через призму христианских идей. Человеку, по мысли художника, дается идея бесконечного Божественного Бытия, обуславливающая его восхождение от конечного к бесконечному, от земных пут к духовному идеалу. Писатель уверен, что ада не может быть там, где в человеке «живо стремление к высшему идеалу» 10. Любой человек, по Лескову, наделенный уже при рождении духовным потенциалом, потому и способен повернуться от зла к добру в считанные минуты, способен духовно переродиться «во мгновение ока» .

Лесков, на наш взгляд, испытывает огромный интерес к разным формам и проявлениям духовной жизни (античному философскому наследию, учению «христианского добронравия» Сковороды, масонству, сектанству, и т. д.) как к своеобразному материалу, открывающему универсализм гуманистических интенций христианского учения. Следует заметить, что лесковские суждения соответствуют и антропологическому принципу философии просветителей, в частности теории «естественной нравственности» Ж.-Ж. Руссо. Видимо, художником глубоко осваиваются именно те учения и философские теории, которые характеризуются в его глазах степенью наполненности их содержания христианским гуманистическим смыслом.

Примечательно, что в 1970;80-е годы, когда в советском литературоведении наблюдается динамичный процесс в постижении жанровых проблем лесковского повествования и в осмыслении своеобразной авторской позиции писателя, И. В. Столярова характеризует пафос лесковского творчества как гуманистический. В процессе анализа идейно-художественной эволюции писателя исследователь приходит к выводу, что авторская позиция Лескова «по сути своей весьма родственна гуманистической тенденции народного эпоса, с которым его творчество имеет много точек непосредственного соприкосновения» 11.

Большой вклад в изучение лесковского наследия, наряду с И. В. Столяровой, вносят A.A. Горелов, И. П. Видуэцкая, Б. Дыханова, Л. Аннинский, В. Троицкий12. Активное действие в творчестве писателя народно-демократических культурных истоков определяет A.A. Горелов. «Почвенное», «корневое» восприятие Лесковым русского человека и русского образа жизни находится под пристальным вниманием Л. Аннинского. Поэтика Н. С. Лескова исследуется под призмой определенных проблем повествования (Б. Дыханова), органического сочетания реализма и романтизма (В. Троицкий), взаимодействия творчества писателя с литературным контекстом второй половины XIX века (И.П. Видуэцкая). Появляется ряд статей, посвященных анализу незавершенных произведений и нереализовавшихся замыслов Н.С. Лескова13.

В исследовательских работах, раскрывающих творчество русского писателя с разных сторон, звучит общее для их авторов убеждение в том, что Лесков «был и всю жизнь оставался глубоко демократичным художником и подлинным гуманистом», воспринимающим личность «как единственную непреходящую ценность, которую нельзя приносить в жертву ни разного рода идеям, ни мнениям разноречивого света» 14. «Не свет, — писал сам Н. С. Лесков, — а лично человек — вот кто дорог мне <.>» [9- 39].

Таким образом, лесковедами общепризнанно, что в центре художественного мира писателя находится лик человека, личность. Но, думается, что проблема личности у Лескова не ограничивается рамками гуманистической концепции, она поднимает в творчестве писателя сотериологическую тему спасения человека. Антропологизм Лескова требует обязательного человеческого прорыва к Богу, трансцендирования. То есть другим центром художественной вселенной Лескова становится Бог. Совмещение этих центров, соединение мира внешнего и невидимого, материального и духовного характеризует лесковское творчество как феномен «двойственной эстетической природы» (В. Келдыш).

Религиозное восприятие мира определяет не только содержательный уровень лесковских произведений, но и их жанровую природу, хронотоп, систему образов и т. д. В этом плане следует отметить ряд интересных наблюдений, касающихся поэтики Лескова, в статьях H.A. Старыгиной, исследующей произведения писателя с точки зрения использования в них эстетического потенциала Евангелия, и в кандидатской диссертации Е. А. Макаровой, изучающей проблему преломления в лесковских текстах старообрядческой традиции, в том числе контакты иконописной живописи и художественного слова15.

Религия становится для Лескова источником универсального смысла всех происходящих в мире событий. В христианской модели мира человек находится не во власти рока, но во власти Провидения. Волю Провидения в своей судьбе чувствуют герои Пушкина, Достоевского, Толстого и Лескова. Именно судьба проявляет в человеке наличие живых духовных сил, если он живет по божьему закону, и торжество темных сил, если он отпадает от Бога. В кругозор русских писателей, по выражению В. Марковича, «входит категория сверхъестественного, а с ней и дореалистическая форма постижения запредельных реальностей — утопия, миф, откровение» 16.

Религиозно-мифологическое отражение бытия обусловило жанровое своеобразие русского романа во второй половине XIX века. Форму социально-универсального романа, определяющегося преломлением в нем «самых значительных социальных проблем через эсхатологические устремления и драмы личности, нации и человечества», по мнению В. А. Недзвецкого, в русской литературе XIX века представляют Достоевский и.

1 7.

Толстой. «Немыслимый без личностно развитого героя русский социально-универсальный роман, — пишет исследователь, — одухотворен поиском единения — единства индивида с началами сверхличными (социально-историческими, природно-космическими)» 18. Это объяснение своеобразия романов Достоевского и Толстого в той же мере относится и к романамхроникам Н. С. Лескова, открывающим читателям универсальное видение мира их автора.

Стремление человеческой души к идеалу Лесков понимает как общее духовное движение всех людей. «Я же вселенную утверди» , — провозглашает писатель (11−333). Своеобразие литературно-эстетической позиции Лескова заключается в сочетании важнейших нравственно-эстетических постулатов христианства и некоторых принципов Просветительства, славянофильских и западнических идей, духа античности и гуманистического пафоса русского народного эпоса, — литературных традиций западного и русского средневековья.

Синтез разнородных явлений действительности и культуры, признание писателем различных проявлений жизни, единства противоположностей суть русского космоса" Н. С. Лескова. В лесковском восприятии мир — это существование разнородных элементов, разнообразных состояний, которые именно в своей неповторимости, единичности создают общую картину Универсума. Входя в поток религиозного космизма как феномена русской философии, русской литературы конца XIX — начала XX века, творчество Н. С. Лескова представляет собой религиозно-экзистенциальный художественный вариант «универсализма». Принимая в целом философскую концепцию В. Соловьева о положительном всеединстве «как существовании единого не за счет всех, или в ущерб им, а в пользу всех» 19, Лесков тем не менее далек и от соловьевского экуменизма и от его понимания проблемы спасения человека, которое, по мнению философа, не может быть только его личным делом. Осознавая мир как единство противоположностей, Лесков в какой-то мере сближается со своим идейным оппонентом, со своим современником Константином Леонтьевым, хотя, безусловно, леонтьевский апокалиптический фон отношений Бога и человека, леонтьевские «эстетико-религиозные критерии» (С. Франк) не приемлемы для Лескова с его христианско-этическим мировоззрением, развивающим понятие духовности как одно из составляющих идеала соборности — свободного человеческого общества, строящегося на любовном единении людей в Боге.

Мир воспринимается русским писателем не как «художественная панорама божиих действий» (В.И. Несмелов), а как процесс живого раскрытия божия дела в постепенном развитии собственной жизни мира" 20, как процесс сотворчества Бога и человека. И, по словам М. Бубера, как бы не отличались друг от друга история отдельной личности и история человеческого рода, в одном они все же сходны: они означают.

11 прогрессивный рост мира". Лесковская художественная картина мира создается как диалогическая система. Осмысление писателем действительности через категорию «другого» предлагает в качестве интерпретирующего контекста лесковского творчества и мифологический, и религиозный, и теологический аспекты, которые выдвигают свои функционально значимые художественные ориентиры на различных уровнях текста: образном, сюжетно-композиционном, пространственно-временном, повествовательном. В лесковском мировосприятии конкретный социально-исторический аспект человеческого существования соединяется с вечным, вневременным, потому для писателя крайне важно совместить в своем художественном произведении злободневный элемент с религиозно-духовной темой.

В прозе Н. С. Лескова обнаруживается соединение двух литературных традиций, в контексте которых, по выражению С. С. Аверинцева, «мир как «космос», то есть «законообразная и симметричная пространственная структура» «оказывается адекватно схваченным через незаинтересованное статичное описание», а мир как «олам», как история, «напротив — через направленное во время повествование». На уровне поэтики лесковских произведений это преломляется во взаимодействии разнонаправленных жанрово-стилевых тенденций, которые выступают в своеобразном единстве.

Мозаичную технику и стилистику" как главное достоинство Лесковаписателя отмечали и Б. Эйхенбаум, и Л. Гроссман, и В.В. Виноградов23. Ими были поставлены ключевые для творчества Н. С. Лескова проблемы (проблема автора, проблема сказа, проблема художественной природы повествования), получившие свое дальнейшее развитие в трудах других исследователей24.

Мощный всплеск в изучении творчества Лескова происходит в начале 1990;х годов накануне юбилея писателя (1995). На гребне этой волны появляются новые интересные работы. Реабилитации Н. С. Лескова как художника-психолога посвящена монография Е. В. Тюховой «О психологизме Н.С. Лескова». Автор, опровергая концепцию лесковского «апсихологизма», справедливо отмечает, что психологизм Лескова, как и Достоевского, априори мотивирован тем, что «исторически реальное бытие человека не ограничивается у этих писателей его конкретно-историческим личным существованием, оно включает „космическую“ духовность и нравственный опыт человечества в целом» 25. Другой исследователь в своем новом опубликованном труде «В зеркалах устного слова» видит уникальность Лескова-художника в том, что «именно у него сказ из элемента (выделено Б. Дыхановой — О.У.) той или иной художественной системы превращается в универсальный способ эстетического объяснения реальности, становится особой художественной системой», ибо «в фокус изображения попадает не сама действительность, а ее отражение в устном народном слове героя» 26. Б. С. Дыханова определяет главную художественную цель позднего Лескова как «эстетический анализ самого образа народного мировосприятия, постоянно творящего миф о собственной жизни» .

Анализируется природа мифотворчества в произведениях Н. С. Лескова в монографии С. М. Телегина «Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова», внесшей свою бесспорную лепту в изучение поэтической системы Н. С. Лескова. С. М. Телегин приходит к выводу, что поэтика целого ряда произведений Лескова («На ножах», «Соборяне», «Юдоль») «явно определяется мифологическим замыслом» 28. По мнению исследователя, «важнейшее место в мифотворчестве Лескова занимает формирование личностного мифа его героев», в процессе создания которого используется мифотворческий закон дуализации или бинарности29. «Синкретизм противопоставлений», «неразличение материального и идеального», считает С. М. Телегин, и создает «подлинную реальность» в художественном мире Н. С. Лескова.

В целом необходимо констатировать, что эволюция литературно-критической мысли приводит ряд современных исследований к однозначному признанию мифологического начала как миромоделирующей основы лесковского творчества. Религиозно-мифологическая картина мира открывается в ряде лесковских очерков, рассказов, повестей, легенд и т. д. В и своеобразном жанровом диалоге находятся большие и малые эпические формы, определяющие оригинальную специфическую природу лесковского жанра хроники, «конгениального», по словам Мак Лейна, таланту русского писателя. Но гораздо ранее еще Б. Эйхенбаум отметил, что «органичный наиболее типичный для него (Лескова — О.У.) жанр — хроника» 30.

В 60−80-е годы лесковская хроника становится непосредственным объектом исследований в статьях В. А. Лебедева «Хроникальный жанр в творчестве Лескова», И. П. Видуэцкой «Прошлое и настоящее в художественном мире Лескова», «Пошехонская старина» в ряду семейных хроник русской литературы", И. В. Столяровой «Роман-хроника», Е. А. Черновой «О жанровом своеобразии исторических хроник Лескова» 31. В центре внимания авторов оказываются жанрово-композиционные особенности трех лесковских произведений. «Старые годы в селе Плодомасове», «Соборяне», «Захудалый род» рассматриваются исследователями в свете литературных традиций (В. Лебедев, Е. Чернова) и через призму авторской позиции писателя, проблемы идеала, проблемы личности, актуальных для творчества Н. С. Лескова (И.В. Столярова, И.П. Видуэцкая). Исследователи, за исключением, пожалуй, И. В. Столяровой, игнорируют лесковское определение хроники как «романической». В их работах жанровая терминология несколько трансформируется: из «романической» хроника становится «исторической», демонстрируя тем самым маргинальное отношение к роману как к жанровой дефиниции менее значимой для творчества Н. С. Лескова.

В центре внимания других исследований, как правило, оказывался роман «Соборяне», рассматриваемый в контексте лесковского творчества, но «вынутый» из своего традиционного хроникального окружения32. «Любимая вещь», по признанию писателя, которая «зрелее» «Соборян» и «тщательно написана», хроника «Захудалый род» неизменно была лишена исследовательского интереса.

В 1992 году издается монография «Поэтика русской повести» В. М. Головко, один из разделов которой посвящен изучению жанровой поэтики романа-хроники «Захудалый род». Автор характеризует произведение Н. С. Лескова как повесть-хронику с романической проблематикой. Конфликт личности и общества, по мнению исследователя, раскрывается в эстетической системе произведения, «когда не типичный характер, а типичные обстоятельства, выступают в роли главного композиционного принципа» .

В другой монографической работе Г. В. Мосалевой «Поэтика Н. С. Лескова» (1993) «Захудалый род» включается автором в традиционный контекст исторических хроник «Старые годы» и «Соборяне». При этом в зону исследовательского интереса входит и публицистическая хроника «Загадочный человек». Характеризуя субъектно-объектный строй хроники «Загадочный человек», Г. В. Мосалева отмечает, что автор в данном произведении предстает и субъектно и объектно. «Чужому Мы я-литератор противопоставляет „свое“ Мы, заполняя пространство близкими ему людьми» 34. Объектная роль автора, подчеркивает исследователь, является «выражением гражданской позиции писателя Н.С. Лескова», поэтому «авторство» очерка нравственно значимо и необходимо35. Сквозь призму субъектно-объектных отношений Г. В. Мосалева обращается к проблеме жанра в лесковском произведении «Соборяне». В нем исследователь определяет несколько объектов речи. Это «литератор — хроникер», «авторповествователь», который иерархически выше первого, ближе к автору, и ряд вторичных субъектов речи (например, Савелий Туберозов)36. Именно вторичные субъекты речи, по мнению Мосалевой, выступают как участники сотворения мифа. Вывод о сотворении Н. С. Лесковым художественного мифа автор монографии делает и в ходе системно-субъектного анализа хроники «Захудалый род», отмечая, что именно «протозановская среда создает единое речевое пространство» в традициях устного народного слова" 37. В «Захудалом роде», по мысли исследовательницы, «хроникальное» получает выражение на обоих уровнях: формально-субъектном и содержательно-субъектном" 38.

Таким образом, хроникальное начало «Захудалого рода» является для литературоведов на сегодняшний день бесспорным фактом, тогда как влияние жанра романа признается только на «содержательном» уровне.

На наш взгляд, универсализм мышления Н. С. Лескова преломляется в его эстетической установке на жанровый синтез самых разных начал. Это в свою очередь определяет тип эпического повествования Н. С. Лескова как хроникально-летописный. Древнерусская летопись являет собой «свод русского историко-литературного материала» (М. Строев). Летописное повествование выстраивается не только как подробная запись событий, как хронологическая фиксация фактов. Оно вмещает в себя легенды, сказания, поучения, жития и др. Ю. М. Лотман подчеркивает, что «единство точек зрения достигалось тем, что летописец излагал не свою личную позицию, а полностью отождествлялся с традицией, истиной и моралью» 39. «Соположенность разнородных элементов» выступала в качестве композиционного летописного принципа40. Своеобразным внутренним источником упорядочивания разного по характеру материала становится эпическое сознание летописца, нацеленное на выявление нравственного смысла событий с точки зрения общих родовых ценностей. E.H. Купреянова, Г. П. Макогоненко констатируют «неизменность тех высоких и специфических требований, которые предъявлялись на Руси к исторической хронике как достоверному, строго объективному и поучительному повествованию о самом важном и общезначимом предмете — о судьбах Русской земли в тех или иных ее масштабах» 41.

В творчестве русских писателей XIX века Б. М. Эйхенбаум отмечает «рецидив летописного образа мыслей и стиля» как художественно-поэтическое повествование, «имеющее поучительное и возбуждающее и42 народное чувство характер .

Воплощение милосердия, прощения и «широкости взгляда народного» (Ф.М. Достоевский) в русской литературе Х! Х века явлено прежде всего в «Семейной хронике» С. Т. Аксакова и в повести A.C. Пушкина, которую H.H. Страхов также относит к жанру семейной хроники. И в аксаковской хронике, и в пушкинском произведении представлен опыт разных поколений, личность показана в ее корневой связи с национальным бытием, историческая реальность эпохи вырисовывается только в той степени, в какой она оказывается переплетена с личным, интимным, с семейным началом. В аксаковской и пушкинской хронике история преломляется в частном, непосредственном сознании рассказчика, чье повествование сохраняет человека в его целости.

Стилистический строй повествования, близкого к летописному, по мнению ряда исследователей, определяется соединением двух традиций: народно-эпической и агиографической, создающих в своей совокупности с помощью гармонизирующей позиции летописца-рассказчика целостное эпическое осмысление действительности.

Но уяснение специфики лесковского жанра хроники возможно не только в результате его бесспорной причастности традиции хроникально-летописного повествования, но и с учетом эстетического осмысления писателем христианской философии блаженного Августина. Восприятие Лесковым таких содержательных категорий, как время, человеческое бытие, история следует рассматривать, на наш взгляд, именно в русле основных философских положений Аврелия Августина.

Человек, по мысли христианского теолога, это часть воплощенного Богом смысла. Большое значение в соединении божественного и человеческого начал имеет, по Августину, человеческая воля. Присутствие собственной воли, диктующей определенный поступок, определенное действие человека, обнаруживает духовную силу лесковских праведников. Однако, в своих художественных произведениях писатель показывает, по словам И. В. Столяровой, что в действительности, где все «перебуровилось» высокое «дон-кихотство» личности переходит в «трагизм» 43.

Трагизм в творчестве Лескова становится тем ценностным началом, которым измеряется не только человек, его жизнь, социально-историческая реальность, но и бытие в целом. Сострадание человеку как невольному участнику трагического природного действа — своеобразный интенциональный центр лесковских произведений, и в частности его публицистической («Загадочный человек»), сатирической («Смех и горе») и исторической («Старые годы», «Соборяне», «Захудалый род») хроник. А потому перспективной с точки зрения динамического характера хроникального жанра на уровне лесковского метатекста представляется попытка рассмотреть соотношение и взаимовлияние «эпического» и «комического» начал в тексте сатирической хроники «Смех и горе», «эпического» и «лирико-драматического» в романе-хронике «Захудалый род» .

Проблема «эпического» в творчестве Лескова предполагает необходимость историко-литературного аспекта. В этом случае для нас важно сопоставление некоторых мотивов, тем лесковских художественных произведений и творчества И. А. Гончарова.

Бесспорно, что круг поставленных проблем поднимает целый спектр вопросов, связанных с историческими, эстетическими, религиозно-этическими взглядами писателя, уяснение которых невозможно без обращения к его эпистолярному и публицистическому наследию.

Актуальность исследования обусловлена возрастающим интересом современного литературоведения к проблемам повествования и автора в аспекте исторической поэтики, а также наметившимся новым методологическим подходом к изучению хроникального жанра в творчестве Н. С. Лескова.

Целью данной работы является выявление этико-философских, эстетических основ хроникального жанра Н. С. Лескова, изучение некоторых, наиболее важных, аспектов поэтики лесковской хроники, взаимодействие которых позволяет составить целостное представление о художественном мире писателя.

Важной задачей исследования является стремление:

1) рассмотреть истоки хроникального жанра Н. С. Лескова не только в традиции хроникально-исторического типа повествования, но и в их связи с христианской философией, в частности с философской системой Аврелия Августина;

2) уяснить эстетические способы создания в лесковских произведениях целостной эпической картины мира;

3) определить роль эпического начала в организации лесковского повествования;

4) показать реализацию эпического содержания в произведениях писателя («Смех и горе», «Захудалый род») через взаимодействие хроникального с очерково-публицистическим и романным началами;

5) осмыслить этико-философские основы жанровых поисков, определяющих эволюцию хроникального жанра в творчестве писателя 1870-х годов.

Научная новизна работы определяется прежде всего рассмотрением повествовательной манеры Лескова 1870-х годов как динамичной творческой системы. Этим обусловлены следующие научные результаты предлагаемой диссертации: выявлены истоки хроникального жанра Н. С. Лескова с точки зрения его этико-философской проблематикиопределены эстетические принципы создания в лесковских хрониках 70-х годов целостной эпической картины мирапоказана реализация эпического содержания в сатирической хронике «Смех и горе» и в романе-хронике «Захудалый род» — осмыслена эволюция хроникального жанра на определенном этапе (1867 — 1875) литературного пути Н. С. Лескова — в «переходный» период творчестванамечены основные моменты творческого взаимодействия Н. С. Лескова и.

И.А. Гончарова в аспекте проблемы повествованияосмыслена природа авторской позиции как диалогическая.

Практическая ценность работы обусловлена возможностью использования диссертационного материала в учебном процессе, на школьных уроках литературы, при чтении общих и специальных курсов по истории русской литературы XIX века.

Апробация работы. Отдельные разделы работы были обсуждены на аспирантском семинаре кафедры русской и зарубежной литературы ТГУ, а также получили апробацию в выступлениях на научной региональной конференции (Томск, 1993), на Кирилло-Мефодьевских чтениях (Томск, 1994).

Основные положения диссертации изложены в тезисах и в статье, находящейся в печати.

Структура и основное содержание диссертации Работа состоит из введения, двух глав и заключения. Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, определяются цели и задачи исследования.

Заключение

.

Неослабевающий интерес к творчеству Н. С. Лескова в последние годы закономерен. Современное общество, находясь в состоянии «раскола», открывает для себя в лесковском беллетристическом и публицистическом наследии большой спектр вопросов (от религиозно-философских до социально-исторических), связанных с этим «почвенным» явлением русской жизни.

Раскол" осмысляется Н. С. Лесковым не только как факт религиозной жизни России, как социально-культурное, историческое явление, но как особая онтологическая причина, суть которой в отпадении человека от Бога. Смысл всего сущего, смысл человеческого бытия, истории заключается, по Лескову, в преодолении внутреннего «раскола» личности, в собирании духа, в воссоединении человека и Бога, в духовном единении всего рода человеческого.

Христианское миропонимание писателя является основополагающим началом его творчества. Художественная картина мира Н. С. Лескова создается наложением двух планов: метафизического и реалистического. Пафосом лесковского жанра хроники 1870-х годов является мысль писателя о существовании потенциальной возможности восстановления цельности бытия. Принадлежность человека Божественному бытию, по размышлению писателя, во-первых, обусловливает взаимопроникающую связь сферы абсолюта и сферы эмпирии, во-вторых, обязывает человека участвовать в духовном преобразовании мира. Процесс этот нелегкий и долгий, требующий для достижения конечной цели соборного единения всего и всех. Во многих произведениях Н. С. Лескова, написанных им в 70-е годы, соборность становится тем внутренним интенциональным центром, с которым соотносятся различные уровни поэтики исторической хроники «Соборяне», романа-хроники «Захудалый род», рассказа «На краю света» и т. д.

Духовные поиски писателя идут в русле христианской традиции, раскрывающей суть религиозной жизни как синтеза духа и бытия, как источника нравственных интуиций. О внутренней соотнесенности человека с Богом свидетельствует, по мысли Лескова, человеческий поступок.

Недолжные" деяния находятся в центре внимания писателя в сатирической хронике «Смех и горе», представляющей соответственно «недолжное» житие героя. Смех становится для Н. С. Лескова своеобразной формой сопротивления обезбоженной действительности, миру «мелких бесенят» и «вражков». В другом произведении писателя «Захудалый род» в жанре жития воплощается идея духовного пути человека к Богу. Через амплификацию житийного жанра в романе-хронике Лескова реализуется концепция цельного человека.

Повествовательная манера Лескова 1870-х годов видится как динамичная творческая система. Стремление писателя к синтезу, к связующей мир идеи, получает наиболее полное отражение в хроникальном жанре, истоки которого выявляются автором диссертации с точки зрения его этико-философской проблематики. Диалогической авторской позицией художника определяется в эстетическом сознании Лескова синтез славянофильских и западнических идей, христианской западной философии и православной аскетики, природного и культурного начал и т. д.

Универсализм мышления Н. С. Лескова определяет способы эстетизации целостности через мифологические, библейские мотивы, через традиции народного эпоса, древнерусской литературы и литературы XIX века. Выявление специфики лесковского жанра хроники обнаруживает эпическую активность хроникального повествования 1870-х годов. В аспекте проблемы повествования намечаются основные моменты творческих взаимосвязей Лескова и Гончарова. Эволюция лесковской хроники рассматривается как процесс диалектического взаимодействия эпического и комического, лирико-драматического, трагического смыслов, как диалог различных жанровых форм и повествовательных тенденций (собственно хроника, роман, анекдот, новелла, житие и т. д.).

Путь к единству осмысляется Лесковым как утверждение многоликой и многообразной жизни, предполагающей достижение целостности Универсума не только через соборное сознание, но и через экзистенциальный смысл человеческого существования, понимаемый писателем как процесс духовного самоопределения личности.

Демократизм авторской позиции Н. С. Лескова, требующий «чрезмерного» внимания к каждому человеку, признание этического императива долженствования как смыслового содержания человеческой жизни, снятие каких-либо ограничений во взаимодействии вещного и духовного, создание широкой картины русской жизни — все это получает дальнейшее развитие в творчестве А. П. Чехова, становится закономерной основой для определения своеобразия творческого метода русских писателей. Дальнейшую разработку могут получить и намеченные в диссертации параллели между творчеством Н. С. Лескова и И. А. Гончарова. В перспективе видится исследование проблемы «эпического» в прозе 80-х годов Н. С. Лескова.