Рецепция поэзии Джона Донна в русской литературе

Проблема восприятия иной культуры чрезвычайно актуальна для русской культурной традиции. С. С. Аверинцев пишет: «Вспомним, что означали для Державина — поэты немецкого барокко, для Жуковского. Шиллер, для славянофилов — Шеллинг, для русских символистов — Новалис, Вагнер и Ницше, дая БердяеваЯкоб Беме и его рецепция в немецкой романтике.» 1 Аверинцева интересовал «диалог с Германией», и потому все примеры взяты им из немецкой культуры, но в этих примерах намечена парадигма, имеющая более общий смысл: рецепция иной культуры происходит или по модели «явление» — «явление» («немецкий романтизм» -" русский символизм"), или по модели «явление» — «личность» («немецкое барокко» -" Державин"), или по модели «личность» — «явление» («Шеллинг» — «славянофилы»), или по модели «личность» — «личность» («Шиллер» — «Жуковский»). Эти модели трансляции культурных реалий достаточно непросты сами по себе, а в русской культуре последних двух третей уходящего века еще усложнились прибавлением третьего члена: перевода. Можно, естественно, сказать, что баллады Бюргера стали фактом русской культуры благодаря переводам Жуковского, но немецкий романтизм проникал в Россию не благодаря переводам, но Гегеля и Шеллинга читали по-немецки, и переводы возникали часто как побочный результат уже состоявшегося культурного обмена.

Для аудитории, которую до недавнего времени именовали «советским читателем» (и которая, несмотря на отмену названия, остается еще основной читательской массой), перевод на русский язык представляет собою обязательное предварительное условие восприятия того или другого явления иноязычной культуры. Поэтому практические и теоретические проблемы перевода остаются актуальнейшим предметом научного анализа.

Творчество английского поэта и проповедника Джона Донна (1572 — 1631) стало знакомо российскому читателю весьма недавно — первые переводы из Донна на русский язык появились в конце 50-ых гг. нашего века. При этом за сравнительно небольшой период времени в сознании русской аудитории Донн из малоизвестного поэта конца XVI — начала XVII вв. превратился в знаковую фигуру европейской культуры, обретя статус классического автора, как Шекспир или Джонатан Свифт, -автора, по которому мерят последующие культурные достижения. Так, характерно, что если в предисловии к первому отдельному изданию стихов Донна на русском языке, вышедшему в 1973 г., Б. Томашевский отмечает, что «советский читатель почти ничего не знает об этом поэте» 2, то уже в 1989 г. О. Седакова в интервью.

1 Анеринцев С. С. Путь к существенному// Михайлов A.B. Языки культуры. М., Языки русской культуры, 1997. С. 7.

2Томашевский Б. Поэзия Джона Донна// Донн Джон. Стихотворения. Ленинград: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1973. С. 5.

В.Полухиной называет позднего Донна — наравне с Данте — образцом христианского поэта, для которого христианство есть исповедничество3. Не менее характерен и тот факт, что в последние годы переводы из Донна, наравне с переводами из Шекспира или Байрона, стали появляться в книгах поэтов-любителей, издаваемых ими за свой счет, что свидетельствует о причислении Донна к пантеону классиков мировой литературы4. И, наконец, в стихотворении Льва Лосева, датированном 1996 г., мы встречаем весьма своеобразный парафраз на знаменитое ломоносовское «что может собственных платонов и быстрых разумом невтонов земля Российская рожать»: «Одна из наций, вдрызг разъединенных,/ не ведавших об оденах и доннах,/ не зван, но он/ звучит, когда душа отглаголала, отлитый из латинского металла/ в долине звон» 5. Имя Донна употреблено здесь в весьма необычном, собирательно-нарицательном смысле, как символ европейской культуры в целом. Мы видим, как за сравнительно короткий временной промежуток происходит усвоение творческого наследия Донна в России. Обозримость этого временного промежутка и локализованность его границ делает творчество Донна — так, как оно представлено в русских переводах, -идеальным материалом для изучения некоторых механизмов культурного взаимодействия и культурной рецепции.

В качестве основного объекта анализа в настоящей работе привлечены существующие стихотворные переводы поэтических текстов Донна, выполненные различными переводчиками, — И. Бродским, А. Сергеевым, Б. Томашевским, А. Париным, Г. Кружковым, В. Топоровым, Д. Щедровицким и др., — а также оригинальные стихотворения Бродского, связанные с творчеством Донна, -" Большая элегия Джону Донну", «Прощальная ода» и др. Такой выбор был обусловлен, во-первых, тем, что переводы стихов Донна на русский язык никогда не становились предметом научного анализа и, в частности, не анализировались с точки зрения их адекватности подлинному смыслу английского оригинала, тесно связанному с культурными контекстами эпохи Донназначение этих контекстов для правильного понимания и, соответственно, перевода стихов Донна чрезвычайно велико, как показано в сделанном нами культурологическом комментарииво-вторых, тем, что, хотя тема «Донн и Бродский» затрагивалась исследователями творчества русского поэта, проблема взаимосвязи переводов Донна, сделанных Бродским, и его оригинальных текстов остается недостаточно изученной.

3Седакова О. Редкая независимость// Полухина В. Бродский глазами современников. СПб: Журнал «Звезда» «, 1997. С. 221.

415() английских сонетов XVI — XIX вв. Перевод А.Шведчикова. М.: издание за счет автора, 1992. С. 35 — 36- Бочаров Б., Колодяжная Л., Степанова Е. Подстрочник. Переводы из английской поэзии. М.: Издательство Академии Искусства и Науки XXI века «Норма», 1998. С. 4 — 5.

5 Лосев JI. Послесловие. СПб: Пушкинский фонд, 1998. С. 17.

6Bethea David М. Joseph Brodsky and the creation of exile. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1994. P. 74 — 119- Крепе M. О поэзии Иосифа Бродского. Ann Arbor: Ардис, 1984. С. 85 — 101;

В данной работе делается попытка восполнить указанные пробелы.

Мы стремились на основе выбранных для анализа текстов показать, какие механизмы действуют при трансляции явлений одной культуры в другую, иноязычную.

Изучение рецепции творчества Джона Донна русской литературой позволяет проследить, как, обращаясь к опыту другой культуры, культура-реципиент решает при этом свои задачи, у далеких иноязычных предшественников ища ответ на собственные актуальные вопросы. В настоящей работе представлялось целесообразным рассмотреть значительный массив текстов — переводов Донна на русский язык, выполненных разными переводчиками, — чтобы судить о том, насколько адекватно существующие переводы передают поэзию Донна во всей полноте ее культурного контекста, т. е. насколько адекватно переводчик (а вслед за ним и читатель) воспринимает образную и понятийную структуры донновского текста, — структуры, существующие в неразрывном единстве, — и чем порождено то или иное переводческое восприятие текста.

Мы сочли возможным, используя новейшие методологические подходы, выработанные в XX веке, обратиться к сравнительному анализу переводов и оригинальных текстов, как уже исследованных, так и недостаточно изученных. Такой анализ может выявить, что именно остается непереведенным, каким знанием об эпохе Донна должен владеть переводчик, чтобы правильно передавать культурные смыслы донновских текстов, — и, в конечном счете, как должно быть скорректировано существующее у русскоязычного читателя представление о Джоне Донне и его времени.

При этом мы исходим из того, что перевод является неотъемлемой частью общелитературного процесса, связанной с актуальными проблемами культуры, в которую «вливается» новый текст, существовавший до того на ином языке и в системе иных культурных взаимодействий. Здесь мы следуем за М. Л. Гаспаровым, отмечавшим строгий параллелизм развития русского стихотворного перевода и русской культуры в целом: «В истории русского стихотворного перевода сменилось пять периодов. XVIII век был эпохой вольного перевода, «склонявшего на русские нравы» и содержание, и формы подлинников. Романтизм был эпохой точного перевода, приучавшего читателя к новым, дотоле непривычным образам и формам: таков Жуковский. Реализм XIX века опять стал эпохой вольного, приспособительного перевода — такого, как в курочкинском Беранже. Модернизм начала XX века вернулся к программе точного перевода: не обеднять подлинник применительно к привычкам читателя, а обогащать привычки читателя применительно к подлиннику: таков не только Брюсов, но и все его современники от Бальмонта до Лозинского. Наконец, советское время — это реакция на буквализм,.

Шайтанов И. Уравнение с двумя неизвестными. Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский// Вопросы литературы, 1998. № 6. С. 3 — 39. и др. спрос на ясность, легкость и традиционные ценности русской культуры, эпоха Маршака.

Легко увидеть: это близко соответствует пяти периодам истории всей русской культуры, пяти этапам распространения образованности в России. В этом процессе чередуются периоды распространения культуры вширь и вглубь. «Вширь» — это значит: культура захватывает новый слой общества быстро, но поверхностно, в упрощенных формах, как общее знакомство, а не внутреннее усвоение, как заученная норма, а не творческое преобразование. «Вглубь» — это значит: круг носителей культуры заметно не меняется, но знакомство с культурой становится более глубоким, усвоение ее более творческим, проявления ее все более сложными. В XVIII в. шло распространение культуры вширь — в массу невежественного дворянства. В начале XIX в. было достигнуто насыщение, культура пошла вглубь и дала Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Середина XIX в. — новое движение культуры вширь: в массу невежественного разночинства. В начале XX в. и здесь достигнуто насыщение, культура идет вглубь и дает расцвет «серебряного века». После революции культура вновь идет вширь, в массу невежественных рабочих и крестьян. Движение это еще не закончилось, потребителями культуры являются п очень разные слои общества, и они нуждаются в разных переводах" .

Динамика переводов из Донна на русский язык во многом повторяет эту схему, предложенную Гаспаровым.

Отметим, что наследие Донна довольно значительно по объему и весьма разнообразно в жанровом отношении — это и стихотворные «Песни и сонеты» («Song and Sonnets»), сатиры, элегии, послания в стихах, эпиталамы и гимны, несколько поэм, и прозаические философские «Парадоксы» («Paradoxes»), «Обращения к Господу в час нужды и бедствий» («Devotions upon emergent occasions»), и девять томов проповедей, до самого последнего времени служащие в Англии образцом риторической прозы, и письма.

Между тем, если творчество того же Шекспира на русском языке представлено адекватно если не в качественном, то хотя бы в количественном отношении, то, например, прозаические тексты Донна, за единичными исключениями, на русский язык пока не переводились. Долгие годы представление русскоязычной аудитории о прозе Донна определялось лишь знаменитым пассажем из «Обращений к Господу в час нужды и бедствий», ставшим эпиграфом к роману Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол». В переводе Е. Д. Калашниковой и Н. Д. Волжиной этот пассаж звучит следующим образом: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Сушии если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоегосмерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со.

7Гаспаров M.JI. Брюсов-переводчик// Гаспаров M.JI. Избранные труды. Т. II. О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 128 — 129. всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по тебе". Характерно, что выражение «по ком звонит колокол» стало в русском языке едва ли не пословицей — и в одном этом факте проявляется своеобразие механизма взаимодействия двух (а в данном случае, учитывая, что Хемингуэйписатель американский, — трех) культур.

Позднее, уже в 80-е годы, еще один роман, названный строкою из послания Донна графу Карлайлу, был переведен на русский язык В. Голышевым: «И поджег этот дом» Уильяма Стайрона. И снова текст эпиграфа оставил в памяти читателей след, может быть, более яркий, чем открывающийся им роман: «Если от Провидения Божия, которое печется о жизни всякой былинки, и червя, и муравья, и паука, и жабы, и гада, ни единый луч никогда не упадет на меняесли Бог, который зрел меня, когда я был ничто, и призвал меня, когда меня не было, как будто я был, из чрева и тьмы глубокой, не посмотрит на меня ныне, хотя я, убогая, и отверженная, и проклятая тварь, все равно Его тварь и, даже проклятый, прибавляю толику к Его славеесли Бог, который взирал на меня в мерзости моей грязи и, когда я застил око дня, Солнце, и око ночи, Свечу, и очи всего света занавесями, и окнами, и дверями, все равно видел меня, и видел милостиво, показавши, что видит меня, и приведши меня некогда к нынешнему раскаянию и воздержанию (до поры) от греха, так отворотился от меня к Своим славным Святым и Ангелам, что ни святой, ни ангел, ни Сам Иисус Христос не умолят Его посмотреть на меня и вспомнить, что есть такая душаесли Бог, который многажды говорил моей душе: Quare morieris? Зачем тебе умирать? — и многажды обещал моей душе: Vivit Dominus, жив Господь, и ты не умрешь, а будешь жива, — не дал мне умереть и не дал мне жить, а оставил умирать вечной жизнью и жить вечной смертьюесли Бог, который не мог войти в меня, когда стоял и стучался, войти путем обычным, Словом Своим, милостями Своими, рассудил иначе, и потряс этот дом, мое тело, судорогами и корчами, и поджег этот дом лихорадками и горячками, и устрашил Хозяина дома, мою душу, ужасами и опасениями тяжкими, и так вошел в меняесли Бог, увидя, что тщетно Его попечение и намерение обо мне, отверг меня и покинул, будто я ничего не стоил для Негоесли Бог наконец дал душе моей изойти, как дыму, как пару, как пузырьку пены, и если душа эта не может быть ни дымом, ни паром, ни пеной, но должна лежать во мраке, доколе Господь света есть сам свет и ни единая искра Его света не достигнет моей души, — какой Тофет не Рай, какая Сера не Амбра, какая грязь не услада, какое червя точение не щекотка, какая казнь не ложе свадебное перед проклятием этим: быть отлученну навеки, навеки, навеки от взора Божия?» 8.

Наконец, в 1997 г. в журналах «Литературное обозрение» и «Истина и жизнь» были напечатаны фрагменты из «Обращений к Господу в час нужды и бедствий» .

8Стайрон У. И поджег этот дом. Долгий марш. М: Правда, 1991. С. 17−18. Журнальная публикацияранее.

Devotions upon emergent occasions")9, (в частности — и входящая в эту книгу.

Медитация XVII", откуда Э. Хемингуэй взял эпиграф к своему роману) и две проповеди («Проповедь, произнесенная в Уайт-холле, в первую пятницу Великого.

Поста. 28 февраля 1622/23 г." 10 и «Вторая проповедь на Пятипсалмие Давида, прочитанная в соборе св. Павла 29 января 1626 г.» 11. Этим до настоящего времени.

12 русский прозаический Донн и ограничивается .

Поэзия Донна переведена на русский язык в несколько более широком объеме. Как уже было сказано, первые русские переводы стихов Донна появились лишь во второй половине нашего века. Своими русскими современниками Донн замечен не был (впрочем, как и Шекспир). Этому есть свое объяснение: поэты «русского барокко», такие как Симеон Полоцкий или Феофан Прокопович, будучи во многом близки Донну по духу (как и он, они были полиглотами, учеными-эрудитами, церковнослужителями)13, ориентировались, однако, не на протестантскую, а на польско-католическую культурную традицию14. Главенствующие позиции в творчестве этих писателей — так же, как и Сильвестра Медведева, Димитрия Ростовского, — занимали архаические жанровые структуры: проповеди, exempla, школьная драма и poesia curiosa: акростихи, анаграммы, carmina figurata, палиндромы, — а потому достижения современных им европейских лириков находились как бы вне поля зрения русских поэтов XVII — начала XVIII вв.15 К тому же нельзя не учитывать и тот факт, что среди иностранных языков, которыми мог владеть образованный российский книжник, английский в указанную эпоху фактически не встречался: доминировали латынь, греческий, немецкий16.

9Донн Джон. Взывая на краю (Обращения к Господу в час нужды и бедствий) (перевод и комментарий А. Нестерова)//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 26−31.

10Донн Джон. Проповедь, произнесенная в Уайт-холле, в первую пятницу Великого Поста. 28 февраля 1622/23 (пер. А. Курт)//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 32 — 39. иДонн Донн. «Ибо Ты радость моя» (пер. А. Курт)//Истина и жизнь, 1997. № 12. С. 21 — 25.

12 В настоящее время готовится к печати том стихов и прозы Дж. Донна под редакцией Г. Кружкова.

Эта публикация может существенно изменить вышеописанную картину.

13 Ср.: Морозов A.A. Из истории осмысления некоторых эмблем в эпоху Ренессанса и барокко.

Пеликан)// Миф. Фольклор.

Литература

Л. А Наука, 1978. С. 38 — 66- Морозов A.A., Софронова Л.А.

Эмблематика и ее место в искусстве барокко// Славянское барокко. М.: Наука, 1979. С. 13 — 38;

Морозов A.A. Симеон Полоцкий и проблемы восточно-славянского барокко// Барокко в славянских культурах. М.: Наука, 1982. С. 170 — 190.

14Панченко A.M. Русская стихотворная культура XVII века. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1973. Bethea David M. Joseph Brodsky and the creation of exile. Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1994. P. 76.

Рогов А. И. Проблема славянского барокко// Славянское барокко. М. Наука, 1979. С. 3 — 12- - Сазонова Л. И. Поэзия русского барокко (вторая половина XVII — начало XVIII в.). М.: Наука, 1991.

16 См, в частности: Резанов В. И. Из истории русской драмы: Школьные действа XVII—XVIII вв. и театр иезуитов. М.: Императорское, общество истории древностей российских при Московском университете, 1910.

Немаловажно и то, что «петровские преобразования предопределили расчленение религиозно-философского единства, что привело, с одной стороны, к секуляризации мысли и формированию светской философии, с другой — к усилению апофатической традиции внутри православия, уходу в переживание и созерцание. Последняя традиция выразилась в феномене старчества., как своеобразной реакции на усиливающийся рационализм духовной жизни. <Феофан Прокопович, В. Н. Татищев, А.Д.Кантемир>, ориентируясь на европейскую мысль и распространяя ее, пытались, и довольно успешно, соединить традиции русской философии с западноевропейской. Это потребовало определенных усилий по созданию специфического философского языка, однако такая задача могла быть выполнена лишь к концу века» 17. Подобная ситуация неблагоприятствовала появлению метафизической поэзии, подразумевающей живое, интимно-личностное переживание «натурального богословия», которое было философской основой поэтики английской метафизики, позволяя поэтам-метафизиком легко прозревать «подобие в несхожем», видя гармоническую взаимосвязь и взаимозависимость всего и вся в Творении. При этом сама метафизика в западной традиции вплоть до середины XVII в. понималась, как «центральная часть философии, включающая в себя онтологию (учение о бытии), натуральное богословие (учение о Боге) и пневматологию (учение о душе и духах)» 18. Требуемый синтез в известной мере удалось осуществить лишь Державину, но уже в следующем поколении произошел отказ от созданной Державиным «парадигмы», и Пушкин, следующий более близкой ему традиции Просвещения, задал русской поэзии иные ориентиры. (Укажем при этом, что увлечение И. Бродского английскими поэтами-метафизиками весьма логично «коррелирует» с его обращением к допушкинским традициям русской поэзии в таких произведениях, как «Послание к стихам» с их эпиграфом из Кантемира, «На смерть Жукова», где важен державинский подтекст, «Фонтане», и др.).

При этом первое в России упоминание о Донне встречается именно у Пушкина, но — в переводной цитате. В статье «О Мильтоне и шатобриановом переводе „Потерянного рая“» Пушкин приводит фразу из трагедии Виктора Гюго «Кромвель», в которой лорд-протектор заявляет Мильтону, что тот «великий феолог и даже хороший стихотворец, хотя пониже Вайверса и Донна» 19.

С другой стороны, отсутствие интереса к Донну в России XVIII — XIX вв. не в последнюю очередь связано с тем, что у себя на родине Донн, всегда считавшийся, как мы уже сказали, образцовым проповедником и ритором, со времен классицистов, требовавших от поэтического текста кристалльной ясности и внятности, вплоть до начала XX века слыл. плохим поэтом! Возможно, начало этому положил король.

17 Артемьева Т. В. История метафизики в России XVIII века. СПб: Алетейя, 1996. С. 293.

18 Указ. соч. С. 294.

Пушкин A.C. О Мильтоне и шатобриановом переводе «Потерянного рая"// Пушкин A.C. ПСС. В 17 т. Т. 12. Ленинград: Издательсьво АН СССР, 1949. С. 138.

Иаков I, сам небезразличный к поэзии: еще до восшествия на английский престол он анонимно опубликовал сборник «Попытки подмастерья в божественном искусстве поэзии» 20, куда вошли его сонеты, поэма «Феникс», переводы из Лукана и теоретический трактат о поэзии шотландских бардов. Иаков I высоко ценил Донна как писателя религиозного, но отрицательно относился к его светским стихотворениям, которые в одном из разговоров назвал «подобными миру Божиему, что превыше всякого ума» 21, косвенно ссылаясь на «Послание Филиппинам», 4, 6. При этом прижизненная поэтическая слава Донна была чрезвычайно громка. Достаточно сказать, что его стихи стали переводить в Европе еще при жизни автора. Так, крупнейший голландский поэт Константин Хейгенс (1596 — 1687), с 1618 по 1624 гг. занимавший дипломатический пост при английском дворе, в конце 20-х гг. XVII в. перевел 19 стихотворений Донна22. Посылая их в 1630 г. другому голландскому поэту, Питеру Корнелиусу Хофту, он характеризовал Донна как человека «искушенного в жизни двора и службе сильным мира сегопознавшего пути мирасформированного ученостьюв поэзии более знаменитого, нежели кто иной». «Много богатых плодов от зеленеющих ветвей его мудрости и остроумия легло, благоухая, на стол почитателей искусства,» — отмечает Хейгенс далее в том же.

23 письме. Позже, уже в старости, Хейгенс посвятил Донну несколько строк в своей поэме «Проповедь надлежащей жизни» («Sermones de Vita Propria») (1687): «Дозволь мне, всех превзошедший Донн, виртуознейший учитель, назвать тебя первым, превыше остальных, <дозволь> воспеть тебе славу как прекрасному поэту и.

20[James I, King of England] The essayes of a prentise, in the divine art of poesie. Edinburg: Imprinted by Thomas Vautroullier, 1584. Без пагинации. Современные оценки поэтических достижений Иакова I см: Akrige G.P.V. The Literary Achievement of King James I// University of Totonto Quarterly 44 (1975). P. 115 — 129- Sisson C.J. King James the First of England as Poet and Politica Writer// Seventeenth Century Studies Presented to Sir Herbert Grierson. Oxford: Claredon Press, 1938. P. 47 — 63. Полный корпус стихов Иакова I, включая неопубликованные при жизни стихи и фрагменты представлен в: The Poems of James VI of Scotland. Ed. by James Clarigie, 2 vols. Edinburg and London: William Blackwood & Sons, 1955. Здесь и далее переводы, не оговоренные специально, выполнены нами.

21 John Donne. The Critical Heritage/ Smith A.S. (ed.).London and Boston, 1975. P. 74 — 75.

22B сборнике Хейгенса «Koren-Bloemen», вышедшем в свет в 1658 г., они идут в следующем порядке: «The Flea» («Блоха»), «The apparition» («Призрак»), «Witchcraft by a Picture» («Колдовство над портретом), «Twicknam Garden» («Твикманский сад»), «Song. Goe, and catch a falling starre» («Песня. «Трудно звездочку поймать.»), «The Triple Fool» («Тройной дурак»), «A Valediction: of Weeping» («Прощальная речь о слезах»), «The Dream» («Сон»), «Elegie II. The Anagram» («Элегия II. Анаграмма»), часть «Elegie VI» («Элегия VI. Отречение»), «The Extasie» («Экстаз»), «The Blossome» («Аромат»), «Womans Constancy» («Женская верность»), «A Valediction: forbidding Mourning» («Прощание, запрещающее грусть»), «The Sunne Rising» («К восходящему солнцу»), «Breake of the Day» («Конец дня», на русский не переводилось), «Loves Diet», «The Legacie», «Goodfriday, 1613. Riding Westward» («Страстная пятница, 1613).

23Цит.по: Grierson H.J.C. Introduction// The Poems of John Donne. Vol II. Oxford: OUP, 1912. P. LXXVII. красноречивому проповеднику." 24 Таково мнение ученика и младшего собрата по поэтическому цеху, классика поэзии голландской. Больше того, Хейгенс, публикуя свои переводы из Донна в сборнике поэм и стихотворений «Васильки», отмечает, что, когда он в разговоре с Карлом I упомянул о намерении перевести Донна, тот, сам будучи большим ценителем Донна26, ответил, что «не верит, будто кто-нибудь может достойно справиться с этой задачей» 27. Поэтические открытия Донна породили в Англии целое направление: так называемую «метафизическую поэзию», в рамках которой развивалось творчество таких больших поэтов, как Джордж Герберт, Томас Кэрью, Генри Воэн, Эндрю Марвелл — не говоря о множестве фигур менее значительных. Однако смена поэтической парадигмы, связанная с наступлением «века разума» классицистов, привела к тому, что Донн подвергается резкой переоценке. Первым был Драйден, насмешливо заметивший в 1693 г. в статье «Повествование касательно возникновения и развития сатиры», что Донн «пускает в ход метафизику не только в своих сатирах, но и в любовных стихах, где должно править одной природе, — засоряя головки милых дам сложными философическими умозрениями, когда ему следовало бы обращаться к их сердцам, дабы увлечь их нежностями любви». Самюэль Джонсон утверждал, что в своих стихах Донн и унаследовавшие ему поэты, «будучи людьми учеными, стремились лишь к тому, чтобы свою ученость продемонстрироватьк несчастью, они „обшивали“ ее рифмами, и вместо того, чтобы писать поэзию, писали рифмованные вирши» 29. Еще более резкую характеристику дает Донну анонимный критик, поместивший в 1713 г. заметку в «Гардиан»: «Из наших соотечественников нет никого, кто писал бы стихи хуже доктора Донна и мистера Коули, страдающих переизбытком глубокомыслия. У них одна мысль с такой стремительностью сменяется другою, что у читателя начинает „рябить в глазах“ от этих блесток воображения. С каждой новой строкой наплывает новая мысль, и к концу стиха читателя охватывает чувство, что ни одна из этих мыслей так и не реализовалась.» 30 А еще лет сорок спустя (1756 г.) другой анонимный рецензент — на этот раз из «Monthly Review» — подводит черту: «Может ли человек с поэтическим вкусом прочесть хотя бы десяток строк Донна без отвращения? Нет» 31.

24John Donne. The Critical Heritage. London and Boston, 1975. P. 81.

Huygens Constantine. Koren-Bloemen. Graven-Hage, 1658.

26B Британском музее (шифр G. 111 415) хранится экземпляр издания «Poems by J.D. with the Elegies on the Authors Death» 1633 года издания, переплетенный в кожу с королевским гербом и пометкой на внутренней стороне переплета, гласящей, что «данный экземпляр принадлежал Карлу I» .

27John Donne. The Critical Heritage. London and Boston, 1975. P. 81.

28Цит. no: Donne: Songs and Sonnets. A Selection of Critical Essays/ Ed. by Julian Lovelock. London: Macmillan, 1973. P. 38.

Johnson Samuel. Cowley// Johnson Samuel. Lives of the English Poets. Vol. I. Oxford: Oxford University Press. 1938. P. 13.

30Ibid., P. 39.

31Ibid., P. 43.

Донна заново открывает лишь XX век. Толчком к открытию послужило научное издание поэтического корпуса Джона Донна, подготовленное в 1912 г. одним из.

32 лучших знатоков елизаветинской литературы — сэром Гербертом Дж. К. Грирсоном. Первым «литературным» апологетом Донна стал поэт Руперт Брук33 — в Англии, в силу трагической судьбы и ярких стихов, фигура воистину «культовая» — его называли Филипом Сидни начала века. Одна из самых ярких характеристик, данных Бруком Донну, звучала следующим образом: «Он, говоря его же словами, «любил, чтоб в душу яд вливать по капле». Он дразнил свою душу, словно зверя в берлоге, заставляя ее содрогаться от немыслимых парадоксов, а раздразнив, гнал, словно охотник, язвя слезами и смехом, гнал вдоль края пропасти, что отделяет рассудок от безумия. Он.

34 говорит, что познал самый неземной из всех экстазов — слияние душ. И он же утверждает, что смешение крови влюбленных в брюшке блохи, поровну пососавшей от них, — предел, который им не дано преступить в самых смелых своих упованиях35.

36 37.

Он уподобляет свою даму первоцвету, ангелу, пятерице, Марии Магдалине ,.

ЛО фигурному прянику, только что открытому континенту, центральной ножке циркуля39, Господу Богу40. И каждый раз мы верим в его беспредельную.

32Tlie Poems of John Donne/ Ed. by H.G.C. Grierson. Vol I — II. Oxford: Oxford University Press, 1912.

33 См., в частности: Брук, Руперт. <Рецензия на «Стихотворения Джона Донна», изданные Гербертом.

Дж. К. Грирсоном (Пер. А. Нестерова)// Литературное обозрение, 1997. № 5. 40 — 41.

34Имеется в виду стихотворение «Экстаз», где, в частности, есть следующие строки:

И души так — одна с другой.

При обоюдовдохновенье.

Добудут, став одной душой,.

От одиночества спасенье.

И внемлют, что и мы к тому ж,.

Являясь существом нетленным.

Из атомов, сиречь из душ,.

Не восприимчивы к изменам." (Пер. А. Сергеева).

35Имеются в виду строки из стихотворение «Блоха», которые в переводе И. Бродского звучат следующим образом:

Ибо в ней почти,.

Нет, больше, чем женаты ты и я.

И ложе нам, и храм блоха сия.

Нас связывают крепче алтаря.

Живые стены цвета янтаря." .

36Стихотворение «Primrose» .

Стихотворение «The Relique», в переводе Д. Щедровицкого — «Мощи» .

3S" Elegie XIX. Going to bed." .

39Стихотворение «A Valediction: forbidding mourning», в переводе И. Бродского — «Прощанье, запрещающее грусть». ^" Elegie XVI. On his Mistress." искренность" 41. Чуть позже появляется знаменитая статья Т. С. Элиота «Поэты-метафизики» 42. Статья носила программный характер и, по видимости являясь рецензией на изданный все тем же Дж. К. Грирсоном том «Стихи и поэмы поэтов-метафизиков семнадцатого века» 43, по сути была манифестом модернистской поэзии. Т. С. Элиот искал в прошлом опору для новой поэзии, стараясь обрести традицию. Поэты-метафизики — и, в первую очередь, Донн, — воспринимались как поэты мысли — то есть, изначально противоположные по своим установкам поэтам-романтикам, под знаком которых в той или иной степени развивалась вся литература XIX века и за рамки которой столь хотелось вырваться Элиоту и другим модернистам. По мнению Элиота, «за промежуток, отделяющий эпоху Донна и лорда Герберта из Чербери от эпохи Теннисона и Браунинга, в Англии что-то произошло с мышлениемречь идет о разнице между поэзией интеллектуальной и поэзией рефлексивной. Теннисок и Браунинг — поэты, и они мыслятоднако они не чувствуют свою мысль столь же непосредственно, как запах розы. Для Донна мысль была переживаниемона изменяла его чувственность. Когда разум поэта в совершенстве оснащен для работы, он постоянно сводит воедино несопоставимые виды опытаопыт же обычного человека хаотичен, нерегулярен, фрагментарен. Человек влюбляется или читает Спинозу, и эти два вида опыта не имеют ничего общего ни между собой, ни со стуком пишущей машинки или запахом стряпнив сознании же поэта эти виды опыта все время образуют новые единства. Поэты семнадцатого века, будучи наследниками драматургов предшествующего столетия, владели механизмами чувственности, способными вместить любой ее вид. В семнадцатом же веке произошло «распадение» чувственного опыта, и мы все еще не смогли от этого оправиться. <.>Потенциальные интересы поэта ничем не ограниченычем он интеллектуальнее, тем лучшечем он интеллектуальнее, тем более вероятно, что он будет задаваться некоторыми вопросамиединственное условие заключается в том, чтобы он превращал их в поэзию, а не просто поэтично над ними медитировал. Философская теория, привнесенная в поэзию, есть нечто укорененное в самом порядке вещей, ибо истинность или ложность ее, с одной стороны, не имеют никакого значения, а с другой стороны, истинность такой теории несомненна. Поэты, о которых идет речь, как любые поэты, имеют свои недостатки. Однако в лучших своих произведениях они бились над разрешением задачи: как найти словесный эквивалент для описания состояний разума и чувства. А это означает, что они были поэтами более зрелыми и менее устаревшими, чем коллеги, пришедшие им.

41Цит. по: Comte Le Edwarsd. Grace to a Witty Sinner. A Life of Donne. New York: Walker, 1965. P. 234 -235.

42Пере]юд см.: Элиот T.C. Поэты-метафизики (Пер. К. Чухрукидзе)//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 42 — 46.

43Metaphysical Lyrics and Poems of the Seventeenth Century/ G. Grirson (ed.). Oxford: Clarendon Press, London: Milford, 1917. на смену, которые, несомненно, обладали не меньшим литературным даром" 44. Авторитет Элиота, «поднявшего на свое знамя» Донна и метафизиков, превратил почти позабытую фигуру из «литературного паноптикума» в одного из центральных для английской литературы поэтов.

В силу вышесказанного вполне естественно, что в России желание переводить стихи Донна — а, значит, и переводы — появились вслед за реальным знакомством с поэзией высокого модернизма, состоявшимся уже в 1960;ые годы. В «культурном сознании» русской литературы Джон Донн стал знаковой фигурой — поэтом-символом, с именем которого связывается целый пучок смыслов и мир о отношений. При этом процесс «усвоения» новооткрытого большого поэта шел сразу по двум линиям — странным образом исходящим из одной точки. В 1966 г. А. Аникст публикует работу 'Ренессанс, маньеризм и барокко в литературе и театре Западной Европы" 45, посвященную отчасти поэтам-метафизикам и Джону Донну, — работу, которую Вяч. Вс. Иванов по праву назвал «прервавшей молчание советских историков английской поэзии по поводу <.> поэтов, чья школа отпугивала уже самим немыслимым по тем временам названием» 46. В этой же статье в качестве хрестоматийного «примера» был опубликован и перевод стихотворения Донна «The Apparition» (в русском — «Посещение»), выполненный И. Бродским47. Тем самым в печати «академическое» и «поэтическое» представление Донна русскоязычному читателю произошли одновременно. Бродский продолжал работу над переводами Донна — планировалось вместе с Аникстом издать большой том «Поэзии Барокко», -однако высылка Бродского из страны помешала проекту осуществиться. Четыре стихотворения: «Блоха», «Шторм», «Прощанье, запрещающее грусть» и «Посещение» -вошли отдельным разделом в «Остановку в пустыне», изданную вне России в 1970 г. 48. Однако «массовый» российский читатель познакомился с этими переводами лишь в 1988 г., после их публикации в журнале «Иностранная литература» 49.

В 1973 г. выходит том переводов из Джона Донна, подготовленный Б. Том ашевским50, в котором представлены почти все «Сатиры» и «Элегии» поэта,.

Элиот Т.С. Поэты-метафизики (Пер. К. Чухрукидзе)// Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 44.

45Аникст А. Ренессанс, маньеризм и барокко в литературе и театре Западной Европы// Ренессанс. Барокко. Классицизм. Проблемы стилей в западноевропейском искусстве XV — XVII вв. М.: Наука, 1966. С. 178 — 244.

Иванов Вяч. Вс. Бродский и метафизическая поэзия// Звезда. 1997, № 1. С. 195.

47Аникст А. Ренессанс, маньеризм и барокко в литературе и театре Западной Европы// Ренессанс. Барокко. Классицизм. Проблемы стилей в западноевропейском искусстве XV — XVII вв. М., 1966. С. 226. Позже перепечатан в: Бродский И. Остановка в пустыне. New York: Издательство имени Чехова, 1970.С. 226.

48Бродский И. Остановка в пустыне. New York: Издательство имени Чехова, 1970. С. 221 — 226.

49Донн Джон. Четыре стихотворения. С послесловием Вяч. Вс. Иванова «О Джоне Донне и Иосифе Бродском» // Иностранная литература, 1988. № 8. С. 176 — 181.

50Донн Джон. Стихотворения. JL: Художественная литература, 1973. значительная часть «Песен и сонетов» и несколько посланий в стихах. Тем не менее, осознанный акцент на ранней «светской» поэзии Донна, сделанный в этом сборнике, и тот факт, что переложения Томашевского — прекрасного знатока эпохи и талантливейшего ученого, но несколько сухого переводчика — уступали по качеству работе Бродского, — все это привело к тому, что сборник, по существу, прошел незамеченным. (При этом «пробить» его издание стоило усилий героических.).

Гораздо более качественной и жанрово репрезентативной оказалась подборка Донна в томе «Европейская поэзия XVII века» из «Библиотеки всемирной литературы» 51, составленная В. Муравьевым (1977), — более десяти лет это было наиболее полное представление лирики Донна на русском языке. Основу подборки составили ранние «Песни и сонеты», однако она включала и «Эпиталаму, сочиненную в Линкольз-Инн», и позднее послание «Графине Бедфорд на Новый год», некоторые из «Священных сонетов», фрагмент религиозной по свому пафосу поэмы «Анатомии мира» .

Антология «Английская поэзия в русских переводах», изданная в 1981 г., в силу самого характера издания не претендовала на какую-либо новизну: в ней были механически воспроизведены несколько переводов Б. Томашевского и А.Шадрина.

Известным «прорывом» стала подборка Донна в книге «Колесо Фортуны. Из европейской поэзии XVII века» (составление А. В. Парина и А. Г. Мурик, 1989): в ней впервые в России «в книжном формате» были опубликованы переводы И. Бродского, несколько новых работ других переводчиков, — и явственно видно стремление представить Донна как поэта метафизического и религиозного53.

Появившаяся годом позже антология «Английский сонет XVI — XIX веков» носила, как понятно из самого названия, жанрово-тематический характер и представила лишь несколько наиболее удачных переводов Донновских сонетов, прежде уже опубликованных в иных изданиях54.

В свое время событием для любителей поэзии стал выход книги «Английская лирика первой половины XVII века» (1989), составленной А. Горбуновым55. Здесь «русскоязычный» поэтический Донн представлен на сегодняшний день наиболее.

5 Европейская поэзия XVII века. М: Художественная литература., 1977. С. 52 -79. (Переводы ГАндреевой, П. Грушко, Г. Кружкова, А. Парина, Д. Русакова, А. Сергеева, А. Седыка, В. Топорова, А. Шадрина, Э. Шустера).

Английская поэзия в русских переводах. М.: Радуга, 1981. С. 92 — 98. (Переводы Б. Томашевского, А. Шадрина).

53Колесо Фортуны. Из европейской поэзии XVII века.М.: Московский рабочий, 1989. С. 179 — 197, 582 — 586. (Переводы И. Бродского, А. Парина, В. Топорова).

54Английский сонет XVI — XIX веков. М.: Радуга, 1990. С. 246 — 277, 562 — 568. (Переводы М. Бородицкой, Г. Кружкова, А. Парина, А. Седыка, Д. Щедровицкого).

55Английская лирика первой половины XVII века. М.: Издательство Московского университета, 1989. С. 75 — 132. (Переводы Г. Кружкова, С. Козлова, А. Сергеева, Б. Томашевского, Д. Щедровицкого). полно и равномерно по жанрам, главным образом в переводах Г. Кружкова, А. Сергеева, Д.Щедровицкого. В подборке Донна нашлось место не только всему корпусу поэта, уже появившемуся к тому времени по-русски, но его религиозным «Гимнам» и венку сонетов «La Corona», весьма полно были представлены элегии.

Своего рода курьезом можно назвать переводы двух сонетов Донна, опубликованные А. Шведчиковым в 1992 г., — столь они слабы, как, впрочем, и все остальные работы, представленные в его вполне графоманской книжке «150 английских сонетов»: достаточно сказать, что почти в каждом переводе, будь то Шекспир, Вордсворт или Ките, Шведчиков использует не меньше двух, а чаще — три — пять глагольных рифм56. Однако само появление этой публикации, как мы уже сказали, свидетельствует о том, что в сознании русской аудитории Донн прочно вошел в число классиков английской литературы, встав рядом с Шекспиром, Филипом Сидни или романтиками «Озерной школы» .

Серьезным событием стала публикация в сборнике Бродского «Бог сохраняет.

57 все" (1992 г.) переводов еще трех стихотворений Донна: «О слезах при разлуке», «Элегия на смерть леди Маркхэм» и «Завещание», помимо перепечатки стихов, представленных в свое время еще в «Остановке в пустыне» .

Следом, в 1992 — 1993 гг., появилось несколько журнальных подборок переводов из Донна, сделанных Г. Кружковым, свидетельствующих в первую очередь о живом интересе к английскому поэту, окруженному для российского читателя еще и своеобразным «ореолом» значительности в силу того, что его переводил «сам» .

Бродский! В сущности, то была частичная распечатка готовившегося Кружковым томика его переводов из Донна, вышедшего в свет в 1994 г. 59.

В 1996 г. выходит книга переводов Георгия Бена из английской поэзии «Последнее песнопение», открывающаяся сонетом Донна «Рождество»: еще одно своеобразное подтверждение абсолютно устоявшегося «классического» статуса Донна60.

И, наконец, в журнале «Литературное обозрение» в 1997 г. был опубликован полный корпус донновских «Элегий» в переводе В. Топорова61.

56 150 английских сонетов XVI — XIX вв. (Перевод А. Шведчикова). М.: издание за счет автора, 1992. С. 35 — 36.

57Бродский И. Бог сохраняет все. М., 1992. С. 271 — 281.

Премудрости любви. (Дуреха, сколько я убил трудов. Путь любви. Перевод и предисловие Г. Круяжова)// Огонек, 1992. № 50/51/52. С. 19- Из английской поэзии XVII века (Ревность. Анаграмма. Пер. Г. Кружкова)// Иностранная литература, 1993. № 12. С. 103 — 105.

59Донн Джон. Избранное из его сатир, песен и сонетов, эпиталам и посланий. В переводе Г. Кружкова. М.: Московский рабочий, 1994.

60Бен Георгий. Последнее песнопение. Избранные переводы 1977 — 1994. СП6: Журнал «Звезда», 1996. С. 9.

61 Донн, Джон. Элегии// Литературное обозрение. № 5, 1997. С. 3 — 11.

Нельзя не заметить, что стихотворное наследие Донна переведено на русский язык весьма неравномерно — при том, что в целом его поэтический корпус не столь уж велик: в нем насчитывается чуть больше 200 текстов. Так, опубликованы по-русски (и переведены при этом — что более, что менее адекватно и качественно) все «Сатиры» и «Элегии», по большей части переведены «Песни и сонеты» и религиозная лирика: но отсутствуют громадная поэма «Странствие души», поэма «Письма героинь», почти не переведены «Стихотворные послания различным почтенным адресатам» .

При этом в 70-е годы предпочтение явно отдавалось «раннему» Донну: колкому, остроумному, порой злободневному, склонному к парадоксу и иронии, тогда как в 80-е и 90-е гг. на передний план выступают его поздние религиозная лирика, философичные «Послания» и т. п., — вещи значительно более зрелые и глубокие. Объяснение тому следует искать не только в изменении социальной — а следовательно, и издательской — ситуации в России, но и в изменении поэтического вкуса русской аудитории: если в 60-е и 70-е гг. массовое представление о «хорошей современной русской поэзии» вполне удовлетворялось уровнем поэтов типа А. Вознесенского и Евг. Евтушенко — иначе говоря, «стадионной поэзией», звучавшей на вечерах в Политихническом музее, — то 80-е и 90-е гг. «эталоном» современного поэта стали И. Бродский, О. Седакова, Е. Шварц, В. Кривулин — склонные к метафизичности, глубине и чурающиеся «сиюминутности» .

Среди имеющихся переводов есть несомненные удачи — например, «Возвращение» (в оригинале — «The Dissolution»: «Распад», «Растворение») в переводе Г. Кружкова, с метким, афористическим финалом, где крепкие строчки своим звучанием точно повторяют полет пушечных ядер: «Пусть выстрел позже, но заряд л) мощней,/ И ядра поравняются в полете» .

Есть и признанные шедевры, как «Прощанье, запрещающее грусть» («А Valediction: Forbidding Mourning») в переводе И.Бродского. Однако для тех, кто может сравнивать переводы с оригиналами, очевидно, что даже в лучших переводах (а их, к сожалению, немного) удается передать далеко не все, что было в авторском тексте. (Весьма характерно, что уже названное нами как удача «Возвращение» в переводе Г. Кружкова на 3 стиха доинннее оригинала: 27 строк против 24.) При этом в случае Донна речь идет не столько о языковых изысках или тонкостях звукописи (самые обычные жалобы переводчиков), сколько о богатстве образов, насыщенности мысли, которые не так трудно передать в переводе — если точно знать, о чем говорит автор. Донн (как и вообще поэзия елизаветинцев) требует весьма специфического комментария, к чему мы и обратимся в Первой и Второй главах. Здесь следует добавить, что на сегодняшний день возможности русского читателя, желающего получить такой комментарий, чрезвычайно ограничены прежде всего малой.

62Английская лирика первой половины XVII века. М.: Издательство Московского университета, 1989.С. 95. разработанностью «темы Донна» в русской научной литературе. Как мы уже указывали выше, первым к творчеству Донна обратился А.Аникст. Он определил некоторые характерные черты поэтики Донна: утрату присущей Ренессансу гармонии, в сочетании с остротой и напряженностью духовных переживаний, интерес к подлинной действительности бытия63.

Несколько лет спустя — сперва в журнале «Вопросы литературы» 64, а потом в составе авторского сборника научных работ — появляется статья Р. Самарина 'Трагедия Джона Донна" 65. Написанная в русле господствовавших в ту пору в советской науке представлений о том, что гуманизм и Ренессанс — явления несомненно и полностью положительные66, а маньеризм и Барокко — наоборот, отрицательные, статья эта — весьма яркая и «формульная» по языку — крайне спорна и сомнительна с нашей точки зрения в том, что касается ее пафоса и основных положений. Попытки развести по разным полюсам поэта-Донна и Донна-проповедника абсурдны в силу того, что и в светских стихах, и в проповедях и богословских трактатах он пользуется одними и теми же сравнениями. Более того, если в стихах эти сравнения «спрессованы» в компактный образ, требуюший интеллектуального усилия для его постижения, то в духовных прозаических текстах они подробно разработаны — настолько, что иные пассажи проповедей могут служить (как это будет показано ниже) прекрасным комментарием к метафорам и образам «фривольной» ранней лирики. В этом смысле корпус Донна поразителен своим единством. Более того, если представить сочинения Донна — и стихи, и прозу — в виде гипертекста, мы получим идеальную в своей полноте картину его эпохи: его отсылки к медицине и астрологии/астрономии, алхимии или новейшим географическим открытиям, юриспруденции или богословию почти всегда энциклопедически точны. Не в последнюю очередь именно поэтому один из собратьев по поэтическому цеху — Луи Кэрью — назвал его «Царем всемирной монархии ума». Самарин же пишет в своей работе следующее: «Трагедия Джона Донна была в том, что он, безудержный поэт плоти и дерзкого разума, насмешник, ученый, странник, человек, задуманный «по чертежу» больших людей Ренессанса, отказался от своих возможностей, испугался смелости мыслей и чувств, разочаровался в своем представлении о человеке, разуверился в себе, а в целом — не выдержал тех духовных перегрузок, каких было немало в жизни людей его склада, и.

63Аникст А. Ренессанс, маньеризм и барокко в литературе и театре Западной Европы// Ренессанс. Барокко. Классицизм. Проблемы стилей в западноевропейском искусстве XV — XVII вв. М.: Наука, 1966. С. 225 — 226.

64Самарин Р. Трагедия Джона Донна// Вопросы литературы, 1973. № 3.

Самарин Р. Трагедия Джона Донна// Самарин Р. Этот честный метод. М.: Издательство Московского университета, 1974. С. 221 — 244.

66С последовытельной системной критикой этих представлений в 1970;ые годы в России выступил лишь А. ФЛосев — см.: Лосев А. Ф. Эстетика Возрождения. М.: Наука, 1978. предпочел новым бурям, которые сулила ему жизнь, весьма почтенный компромисс.

I |б7 со вновь вспыхнувшей теологической концепцией мира, общества и человека." Все эти утверждения «висят в воздухе», не подкрепленные цитатами и доказательствами, -убедительность их — лишь в яркой образности. Основной пафос данной работы воспроизведен также в статье Самарина 'Донн и «поэты-метафизики» в «История всемирной литературы» 68 — правда, гораздо более сухой и оттого менее интересной.

Предисловие, написанное Б. Томашевским к сборнику его переводов69 из Донна, намечало лишь биографическую канву жизни поэта. Что касается некоторых спорных обобщений, вроде того, что во фрагментах из «Анатомий мира» — одного из самых трагичных Донновских текстов, — мы видим «восхищение человеком, покоряющим природу, его могуществом, неограниченными возможностями его разума» 70, и ряда иных пассажей, где Донн представлен ренессансным жизнелюбцем — то они писались явно ради того, чтобы облегчить прохождение книги через Главлит и носят сугубо функциональный характер «заклинаний-оберегов» против цензоров.

В 1979 г. С. А. Макуренкова защищает первую в России диссертацию, посвященную творчеству великого поэта-метафизика: «Позднее творчество Шекспира и английская поэзия первой половины XVII в. (На материале светской лирики Джона Донна)» 71. Весьма характерно, что фоном для поэзии Донна служит здесь Шекспир — господствовавшая долгое время в сознании российских ученых «шекспироцентричная» картина елизаветинской поэзии, не вполне соответствующая реальности: при жизни Шекспир был куда менее влиятелен, чем Ф. Сидни, К. Марлоу или Бен Джонсон, — дает о себе знать в этой работе.

В том же году, но чуть позже, защищается В. А. Хрипун по теме «Проблемы творческого метода и стиля в „Песнях и сонетах“ Джона Донна» 72. Здесь творчество Донна рассматривается в широком контексте елизаветинской поэзии, определяется жанрово-стилистическое новаторство Донна.

67Самарин Р. Трагедия Джона Донна// Самарин Р. Этот честный метод. М.: Издательство Московского университета, 1974. С. 222.

68Самарин Р. Донн и «поэты-метафизики» // История всемирной литературы. Т. 4. М.: Наука, 1987. С. 181 — 183.

69Томашевский Б. Поэзия Джона Донна//Донн Джон. Стихотворения. Л.: Художественная литература, Ленинградское отделение, 1973. С. 5 — 16.

70Шс1., С. 15.

Макуренкова С. А. Позднее творчество Шекспира и английская поэзия первой половины XVII в. (На материале светской лирики Джона Донна). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1979.

72Хрипун В. А. Проблемы творческого метода и стиля в «Песнях и сонетах» Джона Донна. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. М., 1979.

В диссертационной работе З. Л. Карулидзе «Феномен остроумия в поэзии Джона Донна» 73 рассматривается специфика категории «wit» в системе мышления начала XVII века, отличие «остроумия» (а вернее — «остромыслия») метафизиков от «остроумия» более поздней эпохи, получившей название «эры разума». Такой подход позволяет, оставаясь в формальных рамках филологического исследования, включить в работу широкий культурологический материал и структурировать его.

Серьезным событием в российском «донноведении» стала обстоятельная статья А. Горбунова «Поэзия Джона Донна, Бена Джонсона и их младших современников», опубликованная в качестве предисловия к составленному им тому английских «поэтов-метафизиков» и «поэтов-кавалеров» 74. Горбунов особенно выделял свойственный поэзии Донна драматизм, анализировал жанрово-тематическое новаторство лирики Донна — на фоне современной ему поэзии. Все заявленные в этой статье темы были развиты им в докторской диссертации «Джон Донн и.

ПС английская поэзия XVI — XVII вв." и написанной на ее основе одноименной монографии76.

Серьезно переработав свою диссертацию, выпустила ее отдельной монографией: «Джон Данн: Поэтика и риторика» С.А.Макуренкова77. Местами чрезвычайно интересная, эта работа производит отчасти впечатление эклектики. Так, касаясь структуры аргументации в лирике Донна (произношение «Данн» соответствует английской норме, но идет — особенно после «Большой элегии.» Бродского, — в разрез с традицией русской), Макуренкова обращается к логическим трактатам XV — XVII вв., но совершенно игнорирует церковную риторику с ее отшлифованными правилами и стилистическими нормами, особыми способами введения аргумента и построения доказательства, и риторику юридическую, -источники, куда более важные для понимания Донна, получившего в юности юридическое образование, а в зрелости принявшего сан священника. Несвободна книга и от ряда серьезных ошибок и передержек, когда автор, довольно поверхностно знакомая с мистикой, теологией и оккультизмом XVI — XVII в., и при этом крайне некритично и экзальтированно воспринимающая столь специфический материал, начинает рассуждать о мистицизме Донна. Так, заметим, что к Рудольфу Штайнеру можно относиться по-разному, но все же не стоило бы привлекать антропософа,.

Карулидзе З. Л. Феномен остроумия в поэзии Джона Донна. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Тбилиси, 1984.

74Горбунов А. Поэзия Джона Донна, Бена Джонсона и их младших современников// Английская лирика первой половины XVII века. М.: Издательство Московского университета, 1989. С. 5 — 72.

75Горб}'нов А. Н. Джон Донн и английская поэзия XVI — XVII вв. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. М., 1989.

76Горбунов А. Н. Джон Донн и английская поэзия XVI — XVII вв. М.: Издательство Москрвского университета, 1993.

77Макуренкова С. А. Джон Данн: Поэтика и риторика. М.: РАН, ИМЛИ им. М. Горького, 1994. жившего в нашем столетии, в качестве пояснительно-комментирующего контекста для поэта XVII века, как мы это видим в «Заключении» книги Макуренковой.

Предисловие Г. Кружкова к его сборнику авторских переводов из Д. Донна написано чрезвычайно изящно и живо и при этом дает достаточно глубокое и точное представление о поэте: сказывается эрудиция переводчика, несколько лет занимавшегося своим автором вполне «научно». Нельзя не отметить, что «видеоряд», сопровождающий это издание: фототипические изображения титульных листов, эмблем XVII века, карикатур того времени и т. п. — работает на контекст книги, дополняя и проясняя многие смыслы стихов Донна.

Следует упомянуть о блоке материалов, представленных на страницах журшша «Литературное обозрение», 1997, № 5 под общим заголовком «Джон Донн: портрет на фоне эпохи». Наряду с новыми переводами из Донна (см. выше), здесь представлена избранная русскоязычная библиография Донна80, рецензия Руперта Брука на «грирсоновское» издание стихов Донна81, статья Т. С. Элиота «Поэты-метафизики» 82, работа Г. Кружкова, посвященная анализу одной из донновских элегий в контексте эпохи: «„Аромат“ Джона Донна и нюх лорда Берли» 83, статья А. Нестерова «К последнему пределу. Джон Донн: портрет на фоне эпохи», являющаяся биографическим и «натурфилософским» комментарием к творчеству поэта84, а также ряд переводов из малоизвестных в России современников Донна — Уолтера Рэли83 и Джорджа Чапмена86, статьи об их творчестве87. Публикация богато иллюстрирована алхимическими гравюрами, портретами современников поэта и т. п.

78Кружков Г. Предисловие// Джон Донн. Избранное из его элегий, песен и сонетов, сатир, эпиталам и посланий. М., 1994. С. 9 — 22.

79Джон Донн: портрет на фоне эпохи. Подготовка и научное редактирование материалов блока.

А.Нестерова//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 3 — 65.

Нестеров А. Русскоязычная библиография Джона Донна// Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 51.

81Брук Р. <Рецензия на «Стихотворения Джона Донна», изданные Гербертом Дж. К. ГрирсономХ.

Пер. А. Нестерова//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 40−41.

Элиот Т.С. Поэты-метафизики (Пер. К. Чухрукидзе)// Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 42 -46.

Кружков Г. «Аромат» Джона Донна и нюх лорда Берли// Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 47 -50.

84Нестеров А. К последнему пределу. Джон Донн: портрет на фоне эпохи// Литературное обозрение, 1997. М> 5. С. 12 — 26.

Рэли Уолтер, сэр. Стихотворения. Пер. Г. Кружкова//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 60 -63.

86Чапмэн Джордж. Бюсси д’Амбуа. Акт I. Пер. Г. Кружкова//Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 51 — 52.

Кружков Г. Притча об олене// Литературное обозрение, 1997. № 5. С. 64 — 65- Нестеров А. Игра о сэре Уолтере Рэли, славном его возвышении и трагическом его конце// Литературное обозрение, 1997. Л" о 5. С. 53 — 59.

В некоторой степени откликом на эту публикацию стала совсем недавно вышедшая из печати статья И. Шайтанова «Уравнение с двумя неизвестными (Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский)» 88. В этой статье затрагивается ряд близких нам проблем, в частности, причины столь позднего вхождения Донна в русскую культуру (автор видит их в чуждости мироощущения барочной лирики православному сознанию и — на почве собственно поэтической — отсутствие, до появления Бродского, в современной русской поэзии барочного стиля и барочного стиха). Основная часть статьи посвящена анализу стихотворений Донна «Прощание, запрещающее печаль» (и некоторых его переводов) и «Горение» Бродского — как принципиально «метафизических» текстов, — поэтому мы вернемся к статье И. Шайтанова там, где речь пойдет о Донне и Бродском.

Наконец, в качестве автора нескольких текстов, анализируемых по ходу изложения «шекспировского» сюжета, Донн также фигурирует на страницах книги ол.

И.Гилилова «Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса». Однако «донновский» материал изобилует здесь такой массой натяжек и ложных атрибутаиий (в качестве «корректирующих источников», прослеживающих отношения Донна с его патронессой, графиней Люси Бедфорд, и уточняющих имена адресатов и годы создания стихотворений «Браслет», «Лихорадка» и «Канонизация», разбираемых Гилиловым, сошлемся на работу Артура Ф. Маротти «Джон Донн, придворный поэт» 90 и давно ставший «каноническим» труд Д, Лейшмана «Монарх ума» 91), а пафос книги лежит в столь далекой от нашего исследования области92, что здесь мы ограничимся лишь ее упоминанием.

Этим русская «донниана» фактически исчерпывается.

Чтобы реально представить, насколько она скудна, укажем, что на данный момент издано два толстых тома библиографии англоязычной критики о Донне — при этом она прослежена в них лишь до 1978 года93, в связи с чем сейчас готовится третий том.

Поскольку обзор этого огромного массива научной литературы выходит за рамки настоящей работы, укажем лишь на некоторые основные англоязычные публикации, задающие тон в современном изучении творчества Джона Донна и являющиеся в той или иной степени базой для нашего исследования.

88 Вопросы литературы, 1998. № 6. С. З — 39.

89Гилилов И. Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого Феникса. М.: Артист. Режиссер. Театр, 1997. Особо см: С. 412 — 417.

90МагоШ Arthur F. John Donne, coterie poet. Madison: University of Wisconsin Press, 1986. P. 178 — 232.

9ILeishman James Blair. The Monarch ofWit. London: Hutchinson, 1962. P. 173 — 177.

92Нашим полемическим ответом по существу книги Гилилова является: Нестеров А. Шекспир и язык птиц" // Контекст 9. Литературно-философский альманах. № 4. 1999. С. 284 — 308.

93Robeits John R. John Donne. An Annotated Bibliography of Criticism [1912 — 1967]. Columbia & London:

University of Missoury Press, 1973; Roberts John R. John Donne. An annotated bibliography of Modern.

Criticism. Columbia & London: University of Missoury Press. 1982.

Во-первых, отметим, что на данный момент существует два авторитетных научных издания поэтического корпуса Донна, по-разному трактующих его состав и композицию: уже упомянутое нами так называемое издание Дж. К. Грирсона, впервые появившееся в 1912 г. и затем несколько раз уточнявшееся редактором, и более позднее издание, подготовленное Хелен Гарднер95 в 1965 г. X. Гарднер предлагает иной, чем у Грирсона, порядок следования элегий, а также включает в основной корпус несколько текстов, авторство которых Грирсон счел сомнительным. Существует и ряд разночтений отдельных стихов, объясняющихся различными текстологическими подходами двух публикаторов. При этом предпочтение, отдаваемое современными исследователями тому или иному изданию, в большой мере определяется школой, к которой тот принадлежит. В нашей работе мы пользовались корпусом Грирсона96.

Для писем Донна до сих пор считается каноническим, хотя устаревшим и неполным, издание Э. Госсе «Джон Донн. Жизнь и письма» .

Корпус проповедей Донна в наиболее полном виде был издан Дж. Р. Поттером.

ЛО и Э. М. Симпсон, все академические ссылки принято давать на это издание. При этом существует отдельное издание «Урочных проповедей на „Пятипсалмие“ Давида» 99, снабженное прекрасным аппаратом и в силу этого представляющее для нас определенный интерес.

Обращения к Господу в час нужды и бедствий" приводятся по академическому «зальцбургскому» изданию, первый том которого предлагает читателю текстологическое обоснование и критику текста, а второй — сам памятник и комментарии к нему100.

Наиболее полной академической биографией Донна — несмотря на множество уточнений и новаций, сделанных с момента ее выхода в свет, — остается фундаментальная работа Р. Э. Болда «Джон Донн: Биография» 101, впервые опубликованная в 1970 г.

Иконографический материал наиболее полно представлен в книге Дерека Паркера «Джон Донн и его мир» 102.

94John Donne: The Poems of John Donne/ H.J.C.Grierson (ed.). Oxford: Claredon Press, 1912.

95John Donne: The Elegies and The Song and Sonnets/ Gardner H. (ed.). Oxford & New York: Oxford University Press, 1991.

96 John Donne. Poetical Works/ H.J.C.Grierson (ed.). Oxford: Claredon Press, 1917.

97Gosse E. The Life and Letters of John Donne. V. I — II. Glouster: Smith, 1959.

98Donne John. The Sermons of John Donne/ Ed. by G.R.Potter and E.M.Simpson. V. I — X. Berkley — Los Angeles, 1953 — 1962.

Donne’s prebend sermons/ Ed. by J.M.Muller. Cambridge: Harvard University Press, 1975. nonpoGnec cm.: Donne John. Devotions upon emergency ocassions. V. l — 2. Salzburg, 1975.

101 Bald R.C. John Donne: A Life. Oxford University Press, 1970.

102Parkiir Derek. John Donn and His World. London: Thames & Hudson, 1975.

Интеллектуальные" контексты Донна прослежены в работах М. А. Рудготта «Образность Джона Донна» 103 — ныне несколько устаревшей, однако не утратившей свою ценность, — и М. Ф. Молони «Джон Донн: его разрыв со средневековой картиной мира» 104. Более общий характер носит монография Грэма Перри «Семнадцатый век: интеллектуальный и культурный контекст английской литературы, 1603 — 1700» 105. К этому же жанру описания «философских» и «естественнонаучных» подтекстов литературы шестнадцатого — семнадцатого веков следует отнести книги Марджори Хоуп Николсон «Разорванный окоем: изучение влияния „новой науки“ на литературу семнадцатого века» 106 и Дон Камерона Аллена п 107.

Ренессанс под звездами: споры об астрологии и ее влияние в Англии". Обобщение этих исследований содержится в работе Кейта Томаса «Религия и закат магии» 108.

Особенности донновского интеллектуализма раскрыты в упоминавшейся выше работе Лейшмана «Монарх ума» 109 и работе Эдварда ле Конта «Милость к мудрому грешнику» 110.

Драматизм взаимоотношений литературы и власти в эпоху Елизаветы I и Иакова I рассматривают работы Стивена Джей Гринблата «Образ автора в эпоху Ренессанса: от Мора к Шекспиру» 111, Мэри Экстон «Два тела королевы: драма и проблема престолонаследия в царствование Елизаветы» 112, Френсис Амелии Йейтс «Астрея. Тема империи в шестнадцатом веке» 113, Джонатана Голдберга «Иаков 1 и литературная политика» 114, Грэма Перри «Воскрешенный Золотой век: культура при дворе Стюартов, 1603 — 42» 115, Воэна Харта «Искусства и магия при дворе l03Rudi-ott M.A. Donne’s imagery. A Study in Creative Sources. New York: Russel & Russe, 1962.

104Molcney M.F. John Donne: His Flight from Mediaevilism. New York: Russel & Russel, 1965. P. 52.

105Parry Graham. The seventeenth century: the intellectual and cultural context of English literature, 1603 -1700. London: Longman, 1989.

106Nicolson Margorie Hope. The breaking of the circle: studies in the effect of the «new science» upon seventeenth century poetry. Evanston: Northwestern University Press, 1950.

107Allen Don Cameron. The starcrossed Renaissance: the quarrel about astrology and its influence in England. New York: Octagon Books, 1966.

108Thortias Keith. Religion and the Decline of Magic. London: Penguin Books, 1991. l09Lcisbman James Blair. The Monarch of Wit. London: Hutchinson, 1962.

110Comte Le Edwarsd. Grace to a Witty Sinner. A Life of Donne. New York: Walker, 1965. mGreetiblatt Stephen Jay. Renaissance self-fashioning: from More to Shakespeare. Chicago: University of.

Chicago Press, 1980. mAxton Marie. The Queen’s two bodies: drama and the Elizabetan succession. London: Royal History Society, Swift Printers, 1977.

113Yates Frances Amelia. Astraea. The imperial theme in the sixteenth century. London, Boston, Melbourne and Henley: Ark Paperbacks, 1985.

114Goldberg Jonathan. James I and the politics of literature. Stanford: Stanford University Press, 1989.

115Parry Graham. The Golden age restored: the culture of the Stuart Court, 1603 — 42. Frome & London: Butler & Tanner, Ltd, 1985.

Стюартов" 116, Дугласа Брукса-Дэвиса «Меркурианский монарх. Магическая политика от Спенсера до Поупа» 117.

Исследования, касающиеся более специальной темы, — «Донн и алхимическая литература» , — мы рассмотрим в начале Второй главы, посвященной отражению алхимической образности в творчестве Донна, — и тому, насколько этот важнейший для Донна смысловой и образный пласт был понят и воспроизведен в переводах. Здесь же следует сказать несколько подробнее о работах Ф. А. Йейтс, определяющих наш подход к этой теме. Ее фундаментальная монография «Джордано Бруно и герметическая традиция» 118 во многом изменила отношение к проблеме ренессансного гуманизма, вскрыв стоявшие за ним герметико-магические практики, — которые едва ли не впервые были введены в зону серьезных академических исследований. Особое внимание в книге уделялось рецепции идей Бруно в Англии через посредство Филипа Сидни, выступавшего одним из покровителей «неистового ноланца», и их дальнейшее преломление у столь разных авторов, как доктор Джон Ди и Шекспир. Последовавшая за этой книгой работы Йейтс «Искусство памяти» 11'' и «Театр мира» 120, посвященые, казалось бы, столь узко специфическим темам, как роль мнемотехники в культуре Возрождения и принципы отражения Универсума в архитектуре европейских театральных зданий, были развитием темы магического мировосприятия как одной из основ философии Ренессанса, намеченной в работе о и 1121.

Бруно. В книге «Розенкрейцеровское просвещение» рассматривалось значение знаментых манифестов «Братства Розы и Креста» в духовной жизни Европы, в частности — взаимодействие розенкрейцеровских идей и английской драмы времен короля Иакова I. «Поздние пьесы Шекспира» 122 и «Оккультная философия в век Елизаветы», являясь своеобразным обобщением предыдущих работ, анализировали влияние «магической» политики таких европейский государей, как Елизавета I, Рудольф II и Иаков I, на литературу их эпохи. Отметим при этом, что, уделяя в своих работах серьезнейшее внимание таким фигурам, как Ф. Сидни, Г. Спенсер,.

116Vaughan Hart. Art and magic in the court of Stuarts. London: Routledge, 1994.

Brooks-Davies Douglas. The Mercurian monarch. Magical politics from Spencer to Pope. Manchester:

Manchester University Press, 1983.

Yates Frances A. Giordano Bruno and the Hermetic tradition. Chicago: The University of Chicago Press, 1964.

119Yates Frances A. The Art of Memory. Chicago: The University of Chicago Press, 1966. Русский перевод: Йейтс Фрэнсис. Искусство памяти. СПб.: Фонд поддержки науки и образования «Университетекгя книга», 1997.

I20Yates. Frances A. The Theatre of the World. London and New York: Routlege and Keagan Paul, 1978. First published 1969.

121 Yates Frances A. La Lumiere des Rose-Croix.Paris: Culture Art Loisris, 1978. (First published 1972).

Yates Frances A. Shakespeare’s Last Plays. London, Boston and Henley: Routlege and Keagan Paul, 1975.

123Yates: Frances A. The Occult Philosophy in the Elizabethan Age. London, Boston and Healey: Routlege and Keagan Paul, 1979.

К.Марлоу, Шекспир, У. Рэли, английская исследовательница практически не касалась Д. Донна и поэтов-метафизиков, хотя многие ее наблюдения дают богатейший материал для анализа их творчества.

Ф.А. Йейтс сформировала целую плеяду исследователей, успешно работающих сегодня в Англии и во Франции, в России в ее методике работает одна из лучших наших историков искусства — Л. И. Тананаева, на чьи труды — в первую очередь — на монографию «Рудольфинцы» 124, отслеживающую, в частности, взаимовлияния пражского и лондонского культурных центров в эпоху Ренессанса, мы также опирались.

Во Введении следует сказать еще о том, что если воспроизведение поэзии Донна на русском языке до настоящего времени в целом неудовлетворительно (как будет показано далее), то образ его поэзии в поэзии русской, несомненно, присутствует. Имеется в виду «Большая элегия Джону Донну» И. Бродского, написанная в 1963 году. Достаточно сказать, что когда «Элегию» прочитала Анна Ахматова, она с глубоким чувством — как поэт, читающий чужой поэтический.

I 125 шедевр, — сказала Бродскому: «Вы сами не знаете, что с вами произошло!», а в.

• 126 другой раз заметила по поводу «Элегии»: «Это ни на что не похоже!» — в ее устах то было высшей похвалой. «Элегия.» навсегда сделала Донна причастным русской поэзии, и характерно, что почти все последующие переводы из Донна (за исключением выполненных Б. Томашевским) были спровоцированы в первую очередь ею. Поэтому неудивительно, что имена Донна и Бродского оказались тесно связанными и, как мы уже отметили, это практически единственный аспект восприятия Донна русской культурой, активно разрабатываемый в критической литературе.

Рассуждения о том, что Бродский привил русской поэзии формы поэзии английской, постепенно становятся общим местом: первым это заметил еще Анатолий Найман в своем предисловии к «Остановке в пустыне» 127, и с тех пор не было автора, говорящего или пишущего о Бродском, который бы этой темы не коснулся128. Параллели между «Большой элегией Джону Донну» Бродского и текстами самого Донна литературоведы начали проводить почти сразу же после.

124Тананаева Л. И. Рудольфинцы. Пражский художественный центр на рубеже XVI — XVII веков. Москва: Наука, 1996.

125Лосев А. Первый лирический цикл Иосифа Бродского. // Часть речи. — Нью-Йорк, 1981/82. -Альм. N2/3.-С. 63.

12бЛосев А. Иосиф Бродский. Предисловие. // Эхо. — Париж, 1980. — N 1. — С. 30.

H.H. Иосиф Бродский// И.Бродский. Остановка в пустыне. New York, 1970. С. 13. Полбина В. Вступление// Иосиф Бродский: Труды и дни. Составители Лев Лосев и Петр Вайль. Москва: Издательство «Независимой газеты», 1998. С 83 — 89. Уфлянд В. Традиция и новаторство в поэзии Иосифа Бродского// Звезда, 1997. № 1. С. 155 — 158- Kline George L., Sylvester Richard D. Brodskii Iosif Aleksandrovich. — In: Modern Encyclopedia of Russian and Soviet Literature/Eds. by H.B.Weber and G.Breeze. Vol. III. — Florida: Gulf Breeze, 1979. — P. 129−137 и др. публикации стихотворения в первом сборнике И. Бродского: «Стихотворения и поэмы» 129, вышедшем по-русски в Нью-Йорке в 1965 г., когда поэт был в архангельской ссылке. Почти сразу же профессором Джорджем Кляйном была опубликована небольшая заметка в «Russian Review», пунктирно очерчивающая круг тем и образов Донна, послуживших для Бродского источником вдохновения. Впоследствии к этой теме обращались неоднократно. Так, проблемы влияния английских метафизиков бегло касается Юрий Иваск в своей рецензии на первую книгу поэта131 — и после этого не раз возвращается к сформулированным в той небольшой заметке положениям: почти тот же взгляд на зависимость Бродского от поэтики барокко предложен в его работе «Литературные заметки: Бродский, Донн и современная поэзия» 132, статье «Если любовь.» 133 о поздней лирике Бродского, и более развернутой статье: «Похвала российской поэзии», где Иваск пишет: «Бродский вообще склонен сближать „высокое“ и „низкое“, и тем самым включаться в барочную — державинско-шишковскую традицию стилистических контрастов. Здесь Бродский совпадает и с любимыми им английскими метафизиками эпохи барокко» 134.

Если Ю. Иваск склонен приписать влиянию барокко и поэтов-метафизиков на Бродского такую особенность его поэтики, как столкновение стилистико-тематических контрастов в пределах одного стихотворения, то Роберт Сильвестр полагает, что усвоение английской поэзии Бродским проявляется скорее в его работе со строфикой. Так, Р. Сильвестр указывает, что «конфигурация стихотворения <» Фонтан" > напоминает стихотворные построения Джорджа Герберта и Дплана.

Томаса". Он также считает, что влияние поэтов-метафизиков и Донна на Бродского проявляется в стремлении последнего «к логическому упорядочению поэтической мысли с помощью метафор, и в синтаксисе, особенно явно позаимствованное у Донна умение мастерски развивать свои доводы в обход контраргументов с помощью подчиненных союзов и других вспомогательных слов, образующих как бы цепочку беспрерывно меняющихся логических связей — ибо, раз,.

1 -?S то есть, впрочем, хотя, посему и др." .

129Бродский И. Стихотворения и поэмы. New York: Inter-Language Literary Associates, 1965. C. 130 -136.

130KlintGeorge L. Elegy for John Donne// Russian Review. # 24, 1965. P. 345.

131Иваск Ю. И. Бродский. 'Стихотворения и поэмы'// Новый журнал. — Нью-Йорк, 1965. N70.-С.297−299.

132Иваск Ю. Литературные заметки: Бродский, Донн и современная поэзия // Мосты. — Нью-Йорк, 1966.-N 12, — С. 161−171.

133Иваск Ю. «Если любовь.» // Русская мысль. № 3701, 27 ноября 1987. С. 9, продолжение- № 3702, 4 декабря 1987. С. 9.

134Иваск Ю. Похвала Российской Поэзии. // Новый журнал. — Нью-Йорк, 1986. — N 165. С. 120.

135Сильвестр Р. Остановившийся в пустыне// Часть речи. Альманах литературы и искусства. Нью-Йорк: Серебрянный век, 1980. С. 48.

136Ibid, С. 49 — 50/.

Не отрицая «ученичества» Бродского у английских поэтов XVI — XVII вв., Василий Бетаки, в отличие от Р. Сильвестра, не считает таковое столь уж плодотворным и в своей статье «Остановись, мгновение» пишет: «Стремление к метафизической поэтике сначала натолкнулось у Бродского на поэтов английского барокко, которые все же оказались не столь уж близки ему, и статичность и медитативность стихов из «Части речи» не была необходима органически, внешний прием и суть там не слиты. В последнее же время, когда Бродский приблизился к новым метафизикам современной американской поэзии (типа Сильвии Платт,.

137 например), их влияние оказалось благотворнее" .

Михаил Крепе в своей монографии, посвященной Бродскому, определяя его поэзию как изначально метафизическую по своим установкам, не оговаривает специфику этой «метафизики» — в его понимании она становится всего лишь синонимом «поэзии мысли», связанной в России с линией Батюшков — ТютчевХодасевич, имеющей мало общего с английской поэзией барокко.138.

Вяч. Вс. Иванов в своих статьях «О Джоне Донне и Иосифе Бродском» 13'' и «Бродский и метафизическая поэзия» 140 коснулся истории переводов из Донна, выполненных Бродским, и проследил некоторые расхождения между переложением и оригиналом.

Отношение Бродского к поэтическому переводу исследовано в работе В. Полухиной «Взгляды Бродского на перевод» 141.

К теме «Бродский — английские метафизики» неоднократно обращался Лев Лосев, считавший, что немаловажная доля новаторства Бродского в русской поэзии заключалалось в том, что он «успешно пересадил английскую (и шире — западноевропейскую) метафизическую поэтику на русскую почву. Русская поэзия (в современном понимании, т. е. — после Тредиаковского и Ломоносова) сформировалась и вступила в диалог с поэзией западной уже после заката Барокко. Оживпение Бродским барочной поэтики и прививка ее поэзии российской не свелось к голому подражанию-пастишу, хотя бы потому, что поэтическая практика российского модернизма — поэтов, за поколение до Бродского — уже подготовили поэзию к приятию Барокко или метафизики» 142.

Одним из самых вдумчивых исследователей темы «Бродский — метафизическая поэзия» был Дэвид Бетеа, в своей книге «Иосиф Бродский и сотворение изгнания» .

137 Б ста tar В. Остановись, мгновение/ Континет, № 35 (1983). С. 387.

Крепе Михаил. О поэзии Иосифа Бродского. Ann Arbor: Ardis, 1984.

139Иванов В. В. О Джоне Донне и Иосифе Бродском//Иностранная литература. 1988. № 9. С. 180 -181.

140Иванов В. В. Бродский и метафизическая поэзия//Звезда. 1997. № 1. С. 194 — 199.

141Poluldiina V. Brodsky’s Views on Translation/ Modern Poetry in Translation. New Series / # 10. Edited by.

Daniel Weisdbort. London: King’s College London, 1996. P. 26 — 31.

142Losev Lev. Poetics/Politics/ Brodsky’s poetics and aestetics. Ed. by L. Losev & V.Polukhina. Basingstoke-, London: Macmillan, 1990. P. 35. посвятившей анализу этой проблемы не один десяток страниц. Бетеа считает Бродского «первым и единственным русским поэтом, которого действительно можно назвать „метафизиком“ в Донновском ссмысле» 143.

Тему метафизики применительно к поэзии Бродского и Донна продолжает упомянутая нами выще статья И. Шайтанова144.

Некоей претензией (на наш взгляд — неоправданной) «расставить точки над Г в освещении темы Бродский-Донн была диссертация Дэвида Ригсби «Стиль развалин: Иосиф Бродский и постмодернистская элегия», в настоящее время после минимальной переработки предложенная издательству «МастШап». Подробно и качественно изложив историю вопроса во «Второй главе», автор становится.

145 совершенно беспомощней, когда дело доходит до анализа текста .

Значительно больший интерес представляет диссертация Дэвида МакФайдена «Иосиф Бродский и барокко» 146, отслеживающая как западноевропейские, так и русские барочные влияния на поэтику Бродского.

Свежий и интересный анализ темы «Донн-Бродский» на материале «Большой элегии» можно найти в книге Ядвиги Симак-Рейферовой «Читая Бродского» 147.

Описание нынешнего состояния литературы о Бродском в значительной мере отражает публикация материалов трех конференций, посвященных поэту, в спецномере журнала «Звезда»: «Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба» 148.

Сама интенсивность разработки этой проблемы свидетельствует о том, что в случае с Донном и Бродским мы имеем нечто иное, чем влияние, и нечто большее, чем заимствование: речь идет, скорее, о некотором совпадении поэтических темпераментов при частичном совпадении сквозных биографических тем.

143Bethea David M. Joseph Brodsky and the Creation of Exile. Princeton: Princeton University Press, 1994. P. 85.

144 Шайтанов И. Уравнение с двумя неизвестными. Поэты-метафизики Джон Донн и Иосиф Бродский// Вопросы литературы, 1998. № 6. С. 3 — 39. В качестве образцового «метафизического текста» Бродского в этой статье анализируется стихотворение «Горение» (с. 29 -39). Укажем здесь, что анализ данного стихотворения едва ли можно считать исчерпывающим вне учета таких его «русских контекстов», как «Сожженное письмо» Пушкина, «Она сидела на полу.» Тютчева, «Перед судом» Блока, «Магдалина» Цветаевой. Цветаевский цикл стал предметом специального анализа Бродского в эссе «Примечания к комментарию» // Бродский И. Письмо Горацию. М.: Наш дом — L’Age d’Homme, 1998. C. CXXI-CLI.

145Rjgsbee David. Styles of Ruin: Joseph Brodsky and the postmodernist elegy. Hamilton College. Ph. D. Thesis, 1996. P. 54−81.

146MacFayden David. Joseph Brodsky and the Baroque. Ph.D. Thesis, University of California, Los Angeles, 1995.

147Szymak-Reiferowa. Czytajac Brodskiego. Krakow: Wydawnictwo Uniwersytetu Jagielloneskiego, 1998. P. 88 — 96.

145Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба. Итоги трех конференций. СПб.: Журнал «Звезда», 1998. См. также рецензию: Горбаневская Н. Поэзия, поэтика, поэт//Литературное обозрение, № 5/6, 1998. С. 125 — 126.

Очерченный выше круг проблем предопределил структуру диссертации. Первая глава — «Некоторые общие свойства поэтики английской литературы конца XVI — начала XVII вв. и проблемы адекватности перевода» — посвящена анализу специфики мировосприятия, свойственного времени Елизаветы I и Иакова I, и в первую очередь — представлений о сотношении Человека и Вселенной, Микрокосма и Макрокосма, определявших поэтику эпохи и служивших основой для порождения метафор, а порой предопределявших организацию текста в целом. Указанный круг представлений, будучи «укоренен» в определенной исторической эпохе, стал невнятен и неочевиден как для современного читателя, так и для переводчика. В результате понимание текста подходит к той опасной черте, о которой писал М. Л. Гаспаров в связи с восприятием иных исторически обусловленных свойств текста: «Если мы всегда нуждаемся в предупреждении: „красивым тогда считалось то-то и то-то“, то еще более в: „смешным тогда считалось то-то и то-то“. Когда этого нет, то мы рискуем впасть в ошибку. <.> А такое неведение в общении с чужими культурами — скорее правило, чем исключение» 149. Отталкиваясь от общих свойств поэтики английской литературы конца XVI — начала XVII вв.: тех свойств, что в равной мере проявлялись в трагедиях Шекспира, религиозной лирике «поэтов-метафизиков», историософских произведениях и столь специфичных сочинениях, как лечебники и гороскопы, — мы анализируем переводы таких текстов Донна, как «Священные сонеты», «Прощание: надпись на книге», «Первоцвет», «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», связанных с идеей соотношения Микрокосма и Макрокосма, и делаем попытку проследить, каков именно общий характер «сдвигов» и «деформаций», возникающих при переносе явлений одной культуры в культуру принципиально иную, исходящую из иных «базовых представлений» .

Вторая глава «Специфичность донновских аллюзий и ориентация перевода на традиции культуры-рецепиента» посвящена переводам текстов Донна, непосредственно связанных с алхимической теорией и практикой его эпохи, — и соответствующему комментарию к этим текстам. Отсутствие сколько-нибудь серьезной алхимической традиции на русской почве (несмотря на то, что в XVII в. в России работало несколько весьма именитых западных алхимиков, а в XVIII — XIX вв. на русский язык усилиями масонов и тех, кто косвенно был связан с этим течением, было переведено значительное количество классических алхимических трактатов150) приводит к тому, что многие из «отсылок» Донна, очевидные для его современников, для переводчиков в лучшем случае темны, а чаще — просто «невидимы». В результате при трансляции текста из культуры английской в культуру русскую происходит деформация текста, искусственное перенесение его в.

149Гаспаров МЛ. «Рондо» А. К. Толстого. Поэтика юмора// Гаспаров МЛ. Избранные труды, том П. О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 82.

150 См. н частности: 500 лет Гнозиса в Европе. Гностическая традиция в печатных и рукописных книгах. Москва — Санкт-Петербург. Amsterdam: «In de Pelikaan», 1993. совершенно иное ассоциативное поле. Именно механизм такого рода переноса мы попытались проследить в данной главе.

В третьей главе «Донн и новейшая русская метафизическая поэзия» рассматриваются оригинальные стихотворения и поэмы Бродского, тесно связанные, на наш взгляд, с его опытом перевода и чтения Донна, — а также анализируется проблема «метафизики» самого Бродского — того качества его поэтического мышления, которое позволило ему максимально адекватно передавать сложные культурные смыслы английского «поэта-метафизика» .

Важнейшее свойство английской поэзии, привнесенное Бродским в поэзлю русскую, есть риторичность — т. е. построение стихотворения как речи, формально адресованной собеседнику — чаще всего и выступающего адресатом стихотворения, и оперирующей с логическими структурами убеждения/самоубеждения, — и эта риторичность донновского типа, по определению самого Бродского, — «.схоластика и в прятки с горем/ игра.» 151 Нас также интересовала проблема взаимовлияния переводов «из Донна» и собственного текста Бродского: эта проблема решается нами на материале «Большой элегии.» в сопоставлении с «Прощальной одой», причем последняя впервые вводится нами в круг текстов Бродского, анализируемых в связи с Донном. И здесь предметом нашего анализа служили механизмы усвоения чужой культурной традиции, — но в данном случае реципиентом является поэт, родственный этой чужой культуре не только в силу выучки, но и в силу собственной, — как сказал бы он сам, — «идиосинкразии». Мы постараемся показать некоторые аспекты этой ' 'родственности''.

Нас также интересовало, почему интерес к творчеству Донна стремительно нарастает в русской культуре с конца 1970;х гг. по сегодняшний день. В отличие от некоторых указанных выше исследователей, мы считаем, что русская метафизическая поэзия последней трети XX в. не исчерпывается именем Бродского, и именно ее существование подготовило необходимую почву для активного усвоения Донна русской культурой. Эта проблема также рассматривается в Третьей главе.

Обратимся же теперь к первой части нашего рассуждения: правильно ли мы понимаем Донна?

151″ Схоластика, ты скажешь. Да, Схоластика. И и прятки с горем Игрг." - И.Бродский. Пенье без музыки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проделанное исследование позволяет сделать следующие выводы:

1. Представление о Донне, которое складывается у русскоязычного читателя на основе существующих переводов, нуждается в значительной корректировке: необходимо как чисто количественное расширение корпуса «русского Донна», так и более широкое представление жанрового репертуара поэта (на настоящий момент по-русски не существует поэм Донна: «Странствие души», «Анатомия мира», «Вторая годовщина», не переведены наиболее интересные и насыщенные по мысли «Послания в стихах», практически не представлена проза).

2. Необходимым представляется также существенное изменение принципов перевода. Для того, чтобы переводы максимально адекватно передавали образную и понятийную структуру донновского текста, переводчик должен ориентироваться в значимых для оригинала культурных реалиях соответствующей эпохи, он должен учитывать (и по возможности воспроизводить) те специфические аллюзии, тот культурный фон, которым для Донна, в частности, являются тексты алхимические. (Среди имеющихся переводов этому требованию соответствуют, в той или ивой мере, лишь очень немногие — лучшие переводы И. Бродского, А. Сергеева, Г. Кружкова, Д.Щедровицкого.) Такая постановка проблемы справедлива и актуальна для большинства поэтов-'елизаветинцев". При этом в случае шекспировского корпуса, имеющего на русской почве наработанную переводческую традицию, речь идет о новом, более адекватном, переводе, и серьезнейшем комментарии к значительной части текстов, включающем такие непривычные для русского читателя, но важнейшие для переводимого текста пласты культуры, как астрология, нумерология, алхимия. В случае Донна, а тем более тех поэтов, которые пока фрагментарно представлены по-русски (а это — и такие «старшие елизаветинцы», как У. Рэли или Дж. Чапмэн, и «метафизики»: Г. Кинг, Дж. Герберт, Т. Кэрью, Г. Воэн, Дж. Трарен), следует говорить о выработке новой поэтшеи, очищенной от неприемлемых для перевода этой поэзии романтических штампов и ориентированной на язык русской метафизической поэзии.

3. Адекватность переводов Донна, выполненных И. Бродским, обеспечивалась сходством их поэтик. Об «ученичестве» Бродского по отношению к Донну следует говорить не только и не столько в связи со строфикой или использованием «сопсегз», сколько в связи с общими композиционными принципами организации текста в пределах стихотворения. Развертывание сквозной метафоры, обрастающей отступлениями и структурирующей воронкообразную композицию текста, было отличительной особенностью поэтики Донна, выделявшей его среди современников, и именно этот композиционный прием был усвоен Бродским после 1962 г., надолго определив его поэтику.

4. С другой стороны, как показывает проделанное исследование, не только поэзия, но и проза Донна (в первую очередь, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий' и пропсведи) была для Бродского важным источником образности. Метафизичность и риторичность были изначально присущи Бродскому, знакомство же с опытом английской поэзии XVII в. способствовало уяснению топографии собственного «внутреннего пейзажа» поэта.

При этом важно отметить, что поэтики как Донна, так и Бродского объединяет известное их тяготение к риторичности. Эта риторичность у обоих поэтов отличается одной характерной особенностью: она призвана уравновесить лихорадочную гиперболизированность чувства.

5. Др^той важнейшей чертой, объединяющей поэтики Донна и Бродского, является их принципиальная аллюзивность, вне которой собственно текст стихотворения оказывается недопонятым. Отсылки такого рода могут быть различны (у Донна, как показало проделанное исследование, это чаще всего алхимическая или философская формула, у Бродского — поэзия, в том числе донновская), но и для Донна, и для Бродского аллюзивность является смыслообразующей: смысл данного текста раскрывается лишь в его соотнесенности с другим текстом.

Именно такое совпадение исходных характеристик этих двух поэтик позволило Бродскому наиболее адекватно выразить Донна в русском языке.

6. В свою очередь, собственная поэтика зрелого Бродского оказала и продолжает оказывать влияние на новые (созданные в 80-ые — 90-ые гг.) переводы из Донна. Проделанный анализ существующих переводов позволяет проследить смену поэтических ориентиров, продиктованных господствующими в данное время представлениями об эталоне «высокой поэзии» (от А. Блока до И. Бродского).

7. Востребованность Донна определенной культурной ситуацией (конец 1960;ых гг. и далее) и резонанс, вызванный в русскоязычной аудитории его «открытием», следует объяснять в широком контексте тех духовных и поэтических проблем, перед которыми оказалась русская поэзия этого времени. Все это позволяет поставить вопрос о существовании в современной русской поэзии собственного «метафизического течения», к которому можно отнести, при всем различии их поэтик, Л. Аронзона, И. Бродского, Е. Шварц, О. Седакову, С. Стратановского и др.