Сюжетно-пространственная и рецептивная структура романов-притч Р. Баха

Данная работа посвящена творчеству Р. Баха, чья массовая популярность часто ставит под сомнение интеллектуальную ценность его произведений1. Однако нас интересует не столько сам баланс массовостиэлитарности произведений Р. Баха, сколько «механизм устройства» его текстов, обусловливающий их востребованность непрофессиональным читателем2.

Ричард Бах — американский писатель, о котором, несмотря на значительный успех его книг как в своей стране, так и за рубежом, известно не так много. Он родился в 1936 году в городе Оук-Парк (США). По материнской линии писатель ведет свой род от знаменитого немецкого композитора Иоганна Себастьяна Баха. Поступив в 1955 году в университет штата Калифорния, он проучился там только один год3 (Westfahl 1996, 31): академическая карьера не привлекала писателя. В течение последующих 6 лет (с 1956 по 1962) Р. Бах проходил военную службу в ВВС США.

Что касается личной жизни, то уже будучи летчиком, в 1957 году, Р. Бах женится на Бетти Франке. От их брака, длившегося до 1971 года, осталось 6 детей, один из которых, Джонатан, став журналистом, напишет книгу о том, как он вырос, не зная своего отца, и о своей встрече с ним, состоявшейся, когда Бах-младший уже учился в колледже.

Второй женой писателя стала актриса Лесли Парриш, с которой он встретился на съемках фильма по книге «Чайка Джонатан Ливингстон» в 1973. Они поженились в 1981, и его книга «Мост через вечность» (1984) основана на истории их взаимоотношений. Однако и этот брак также распался.

1 См. об этом: Туровская М. Три жизни «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» / М. Туровская // Иностранная литература.-1974.-№ 12.-С. 195−198;

Мартынова А. «Чайка Джонатан, или банальная притча для взрослых» // Литературная газета. — 1973. — 13 июля. — С. 13. И др.

2 Под термином «непрофессиональный читатель» мы имеем в виду читателя, не имеющего специального гуманитарного образования.

3 По другим источникам обучение Р. Баха в университете длилось 4 года (Byrne 1972, 45).

Истинной страстью Ричарда всегда были самолеты: после армии будущий писатель работал пилотом-каскадером, авиамехаником и авиаинструктором. С годами самолеты, правда, вынуждены были слегка потесниться: желание сочинять книги постепенно становилось все настойчивее и наконец воплотилось в реальность. При этом большинство книг Р. Баха носит автобиографический характер и посвящено полету. Но если в своих ранних произведениях («Чужой на Земле» (1963), «Биплан» (1966), «Ничто не случайно» (1969)) писатель непосредственно говорит о своей деятельности летчика, то в более поздних полет становится для него больше философской метафорой.

Собственно творческая биография Баха началась после публикации издательством Макмиллан в 1972 книги о чайке, которая летала ради того, чтобы летать, а не просто добывать пищу. Это произведение довольно быстро, стало бестселлером, и только в год первого издания было продано более одного миллиона экземпляров. В 1973 по этой повести корпорацией Paramount Pictures был снят фильм.

Следующей книгой Баха, также снискавшей популярность у читателя и получившей значительное число откликов в среде критиков, стала повесть-притча «Иллюзии» (1977).По этому произведению в 2006 году французским режиссером Я. Самюэллем также был поставлен фильм.

Позже Р. Бах публикует «Единственную» (1988), «Бегство от безопасности» (1995), «За пределами моего разума» (2000), шестикнижие «Хроники хорьков» (2002;2003). Эти книги не перестают привлекать внимание читателей во всем мире. «Единственная» и «Бегство» признаны бестселлерами и стали предметом обсуждений в интервью с писателем и на его фан-сайтах в мировой сети.

Последним на сегодняшний день романом американского автора стал «Гипноз для Марии», выпущенный издательством «София» в переводе на русский язык.

Вообще, что касается отечественного читателя, то имя Ричарда Баха ассоциируется у него, прежде всего, с упомянутой выше повестью-притчей «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» (русский перевод Ю. Родман был осуществлен в 1974 году). Публикация этого текста стала для многих читателей, как профессиональных, так и непрофессиональных, определенным событием, откровением, так как поднимала те вопросы, идеи и проблемы, которые казались новыми и необычайно глубокими советскому читателю, воспитанному на литературе соцреализма.

Позднее, с расширением горизонта историко-литературного процесса, русскоязычному да и западному читателю стала очевидна та традиция, к которой принадлежит Ричард Бах. Это литература, которую можно условно назвать «массовой философской» или «массовой интеллектуальной» литературой XX века. И в этом плане творчество Р. Баха органично встает в. один ряд с текстами П. Коэльо, X. Мураками и др. Популярность этих художников в широкой читательской аудитории не вызывает сомнений, их книги издаются миллионными тиражами, широко обсуждается на фан-сайтах в сети Интернет и на страницах журналов, однако, несмотря на столь несомненный читательский успех, так называемое «серьезное» литературоведение редко обращается к анализу их произведений, ограничиваясь, чаще всего, наклеиванием ярлыков или общими разговорами о низких вкусах читающей публики.

Сказанное в полной мере относится и к творчеству Р. Баха. В настоящее время есть лишь ряд статей в отечественной и зарубежной критике, большая часть из которых освещает отдельные аспекты его жизненного и творческого пути, мало что добавляя к описанию и интерпретации мира его художественной прозы.

Все исследовательские работы, посвященные Р. Баху, на наш взгляд, можно разделить на две группы. В первую группу мы включаем статьи, сопровождающие публикацию книг писателя, предисловия и послесловия к ним, статьи-рецензии на отдельные его произведения (Т. Блажнова Летайте 5 самолетами!, 1994; А. Щербак-Жуков Вторые первых вытесняют, 2001; Он же Иногда они возвращаются, 2001; Он же Реальные и виртуальные, 2001; Д. Бавильский Двадцать лет спустя, 1994; А. Грякалов Послесловие к «Иллюзиям» Р. Баха, 1993; И. Покровский Полеты наяву, 1989).

Чаще всего большая часть этих работ посвящена первой книге Р. Бахаповести «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», с которым, собственно, и связана проблема «массовости» и читательской успешности американского писателя. Помимо текстов указанных авторов, феномену популярности «Чайки» посвящены статьи таких российских и зарубежных критиков, как Т. Долгих Повесть-притча Р. Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», 2003; И. Канторович Легенды и действительность одного бестселлера (о причине Р. Баха Джонатан Ливингстон, Повесть о Чайке), 1979; М. Туровская Три жизни «Чайки по имени Джонатан Ливингстон», 1974; Е. Голубкова, Мифологема птицы в повести-притче Р. Баха «Чайка Джонатан Ливингстон», 2004; J.D. Podolsky, R.D. Jones The seagull has landed, 1992; R. M. B. Gardner «Stereotypes and Sentimentality: The Coarser Sieve», 1988.

Как видно уже из заглавий, авторы всех упомянутых работ пытаются по-разному ответить на вопрос о том, что сделало «Чайку» такой привлекательной для массовой читательской аудитории. В частности, И. Канторович предлагает искать ключ к разгадке популярности Р. Баха в проблематике и идейно-эстетической составляющей текста. «Сам конфликт и его творческое решение отнюдь не дают нам права третировать книгу Баха как некий вульгарный продукт «массовой культуры», — пишет критик (Канторович 1974, 51). М. Туровская видит причину популярности книги в ее непохожести на обычную развлекательную литературу. Исследовательница отмечает ряд черт (жанр притчи, обращение к теме животных, аллегоризм, евангельские мотивы изгнания, смерти, воскресения и пр.), которые не являются знаковыми для массовой литературы. С другой стороны, представленные в тексте Баха «в маскарадных терминах массовой культуры, в формах поп-арта», эти «старомодные» идеи, темы и приемы, стали выглядеть «не только модно, но и модерно» (Туровская 1974, 197).

Во вторую группу мы включили научные исследования, направленные на сравнительное изучение творчества Р. Баха и других писателей (Е. С. Квон Мессианство и свобода в русской и американской литературе: (На примерах Ф. М. Достоевского и Р. Баха), 2002), на анализ его анималистической символики и мифопоэтики, которая не ограничивается «Чайкой Джонатан Ливингстон», но и присутствует, например, в шестикнижии «Хроники хорьков» (Е. Голубкова Мифологема птицы в повести-притче Р. Баха «Чайка Джонатан Ливингстон», 2004; M. Neill, J. Dodd. Animal Act, 2002).

Отдельно в этой группе критических работ можно выделить блок, касающийся, анализа религиозных тем и мотивов в романах-притчах Р. Баха. Ряд исследователей (Волкова Е. И. Лжемессия в русской и американской литературе: «Заколдованный замок» Э. По, «Серебряный голубь» А. Белого и «Иллюзии» Р. Баха, 2001; А. Е. Назаров Творчество Ричарда Баха. Специфика формирования литературного сознания США в 1960 — 1970 годы, 2001; Покровский И. Полеты наяву, 1989) предлагает рассматривать его тексты с легко прослеживающимися евангельскими мотивами изгнанничества и избранничества, смерти и воскресения в рамках так называемой «moral fiction» (нравственной прозы), имеющей прямую связь как с христианством, так и с восточными религиями.

В рамках данного подхода ведущим становится историко-генетический метод, позволяющий проследить в творчестве Баха традицию таких американских писателей, как Т. Драйзер, Т. С. Элиот, В. Манчестер, Д. Хантер, Д. Сэлинджер. Влияние на Баха философских идей и образности дзен-буддизма прослеживается через обращение к литературной традиции битников (Д. Керуак, Р. Пирсинг, А. Гинсберг и др.).

В контексте европейской литературной традиции анализирует творчество Р. Баха И. Канторович. В своей статье критик проводит параллель между изгнанием Джонатана, его конфликтом с «обществом потребления» 7 этот конфликт прослеживается и в остальных текстах Баха) и «фаустианой» с одной стороны и «робинзонадой» с другой. Д. Дефо изолирует Робинзона от буржуазно-аристократической среды на необитаемом острове, чтобы показать его человеком. Герой Баха становится таковым, борясь со своей собственной ограниченностью, совершенствуя полет, сознательно покидая Стаю и улетая на Далекие Скалы.

Философские проблемы, близкие тем, которые Р. Бах затрагивает в «Чайке», можно найти и у ряда писателей США. С точки зрения И. Канторовича, эти идеи представляют национальную традицию в американской литературе (см. об этом Канторович 1979, 53). По мнению исследователя, притчи Баха продолжают и развивают идеи, заложенные в поэзии У. Уитмена, в рассказах Д. Лондона («Любовь к жизни»), в повести Э. Хемингуэя «Старик и море»: их объединяет пафос преодоления препятствий,-тема борьбы. Д. Лондон, Э. Хемингуэй и Р. Бах сталкивают своих героев один на один с природой, что позволяет им достичь совершенства, постичь истину. В этих произведениях вечные проблемы приобретают оттенок философского обобщения. Р. Бах не только следует этой традиции, но вносит и новое в трактовку вечных проблем: он ищет «путь возвышения Человека как средство преобразования и возрождения современного бездуховного потребительского общества» (Канторович 1979, 54), а не стремится выявить смысл человеческой жизни вообще, в отличие от Лондона и Хемингуэя.

С точки зрения религиозных мотивов особый интерес представляет повесть «Иллюзии», в основе которой лежит библейский сюжет. Но при этом в роман включены концепции философского учения буддизма и авторская интерпретация учения о духовном спасении на основе синтеза идей христианства и буддизма. Евангельские мотивы в этом тексте, как отмечает А.

Назаров, «служат созданию целостной сюжетной основы, которая становится исходным моментом идейно-смысловой трансформации» Так, автор, беря за основу традиционный христианский образ, не только осовременивает его за счет философско-этических идей буддизма, но и показывает возможную связь 8 между этими религиозными системами, проводит параллели между некоторыми философскими и духовными аспектами этих учений, показывая их общую цель, единую духовную направленность. (Назаров 2001, 14).

Кстати сказать, при первом освоении художественного наследия Баха русской критикой именно вопрос о религиозном дискурсе его произведений по-разному освещался разными исследователями. Так М. Туровская в статье 1974 года утверждает, что в «Чайке» Баха совершенно очевидна и не вызывает сомнений евангельская структура сюжета («изгнанничество и избранничество, смерть и воскресение, проповедь, чудеса, апостолы» (Туровская, 1974)). Иного мнения придерживается упомянутый выше И. Канторович. Для него «Чайка» — это произведение арелигиозное. Доказательством данного тезиса становится для ученого раза из текста — завет Джонатана Ливингстона Флетчеру: «Не позволяй распространять обо мне нелепые слухи и обожествлять меня. О’кей, Флетч? Я обыкновенная чайка, которая только, быть может, любит летать». «Этот арелигиозный пафос в сочетании с прославлением упорства, настойчивости в преодолении своих ограниченных возможностей и в борьбе за достижение цели, — развивает свою мысль исследователь, — позволяет нам сделать вывод: ниспровержение слепой веры любой религии, чисто уитменовская вера во всемогущество человеческого разума и человеческого духа, в безграничность человеческого познания — вот главное в философской проблематике притчи Ричарда Баха» (Канторович 1979, 53).

Несколько особняком с точки зрения интересующей нас проблематики стоят статьи, в которых решаются проблемы перевода прозы Баха (М. А. Мищерина, Фигуры риторического воздействия в современной переводной прозе (на примере произведения Р. Баха «Бегство от безопасности»), 2006)4, семиологической и жанровой структуры его произведений (Т. В. Kasel «The Semiological Structure of Richard Bach’s Jonathan Livingston Seagull», 1993), M. Ильина Смысловая иррадиация внутритекстовой притчи на текст целого.

4 Примечательно, что объектом данного исследования становится текст «Бегство от безопасности», мало известный российскому читателю, в отличие от «Чайки» и «Иллюзий» художественного произведения (на материале повести Р. Баха «Иллюзии. Приключения мессии поневоле»), 1990).

В контексте данного диссертационного исследования чрезвычайно плодотворными и перспективными показались нам две категории: жанровая организация текстов Р. Баха (вопрос о статусе притчи в его творчестве) и организация художественного пространства его произведений. К первому нас подтолкнула небольшая статья американского исследователя Г. Вестфала в «St. James Guide to fantasy writers» (Westfahl 1996, 31−32), в которой он отмечает, что Р. Бах работает с двумя традициями: басни (рассказы о говорящих животных, чтобы дать нравственный урок детям) и притчи (написанные с той же целью рассказы о людях для взрослых). Практически все отечественные исследователи тоже рассматривают произведения Баха как притчи, однако к этой жанровой дефиниции добавляются другие, более традиционные определения: роман, повесть. Зачастую обе эти жанровые разновидности сопрягаются в отношении к Баху и исследователи говорят о романе-притче, повести-притче в творчестве Р. Баха.

Что касается вопроса о пространственной организации текстов американского писателя, то рассмотрение устройства его произведений с точки зрения спациопоэтики и создания за счет этого эффекта «массовой востребованности» этих произведений неслучайно. Очевиден тот факт, что исследуемые произведения характеризуются частотностью использования пространственных образов, с которыми связаны важнейшие сюжетные повороты (этому будет посвящена Глава 2 диссертации).

Общей гипотезой нашего исследования послужила мысль о том, что феномен массовой популярности книг Р. Баха связан, во-первых, со специфической притчевой природой его произведений, а во-вторых, с особой организацией в его текстах художественного пространства, что вкупе положительно влияет на читателя и обеспечивает автору литературный успех.

Таким образом, актуальность представленной работы обусловлена следующими факторами.

Во-первых, современная наука переживает новый всплеск интереса к спациопоэтике. Классические труды по анализу художественного пространства (М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман, Д. С. Лихачев, В. Н. Топоров и др.), предлагающие различные классификации типов пространств, оказываются отрефлексированы и дополнены современной наукой в исследованиях А. Пелипенко, 1996, А. Барабанова, 1999, А. Бикбова, 2002, В. Бахмутского, 1994, А. Есина, 1999, Л. Пановой, 2003 и др. Необходимо также выделить труды современных ученых, в которых исследуется лингвистический аспект проблемы (Т. Кусаинова, 1997, Т. Луппова, 2003, Л. Бабенко, 2004 и др.).

Во-вторых, актуальность работы обусловлена интересом современного литературоведения к жанру притчи. Основная масса статей, посвященных притче и притчевым формам, вышла в течение последних 30 лет. Наиболее значимыми работами по этой теме нам представляются статьи В. Тюпы, 1999; Е. Левиной, 1991; И. Саморуковой, 1987; П. Толстогузова, 1987, А. Бочарова, 1977, С. Аверинцева, 1971 и др. Над проблемами функционирования притчи в литературном процессе размышляли и авторы диссертаций С. Мельникова, 2002, О. Товстенко, 1989, С. Магдиева 1992 и др. Однако до сих пор в литературоведческих и культурологических исследованиях вопрос о текстовом статусе притчи и ее особенностях существует как дискуссионный.

В-третьих, актуальность проведенного исследования представляется нам несомненной и в плане появления в современной гуманитарной науке работ, реализующих принцип междисциплинарности, интегративности. Так, в сфере наших интересов по необходимости оказались работы по психологии восприятия, по библиотерапии, которые помогли в решении проблем рецептивной организации притч Р. Баха.

Новизна представленной работы определяется, прежде всего, тем, что ни в западной, ни в отечественной критике не сложилось какой-либо целостной концепции творчества Р. Баха. Большая часть критиков фокусирует взгляд на сюжетной, смысловой стороне его произведений, полагая, что именно идеи американского автора делают его книги столь притягательными для самой широкой публики. Представленное же диссертационное сочинение впервые являет собой попытку исследования внутренней (в первую очередь пространственной) организации притч Р. Баха, анализ поэтики его текстов.

Во-вторых, новой и, на наш взгляд, достаточной продуктивной видится нам попытка объяснить природу читательского успеха книг Р. Баха через анализ их рецептивной структуры. Исследование специфики читательского восприятия потребовало обращения к идеям ученых-психологов (работы по библиотерапии), а также к постулатам теоретиков немецкой школы рецептивной эстетики В. Изера и Г. Яусса.

Материалом исследования послужили тексты Р. Баха: повесть-притча «Чайка Джонатан Ливингстон» (1970), повесть-притча «Иллюзии» (1976), роман-притча «Мост через вечность» (1984), роман-притча «Единственная» (1988), роман-притча «Бегство от безопасности» (1995). Выбор данных произведений обусловлен, во-первых, их явно выраженной притчевостью, во-вторых, тем фактом, что именно эти пять романов наиболее презентативны с точки зрения выраженной в них авторской философии и представляют, к тому же, разные периоды творчества Р.Баха.

Цель представленного сочинения — исследовать специфику художественного пространства притч Р. Баха во взаимосвязи с механизмами их воздействия на читательское сознание, обеспечивающими успешность книг изучаемого автора.

Достижение поставленной цели предполагало решение следующих задач:

Новизна представленной работы определяется, прежде всего, тем, что ни в западной, ни в отечественной критике не сложилось какой-либо целостной концепции творчества Р. Баха. Большая часть критиков фокусирует взгляд на сюжетной, смысловой стороне его произведений, полагая, что именно идеи американского автора делают его книги столь притягательными для самой широкой публики. Представленное же диссертационное сочинение впервые являет собой попытку исследования внутренней (в первую очередь пространственной) организации притч Р. Баха, анализ поэтики его текстов.

Во-вторых, новой и, на наш взгляд, достаточной продуктивной видится нам попытка объяснить природу читательского успеха книг Р. Баха через анализ их рецептивной структуры. Исследование специфики читательского восприятия потребовало обращения к идеям ученых-психологов (работы по библиотерапии), а также к постулатам теоретиков немецкой школы рецептивной эстетики В. Изера и Г. Яусса.

Материалом исследования послужили тексты Р. Баха: повесть-притча «Чайка Джонатан Ливингстон» (1970), повесть-притча «Иллюзии» (1976), роман-притча «Мост через вечность» (1984), роман-притча «Единственная» (1988), роман-притча «Бегство от безопасности» (1995). Выбор данных произведений обусловлен, во-первых, их явно выраженной притчевостью, во-вторых, тем фактом, что именно эти пять романов наиболее презентативны с точки зрения выраженной в них авторской философии и представляют, к тому же, разные периоды творчества Р.Баха.

Цель представленного сочинения — исследовать специфику художественного пространства притч Р. Баха во взаимосвязи с механизмами их воздействия на читательское сознание, обеспечивающими успешность книг изучаемого автора.

Достижение поставленной цели предполагало решение следующих задач:

— обобщив исследования, посвященные притче как литературному жанру, рассмотреть тексты американского писателя в контексте современной притчевой литературы;

— ознакомившись с исследованиями, посвященными изучению художественного пространства и систематизировав подходы к описанию пространственных моделей, проанализировать сюжетно-пространственную организацию притч Р. Баха и охарактеризовать ее художественный инвариант;

— отталкиваясь от основных положений библиотерапии и опираясь на идеи рецептивной эстетики, проанализировать рецептивную структуру притч Р. Баха.

Последовательное решение поставленных задач определило и необходимость обращения к различным методам исследования, среди которых особо отметим структурный (анализ притчевой структуры, построение пространственной инвариантной трехчастной модели баховского текста и др.) и рецептивно-эстетический (применение идей школы рецептивной эстетики о наличии в каждом художественном тексте некоей программы его восприятия, которое осуществляется в том числе и через механизм идентификации героя и читателя).

Таким образом, объектом исследования является рецептивная структура притчевых текстов Р. Баха, а предметом — сюжетно-пространственная организация изучаемых произведений.

Основные положения, выносимые на защиту, заключаются в следующем:

1. Р. Бах — американский писатель, чье место в современном историко-литературном процессе определяется его принадлежностью к «массово-интеллектуальной» литературе. Феномен популярности данного автора, на наш взгляд, можно объяснить сквозь призму пространственной и рецептивной структуры его текстов.

2. Анализ пяти основных романов-притч Р. Баха позволяет вывести инвариант структурного построения его притч, соотносимый с выделяемым теоретиками литературы (С. Бройтман) сюжетом становления. Ведущей фигурой в этом инварианте становится главный герой, путь которого состоит из трех этапов, названных нами интуитивным, духовным, духовно-практическим.

3. Детальное рассмотрение специфики художественного пространства в романах-притчах Р. Баха позволяет сделать вывод о том, что каждому из выделенных этапов пути героя соответствует особые типы художественного пространства, переходящие из произведения в произведение. Так, например, пространство первого этапа является замкнутым, ограниченным, реальнымвторого — объемным, неограниченным, фантастическим, пространство же третьего этапа, вмещая в себя черты первого и второго, становится объемным, неограниченным, квазиреальным.

4. Исследование художественного пространства притч Р. Баха только в контексте спациопоэтики не дает ответа на вопрос о массовой популярности данного автора. Ответ, по нашему убеждению, возможен лишь при обращении к проблеме читателя, проблеме восприятия художественного произведения. В нашем случае это идеи библиотерапии и немецкой школы рецептивной эстетики. Обращение к первому из указанных контекстов позволяет нам доказать возможность гармонизирующего воздействия художественного произведения на читательское восприятие (компенсаторная функция литературы), которое, на наш взгляд, может объяснить успех книг Р. Баха.

5. Механизмы взаимодействия текста и читателя, элиминируемые библиотерапией, подробно исследует рецептивная эстетика. Применение отдельных положений теории Г. Яусса и В. Изера к анализу романов-притч американского автора позволяет нам соотнести рассмотренные выше типы пространства, характерные для каждого из этапов пути героя, с этапами.

14 читательского восприятия. Заложенная текстом стратегия восприятия и процесс идентификации героя и читателя приводят к тому, что по ходу разворачивания сюжета читатель последовательно перемещается из отрицательного в переходное, а затем в положительное пространство, обеспечивающее определенный терапевтический эффект и способствующее успеху произведения.

Теоретико-методологическую базу исследования составили труды ученых, занимающихся изучением проблем жанра притчи (С. Аверинцев, 1971, А. Бочаров, 1977, И. В. Саморукова, 1987, П. Толстогузов, 1987, Е. Левина, 1991, С. Магдиева, 1992, О. О. Товстенко, 1992, В. И. Тюпа, 1999, С. Мельникова, 2002 и др.), работы по спациопоэтике (В. Топоров, 1987, 1995, В. Бахмутский, 1994, А. Пелипенко, 1996, Т. Кусаинова, 1997, А. Барабанов, 1999, А. Есин, 1999, Л. Панова, 2003, Т. Луппова, 2003, А. Бикбов, 2002, Л. Бабенко, 2004 и др.), а также труды по психологии и библиотерапии (А. И. Копытин, 2002, X. Корди, X. Кэхеле, 1995, Е. Морозова, Ю. Соболев, 2002, Р. Хайкин, 1992, С. Case, Т. Dally, 1992, Н. В. Landgarten, 1981 и др.).

Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшем расширении границ спациопоэтики — в добавлении в эту отрасль прикладного вектора, выявляющего устройство пространства художественного текста в соотнесении с «терапевтической» функцией литературы.

Практическая ценность данного исследования заключается в том, что материалы диссертации могут быть использованы в учебных курсах истории зарубежной литературы XX века, в спецкурсах и спецсеминарах по истории современного американского романа, проблемам массовой литературы, литературоведческому анализу текста, а также в курсах, посвящённых поэтике художественного пространства и проблемам восприятия художественного произведения. Отметим также, что проведенное исследование представляет интерес не только для филологов, но — по ряду затрагиваемых в нём аспектов — и для культурологов и психологов.

Апробация работы. По материалам исследования были сделаны сообщения на семинарах аспирантов на кафедре зарубежной литературы Уральского государственного университета, прочитаны доклады на всероссийских и международных научных конференциях «Дергачевские чтения-2006» (Екатеринбург 2006, 2008), «Иностранные языки и литература в современном международном образовательном пространстве» (Екатеринбург 2007, 2009), «Синтез документального и художественного в литературе и искусстве» (Казань 2008), «Литература в контексте современности» (Челябинск 2009), «Мировая литература в контексте культуры» (Пермь 2008) и др. По теме исследования опубликовано 14 печатных работ, в том числе одна в печатном издании, рекомендуемом ВАК РФ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения и библиографии, состоящей из 225 наименований на русском и английском языках. Общий объем работы составляет 186 страниц.

Заключение

.

Целью нашей работы было исследование романов-притч Р. Баха с точки зрения их сюжетно-пространственной организации, а также в плане описания рецептивных моделей их усвоения. Уже беглый взгляд на произведения американского автора позволил нам выдвинуть гипотезу о том, что есть две вещи, которые могут максимально полно раскрыть феномен Р. Баха: с одной стороны, это притчевость как жанровая составляющая его текстов, с другой, — их бросающаяся в глаза специфическая пространственная организация.

Реферируя литературу, посвященную жанру притчи, мы отметили, что «классическая» притча, будучи в исторической перспективе структурно двучастной в плане выражения и аллегоричной в плане восприятия, в современной литературе претерпевает существенные изменения. На наш взгляд, под воздействием сюжета становления (термин С. Бройтмана), современная притча становится уже трехчастной и, в плане рецепции, уходит от прямой назидательности, дидактизма, стремясь к открытому финалу, предпочитая аллегоричности символизм.

Сказанное оказывается справедливым применительно к текстам-притчам Р. Баха, сюжетно-структурный инвариант которых соотносится с путем становления героя, включающим, соответственно, три этапа, названных нами интуитивным, духовным и духовно-практическим.

На следующей стадии исследования мы выявили, что поэтапное сюжетное движение героя связано с освоением им каждый раз нового типа пространства, которое с одной стороны, динамично, а с другой, обладает рядом устойчивых признаков, переходящих из романа в роман. Рассмотрение текстов Р. Баха с точки зрения спациопоэтики показало, что автор оперирует близкими эзотерической литературе понятиями (например, «альтернативные» пространства), но принципиально новых пространственных решений он не дает.

Далее в ходе работы нами была выдвинута гипотеза о том, что особая организация художественного пространства в притчах Р. Баха имеет тесную связь с психологией читательского восприятия и рассчитана на оказание определенного «терапевтического» эффекта на воспринимающее сознание непрофессионального читателя, что в конечном итоге помогает объяснить несомненный успех его произведений на мировом книжном рынке. Для подтверждения своей гипотезы мы обратились к трудам по арт-терапии, а точнее, библиотерапии, а также к идеям немецкой школы рецептивной эстетики, представленной работами Г. Яусса и В. Изера. В частности, наиболее продуктивными для нашей работы оказались такие активно используемые указанными выше авторами категории, как горизонт ожидания, стратегия восприятия и идентификация.

Их последовательное приложение к притчам Р. Баха позволило нам выстроить инвариант рецептивной структуры его произведений. Путь героя к самосовершенствованию, связанный, в первую очередь, как мы попытались это доказать, с освоением и прохождением им разных типов пространства, являет, по нашему мнению, авторскую стратегию, согласно которой персонаж, последовательно проходя рассмотренные выше этапы, освобождается, тем самым, от того мучительного дискомфорта, который так остро ощущает с начала своих странствий. Идентификация читателя и героя приводит к тому, что и первый в процессе погружения в текст произведения очищается от собственных «эмоциональных блоков» и переживает определенный катарсис, который собственно и приводит к «терапевтическому» эффекту, объясняющему, на наш взгляд, массовую популярность данного писателя.

Для описания этапов читательского восприятия мы предлагаем использовать термины отрицательное, переходное и положительное пространство.

Синтезируя все вышесказанное, представим инвариант рассмотренных произведений Р. Баха в виде следующей схемы:

Первому этапу пути героя (в модели становления героя С. Н. Бройтмана этому этапу соответствует ситуация) соответствует пространство, которое с точки зрения спациопоэтики является реальным, нефантастическим, в нем не происходят чудеса. Это конкретное пространство, которое представлено как монотопическая структура. Это замкнутое, ограниченное, неподвижное, ненаправленное пространство других, с одной стороны, и открытое, объемное, направленное пространство героя с другой. Герой ощущает дискомфорт, он стремится преодолеть ограниченность пространства, максимально расширить его. На этом этапе пути, интуитивном, он сталкивается с выбором: быть как все или выбрать свой индивидуальный путь. Непохожесть героя на остальных ведет к его одиночеству, изгнанию, поэтому в плане рецептивном мы называем это пространство отрицательным.

Второй этап пути героя (в модели становления героя С. Н. Бройтмана этому этапу соответствует становление) представлен ирреальным, фантастическим пространством («на небесах» — в «Чайке», «нулевое» и «альтернативные» пространства в «Единственной» и др.). Это абстрактное пространство, которое организовано по принципу политопической.

160 структуры. Герой находится в объемном пространстве, предельно расширяет его границы. Это пространство, в котором происходят чудеса, оно подчеркнуто отдалено от реального пространства, в нем действуют законы духа. Герои способны преодолеть препятствия пространства и времени, передвигаться со скоростью мысли. У них появляется возможность посещать альтернативные параллельные миры. К переходному пространству мы также относим «нулевое» пространство, которое является пустым, в нем ничего не происходит (оно является своего рода промежуточным звеном между реальным и альтернативными пространствами). В этом пространстве герой обретает наставника, который объясняет ему устройство мира, законы, по которым существует мир, помогает сделать правильный выбор. С точки зрения восприятия пространство данного этапа является переходным, так как вызывает у героя комплекс положительно-отрицательных эмоций. На данном этапе герой через освоение новых типов пространства, новых возможностей стремится избавиться от отрицательной эмоциональной доминанты.

На третьем этапе пути героя (в модели становления героя С. Н. Бройтмана этому этапу соответствует открытый финал) он переходит в пространство, характеристики которого приближены к реальному, но в то же время сохраняют как потенциально возможные черты пространства фантастического (назовем его квазиреальным). Это объемное и неограниченное пространство, которое также организовано как политопическая структура. В нем герой выступает уже в новом качестве, он помогает другим расширять границы личного пространства и действует самостоятельно, без наставника. С точки зрения восприятия мы характеризуем это пространство как положительное, так как данному этапу характерно ощущение комфорта и гармонии с окружающим миром. Читатель вслед за героем открывает в себе новые возможности, избавляется от отрицательных эмоций.

В связи со всем вышесказанным выбор Р. Бахом жанра притчи отнюдь не является случайным. Его тексты — символические притчи, в которых нет.

161 открытой назидательности и поучительности. Решение не дается в готовом виде, к нему должен прийти сам читающий. Профессионально подготовленному читателю очевидны те пути и те результаты, которые «кодирует» автор. Иллюзия же собственного открытия онтологических истин читателем непрофессиональным повышает его самооценку, заставляет вновь обращаться к книгам подобного рода и, тем самым, гарантирует успех их автору.

Отметим также, что описанная модель характерна не только для притч Р. Баха. Существование «других», «дополнительных» миров (secondary worldsтермин Дж. Толкиена) наряду с «основным», «своим» миром (primary world) встречается в ряде произведений XX века. Дж. Толкиен определял «дополнительные» миры как проекцию авторской модели мира. В произведении К. Льюиса «Племянник чародея» («The magician’s Nephew»), например, два описываемых там пространства определяются как части «своего» мира героя, в который, однако, можно попасть лишь волшебным способом (с этой идеей мы сталкиваемся в произведениях Р. Баха, когда герой попадает в «другой» мир: появление ангелов в «Чайке», переход в «нулевое» пространство в «Единственной»).

Для такого типа структурно-сюжетной организации текста характерно отсутствие точного географического положения, как, например, в романах Л. Александер «Хроники Прайдена» («Prydain cycle») или У. ле Гуин «Трилогия о Земноморье» («Earthsea trilogy»).

Параллельные миры могут наполнять основой мир (похожий пейзаж, интерьер и т. д.), но они могут быть населены волшебными существами, в них могут происходить необычные вещи (например, в «Единственной» момент, когда герой считает, что потерял Лесли навсегда). Параллельные миры представлены в произведениях А. Гарнера «Волшебный камень.

Бризингамена" («The weirdstone of Brisingamen»), «Луна в канун Гомрата».

The moon of Gomrath"), С. Купер «Тьма наступает» («The dark is rising») — Л.

Александер в предисловии к своей «Книге трех» («The book of three») назовет.

162 параллельный мир «страной сознания» (это страна, которая существует только в воображении).

В заключение отметим, что предложенная модель исследования художественного пространства может быть применима при анализе других текстов. Перспективным и интересным представляется также углубить изучение потенциала притчи как библиотерапевтического жанра.