Конфликт поколений и ситуация выбора в произведениях литературы Древней Руси и XVIII века: К истории сюжета о блудном сыне

Тема диссертации предполагает историко-типологическое исследование сюжета, основанного на конфликте поколений в ситуации выбора жизненного пути в русской литературе X — XVIII веков и диктует системное его изучение. Данный сюжет повторяется в литературе часто и имеет давнюю историю, беря начало в Евангелии от Луки (притча о блудном сыне). С каждым новым произведением русской литературы, отражающим взаимоотношения поколений, сюжет предполагает тот или иной взгляд на вечную проблему «отцов» и «детей» как вариант-образец возможной или невозможной попытки ее решения.

Принципиальная важность притчи, к сюжету которой восходят актуальные сюжеты литературы Древней Руси и XVIII века, в следующем: отзывчивость мировой литературы на этот сюжет связана в немалой, если не в главной, степени с тем, что она (притча) соединяет ситуации выбора пути, сотворения биографии с возникающей в каждом поколении коллизией несогласия воли «детей» с авторитетом «отцов». Отсюда многообразие житейских конфликтов, восходящих к сюжету-архетипу о блудном сыне, и их напряженный драматизм. Отсюда и благодатная почва для литературного творчества писателей.

О явлении, с которым связана тема предлагаемой работы, пишет В. И. Тюпа: «. Во множестве произведений мировой литературы мы встречаемся как с сюжетом блудного сына, явно или (чаще) не явно, воспроизводящим событийную канву притчи из Евангелия от Луки, так и с мотивом блудного сына, актуализирующим ту же притчу в читательском сознании без воспроизведения ее сюжета в тексте» .1.

1 Тюпа В. И., Ромодановская Е. К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к.

Словарю сюжетов и мотивов русской литературы": от сюжета к мотиву. Под ред. В.И. Тю-пы. Новосибирск, 1996. С. 5.

Нашему взгляду открывается связь веков, осуществленная в использовании художниками мотива «отцы-дети» как «микросюжета» и в обращении к одному и тому же архетипу — сюжету о блудном сыне. Эта общность ясно и отчетливо прослеживается, а осмысляется и преподносится читателю по-разному: эпизоды жизни сюжета о блудном сыне, содержащего конфликт поколений и ситуацию выбора, в литературе Древней Руси и XVIII века и составляют предмет данного исследования.

Мы учитываем тот факт, что А. Н. Веселовский разграничивал понятия о мотива и «сюжета как комплекса мотивов» и одновременно рассматривал их в одной плоскости как семантические единицы — односоставные и многосоставные — одного и того же художественного языка. А также разделяем мнение В. И. Тюпы и Е. К. Ромодановской, которые считают, что «в литературной практике многие традиционные мотивы могут быть развернуты в целые сюжеты, а традиционные сюжеты, напротив, „свернуты“ в один мотив» .4.

В связи с этим мы имеем возможность проследить развитие мотива «отцы-дети», определяющего суть исследуемой проблемы, от эпохи к эпохе, начиная с библейской истории, и убедиться в бесконечной актуальности данного вопроса и невозможности однозначного его решения, ибо в разные исторические времена он наполняется новым содержанием и смыслом.

Особую значимость обретает проблема выбора путей, что можно объяснить и менталитетом русского человека: в силу многих исторических условий и перипетий и Россия в своей истории, и русский человек в своей биографии слишком часто оказываются на распутье, перед выбором, на развилке трех до Мелетинский Е. М. «Историческая поэтика» А. Н. Веселовского и проблема происхождения повествовательной литературы // Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М. 1986. С. 46.

J Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М., 1989. С.304−305.

4 Тюпа В. И., Ромодановская Е. К. Словарь мотивов как научная проблема // Материалы к «Словарю сюжетов и мотивов русской литературы»: от сюжета к мотиву. Под ред. В. И. Тюпы. Новосибирск, 1996. С.4−5. рог (как в фольклоре). Выбором пути многое определяется. В частности, определяется или снимается острота конфликта поколений. Это один аспект. Не менее значим и другой: именно в ситуации выбора, принимая решение, человек реализует себя как самобытная личность, индивидуальность.

Цель предлагаемого исследования — проследить развитие извечного сюжета, отражающего конфликт поколений в ситуации выбора пути, с первоначальных ступеней его существованияуяснить, как с его помощью постигаются конкретные жизненные ситуации, как, трансформируясь, сюжет демонстрирует свою устойчивость, оставаясь способом художественного осмысления, организации событий.

В своем исследовании мы придерживаемся традиции, заложенной еще А. Н. Веселовским, — традиции углубленного изучения сюжетов-архетипов на широком историческом фоне.

Переходя от поколения к поколению, от народа к народу, сюжет-архетип становится некой моделью системы человеческого полагания и поведения. Он также включает в себя оценивающий авторский взгляд, без которого теряет жизненную значимость, ибо представляет собой не просто схему событий, а реализацию определенного типа поведения. Сюжет-архетип, или первообраз, восходящий в конечном счете к источнику-мифу, впитывает в себя различные мифологемы и современные идеи, благодаря чему и переходит в сюжет актуальный, реализованный в конкретном произведении, и сохраняется в нем наподобие ядра.

Для четкого уяснения понятия сюжета-архетипа обратимся к статье группы авторов (Б.Ф. Егорова, В. А. Зарецкого и др.) «Сюжет и фабула», рассматривающей взаимодействия основных категорий сюжетологии. Так, авторы отмечают, что в типологическом аспекте литературного процесса сюжет как последовательность событий, художественно организованная через пространственно-временные и причинно-следственные отношения и организующая систему образов, существует как архетип, переходя из одного произведения в другое. «Сюжет-архетип предшествует конкретной фабуле произведения: жизненные явления отбираются и организуются художником под действием и с учетом сюжета-архетипа. Последний — необходимое звено замысла: он первичен в отношении к конкретной фабуле, подчиняя жизненный материал, оформляя, так сказать, его основные массивы, тогда как актуальный сюжет, вторичный по отношению к ней, окончательно преобразует жизненную основу в явление искусства. <.> В актуальном сюжете сюжет-архетип сохраняется как внутренняя форма.

Весьма важный момент связан с разделением так называемого «бродячего» сюжета и сюжета-архетипа. В нашем исследовании мы не говорим о сюжете-архетипе, существующем как протосюжет (к числу которых относятся «бродячие» сюжеты), который подчиняет себе фабулу, главенствует над ней. Нас интересует архетип, получивший воплощение в конкретном сюжете, архетип, который, будучи конкретизирован и пополнен жизненным материалом (фабулой) и в значительной мере — заслонен им, не исчезает и всегда остается распознаваем.

Художественные произведения, создаваемые в каждом новом временном отрезке, имеющие в своей основе единый достаточно устойчивый архетип, современная литературоведческая наука рассматривает как парадигму типологически разнообразных «трансформаций» одной и той же основы.6.

Системно-структурный анализ художественных текстов, включающий в себя изучение типологических схождений, утверждает нас в понимании «текста как смыслопорождающего устройства». По справедливому замечанию.

3 Егоров Б. Ф., Зарецкий В. А. и др. Сюжет и фабула // Вопросы сюжетосложения. Сб. статей. Рига, 1978. Вып.5. С. 11−21.

6 Весьма показателен факт трансформации сюжета о блудном сыне в песнопениях XII века, отмеченный в статье Парфентьевой Н. В. «Славник „О колико блага“ усольского распевщика И.Т. Лукошкова» (См. Труды Отдела древнерусской литературы. Т. XLVI. СПб. 1993. С.320−334).

Ю.М. Лотмана, «текст — не только генератор новых смыслов, но и конденсатор культурной памяти. Текст обладает способностью сохранять память о своих м 7 предшествующих контекстах .

Древнейшая реализация сюжета-архетипа как конкретный текст (художественное произведение внутри Евангелия) подобно зерну заключает в себе программу будущего развития, не застывшую неподвижно, не равную неизменно самой себе данность, хранимую как содержание-память исторически живущего архетипа. Проходя через века, данный текстне стирается, не теряет содержащуюся в нем информацию, а сохраняет культурную активность и одновременно обнаруживает способность накапливать и порождать информацию, почему и может быть назван творческой памятью: с каждой новой интерпретацией сюжета, содержащего мотив «отцы-дети», мы вспоминаем евангельский сюжет о блудном сыне.

Извечная проблема «отцов» и «детей» не могла не найти свое отражение в русской, литературе, что стало предметом целого ряда исследований. Однако работы эти носят преимущественно частный характер (речь идет об исследованиях произведений в пределах указанного временного отрезка) и основываются на изучении либо отдельного произведения, либо на сопоставлении двух-трех художественных текстов, созвучных между собой в рамках одной проблемы, так или иначе ее раскрывающих.

Весьма большое количество современных исследований (в том числе диссертаций) посвящено повестям XVII века, построенным на сюжете о блудном сыне. Действительно, проблема, связанная с конфликтом поколений, становится. наиболее острой именно в XVII веке, когда начинается обновление русской духовной культуры и литературы.

В своих фундаментальных трудах по истории русской литературы к интересующей нас проблеме обратились через анализ отдельных произведений.

7 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек-текст-семиосфера-история. М., 1996. С. 21.

Древней Руси Д. С. Лихачев, А. Н. Робинсон (1974), А. С. Демин (1976, 1977, 1998). Не обошли вопрос взаимооотношений поколений Ф. И. Буслаев, И. П. Еремин (1966), Ю. М. Лотман (1977, 1997), A.M. Панченко (1984), Л. Н. Ужанков (1991), Н. С. Демкова (1970, 1997).

Д.С. Лихачев сосредоточил внимание на явлении, скрытом за внешними фактами, — на отношении самих авторов XVII века к излагаемому ими, на особенностях авторских точек зрения, повлиявших на литературные произведения. Все темы и теории древнерусской литературы он связал не только с социальными явлениями, но и с возрастанием личностного начала и художественности.

В рамках вопроса об отличительных чертах переходного периода и своеобразии литературы переходного века Д. С. Лихачев отмечал: «Литература демократическая опозиционна феодальному классу: это литература, подчеркивающая несправедливость, господствующую в мире, отражающая недовольство действительностью, социальными порядками. Союз со средой, столь характерный для личности предшествующего времени, разрушен в ней. Недовольство своей судьбой, своим положением, окружающим — это черта нового, неизвестная предшествующим периодам» .8.

Идеологический подход к литературным произведениям осуществляется А. Н. Робинсоном, им прослеживаются связи литературы и исторической действительности (как, впрочем, и в трудах И. П. Еремина, А. С. Демина, А. Панченко, Ю.М. Лотмана). Вслед за Лихачевым А. Н. Робинсон говорит о возрастании в русской литературе XVII века интереса к человеческому характеру, к изображению различных проявлений личности. «Повествовательная литература (повести «О смутном времени», о Горе-Злочастии, о Савве Грудцыне и др.) не столько анализирует индивидуальные характеры, сколько обрисовывает типовые ситуации, в значительной мере традиционные, в которые попадает тот или иной персонаж и которые он так или иначе преодолевает, нередко еще с помо.

8 Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 136. щью потусторонних сил. В этой литературе не появляется развернутых и инди.

1.9 видуализированных оценок личности.

А.С. Демин в предисловии к монографии «Русская литература второй половины XVII — начала XVIII века» видит свою исследовательскую задачу в следующем: «понять невысказанный прямо смысл изображаемого в памятниках или ухватить образные мысли, художественные представления авторов, которыми они руководствовались при изображении тех или иных объектов: ведь «один из аспектов многозначности образа — недосказанность» .10.

A.M. Панченко говорит об отречении от рода-племени в таких произведениях XVII — начала XVIII века как «Повесть о Горе-Злочастии», «Повесть Савве Грудцыне», «Повесть о Фроле Скобееве», тождественном выбору индивидуальности, причем «с традиционной точки зрения индивидуальная судьба и есть одиночество и отщепенство .

Не остались вне нашего внимания исследования, выполненные несколько десятилетий назад, — М. О. Скрипиля (1954), В. Ф. Переверзева (1971), А. В. Чичерина (1977), в которых выражены взгляды на «Повесть о Савве Грудцыне» .

В работе В. Ф. Переверзева явно дает себя знать тенденция социологического упрощения, хотя имеются также и тонкие наблюдения и весьма оригинальные сопоставления, не утратившие своей ценности и сегодня. Неприемлемой для нас оказывается точка зрения М. О. Скрипиля, усматривающая в «Повести о Савве» выражение только консервативных убеждений — осуждение строптивых детей с позиций благочестивых отцов. Художественная сложность повести не принимается в расчет при столь категоричных суждениях. Это мнение давно не пользуется кредитом, между тем как логика сюжета повести, ло.

9 Робинсон А. Н. Борьба идей в русской литературе XVII века. М., 1974. С. 80.

10 Демин А. Н. Русская литература второй половины XVII — начала XVIII века. М&bdquo- 1977. С. 80.

11 Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984. С. 152. гика жизненных отношений у Скрипиля убедительно объясняется и интересно комментируется. Осмысляются и исторические противоречия эпохи.

Замечание А. В. Чичерина относительно того, что в «Повести о Савве Грудцыне» «семейный раздор нисколько не имеет характера противоречия двух поколений» 12, вызывает сомнение, ибо объяснением к такому заключению служат выводы: с одной стороны, он считает определяющим в конфликте отцов и детей вообще противопоставление образу жизни родителей только нового, прогрессивногос другой стороны, все же указывает на упрек родителей в адрес сына за проживание «в пиянстве и блуде», в странствованиях ради воинских подвигов, в чем усматривает «старомодность». А в подобном несогласии, на наш взгляд, и выражается конфликтность.

Заслуживает внимания параллель, проведенная Чичериным, между «Повестью о Савве Грудцыне» и романом Ф. М. Достоевского «Братья Карамазои 13 вы .

О «Повести о Горе-Злочастии» и «Повести о Савве Грудцыне» также писали: Л. Г. Маркелова, Н. И. Колгурина, А. Ю. Федоров, В. Маслеша, О. Д. Журавель, С. В. Охтень и др.

О.Д. Журавель14 на примере «Повести о Савве Грудцыне» и других повестей литературы Древней Руси попыталась проследить всю линию еще одного «вечного» сюжета мировой литературы — сюжета о договоре человека с дьяволом, проникшего в древнерусскую письменность из Византии. Ее монография также объясняет природу человеческой индивидуальности в тесной связи с религиозно-мифологическими представлениями Средневековья й поэтому созвучна с настоящим исследованием.

12 Чичерин А. В. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная проза и лирика. М., 1977. С. 53. ь Чичерин А. В. Ранние предшественники Достоевского // Достоевский и русские писатели. Сб.ст.М., 1971. С.370−373.

14 Журавель О. Д. Сюжет о договоре человека с дьяволом в древнерусской литературе. Новосибирск, 1996.

Весьма «обделенным» в плане освещения нашей проблемы оказался век XVIII-й. Здесь следует назвать лишь работы Л. И. Кулаковой, Г. П. Макогонен-ко, Ю. В. Стенника, в которых так или иначе затрагиваются вопросы об отношениях детей и родителей, воспитании, нравственности, а также отчасти диссертацию С. Е. Подлесовой по творчеству Н. М. Карамзина.

Так, например, Л. И. Кулакова сделала заключение о том, что прямо или косвенно тема семьи и воспитания проходит через все «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, и что в нем четко прорисовывается разная нравственная наполненность мира крестьянских семей и семей помещиков. «Внимание Радищева к семье. и вопросам воспитания обусловлено временем. Воспитание может все. Люди таковы, какими их делает воспитание, — таковы основополагающие тезисы XVIII века, века Просвещения» .13.

На проблему воспитания, столь актуальную для литературы XVIII века, сумел по-новому взглянуть и Д. И. Фонвизин, на что указал Г. П. Макогоненко: «Дело не в частных случаях, а в социальном укладе жизни дворян-помещиков. Паразитические условия существования воспитывают. бездушное существо, не знающее рода и племени» .16 И как следствие — конфликт поколений. Поэтому Фонвизин попытался столкнуть две силы — «косную, своекорыстную партию крепостников с молодыми деятелями юного дворянского Просвещения России. ,» 17.

Существующие исследования произведений литературы Древней Руси и XVIII века, отображающих и изъясняющих конфликт поколений, не позволяют проследить весь путь одного сюжета и причастных к этому сюжету мотивов в движении эпох, а без всеобъемлющего осмысления, без концептуального анализа текстов разных жанров, без целостного взгляда на развитие мотива «отцыb Кулакова Л. И. Композиция «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. J1. 1972. С. 27.

16 Макогоненко Г. П. От Фонвизина до Пушкина. Из истории русского реализма. М., 1969. С. 227.

17 Макогоненко Г. П. Денис Иванович Фонвизин (1745 — 1792). M.-J1., 1950. С. 70. дети" невозможно увидеть и понять всю суть системы с устойчивым канонизированным типом кодировки.

В связи с поставленной целью в диссертации решаются следующие задачи:

1) проследить связь типологически сходных и различных по своему художественному своеобразию произведений, написанных в разные исторические эпохи;

2) показать всежанровую и всевременную «жизнь» одного сюжета-архетипа в русской литературе в его вариативной реализации с учетом специфики стилей эпох и исторических особенностей;

3) охватить произведения литературы Древней Руси и XVIII века, имеющие основою конфликт поколений в ситуации выбора путей, и уяснить закономерность и цели обращения писателей к данной проблеме;

4) увидеть вечную актуальность проблемы «отцов» и «детей» и различные способы ее решения разными авторами;

5) выяснить особенности функционирования сюжета и сюжетообразующего мотива «отцы-дети» в системе произведений;

6) дать качественно новый анализ текстов, содержащих указанную проблему.

Решением перечисленных задач определяется актуальность и научная новизна данной диссертации. Отметим также, что впервые на большом историко-литературном материале предпринят опыт целостного исследования проблемы «отцов» и «детей», использования темы и сюжета в древнерусской литературе и писателями нового времени. Кроме того, данная диссертация содержит в себе возможность дальнейшего перспективного изучения данной проблемы на основе литературы XIX—XX вв.еков.

Материалом исследования являются художественные произведения литературы Древней Руси и XVIII века, в которых либо содержится мотив «отцы-дети», либо сам текст позволяет осмыслить его с позиций отношений поколений. В центре нашего внимания — «Повесть временных лет», «Поучение Владимира Мономаха», «Моление Даниила Заточника», «Домострой», «Житие Феодосия Печерского», «Повесть о Горе-Злочастии», «Повесть о Савве Грудцыне», «Повесть о купце», «Комидия притчи о блуднем сыне» С. Полоцкоготрагедо-комедия Ф. Прокоповича «Владимир», трагедия А. П. Сумарокова «Синав и Трувор», комедия Д. И. Фонвизина «Бригадир», «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева, повесть Н. М. Карамзина «Наталья, боярская дочь», а «Повесть о Фроле Скобееве» и анонимные повести первой четверти XVIII века введены нами в контекст исследуемой темы.

Охват материала диктуется не только прямыми воспроизведениями сюжетной канвы притчи, но и случаями актуализации этой же притчи «в читательском сознании без воспроизведения ее сюжета в тексте» .

Методологическую основу диссертации составляют положения об общих закономерностях типологии литературного процесса, о существовании «мирового сюжета», за формулой которого обнаруживается некоторая культурно-историческая реальность. В работе использованы принципы историко-типологического и историко-функционального изучения литературы. Также исследователь опирался на работы крупных отечественных ученых в области теории литературы: М. М. Бахтина, А. Н. Веселовского, И. П. Смирнова, В. И. Тюпы, Ю. В. Шатина, JI.C. Левитан, Л. М. Цилевича, Б. Ф. Егорова, В. А. Зарецкого и др.

Основополагающее значение в методологии исследования нашей проблемы приобрели теоретические и историко-литературные труды Д. С. Лихачева и Ю. М. Лотмана.

Важной методологической базой послужили и историко-литературные труды отечественных исследователей: Г. А. Гуковского, В. А. Западова, В. А. Бочкарева, А. Н. Робинсона, Н. И. Прокофьева, В. И. Федорова, О.М. Буран-ка, А. С. Демина, A.M. Панченко, О. А. Державиной.

Практическая значимость настоящего исследования состоит в том, что целостность и широта охвата литературных произведений с их образцами решения извечной проблемы «отцов» и «детей» дают возможность проникнуть в процессы художественного исследования тайн человеческой индивидуальности, понять степень свободы и зависимости человека от социальной среды, и, главное, определить вечные ценности человеческого бытия и понять истинное предназначение человека в нравственно-философском аспекте. Поэтому материалы диссертации могут быть использованы в литературоведческих исследованиях, в вузовской практике преподавателями-филологами, педагогами и психологами.

Кроме того, настоящая диссертация актуализирует проблему преемственности между древнерусской литературой и литературой XVIII века, что выразилось в использовании мотива «отцы-дети», а также в постижении национального своеобразия русской литературы и отражении исторической памяти русского народа в его литературе, чему не смог помешать процесс европеизации в начале XVIII-ro столетия как всего общества, так и литературы, в частности.

Содержание и характер конфликтности поколений на разных этапах развития сюжета были разными. Степень остроты проблемы «отцов» и «детей» в литературе Древней Руси и XVIII века с позиции конфликтности можно охарактеризовать в целом как изменчивую: от отсутствия конфликта до остроты в меньшей степени и остроты в большей степени. Подобная изменчивость является, на наш взгляд, как бы прелюдией к «взрыву», «апогею» конфликтности в литературе XIX — XX веков.

Академик Д.С. Лихачев18 отмечает, что наука, ища закономерности, останавливает свое внимание прежде всего на том, что повторяется, на похожем, общем и редко обращается к единичному. Однако иногда представляется гораз.

18 Лихачев Д. С. Закономерности и антизакономерности в литературе // Рус. лит., 1990. № 1. С.3−5.

15 до более важным изучать неповторимое, индивидуальное. Ведь легко опознать лист клена, но нет одинаковых листьевлегко обнаружить в литературных произведениях повторяющийся сюжет, но мы не найдем одинаково художественно воплощенных сюжетов.

Наше исследование — это попытка увидеть и соединить закономерность и индивидуальное внутри этой закономерности, иначе говоря — углубиться в соотнесенность общей нормы, воспринимаемой художником и адресатом произведения как внешняя по отношению к данному тексту закономерность, и конкретных творческих решений, воспринимаемых как индивидуально-совершенные открытия.

Апробация работы. Основные положения и идеи исследования нашли отражение в выступлениях на научных конференциях Стерлйтамакского государственного педагогического института и Самарского государственного педагогического университета в 1998;2000 гг.- в публикациях в межвузовских сборниках (Самара, Оренбург, Уфа, Стерлитамак) — в разработке и содержании спецкурса для студентов.

Структура диссертации: работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Сюжет о блудном сыне и конфликте поколений прошел долгий путь развития. Его литературная судьба прослежена в указанных временных рамках. Совершенно отчетливо видны конфликты времени и понимание природы конфликтов, продиктованное этим временем. В домонгольский период это были глобальные конфликты, поражающие общество в целом, которые носили одинаковые обличия для разных людей. Индивидуальность многого не значила.

Древний, наиболее длительный, этап сразу дал образцы совершенных и предполагаемых оригинальных разработок мотива «отцы-дети». Но лишь в XVII веке, в связи с возрастанием интереса к человеческому характеру, взаимоотношения «отцов» и «детей» становятся остро конфликтными. Это объясняется спецификой «бунташного» века и тем, что само время осознавало и воспринимало духовную кризисность общества с особой остротой. В новое время конфликты связаны с выпадением человека из общей системы нравов, праведности. От единения с родителями и Богом-отцом в попытках самоутверждения «дети» нового времени приходят к внутреннему разладу. При этом воля человека может быть направляемой дьявольской силой. А глобальное (соборное) действие ведет к торжеству милосердия (вспомним, как вся Москва вступается за Савву, а жажда милосердия преобладает над возможностью осудить грешника).

Исследование эволюции мотива «отцы-дети» в рамках сопоставления произведений древнерусской литературы с притчей о блудном сыне приводит к выводу, что следование этому религиозному сюжету наиболее четко выражено, хотя и не лишено трансформаций, — в литературе XVII века, а до этого времени конфликт поколений в книжных сочинениях практически отсутствует.

Мы убедились и в том, что авторы Древней Руси чаще, нежели писатели нового времени, сверяли жизнь своих героев с Евангельским Словом, показывая сложную природу человеческой индивидуальности в тесной связи с религиозно-мифологическими представлениями Средневековья.

Повести XVII века — это типичные повести переходного периода, которые отразили и вобрали в себя элементы нескольких традиционных систем накануне их упадка, перед наступлением Нового времени. Авторы повестей XVII в., хорошо зная древнерусские жанровые каноны, использовали богатый литературный опыт при создании уникальных беллетристических памятников, произведений заведомо вымышленных. В период формирования в литературе свободного вымысла писатель еще нуждался в некоторых наработанных основаниях для преломления действительности в искусстве. Его фантазия подпитывалась целым рядом мифологем и фольклорными традициями более наглядно и демонстративно. Точное соответствие представлениям своего времени, опора на сюжетные схемы и жанровые каноны имели следствием и высокий художественный эффект.

Кроме того, что повести XVII века («Повесть о Савве», «Повесть о Горе-Злочастии», «Повесть о купце») содержат мотив «отцы-дети», их структура сопоставима со структурой бытовой сказки. И основной конфликт, лежащий в основе сюжетов, и разрешение этого конфликта указывают на связь с фольклорным жанром, для которого определяющей является установка на вымысел, на чисто эстетический эффект.

Уже в первой главе мы увидели, что конфликт поколений и ситуация выбора нашли свое художественное воплощение в произведениях разных жанров, и прозаических и поэтических. И эту «всежанровость» сюжета-архетипа, трактующего конфликт поколений, мы наблюдали и в литературе XVIII века.

Религиозная концепция мира, с единственным духовным ориентиром — Божьим словом, — уступила место в литературе XVIII века проблеме соответствия человека идее государственности. В связи с этим в литературе поднимается тема семьи и общества. В центре внимания оказывается человек как представитель российского государства.

В литературе XVIII века сюжет о блудном сыне с мотивами ухода, странствия и возвращения повторяется в виде оригинальной интерпретации лишь в «Наталье, боярской дочери» Н. М. Карамзина. Другие рассмотренные нами во второй главе данного исследования произведения, содержащие конфликт поколений и ситуацию выбора пути, преподносят иную трактовку проблемы «отцов» и «детей», что было обусловлено, прежде всего, требованиями времени и особенностями литературных направлений, в рамках которых создавались названные произведения. Какими бы способами ни решалась философско-нравственная проблема, она с течением времени не перестает быть актуальной.

Бросая оценивающий взгляд на общество, писатели XVIII века в освещении проблемы «отцов» и «детей» пытаются говорить с разных позиций (жанровых в том числе) о необходимости духовной связи поколений. А это есть не что иное как следование древнерусским традициям: используя мотив «человек-общество», авторы XVIII века задаются вопросом об идеале — идеальном государстве, идеальном человеке, идеальном государе. Идеальное неизменно в своей сущности для всякой эпохи. Абсолютизация представлений об общественном идеале реально отражает убежденность в необходимости связи поколений на пути прогресса.

А.П. Сумароков видит решение создания идеального государства в безоговорочном подчинении ему и умалении узколичных желаний. В его трагедиях, написанных по всем правилам классицизма, государство перерастает в культ, служение которому становится настолько значимым, что личность как индивидуальность со своим внутренним миром превращается в ничто, если ее желания не предусматривают пользу государству, и поэтому чаще всего погибает.

Д.И. Фонвизин посредством другого классицистического жанра — комедии — через обнажение пороков пытается исправить далеко не идеальное общество, предлагая новый, сатирически-обличительный взгляд на взаимоотношения «отцов» и «детей» .

А.Н. Радищев также говорит о духовном родстве поколений. Понятие Бога он сводит к таким категориям как нравственность, доброта, благородство. Поэтому Бог должен жить, прежде всего, в сердце «отцов», т. е. правительства, тогда отчий дом, т. е. вся отчизна, станет идеальным государством. Радищев ищет образец идеального человека и находит его — в народе, хотя и среди дворян таковые имеются.

Н.М. Карамзин не ищет, а предлагает конкретный, заслуживающий подражания, пример идеального человека, идеального государства, идеального государя и делает акцент на морально-психологической стороне решения проблемы «отцов» и" детей" .

Эволюция сюжета о блудном сыне (в своей прямой или скрытой интерпретации) и конфликт поколений открывают новый взгляд на, казалось бы, давно известную истину: в какое бы время ни жил человек, в каких бы условиях ни складывался его жизненно-нравственный опыт, он всегда ищет смысл своего существования, пути приложения своих возможностей, пути утверждения своего «я» .

Личность сама идет навстречу выбору. Причем ведет человека сердце (сердце как бессознательный импульс), действует же человек в ситуации выбора, исходя из своих внутренних установок. Пружина индивидуальности заставляет человека не соглашаться с миром в любые времена. Эта же пружина не дает покоя, толкает действовать, изменять свое положение.

Природа человека требует уважения к себе, к своим взглядам, которые составляют наполненность каждой личности.

Предлагаем таблицу1, которая наглядно «изображает» линию сюжета, отражающего взаимоотношения поколений, в произведениях литературы Древней Руси и XVIII века. Условные обозначения:

1 Содержание таблицы созвучно со статьей: Лотман Ю. М. Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция // Ю. М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994. С.364−379. отсутствие конфликта- + конфликтность менее острая- + конфликтность острая.

Наличие конфликта поколений и степень конфликтности в литературе.

Древней Руси и XVIII века.

Век XI — XIII.

XVII.

XVIII я к.

0J Ч.

CD я.

СП.

Я о ft С н.

L>

2 cd ft и.

О cd я О С ей X ей 2 о я о ей ft я ч, а ч PQ cd.

Я Я cd о С ей Ы Я Я я о н ей 00 ей tя я я.

СЙ Ч cd Я tо о U о «о ft cd F cd.

С «я о о Ч о.

0J е cd.

Я Н.

Я * я я н о св V 0.

00 1 cd ft О о Я н о cd «о С cd Я 3.

Я" 4 ft.

1 cd я я ей U ьО н о cd я о с cd a я >. и я н о cd Я о С cd Я.

3 о.

2 и Я.

4 >> tю я.

Я н я ft с «я ч я о о U о «я о о с о ей сг я я о я о и о ft с е ft я 2 я ч <я tm ей я о и о & 2.

О «ft о я ft Н я ей Я U ей Я Я со Я я я о е ft я ч ей U Я ft W ей я cd я ч ей Он d Я я Н о ID В cd.

Н >> С ей Я Я эт 2 ей ft ей о ч «ей ^ о ft «о ю «я н ей К о «я я.

ID Я cd н о я н о о я н «я ч я, а я.

CD' Я" Я О Si!

Религиозная концепция мира (в центре — Бог).

Общественно-государственная концепция (в центре — человек как представитель государства) а я н я.

0J.

Я ft О.

Божье слово.

Идея государственности.

Исследование произведений, конфликт поколений в ситуации выбора варианта жизни, должно быть продолжено, т.к. данная проблема заключает возможность весьма интересных подходов и требует их, особенно когда дело касается литературы последующих веков, что нашло отражение и в некоторых наших публикациях. Приобретая различные трактовки и специфические черты с каждой новой эпохой, сюжет-архетип, к которому мы обратились, осмысляется по-разному и поэтому предполагает широкую перспективу изучения.

Соотвествие архетипическому сюжету о блудном сыне проявилось отдаленно, но убедительно, например, в «Молении Даниила Заточника», «Путешествии» А. Н. Радищева и весьма конкретно в «Комидии притчи о блуднем сыне» Симеона Полоцкого.

Спор поколений в ситуации выбора имеет место и в творчестве А. С. Пушкина, чье обращение к сюжету о блудном сыне носит прямой характер (в повести «Станционный смотритель» и незаконченных «Записках молодого человека») и косвенный (в романе «Капитанская дочка»). По канве евангельской притчи развиваются истории основных персонажей, судьбы которых порой трагичны. Причем притча воспроизводится одновременно и в фабуле и сюжете произведения и в своем «первозданном» виде в картинках на стене — своеобразных иллюстрациях к сюжету.

Стремление к аллегории, тяготение к форме древней притчи, к притчеобразным сюжетам можно обнаружить и у многих других авторов нового времени. Главный герой «Мертвых душ» в своих жизненных скитаниях утратил связи со старшим поколением. Но намек на возможность возвращения все же содержится во втором томе поэмы Н. В. Гоголя.2.

XIX век рождает в русской литературе социально-психологический роман, истоки которого восходят в значительной мере к «Письмам русского путешественника» Н. М. Карамзина и его сентиментальным повестямто и другое.

7 См., в частности: Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование. М.- Л., 1934. 321 с. и др. суть первые опыты самоуглубляющегося художественного анализа внутреннего мира человека. При этом продолжает свое развитие и умножает трансформации и сюжет о блудном сыне. Примером его претворения может служить роман И-С. Тургенева «Отцы и дети». «Блудный сын» Тургенева оказывается подверженным сложнейшим психологическим встряскам. Уделяя особое внимание психологическому развитию личности, а также развитию внутренней раздвоенности героя, И. С. Тургенев тем самым продолжает традиции Пушкина-психолога, открывшего диалектическое единство социально-типического и общечеловеческого в характере персонажей/.

Таковы итоги и перспективы настоящего исследования, не ограничивающиеся названными произведениями. Продолжение в трактовании проблемы «отцов» и «детей» мы обнаружим в творчестве писателей вплоть по настоящее время.

J См.: Гиппиус В. В. От Пушкина до Блока. М.- Л., 1966; Гуковский Г. А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М., 1957; Петрунина Н. Н. Проза Пушкина (пути эволюции). Л., 1987; Бялый Г. Русский реализм. От Тургенева к Чехову: Монография. Л., 1990. и др.