Опыт реконструкции языковой картины мира на основе древнего лексикографического источника

На протяжении достаточно длительного времени утвердившийся в лингвистике соссюровский принцип изучения языка «в самом себе и для себя» вызвал в известной степени отход от исследования связей языка и культуры и перенос внимания главным образом на изучение структуры языка.

Такое ограничение исследования языка вопросами его структуры сменяется на современном этапе принципом изучения языка как феномена человеческой культуры в тесной связи с этой культурой.

На повестку дня встает задача междисциплинарного подхода к изучению процессов человеческого познания с привлечением данных семиотики, философии, социологии, культурологии, истории и других наук. Язык, при таком подходе рассматривается как неотъемлемая и важнейшая часть любой национальной культуры, знакомство с которой предполагает не только изучение материальной составляющей этой культуры, но и попытку проникновения в образ мышления нации, возможность взглянуть на мир глазами носителей этой культуры, с их «точки зрения». Язык, культура и этнос детерминационно взаимозависимы. Если понимать культуру как передаваемую из поколения в поколение «совокупность значений, ценностей и норм, которыми владеют взаимодействующие лица» (Сорокин 1996: 69), а язык как «инструмент культуры и одну из ее ипостасей» (Толстой 1998: 263), то очевидно, именно язык образует сущностное ядро этнической личности, и любая этнокультура существует и развивается в среде определенного этнического языка.

Положение о том, что каждый естественный язык имеет свой специфический способ концептуализации мира, является общепризнанным фактом (Гумбольдт 1984; Вайсгербер 1993; Потебня 1993; Падучева 1996). В языке отражаются различные модели «видения мира» (выражение В. фон Гумбольдта) носителей языка. Согласно его учению, различные языки являются различными мировидениями, и специфику каждого конкретного языка обусловливает «языковое сознание народа», на нем говорящего. Окружающий мир представляется человеку сквозь призму его культуры и языка.

Под «картиной мира» в современной науке понимается целостный образ мира — совокупность его ценностных миропредставлений, раскрывающих особенности его мировидения. Картина мира включает ценностно-ориетированное знание о мире, возникающее у человека как итог всей его духовной деятельности. Целостный образ мира детерминирован теми знаниями, которые получает человек в результате его различных контактов с реальностью. Картина мира связана с действительностью «двойными узами»: образ мирапоследнее звено в цепи «мир — человек — картина мира».

Экспликация картины мира как совокупности субъективных представлений о мире представляет собой значительную трудность, поскольку картина мира не может быть обнаружена в готовом виде во всей ее полнотеглавным пространством ее «обитания» оказывается сознание субъекта. Вместе с тем, картина мира как категория сознания была бы недоступна для наблюдений, если бы она не воплощалась в знаковых формах. Картина мира, однако, опредмечивается не полностью, а запечатлевается всегда частично, эскизно. Поэтому любая реконструкция миропредставлений человека может лишь стремиться к цельному представлению картины мира. Но не только поэтому реконструкция картины мира не может претендовать на полноту и адекватность. Исследователь не может охватить все фрагменты картины мира в силу принципиальной неисчерпаемости их смыслового богатства и многообразия.

Решение любой лингвистической проблемы, тем более такой существенной, как описание образа мира, следует искать в природе языка, в его отношении к миру и человеку. Но как мир неисчерпаем для познания, так и представление об языке не остается неизменным. Оно меняется вместе с изменением представлений о внешнем и внутреннем мире.

Определение языка в философии языка производно от миропонимания соответствующей эпохи. Так, первичное определение языка как совокупности имен вещей, проистекает из представления о мире как совокупности вещей (Троцкий 1996: 12, 27). Определение языка в качестве орудия для разнообразнейших индивидуальностей и как выражения духа народа появляется тогда, когда человек выделил себя из природы и осознал это, когда более или менее оформилось национальное самосознание. В этой связи вполне закономерно, что в философии языка семантическая парадигма предшествует прагматической и синтаксической (Степанов 2003). Чтобы выделить собственно языковое содержание, необходимо осознать специфичность языкового отражения действительности.

Хотя зародыши такого осознания можно обнаружить уже в античности, но лишь начиная с XVIII в. в философии и лингвистике вполне утверждается мысль о влиянии языка на восприятие внешнего мира — о том, что люди «. привыкли постигать вещи тем способом, каким эти вещи выражены на родном языке» (Кондильяк 1983: 168), что человек «. живет с предметами так, как их преподносит ему язык» (Гумбольдт 1984: 80), что «.вещи, качества и события вообще воспринимаются так, как они называются» (Сепир 1993: 227).

При этом общее представление о соотношении языка и мира эволюционирует в соответствии с законом отрицания отрицания. Если для В. фон Гумбольдта чисто объективная сфера — совокупность познаваемого — независима от языков (Гумбольдт 1984: 319), при этом каждый из них, хотя и по-своему, но, будучи мировидением, отражает ее и потому «.закономерностям природы сродни закономерности языкового строя» (там же: 81), то по Ф. де Соссюру — «.естественные вещи и их отношения вообще не имеют отношения к лингвистике» (Соссюр 1990: 114), ибо «.язык и письменность не основаны на естественном положении вещей» (Соссюр 1990: 94). С точки зрения Э. Сепира, «реальный мир» в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы", вследствие чего «миры, в которых живут различные общества, — это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками» (Сепир 1993: 261).

В последнее время получила распространение идея о том, что язык выступает в качестве одной из форм символизации действительности наряду с религией, искусством, наукой, которые тоже представляют собой особые языки. Эта идея была выдвинута ранее в философии символических форм Э. Кассирером, обосновавшим положение о существовании срединного символического мира культуры, благодаря которому, человек адаптируется к окружающей среде. Согласно Э. Кассиреру, «язык, миф, искусство, религия — это части универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть» (Кассирер 2002: 470−471). Сходная позиция существует и в современной аналитической философии, которая, развивая идеи JI. Витгенштейна о «языковых играх», трактует науку, религию, искусство как различные, равноправные, суверенные «языковые игры» (Философские идеи JI. Витгенштейна 1996: 46−50).

Язык в таком контексте рассматривается как основная дополнительность, формирующая картину мира. Термин «дополнительность» был введен Нильсом Бором применительно к квантовой физике. Этот принцип в самых общих своих чертах рассматривает информацию об объекте, полученную при некоторых определенных условиях как дополнительную к информации, полученной при других условиях. Причем сведения, полученные при разных условиях, нельзя простым образом складывать в некую единую картинуони отражают разные (дополняющие стороны) единой реальности, отвечающие исследуемому объекту. В нашем исследовании язык рассматривается как основная, необходимая дополнительность для вычленения базовых категорий исследуемой модели мира, а знаки языка как имена мира.

Какими бы новыми подходами ни знаменовалось развитие теоретической лингвистики, какие бы аспекты ни привлекали к себе большего внимания на определенном этапе такого развития, необходимость обращения к языковым фактам, к материалу — особенно менее известному и менее описанному — всегда диктует исследователю тему исследования, связанного с восполнением существующих пробелов в описании конкретного языка.

В качестве объекта исследования выступает массив лексических единиц тезауруса «Эр'я» (flffl) и анализ способов его организации и концептуализации.

Предметом данного исследования является фрагмент древней национальной языковой картины мира, представленной в идеографическом словнике «Эр'я» (Ш .

Феномен «наивной» картины мира в последние годы привлекал внимание многих исследователей в различных сферах наук: истории (Гуревич 1984), лингвистике (Апресян 1974, 1995; Арутюнова 1985, 1987, 1988; Урысон 2003; Яковлева 1992; Цивьян 2006; Сукаленко 1992; Гачев 1988), этнолингвистике (Гердт 1995; Касевич 2004), этнографии (Уфимцева 1996), психологии (Яковлева 1992, 1994; Ли Тоан Тханг 1993). Будучи объектом междисциплинарных исследований, «наивность» языковой картины мира отнюдь не означает ее примитивности. Наивные представления не менее сложны и интересны, чем научные, отражая стихийно складывающийся веками общественно-исторический опыт многих поколений. На этот факт обращал особое внимание В. Н. Топоров, исследуя наивную картину мира в антропоцентрической перспективе (Топоров 1995, 1998). Системный опыт реконструкции внеязыкового мира по языковым данным и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры представлен в работе Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванова «Индоевропейский язык и индоевропейцы». В этой связи актуальным представляется углубление такого рода опыта в плане изучения разных культур в процессе реконструкции наивной языковой картины мира.

Тема исследования наивной картины мира древних китайцев привлекает к себе своей признанной оригинальностью и меньшей доступностью для анализа.

Для современного Китая прошлое чрезвычайно значимо. В понимании этого народа, все оказывается следствием давно прошедшего времени, прошлое служит образцом для воспроизведения в настоящем. В отечественной синологии исследования «наивной» картины мира" на материале древних канонических книг представляются слабо освещенными. С точки зрения известного китаеведа B.C. Колоколова, «в наше время прочно утвердилось искаженное представление о тринадцати «классических» книгах: одни из них представлены гипертрофированно расхваленными, возведенными в ранг «философских трактатов" — другие, в том числе «Эр'я» просто-напросто замалчиваются» (Колоколов 1976: 24).

Трудно усмотреть научную объективность в таком подходе к исследованию китайских классиков. Вот почему в фокусе нашего внимания оказалась классическая книга «Эр'я» (Щ Ш), которая в рамках традиционной науки Сюнь Гу (ijl|i?) считается одной из 13 древних канонических книг (~КН Ш): «Чжоу и» (Ml Л), «Шан шу» (IrJ-H)), «Ши цзин» «Чжоу ли» (№L),.

И ли" «Ли цзи» 01лй), «Чунь Цю цзо чжуань» «Чунь Цю гун ян чжуань» «Чунь Цю гу лян чжуань» (#$(«Лунь юй» (ifeiff), «Сяо цзин» «Эр'я» «Мэн цзы» (^.Т).

В справочном издании, содержащем перечень неповторяющихся иероглифических знаков, входящих в состав тринадцати классических книг, «Эр'я» занимает последнее место. В словаре Палладия и П. С. Попова о нем сказано: «Древнейший словарь китайских речений, встречаемых в древних сочинениях» (Палладий, П. С. Попов 1888: 590). Книга «Эр'я» примечательна во многих отношениях. Прежде всего, она ценна тем, что по запасу содержащихся в ней знаков и по наглядному механизму композиции лексического массива она позволяет выйти далеко за рамки всего учебного канона. «Эр'я» единственный из тринадцати классических книг считается идеографическим словарем синонимов.

Актуальность работы обусловлена значимостью соотношения языка и культуры народа в исследованиях феномена национальной языковой картины мира и определяется необходимостью реконструкции системы ценностных миропредставлений, на основе данных лексикона в эволюции культуры народа, восходящей к архетипической модели мира.

Будучи своеобразной языковой интерпретацией экстралингвистической действительности, лексическая система языка наиболее ярко показывает, как членится действительность, какие ее фрагменты выделены языковым сознанием и как репрезентированы в языке благодаря процессу номинации. Ученые, ставящие своей задачей установление закономерностей языковой концептуализации и категоризации, прежде всего, основываются на данных изучения лексикона, опираясь на структуру представления знаний в семантике слова, на что обращал внимание Р. Джакендофф: «Изучая семантику естественного языка, мы по необходимости изучаем структуру мышления» (Джакендофф 2002: 160).

Появление в теории языка понятия собственно языкового образа мира предполагает (помимо выделения человеком самого себя из окружающего мира, различия мыслящего субъекта и объекта мысли) осознание нетождественности языка и мышления и соответственно отказ от сведения содержательной стороны языка исключительно к мыслительному содержанию, одинаковому, общему для всех языков, и выделение наряду с мыслительным особого языкового содержания.

В качестве такого рода языковых матриц, мы вслед за Г. Д. Гачевым рассматриваем «национальную картину мира», в которой «отражаются особенности мышления той или иной культуры» (Гачев 1988: 432). С этой точки зрения идеографический словарь «Эр'я» бесспорно, может считаться источником, отражающим целостную национальную специфику восприятия окружающего мира.

Идеографическое описание лексики, как известно, связано с представлением словаря в виде смысловых пространств, каждое из которых имеет специфическое строение и включает семантически близкие классы номинативных единиц. «Идеографические словари — это словари, которые исходят систематизацией идей, понятий. позволяющих построить своего рода синопсис, моделирующий в определенном смысле объективную действительность в рамках языковой картины мира» (Морковкин 1970; Караулов 1976).

Цель диссертации заключается в анализе структурных связей архетипической модели мира, представленной в древнем идеографическом словнике с выделением различных иерархических уровней ее организации.

Поставленная цель предполагает решение следующих основных задач:

1) уточнить понятие «наивная картина мира», в системе общего понятия «картина мира»;

2) произвести картирование мира с точки зрения китайского языкового сознания, на основе анализа базовых элементов понятийного аппарата традиционной китайской науки «сюньгусюе» (iJlliS^');

3) выполнить авторский перевод словаря «Эр'я» с древнекитайского языка на русский язык;

4) установить авторство и период написания исследуемого тезауруса;

5) определить значимость словаря «Эр'я» в контексте китайской традиционной культуры;

6) определить когнитивно-семантические параметры единиц словника «Эр'я»;

7) реконструировать на основании лексико-семантической системности языковую картину мира в виде идеографической совокупности, с представлением синоптической схемы.

Выбор методов определяется общим комплексным подходом к исследованию, элементами которого являются: метод концептуального анализа, метод перевода, метод описания, метод дефиниционной интерпретации, этносемиометрический способ анализа.

Методологической базой для данной работы послужили следующие принципы: принцип историзма, принцип системности-, принцип «вненаходимости», который предполагает исследование объекта с позиции заинтересованного наблюдателя (Бахтин 1975), а также теоретические положения, развиваемые в работах отечественных и зарубежных ученых: (Аристотель, JI. Вайсгербер, Ван Ли, Ван Нин, Ван Юаньлу, В. Ватбург, Г. Д. Гачев, О. М. Готлиб, В. фон Гумбольдт, А. Я. Гуревич, В. П. Даниленко, Ю. Н. Караулов, В. С. Колоколов, Г. В. Колшанский, М. В. Крюков, Е. С. Кубрякова, А. Ф. Лосев, В. В. Морковкин, М. В. Никитин, В. М. Солнцев, М. В. Софронов, Ю. С. Степанов, Г. Фреге, Р. Халлиг, Цзоу Сяоли и др.).

Материалом исследования послужили более 4300 лексических единиц словаря «Эр'я» и около 25 ООО страниц примечаний к данному словарю.

Научная новизна исследования заключается в том, что реконструкция наивной языковой картины мира осуществляется на основе концептуального анализа целостного древнего лексикографического источника «Эр'я». Впервые в отечественной науке предлагается авторский перевод классической книги «Эр'я», а также определяется авторство и время создания вышеуказанного тезауруса.

Теоретическая значимость определяется вкладом данного исследования в комплексное изучение феномена архетипической языковой картины мира и в воссоздание основных целостных параметров национальных миров. Реконструкция основных содержательных и формальных характеристик «наивной» картины мира древних китайцев создает предпосылки для дальнейшего изучения и сопоставления способов картирования мира, как с точки зрения современной китайской культуры, так и с позиции иных национальных культур. Исследование позволяет показать специфическое видение фрагмента картины мира, представленной в идеографическом тезаурусе «Эр'я» с выделением универсальных и оригинальных понятий. Результаты исследования также способствуют углублению знаний природы древнекитайского языка, расширению представлений о ценностных категориях иной культуры.

Практическая ценность исследования обусловлена возможностью применения его основных положений и выводов в курсах общего языкознания, введения в теорию межкультурной коммуникации, лингвокультурологии, истории китайского языка, теоретической грамматики китайского языка, перевода, при написании курсовых и дипломных работ, а также при разработке учебных пособий по обозначенной тематике.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Логографический и фонетический типы письма формируют разные типы мировидения и различные формы этноцентризма. Этноцентризм культур фонетического письма выступает в форме логоцентризма, который обусловлен метафизикой фонетической письменности, апеллирующей к логосу. Этноцентризм логографической культуры приобретает специфическую форму иероглифической Вселенной и ее метафизика апеллирует к соответствующим логографическим понятиям, выражаемым не только в слове, но и в форме начертания и в рисунке, а также в том, что изображает этот рисунок.

2. Семантические типы знаков, представленные в «Эр'я», подразделяются на два типа: имена-отношения и имена-вещи. Отношения задаются именами-вещей и реализуются через различные признаки: качество, состояние, действие.

3. Принципы организации словаря «Эр'я» основаны на: а) гипер-гипонимических связях лексических единиц, которые упорядочивают словарь в общую систему, по вертикали от родового понятия, являющегося общей содержательной частью для соответственного ряда видовых гипонимовб) партитивно-конгломеративных связях, которые организуют лексический массив словаря в микроструктурные образования с разной плотностью проработки, соотнося лексические единицы по принципу целое-частьв) реализации линейных эквонимических связей, которые образуют горизонтальные ряды. Эквонимы каждого ряда содержательно дифференцируются гипосемами, способными к односторонней замене на гиперсему своих интенсионалов.

4. Таксономия рассматривается как преимущественно естественная, экстенсиональная, перцептуально-концептуальная. Первая характеристика вытекает из того факта, что таксоны «Эр'я» выводятся из анализа свойств объектов, а не базируются на каком-то априорно введенном логическом или ином метапризнаке. Основанием второй характеристики является то, что составляющие данной таксономии ориентированы преимущественно на денотат, а не на сигнификат входящих в нее имен. Перцептуально-концептуальный характер проявляется в том, что в «Эр'я» описывается мир вещей преимущественно через импликацию имен-отношений.

5. Когнитивно-семантические параметры единиц словника представляют исследуемую модель как единство, образованное дискретным и разным, в котором осуществляется переход от аморфной множественности понятий к организованной целостности.

6. Модель универсума, представленная в синоптической схеме словаря, имеет сложное строение и тяготеет к всеохватности.

Апробация исследования проходила в ходе аспирантских семинаров при кафедре китаеведения ИГЛУ (2003;2006), на конференциях молодых ученых (2006, 2007 годы). Основные положения диссертации докладывались на международной конференции «Азиатско-тихоокеанский регион: диалог и языков и культур» в ИГЛУ. По теме диссертации опубликовано 4 печатные работы (1,9 п.л.), в том числе 2 в ведущем научном рецензируемом издании «Вестник Красноярского государственного университета» (0,5 п.л.). Одной из форм апробации результатов исследования явилась разработка и чтение курса.

История языка и введение в спецфилологию", где затрагиваются общие и частные вопросы языкознания.

Объем и структура работы. Данное диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, списка использованных словарей, двух приложений. Общий объем работы составляет.

340 страниц. Список библиографии состоит из 153 наименований, включая 51 работу на иностранном языке.

Во введении обосновывается выбор темы исследования, определяются цель, задачи, актуальность и новизна диссертации. Отмечается ее теоретическая и практическая значимость, указываются методы применяемого лингвистического анализа, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе анализируется эволюция понятия «картина мира» с точки зрения западноевропейского подхода. Предлагается взгляд на картирование мира с точки зрения традиционной китайской науки «сюньгусюе». Раскрывается суть принятого в работе подхода к языку как к основной дополнительности, используемой для описания языковой картины мира. Определяются единицы описания языковой картины мира в контексте данного исследования.

Во второй главе рассматриваются вопросы авторства и времени создания классической книги «Эр'я», определяется структура, принципы организации лексического массива словаря «Эр'я», анализируются семантические типы знаков словаря. Проводится концептуальный анализ понятийных категорий вышеозначенного источника. На основании концептуального анализа выстраивается синоптическая схема словаря «Эр'я». В заключении подводятся итоги исследования.

В Приложении 1 представляется авторский перевод словаря «Эр'я». В Приложении 2 представляется синоптическая схема «Эр'я».

Выводы по Главе 2.

Идеографическая книга «Эр'я» считается одной из 13 канонических книг, значимость которой в контексте традиционной китайской культуры трудно переоценить. По его образу и подобию на протяжении многих десятилетий позже создавалось огромное количество словарей. В рамках традиционной науки сюньгусюе он по праву считается прародителем современных толковых словарей.

Период создания словаря «Эр'я» 400−300 гг. до н.э. (эпоха Воюющих династий). В эпоху Цинь (Ш) по приказу императора Цинь Ши Хуана (ШШзк) «Эр'я», как и другие классические книги был сожжен, а в эпоху Хань был восстановлен учениками Конфуция. Поэтому, нельзя сказать, что «Эр'я» — плод творения одного автора, он создан не одним поколением ученых.

Семантические типы знаков словаря «Эр'я» определяются как имена-вещи и имена-отношения. Разграничение имен-вещей и имен-отношений производится на семантическом основании, исходя из значений знаков, входящих в то или иное понятие. В имена-вещи включаются имена-вещи репрезентанты и имена-вещи предметы. К именам-отношениям мы относим все лексические единицы, способные обозначать признаки (в самом широком смысле слова). Любое имя-отношение, таким образом, называет функции (качества, состояния, действия). В количественном соотношении имена-отношения преобладают в первых трех главах и в основном диагностируют процессуальное описание действительности. В последующих 16 главах преобладают имена-вещи, которые используются для описания элементов мира.

В словаре «Эр'я» обнаруживаются два глобальных семантических измерения: родовидовые (гипер-гипонимические) и партитивно-конгломеративные. Эти два типа семантических связей организуют словарь в целостную структуру. Первые три главы рассматриваются сквозь призму гипер-гипонимических рядов, где гипонимы по отношению друг к другу рассматриваются как единицы одного уровня обобщения или эквонимы. 16 последующих глав представляют собой гипонимические конгломеративы связанные в заглавии холонимом-гиперонимом.

Вертикаль гипер-гипонимических и партитивно-конгломеративных отношений в разных участках словаря достаточно последовательно маркируется письменными знаками. Данная «идеографичность» характерна для имен-вещей. Анализ такого рода гипер-гипонимических рядов позволяет утверждать, что иероглифический и фонетический типы письменности формируют разные типы культур и различные формы этноцентризма. Этноцентризм культур фонетической письменности апеллирует к логосу. Этноцентризм иероглифической культуры апеллирует к соответствующим понятиям, выражаемым не только в звуках, но и в форме начертания и в рисунке, в том, что изображает этот рисунок, создавая, таким образом, дополнительную «картину мира».

Идеографическая таксономия, выстраивается на координационной оси лексико-семантической системности. В идеографическую классификацию включаются понятия с оглядкой на их знаковое выражение. Распределение понятий по идеографическим рубрикам, осуществляется в режиме прямого толкования словаря и задается свойствами объекта. Понятия первых трех глав распределяются, таким образом, по трем разделам «Человек», «Человек и Вселенная» и «Вселенная». На основании того, что образ Человека не эксплицируется в словаре на схеме разделы, связанные с Человеком обозначаются пунктирной линией. Главы «Ши цинь» (||Щ) «Истолкования» родственных отношений", «Ши гун» (|Щ) «Истолкование жилья», «Ши ци» (ffH), «Истолкование утвари», «Ши юэ» (f^ Ш) «Истолкование музыки», рассматриваются как тематические группы и организуют подраздел «Человек как общественное существо». Главы «Ши тянь» (115^) «Истолкование небес», «Ши ди» (Щй) «Истолкование земли», «Ши цю» (fllJx) «Истолкование холмов», Ши шань" (%f ill) «Истолкование гор», «Ши шуй» (fl 7К) «Истолкование вод», «Ши цао» (ЩЖ) «Истолкование трав», «Ши му» (ff-yfc).

Истолкование деревьев", «Ши чун» (ЩШв.) «Истолкование насекомых», «Ши юй» «Истолкование рыб», «Ши няо») «Истолкование птиц», «Ши шоу» (ЩЦК) «Истолкование зверей», «Ши чу» (f^W) «Истолкование домашних животных» представляют собой тематические общности и на основании содержательного наполнения организуют раздел «Вселенная». На основании идеографического анализа в приложении 2 представлена синоптическая схема «Эр'я».

Данная таксономия рассматривается как преимущественно естественная, экстенсиональная, перцептуально-концептуальная. Первая характеристика вытекает из того факта, что таксоны «Эр'я» выводятся из анализа свойств объектов, а не базируются на каком-то априорно введенном логическом или ином метапризнаке. Основанием второй характеристики является то, что составляющие данной таксономии ориентированы преимущественно на денотат, а не на сигнификат входящих в нее имен. Перцептуально-концептуальный характер отражает тот факт, что в «Эр'я» описываются главным образом мир вещей через гиперонимы имен вещей, имена-отношения представленные в данном словнике также задаются именами-вещей.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Моделью представлений о мире, складывающейся в данном обществе, человек руководствуется при осмыслении мира, отборе значимого на фоне не значимого, ориентируется на нее в своем поведении. В этом плане национальная модель мира отражает категоризацию коллективного опыта, а ее основные категории как бы предшествуют идеям и мировоззрению, формирующимся у отдельных членов общества.

Каждый народ видит инвариант бытия в своей особой, неповторимой проекции. Специфика этой проекции запечатливается в языке, образуя языковую картину мира национального языка, и передается вместе с ней от поколения к поколению.

Язык можно уподобить своеобразной когнитивно-этнической вакцине, а сам процесс усвоения этого языка — когнитивно-этнической иммунизации, через которую непременно проходит каждый новый член этнического сообщества. Важнейшее следствие такой иммунизации состоит в придании языковой личности свойственной данному этносу когнитивной ориентации, в приобщении ее к непрерывной культурной традиции соответствующего народа" (Морковкин 1977: 47−48).

В содержательном плане архетипическая Модель мира ориентирована на предельную космологизированность сущего и тем самым на описание основных параметров Универсума.

В так называемом примитивном, или мифологическом, сознании эти параметры не существуют как чистые абстракции, поскольку само мышление людей на архаических стадиях развития было по преимуществу конкретным. Их сознание охватывает мир одновременно в его синхронной и диахронной целостности, и поэтому оно по определению Дж. Уитроу «вневременно» (Уитроу 1964: 16).

В качестве протомоделей социальных ситуаций, вероятно, можно рассматривать древние тексты, которые ряд ученых называют мифологемами исходя из их характеристики «замкнутых и самодостаточных смысловых структур, моделирующих внутренне целостный образ пространственно-временного континуума» (Пелипенко, Яковенко 1998: 136).

В этом смысле идеографический словарь «Эр'я» «^КШ» (приблизительно.

I в. до н.э.) рассматривается в качестве первичного семантического материала, хранящего базовый набор ценностных характеристик мира древних китайцев и представляющего поэтому особый интерес для этносемиометрии ценностных смыслов в структуре данного хронотопа. Ввиду своего синкретизма и колоссальной коннотативной валентности материал книги «Эр'я» фиксирует стержневые каркасы культурного целого китайской традиции.

В ходе реконструкции наивной картины мира словаря «Эр'я» была выстроена синоптическая схема, согласно которой Универсум наполнен Вселенной и Человеком, и если Вселенная достаточно четко организуется через аксиологические доминанты и отношения взаимообусловленности, то образ Человека, напротив, не прорисовывается. Зачастую, антропоцентичность устанавливается без экспликации образа человека (тематическими группами утварь, дом, музыка), где так или иначе, мыслится присутсвие Человека.

Порядок и организация возникают спонтанно из хаоса и беспорядка в результате процесса самоорганизации.

Космос рассматривался древнекитайскими мыслителями не как сотворенный каким-то сверхъестественным существом, а как развивающийся естественным образом из некоего первичного начала. Для сравнения можно отметить, что если древнегреческие модели мира были по большей части также эволюционистскими (при наличии варианта стационарной модели мира), то с приходом христианства в Европе надолго утвердилась креационистская модель, модель порождения мира высшим началом.

Человек как отдельный индивид и как все человечество в целом в определенном смысле не только занимает все пространство между Небом и.

Землей, но и вбирает их в себя. Человек представляет себе не только элементы мира в системном расположении, но и их содержательные ценности.

В качестве связующего звена между человеком и миром, древние китайцы рассматривают ритуалы, правила, без которых их мир невозможен.

Ритуал" (4L), по сути, для древних китайцев являлся воплощенной мудростью" В своей первоначальной форме он был призван имитировать основные закономерности мироздания. Должное выполнение ритуала сопровождалось памятованием сакральной традиции, которое, соединяясь с символическим действием, становилось зримым. Для древнего человека знание не ограничивалось понятийным уровнем. Знать — это значит актуально действовать и воспринимать. При ритуале происходило совпадение действия со словом и образом. Во время ритуала Небо как бы соединялось с Землей, а человек исполнял роль посредника. Тем самым человек осуществлял свое предназначение и в ритуальном действии находил состояние гармонии с самим собой и миром.

При этом, по данным анализируемого словаря, человек в целом усваивает мир особым образом: практически не опираясь на собственный реальный опыт и весьма ограниченно опираясь на коллективный опыт. Он заучивает его как нечто имманентное. Он как бы вверяет себя вечному и неизмеримому миру, в котором все предопределено и в котором его благополучие обеспечено беспрекословным выполнением неких правил.

Фундаментальность хронотопических параметров в модели мира хорошо известна: для адекватной ориентировки в мире человеку необходимо осознавать себя в данном месте и в данный момент.

Превосходно ориентируясь в пространстве, древние китайцы вместе с тем мало восприимчивы к нему вне практических действий. Этим объясняется наличие лексики характеризующей деятельность человека (охота, жертвенные ритуалы).

Время имело ценность только лишь при регулярном повторении. Люди были еще не в состоянии преодолеть кругового движения природы. Повторение являлось определяющим моментом их сознания и поведения. Жизнь человека в традиционном обществе представляет собой постоянное повторение поступков, следует установленным ритуалам. Подобно тому, как каждое из времен года меняет другое, человек должен следовать некоему образцу и совершать ритуалы, которые совершали предки, для того, чтобы были приплод и урожай, удача в делах, победа в сражениях. Если что-то выбивается из привычного ритма, это рассматривается как дурной знак.

По данным анализируемого материала, время предстает как некое абсолютное немаркированное настоящее и одновременно некое относительное время, идущее по кругу «вечного возвращения». Под абсолютным временем, понимается не время в определении Ньютона, которое «само по себе и по самой своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему, протекает равномерно и иначе называется длительностью» (Ньютон 1989: 30). Проявляется видение времени как вечно длящегося настоящего, неразрывно связанного с прошлым, в котором собственно и находится носитель модели.

Относительное время, это сезонное время, отражающее смену времен года, месяцев, сезонов сельскохозяйственного года и, наконец, смену дня и ночи.

Время, одновременно являясь таинственной силой, управляющее всеми вещами, жизнью людей и даже богов, переживается древними китайцами в процессе освоения пространства. Время, как и пространство, может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным для другихсуществует сакральное время, время жертвоприношений, точно так же, как и сакральное пространство.

Корпус правил накладывается и на космическое пространство, небесные тела двигаются по определенной траектории, каждая точка на зодиакальном круге имеет свое название, пространство поделено на зоны звездных домов, созвездий, звезд.

Членение времени на определенные периоды говорит о том, что древние китайцы, наблюдая за изменениями природы, подстраивались под нее. Например, в «сезон малого изобилия» сеяли бахчевые и бобовые культуры, если в «сезон прекращения жары» не показывались ростки гаоляна, то он шел не в пищу людям, а на корм скоту, при «малом снеге» замерзают малые реки, а при большом — большие.

Все эти представления на наш взгляд объясняются антикаузальностью мышления древнего человека, т. е. таким свойством, при котором «причина одного явления лежит в явлении смежном, где цепь причин и следствий представляется в виде круга, замкнутой линии, где каждый член ряда был и причиной и следствием» (Фрейденберг 2006: 20). Такая причинность вызывает представление об окружающем как о сменяющейся неизменности, где истинность правил принадлежит уровню, признаваемому высшим и неоспоримым. Мир, видимый древними китайцами, казался статичным, но эта статичность имела для них свои фазы.

Таким образом, этносемиометрия значимых смыслов текста словаря «Эр'я» выявляет ценностный характер модели мира древних китайцев, определяющий его познавательный, мировоззренческий и ориентирующий потенциал.