Молодежный жаргон и язык СМИ

Сегодня несомненное влияние молодежный жаргон оказывает на язык средств массовой информации, однако имеет место и обратное явление: язык средств массовой информации, безусловно, влияет на молодежный жаргон. Свобода слова породила в среде журналистов своеволие. В погоне за эффектом часто и необдуманно в прессе используются арготические выражения, для экспрессии, воздействия на читателя востребованы слова худшей части российского общества — воровского мира. Сегодня лингвистов волнует проблема: насколько уместно и обдуманно употребление арготизмов в средствах массовой информации, как должна строиться речевая политика [Колесов 1998: 53].

С этой целью нами был проанализирован ряд газетных материалов, начиная с 1992 и кончая 2004 г., а также привлечены сведения, собранные посредством опроса информантов — носителей молодежного жаргона. Всего было изучено 678 словоупотреблений.

В данном параграфе постараемся выявить не только причины использования блатных слов в прессе, тематические группы арготизмов, приемы и способы их введения в ткань газетно-публицистического произведения, но и целесообразность использования ряда арготизмов в прессе в контексте явного влияния СМИ, особенно молодежных изданий и программ на речь молодых людей. Жаргонное слово, использующееся в СМИ, часто становится модным, престижным в молодежной среде.

Замечено, если до второй половины 80-х годов ХХ века у журналистов была мода на иноязычные слова (в основном, английского происхождения), то сейчас — на так называемые блатные слова. Причин проникновения этих слов в язык прессы много, приведем наиболее важные: криминализация общественного сознания, начавшаяся со времен «перестройки», когда было дозволено делать все, что не запрещено уголовным кодексом (нравственная сторона при этом была забыта); усиление позиций преступного мира (трансформация уголовных сообществ, возрождение старых и появление новых воровских профессий); увеличение количества деклассированных элементов (нищих, беспризорных, проституток и прочих); снятие табу с арго; свобода (воля) слова; отсутствие эквивалента в нормированном языке; экспрессивность арготизмов.

В настоящее время идет процесс привыкания к использованию тюремных слов в прессе. Если в 60−70-е годы ХХ века появление хотя бы нескольких таких слов в газете вызывало у читателей (особенно у лингвистов и педагогов) шок, то сейчас подобная лексика воспринимается как вполне обычная, общенародная. Вот некоторые ее элементы, ставшие символами, знамением нашего времени и перешедшие уже в общенародную разговорную речь: беспредел — «высшее беззаконие», заказать — «подготовить заказное убийство», отморозок — «преступник, не соблюдающий элементарных воровских правил», разборка — «выяснение отношений между враждующими криминальными группировками; разбирательство», крыша — «защита от кого-либо». «Политические разборки» — любимая фраза журналистов (телевидения, радио, газет). «Положить предел беспределу!» — фраза из листовки, выпущенной КПРФ перед выборами. Уже прочно вошли в общенародный язык и обросли различными звуковыми связями арготизмы «первой волны» (конца 80-х — начала 90-х годов), такие слова, как теневик, цеховик, теневая экономика, грязные деньги (в арго — «деньги, добытые преступным путем»), отмывание денег (т.е. их легализация), бугор — «заграница», свинтить, свалить за бугор — «уехать за границу», забугорный — «заграничный» и прочее.

Часть из них даже породила словообразовательные гнезда, например, тусовка — роктусовка, политтусовка, тусоваться, тусовщик и т. п.

Многие жаргонизмы и арготизмы благодаря частому использованию в средствах массовой информации нейтрализовались и перешли в просторечие: авторитет — «преступник, обладающий большой неформальной власть криминальном мире», бабки — «деньги», балдеть — «наслаждаться от действия наркотиков», барыга — «коммерсант», братва — «преступный мир, криминальная группировка», бык — «рядовой член преступной группировки», вор в законе — «профессиональный преступник, руководящий уголовниками и соблюдающий воровские традиции», завязать — «прекратить что-либо делать», заказуха — «заказное убийство», западло — «унизительно, грешно с точки зрения воровских законов», кабак — «ресторан, кафе», кидала — «мошенник», кликуха — «прозвище», круто — «о высшем качестве чегокоголибо», лимон — «миллион», малина — «притон преступников», мочить — «убивать, избивать», наварить — «заработать деньги», наехать — «угрожая, заставлять что-либо делать в свою пользу», облом — «невезение, лень», халява — «дармовщина» и др. Вероятно, какая-то часть этих слов может в недалеком будущем перейти в разговорный литературный язык.

К сожалению, и слова литературного языка переживают в общем криминализированном контексте семантические преобразования, переходя в разряд жаргонизмов. Так, литературное слово бригада («рабочий коллектив, состоящий из нескольких человек») сегодня сузило и изменило свое значение, став названием бандитских группировок. Во многом это произошло благодаря поддержке СМИ (слово в указанном значении стало активно употребляться на страницах газет, под таким названием прошел фильм, рассказывающий о членах преступной группировки).

Характерно, что арготические слова используются не только в газетных публикациях на криминальную тему, но — для выразительности — и в статьях об экономике и политике: «Но и олигархи, и крутые обожают Сашу Починка» [КП 26.12:2000]. Много их в газетной рекламе. Приведем лишь один штрих: «Миринда». Оттянись со вкусом!" Оттянуться в молодежном жаргоне означает «насладиться, получить удовольствие». Но по своей природе это слово воровское, со значением «совершить половой акт».

Вместе с тем журналисты, описывающие преступный мир, вынуждены характеристики уголовной среды, особенно той информации, которая была запретной для общества или выдавалась в дозированных количествах. При этом многие реалии преступного мира приводятся с подробным объяснением: «Здесь балерина — сверло для вскрытия сейфов, бондарь — содержатель притона; водопроводчик — грабитель, проникающий в квартиру под видом сантехника; грузчик — тот, кто по сговору берет на себя чужое преступление; плотник — изгоняемый из шайки посредством позорного ритуала… [П-К 1422 от 03.1999].

В статьях на другие темы журналист использует арготизмы, чтобы выявить, показать негативные тенденции в политико-экономической области или подчеркнуть связь политика или предпринимателя с уголовной средой. По характеру используемых арготизмов и частотности их употребления можно судить об отношении автора к героям своих публикаций: в одних статьях сквозит ненависть ко всему уголовному, в других — симпатия.

Нередко арготизмы используются для интригующего заголовка, например: «Меня заказали» (КП), «Дума — это не воровской сходняк» (Б. Немцов); «Шухер, мэр! Грядет отставка» (заголовок статьи в газете «Труд 7»).

Особое место в газетной публицистике занимает лексика, относящаяся к теме «наркотики». Фактически благодаря журналистам обществу стали известны многочисленные проблемы, связанные с этим злом. Читатели познакомились и с жаргоном наркоманов, элементы которого благодаря той же прессе перешли в общенародный язык: сесть на иглу — «начать употреблять наркотики», спрыгнуть с иглы — «перестать употреблять наркотики», ширяться — «делать инъекцию наркотика», кайф — «наркотик», ломка — «наркотическое голодание, которое протекает очень болезненно».

При этом нельзя не отдать должное тем газетам и журналистам, которые остро, сатирически высмеивают засоренную жаргоном речь отдельных политиков и особенно «новых русских». Образчик такой речи содержится в сатирической сказке «Заяц и лиса», опубликованной в газете «Труд 7» [от 12.02.2003]:

«Кароче, жил один раз такой пацан, типа Заяц. Держал недвижимость — правильную реальную хату, чё — как, ну блин, бунгало ваще. А рядом — два лаптя по карте, одна Лискидала крутилась — ну, типа деловая, блин, в натуре. А тут по весняку контору Лисы — бац! — спалила налоговая, и осталась Лиса ни при делах.

Она, такая, имидж на морду прицепила — и до Зайца. Заяц, в натуре, клюв разинул и лоханулся конкретно. Сдал свой квадрат, покатил на Канары оттянуться. В зад подгребает, а Лиса хату уже втихаря на себя зарисовала и сидит, такая, типа все пучком и с понтом здесь выросла. Заяц, такой, в обиду и бакланит: «Домой пусти, что ли, коза, блин».

А Лиса лыбу отшарила до макушки и тянет: «Ты чё, лох ушастый, ваще нюх оторвало?..».

Выделенные слова пришли из языка уголовников и активно употребляеются «новыми русскими». К сожалению, их можно встретить и на страницах многих газет, и услышать от школьников и студентов.

Журналистские материалы, в которых арготизмы употребляются без надобности, «помогают» профессиональным преступникам в навязывании читателю уголовной морали, способствуют формированию в молодежной среде устойчивого противоправного поведения и мысли, что честным трудом ничего не добьешься. В этом вольно или невольно уголовному «братству» помогают журналисты. Свобода Добра превращается в свободу Зла. Вместе с уголовной лексикой в неокрепшее сознание передается и уголовная мораль. Настораживает и тот факт, что большинство арготизмов употребляется именно в молодежных газетах.

Еще в 60-х годах ХХ в. выдающийся языковед В. В. Виноградов предупреждал, чтобы художественное произведение не было памятником жаргонологии [Виноградов 1959: 112]. В настоящее время это относится и к прессе. Речь из-за обильного количества арготической лексики становится непонятной рядовому читателю, например: «Местные паханы достаточно благо-склонно относились к нему, особенно после того, когда он смог один „замочить“ троих мордоворотов, вздумавших проверить его „бандяк“ — посылку, присланную его шмарой» [П-К № 3 от 12.06.1999]. «Лох выигрывает энную сумму, «нижний» поздравляет его, но внезапно вклинивается «верхний» (как правило, девушка): «Ой, я тоже выиграла билет с таким же номером!» [П-К № 10 от 16.09. 2000].

При этом журналисты не учитывают и того, что сельские жители в большинстве своем не знают городских жаргонов, и тем самым как бы воздвигают языковой барьер между городом и деревней. Причем ряд тюремных слов представлен в статьях и очерках без кавычек и курсива, которые раньше показывали инородность данного пласта лексики. Самое неприятное — то, что журналист привыкает к блатной речи и порой использует в прессе даже те уголовные слова, без которых можно обойтись, для которых в русском литературном языке есть эквиваленты. Например: «Итак, если вы имеете высшее образование и желание лохануться (вместо обмануться) — вперед» [МК № 62 от 12.07.1999]; «Несколько раз вырвавшиеся из гостиницы люди прибегали в РОВД, но дежурка, посчитав бойню за обычную хулиганку (вместо хулиган-ство), так и не выехала» [КП № 141 от 16.09.1999]; «Что? Паспорт? С 14 лет? Да ты гонишь (вместо обманываешь)!» [МК № 80 от 9.04.1997].

Читатели, как правило, с интересом воспринимают статьи, в которых используются арготизмы, так как этот пласт лексики, по мнению многих, помогает лучше «прочувствовать то, о чем пишут». Однако перегруженность текста подобной лексикой приводит к обратному эффекту: не зная значения воровских слов и оборотов и не до конца понимая смысл статьи, читатель теряет интерес к написанному.

Нередко журналисты не задумываются над тем, что употребляют арготические слова. Многие из них считают, что использование арготизмов позволяет без пространных комментариев давать эмоциональную оценку происходящего.

Однако если из текста такой статьи убрать арготизмы и заменить их общеупотребительными словами, содержание только прояснится. Например, «Выскочили быки и кричат — ты нам тачку помял, чехли две штуки баксов!» [МК № 8 от 14.10.1999]. Исправленный вариант: «Выскочили наглые молодые люди и кричат — ты нам автомашину помял, отдавай две тысячи долларов!».

Если второй вариант и проигрывает по силе выразительности, то эстетически он, несомненно, предпочтительнее. Думаем, что в подобных случаях сила экспрессии зависит от мастерства автора. В приведенном же выше примере журналист пошел по пути наименьшего сопротивления, употребив далеко не лучшую лексику русского языка, ту, которая лежит на поверхности, не попытавшись использовать богатство языка. Тем самым журналист не только не обогащает свой словарный запас, но и огрубляет язык прессы, делает его примитивным.

Нам нужен действительный закон о русском языке, направленный на то, чтобы защитить его. Очень важно «спрашивать» с редакторов газет за использование ненормативной лексики. Нужно исключить ситуацию, когда СМИ в погоне за эффектом употребляют непотребные словечки. Фактически сегодня в России функционируют три вида речи: речь СМИ и политиков, речь улицы и та, которой обучают в школе и вузе. И очень часто между речью СМИ и политиков и речью улицы нет заметных различий.

Журналист должен помнить, что он ответствен за русский язык, за его судьбу и, в конце концов, за ментальность русского народа. Именно он в большей степени «призван сохранить великую силу русского слова, разумного и ладного, красивого и содержательного» [Колесов 1998: 64].

Естественно, язык СМИ не существует изолированно. Являющийся одной из функциональных разновидностей русского литературного языка, он сам испытывает интенсивное давление со стороны профессиональных и социальных жаргонов. Но важно помнить, что влияние СМИ на молодежный жаргон велико по целому ряду причин.

Во-первых, жаргонная, ранее табуированная лексика, становится важным средством стилизации «живой речевой стихии социума» [СРЯ 2003: 265], средством создания особого, дружески — непринужденного тона беседы с читателем — единомышленником (жаргонное слово используется и воспринимается как своего рода сигнал «мы с тобой одной крови»).

Во-вторых, употребление в текстах СМИ «сниженных» языковых средств (жаргонов, просторечия, варваризмов) наряду с ресурсами книжного стиля является одним из наиболее эффективных средств имплицитного выражения оценки, ненавязчивой и в то же время экспрессивной.

В-третьих, используя речевую специфику разных групп говорящих, СМИ более дифференцированно, более точно отражают «стратификацию современного общества и роль отдельных социальных групп в его развитии» и вместе с тем (вольно или невольно) пропагандируют жаргонную лексику, оказывая таким образом существенное влияние на активный словарь.

Особенно осторожны должны быть журналисты с лексикой заголовков, поскольку заголовок не только информирует о содержании публикации, но и настраивает на определенное восприятие ее героев. О чем должен подумать читатель, увидев следующий заголовок статьи под рубрикой «БАЛЕТ»: «Е.П. и Е.П.»? [Лит. газета № 13 от 24.04.2003]. Между тем эта статья содержит весьма лестные отзывы автора о творчестве хореографов Евгения Панфилова и Елены Прокопьевой. Возможно, журналист хотел подчеркнуть значимость данных лиц, их определенную элитарность (о чем говорилось выше), но средства выбрал неудачно.

Заметно стремление журналистов сохранить жаргонные словечки в прямой речи тех лиц, о которых пишут или у которых берут интервью. Нередко в этом случае возникает эффект «людоедки Эллочки» с десятком слов на все случаи жизни. Человек, описывающий свои и чужие чувства и оценки с помощью выражений классно, по кайфу, попсово и др., невольно воспринимается с меньшим интересом и уважением, чем, вероятно, заслуживает. Так, нижегородка Дина, дошедшая до третьего тура конкурса «Стань звездой», рассказывает, как жюри оценило ее творчество:

Мы послали на конкурс видеозапись концерта с участием трех солисток… Из Москвы ответили, что все классно [КП от 27.03.2003].

На вопрос, какой час в сутках у нее самый любимый, солистка известной рок-группы отвечает в таком же духе: Час пробуждения… Мне классно! [КП от 29.06.2003].

Ср. еще пример:

В «Единство» я напросилась сама. Мне по кайфу состоять в партии, близкой мне по духу и убеждениям [АиФ № 11 от 12.02.2003].

Это из интервью одной уважаемой певицы. А вот известный писатель обижается на издательство за недостаточно «серьезную» рекламу своей новой книги: Почему-то издатели рекламируют книгу как очередной боевик, потому что это попсово сегодня [АиФ № 11 от 12.02.2003]. Из письма читателя в газету [о США]: «Это вам не гитлеровская Германия: много понтов, но силы маловато. США, если того захотят, в третьей мировой войне точно победят» [АиФ № 13 от 6.03:2003].

Употребление подобных слов-пустышек можно объяснить устным характером речи, желанием держаться непринужденно, а иногда и стремлением выглядеть современнее, может быть, моложе, наконец, не очень хорошим владением литературным языком и его стилистическими нормами. Но совершенно недопустимо, если такой лексикон позволяет себе использовать журналист в ущерб содержательной стороне публикации. Вот, например, как описана игра актеров в спектакле «Хармс»: актеры отрывались с удовольствием, при этом избегая, что редко бывает в таких случаях, вкусовых проколов. Как известно, актеров Василицкий находит «на улице». Однако жанр они чувствуют даже лучше, чем профессионалы. Особенно выделялась Людмила Скочегорова. Она «сделала» зрителя! Ее энтузиазм рос с каждым новым появлением на сцене, и в финале она была уже в том актерском градусе, когда казалось, что для нее нет ничего невозможного. И чтобы завоевать еще большую любовь зала, она вполне могла чмокнуть каждого зрителя в щеку или показать жесткий стриптиз [АиФ № 13 от 6.03. 2003]. Похвалы, выраженные подобным образом, звучат сомнительно.

В целом проникновение в язык СМИ современной жаргонной речи — явление закономерное, естественное, выполняющее определенные стилистические функции, т. е. прагматически обусловленное. Более того, некоторые прочно вошедшие в речевой обиход средства массовой информации, а через них и в речевой обиход носителей языка жаргонизмы, даже слова уголовного арго, частично нейтрализуют свои негативные коннотации, начинают восприниматься как довольно безобидное просторечие (например, крыша, баксы, беспредел, тусовка и т. д.). Вместе с тем неумеренное, а главное, немотивированное использование жаргона в публичной речи не только придает ей вульгарность, но и оказывает отрицательное влияние на языковую культуру россиян, в первую очередь молодежи. В этой связи уместно вспомнить совет М. В. Ломоносова пишущему всегда руководствоваться чувством меры: высокие «речения» использовать «с великою осторожностью, чтобы слог не казался надутым», употребляя же «низкие слова», «остерегаться, чтобы не опуститься в подлость» [Ломоносов VII 1952: 251−257].