Культурологические особенности портрета английского языка

С. Фрай считает, что английский «страдает» таким заболеванием как аллитерация, автор называет ее «английской болезнью» («It is an English disease») (S. Fry, 98). Он пишет, что аллитерация по-прежнему широко распространена в рекламе и считает, что издатели журналов одержимы ею, в подтверждение своих слов приводит примеры из статей и рекламных слоганов («`wit and wisdom', `parent power', `feast or famine', `sweet sixteen', `dirty dozen', `buy British', `prim and proper', `tiger in your tank', `you can be sure of Shell'») («Idid»). А также замечает, что Шекспир придерживался того же мнения. В доказательство автор приводит отрывок из комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь», где незадачливые актеры, сочиняя пьесу к свадьбе Тезея и Ипполиты, перестарались с употреблением аллитерации для придания пьесе «благозвучия» («Whereat, with blade, with bloody blameful blade, He bravely broach’d his boiling bloody breast») («Idid»).

Хотя, с одной стороны, автор описывает характер английского языка как недогматический, с другой стороны, наличие в английском слабых безударных аффиксальных морфем он считает абсолютно естественным явлением, и ему кажется нелепым и абсурдным ограничивать их употребление в английском языке («That would be a ridiculous restriction in English. How absurdly limiting not to be able to end with aning, or aner or aly or ation or any of the myriad weak endings that naturally occur in our language») (S. Fry, 36).

В чем же автор видит яркую отличительную черту английского языка, главную изюминку? Наверное ответ на этот вопрос не вызовет ни у кого большого удивления. Конечно, это чувство юмора («There is surely no word in the language that causes the heart to sink like a stone so much as `humorous'») (S. Fry, 267). Остроумие С. Фрай сравнивает с оружием, которое может быть и смертельно острым и абсолютно безвредным, почти незаметным («Wit is either a steel rapier or a lead cosh, rarely a cutely fashioned paper dart») («Idid»).

С. Фраем выделяется любовь английского к пародированию, проявляющаяся в произведениях известных писателей и поэтов, таких как: Шекспир, Байрон, Свифт («Shakespeare parodied Marlowe… Byron parodied and was parodied, Dryden, Johnson, and Swift parodied and were parodied and so it went on») (S. Fry, 271). Пародия хороша тем, отмечает С. Фрай, что можно создать нечто блестяще-остроумное («Chaucer began the trend in English with a scintillating parody…») («Idid»), а можно комично-фривольное («make it comically inappropriate»), и в том и в другом случае английский чувствует себя в ней прекрасно (S. Fry, 273).

Еще одной отличительной особенностью языка С. Фрай считает вариативность произношений в английском языке («circumstances or circumstбnces or indeed circum-stahnces») (S. Fry, 4), которые могут меняться в зависимости от обстоятельств. Они, по мнению автора, связаны с классовыми различиями, и отмечает, что на этом щекотливом вопросе не стоит подробно затрагивать («indeed circum-stahnces too English, class-bound and ticklish to go into here») («Idid»). В одной из глав С. Фрай упоминает о языке кокни и диалекте английского в районе Глазго, но призывает для всеобщего понимания придерживаться традиционного английского («we will stick to the more common English words where possible») (S. Fry, 4).

Пластичность языка, размах и пестрота диалектов, о которых мы упоминали в предыдущем разделе, по мнению автора, играет на руку не только языку, но и его самой высокой форме выражения — поэзии («English is a language suited to poetry like no other… the comic, ironic fusion yielded when both are yoked together, the swing and jazz of slang…») (S. Fry, 318). Разнообразие этого выбора «ослепляет» («the choice of words and verbal styles available to the English poet is dazzling») («Idid»). И как бы это не было для нас странно и удивительно, в данном случае «великий» и «могучий» — это, по мнению С. Фрая, именно английский язык. Правда в его контексте английский могуч и велик именно своей пестротой, разнообразием и пластичностью. Но при этом находясь в амплуа «гражданина мира», английский несколько снисходительно смотрит на тех, кто не родился вместе с ним или не овладел им в должной мере («English is a language suited to poetry like no other») («Idid»).

На этом этапе можно отметить, что портрету английского языка автор придает яркую эмоциональную окраску, а черты его (портрета) довольно противоречивы.