Диплом, курсовая, контрольная работа
Помощь в написании студенческих работ

Якутский шаманизм в контексте архаичных символических систем: мифология и ритуал

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Процедуры моделирования области внешнего пространства, оперирования в нем, обмена ценностями в якутском шаманизме были генетически связаны с охотничьими ритуалами. Символизм перехода с маркировкой двух зон — внутренней и внешней, а также использование операционных средств, определяет отношения смежности между ритуалами промыслового культа и шаманскими мистериями. Сходство между ритуалами… Читать ещё >

Содержание

  • Глава 1. Историография вопроса
    • 1. 1. Освещение феномена шаманизма в научной литературе
    • 1. 2. История изучения якутского шаманизма
  • Глава 2. Отношения преемственности между архаичными символическими системами воспроизведения социальных установок и якутским шаманизмом
    • 2. 1. Апотропейные процедуры
    • 2. 2. Процедуры моделирования операционной зоны

    Глава 3. Связи якутского шаманизма с символическими структурами, отражающими процессы производственной и ритуальной специализации. 148 3.1. Символические способы выражения процессов производственной и ритуальной специализации как базовые элементы для развития шаманских практик.

    3.2. Элементы якутского шаманизма, связанные с процессами специализации в сфере исполнения архаичных ритуалов.

Якутский шаманизм в контексте архаичных символических систем: мифология и ритуал (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Представленная работа посвящена изучению вопроса о соотношении архаичных символических систем мифологии и ритуала с якутским шаманизмом. Выбор данной темы обусловлен интересом автора к проблеме определения места шаманизма в эволюционной схеме развития религиозных форм. Необходимо отметить, что в современном религиоведении ещё не утвердились единые критерии определения понятия «шаманизм». Одни исследователи этого явления духовной культуры видят его специфику в экстатической практике служителей. «Здоровое мышление жадно стремится познать Вселенную, механизмы которой ему не удаётся себе подчинить. Патологическое мышление, напротив того, имеет всегда наготове массу толкований и эмоциональных откликов, которыми оно всегда готово с излишком снабдить порой недостаточно богатую действительность» [Леви-Строс, 1985, с. 161]. Другие исследователи понимают под шаманизмом одну из ранних форм религии, характерной чертой которой является вера в возможность медиативного взаимодействия с окружающей средой. Для организации этого медиативного взаимодействия формируется специальная социальная функция, воплощённая в институте особых религиозных служителей — шаманов [Басилов, с. 6].

Диссертант склонен видеть в шаманизме особую регулятивную систему, которая корректировала поведение субъекта в рамках определённых культурно-исторических форм социальной организации. Подобный подход к изучению символических способов регулирования социального поведения формировался представителями отечественной семиотики. В рамках семиотики механизмы, регулирующие социальное поведение в традиционных, или ритуализованных обществах, представленные обрядами и фольклором, рассматриваются как вторичные, т. е. надстроенные над естественным языком моделирующие системы. [Новик, с. 6]. К функциям моделирующих систем относили непроизвольное конструирование действительности в рамках определенной традиции [Раевский, с. 6]. Поскольку в рамках шаманских практик мифология и обряды образуют органическое единство, то представляется корректным рассматривать их в рамках шаманизма как единую функциональную систему. Поскольку основная функция шаманских практик, которую мы выделяем, связана с корректированием социальных отношений с помощью символических инструментов, то, на основании этого, полагаем уместным применить к шаманизму обозначение «регулятивная система». Как большинство других социальных явлений, шаманизм развивался на основе существующих практик. Каждая символическая система включает в себя механизм бриколажа, действие которого основывается на использовании и комбинировании имеющихся средств [Леви-Строс, 1994, с. 126, 130]. Апологет обрядовой теории сравнительного религиоведения Стэнли Хыоман, указывает на сходство процесса объяснения у современного человека и человека архаичного общества. И в том, и в другом случае люди ищут ответ на вопрос в совокупности своих знаний. Современный человек будет выискивать объяснение, опираясь на свои знания, а человек архаичного общества соотносит свое объяснение с мифом [Хьюман, с. 192]. Использование одних и тех же средств в различных символических системах обуславливает их сходство. Исходя из этого, можно говорить о структурном, идейном и выразительном сходстве элементов шаманизма с другими символическими системами.

Использование термина «регулятивная система» в определенном смысле маскирует рассмотрение шаманизма в качестве религиозной формы. Если рассматривать религию как процесс организации внутренних и внешних связей и отношений социума посредством упорядочения представлений об окружающем мире и установления практики совместной символической деятельности, то она выступает как универсальная регулятивная система. Безусловно, шаманизм представляет собой одну из ранних форм религии, которая сохранялась в якутской культуре до конца первой четверти XX века. В шаманизме не только обнаруживается синкретизм религиозного опыта, но и каждый ритуал демонстрирует процесс преодоления оппозиций внутри социума и между социумом и окружающей природой. Однако, обозначение шаманизма как «формы религии» несколько сужает понимание социального значения данного феномена, где не принимаются во внимание его синкретичные характеристики. Поэтому представляется вполне корректным применение обозначения шаманизма как «регулятивной системы».

Необходимость выявления элементов структуры архаичных систем обрядов и мифологии, на основе которой развивались шаманские практики, обусловила обращение и использование автором этнографических материалов не только Якутии и российского Дальнего Востока, но и в целом Сибири, а также других регионов. Это представляется корректным и даже необходимым для определения сущности явления и магистральных путей развития религиозных форм. При определении отношений преемственности между архаичными системами обрядов и мифологии с одной стороны, и шаманизмом якутов с другой стороны, в содержании работы вначале выявлялись закономерности развития архаичных систем обрядов и мифологии, и, уже затем рассматривалось содержание шаманских обрядов и мифов у якутов.

Актуальность темы

исследования.

Шаманизм якутов представлял собой систему символического разрешения конфликтов, объединяющую обряды и мифологию, а также стандартизованные схемы толкований, которые по своему значению могут быть приравнены к теологической доктрине. Эта система представляла собой оптимальное функциональное соединение механизмов регулирования социального поведения, которые формировались в процессе развития якутского общества. В шаманизме якутов обнаруживаются способы и приемы передачи информации, характерные для архаичных нешаманских обрядов. Можно выявить соотношения архаичных мифологии и обрядов и шаманской мифологии и обрядов в структурном плане. Якутский шаманизм являлся обобщением обрядовых традиций якутского общества и представлял собой оптимизированную форму применения обрядов и мифологии. Данную систему можно рассматривать как константный фонд духовных ценностей якутского народа и в силу этого ее изучение представляется актуальным и практически значимым.

Научную ценность имеет этнокультурное прочтение темы в региональном масштабе. Изучение элементов якутского шаманизма создаёт условия для более объективного освещения многих вопросов этнографии якутского народа. В процессе изучения якутского шаманизма неизбежно устанавливаются отношения симметрии между ритуалами и мифами якутов с соседними народами. Понимание сущности якутского шаманизма приходит в процессе его сопоставления с верованиями и обрядами других народов Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. В процессе определения путей исторического развития якутского шаманизма могут быть установлены общие закономерности эволюции шаманизма в Сибири и сопредельных регионах.

Анализ верований и обрядов, содержащихся в якутском шаманизме, имеет значимость в образовательном аспекте. Использование материала в учебном процессе призвано способствовать расширению у учащихся представлений о развитии ранних форм религии в якутской культуре и их взаимосвязи с верованиями и обрядами народов Сибири и сопредельных регионов. Пути формирования и развития национальной якутской культуры становятся для исследователей и интересующихся более отчетливыми.

Объект исследования — якутский шаманизм.

Предмет исследования — мифоритуальный комплекс в якутском шаманизме.

Цель исследования — проследить формирование и функции символических структур в якутском шаманизме на основе их сопоставления с вторичными знаковыми системами в архаичных религиозных формах.

Исследование направлено на выявление особенностей применения мифов и ритуалов в якутском шаманизме.

Задачи исследования:

1. Рассмотреть научные подходы к определению сущности шаманских практик и их соотношения с архаичными символическими образованиями.

2. Выявить генезис и пути эволюции взглядов, представлений, образов и сюжетов, присутствующих в якутском шаманизме.

3. Исследовать семантические параметры символов, содержащихся в мифологии и ритуалах якутского шаманизма;

4. Исследовать развитие социальных функций обрядов и мифологии, образующих структуры якутского шаманизма.

Хронологические рамки исследования охватывают в основном период второй половины XIX — первой трети XX века, описанный в этнографической литературе. Для изучения генезиса отдельных обрядов и образов мифологии используются материалы по культуре аборигенного населения Сибири и сопредельных регионов ХУИ-ХУШ веков.

Изученность темы. Связи якутского шаманизма с архаичными системами обрядов и мифологии до настоящего времени не составляли темы специального исследования. Имеются работы якутского этнографа с мировым именем Г. В. Ксенофонтова «Хрестес. Шаманизм и христианство», «Культ сумасшествия в урало-алтайском шаманизме», «Пастушеский быт и мифологические воззрения классического Востока», в которых делается акцент на особенностях шаманизма как особой религиозной системы, характерной для скотоводческих народов Азии. Работы Г. В. Ксенофонтова превратились в основной источник информации по шаманским практикам Восточной Сибири для других исследователей шаманизма.

В работе известного советского этнографа Н. А. Алексеева «Шаманизм тюркоязычных народов Сибири» проведено сравнительное исследование анимистических представлений и обрядов в шаманских практиках тюркоязычных народов Саяно-Алтая и Якутии. В другой работе.

Н. А. Алексеева «Традиционные религиозные верования якутов в XIXначале XX в.», раскрыто содержание ранних форм религии и обобщены сведения по шаманизму якутов, но сравнительный анализ этих форм не входил в задачи исследования.

В работе Е. С. Новик «Обряд и фольклор в сибирском шаманизме: опыт сопоставления структур» выделены элементы синтагматической структуры, являющиеся общими для нешаманских и шаманских обрядов аборигенного населения Сибири, в том числе и якутов. Однако выявление семантических параметров символов в шаманизме и нешаманских ритуальных практиках и их сравнительный анализ не являлись задачами исследования. В большинстве работ шаманизм рассматривался в контексте описания традиционной культуры якутов, либо традиционного мировоззрения.

В историографии проблемы можно выделить три периода.

Первый период (XVII — XVIII века) — накопления сведений. Первые сообщения о верованиях якутов и специфических служителях якутских культов — шаманах, появились в XVII веке, после присоединения северо-востока Сибири к российскому государству. Эти сведения содержались в «отписках», «доездах» служилых, торговых и промышленных людей, «распросах» ясачных людей, челобитных самих якутов.

В продолжение второго периода — историко-этнографического (XVIIIначало XX века) были собраны основные материалы, а также начата систематизация информации. Ценные сведения о верованиях и обычаях якутов содержатся в материалах членов Второй Камчатской экспедиции 1733−1744 гг. экспедиции Г. В. Миллера, И. Г. Гмелина, Я. И. Линденау, И. Э. Фишера. Линденау и Миллер оставили описания якутских обрядов, особенностей шаманских обрядов. Сведения о шаманских камланиях, обрядах, атрибутике, пантеоне содержались также в материалах 1768−1769 гг. собранных по заданию администрации Якутской области.

В первой половине XIX века материалы по культуре якутов собирались участниками научных экспедиций, чиновниками и ссыльными. Описания якутских верований и обрядов были приведены в работах Ф. Врангеля, Н. С. Щукина, А. А. Бестужева-Марлинского, А. Ф. Миддендорфа.

Во второй половине XIX — начале XX века главную роль в изучении якутской культуры сыграли представители политической ссылки. Сведения о якутском шаманстве содержатся в работах И. Худякова, Ф. Соловьёва, Н. Горохова, Н. Припузова, А. Слепцова, В. Приклонского, Н. Виташевского, Э. Пекарского, В. Серошевского, В. Трощанского и др. Были составлены уникальные описания по верованиям и шаманству якутов. В монографии И. А. Худякова «Краткое описание Верхоянского округа», описаны различные типы шаманских камланий, осуществлен анализ содержания таинства шаманского посвящения. В капитальном труде В. Л. Серошевского «Якуты. Опыт этнографического исследования», значительное место отведено описанию шаманских обрядов, атрибутов и представлений, связанных с шаманством. Оригинальная теория формирования верований якутов и происхождения белого и черного шаманства была изложена В. Ф. Трощанским.

В продолжение третьего периода (конец первой четверти XX — начало XXI века) — культурно-антропологического проводится систематизация информации по верованиям и шаманству якутов, составление обширной источниковедческой базы. Значительный вклад в систематизацию сведений о верованиях якутов и функциях белых и черных шаманов внес якутский ученый А. Е. Кулаковский, монография которого «Материалы для изучения верования якутов», увидела свет в 1923 году. Целая серия работ по шаманизму якутов и других этносов Восточной Сибири, автором которых является Г. В. Ксенофонтов, увидела свет в конце 20 — начале 30-х гг. прошлого века. Г. В. Ксенофонтов, впервые в якутоведении, проанализировал мифологию шаманизма якутов в сравнительном плане с религиозными верованиями народов Сибири, Центральной Азии и Ближнего Востока.

Материалы, собранные и опубликованные в 30-х годах XX века якутским фольклористом С. И. Боло (Д.И. Дьячковским) показывали специфику шаманства в центральной Якутии, его отличия от шаманства северных якутов, социальную роль шаманов в якутском обществе. Ценные сведения о функциях белых и чёрных шаманов, особенностях шаманских обрядов, атрибутике, были приведены в сборнике «Исторические предания и рассказы якутов» 1960 года, подготовленном якутским фольклористом Г. У. Эргисом.

В работе известного советского этнографа Н. А. Алексеева «Традиционные религиозные верования якутов в ХГХ-начале XX века», изданной в 1975 году, обобщен и проанализирован обширный материал, включающий опубликованные и неопубликованные работы исследователей якутской культуры, этнографические коллекции МАЭ и ГМЭ СССР. Автор выделил характерные черты якутского шаманизма, связанные с ним анимистические представления, мифологию, обрядность и атрибутику. Особое место было отведено рассмотрению структуры шаманских камланий и установлению генетических связей шаманизма с другими формами религии. Связи двух форм якутского шаманства — белого и черного, с традиционными формами скотоводства и влиянием различных этнических компонентов, исследовала санкт-петербургский ученый Т. В. Жеребина.

Методология исследования. Методология исследования обусловлена проблематикой, целью и задачами диссертации.

Методологической базой исследования послужили фундаментальные труды в области социальной антропологии, этнологии, философии и религиоведения. Наибольшую ценность для диссертации имели идеи о коммуникативной природе религиозных институтов, проецировании общественных установок на окружающий мир, структуре символических образований содержащиеся в работах К. Леви-Строса, В. Тэрнера, Е. С. Новик.

В диссертации использованы теоретические положения по феноменологии шаманизма М. Элиадэ, В. Г. Богораза, Л. Я. Штернберга, В. Н. Басилова, С. А. Токарева, Е. В. Ревуненковой, Т. Д. Булгаковой.

При анализе социальной природы шаманизма учитывались методологические и теоретические установки К. Леви-Строса, В. Тэрнера, Л. П. Потапова, Т. М. Михайлова, Н. А. Алексеева, А. В. Смоляк, Т. В. Жеребиной.

Характеризуя отношения преемственности между архаичными и якутскими шаманскими обрядами, мы опирались на теоретические положения о проецировании социальных установок на окружающую действительность К. Г. Юнга, Е. С. Новик, Е. А. Окладниковой.

Для освещения процессов институционализации шаманизма большую значимость имел опыт анализа архаичных символических структур А. Ф. Лосева, К. Клакхона, Е. А. Мелетинского.

В силу характера проблемы и комплексности материала в диссертации используется совокупность методов, выработанных разными гуманитарными науками. Общими направлениями исследования послужили системный, синхронно-диахронный и комплексный междисциплинарный подход. В работе использованы сравнительно-исторический, историко-генетический, кросс-культурный, типологический, структурно-функциональный, иконографический методы исследования.

Источники и материалы. Диссертационная работа основана на неопубликованных источниках и материалах научных публикаций по этнографии, мифологии, религии. В исследовании использованы материалы из рукописного фонда архива Якутского научного центра. Основную часть использованных материалов составили записи Г. В. Ксенофонтова и А. А. Саввина. При работе над текстами особое внимание уделялось их переводу и интерпретации. В процессе этой работы, диссертант постарался максимально точно отразить в переводе содержание авторских текстов.

Из опубликованных материалов в диссертации использованы научные публикации фольклорных материалов (мифов, легенд, эпоса), данные словаря Э. Пекарского, издания по этнографии и религии якутов и других народов Сибири и Дальнего Востока.

Объем достоверных и разнообразных источников диссертации позволяет решить поставленные автором задачи исследования. Научная новизна исследования состоит в том, что.

— Устанавливаются отношения преемственности между архаичными коллективными обрядами с одной стороны и шаманскими ритуалами якутов с другой.

— Реконструируются процессы преобразования архаичных коллективных обрядов в индивидуально исполняемые импровизированные ритуалы якутских шаманов.

— Определяются изменения в области идеологии, протекавшие синхронно с закреплением тенденции индивидуального исполнения обрядов.

— Устанавливается социологические значения ритуальных символов в якутском шаманизме.

— Вносится уточнение в определение феномена шаманизма. .

— Вносится уточнение в определение социально-исторических условий возникновения и развития шаманских практик.

— Устанавливаются отношения смежности между системами архаичных и шаманских обрядов и мифологии якутов и этнических групп Сибири и Дальнего Востока.

— Устанавливаются отдельные специфические особенности шаманизма якутов.

Практическая значимость работы заключается в том, что результаты настоящего исследования вошли.

— в методические пособия и программы курсов лекций, разработанных и используемых автором для студентов Якутского государственного университета им. М. К. Амосова и Якутского филиала.

Дальневосточного юридического института МВД РФ («Религиоведение», «Ранние формы религии народов Сибири»),.

— статьи автора по религиозным воззрениям и обрядам якутов, вошедшие в научные издания «Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена», «Наука и образование».

Теоретическая значимость работы. Предложенная в диссертации теоретическая модель развития шаманизма у якутов может быть использована для анализа этнокультурных связей в регионе. Изучение элементов якутского шаманизма создаёт условия для более точного установления типологических параллелей между религиозными воззрениями и обрядами якутов и других автохтонных народов Сибири и Дальнего Востока. На основе этого можно установить степень взаимопроникновения культур и определить наиболее значительные субстратные влияния, присутствующие в якутской культуре.

Культурологический и социологический анализ верований и обрядовых форм, лежащих в основе шаманской практики у якутов, затрагивает проблематику определения места шаманизма в эволюционной схеме развития религиозных форм. На материалах якутского шаманского мифологического и обрядового комплекса прослеживаются отдельные теоретические аспекты соотношения архаичных обрядов и шаманства, мифологии и социальных установок, социальной организации и религии. Анализ религиозных представлений и обрядов, содержащихся в якутском шаманизме, даёт возможность более чётко определить социальную значимость этого явления в якутском обществе.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации обсуждались на различных конференциях: межвузовской научной конференции, посвящённой международному году коренных народов «Региональные особенности межнациональных отношений» (Якутск, 1993) — республиканских научно-практических конференциях молодых ученых и специалистов «Молодежь и наука.

Республики Саха (Якутия)" (Якутск, 1995;1998) — научной конференции студентов, аспирантов и молодых преподавателей историко-юридического факультета ЯГУ, посвященной 100-летию со дня рождения М. К. Аммосова «Якутия должна познать себя» (Якутск, 1997) — республиканских научно-практических конференциях «Гумилевские чтения» (Якутск, 1996, 1997, 1999) — республиканской научно-практической конференции молодых ученых и специалистов «Шаг в будущее» (Якутск, 1998) — республиканской научно-практической конференции молодых ученых и специалистов «Лаврентьевские чтения» (Якутск, 1999).

Основные вопросы, рассматриваемые в диссертационной работе, отражены в семи публикациях автора.

Положения, выносимые на защиту:

1. Якутский шаманизм представляет собой регулятивную систему, механизмы которой приводятся в действие особым культовым деятелем, сосредоточившим в своих руках функции применения ритуала и мифологии в процессе разрешения актуальных проблем традиционального общества. Шаманские практики сводятся к ритуальной демонстрации процесса поиска приемлемых решений проблемных ситуаций. Они создавали условия для включения членов общины в процесс поиска путей решения актуальной проблемы посредством демонстрации сюжетов, обыгрывающих различные ситуации взаимодействия, связанные с проблемой приобретения витальных или духовных ценностей. Средствами приобщения людей к процессу разрешения проблемных ситуаций были мифология и ритуал. Шаманское исполнение не вытесняло и не заменяло коллективные обряды, а выступало средством оптимизации ритуальной деятельности. Шаманские обряды исполнялись для удовлетворения потребностей сравнительно небольших групп людей, и в тех случаях, когда эти потребности носили не фундаментальное общественное, а, так сказать, частное значение;

2. Генезис шаманских практик относится к периоду формирования специализированных комплексов промыслового хозяйства. Шаманские ритуалы отражают устойчивую практику ориентации групп на лидеров и профессионалов. Индивидуализированное исполнение обрядовых действий, представленное шаманом, сформировалось как реакция на усилившуюся потребность в специализированном профессиональном исполнении ритуальных функций в условиях определенных форм культурно-исторической организации общества;

3. Якутские шаманские ритуалы идейно и структурно идентичны архаичным коллективным обрядам. Они представляют собой комплексы, включающие образования, которые отражают различные уровни развития социальной организации у групп, на основе которых формировался якутский народ. Среди шаманских ритуалов можно выделить следующие: церемонии моделирования сакрального пространства, с перечислением наиболее значимых объектовмагические апотропейные акты (выметание, расстилание ритуального коврика, облачение в ритуальный костюм) — акты, подразумевающие оперирование значимыми ценностямиритуалы магического путешествияприменение ритуальных атрибутов и святынь. Наиболее значимые объекты вербальной модели вселенной, выделяемые в шаманских камланиях, восходят к универсальным антиэнтропийным знакам. Основные атрибуты якутских шаманов представляли собой комплексы, объединявшие ритуальные символы архаичных обрядовых форм;

4. Фольклор и обряды якутов, относящиеся к шаманской тематике, демонстрируют признаки значительной архаичности, в них сохранились образы и сюжеты архаичной мифологии, которые обнаруживаются в различных культурах Сибири и сопредельных регионов. Сюжеты якутских шаманских обрядов структурно и тематически сходны с сюжетами мифов о культурном герое в плане моделирования процесса приобретения ценностей, который включает в себя игровое взаимодействие со сверхъестественными партнёрами человеческого коллектива.

5. Наличие двух основных групп шаманов у якутов обусловлено сохранением в якутской культуре форм обрядовой деятельности, отражающих различные уровни развития социальной организации у групп, на основе которых происходило формирование якутского этноса. Индивидуальное исполнение ритуала специфичной форме камлания с сопутствующим объяснением совершаемых действий, изображением ситуаций взаимодействия у якутов, были характерны для категории черных шаманов. Институт белых шаманов в эволюционном плане представляет более архаичную форму якутских священнослужителей.

Структура работы. Диссертационная работа состоит из трёх глав. В первой главе осуществлён анализ содержания основных работ по данной теме. Диссертант проследил развитие научных взглядов на шаманизм в целом и на якутский шаманизм в частности. В процессе анализа научной литературы определяются концепции, имеющие значимость для данного диссертационного исследования. На основе этих концепций диссертант делает попытку дать определение феномену шаманизма.

Во второй главе автор предпринял попытку выявить базовые элементы архаичных символических образований, которые составили основу регулятивной системы якутского шаманизма. Диссертант полагает, что отличие шаманизма от этих образований состоит в специфике реализации идей и представлений, а не в самих идеях и представлениях. Шаманские обряды и фольклор в своей архитектонике содержат образы, идеи, представления, схемы исполнения ритуалов, которые были характерны для архаичных нешаманских моделирующих систем.

В третьей главе рассматриваются проблемы институционализации шаманизма. Диссертант, на основе якутского материала (и материала относящегося к традициям других этнических групп Сибири и Дальнего Востока), выявляет социальные и идеологические предпосылки, которые привели к формированию специализированных форм обрядовой деятельности, сосредоточенной в области специализации шаманов.

Выводы:

1. Истоки шаманизма в Сибири как символической системы социального регулирования, механизмы которой приводятся в действие особым служителем, лежат в идеологии обществ, где промысловая присваивающая деятельность начала принимать всё более специализированный и индивидуальный характер. Очевидно, что в условиях развивающейся промысловой специализации, обряды, ориентированные на объекты внешнего по отношению к социуму пространства, сосредотачивались в руках субъектов, непосредственно занимавшихся промысловой деятельностью. Подобно тому, как организация промысла сосредоточилась в руках опытных охотников, обрядовая деятельность тоже стала сферой процесса специализации. Обрядовая деятельность сосредотачивалась в руках профессиональных исполнителей, которые наглядно демонстрировали процесс поиска решения актуальной проблемы. Исполнитель ритуала должен был изобразить детали своих перемещений, т. е. построить модель виртуального пространства, а также отразить в диалогической форме те способы и приёмы, которые он применил в процессе достижения поставленной цели. Шаманство у сибирских народов очень тесно было связано с промысловой охотничьей деятельностью. Мы полагаем, что шаманство представляет собой форму оптимизированной обрядовой деятельности, стадиально относящуюся ко времени формирования специализированных типов присваивающей хозяйственной деятельности, а шаманизм, объединяющий ритуал и область его объяснения (экзегезис), представляет собой систему символического регулирования социального поведения, которая начала формироваться в данный период.

2. Шаманские ритуалы и атрибутика якутов содержат, как и обряды промыслового культа, признаки сосредоточения ритуальных функций в сфере мужской части общин, ориентацию на объекты внешнего по отношению к социуму пространства, а также связаны с индивидуализацией исполнения символических действий. Признаками перемещения ритуальных функций от женщин к мужчинам является исполнение шаманами ритуалов инициирования плодородия, связанных с обращениями к духу-хозяйке земли, и практика ритуального травестизма. Шаманы айыы (белые шаманы) у якутов, сосредоточили в своих руках функции, некогда исполнявшиеся женской частью общин якутского населения. Традиция обращения к божествам женского пола, реализуемая в ритуалах шаманов айыы, была связана с практикой ритуального травестизма, что представляет указание на вероятность того, что в отдаленном прошлом отправление этих обрядов было сосредоточено в руках женских филиаций. Очевидно, институт шаманов айыы в эволюционном плане представляет более архаичную форму якутских священнослужителей. Ритуалы, исполнявшиеся шаманами айыы, не обособились от коллективных обрядов, совершались периодически, в основном во время общинных праздников. Элементы травестизма обнаруживаются и в ритуальной практике шаманов абаасы (черных шаманов), в обычае использования женской меховой шубы 'сангыях' и женской шапки 'джабака', ношении женской прически.

Процедуры моделирования области внешнего пространства, оперирования в нем, обмена ценностями в якутском шаманизме были генетически связаны с охотничьими ритуалами. Символизм перехода с маркировкой двух зон — внутренней и внешней, а также использование операционных средств, определяет отношения смежности между ритуалами промыслового культа и шаманскими мистериями. Сходство между ритуалами промыслового культа и шаманскими обрядами подчеркивается также индивидуальным характером исполнения культовых действий. Потребности сегментированного якутского общества в постоянном функционировании механизма моделирования проблемных ситуаций, обуславливали усиление тенденции к оптимизации обрядовой деятельности, развития более экономных форм рефлексивного управления. Индивидуальное исполнение ритуала с сопутствующим объяснением совершаемых действий, изображением ситуаций взаимодействия у якутов, были характерны для категории шаманов абаасы. В отличие от шаманов айыы, шаманы абаасы отправляли обряды индивидуально, зачастую без участия помощников. Более развитые, с позиции воплощения схемы, которая отображает процесс обмена ценностями, обряды шаманов абаасы являются указанием на то, что данная категория шаманов в эволюционном плане является более поздней, чем категория шаманов айыы. Обрядовое исполнение в специфичной форме камлания было отличительным признаком именно этой группы якутских шаманов. Кроме того, в системе обрядов, относящихся к компетенции шаманов абаасы, имелись наиболее выразительные, «характерные» формы шаманских действий, такие как шаманское посвящение, обретение священных атрибутов. Драматизированные и мифологизированные ритуалы посвящения шаманов абаасы, по-видимому, отражали характеристики суровых инициаций архаичного общества с выраженными патриархальными тенденциями. Значительная часть мотивов мистерии посвящения якутского шамана обнаруживаются в мифологии ритуалов промыслового культа и инициаций в различных культурах Старого Света.

3. Якутский шаманский костюм и другие атрибуты наглядно показывают тенденцию к виртуализации обрядовой деятельности, которая проявляется в шаманизме. Атрибутика якутского шаманизма представляет святыни родового общества, которые применялись в рамках архаичных обрядов, в едином символическом комплексе. Атрибутика шаманского облачения вобрала в себя символизм знаков социального пространства, использовавшихся в ритуалах овладения пространством. Шаманский костюм имел значение мобильного алтаря, в котором была представлена совокупность языческих святынь. В составе изображений костюма можно отметить знаки матери-земли, дерева «рождения», солнца, месяца, которые относятся к знакам упорядоченного пространства, применяемым в архаичных групповых ритуалах. Бубен якутского шамана также воспроизводил модель упорядоченного пространства. Ритуальный символ эмэгэт в атрибутике шаманского костюма сопряжен с использованием символических значений общинных святынь, связанных с процессами символического выражения патриархальных тенденций. В то же время присутствие этого ритуального символа указывает на функционирование механизма ритуальной сегментации и область специализации шамана абаасы. Эмэгэт — это фигурка духа-покровителя шамана и название изображения духа-юёр, причиняющего болезнь. Шаманы абаасы специализировались на лечении болезней и устранении других негативных воздействий.

4. Шаманские камлания у якутов, структурно и тематически сходны с сюжетами мифов о культурном герое. Это не означает, что якутские шаманы в процессе проведения обряда использовали нарратив. Сходство этих элементов обусловлено синхронностью развития архаичной мифологии культурного героя и ритуальной практики, на основе которой сложилось шаманство. Они возникли и развивались в сходных социально-исторических условиях. Подобно героям архаичных мифов, которые посредством налаживания коммуникации и уловок изымают значимые ценности у их первоначальных хранителей, шаманы моделируют процесс добывания определённых благ, который включает в себя игровое взаимодействие со сверхъестественными партнёрами человеческого коллектива. Камлание якутского шамана содержало признаки обыгрывания сексуально-половой тематики, характерной также для мифологии культурного героя и ритуальных форм периода разложения материнского общества. Мотивы игры в камланиях шаманов абаасы присутствовали в сценках-диалогах, главным персонажем которых выступал дух Кээлээни. Применяемые при этом трюки с игровым манипулированием половыми органами, затоплением юрты, ловлей рыбы, идентичны трюкам героев архаичной мифологии. Отдельные темы и образы в якутском шаманизме демонстрируют наличие генетической связи с темами и образами архаичных мифов о культурном герое. Например, образ преграды в водоеме (запруды), расположенной на мистическом речном пути и образ ворона, присутствующий в якутских легендах генеалогической и шаманской тематики. Эти образы и связанные с ними темы и сюжеты, обнаруживаются в наиболее архаичных вариантах мифов о культурном герое, распространенных у палеоазиатов и индейцев северо-запада Северной Америки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Изучение явления якутского шаманизма в исторической ретроспективе позволяет выявить в нём множество разновременных рудиментов в той или иной степени их совмещения.

В процессе решения задач исследования мы пришли к следующим выводам:

1. Анализ базовых работ, посвященных изучению явления шаманизма, позволяет сделать вывод о том, что шаманская деятельность представляла собой один из механизмов социального регулирования в традициональных обществах. Используя символические средства, шаманы демонстрировали соплеменникам процесс решения актуальных проблем, снимая напряжение и предупреждая конфликтные ситуации. Шаманы применяли механизм рефлексивного управления, состоящий в том, что в процессе взаимодействия первый субъект совершает определенные действия для получения ожидаемых реакций со стороны второго субъекта с целью достижения желаемого результата. Шаманы регулировали психологическую атмосферу социального организма, посредством демонстрации образцов решения проблемных ситуаций. Эти образцы воспроизводили различные ситуации межличностного и межгруппового взаимодействия, однако выводили их за рамки реального социального контекста. Проблемные ситуации в традициональных обществах обуславливались необходимостью обретения витальных и духовных ценностей. Поскольку связь между функционированием социальных институтов и обретением ценностей в традициональных обществах была не очевидной для их членов, постольку источники значимых ценностей рассматривались как внеположные общественному организму. Шаманы в своих специфических обрядах, реализовывали действия, сводившиеся к идее оперирования ценностями (дихотомия «добывания-удаления»). Для этого выстраивалась виртуальная модель социального организма с персонажами, фиксирующими базовые социальные нормы в их позитивном и негативном аспектах, куда переносились элементы проблемной ситуации. Затем обыгрывались различные ситуации взаимодействия, в поисках приемлемых путей решения проблемы. Схемы решения различных проблем предстают в шаманизме как продукты обрядовой деятельности. Шаманские практики позволяли потребителям оценить значимость проблемы, определить какие ресурсы можно использовать для достижения желаемого результата. Символическими средствами, с помощью которых шаман приводил в действие механизм рефлексивного управления, являлись ритуал и миф. Эти элементы, вкупе с институтом шаманов, образовывали органическое единство или символическую систему социального регулирования. Соответственно, шаманизм можно обозначить как символическую систему социального регулирования (регулятивную систему), механизмы которой приводятся в действие особым культовым деятелем, сосредоточившим в своих руках функции применения ритуала и мифологии в процессе разрешения актуальных проблем традиционального общества. Мы обозначаем эту систему как регулятивную потому, что она регулировала психологическую атмосферу социального организма, посредством демонстрации образцов решения проблемных ситуаций. При этом, идеи, понятия, образы и представления, которые использовались в шаманских практиках, не являются продуктами творчества шаманов. Все эти элементы предшествовали шаманизму или, по крайней мере, параллельны ему в том смысле, что являются плодом общего религиозного, а не эзотерического опыта. Шаманство как специфичная форма ритуальной деятельности, особенность которой состоит в индивидуальном шаманском исполнении, является составной частью шаманизма в аспекте практической реализации идеи обращения ценностей. Шаманство представляет собой оптимизированную форму ритуальной деятельности, связанную с вполне определенными формами социальной организации. Шаманские практики не являлись результатом монополизации исполнения ритуалов и применения схем, наличествующих в мифах. Однако они оказались наиболее удобными для решения актуальных проблем в бытовом плане, в условиях ограниченности ресурсов у того или иного общества.

Специфическая форма шаманского ритуала, которая весьма напоминает театральную игру, всегда соответствовала мифическим схемам. Особенность шаманской ритуальной практики заключается в том, что обыгрывание ситуаций взаимодействия имело импровизационную форму, не нарушая при этом структуры обряда. Эмоциональные проявления шамана, возникавшие во время камлания, на которых сосредоточилось внимание исследователей, соответствовали ролевым предписаниям и контексту сценического действия. Благодаря эмоциональному исполнению шамана, зрители могли наглядно увидеть процесс решения проблемы. Драматическое исполнение шамана заставляло зрителей сопереживать, т. е. проявлять своё личное отношение к процессу решения проблемы.

2. Истоки шаманизма в Сибири как символической системы социального регулирования, механизмы которой приводятся в действие особым служителем, лежат в идеологии обществ, где промысловая присваивающая деятельность начала принимать всё более специализированный и индивидуальный характер. Очевидно, что в условиях развивающейся промысловой специализации, обряды, ориентированные на объекты внешнего по отношению к социуму пространства, сосредотачивались в руках субъектов, непосредственно занимавшихся промысловой деятельностью. Подобно тому, как организация промысла сосредоточилась в руках опытных охотников, обрядовая деятельность тоже стала сферой процесса специализации. Обрядовая деятельность сосредотачивалась в руках профессиональных исполнителей, которые наглядно демонстрировали процесс поиска решения актуальной проблемы. Подобно тому, как символическое приобщение к производственному процессу приобрело виртуальный характер, в ходе которого охотник изображал перед сородичами все детали добычи промысловых животных, обрядовая деятельность, ориентированная на оперирование ценностями, также приобретала виртуальный характер. Это было связано с тем, что в обществе закреплялась практика ориентации большинства на лидеров и профессионалов.

Исследователи отмечают, что шаманизм обнаруживается, по преимуществу, в этнических сообществах, ведущих обособленный образ жизни в труднодоступных районах, сегментированных на небольшие локальные группы. Основой шаманизма, является усложнение структуры общества, начало разложения первобытной общины, когда культ становится сферой ведения ее сегментов. Шаманизм включал в себя оптимизированные формы культовой деятельности, удовлетворяющие потребности локализованных сегментированных обществ.

У якутов преемственность между обрядами промыслового культа и шаманскими ритуалами обнаруживается в наличие признаков сосредоточения ритуальных функций у мужской части общин, индивидуализации исполнения символических действий, построении схемы оперирования с ценностями с ориентацией на объекты внешнего по отношению к социуму пространства. В обрядах промыслового культа и в шаманских мистериях доминантное значение имеет тема перемещения. Символизм перехода с маркировкой двух зон — внутренней и внешней, устанавливает отношения смежности между ритуалами промыслового культа и шаманскими мистериями.

3. Якутский шаманизм в качестве локального варианта регулятивной системы шаманизма, занимает особое положение в ряду форм религии сибирских народов, поскольку в нем были органично объединены ритуальные и идеологические элементы различных культур Сибири. Участие различных этнических групп в процессе формирования якутского народа и активный культурный обмен придали якутскому шаманизму большое своеобразие. Это обнаруживается в мифологии, обрядах и атрибутике якутского шаманизма. Исследователи якутского шаманского комплекса указывают на его значительную архаичность. Сюжеты шаманских ритуалов якутов в меньшей степени, чем у других тюрко-монгольских народов Сибири, подверглись изменениям, привнесенным влияниями ведущих мировых и национальных религий. Характерной чертой якутского шаманизма является деление института шаманов на два сообщества — белых и черных, в становлении которых обнаруживаются следы культурного влияния различных этнических групп. Становление комплекса черного шаманства у якутов было связано с осевшими в бассейне р. Вилюй и в северных районах Якутии якутами-урангхаями, которые представляли собой сегмент якутского населения, в формировании которого приняли участие эвенки и монголоязычные группы. Черное шаманство имело экстатический характер, где главное значение имели видения и ощущения шамана. Культ божеств-айыы, служителями которого были так называемые белые шаманы, сложился в среде якутов-саха Центральной Якутии, происхождение которых связано с тюркоязычными группами, мигрировавшими на территорию Якутии в первой половине II тысячелетия. Белое шаманство представляло собой умилостивительный культ, где основное значение уделялось ритуалу и импровизированным торжественно-почтительным обращениям (алгысам) к божествам. Белое шаманство, в отличие от черного, имело отчетливо выраженный характер культа плодородия, в котором на ранних этапах развития ведущие роли принадлежали женщинам.

4. Якутский шаманизм, представляющий собой регулятивную систему, воспроизводящуюся действиями особого служителя-ойуун'а, формировался на основе более архаичных символических систем повествования и действий (архаичные мифы и ритуалы). Если в якутской культуре значительная часть культовой практики находилась в сфере компетенции института шаманов, то в других, менее масштабных по численности и плотности населения этнических группах Сибири, комплексы мифов и обрядов были представлены в формах, позволяющих видеть в них образцы более ранних по сравнению с шаманизмом механизмов символического регулирования социальных отношений. Так, в зачине шаманского камлания проявляются черты древних обрядов овладения пространством. Шаман фиксировал свою исходную позицию, используя маркеры социального пространства — очаг, родовые и семейные святыни, детали конструкции традиционного жилища. Построение модели пространства начиналось с процедур, обладавших апотропейным значением. Смысл и форма обращения к данным предметам были тождественны таковым в архаичных групповых обрядах. Построение композиции ритуала в шаманизме якутов включало обращение священнослужителя к огню и жилищу. Моление духу священного огня — 'Уот иччитин алгыыса', составляло отдельную часть шаманского камлания у якутов. Сценическое действо камлания изображало пространство жилого помещения как зону контакта между людьми, представленными шаманом, и духами. В якутском шаманизме использовались также другие ритуальные символы, призванные маркировать область упорядоченного пространства, такие как ритуальный коврик-олбох и бубен. Прототипы якутских шаманских ритуалов построения сакрального пространства, обнаруживаются в более архаичных апотропейных ритуалах народов Сибири и прилегающих регионов. Построение священного пространства в шаманизме якутов разворачивалось по тому же ритуальному сценарию, что и в более стадиально-ранних нешаманских обрядах. Шаманское облачение якутов является атрибутивным комплексом, конфигурация символов которого выражает идею тождества субъекта и объекта, характерную для родового и семейного культа святынь и покровителей. Значение упорядочения окружающего мира, присутствующее в практике использования святынь в данной ранней форме религии, воплощается в ритуале облачения шамана в костюм у якутов и других этнических групп региона Сибири и Дальнего Востока. Если святыни в рамках родового культа используются в контексте защиты, то и костюм шамана представляет собой, прежде всего защитное средство. В состав апотропейных процедур якутского шаманизма, связанных с архаичными обрядами, входит также обращение шамана к женскому олицетворению освоенной территории.

5. Процедуры оперирования с внешними объектами, в отличие от апотропейных процедур, исполняющих символические защитные функции, были связаны в символических действиях с выделением значения активной позиции субъекта. Внешними объектами, которые выступают маркерами зон реципрокного обмена ценностями в якутском шаманизме, являются доминантные символы, универсальные не только для сибирского региона. Если апотропейные процедуры в шаманском ритуале маркируют исходный рубеж символического действия, то процедуры моделирования внешнего пространства применяются для решения проблемных ситуаций. Доминантные символы в системе шаманских ритуалов отрываются от своего конкретно-вещественного бытия и превращаются в точки моделируемого, виртуального пространства. Идея мистического путешествия и обмена значимыми ценностями является базовой в мифологии инициаций якутских шаманов. Такие доминантные символы, как гора, дерево, водоем, являются фиксированными точками ритуала мистического путешествия якутского шамана. Некоторые из этих символов указывают на генетические связи якутских шаманских ритуалов. Например, значения и ритуальные контексты водных символов в шаманизме якутов демонстрирует близость к таковым в архаичной системе обрядов и мифологии у локальных сегментированных сообществ таежной и тундровой зон Сибири. А наибольшую близость к значениям символа дерева в шаманских ритуалах у якутов, обнаруживают контексты символа дерева в преданиях о шаманах и ритуальной атрибутике тюркоязычных народов Алтая и эвенков.

6. Шаманские камлания у якутов, структурно и тематически сходны с сюжетами мифов о культурном герое. Сходство этих элементов обусловлено синхронностью развития архаичной мифологии культурного героя и ритуальной практики, на основе которой сложилось шаманство. Они возникли и развивались в сходных социально-исторических условиях. Подобно героям архаичных мифов, которые посредством налаживания коммуникации и уловок изымают значимые ценности у их первоначальных хранителей, шаманы моделируют процесс добывания определённых благ, который включает в себя игровое взаимодействие со сверхъестественными партнёрами человеческого коллектива. Камлание якутского шамана содержало признаки обыгрывания сексуально-половой тематики, характерной также для мифологии культурного героя и ритуальных форм периода разложения материнского общества. Мотивы игры в камланиях шаманов абаасы присутствовали в сценках-диалогах, главным персонажем которых выступал дух Кээлээни. Применяемые при этом трюки с игровым манипулированием половыми органами, затоплением юрты, ловлей рыбы, идентичны трюкам героев архаичной мифологии. Отдельные темы и образы в якутском шаманизме обнаруживают наличие непосредственной связи с темами и образами мифов о культурном герое, в их наиболее архаичных вариантах, представленных фольклорными традициями палеоазиатов и индейцев северо-запада Северной Америки. Например, образ преграды в водоеме (запруды), расположенной на мистическом речном пути и образ ворона, присутствующий в якутских легендах генеалогической и шаманской тематики. Сюжет, в котором повествуется о путешествии главного героя по реке и разрушении им запруды с рыбой, является одним из наиболее характерных для мифологии культурного героя, наряду с сюжетом о путешествии в верхний мир по стволу дерева. Образ запруды в якутских легендах шаманской тематики связан с темами шаманского посвящения и единоборства. Ворон в мифологии шаманского посвящения якутов сохраняет черты культурного героя, выступая в образе духа-покровителя инициаций. В легендах шаманской тематики ворон упоминается как творение главы верхних злых духов-абаасы и покровителя шаманов Улуу Тойона.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Архив ЯНЦ СО РАН
  2. Г. В. Шаманские камлания. 1924−1925 гг. // Ф. 4. -Он. 1.-Д. 94.-255 л.
  3. A.A. Демонизм-юёрдэр // Ф. 4. Оп. 12. — Д. 68. — 102 л.
  4. СаввинА.А. Дойду иччитигэр киирии // Ф. 5. Оп.З. — Д. 106. — 6 л.
  5. A.A. Сборник материалов по верованию якутов // Ф. 5. -Оп.З.-Д. 301.-245 л.
  6. , А. В. Дезадаптивное поведение как культурологический аспект (на примере народов Севера) / А. В. Абрамов // Духовная культура в жизни этноса: сб. науч. тр. Якутск, 1991. — С. 62−81.
  7. , Ю. П. Индейцы Северной Америки : (от родового о-ва к классовому) / Ю. П. Аверкиева. М.: Наука, 1974. — 348 с.
  8. , Н. А. Традиционные религиозные верования якутов в XIX начале XX в. / Н. А. Алексеев. — Новосибирск: Наука, 1975. — 200 с.
  9. , Н. А. Шаманизм тюркоязычных народов Сибири / Н. А. Алексеев. — Новосибирск: Наука, 1984. — 233 с.
  10. , Е. А. «Земля» и «земное» в мифологической традиции кетов / Е. А. Алексеенко, Н. М. Гришина // Шаман и Вселенная в культуре народов мира. СПб.: МАЭ РАН, 1997. — С. 43−50.
  11. , Е. А. Ландшафт и культура народов Енисейского Севера / Е. А. Алексеенко // Евразия: этнос, ландшафт, культура. — СПб., 2001.-С. 101−149.
  12. , Е. А. Шаманство у кетов / Е. А. Алексеенко // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири: (по материалам 2-ой половины XIX нач. XX в.) / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая. — Л., 1981. — С. 90−128.
  13. , Р. Традиционный сибирский охотничий шаманизм : поиск «счастья» / Р. Амайон // Шаман и Вселенная в культуре народов мира. -СПб. :МАЭРАН, 1997.-С. 111−123.
  14. , А. Ф. Духовная жизнь первобытного общества / А. Ф. Анисимов. -М.- Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1966. 243 с.
  15. , А. Ф. Космологические представления народов Севера / А. Ф. Анисимов. -М.- Л.: Наука, 1959. 106 с.
  16. , А. Ф. Общее и особенное в развитии общества и религии народов Сибири / А. Ф. Анисимов. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1969.- 148 с.
  17. , А. Я. Конфликтология : учебник для вузов / А. Я. Анцупов, А. И. Шипилов. -М.: ЮНИТИ-Дана, 2000. 551 с.: ил.
  18. , В. Н. Шаманство у народов Средней Азии и Казахстана / В. Н. Басилов. М.: Наука, 1992. — 328 с.
  19. , А. А. Языческие обряды якутов (Истоки якутской драмы) / А. А. Билюкина. Якутск: Якутский научный центр СО РАН, 1992. -80 с.
  20. , Н. Я. Собрания сведений о народах, обитавших в Средней Азии, в древние времена : в 3 ч. / Н. Я. Бичурин. М.- JI.: Изд-во Акад. наук СССР, 1950. — Ч. 1.: Центральная Азия и Южная Сибирь. — 392 с.: ил.
  21. , В. Г. К психологии шаманства у народов СевероВосточной Азии / В. Г. Богораз // Этнограф, обозрение. 1910. — Кн. LXXXIV-LXXXV, № 1−2. — С. 1−36.
  22. , С. И. Прошлое якутов до прихода русских на Лену : (по преданиям якутов бывш. якут, округа) / С. И. Боло. — Якутск: Нац. кн. изд-во Бичик, 1994.-352 с.
  23. , Т. Д. Познание, ценностная ориентация и проектирование в шаманской практике / Т. Д. Булгакова // Записки Гродековского музея. — Хабаровск, 2001. — Вып. 6. — С. 5−18.
  24. , Г. М. Эвенки : ист.-этнограф, очерки: (XVIII нач. XX в.) / Г. М. Василевич — Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. H.H. Миклухо-Маклая. — JI.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1969. — 304 с.: ил.
  25. , Р. С. По следам древних культур Хоккайдо / Р. С. Васильевский — отв. ред. А. П. Окладников. Новосибирск: Наука, 1981. — 176 с.
  26. Геродот. История / Геродот // Историки античности: в 2 т. М.: Правда, 1989. — Т. 1: Древняя Греция. — С. 33−120.
  27. , А. И. История Якутии : (обзор ист. событий до нач. XX века) / А. И. Гоголев — М-во образования Рос. Федерации и др. — Якутск: Изд-во Якут. гос. ун-та, 2000. — 210 с.
  28. , А. И. Якуты : проблемы этногенеза и формирования культуры / А. И. Гоголев. Якутск: Илин, 1993. — 200 с.
  29. , А. Миф и символ / А. Голан. М.: Русслит, 1993. — 375 с.
  30. , Г. Н. Палеоэтнографические памятники Таймыра : (захоронения самодийцев) / Г. Н. Грачева // Ранние формы религии народов Сибири: материалы 3 сов.-фр. симпоз. СПб.: МАЭ РАН, 1992. — С. 38−49.
  31. , Г. Н. Шаманы у нганасан / Г. Н. Грачева // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири: (по материалам 2-ой половины XIX нач. XX в.) / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — Л., 1981. — С. 69−89.
  32. , И. С. Культура северных якутов-оленеводов : к вопр. о поздних этапах формирования якут, народа / И. С. Гурвич — Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1977. — 247 с.: ил.
  33. , И. С. Некоторые вопросы избранничества и трансмиссии шаманской обрядности / И. С. Гурвич // Ранние формы религии народов Сибири: материалы 3 сов.-фр. симпоз. СПб.: МАЭ РАН, 1992. — С. 49−57.
  34. , Д. С. Исторические корни белого шаманства : (на материале обрядового фольклора бурят) / Д. С. Дугаров. М.: Наука, 1991. -304 с.
  35. , Н. П. Получение шаманского дара по воззрениям турецких племен / Н. П. Дыренкова // Сб. музея антропологии и этнографии / Акад. наук СССР. Л., 1930. — Вып. 9. — С. 261−291.
  36. , В. П. Концепция охранителей в традиционном мировоззрении тюркоязычных народов Саяно-Алтая / В. П. Дьяконова // Ранние формы религии народов Сибири: материалы 3 сов.-фр. симпоз. -СПб.: МАЭ РАН, 1992. С. 58−64.
  37. , В. П. Шаманки и общество у народов Саяно-Алтая /
  38. B. П. Дьяконова // Шаман и Вселенная в культуре народов мира. СПб., 1997. — С. 36−42.
  39. , В. И. Охотники высоких широт : долганы и север, якуты / В. И. Дьяченко. СПб.: Европейский Дом, 2005. — 272 с.
  40. , А. Н. Предисловие / А. Н. Дьячкова // Ксенофонтов, Г. В. Шаманизм: избр. тр.: (публ. 1928−1929 гг.). Якутск: Север-Юг, 1992.1. C. 5−34.
  41. , Л. И. Происхождение христианских таинств / Л. И. Емелях. -М.: Советская Россия, 1978. 128 с.
  42. , Т. В. К вопросу о «белом» и «черном» шаманстве у якутов / Т. В. Жеребина // Религия первобытного общества в свете современных данных. — Л.: Издания ГМИР и А, 1984. С.86−97.
  43. , Л. Я. Наука, философия и религия в раннем пифагореизме / Л. Я. Жмудь. СПб.: Алетейя, 1994. — 384 с.
  44. , Д. К. Культ онгонов в Сибири. Пережитки тотемизма в идеологии сибирских народов / Д. К. Зеленин. М. — Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1936.-436 с.: ил.
  45. , В. В. Комментарий к описанию кетской мифологии / В. В. Иванов, В. Н. Топоров // Кетский сборник: мифология, этнография, тексты. -М., 1969.-С. 148−166.
  46. , В. В. Типологическое и генетическое истолкование сходств между кетским и американскими индейскими мифами о разорителе орлиных гнёзд / В. В. Иванов // Происхождение аборигенов Сибири и их языков. Томск, 1973. — С. 48−50.
  47. , Л. А. Охота за головами у маринд-аним и время ее возникновения / Л. А. Иванова // Символика культов и ритуалов народов зарубежной Азии. М.: Наука, 1980. — С. 117−143.
  48. , В. И. По рекам Ясачной и Коркодону : древ, и соврем, юкагир, быт и письмена / В. И. Иохельсон. СПб., 1898. — 36 с.: ил.
  49. , В. И. Юкагиры и юкагиризованные тунгусы : пер. с англ. / В. И. Иохельсон — отв. ред. Н. А. Алексеев. — Новосибирск: Наука, 2005. 675 с.: ил.
  50. История и культура эвенов / В. А. Туголуков и др. / Рос. акад. наук, Ин-т истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока. — СПб.: Наука, 1997. 182 с.
  51. История Сибири с древнейших времён до наших дней: в 5 т. / отв. ред. А. П. Окладников. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1968. — Т. 1.: Древняя Сибирь. — 454 с.
  52. , К. Религии Гиндукуша / К. Йеттмар. М.: Наука, 1986. — 524 с.
  53. , К. Мифы и обряды : общая теория / К. Клакхон // Обрядовая теория мифа: сб. науч. трудов / сост., пер., предисл. и примеч. А. Ю. Рахманина. СПб., 2003. — С. 157−176.
  54. , С. К. Категории традиционной культуры якутов : пространство, время, движение / С. К. Колодезников // Духовная культура в жизни этноса: сб. науч. тр. Якутск, 1991. — С. 5−26.
  55. , А. И. Социология в вопросах и ответах : учеб. пособие / А. И. Кравченко. М.: Проспект, 2006. — 240 с.
  56. , Е. А. Медвежий праздник у кетов / Е. А. Крейнович // Кетский сборник: мифология, этнография, тексты. М., 1969. — С. 6−112.
  57. , Г. В. I Ураангхай-сахалар: очерки по древ, истории якутов: в 2 т. / Г. В. Ксенофонтов. Якутск: Нац. кн. изд-во Респ. Саха (Якутия), 1992. — Т. 1. — 416 с.
  58. , Г. В. II Ураангхай-сахалар: очерки по древ, истории якутов: в 2 т. / Г. В. Ксенофонтов. Якутск: Нац. кн. изд-во Респ. Саха (Якутия), 1992. — Т. 2. — 320 с.
  59. , Г. В. III Шаманизм: избр. тр. / Г. В. Ксенофонтов. -Якутск: Север-Юг, 1992. 318 с.
  60. , Б. И. Бон и маздаизм / Б. И. Кузнецов — предисл. А. Н. Зелинский, В. М. Монтлевич. СПб.: Евразия, 2001. — 224 с.
  61. , А. Е. Научные труды / А. Е. Кулаковский — Акад. наук СССР, Сиб. отд-ние, Якут. фил. ин-та яз., лит. и истории. Якутск: Якут, кн. изд-во, 1979.-483.: ил.
  62. , В. П. Некоторые скифо-сарматские элементы в шаманстве народов Средней Азии и Казахстана / В. П. Курылев // Шаман и Вселенная в культуре народов мира. СПб.: МАЭ РАН, 1997. — С. 89−99.
  63. , Дж. Тысячеликий герой : пер. с англ. / Дж. Кэмпбелл — отв. ред. С. Н. Иващенко. -М.: Рефл-бук, Ваклер, АСТ, 1997. 384 с.: ил.
  64. Леви-Строс, К. Первобытное мышление: пер. с англ. / К. Леви-Строс — пер., вступ. ст. и примеч. А. Б. Островского. — М.: Республика, 1994. -384 с.: ил.
  65. Леви-Строс, К. Структурная антропология: пер. с фр. / К. Леви-Строс — под ред. и примеч. Вяч. Вс. Иванова. — М.: Наука, 1985. 535 с.: ил.
  66. , А. Ф. Античная мифология в её историческом развитии / А. Ф. Лосев. — М.: Гос. учеб.-пед. изд-во М-ва просвещения РСФСР, 1957. -620 с.: ил.
  67. , А. И. К астрономической интерпретации числовых структур эвенкийской шаманской атрибутики / А. И. Мазин, А. В. Пеньков // Археология Северо-Восточной Азии. Астроархеология. Палеометрология: сб. науч. тр. Новосибирск, 1999. — С. 200−214.
  68. , А. И. Традиционные верования и обряды эвенков-орочонов : (конец XIX- нач. XX в.) / А. И. Мазин — отв. ред. А. П. Деревянко. -Новосибирск: Наука, 1984. — 201 с.: ил.
  69. , Е. А. Палеоазиатский мифологический эпос : цикл ворона / Е. А. Мелетинский. М.: Наука, 1979. — 230 с.
  70. , К. Война с самим собой : пер. с англ. / К. Меннингер. М.: ЭКСМО-Пресс, 2000. — 480 с. — (Психология. XX век).
  71. , Т. М. Из истории бурятского шаманизма : (с древнейших времён по XVIII в.) / Т. М. Михайлов — Акад. наук СССР, Сиб. отд-ние, Бур. фил. Бур. ин-та обществ, наук. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1980.-319, 1. с.
  72. , А. А. Скифский рассказ в отечественной историографии / А. А. Нейхардт — под. ред. И. А. Шишовой. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1982.-240 с.
  73. , М. Ф. Происхождение человека / М. Ф. Нестурх — отв. ред. Я. Я. Рогинский. 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Наука, 1970. — 440 с.: ил.
  74. , Ю. В поисках божества : очерки из истории гностицизма / Ю. Николаев. Киев: София, Ltd, 1995. — 400 с.
  75. , Е. С. Обряд и фольклор в сибирском шаманизме : опыт сопоставления структур / Е. С. Новик. М.: Наука, 1984. — 304 с.
  76. Общественный строй народов Северной Сибири: (XVII нач. XX в.) / отв. ред. И. С. Гурвич, Б. О. Долгих. — М.: Наука, 1970. — 456 с.
  77. , А. П. К истории этнографического изучения Якутии / А. П. Окладников // Сборник материалов по этнографии якутов / Акад. наук СССР, Якут, науч.-исслед. база, Ин-т яз., лит. и истории. Якутск, 1948. -С. 17−48.
  78. , Э. К. Словарь якутского языка : в 3 т. / Э. К. Пекарский. М.: Акад. наук СССР, 1958. — Т. 1. — 346 с.
  79. , Э. К. Словарь якутского языка : в 3 т. / Э. К. Пекарский. М.: Акад. наук СССР, 1959. — Т. 2. — 312 с.
  80. , А. В. Скафандры шамана Григорьева : (косм, информ. великого эвенк, шамана) / А. В. Пеньков // Эхо столицы. 1999. — 13 авг. -С. 12.
  81. , А. А. Камлания шаманов бывшего Вилюйского округа : (тексты) / А. А. Попов — сост. Р. И. Бравина — подгот. якут, текстов В. В.
  82. Илларионов и др. — отв. ред. Ч. М. Таксами. Новосибирск: Наука, 2006. -458, [5] с.: ил., портр. — (Материалы по истории религии якутов Бывшего Вилюйского округа. Ч. 3).
  83. , А. А. Нганасаны. / А. А. Попов — Акад. наук СССР, Тр. инта этнографии им. H. Н. Миклухо-Маклая. — M. — JT.: Изд-во Акад. наук СССР, 1948. Вып.1: Материальная культура. — 128, 19. с.: ил., карт. -(Новая серия. Т. 3).
  84. , У. Г. Пережитки шаманизма у эвенов / У. Г. Попова // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири: (по материалам 2-ой половины XIX--нач. XX в.) / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. H. Н. Миклухо-Маклая. — Л., 1981. С. 233−252.
  85. , Л. П. Алтайский шаманизм / Л. П. Потапов — отв. ред. Р. Ф. Итс — Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. H. Н. Миклухо-Маклая. -Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1991. 319, 2. с.: ил.
  86. Предания, легенды и мифы саха (якутов) / сост. Н. А. Алексеев, Н. В. Емельянов, В. Т. Петров. — Новосибирск: Наука, Сиб. изд. фирма Рос. акад. наук, 1995. — 400 с. (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).
  87. , Т. Кроманьонский человек : пер. с англ. / Т. Придо — ред. и предисл. Ю. Г. Рычкова. М.: Мир, 1979. — 158 с.: ил. — (Возникновение человека).
  88. , Д. С. Модель мира скифской культуры : проблемы мировоззрения ираноязыч. народов евразийс. степей I тысячелетия до н.э. / Д. С. Раевский — отв. ред. Е. В. Антонова. М.: Наука, 1985. — 256 с.: ил.
  89. , Е. В. Миф. Обряд. Религия: некоторые аспекты проблемы на материале народов Индонезии / Е. В. Ревуненкова — Рос. акад. наук — Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1992. — 214, 2. с.: ил.
  90. , Е. В. Народы Малайзии и Западной Индонезии : (некоторые аспекты духов, культуры) / Е. В. Ревуненкова. — М.: Наука, 1980. 274 с.: ил.
  91. , Е. В. Новая коллекция батакских жреческих книг / Е. В. Ревуненкова // Культура народов Индонезии и Океании: сб. музея антропологии и этнографии Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. Л., 1984. — Т. 39. — С. 136−143.
  92. Религии Китая: хрестоматия / С.Пб. гос. ун-т, Филос. фак. — ред.-сост. Е. А. Торчинов. СПб.: Евразия, 2001. — 508 с.
  93. , Е. Н. Якутский праздник Ысыах : истоки и представления / Е. Н. Романова — Рос. акад. наук, Сиб. отд-ние, Якут. фил. инта яз., лит. истории — отв. ред. Ю. Б. Симченко. — Новосибирск: Наука, Сиб. изд. фирма, 1994. 159 с.: ил.
  94. , С. И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время / С. И. Руденко. М. — Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1960. -362 с.: ил.
  95. , А. М. О символике хакасских Тесей / А. М. Сагалаев // Евразия сквозь века: сб. науч. тр., посвящ. 60-летию со дня рождения Д. Г. Савинова. СПб., 2001.-С. 216−217.
  96. , Ф. Г. Древний и средневековый северо-восток Азии : книга для учителя / Ф. Г. Сафронов. Якутск: Якутполиграфиздат, 1992. -116, 2. с.
  97. , Е. С. Дзэнский смех как отражение архаического земледельческого праздника / Е. С. Сафронова // Символика культов и ритуалов народов зарубежной Азии: сб. / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М., 1980. — С. 68−78.
  98. , В. JI. Якуты : опыт этнограф, исследования / В. JI. Серошевский — предисл. С. А. Степанов — коммент. М. Я. Жорницкая, Ш. Ф. Мухамедьянов. -М.: б. и., 1993. 713 с.: ил.
  99. Сибирские сказания / пер., перелож. и вступ. ст. А. Преловского — худож. Б. Косульников. М.: Современник, 1991. -459, 1. с.: цв. ил.
  100. , Ю. Б. Культура охотников на оленей северной Евразии : этнограф, реконструкция / Ю. Б. Симченко — Акад. наук СССР, Ин-тэтнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1976. — 311 с.: ил., табл.
  101. , А. П. Скифы / А. П. Смирнов. — М.: Наука, 1966. -200 с.: ил.
  102. , А. В. Шаман : личность, функции, мировоззрение: (народы Нижн. Амура) / А. В. Смоляк. -М.: Наука, 1991. 280 с.: ил.
  103. Современный словарь иностранных слов: ок. 20 000 слов. М.: Русский язык, 1992. — 740 с.
  104. Социология: курс лекций / Ю. Г. Волков и др. Ростов-н/Д: Феникс, 2000.-512 с.
  105. Социология: учеб. / под ред. В. И. Курбатова. Ростов н/Д: МарТ, 1998.-512 с.
  106. Социология: учебник / под ред. Д. В. Иванова. М.: Высшее образование, 2005. — 326 с.
  107. , Т. С. Шаманы сибирских эскимосов / Т. С. Теин // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири: (по материалам 2-ой половины XIX- нач. XX в.) / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н, Н. Миклухо-Маклая. Л., 1981. — С. 218−232.
  108. , С. А. Общественный строй якутов XVII—XVIII вв.. / С. А. Токарев — Науч.-исслед. ин-т яз., лит. и истории Якут. АССР — ред. Г. П. Башарин. Якутск: Якут. гос. изд-во, 1945. — 409, 5. с.: табл., схем.
  109. , В. Н. Гора / В. И. Топоров // Мифы народов мира: в 2 т. -М., 1987.-Т. 1.-С. 396−406.
  110. , В. Ф. Эволюция чёрной веры (шаманства) у якутов /
  111. B. Ф. Трощанский. — Казань: Типо-литогр. императ. ун-та, 1903. — 185 с.: ил.
  112. , Э. Р. Андроновцы охотники за черепами? : (об одной детали некролог, цикла могильника Лисаковский) / Э. Р. Усманова // Степная цивилизация Восточной Евразии. — Астана, 2003. — Т. 1: Древние эпохи.1. C. 152−155.
  113. , У. Н. Ирокезы в истории : сокр. пер. с англ. / У. Н. Фентон. // Североамериканские индейцы / ред., предисл. и введ. Ю. П. Аверкиевой. — М., 1978. Гл. 3. — С. 109−156.
  114. Философский энциклопедический словарь / ред.-сост. Е. Ф. Губский, Г. В. Кораблева, В. А. Лутченко. М.: ИНФРА-М, 1998. — 576 с.
  115. Фрейд, 3. Психология бессознательного: сб. произведений / 3. Фрейд — сост., науч. ред., авт. вступ. ст. М. Г. Ярошевский. М.: Просвещение, 1989. — 448 с.
  116. , Б. А. Происхождение календаря / Б. А. Фролов // Календарь в культуре народов мира: сб. ст. / Рос. акад. наук, Ин-т этнологии и антропологии им. H. Н. Миклухо-Маклая — отв. ред. Н. Л. Жуковская, С. Я. Серов.-М., 1993.-С. 7−37.
  117. , Д. Д. Золотая ветвь : пер. с англ. / Д. Д. Фрэзер — послесл. С. А. Токарева. 2-е изд. -М.: Политиздат, 1983. — 703 с.: ил.
  118. , Л. В. Шаманы у ненцев / Л. В. Хомич // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири: (по материалам 2-ой половины XIX нач. XX в.): сб. ст. / Акад. наук СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — Л., 1981.-С. 5−41.
  119. , С. Обрядовый подход к мифу и мифическому / С. Хьюман // Обрядовая теория мифа: сб. науч. трудов / сост., пер., предисл. и примеч. А. Ю. Рахманина. СПб., 2003. — С. 177−197.
  120. , В. В. Легенда об олене-человеке / В. В. Чарнолуцкий — отв. ред. С. А. Токарев. -М.: Наука, 1965. 140 с.
  121. Шаман: камлания / Акад. наук России, Сиб. отд-ние, Якут. фил. ин-та яз., лит. и истории — сост. С. Д. Мухоплева, Л. Ф. Рожина. Якутск: Якутполиграфиздат, 1993. — 62, 2. с.
  122. Шаман: рассказы о шаманах и их обряды / Акад. Наук России, Сиб. отд-ние, Якут. фил. Ин-та яз., лит. и истории — сост. С. Д. Мухоплева, Л. Ф. Рожина. Якутск: Якутполиграфиздат, 1993. — 53 2. с.
  123. Шаманизм народов Сибири: этнограф, материалы XVIII XIX вв.: хрестоматия / сост., вступ. ст., исслед., прилож., заключ., подбор ил. Т. Ю. Сем. — Филолог, фак. СПб. гос. ун-та. — СПб., 2006. — 664 с.
  124. , JI. Я. Первобытная религия в свете этнографии / JI. Я. Штернберг — под ред. Я. П. Алькора. JL: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1936.-572 с.
  125. , JI. Я. Семья и род у народов Северо-Восточной Азии / Л. Я. Штернберг — под ред. и с предисл. Я. П. Алькора. Л.: Изд-во ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1933.- 188 с.: портр.
  126. НЗ.Шульц, Дж. Ловец орлов и другие повести: пер. с англ. / Дж. Шульц. М.: Мысль, 1991. — 748 с.: ил.
  127. Эвенкийские героические сказания / сост. А. Н. Мыреева. -Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1990. — 392 с. — (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).
  128. , М. Священное и мирское : пер. с фр./ М. Элиаде — предисл. и коммент. Н. К. Гарбовского. М.: Изд-во МГУ, 1994. — 144 с.
  129. , М. Шаманизм : архаические техники экстаза: пер. с англ. / М. Элиаде. Киев: София, 1998.-384 с.
  130. , Г. У. Очерки по якутскому фольклору / Г. У. Эргис — Акад. наук СССР, Сиб. отд-ние, Якут. фил. ин-та яз., лит. и истории — отв. ред. В. Е. Гусев. М.: Наука, 1974. — 402 с.: портр.
  131. Юнг, К. Г. AION: исслед. феноменологии самости: пер. с англ. / К. Г. Юнг. -М.: Рефл-бук, 1997. 330 с. — (Актуальная психология).s
Заполнить форму текущей работой