Семантика кругового танца ехор у западных бурят

Актуальность исследования. Изучение традиционной этнической культуры на протяжении нескольких десятилетий было и остается одним из приоритетных направлений отечественной этнографии. Высокий семантический статус ритуального танца позволяет избрать его в качестве объекта специального рассмотрения. Причем хотелось бы отметить, что исследование будет посвящено не ритуальному танцу вообще, а только ехору1, который является одним из важнейших элементов традиционной культуры западных бурят. Интерес к анализу семантике кругового танца и его места в обрядовой жизни бурят вызван недостаточной изученностью ехора. Эти вопросы до сих пор не были предметом специального исследования. Предлагаемая работа призвана восполнить лакуны в понимании этого важнейшего архаического феномена традиционной культуры.

Данная тема занимает заметное место в комплексе проблем изучения традиционной культуры и, в частности этнического своеобразия западных бурят как в прошлом и настоящем, так и в будущем. Определение семантики кругового танца западных бурят дополняет не только знания о религиозно-мифологических представлениях бурят, но и способствует решению проблем типологии традиционной культуры.

Целью исследования является описание структуры и функций такого феномена ритуальной практики, как круговой танец (ехор) западных бурят и выявление отражения в нем традиционного мировоззрения.

Для достижения поставленных целей сформулированы конкретные задачи:

— выявить и описать обряды, в которых используется ехор;

— описать принципы организации кругового танца во время проведения обрядовопределить роль ехора в религиозно-обрядовой традиции западных бурят.

— установить, каким образом посредством ехора происходит разрешение жизненно важных критических ситуаций социума;

— и определить социо и космогонические функции ехора.

Объект исследования — круговой танец в обрядовой жизни западных бурят.

Следует отметить, что в бурятской традиции круговой ритуальный танец называется по-разному: ёхор, хатар, яахар, наадан (М.Н.Хангалов, Д. С. Дугаров, И. Е. Тугутов, Г. Д. Санжеев и др.), у закаменских бурят этот танец называется шахал [Галданова, 1992, с. 131]. Термин ехор употребляется как общее название кругового хороводного танца, что отмечено еще русскими путешественниками [Дугаров, 1991, с. 105−106].

Предметом данного исследования является семантика ехора и его основных элементов в контексте традиционной культуры.

Рамки исследования. Территориальные границы определяются распространенностью кругового танца. Исследователи всегда отмечали локальность ехора: «У всех западных бурят на девишнике пляшут и поют всевозможные плясовые песни, а у хоринских, агинских и селенгинских бурят нет плясок и плясовых песен» [Балдаев, 1959, с.4]. Д. С. Дугаров, обобщив сведения предшественников и собственные материалы, выделил типы напевов и движений восьми вариантов кругового танца бурят: аларо-унгинского, эхирит-булагатского, идинского, тункинского, закаменского, байкало-кударинского, бургузинского и заимствованного у западных бурят в 1920;х годах восточнобурятского, отметив, что «внутри каждого из указанных локальных местных стилей различаются по нескольку различных танцев или их вариантов. И таких танцев в Бурятии насчитывается несколько десятков» [Дугаров, 1991, с. 85].

Можно сказать, что территориальные рамки исследования определяются районами проживания западных бурят в Иркутской области, а также компактного проживания в республике Бурятия выходцев из Предбайкалья, для которых было актуальным исполнение кругового танца. Правда, следует отметить, что ехор, «бытовавший до Октябрьской революции только у иркутских бурят, после советизации Забайкалья из узкоэтнического танца превратился в общенациональный, распространившись по всей Бурятии» [Тугутов, 1961, с.54- 1989, с.21].

Хронологические рамки определяются степенью сохранения традиции исполнения ехора и ее фиксации в этнографических источниках. Наибольшей полнотой отличаются материалы конца Х1Х-1 половины XX вв., хотя в нашем исследовании использовались данные как более ранние, так и современные.

Источниковая база. Основные источники исследования кругового танца могут быть сгруппированы по следующим блокам:

1. Научно-этнографические исследования. Труды исследователей-этнографов, путешественников, в которых в той или иной степени полноты упоминается о бытовании кругового танца.

1.1. Прежде всего, это ранние труды общего характера, где, как правило, лишь упоминается круговой танец. Существование у западных бурят кругового танца отмечено в работах многих исследователей бурятской культуры, этнографов, путешественников и миссионеров. Например, впервые мелодия бурятской народной песни положена на ноты в 1740 году академиком И. Г. Гмелиным во время его путешествия по Западной и Восточной Сибири [Куницын, 1990, с.32]. Однако публикации об этом танце носят в основном описательный характер. Круговой хороводный танец не был объектом специального исследования. В контексте обряда исполнение хоровода лишь упоминается (Ордынский К.А., Затопляев П., Щукин Н. С., Титова З. П., Подгорбунский В. И., Шашков С., Этагоров И. М., Копылов В.,.

Гирченко В.П., Штернберг Л. Я., Петри Б. Э., Требуховский П. Ф., Хараев A.A., Санжеев Г. Д., Балдаев С. П., Басаева К. Д., и др.).

1.2. Существуют только несколько работ, специально посвященных ехору. Так, первой литературной информацией о бурятском круговом танце была работа известного бурятского этнографа М. Н. Хангалова [Хангалов, 1958, с. 282 — 286]. В ней наряду с внешним описанием ехора интерпретируется функицонально-генетическая проблема ехора, которая не разделяется многими исследователями.

И.Е.Тугутов описывает ехор в контексте общественных игровых молодежных увеселений. В своей работе он наряду с выделением локальных особенностей исполнения ехора у западных бурят и у баргузинских, предлагает версию о том, что истоками бурятского народного танца являются подражательные движения животным [Тугутов, 1961, с.43−58- 1989, с. 18−26].

И.А.Манжигеев посвятил круговому хороводному танцу специальный этнографический очерк «Бурятский ехор». Он глубоко интересовался изучаемым вопросом, осознавая «познавательную ценность в ретроспективе истории развития образного мышления народа» и полагал, что это сугубо молодежное развлекательное увеселение, сохранившееся с древнейших времен. [Манжигеев, 1985].

Наиболее оригинальное и глубокое научное исследование бурятского кругового танца было сделано Д. С. Дугаровым в монографии «Исторические корни белого шаманства» [1991], где он рассмотрел вопросы генезиса и функций кругового танца.

1.3. Тексты бурятского ехора, опубликованные рядом ученых (П.Т. Хаптаев, Г. Д. Санжеев, Н. О. Шаракшинова, Ц. Хобарков, И. Е. Тугутов, С. С. Бардаханова и др.). Их работы отличаются глубоким осмыслением места и значения ехора в бурятской обрядовой культуре и представляют ценность для понимания многих вопросов, затрагиваемых в нашей работе.

1.4. Многочисленные образцы текстов ехора, требующие специальной обработки, расшифровки и перевода для ввода их в научный оборот, которые хранятся в Рукописном отделе Института монголоведения, буддологоо и тибетологии (ИМБиТ) собранные исследователями-этнографами (Подгорбунский И., Хаптаев П. Т., Нацов Г. Ц. и др.).

1.5. В диссертации наряду с материалами литературных и архивных источников, были использованы данные полевых исследований, проведенных сотрудниками ИМБиТ, преподавателями Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств (Сыденова Р.П., Батуева И. Б., Дамбуева В.Ц.), а также полевые записи и собственный архив диссертанта.

2. Этно-хореографические и музыковедческие исследования кругового танца, как песенно-танцевального и музыкально-хореографического жанров искусства.

Степень изученности. Анализ вышеперечисленных источников позволяет сделать вывод, что в изучении генезиса бурятского кругового танца исследователями выделяются два аспекта: происхождение термина ехор и происхождение танца.

Проблемой происхождения самого термина занимались И. А. Манжигеев и Д. С. Дугаров. Они связывали его с тюркоязычными этносами. «Таким языком-источником, вероятнее всего, мог явиться язык древних уйгуров. В древнетюркских памятниках зафиксированы слова joqaray — подниматься, возвышаться, .^аги — вверх. Таким образом, оказывается, что древнетюркское joqaш и бурятское ухэ, дошедшие до нас в качестве припевных слов древнейшего обрядового хороводного танца, совершенно неожиданно выражают одно и то же понятие: вверх, вознесись. При этом бурятское ухэ есть буквальный перевод древнетюркского joqaш — вверх, которое, в свою очередь, является направительным падежом от joq — высокое место» [Дугаров, 1991, с. 107].

Несколькими годами раньше Манжигеев, объяснявший происхождение термина, предложил в числе других и эту интерпретацию: 1) ёрг-ёрг гэхэ (двигаться вприпрыжку) — 2) ёрд-хорд гэлдэхэ (говорить отрывисто, резко) — 3) от древнетюркского juqaru (вверх), juqaru bol (подниматься), juqruk (быстрый, скорый), juqur (бежать) [Манжигеев, 1987, с. 14].

Одновременно Д. С. Дугаров рассмотрел синоним слова еохор — наадан. Определив его полисемантичность — 1. Игра, забава, развлечение- 2. Вечер, вечеринка, танец (хороводный) — 3. Постановка, спектакль, концерт- 4. Шутка, насмешка, потеха- 5. Ток (о птицах), он провел аналогию с монгольским словом надом, которое означает национальный спортивный праздник.

Существует несколько интерпретаций по поводу значения термина хатарха (хатар). Например, это связано с названием последнего третьего периода исполнения ехора — самом быстром и стремительном, когда основным движением танцующих был быстрый бег (скачка, рысь) — хатарха (букв.: рысить). Известно, что кинетика танца подразделяется на 3 неравные части. Так, по сведениям М. П. Данчиновой (1932 г. р.), у нукутских бурят Иркутской области каждый этап исполнения хоровода имеет собственное название: первая часть самая медленная называется захалга (почин), втораятургэн наадан (ускоренное игрище), и наконец самая быстрая и стремительная — хатарха (рысить). Д. С. Дугаров пишет, что завершающая цикл быстрая часть называлась шангалгын дуун («песни быстрого танца»), от глагола шангалаха — «поторапливаться», «ускорять темп» [Дугаров, 1991, с. 88].

Исследователь-этнограф Н. Б. Дашиева считает, что термин хатарха является отражением представления древних бурят об архаическом календаре как творении времени. Ее предположение основано на том, что слово хатарха вызывает ассоциацию с копытным животным. Д. С. Дугаров считает, что это животное (маралуха, козел) является ездовым животным шамана, с помощью которого он совершает свои космические путешествия.

Буряты своим магическим танцем с его припевными словами-заклинаниями помогали своему посланцу — шаману-ходатаю, «подталкивая» его ездовую маралуху вверх" [Дугаров, 1991, с.98]. По устному сообщению Н. Б. Дашиевой, в архаическом календаре древних бурят копытное животное (лось, олени, маралуха) является зооморфным кодом ночи, где вечная погоня за животным, скачка в ночи, есть творение мира. Исследователь полагает, что кинетика ехора (хатарха), является воспроизведением архаического представления древних бурят о творении времени, в результате которого рождается новый мир, — рождается новый день. Этим обусловленно то, что исполнение ехора всегда связано с временем ночи (с захода солнца и до рассвета), т. е. периодом движения (творения), а не днем — периодом статики.

Таким образом, вышеназванные термины являются с одной стороны, синонимами общего слова «ехор», а с другой — они являются отражением определенной формы исполнения кругового танца или воплощением космологических представлений древних бурят, совмещенных в последствии в одном действии — исполнении кругового танца.

Однако, употребление термина значительно шире. Так, А. Г Лукина приводит слова М. Я. Жорницкой о том, что вариациями термина ехор обозначаются не только бурятский хороводный танец, но и хороводные танцы эвенков, долган и якутов. Близость якутского танца осуохай и бурятского ехора объясняется древними этнокультурными связями якутов и бурят, сходством их хозяйствования, определенной близостью в формах обрядов [Лукина, 1998, с. 112−113].

В диссертации термины ехор и круговой танец для обозначения ритуального танца западных бурят используются как синонимы. Другие термины употребляются в том случае, когда необходимо подчеркнуть региональную специфику танца.

Кроме того, в процессе изучения кругового танца учеными были выдвинуты две гипотезы по проблеме генезиса: 1) автохтонность формирования ехора [М.Н.Ханагалов, Г. Д. Санжеев и т. д.]- и 2) как следствие этно-культурного влияния других традиций. Первая точка зрения основывалась на том, что исполнение кругового танца является реликтовым отголоском эпохи зэгэтэ аба, когда исполнение хоровода, и в частности его трехчастность, являлось репетицией древних охотников перед охотой на диких зверей [Хангалов, 1958; 1959]. Данной гипотезы придерживались ряд ученых-этнографов и хореографов, занимавшихся исследованием кругового танца [Е.М.Залкинд, А. И. Уланов, С. С. Бардаханова, Б. В. Олзоев, Ф. С. Иванов, Т.Е. Гергесова]. Впоследствии эта идея была «отвергнута, как не выдержавшая критики ни с методологической, ни с фактической стороны» [Дугаров, 1991, с.89].

В свою очередь, Д. С. Дугаров предложил другую гипотезу, объясняющую появление кругового танца у западных бурят. По его мнению, ехор «как особая форма народной хореографии и важный элемент ритуального комплекса белого шаманства был занесен к нам извне пришлыми индоиранскими индоевропейскими племенами» [Дугаров, 1991, с. 118]. Он полагает, что «весь обрядовый комплекс культа неба, земли и плодородия, а также и обслуживающий его круговой танец распространялись по всей Евразии, из одного единого культурного центра» [Дугаров, 1998, с. 103, 107], который он локализует в Западном Средиземноморье — Ближний Восток, Месопотамия, Малая Азия и Эгейский культурный мир. Более того, Д. С. Дугаров выделяет четыре региона бытования кругового танца, в названии которого в той или иной степени присутствует корень хор/кор/кол: на Ближнем Востоке хороводный танец известен издревле в Иране, Закавказье, островном Средиземноморье. Таковым является азербайджанский халай, гурзинский хоруми и т. д.- в Центральной и Восточной Европе: русский хоровод, чешский chorovod, польский korovod, украинский коровод, белорусский карагод, венгерский kortaz, болгарский хоро, молдавский хорэ, македонский оро и т. п.- в Юго-Восточной Азии, где на территории современной китайской провинции Юньнань проживает целый ряд некитайских народностей мяо-яов центральной и северной частях Сибири от Байкала до берегов Северного Ледовитого океана и полуострова Таймыр [Дугаров, 1998, с. 103 105]. '.

Эти выводы Д. С. Дугарова вполне вписываются в контекст исследований места и роли кругового танца. С одной стороны, его распространение и сходные наименования отмечались в этнических культурах разных регионов Сибири: юго-западный район, включающий территорию расселения западных групп эвенков, где он обозначается терминами ехор, дъяхуръясеверо-восточный ареал с эвенкийским хэдьэсеверо-западный (Таймыр и прилегающие территории Якутии), где распространен долганский танец хэйро [Жорницкая, 1999, с. 141]- и нанайская пляска «кжора» [Тугутов, 1989, с.27].

В якутской традиции во время проведения обрядового праздника ысыах «устраивали спортивные игры, а также круговые танцы ункуу» [Лукина, 1998, с. 12]. Исследователи танцевального жанра в области этнографии, археологии и хореографии полагают, что круговой хороводный танец издревле был необходимой составной частью обрядовых игрищ, связанных с молениями и жертвоприношениями.

С другой стороны, ехор рассматривается в типологическом аспекте, где особое внимание обращается на его форму. Известно, что круг, как наиболее удобная форма массового танца «является древнейшим повсеместно распространенным символическим знаком в пластике танца» [Еремина, 1998, с.22]. Э. А. Королева пишет, что «круг как наиболее удобная форма массового танца была известна человеку уже в те далекие времена, когда он еще не выделял себя из окружающей среды» [Королева, 1977, с. 139]. У исследователей существуют различные мнения по данному вопросу. Например, М. М. Маковский рассматривает круговые танцы в значении военных плясок. Исследуя мифологическую символику индоевропейских народов и терминологическое обозначение танца в их языках, он предложил, исходя из родства таких терминов, как др.-англ. hring «круг», но нем. Krieg «война»: ср.нем. regen «двигаться», что «круговые танцы нередко носили военный характер» [Маковский, 1996, с 329]. По его мнению, божества войны в древности одновременно были и божествами плодородия, военные (круговые) танцы были нередко и фаллическими танцами, обязательным атрибутом которых было протыкание земли копьями (символ убийства врага, но одновременно — символ оплодотворения земли). По мнению М. Ю. Ереминой, «построение в круг считалось оберегом от злых сил и гарантировало благополучный исход обряда. В охотничьих плясках круг означал облаву, в землечельческих обрядовых танцах символизировал плодородие. В кругу лечили и женили» [Еремина, 1998, с.22]. Н. Жюльен полагает, что символика круга (кругового танца) имело тройное значение: круговорот жизни, временной цикл и божественное начало [Жюльен, 1999, с.201].

В таком широком контексте рассматривались функции ехора Д. С. Дугаровым, который акцентировал свое внимание на однойосуществление магической связи социума с небом. Исполнение кругового танца, по его мнению, способствовало «поднятию на небо душ жертвенных животных или умерших, а также шамана во время камлания и моления с целью получения небесной благодати» [Дугаров, 1991, с. 118, 150]. Несколько позже в статье, специально посвященной круговому танцу, он полагает, что эти «танцы. были тесно связаны с обрядностью культа плодородия и наступления весны: большинство. обрядов, начиная уже с неолитических времен, приходилось на весну, когда луга и пашни самых ранних земледельцев и скотоводов начинали покрываться зеленью» [Дугаров, 1998, с. 106]. Исполнение танца вокруг центра, по его мнению, было исполнением заклинаний для магического воздействия на рост растений. «Поэтому древние предки современных армян во время своих круговых хороводных танцев бесконечное множество раз повторяли одно и то же слово вэр-вэр, вэр-вэр, что означало вверх-вверх, вверх-вверх. Точно также и современные буряты, танцуя свой ехор, до сих пор после каждого из двухили четырехстишия (куплет) многократно повторяют один и тот же припев, состоящий из одного единственного слова: еохор, еохор, еохор, ео, что на языке древних тюрков также означало вверх, вверх, вверх» [там же].

По мнению других советских ученых-этнографов, основной функцией ехора являлся психотерапевтический эффект, т. е. главной целью исполнения ехора было:

— удовлетворение психологической разрядки людей;

— удовлетворение художественно-игровой потребности;

— информационно-эстетическое освоение действительности и т. д. [Санжеев, 1929; Шаракшинова, 1959; Иванов, 1963; Гергесова, 1974; Манжигеев, 1985; Бардаханова, 1999].

В результате многолетних исследований ученым удалось выделить некоторые характерные, семантически значимые моменты ехора: во-первых, круговой танец являлся составной частью традиционных обрядовых действ и ритуальных возлияний с целью ублажения божеств и духов, от которых зависело благоденствие людей. Его ритуальный характер отмечен еще М. Н. Хангаловым, который писал, что исполнять его можно было только в экстатическом состянии [Хангалов, 1958, с.282]- во-вторых, одним из самых характерных атрибутов кругового танца является центр (шест, столб, дерево, костер, гора и т. д.), который, по мнению ряда исследователей [Г.Р.Галданова, Д.С.Дугаров], символизирует мифическое Мировое древо или Мировую гору, а также может выступать в качестве фаллического символа [Т.Д. Скрынникова]- в-третьих, исследователи отмечали обязательную сомкнутость круга (в противном случае, по мифологическим воззрениям бурят, в круг могут войти нечистые силы и всем навредить) — в-четвертых, движение кругового танца совпадало с направлением движения солнца, что указывает на тесную связь кругового танца с солярным культом.

Специальной областью исследования кругового танца был его анализ с хореографической и музыковедческой точек зрения (первым, проработал кинетику танца М.Н.Хангалов), в результате которого были сделаны следующие выводы: во-первых, зафиксирована кинетика кругового танца. И. Е. Тугутов, Ф. Балдаев, Ц. Хобарков, Ф. С. Иванов, Д. Аюшеев и др. в своих работах тщательно и скурпулезно описали и наиболее полно отразили локальные и региональные особенности исполнения ехораво-вторых, на основе анализа содержания и формы ехора как музыкального произведения, выделены варианты метроритмического своеобразия локальных особенностей ехора (Т.Е. Гергесова, М. Я. Жорницкая, В. Ивинг, Б. В. Олзоев, Д. С. Дугаров, Й. Куницына, О. Куницын и др.). Например, Б. В. Олзоев исследуя музыкально-выразительные средства тункинского ехора пишет: «здесь чередующийся ритм связан с характером движения хоровода, то есть после прохождения двух тактов двухдольного размера следует такт трехдольного размера, где обычно на третьей доле в танце приостанавливается движение» [Олзоев, 1972, с.256−257].

Известный музыковед О. Куницын полагает, что в основе национального мелодического своеобразия бурятского фольклора, в том числе ехора, лежит ангемитонная пентатоника (бесполутоновое пятизвучие) [Куницын, 1990, с.26]. Следует отметить, что, впервые профессиональная работа по записи, обработке и расшифровке бурятского ехора, а также его анализа была проведена П. М. Берлинским, который в 1930;х годах совершил музыкальноэтнографические экспедиции по сбору материалов песенного творчества западных бурят. Результаты его работы были опубликованы в книге «Перспективы музыковедческой работы и музыкального строительства в Бурят-Монголии» [Берлинский, 1931]- в-третьих, выявлено проявление в монодическом мелосе ехора гетерофонных элементов, о которых упоминали еще дореволюционные музыковеды в песенном творчестве бурят. Так, Р. Иванов еще в 1911 г. отмечал, что у иркутских бурят «часть хора ведет плавную мелодию, часть певцов исполняет варианты этих мелодий (подголоски), а часть поет ходы с первого тона на пятый, что указывает на гармоническое чувство в певцах» [Иванов, 1911]. Г. Д. Санжеев приводит слова А. Д. Руднева о том, что «бельгийские миссионеры,. слышали хоровое пение (не унисон)» [Санжеев, 1929, с.460−461]. Композиторы и музыковеды советского периода полагали, что бурятский ехор содержит в себе «некоторые тенденции многоголосья» [Берлинский, 1931, с.11]. О. Куницын выявил в ехоре принцип «расщепления» унисона на два-три голоса, что содержало в себе потенцию к многоголосию [Куницын, 1990, с.29−30].

Методология и методы исследования. В качестве одной из важнейших методологических установок можно считать то, что в традиционном обществе проявления различных сторон деятельности были настолько тесно связаны между собой, что сколько-нибудь отчетливое противопоставление утилитарных и символических аспектов иногда просто невозможно. Поэтому исполнение кругового хороводного танца в обрядовой жизни общности понимается как некий механизм, регулирующий или санкционирующий явления повседневной жизни.

Поскольку не только в архаических, но и в традиционных обществах, каковым можно рассматривать и бурятское, космическая модель является основой некой универсальной глобальной символической модели, которая реализуется в ритуалах — этих сакрализованных и стереотипизированных формах социального поведения, где воспроизводятся одни и те же символы и структурные конфигурации, особое значение должно придаваться изучению текста ехора (его вербальным и невербальным формам). Это может способствовать реконструкции синтагматической структуры «текста» ехора.

Другой необходимой стороной исследования ехора должно быть выделение и уточнение парадигматических единиц как внутри одного ритуала, так и общих для всех ритуалов, и образование некой совокупности, представляющей собой систему.

Методом, который может способствовать подобному исследованию ехора, является расчленение текста на коды, ряды и уровни, выявление того, что является центральным в обряде, через какие единицы (в вербальной и невербальной форме) реализуются космическая и социальная модели в обряде, как они обозначаются в языке и т. д. [E.H. Мелетинский].

Кроме того, для интерпретации семантики ехора в обрядовой жизни бурят использовались различные методы исследования: структурно-семантический анализ, историко-сравнительный, функциональный методы, а также дескриптивны, интерпретативный. При этом мы привлекали этнографический материал по традиционной культуре не только бурят, но и других народов. Изучение традиционного в жизни этноса позволяет выявить как исторические связи с соседними народами, так и типологически сходные феномены в их мировоззрении.

Методологической основой исследования послужили фундаментальные труды отечественных и зарубежных этнографов, культурологов, историков, археологов в области этнологии и мифологии [А.К.Байбурин, Ю. Б. Бромлей, Л. Н. Виноградова, С. В. Лурье, E.H. Мелетинский, Я. В. Пропп, Н.И. и С. Н. Толстые, В. Н. Топоров, Дж. Фрезер, М. Элиаде и другие].

Научная новизна работы состоит в постановке проблемы и ее исследовании с точки зрения интерпретативного метода — семантического анализа. Впервые в бурятоведении применяется комплексный подход к исследованию ехора и его значения в традиционной культуре бурят. Благодаря этому были выявлены внутриструктурные связи. Впервые устанавливается прямая связь исполнения ехора с разными видами обрядовой деятельности. Определяется маркирующая роль кругового танца в процессе магического взаимодействия сакрального и профанного. Это позволяет классифицировать обрядовую деятельность через исполнение именно кругового танца. Предлагается рассматривать форму хороводного танца в качестве этнодифференцирующего маркера в традиционной культуре бурят.

В диссертации предпринимается попытка этнокультурологического подхода к анализу бурятского кругового танца. Поскольку это первая работа по данной теме, то она отнюдь не претендует на исчерпывающий охват проблематики. Мы рассматриваем свою работу в большей степени как начало систематического комплексного изучения поставленных вопросов.

Теоретическая и практическая значимость. Изучение ехора имеет большое значение для решения проблем исследования этнои культурогенеза. Результаты исследования могут быть полезны для дальнейших исследований в области этнологии и ритуала. Кроме того, в настоящее время, когда пробудился интерес к вопросам исторических культурных корней и путей развития народа, возросла тяга к познанию утраченных за последние десятилетия ценностей этнической культуры, традиций и обычаев, исследование места и значения кругового танца в жизни бурят может восполнить пробелы в знании конкретных особенностей этнической культуры.

Предложенная в работе методика может способствовать не только дальнейшему углубленному исследованию явлений бурятской традиционной культуры, но и изучению элементов ритуала на типологическом уровне.

Практическая значимость результатов исследования заключается в использовании материалов и выводов диссертации при подготовке в регионе этнографов, историков, фольклористов, этнокультурологов, культурологов, этномузыковедов.

Апробация. Некоторые отдельные положения, выводы и результаты исследования изложены автором в виде доклада на II Международном научном симпозиуме «Традиционный фольклор в полиэтнических странах» (Улан-Удэ, 1998 г.), а также в публикациях на республиканских, межрегиональных и международных конференциях и симпозиумах: РАЭСК «Молодая археология и этнология Сибири» (Чита, 1999) — Международной научно-практической конференции «Проблемы традиционной культуры народов Байкальского региона» (Улан-Удэ, 1999) — Межрегиональном научно-практическом семинаре «Проблемы культурологического образования: этно-региональные аспекты» (Москва — Улан-Удэ, 1999) — РАЭСК «Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии» (Новосибирск, 2000).

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы. В четырех параграфах первой главы рассматриваются все случаи исполнения ехора в обрядовой жизни, зафиксированные в этнографических источниках. Вторая глава состоит из четырех параграфов, в которых на основе структурно-семантического анализа как вербального, так и невербального текстов кругового танца выявляются его космои социогонические функции.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Обрядово-ритуальная система, где встречается функциональная востребованность исполнения ехора, сохранила основные свои черты почти до середины XX века. Это подтверждается трудами многих исследователей, занимавшихся бурятской традиционной культурой. Однако, составить наиболее полное представление о роли и значении кругового танца в жизни общества невозможно без понимания архаических основ мировоззрения. Изучение вербального и невербального текстов ехора в обрядовой жизни западных бурят является одним из важнейших источников информации о духовной культуре этноса.

В своей работе мы постарались проследить на основе имеющихся сведений закономерности функционирования ехора в структуре обрядовой деятельности и на основе этого провести ретроспективный анализ тех традиционно-мифологических представлений, которые сохранились в виде отдельных фрагментов.

В первой главе анализ собранного материала о бурятском круговом танце достаточно четко свидетельствует о том, что ехор играл очень важную роль' в жизнедеятельности бурятского этноса. В обрядах с помощью ритуального танца регламентировались те аспекты, которые считались наиболее значимыми для существования самого коллектива.

Анализ семантики ехора показал, что исполнение кругового танца в обрядовой жизни бурят явление более сложное и глубокое, чем это представлялось на первый взгляд.

1) Исследование ехора в структуре календарных обрядов выявило, что круговой танец является с одной стороны механизмом подтверждения нерушимости социума, а с другой — его исполнение усиливает сакральное воздействие при вымаливании благодати, перемене статуса и т. д. Для этого существуют определенные условия во время его исполнения (в агентивном коде, акциональном, пространственно-темпоральном и т. д.). Предпринятый нами анализ показал, что круговой танец занимает в структуре обрядов важное место в решении жизненно необходимых проблем (стабилизация и гармонизация). Так, необходимым условием для начала ехора во всех обрядах является смешение сакрального и профанного (ехор танцуют после призываний главных божеств обрядов). Круговой танец сопровождает почти все главные церемонии и обряды и исполняется в направлении наивысшей сакральности от места моления (юго-запад на Ердынских игрищах).

В обрядах, направленных на включение в свой космос чужого, например, для дальнейшего установления брачных отношений (Эхэнэрэй тайлган, Зоохой наадан, ЗэмЬэн наадан, Сурхарбан), ехор исполнялся с целью сакрализации какой-либо половозрастной группы (мужчины, молодежь другого рода). Во время исполнения кругового танца мы наблюдаем регулярные остановки, связанные с проведением церемонии кормления участников ехора. Это служит одним из средств сакрализации чужого в целях дальнейшего интегрирования его в свой космос. Кроме того, процесс космизации чужого отражен и на вербальном уровне: через состязания в песенном творчестве участников.

В традиционной ритуальной практике встречается процесс сакрализации самого социума, например, на тайлгане Белым Кузнецам (Дарханам). Это подтверждается действиями людей-заянов (сыновья Божинтоя), которые первыми начинают танцевать ехор, а затем приглашают остальных людей присоединиться к их кругу, наделяя при этом их божественной благодатью посредством проведения церемонии кормления. Заметим, что ехор во время этого действа не прерывается.

2) Ехор в обрядах жизненного цикла в полной мере отражает процесс закрепления цельности социума в кризисных ситуациях (динамика). Так, в структуре обрядовой системы процессы дифференциации и интеграции подтверждаются акционально-агентивным кодом бурятского ехора, отражающего изменения социального статуса индивида и в связи с этим закрепление уже нового социума. На свадьбе ехор исполняется тогда, когда возникает необходимость ввести в свой космос чужого или вывести своего члена из своего социума. Например, в локусе невесты ехор танцует только молодежь со стороны невесты. Следует сказать, что песни ехора носят напутственный характер. Таким образом, полагаем, проектируется будущее невесты. Ехор в свадебной обрядности характеризуется несомкнутостью круга, который исполняет молодежь двух родов. Он фиксирует начальный этап образования новой общности, куда включаются два рода. Задачей рода со стороны жениха является включение в свой космос чужого (невеста, род невесты). В этой связи в локусе жениха ехор исполняет молодежь со стороны жениха. Данное действие является показателем творения своего мира, где жених {свой) также участвует в указанном процессе. На заключительном этапе свадебной обрядности совместный сомкнутый круг ехора подтверждает образование нового мира, состоящий уже из двух родов.

В обряде Посвящение в шаманы ехор способствует изменению общественного статуса индивида внутри своего социума. Ехор в данном случае исполняет.молодежь.

3) Анализ кругового танца в окказиональных обрядах показал, что для выполнения основных целей — подтверждение нерушимости социума путем устранения отрицательных последствий, вызванных сбоем в ритме его жизнедеятельности — важную роль играет определенная сакрально-значимая группа исполнителей (дети Неба, шаман). Указанная группа начинает исполнять круговой танец. Следует сказать, что во время ехора исполнители одновременно выполняют различные сакрализующие действия по отношению к социуму (обрызгивание людей водой, стрельба в небо, установление берез, различные возлияния и т. д.), способствующие регулированию произошедших природных явлений.

4) В подавляющем большинстве обрядов, ориентированных на стабильное функционирование внутри самого социума, проводится «Ягшаа наадан». Исследование кругового танца показало особенности, характерные только для «Ягшаа наадан», а также те элементы, которые фиксируют нахождение социума в состоянии Хаоса. Завершение исполнения ехора символизирует создание нового мира.

Проведенное исследование кругового танца в представленных выше обрядах свидетельствует о полисемантичном характере ехора в обрядовой системе. Кроме того, исходя из принципов организации и исполнения ехора, выделяются обряды, ориентированные на внутриродовую деятельность и межродовую. Подобное деление подтверждается тем, что ехор как средство медиации в обрядах внутриродовой деятельности способствовал установлению контакта с иным миром (божества, заяны, предки, умершие шаманы и т. д.) в форме обмена ценностями, как на вербальном уровне, так и на сакральном (отправляли жертву, взамен получали благодать). В обрядах межродовой деятельности ехор способствовал установлению контакта с чужим (жених, невеста, молодежь другого рода и т. д.) через сакрализацию в целях дальнейшей интеграции в свой социум.

Таким образом, исполнение ехора в обрядовой жизни бурят является в определенной мере своеобразным способом жизнеобеспечения этноса, призванного гармонизовать как космическое, так и социальное пространство.

Во второй главе диссертации нами проанализированы различные способы решения обозначенной проблемы.

Общая функциональная характеристика бурятского танца достаточно четко демонстрирует, каким образом посредством ехора моделируется социо-и космогония. При этом круг ехор одновременно может быть символом разных объектов, участвующих в сотворении макро-, мезои микрокосмов. На макрокосмическом уровне круг ехора может означать Солнце, обладающее парадигмой рожденияЗемлю (= материнская утроба), порождающую Мир.

В космогоническом коде ехора можно, на наш взгляд, выделить два мотива. Один достаточно эксплицитно выражается в самой форме круга ехора: центр — вертикаль, имеющий фаллическую основу, и круг, являющийся символом женского детородного органа. При этом исполнение ехора может интерпретироваться как коитус, ведущий к порождению, сотворению, зарождению нового. Этим сакрализуется, гармонизируется и фиксируется в своей стабильности социум и космос. Второй мотив имплицитно выделен нами как воспроизведенный в ехоре мотив рождения, сотворения, т. е. начало Мира.

Для мезои микроуровней круг ехора маркирует материнское чрево, рождающее новое (общество или человека), и одновременно закрепляет их новый статус. Стабилизирующая функция ехора подтверждается и характером участников: разнонаправленность обрядов, в которых исполняется круговой танец, обусловливает и то, кто в нем участвует, и кто его начинает.

Способность ехора к моделированию социального пространства определяет и то, что в моменты перемены статуса и индивида, и общества нами отмечен разрыв ехора, через который происходит изъятие индивидуума из социума и включение его в другой социум (невеста) или в тот же самый, но уже в новом качестве (шаман).

Выявление ведущих парадигм в ехоре подтверждает одну из существенных характеристик традиции — ее вариативность, выражающуюся в наличии множества альтернатив, каждая из которых имеет свою связь с коллективной идентичностью. Это позволяет обозначать бурятское общество как макросоциальное, разделенное на некоторое количество подсистем, которое подтверждает слова С. Эйзенштадта: «'Это скопление (традиций) не является, однако, недифференцированным, оно имеет свою собственную структуру'. Тем ядром, вокруг которого объединяется этот комплекс традиций (или точнее было бы говорить о комплексе различных модификаций той или иной традиции), является их общее мировоззренческое основание, а именно 'воззрения на важнейшие проблемы человеческого существования, а также (проблемы) социального и культурного порядка. определение относительной важности различных измерений человеческого существования и их значения для культурной и политической тождественности (identity) — восприятие взаимосвязи и соотнесенности космического, социального и политического порядковмодели участия в формировании социального и культурного порядковслучаи легитимации таких порядков'» [цит. по: Лурье, 1997, с. 186].

Исследование различных элементов традиционной культуры и его аспектов является актуальным в свете современных научно-общественных достижений человечества. При изучении ритуального танца в традиционной культуре бурят выявляемый широкий разброс мнений характеризует как состояние изученности, так и степень сложности его интерпретации. Полагаем, что дальнейшие исследования ехора приведут к большому единообразию взглядов на его функции и природу. «Одна из особенностей таких феноменов культуры как раз и состоит в том, что они допускают множество „прочтений“ даже таких, которые на первый взгляд являются взаимоисключающими, но по глубине проникновения в суть проблемы оказываются максимально близкими» [Байбурин, 1991, с. 37].

Несомненно, ехор в традиционной культуре бурят представляет собой комплекс явлений полифункционального и полисемантического свойства. Однако, несмотря на огромный прогресс в данной области «суть явлений окружающей вселенной, и главное, природа самого человека остаются непознанными» [Галданова, 1987, с. 140].

Проведенное исследование кругового танца в обрядовой жизни бурят позволяет говорить о сложности и неоднозначности этногенетических и культурных процессов, в свете которых расширяются наши представления о культурно-историческом наследии. Соответственно, изучение сложившихся традиционных представлений способствует решению задач, связанных с современными этносоциальными процессами в обществе.