Формирование художественного образа самозванца Лжедмитрия I в русской литературе XVII-XIX веков

Понятие Смутного времени давно уже стало для нашей страны нарицательным. Российский народ не раз оказывался зажатым в тиски смутных времен, достаточно вспомнить эру петровских реформ, испытание Отечественной войной 1812 г., политический кризис, приведший к восстанию декабристов, революции 1917 г. и гражданскую войну.1.

Смутным" окрестили современники страшный, тяжелейший почти двадцатилетний период войн и крушения устоев, предательств, смены кумиров и братоубийства, национального единения и восстановления государственности на рубеже ХУ1-ХУП веков.

Очередной столетний «юбилей» Смуты конца XVI — начала XVII в. содействует росту интереса к ней и поиску параллелей с событиями современности. За последним десятилетием XX в. также прочно укрепилась характеристика «смутное». Оно представляется наиболее точным историческим слепком событий четырехсотлетней давности: крушение мощной власти, основанной на страхе и подавлении, ослабление государства, борьба оппозиции и смена лидеров, поворот к Западу, борьба за приграничные территории, обострение социального неравенства на фоне «безмолвия» масс.

История любого народа и, в особенности, наиболее острые ее периодыэто всегда богатейший материал для литературно-художественной обработки. Некоторые же факты и даже целые периоды прошлого стали более широко известны благодаря таланту литераторов, чье перо подробно описало дела давно минувших дней. Самозванство явилось стержнем первого периода Смуты, а первый русский самозванец стал одним из основных образов литературы о Смутном времени. «Эпоха Самозванцев и междуцарствияэпоха русской жизни со всеми ее треволнениями и чисто.

1 Пятитомное собрание воспоминаний генерала Деникина не случайно называется «Очерки русской смуты». На эту тему см.: Пантин И., Плимак Е. От смуты до смуты. Россия в тупике «догоняющего развития» // Октябрь. -М., 1993, № 1. С. 162. Недавний узник «Матросской Тишины» гэкачепист А. Лукьянов озаглавил свою книгу «В водовороте российской смуты» (М.: Книга и бизнес, 1999. 431 е.). См. также: Земляной С. Куда идешь? О Смуте как парадигме консервативного мышления // Независимая Газета, 22.06.2001. С. 8. национальным ее духом, без сомнения составляет самую знаменательную часть нашей истории, к которой наша поэзия будет обращаться как к роднику богатых драматических концепций", — отмечали критики столетие назад.1 Многие эпизоды той эпохи все еще покрыты мраком, другие же служат предметом нескончаемых литературных (и научных) споров, подтверждая тем самым ее «смутность». На протяжении четырех веков период Смуты остается чрезвычайно притягательным для историков и писателей как в России, так и за рубежом. Великая драма России на рубеже XVI—XVII вв.еков по-своему отразилась в многочисленных народных2 и авторских сочинениях.

Нет сомнения в том, что Лжедмитрий I являет собой одну из наиболее загадочных и противоречивых фигур русской истории. «Дмитрий, будь он самозванец или нет (это все-таки еще не разъяснено окончательно), л замечателен в особенности как противоречие всему ходу истории». Молодой, образованный, усвоивший европейские традиции и культуру, энергичный, самостоятельный в мыслях и поступках, равнодушный к религии и устоям, царь Дмитрий стал как бы предтечей царя Петра. Однако и столетием позже Петру I весьма нелегко далась победа над старым боярством, даже учитывая абсолютную законность и прозрачность его прихода к власти. «Лжедмитрия в конце концов убили и его прахом выстрелили из пушки в сторону Запада <. > великий Петр рубил окно в цивилизацию, ориентируясь на траекторию того рокового выстрела», — образно заметил Ю. Буйда.4 К Дмитрию, чье недолгое правление, несомненно, подготовило почву для будущих петровских преобразований, в полной мере можно отнести слова A.C. Хомякова о славянофилах «Передовые люди не могут быть двигателями своей эпохи, они движут следующую, потому что современные им люди еще не готовы».5.

1 Ежегодник императорских театров. Сезон 1902;1903 гг. Вып. 13. -СПб. Драмыв С-Пегер^ргашх театрах С27.

2 См.: Буслаев Ф. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Т. 1. — СПб., 1861. С. 471, 517−518, 525 540- Исторические песни XVII века. — М.-Л.: Наука, 1966. С.26¹⁵.

3 [Л.П.] Дмитрий самозванец и Василий Шуйский. Драматическая хроника г. Островского И Записки для чтения, издаваемые К. Трубниковым. — СПб., 1867. — № 4. Отд. VI. С. 6.

4 Буйда Ю. Портрет нации. Человек третьего тысячелетия // Известия, 5.06.1999. С. 5.

5 См.: Цимбаев Н. «Никто из нас не доживет до жатвы». Хомяков и славянофилы И Свободная мысль. — 1993, № 16. С. 83.

История Дмитрия Самозванца, по-видимому, начинается с таинственной гибели 15 мая 1591 г. в Угличе последнего Рюриковича — восьмилетнего царевича Дмитрия, младшего сына Ивана Грозного. Это событие породило первую загадку Смутного времени: несчастный случай или убийство? Официальной причиной гибели царевича признана трагическая случайность, но исследователи приводят убедительнейшие доводы в пользу обеих версий. Не оспаривая авторитетных мнений, можно согласиться с точкой зрения академика А. Панченко, говорившего в теледилогии «Самозванец на троне» (цикл «Русские цари», 2-й канал РТ, январь 1993): «Как человек историко-филологического образования я верю следственному делу, а как русский иду, хочу идти вслед за многими историками, включая С. Соловьева, утверждающими версию убийства царевича, как того требует жертвенность русского народа, — должны быть мученики».

Однако существует и вторая загадка: истинный царевич погиб или подставной? В случае подмены ребенка есть некоторая вероятность того, что царь Дмитрий I был действительно сыном Грозного. Если же сам факт гибели наследника не подвергать сомнению, человек, назвавшийся десять лет спустя его именем, автоматически должен быть признан самозванцем. И тогда мы имеем дело с третьей загадкой эпохи: кто же на самом деле этот названый Дмитрий Иванович?1 Правда, на этот счет М. Н. Коваленский писал в начале XX в. следующее: «Для нас не имеет большого значения, кто был первый самозванец, гораздо важнее другой вопрос: кто его окружал, кто оказывал ему поддержку».2.

Прав был H.A. Полевой, говоря, что «Лжедимитрий был только эпизод гораздо обширнейшей драмыбез связи с предыдущими и последующими.

1 Лжедмигрий был первым в истории России самозванцем, за ним на протяжении столетий последовала череда самозванцев. На эту тему см.: Погодин М. П. Период самозванцев // Библиотека для чтения. — СПб., 1835. Т.10, 4.2. — № 18. Отд. III. Науки и художества. С.57−77- Соловьев С. Заметки о самозванцах в России // Русский архив. — СПб., 1868. С.266−282- Зернин А. О самозванцах по поводу сочинения Проспера Мериме // Библиотека для чтения. 1858. T.CXLVII. № 2. Отд. И. С. 1−64- Тихомировы. Самозванщина // Наука и жизнь. 1969. №>1. С.116−121 БуйдаЮ. Самозванец и самозванство //Новое время. № 31/2002. С.34−39.

2 Коваленский М. Н. Московская Смута. Ее смысл и значение. — М., [1913]. С. 77. событиями, его мгновенная историческая роль остается. неразгаданною".'.

Из версий угличской трагедии, событий короткой и бурной жизни названого Дмитрия и последствий его царствования родились сюжеты множества художественных произведений, ряд которых рассматривается в настоящей работе. «Вопрос о происхождении первого Лжедмитрия такого рода, что способен сильно тревожить людей, у которых фантазия преобладает. Романисту здесь широкий простор, он может делать самозванцем, кого ему угодно», — писал историк С. М. Соловьев. Подходя к вопросу шире, «отметим, что феномен самозванца и неординарный характер «призрачного, но могущественного"3 Лжедмитрия привлекал в разные эпохи не только романистов, но и литераторов вообще. Толчком к разработке связанного с ним сюжета для многих отечественных авторов становились публикации трудов классиков российской исторической науки: В. Н. Татищева, М.М. Щербатова4, Н. М. Карамзина, С. М. Соловьева, Н. И. Костомарова, В. О. Ключевского, С. Ф. Платонова. Нередко и сами писатели (А.П. Сумароков, М. П. Погодин, A.C. Суворин) выступали в качестве авторов исторических исследований. «Ни одна эпоха в истории до-петровской России не возбуждала такого интереса в русских и иностранных писателях, как эпоха Самозванцев», — писал один из авторов XIX в.5.

Не оставили без внимания события Смутного времени (от событий в Угличе до воцарения Романовых) и западноевропейцы. Помимо интереса, который далекая, полуварварская страна вызывала у них, политическая ситуация в России рубежа XVI—XVII вв. напоминала недавнюю историю Европы: появление португальского лжепринца Себастьяна и воцарение во Франции последней в ее истории королевской династии с приходом к власти.

1 Московский телеграф. М., 1834. 4.56. №V. Март. Русская литература. Новые книги. С. 141.

2 Соловьев С. М. Сочинения. Т.8. — М., 1989. С. 679.

3 Уманская М. Русская историческая драматургия 60-х годов XIX века // Уч. зап. Саратовского ГПИ. Выл. XXXV. — Вольск., 1958. С. 20.

4Н. Эйдельман (с ссылкой на Н.Л. Рубинштейна) отмечает, что сочинения Татищева и Щербатова не стали достоянием широкой публики, но были высоко оценены позднейшей наукой. [См.: Эйдельман Н. Пушкин. История и современность в художественном сознании поэта. — М.: Советский писатель, 1984. С.24] Тем не менее, современные им литераторы, писавшие на исторические темы, не могли обойти вниманием их труды.

5 Зернин А. Указ. соч. СЛ.

Генрика IV Бурбона в 1589 г. Не случайно A.C. Пушкин сравнивал его судьбу с судьбой Лжедмитрия I: «. Оба они из соображений политических отрекаются от своей верыоба любят удовольствия и войну-. оба падают жертвами заговоров"}.

Читатели в европейских странах узнавали о событиях Смуты в России из писем, дневниковых записей и воспоминаний иностранных очевидцев и участников событий Смутного времени: К. Буссова, И. Массы, Ж. Маржерета, П. Петрея, Э. Геркмана, А. Елассонского, Г. Паэрле, Т. Смита и др.

В XVII—XIX вв. тема московской Смуты широко освещается европейскими литераторами в драматических произведениях. Первой попыткой вывести Лжедмитрия I на театральную сцену стала трагедия Лопе де Вега «Великий князь московский, преследуемый император». Пьеса «была поставлена на сцене в 1605 году, а в 1606 году Димитрий был убит, не узнав, л что его изображали еще при жизни на сцене», — писал A.C. Суворин. За испанским драматургом последовали литераторы Италии, Франции Германии, Великобритании.

Из множества назовем имена лишь двух авторов, чьи сочинения упоминаются в диссертации. Двести лет спустя после издания в 1617 г. творения Лопе де Вега, в 1815 г., в Германии была опубликована последняя и незавершенная трагедия Ф. Шиллера «Димитрий, или Московская кровавая свадьба» (1804−1805 гг.). Французский писатель П. Мериме также заинтересовался проблемой русских самозванцев, посвятив, в том числе, Лжедмитрию в 1852 г. драматическую хронику «Первые шаги авантюриста» и историческое исследование «Эпизод из истории России. ЛжеДмитрии».

Специальную работу посвятил обрисовке главных действующих лиц Смутного времени западными авторами («Борис Годунов и Дмитрий.

1 Пушкин A.C. Письма в 3-х тт. — М.: Государственное издательство, 1926;1935. Т. 2. С. 332. — Не случайно также состоявший на службе у Лжедмитрия французский капитан Маржерет составил для Генриха IV подробное описание российской жизни вообще и личности Самозванца в частности. См.: Сказания современников о Димитрии Самозванце. Ч. 3. — СПб., тип. Имп. Росс. Акад., 1832.

2 Суворин A.C. Царь Димитрий Самозванец и царевна Ксения. Драма в 5-ти действиях и 8-ми картинах, — СПб., 1904 (Предисловие: О самозванцах в драмах, с. Ш). На русском языке пьеса великого испанского драматурга была впервые издана в С.-Петербурге в 1999 г. Фондом «Сервантес».

Самозванец в западноевропейской драме") академик М. П. Алексеев.1.

Объектом настоящего диссертационного исследования стала история формирования художественного образа Лжедмитрия I в русской литературе на протяжении трех столетий: в публицистике первой трети XVII века и исторической драматургии и романистике конца XVIII — XIX вв.

Писатели-современники Смуты, часто и ее участники, создали целый ряд художественно-публицистических произведений, в которых первый самозванец Гришка Отрепьев является основным или одним из основных героев событий. Фактологическая и художественно-оценочная основа позднейших сюжетов, связанных с Лжедмитрием I, была заложена в сочинениях, написанных между 1606 и 1630 годами: «Сказании о Гришке Отрепьеве», «Повести како отомсти», «Повести како восхити», «Сказании киих ради грех» (Сказание Авраамия Палицына), Хронографе 2-ой редакции 1617 г., «Временнике» И. Тимофеева, «Словесах дней и царей и святителей Московских» И. А. Хворостинина, «Повести о некоем мнисе» и «Летописной книге» С. И. Шаховского, «Повести» И.М. Катырева-Ростовского, «Ином Сказании» и «Новом Летописце».

В материал исследования включены также первые авторские художественные произведения о Лжедмитрии, относящиеся к периоду 17 711 822 гг.: трагедии А. П. Сумарокова и В. Т. Нарежного, а также дума К. Ф. Рылеева, носящие одно название — «Димитрий Самозванец».

Наиболее обширным и богатым материалом для исследования образа Лжедмитрия I, открывшего галерею российских самозванцев, является литература, относящаяся к «послекарамзинскому» периоду XIX века. В диссертации анализируются интерпретации образа первого самозванца в целом ряде сочинений, написанных в период с 1825 по 1902 гг.: «Борис Годунов» A.C. Пушкина, «Димитрий Самозванец» Ф. В. Булгарина, «Борис Годунов» М. Е. Лобанова, «Лжедимитрий» A.A. Шишкова, «Димитрий Самозванец» A.C. Хомякова, «История в лицах о Димитрии Самозванце» М. П. Погодина, Алексеев М. П. Пушкин и мировая литература. — Л., 1987. С. 362−401. На эту тему писали также: Суворин A.C. Указ. соч. С. III-IVЧебышев А. Трагедия Шиллера из русской истории (Demetrius) // Журнал Министерства Народного Просвещения,-СПб., 1898, Июль, с. 49−95- Лютер А. Ф. Лебединая песнь Шиллера // Под знаменем науки. — М., 1902, с. 335−355.

Димитрий Самозванец" H.A. Чаева, «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский» А. Н. Островского, «Годуновы» А. Ф. Федотова, «Царь Борис» А. К. Толстого, «Смута» A.A. Голенищева-Кутузова, «Названый Димитрий. 1606 год» И.И. Я[син]ского, «Лжедимитрий» Д. Л. Мордовцева, «За Царевича» В. П. Авенариуса, «Лжецаревич» H.H. Алексеева, «Марина Мнишек» А. Д. Львовой, «Ксения и Лжедмитрий» Н. Л. Пушкарева и «Царь Дмитрий Самозванец и Царевна Ксения» A.C. Суворина.

Многожанровость материала исследования подчеркивает интерес к характеру Самозванца со стороны художников, представлявших различные направления литературы, различные эпохи. Обширный материал дает возможность проследить за особенностями построения образа Лжедмитрия на разных этапах развития русской исторической драматургии и романистики и на конкретных примерах говорить о целостности русской литературы XIX века.

Объем диссертационного исследования не позволил включить в него все связанные с Лжедмитрием сочинения указанных периодов. Так, в работе лишь упоминаются произведения устного народного творчества, а также беллетризованные исторические сочинения, в числе которых и высокохудожественная «История государства Российского» HJVL Карамзина (тт. ХиХ1).

Цель настоящей диссертации состоит в том, чтобы дать обобщенный взгляд на интерпретацию образа Самозванца Лжедмитрия I в сочинениях его современников (XVII век) и литераторов последующих поколений (с конца XVIII до начала XX вв.) — проследить, как формировался этот образ, какие изменения он претерпел за три столетия активной «эксплуатации" — проанализировать оригинальность (новаторство) и преемственность авторских художественных интерпретаций исторического характера, а также их зависимость от развития исторической науки. Отобранные произведения рассматриваются в контексте как всего творчества каждого из писателей, так и современных им социально-политических и литературных процессов.

В диссертации последовательно показывается, как литература «послекарамзинского» периода в изображении Самозванца отходит от информативно-пропагандистского подхода сочинений XVII в. и дидактики пьес конца XVIII — начала XIX вв., двигаясь в сторону большей художественности. Однобокое восприятие Лжедмитрия (расстрига, тиран) уступает место многоплановому, более объективному восприятию. Персонаж уже выглядит не картинным злодеем, но личностью, не лишенной привлекательных, лирических черт, а порой и исполненной трагизма. В исследуемых произведениях характер Лжедмитрия раскрывается как через его поступки, так и через мысли, чувства, намерения, выражаемые в монологах и диалогах. Писатели XIX в. для построения художественного образа Самозванца широко используют портретные характеристики, придавая различные нюансы некрасивой наружности персонажа (отмеченной еще современниками). Особую роль в большинстве описаний играет взгляд, подчеркивающий загадочность личности.

В диссертации отслеживаются взаимоотношения Самозванца с наиболее значимыми персонажами произведений: Годуновым, Шуйским, Басмановым, Мариной Мнишек, Ксенией, Марфой. Учитываются также характеристики Лжедмитрия и комментарии, сделанные авторами в дневниках, переписке, критических и прочих статьях. В то же время, синтезируя опыт предшествующих исследований в области истории русской литературы о Смутном времени, автор диссертации не ставил перед собой задачу исчерпывающего, целостного изучения указанных произведений, тем болеетворчества их авторов в целом. В центре внимания диссертанта — конкретные художественные воплощения конкретного исторического лица: Лжедмитрия I.

Памятники древнерусской литературы подробно разбирались и анализировались С. Ф. Платоновым, Д. С. Лихачевым, O.A. Державиной, Л. Е. Морозовой и др.1 Драматургии XVIII века, в том числе образным системам трагедий А. П. Сумарокова и В. Т. Нарежнош, посвящены работы А. Ф. Мерзлякова, Г. А. Гуковского, В. А. Бочкарева, Ю. В. Стенника, Г. И. Моисеевой.

Не осталась в стороне от исследовательского внимания и трагедия «Борис Годунов». Ее герои и характеры (как и прочие аспекты), детально.

1 Здесь и далее см. Библиографию диссертации. описаны в трудах Г. О. Винокура, Б. П. Городецкого, A.A. Гозенпуда, В. Э. Вацуро, Г. А. Гуковского, C.B. Шервинского, А. Н. Архангельского, С. А. Фомичева, JI.M. Лотман, Н. С. Филипповой и др. В 1990;е гг. об образе Самозванца в трагедии писали В. А. Бочкарев и М. С Гладилин и др.

A.A. Гозенпуд, В. Э. Вацуро, В. В. Гиппиус обращались к историческим характерам в романе Ф. В. Булгарина, сопоставляя их с пушкинскими образами, Д. Ребеккини рассматривал булгаринского «Димитрия Самозванца» в рамках исторической романистики первой половины XIX в. Преемственность драматургии 1830-х гг. по отношению к ранним трагедиям о Смуте освещали В .В.Гиппиус и Б. Ф. Егоров. ИЗ. Серман, В. А Кошелев, СМ Бонда сопоставляли трагедии Лобанова, Хомякова, Погодина с пушкинским «Борисом Годуновым».

Историческая драматургия 1860-х гг., в том числе образные системы пьес А. Н. Островского, А. К. Толстого, H.A. Чаева исследованы едва ли не столь же подробно в работах Н. П. Кашина, Б. Варнеке, H.A. Штейна, С. Машинского, М. Н. Виролайнен, Л. М. Лотман, монографии М. Уманской (1958) и др.

Значительно меньше исследовано творчество таких писателей, как В. Т. Нарежный, А. Ф. Федотов. Тем более, почти остались вне критики интересующие нас сочинения A.A. Шишкова, A.A. Голенищева-Кутузова, И.И. Я[син]ского, Д. Л. Мордовцева, В. П. Авенариуса, H.H. Алексеева, А. Д. Львовой, Н. Л. Пушкарева, A.C. Суворина, где Л же Дмитрий выступает в качестве главного или одного из центральных персонажей.

Еще на рубеже XIX—XX вв.еков исследователи и критики Н. Николаев, А. Чебышев, А. Суворин, А. Лютер, наметили комплексный обзор посвященных Смутному времени драматических произведений российских и европейских авторов. Однако среди всего многообразия литературоведческих работ фактически не встречается исследований по теме настоящей диссертации. Лишь O.A. Державина в работе «Древняя Русь в русской литературе XIX века» (1990) дает краткий обобщающий очерк истории раскрытия характера Самозванца в сочинениях Пушкина, Булгарина, Чаева и Островского.

Таким образом, научная новизна данного диссертационного исследования заключается в комплексном, «сквозном» анализе обращений к одной теме многих авторов на протяжении значительного отрезка времени. Безусловным элементом новизны является и привлечение малоисследованного материала — сочинений A.A. Шишкова, A.A. Голенищева-Кутузова, И.И. Я[син]ского, Д. Л. Мордовцева, В. П. Авенариуса, H.H. Алексеева, А. Д. Львовой, Н. Л. Пушкарева, A.C. Суворина.

Анализируемые в диссертации романы Ф. Булгарина, Д. Мордовцева, В. Авенариуса, Н. Алексеева не переиздавались до 90-х годов XX векасочинения В. Т. Нарежного, М. Е. Лобанова, A.A. Шишкова, М. П. Погодина, H.A. Чаева, А. Ф. Федотова, A.A. Голенищева-Кутузова, А. Д. Львовой, Н. Л. Пушкарева, A.C. Суворина не переизданы до сих пор. Интересующие нас драматические произведения A.C. Хомякова и А. Н. Островского вошли лишь в академические издания сочинений писателей и были также опубликованы в Большой серии «Библиотеки поэта» (в 1969 и 1961 гг., соответственно).

Принимая во внимание длительную недоступность широкому кругу читателей большинства анализируемых произведений, недостаточную их исследовательскую разработку, а также известную идеалогизацию советского литературоведения, автор диссертации считает актуальной свою попытку изучения подходов к изображению Лжедмитрия I в наиболее значимых произведениях отечественной литературы XVII—XIX вв. на тему Смуты. Актуальность диссертации определяется также необходимостью более полного изучения и популяризации художественного наследия писателей, чье творчество образует важную составную часть единой русской литературной среды конца ХУШ-ХКвв.

Теоретическую основу диссертации составляют труды критиков XIX в. и российских литературоведов, прежде всего, статьи и монографии Д. С. Лихачева, O.A. Державиной, Г. О. Винокура, В. А. Бочкарева, Ю. В. Стенника, Л. Е. Морозовой, М. Уманской, С. А. Фомичева и др.

Методика исследования предполагает сочетание приемов историко-литературного, сравнительного и текстологического анализа.

Структура диссертационной работы определяется этапами развития русской литературы. Диссертация состоит из трех глав и семи параграфов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Осуществленный в диссертации анализ формирования художественного образа Самозванца Лжедмитрия I в русской публицистической литературе начала XVII в., а также в отечественной драматургии и романистике XVIII—XIX вв. подтверждает многогранность и неисчерпаемость темы Смутного времени.

Среди всего многообразия характеров и событий эпохи Смутного времени в настоящей работе особо выделяется фигура, породившая трагический водоворот Смуты, ставшая загадкой для современников и потомков, фигура с лицом, но без личности1 — Самозванец Лжедмитрий I. Сложность и загадочность этой исторической персоны открывают перед литераторами необъятное поле для творческой фантазии, для индивидуального нравственного осмысления и художественной интерпретации реальных исторических событий и лиц.

Ценность • памятников древнерусской литературы, созданных непосредственно в период Смуты или сразу же после него, не только в богатейшем фактическом материале, но, главным образом, в попытке осмысления и оценки характера и поступков недавнего государя, управлявшего Россией на протяжении неполных одиннадцати месяцев — с июня 1605 по май 1606 года. Выраженное в анализируемых произведениях резко негативное отношение к свергнутому царю тенденциозно и обусловлено официальной трактовкой. «Политика того времени, по необходимости, закрыла от нас истину».2 Неприятие всего связанного с Самозванцем и намеренная гиперболизация отрицательных его черт, скорее всего, отражает социальный заказ и направлено на изменение массового представления россиян о царе Дмитрии. «Припомним, что в то самое время, как в Кремле терзали труп «еретика самозванца», вся провинция с нетерпением ожидала из столицы вестей о бракосочетании и венчании своего «Красного Солнышка» «,.

1 Портреты Самозванца сохранились, но личность его так и не установлена.

2 Дневник К. С. Сербиновича // Русская старина 1874, X, с. 238. Цит. По: Эйдельман Н. Пушкин. История и современность в художественном сознании поэта. — М.: Советский писатель, 1984. С. 27 писал один из критиков XIX в.1 Не случайно отзывы о Лжедмитрии I современников-иностранцев, не ограниченных требованиями политкорректности, были значительно позитивнее. Некоторые положительные оценки Лжедмитрия I в русской литературе того периода появляются только в Хронографе 1617 г. и в ряде последующих сочинений.

Тем не менее, наряду с официальными грамотами древнерусские сочинения о Смуте в значительной степени способствовали укоренению негативного образа Лжедмитрия в литературе последующих периодов. Особенно ярко это прослеживается в трагедиях А. П. Сумарокова и В. Т. Нарежного, М. Е. Лобанова, где на фоне слабого историзма четко проступает фигура плакатного злодея-Самозванца.

Новаторству в характеристике Самозванца в русской литературе XIX в. открыло дорогу эпохальное историко-литературное сочинение Н. М. Карамзина. Опираясь на этот труд «Колумба российской истории», A.C. Пушкин создал своего Самозванца в трагедии «Борис Годунов», которая уже более 175 лет является предметом литературно-театральной полемики, а все пишущие о Смуте литераторы принуждены соотносить своих героев с пушкинскими.

Драматурги последующих периодов, переосмыслив некоторые художественные идеи своих предшественников, воплощали их в собственных сочинениях. Многообразие и индивидуальность подходов к построению образа Дмитрия Самозванца ярко проявляется в 1830-х гг. в сочинениях A.A. Шишкова, A.C. Хомякова, М. П. Погодина. Свою трактовку характера Самозванца предлагают мастер бытовой пьесы А. Н. Островский и его современники, драматурги 1860−1870-х гг. H.A. Чаев, А. К. Толстой, А. Ф. Федотов, A.A. Голенищев-Кутузов, а также Н. Л. Пушкарев и A.C. Суворин, творившие на рубеже XIX—XX вв.

Автором первого русского романа о первом русском самозванце стал в 1830 г. Ф. В. Булгарин. Традиции и идеи отечественной исторической.

1 Павлов Н. М. «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Драма г. Островского // Наше переходное время. (Приложение к «Русскому архиву» 1888 года). -М., 1888. С. 56. романистики, заложенные Загоскиным и Булгариным развивались и преломлялись в сочинениях И.И. Я[син]ского, Д. Л. Мордовцева, В. П. Авенариуса, H.H. Алексеева.

Дмитрий Самозванец является также героем лирико-романтических сочинений поэта-декабриста К. Ф. Рылеева и поэтессы второй половины XIX в. А. Д. Львовой.

В исследуемых в диссертации произведениях наблюдаются как сходные черты, так и различия, прежде всего, на уровне индивидуального авторского восприятия Лжедмитрия как личности. В XIX веке, с развитием русской литературы, авторы получали все больше возможностей для творчества, постепенная демократизация общественного сознания позволяла более свободно подходить к построению художественных образов. В то же время постоянно развивающаяся историческая наука, открытия, исследования, острая полемика вокруг событий и героев Смутного времени, давали литераторам новый фактический материал. Родившийся в публицистике XVII в. образ расстриги-злодея впоследствии трансформировался в образ противоречивый, а в отдельных случаях и положительный. Позднейших писателей Лжедмитрий нередко интересовал в контексте его взаимоотношений с другими героями Смуты: так, в заглавии хроники Островского имя лжецаря соседствует с именем Шуйского, а пьесы Пушкарева и Суворина строятся на отношениях Самозванца и Ксении Годуновой.

В диссертации предпринята попытка историко-литературного анализа образа Лжедмитрия I на материале ряда памятников древнерусской литературы начала XVII в., а также двадцати одного произведения, написанного в период с 1771 по 1902 гг. Во всех этих произведениях образ Лжедмитрия I занимает доминирующее или одно из центральных мест. Автор диссертации представил собственный взгляд на характер Самозванца в этих произведениях, учитывая и переосмысливая опыт предыдущих исследований. Фактически впервые литературоведческому анализу были подвергнуты поэма A.A. Шишкова, хроника A.A.. Голенищева-Кутузова, а также произведения литераторов последней четверти XIX в. Целый ряд произведений рассмотрен в диссертации в сопоставительном аспекте: трагедия Пушкина и роман Булгарина, драматические сочинения Хомякова и Погодина, Федотова и А. К. Толстого, Пушкарева и Суворина.

Результаты проделанного исследования могут быть использованы при дальнейшем изучении творчества В. Т. Нарежного, A.A. Шишкова, A.A. Голенищева-Кутузова, Д. Л. Мордовцева, В. П. Авенариуса, H.H. Алексеева, Н. Л. Пушкарева, A.C. Суворина и истории русского литературного процесса последней трети XVIII в. — рубежа XX в. Материалы диссертации могут быть использованы в общих вузовских курсах лекций по истории русской литературы XIX века, в спецкурсах и спецсеминарах по исторической драматургии конца XVIII—XIX вв.еков и исторической романистике XIX века. Представленные в диссертации очерки истории литературного образа первого самозванца могут также быть полезными литераторам, разрабатывающим тему Смутного времени, как совокупный анализ предшествующего художественного опыта.

У нас с легкой руки первого Лжедимитрия самозванство стало хронической болезнью государства, с тех пор чуть ли не до конца XVIII века редкое царствование проходило без самозванца.", — писал историк В. О. Ключевский.1 Примечательно, что в большинстве случаев и литературные и исторические самозванцы рано или поздно раскрывали свое подлинное «я», но не Лжедмитрий! Человек, примеривший на себя маску русского наследника, остается не узнанным и по сей день, продолжая волновать умы историков и литераторов.

Образам самозванцев и, прежде всего, Лжедмитрия I уготована долгая жизнь в литературе, это подтверждает окружающая действительность, а также настоящее диссертационное исследование.

1 КлючевскийВ.О. Курс русской истории. 4.III. -М., 1937. С. 28.