Специфика воплощения авторского идеала в русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков

Актуальность исследования.

Идеал, как ценность, в которой выражено объективное эстетическое значение явлений, осваивается через субъективные оценки, сквозь призму вкусов и мировоззрение людей. Важной задачей эстетического воспитания является формирование и развитие способности осознания подлинной ценности идеала. Таким образом, через идеальное человек материально и духовно утверждает себя в мире. В исследуемой эстетической категории современной русской литературы Мордовии сливаются личные и общественные интересы, соответствующие эстетическим и нравственным ценностям эпохи.

Воспитательная и гедонистическая функции литературы реализуются в художественном произведении только в том случае, если писатель точно передает идеал эпохи и раскрывает наиболее острые проблемы современности. Понятие о совершенстве должно быть доступно восприятию любого человека. Этим и определяется его истинность, актуальность и продолжительность существования. В русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков писатели решают проблемы бездуховности общества, что находит свое отражение в поиске эстетического, религиозного, риторического и женского идеалов, а так же в понятии антиидеал. Причем решение данной проблемы выходит за рамки словесного искусства и приобретает общечеловеческий характер в связи с тем, что исследуемая нами категория представляет собой объективное обобщение эстетической практики человека. Поэтому в связи с изменением сознания человека трансформируется и идеал. Нельзя сказать, что прежде существовавший идеал отрицается, он приобретает новую форму, уточняются его параметры, аксиологическая канва которых остается неизменной.

В литературе идеал обусловлен прежде всего правдивым отношением к жизни (красота истины), выражением истинных ценностей, а так-же мастерством писателей, создающих форму, гармонически соответствующую содержанию. Таким образом, творчество современных прозаиков Мордовии связано с поиском идеала, гармонии во всех сферах жизни человека: духовной, социальной, политической, культурной.

Многие писатели размышляют о тайнах и законах красоты, о природе прекрасного (JL Н. Толстой, Ф. М. Достоевский). Прекрасное состоит из двух элементов — одного вечного и неизменного, не поддающегося точному определению, а другого относительного и временного, складывающегося из того, какие ценности выдвигает данная эпоха, господствующая мораль, страсти, вкусы, мода. Непременными условиями «вечной и неизменной» красоты были и остаются симметриягармония — единство в многообразиивзаимное соответствие всех черт и пропорцийзаконченный целостный образчувство подлинной жизни.

В художественной практике существует несколько способов выражения идеала. Во-первых, носителем идеальных качеств является положительный герой, который не отождествляется полностью с понятием автора о совершенстве. Во-вторых, идеал отражается в самой структуре текста, образном строе. Художественное произведение, по мнению П. Кропоткина, «неизбежно носит личный характеркак бы не старался автор, но его симпатии отразятся на его творчестве, и он будет идеализировать то, что совпадает с его симпатиями» [Кропоткин, 2003: 247]. В-третьих, выражением идеального могут быть и отрицательные персонажи, выполняющие комическую функцию, либо воспринимаемые как обобществление низменного, безобразного. JI. Гинзбург, говоря о литературном герое, утверждает: «Литература всегда имела дело с ценностями и оценками (и с антиценностями) <.> Недаром разделение героев на положительных и отрицательных явилось этическим фактом столь большого и длительного значения» [Гинзбург, 1979: 131]. Таким образом, идеал — это представление о совершенном обществе, человеке и его поведении. Само построение концепции идеала предполагает либо противопоставление его реальной действительности, либо адаптацию, приспособление его к действительному положению вещей.

В идеалах люди как бы проецируют перспективные социальные отношения, которые могут быть навязаны извне. Поэтому идеал — это всегда и оценка, и элемент ценностной ориентации. Именно этим и объясняется их большая притягательная сила, порождающая вдохновение и энергию. Идеал выступает как цель, к достижению которой стремится человек.

Таким образом, идеал представляет собой синтетическую конструкцию. С одной стороны, в художественном творчестве воссоздается реальный человек, а с другой, относительный — это то, что мы воспринимаем сквозь призму мировоззрения. С точки зрения аксиологии идеал всегда актуален: его способы выражения и структура при этом обнаруживаются исходя из ракурса общественной жизни человека: нравственной, духовной, социальной, политической, экономической доминант эпохи.

Наше обращение к разработке заявленной темы обусловлено необходимостью проанализировать современную картину идейно-эстетического и аксиологического развития русской прозы Мордовии конца XX — начала XXI веков, научно обосновать и конкретизировать представления о религиозном, эстетическом, женском, риторическом идеалах, отображенных в образцах художественного творчества современных прозаиков Мордовии.

Актуальность диссертационного исследования обусловлена несколькими значимыми факторами: во-первых, проблема выявления авторского идеала тесным образом связана с антропоцентрическими, философскими, культурологическими представлениями современников о положительном образце. Данная проблема остается еще недостаточно изученной в отечественном литературоведении и нуждается во всестороннем объективном исследовании. во-вторых, актуальность обозначенной темы обусловлена необходимостью научного осмысления творчества прозаиков Мордовии конца XX — начала XXI веков В. Н. Косыркина, Г. Петелина, Н. Рузанкиной, А. и К. Смо-родиных (Ю. Самарина) и др.), для которых наличие идеала в творческой концепции художественного текста является неотъемлемой частью изображения действительности.

Объект исследования: специфика воплощения идеала в художественных произведениях современных русских писателей Мордовии.

Предмет исследования: авторское представление о женском, религиозном, риторическом, эстетическом идеале в системе мировоззрения писателя.

Материалом исследования являются произведения современных прозаиков Мордовии, таких как В. Н. Косыркин, Г. Петелин, В. Петрухин, Н. Рузанкина, А. и К. Смородины (Ю. Самарин) и другие.

Цель и задачи диссертационного исследования. Цель настоящей работы заключается в выявлении художественно-эстетического своеобразия авторского идеала в русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков Достижение цели обусловлено решением следующих задач:

— рассмотреть специфику авторского идеала в контексте аксиологических теорий конца XX — начала XXI веков;

— определить особенности изображения личности через идеальное представление о человеке (на примере прозаических образцов современной русской литературы Мордовии);

— выявить специфику эстетического, религиозного, риторического и женского идеалов на примере произведений прозы Мордовии;

— определить средства создания авторского идеала в русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков.

Теоретико-методологической основой исследования послужили важнейшие достижения отечественного и зарубежного литературоведения, философии, культурологии.

Сущность и структура авторского идеала в контексте аксиологических теорий представлена в работах А. П. Велик, А. В. Дремова, Е. С. Неживой, Г. Б. Курляндской, в диссертационных исследованиях В. Д. Золотавкина,.

Ю. Д. Климова, С. В*. Мясниковой, В. М. Савельевой, О. А. Салтаевой, В. А. Славиной, В. Н. Хмара, А. П. Юловой1.

Ведущее место в работе занимают следующие методы исследования: сравнительно-сопоставительный, сравнительно-исторический, генетический, герменевтическийтендерный и аксиологический подходы в анализе как конкретных явлений литературы Мордовии, так и отдельных ее образцов.

Научная новизна состоит в том, что работа является первым опытом изучения авторского идеала в русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков. В работе представлен целостный и концептуальный анализ художественных образов, воплощающих авторский идеал и олицетворяющих различные эстетические категории — добра и зла, любви и ненависти, жизни и смерти, милосердия и жестокости, верности и предательства и др.

Впервые описываются и подробно анализируются представления об идеале ряда современных прозаиков Мордовии, таких как В. Н. Косыркин, К. Смородин, А. Смородина, Н. Рузанкина, С. Новокрещенова и др. В научный обиход впервые введены новые сведения, связанные с осмыслением религиозных истин современными прозаиками Мордовии, общие представле.

1 Велик, А. П. «Художественные образы Ф. М. Достоевского. (Эстетические очерки)». -М.: Изд-во «Наука». — 1974, 224 с. Дремов, А. Действительность — идеал — идеализация / А. Дремов // Октябрь. — № 1. — 1964. — С. 190−207. Неживой, Е. С. Александр Воронский. Идеал. Типология. Индивидуальность / Е. С. Неживой. — М.: Изд-во ВЗГИ, 1989. — 181 с. Курляндская, Г. Б. Нравственный идеал героев JI. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского: Кн. для учителя / Г. Б. Курляндская. — М.: Просвещение, 1988. — 256 с. Золотавкин, В. Д. Эстетический идеал и особенности советской художественной фантастики: автореф. дис.. к. филол. н. / В. Д. Золотавкин. — М., 1968. — 20с. Климов, Ю. Д. Проблема эстетического идеала в раннем творчестве К. А. Федина (1919 — 1924): автореф. дис.. к. филол. н. / Ю. Д. Климов. — Иркутск, 1966. — 25 с. Мясникова, С. В. Проблема социального идеала в философско-литературных произведениях А. А. Богданова, Е. И. Замятина, А. П. Платонова: дис.. к. филос. н. / С. В. Мясникова. — Нижневартовск, 2005. — 133 с. Салтаева, О. А. Эстетический идеал в романах Шолохова «Тихий Дон» и «Поднятая целина»: автореф. дис. к. филол. н. / О. А. Салтаева. — Йошкар-ола, 1963. — 20 с. Славина, В. А. Проблема идеала в русской литературе, критике, публицистике первой половины XX века: дис.. д. филол. н. / В. А. Славина. — М., 2005. — 328 с. Хмара, В. Н. Эстетический идеал и индивидуальный стиль художника, 1968. — 16 с. Юлова, А. П. Идеал и «повседневность» в лирике А. Блока периода первой русской революции): автореф. дис.. к., филол. н. / А. П. Юлова. Тарту, 1987. — 16 с. ния о женском и риторическом идеале, отмечена роль личных номинаций в свете авторского представления об идеальном.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что ее результаты дополняют и уточняют представления об авторском идеале и способах его выражения в художественных образцах русской прозы Мордовии конца XX — начала XXI веков. Анализ произведений раскрывает художественные искания и эстетические принципы выражения авторского идеала, сочетающего традиции русской культуры с современным представлением писателей об окружающем мире.

Практическая значимость определяется тем, что материалы исследования могут быть использованы преподавателями вузов на лекциях и практических занятиях по «Истории русской литературы», курсах по выбору и дисциплинах национально-регионального компонентапри разработке факультативных курсов, при написании учебных пособий и учебников для вузов и общеобразовательных школ Мордовии, а также учителями-словесниками в общеобразовательных школах республики, студентами при написании курсовых и дипломных работ.

Апробация результатов. Материалы диссертации обсуждались на кафедре русской, зарубежной литературы и методики преподавания ГОУ ВПО «Мордовский государственный педагогический институт имени М. Е. Евсевьева». Основные положения излагались на конференциях различного уровня, в том числе на Международной научно-практической конференции «Этнокультурное и этноконфессиональное образование: проблемы и перспективы развития» (Саранск, 2008), Международной научно-практической конференции «Осовские чтения — 2008» (Саранск, 2008), Всероссийской научно-практической конференции «Синтез в русской и мировой художественной культуре» (Москва, 2007), Всероссийской научно-практической конференции «Межкультурные связи в системе литературного образования» (Саранск, 2008), региональной научно-практической конференции «Методология гуманитарного знания» (Саранск, 2007), региональной научно-практической конференции «М. И. Безбородов и современность» (Саранск, 2007) и др.

Материалы исследования нашли отражение в публикациях, в том числе и в издании, рекомендованном ВАК РФ («Авторский идеал как эквивалент мировоззренческой позиции писателя (на примере романа В. Н. Косыркина «Похищение орла») // Вестник Чувашского университета. Гуманитарные науки. — 2007. — № 3).

С марта 2009 года часть материала используется в реализации исследовательского проекта № 09−04−23 406 а/В, поддерживаемого РГНФ («Волжские земли: Республика Мордовия»).

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В контексте аксиологических теорий второй половины XX века авторский идеал выступает как эквивалент этико-эстетического представления писателя о нормативности, образце, сложившейся и передаваемой морали. Концепция писателя формируется при решении следующих проблем: соотношение реального и идеального, прекрасного и нравственноговзаимосвязь мировоззрения и метода, сознания и творчества.

В художественной литературе авторский идеал выражает эмоциональный философский заряд, способствующий отражению духовного потенциала писателя и совершенствованию мира читателя.

2. Авторский идеал — сложная синтетическая конструкция, обладающая рядом специфических черт и характеристик, к которым относим: специфику взглядов автора на действительность, его политические, общественные пристрастия, этический комплекс, индивидуально эстетический вкус.

В основе проявления идеала в художественном тексте лежит авторское понимание совершенства, которое служит отправной точкой для последующей интерпретации произведения.

Таким образом, авторский идеал — это репрезентативное представление писателя о совершенстве, где сочетается точка зрения на объективные явления действительности, их свойства и признаки с субъективным пониманием способов отражения и достижения образца в зависимости от самореф-лекции автора.

3. Своеобразие творчества В. Н. Косыркина проявляется в обращении к исторической тематике. Именно переломная эпоха рождает новые идеалы и ценности. Идеал патриотизма, воплощенный в образе Владимира Леонтьева, с одной стороны, вбирает в себя мысли, волю и патриотизм многих, но, с другой— остается выразителем авторского «я». Проявление социального идеала в специфической позиции В. Н. Косыркина в анализируемом цикле романов позволяет сделать вывод о своеобразии идеала как эквивалента мировоззренческой позиции писателя.

4. В литературном процессе Мордовии выделяем несколько способов создания образа идеальной женщины: исключительность женских образов заключается в движении героинь к реализации схемы отношений женщиналюбовь — семья (В. Н. Косыркин) — создание реалистичных женских образов путем соединения положительных и отрицательных качеств характера, в результате чего намечается слом характерного для советского периода деления на положительных и отрицательных героев в пользу изображения нюансов чувств, мотивации поступков (Г. Петелин, Д. Гурьянов).

5. Движение к религиозному идеалу в прозе Мордовии идет от постановки проблемы веры и безверия к созданию идеального мира и появлению Богочеловека, использованию библейских мотивов в ряде рассказов и повестей конца XX — начала XXI веков.

6. Эстетический идеал Н. Рузанкиной рассматривается на основе выявления нравственно-эмоциональных проблем современного мира, близкого к духовной катастрофе. Приобщение к прекрасному, культивирование общечеловеческих ценностей (Любовь, Добро, Красота, Истина) является, по замыслу прозаика, единственным путем к духовному очищению, к гармонии чувств и отношений.

8. В представлении авторского идеала в индивидуально-стилевом многообразии прозаического искусства Мордовии конца XX — начала XXI веков ведущую роль играют риторический идеал, личные номинации.

Имена собственные, или онимы, выполняют несколько функций: номинативную, стилистическую, эстетическую, эмоционально-оценочную. Выявление авторской предпочтительности номинирования позволяют распознать замысел, а, следовательно, и движение к описанию авторского идеала.

Риторический идеал выполняет не только информативную, коммуникативную функцию, но и эстетическую, риторико-дидактическую, то есть речь служит основным средством отражения авторской позиции.

В художественной литературе риторический идеал отражает культурно-исторические традиции и реалии современного исторического периода, либо воссоздаваемой художником слова исторической эпохи. Образец прекрасной речи представляет собой иерархию ценностей, изменчивой в зависимости от культурной ситуации.

Структура и объем диссертации

определены спецификой выдвинутых в исследовании задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованных источников. Общий объем диссертационного исследования составляет 193 страницы.

Список использованных источников

включает 130 наименований.

Выводы, к которым приходит автор, наводят на мысль о том, что жанр романа вполне можно определить как роман-предупреждение. В литературоведческих словарях мы не находим определения данному жанру романа. По своим функциям роман-предупреждение сходен с антиутопией. В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» / под ред. Николюкина мы находим следующее: «Если утописты предлагали человечеству рецепт спасения от всех социальных и нравственных бед, то антиутописты, как правило, предлагают читателю разобраться, как расплачивается простой обыватель за всеобщее счастье» (курсив наш) [Литературная энциклопедия терминов и понятий, 2003: 38]. Дидактичность, как основная функция жанра фэнтези, проявляется в способе построения самого повествования, точнее писатель строит мосты между идеальным и реальным, тем самым воздействует на читателя. В нашем случае главный герой Принц и его близкие, получившие проклятие, расплачиваются за содеянное. Путь к счастью лежит через испытания и через обретение гармонии всех персонажей романа. Сам роман имеет «матрешечное» устройство (термин Б. А. Ланина), то есть само повествование становится рассказом о другом повествовании. Подобное построение текста позволяет полнее осознать как образ самого автора произведения, так и всех персонажей. От антиутопии роман-предупреждение отличается, прежде всего, своей антропоцентричностью, то есть ориентированностью на личность, на особенности осознания беды, имеющей общечеловеческий характер. Главный конфликт романа определяется не только разладом социальной среды и личности, но и наличием противоречий в самой личности. Таким образом, конфликт произведение носит как общественный, так и индивидуальный характер.

Таким образом, в результате анализа творчества Н. Рузанкиной мы пришли к следующим выводам:

1. Эстетический идеал писательницы представлен как духовно-практическое осмысление мира, как совокупность эстетических восприятий, вкусов и художественных образов, как единство эмоционального и рационального. Идеал рассматривается в связи с общечеловеческими ценностями, такими как Любовь, Красота, Добро, Истина, Родина наряду с искуплением, жертвенностью, представляющие собой основные добродетели христианской культуры.

2. Писательское кредо Н. Рузанкиной заключается в единстве этических (поведенческих) и эстетических взглядов. Это ярко проявляется на примере героев почти всех произведений. Нарушения этических норм, связанных прежде всего с понятием нравственности, для автора не является приговором персонажам, он обращает внимание на внутренний мир, принадлежащий сфере эстетического. В связи с этим за совершенные грехи герои получают в наказание новую жизнь, либо череду сложных испытаний, в результате чего они должны, поняв ошибку и раскаявшись, найти иной смысл, определить иные идеалы и ценности. Обращение к внутреннему миру героев чаще всего проявляется на уровне перехода от земного (телесного) восприятия жизни к эмоционально-чувственному (душевному). Это говорит о психологизации повествования.

Эстетический идеал Н. Рузанкиной — представление о совершенной личности, воплотившей в себе лучшие моральные качества, являющейся эталоном и образцом для подражания, связанной с авторским пониманием идеального мироустройства.

3. В каждом своем произведении Н. Рузанкина пытается создать особый мир, особое мироустройство, понимание которого недоступно каждому. Такая трансляция сумрачности сознания и невозможности до конца понять суть вещей транслируется как непознанность человеческой души.

4. Эстетический идеал Н. Рузанкиной с одной стороны носит обобщенный характер, так как связан с одной из главных проблем современностибездуховностью общества и потерей нравственных ориентиров. Индивидуальность же проявляется в способе разрешения данной проблемы, в поиске героев, желающих обрасти Счастье и истинную Любовь. Любовь становится одним из качеств эстетического идеала писательницы. Причем Любовь носит общечеловеческий характер, обращена к человеку, к миру, стремится достичь наивысшей степени — вечности. Ее герои только тогда получат успокоение, духовное очищение, когда встанут на истинный путь, на путь Красоты. Стремление к совершенству — вот основное, в чем проявляется индивидуальность Н. Рузанкиной.

5. Все произведения Н. Рузанкиной обращены в будущее. Они предупреждают человека о приближении всемирной катастрофы — отказа от истинных идеалов и ценностей. Приобщение к прекрасному и возвышенному гарантирует осуществление идеалов, достижение гармонии жизни всего человечества.

Все это в полной мере объясняет наш интерес к творчеству современного прозаика.

Глава 3 Функциональный аспект представления авторского идеала в русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков.

В настоящее время изучение художественного текста вышло за рамки представлений о произведении как совокупности образов и идей, наборе описаний, единстве синтаксических единиц. Формально функциональный подход к анализу художественного произведения обусловлен расцветом во второй половине XX века структурно-семантического метода филологических исследований. Появление в последние десятилетия когнитивистики привело к смене научной парадигмы филологии. С этой точки зрения авторская позиция и способы ее проявления являются одним из самых популярных аспектов изучения художественного произведения как выдающихся литературоведов (М. М. Бахтин, Ю. М. Лотман, Б. О. Корман), так и лингвистов (Л. Г. Бабенко, Н. С. Валгина, Ю. В. Казарин). Интертекстуальные же возможности художественного произведения, на наш взгляд, действительно безграничны при условии правильного понимания авторского замысла. ^х^^Автор совершенно свободен в выборе содержания и средств выраже-/ ния мысли, что делает любой художественный текст явлением уникальным. Но четкость, ясность, точность воссоздаваемых отношений позволяют избежать «конфликта позиций автора-интерпретатора и интерпретатора-Ччитателя» [Лукин, 2005: 355].

Учитывая, что «интерпретация художественного текста, свободного от жестких функциональных ограничений, остается на сегодняшний день открытой проблемой» [Лукин, 2005: 359] мы с позиций лингво-литературоведческого подхода (термин Л. В. Поповской (Лисоченко) предпримем попытку анализа представления авторского идеала в индивидуально-стилевом многообразии прозаического искусства Мордовии конца XX — начала XXI веков. При этом основной акцент делаем на личные номинации, риторический идеал как наиболее концентрированные с точки зрения выявления авторского идеала.

3.1 Художественные функции личных номинаций как способ введения авторского представления об идеале.

С точки зрения науки, занимающейся изучением собственных имен, антропонимики, имя является неким кодовым названием или характеристикой его носителя. Однако филология рассматривает и другой аспект в выборе личных номинаций. Так JI. В. Поповская (Лисоченко) указывает, что «в науке об именовании лиц известно деление личных номинаций на сигнификативные (имена нарицательные) и несигнификативные (имена собственные)» [Поповская (Лисоченко), 2005: 28]. Таким образом, мы можем констатировать факт интереса гуманитарного познания имени гораздо шире, чем его этимология.

В литературоведении уже был предпринят опыт анализа номинаций персонажа. Существует немало работ, посвященных данной проблемы, например, таких теоретиков литературы как С. Г. Бочаров, Л. Я. Гинзбург, В. Е. Хализев, а так же языковедов — Н. Д. Арутюнова, А. В. Суперанская, В. Д. Бондалетов, Н. А. Максимчук, О. И. Фонякова. В той или иной мере все труды останавливаются на причинах и способах выбора имен писателем, возможностях трактовки и трансляции (где это есть) нарицательности того или иного явления, связанного с характером, обстоятельствами жизни, нравственной позицией героя.

С точки зрения функционирования языка «на область сигнификативных личных номинаций распространяются общие закономерности способа именований, при которых различаются имя, денотат и смысл имени (по Г. Фреге и А. Черчу), имя, экстенсионал и интенсионал имени (по Р. Карна.

145 пу), предмет (денотат), смысл имени и имя (по Т. П. Ломтеву) и при которых смысл имени (сигнификат) и, следовательно, выбор имени при возможной его вариативности завися от способа осмысления денотата имени (именуемого лица) говорящим, то есть именующим" [Поповская (Лисоченко), 2005: 2829].

Таким образом, сознание писателя и его стремление к передаче сущности создаваемого образа базируются в том числе и на имени персонажа.

Даже если предпочтение отдается так называемому типовому имени, то в процессе создания композиционной канвы произведения в той или иной степени писатель использует описательные обороты, метафоры, вплетенные как в авторскую характеристику героя, так и во взаимохарактеристики. Следствием таких вкраплений оказываются выражение и восприятие подтексто-вой информации.

В настоящее время связь выбора имени и стереотип мышления описан в ряде работ по психологии. Так, при анализе художественной литературы Б. Ю. Хигир отмечает, что «имя Маргарита в Германии ассоциируется с образом сентиментальной, домашней, беззащитной девушки, а во Франции Маргарита в представлении читателей — бесстыдная, прожженная, жадная» [Хигир, 2004: 11]. Это доказывает еще раз то, что имя напрямую соотносится с самосознанием не только отдельного человека, но и нации в целом. При этом ученый указывает и на степень избирательности личных наименований как эквивалент высокохудожественности литературного образца. «Еще более удивительная ситуация в американской литературе, где авторы детективных романов, не утомляя себя заботой о создании объемного характера, часто беV рут имя с готовой литературной репутацией, заменяющей образ» [Хигир, 2004: 11]. Мы согласны с рассуждениями ученого о том, что талантливые писатели на интуитивном уровне чувствуют соотношение имени с характером и судьбой. С каждым именем связан особый образ, стереотип мышления, а так же совокупность социальных, национальных, психологических отношений.

В имени персонажа обнаруживается богатство и разнообразие ассоциативных связей, которые раскрываются в контексте художественного произведения. Становится очевидным, что изучение языка художественной литературы играет важную роль при выявлении авторской предпочтительности и замысла произведения.

Довольно часто в качестве героя произведения воссоздается исторический образ. Например, Николай II в романе В. Н. Косыркина «Похищение орла» в качестве героя второго плана присутствует в судьбе Владимира Леонтьева — центрального персонажа произведения. В^ когшггивистике такой прототип получает название протоним, поскольку создатель художественного текста возлагает на себя обязанность быть достоверным в описаниях, чтобы восприятие образа героя совместилось с историческими знаниями, которыми уже обладает читатель. По мнению А. А. Сивцовой, «именования реальных исторических лиц и людей искусства выполняют определенные стилистические функции, начинают „говорить“. Они активно участвуют в создании исторического и национально-культурного колорита, выражении авторских интенций, мировоззренческих позиций, литературных взглядов. Многие имена являются прецедентными, вызывая у читателей определенное эмоционально-оценочное восприятие текста и широкие ассоциации» [Сивцо-ва, 2008: 18].

Использование протонима в тексте подразумевает под собой либо реальное, легко узнаваемое лицо, «настоящее имя которого по каким-либо причинам нельзя называть» [Хигир, 2004: 11], либо напротив, это связано с желанием автора отвести читателя от прототипа, «с именем которого, однако, автор не хочет, не может расстаться» [Хигир, 2004: 11]. Естественно, персонаж не является полной копией своего прототипа, поскольку его образ пропущен сквозь призму авторского мировоззрения, и является творчески преображенным, более емким и выразительным, ведь задача создателя исторического художественного произведения заключается в стремлении описать нечто было, а как произошло.

Однако в большинстве случаев мы имеем дело с вымышленными именами героев, даже при наличии прототипа. «Имя в искусстве заведомо вымышлено. Вымышлено автором, что подчеркивает его „демиургическую“ роль (творение новой реальности) и отсылает к проблеме взаимоотношений автора и героя» [Шульц, 2008: 39]. Литературная ономастика тесно связана I со стилистикой, поэтикой, лингвистикой текста, лексической семантикой. / Это направление в анализе текста рассматривается как взаимосвязь языкового и речевого, общего и индивидуального в семантико-стилистической системе языка писателя, важным элементом которого являются имена собственные. Всякое имя композиционно значимо в структуре произведения, и является ключевым. Каждое имя тесно связано с системой персонификации всего ^текста.

В повествовательных и драматических произведениях роль имени намного важнее, чем, например, в лирике, где основная функция номинативна (функция называния). Во-первых, имя персонажа зависит от времени и социальной среды. Например, в произведениях XIX века девушки из простой крестьянкой семьи носили имена Марфа, Василиса, Федосья, чего нельзя сказать о представительницах дворянства. Это в основном Ольги, Екатерины, Александры. Во-вторых, личная номинация героев зависит от выбора писателя, который осуществляется в зависимости от жанра и стиля произведения. Автор в таком случае находится в свободном творческом поиске. В-третьих, имя выполняет стилистическую, эстетическую и изобразительную функции, в отличии от имени собственного в речевой коммуникации.

Художественное произведение является особой сферой функционирования имен собственных. В тексте произведения личные номинации соотнесены, с одной стороны, с реальной действительностью и с современным литературным языком, с другой, с изображаемым миром и языком художественной литературы. Это способствует тому, что читатель, опираясь на получаемую информационную маркировку, воссоздает ассоциативные связи, что порой и способствует переосмыслению семантики художественного произведения. Это еще раз доказывает то, что имена собственные представляют собой ценнейший компонент в системе художественной выразительности. Л^'/^Художественные функции личных номинаций как способ сведения авторских представлений о картине мира позволяют говорить о специфике их индивидуального набора как в творчестве одного писателя, так и в конкретном литературном образце соответственно. На наш взгляд, такой анализ позволит расширить интерпретационные рамки и даст возможность проследить писательские предпочтения, в том числе и в плане описания авторского идеала.

— Так, С. А. Шульц выделяет несколько смыслов наполнения имени персонажа в структуре художественного произведения: «Подражание автором Богу или первочеловеку в самом акте называния, именованиятворение художественного мира как новой реальности автором-демиургомэкзистенциально-онтологическое утверждение носителя имени в бытии, т. е. „завершение“ образа персонажарепрезентация, представление, центрирование персонажа и мирасобственно диалогический момент, т. е. роль имени для других, называние как факт откликтнутости другимимаркирование определенной (социальной, национальной, характерной и т. п.) обусловленности носителя имени или нарочитый отказ от этогораскрытие глубинных архетипи-ческих подтекстов образа и художественной идеи в целом (уровень исторической поэтики и ее эпифеномена в виде мифопоэтикиво многом и уровень интертекстуальности) — проблематизация зазора между именем и его носителем, обращающая к вопросу „свободного“, „безымянного“ существования персонажа вне устоявшихся норм и правил, канонов и принципов расхож его понимания» [Шульц, 2008: 40−41]. Разделяя точку зрения ученого, хотелось бы добавить к предложенной классификации и создание нарицательности на базе номинативности.

В классической русской литературе подобное явление широко распространено. Достаточно вспомнить Н. В. Гоголя и А. С. Грибоедова с их «говорящими» фамилиями персонажей: Хлестаков, Молчалин, Держиморда, Собакевич, Коробочка и др. Яркие свойства, выраженные в характере персонажа, приобретают нарицательное значение, и начинают употребляться при характеристики других людей (например, фамилия Плюшкин стала синонимом скупости). К подобному разряду относятся и такие явления, как «обломовщина», «самгинщина» и т. п., где в качестве доминантного компонента собирательности выступает стиль жизни, личностная модель поведения.

В плане же личной номинации главных героев, на наш взгляд, интересен роман Владимира Косыркина «Похищение орла». Главный геройкнязь Владимир Леонтьев выражает авторский идеал патриотизма. Во многом это обуславливает, на наш взгляд, и выбор имени персонажа. В истории литературы Мордовии не сохранилось авторской версии выбора имени героя автором, но мы можем сделать несколько предположений. Во-первых, черты характера героя автобиографичны. Несомненно, что устами героя высказаны основные взгляды автора на действительность. Этот персонаж воплощает в себе идеал гражданина, таким образом его воспитательное значение основано на том, что писатель выражает передовые тенденции своего времени и служит примером борьбы за них. Поэтому мы и предполагаем, что прототипом князя Владимира послужил сам автор. Естественно, что в таком случае герой не является копией Владимира Косыркина. Во-вторых, свое символическое значение имеет славянское имя Владимир — «владеющий миром» [Хигир, 2004: 42]. Толкование имени «умен, трудолюбив, настойчив в достижении цели» [Хигир, 2004: 42] находит отражение в тексте романа. Ум, здравомыслие, рассудительность Владимира позволяют высказывать свое мнение, с которым многие согласны, но в силу каких-то причин не решаются озвучить свои мысли. Еще в ссылке Владимир Леонтьев пытается выразить «свое реальное, а не эмоциональное видение действительности» [Косыркин, 1996: 38]. Это помогает молодому дворянину увидеть причины кризисности развития России, на что многие закрывают глаза («.Ослабла вера и нравственность не у простого человека, а у тех, кто стоит на верху государственности» [Косыркин, 1996: 74]). В-третьих, отвага князя Владимира Леонтьева отчасти предполагает сравнение с реальным историческим лицом, Владимиром 7 Святославовичем. Владимир Святославович славился своими походами. Во время своего правления он заключил множество политических договоров, что говорит о его здравомыслии. В фольклоре, точнее в былинах, Владимир Святославович известен под именем Владимир Красно Солнышко. Но этот образ является обобщенным, в нем совмещены черты и более поздних правителей. Характер Владимира Леонтьева близок былинному образу, так как несет на себе семантику добра, справедливости, отваги и патриотизма. Это подтверждается и наличием титула (князь), который несет в произведении социально-знаковую доминанту, позволяющую в дальнейшем базировать не только личное противостояние Владимира Леонтьева и Федора Коротина. Этот комментарий позволяет судить о соответствии имени персонажа реальному антропониму.

Одним из важных компонентов художественного текста является его заглавие, которое аккумулирует восприятие читателя. Заглавие — «это компенсированное нераскрытое содержание текста. Его можно изобразить в виде закрученной пружины, раскрывающей свои возможности в процессе развертывания» [Гальперин, 1981: 113]. Заглавие вводит читателя в. мир произведения. Нам интересен этот факт с точки зрения введения имени главного героя в сильную позицию названия произведения. В этом отношении интересен рассказ Н. Рузанкиной «Люська».

Героиня рассказа Люська объединяет в себе признаки, которые подтверждаются формой ее имени с суффиксомк-, имеющим значение пренебрежительности: Люська —> «бездетная Люська» [Рузанкина, 2002: 4]—> «растерянная, жалкая» [Рузанкина, 2002: 5] —> «черная, худющая, с позолоченным светом в глазах» [Рузанкина, 2002: 15]. Данный номинативный ряд, ярко характеризующий мир героини, включает в себя разные оценочные характеристики. Во-первых, в данном ряду реализуется сема «одиночество». Во-вторых, в последнем случае на лицо противопоставление, реализующееся на примере контраста «черная, худющая, с позолоченным светом в глазах», а точнее на антитезе тьмы и света. Это в полной мере отражает динамику характеристики Люськи как главной героини рассказа. Слово-заглавие служит ярким примером семантизации: имя находит у Б. Ю. Хигира следующее толкование: «Этой женщине в полной мере достаются и радости, и огорчения. Неприятные неожиданности для нее не исключение, а правило» [Хигир, 2004: 110]. Смерть героини разрушает причинно-следственные связи между действительным и потусторонним мирами, теперь время утрачивает свою конкретность и герои обретают вечность. Смерть одного человека интерпретируется как очищение всего человечества, живущего в материальной нищете, но и в духовной. Таким образом, заглавие является динамичным и многозначным, имеет связь со всем содержанием текста. По мнению Н. А. Николи-ной «в значении заглавия всегда сочетаются конкретность и обобщенность. Конкретность его основана на обязательной связи заглавия с определенной ситуацией, представленной в тексте, обобщающая сила заглавия — на понятном обогащении его значениями всех элементов текста как единого целого. Заглавие, прикрепленное к конкретному герою или к конкретной ситуации, по мере развертывания текста приобретает обобщающий характер и часто становится знаком типичного. Это свойство заглавия особенно ярко проявляется в тех случаях, когда заглавием произведения служит имя собственное» [Николина, 2003: 174].

Таким образом, характерной чертой именования персонажа у Н. Рузанкиной является использование негативно окрашенной лексики. Это во многом объясняется схематичностью и примитивностью образов. Совокупность именований выявляет не только расстановку героев в тексте, но и помогает читателю выявить особенности авторского мировоззрения, где отражаются эстетические принципы. В системе собственных имен художественного произведения большую смысловую нагрузку несут антропонимы, которые являются неотъемлемым средством художественной выразительности. Естественно, что при выборе имени персонажа писатель обращает внимание на происхождение имени, на его звуковое оформление, на фонемику, морфемику, способствующих отражению различных экспрессивных оттенков. Так, например, в рассказе А. и К. Смородиных «Золотой для адвоката» авторы, выбирая имена персонажей, ориентируются на общепринятую формулу, передающую информацию о номинанте, в том числе его социальное положение, основное занятие. В некоторых случаях писатель прибегает к дополнительному наименованию типа: Витек очкастый, Жорик-Ушан, JIexa-Говорун. Использование таких определений персонажей способствует концентрации дополнительной информации о герое и объясняет социальную и эстетическую авторскую позицию по отношению к описываемому характеру, его культуру, и, самое главное, культуру среды обитания героев. Предложенный рассказ оригинален по своей структуре и языку, ярко отражает движение автора к религиозному лу.

В рассказе имена собственные играют немаловажную роль и служат своеобразным ключом в раскрытии авторского замысла. В тексте рассказа при первом появлении героев, помимо имен-прозвищ, дается и краткая характеристика. Например, «Витек очкастый — воротила финансовый, Виктор ИвановичЖорик-Ушан — полгорода крылом серым покрыл, рынки держит и контролируетЛеша-Говорун — адвокат солидный, да еще Лялечка с ними, девочка бывшая, подруга юности, у ней теперь под началом другие девочки, а она и для души может отдохнуть, развлечься общением с гостями почетными, однокорытниками по юности» [Смородин, 2000: 77]. Использование подобных имен-характеристик не случайно, поскольку придаваемая эмоциональная окраска способствует пробуждению у читателей определенных ассоциаций, мыслей и чувств. Так, в рассказе функционируют несколько типов антропологических наименований, причем один и тот же герой может иметь несколько определений. Например, Витек очкастый —> «финансовый воротила» [Смородин, 2000: 77] —"• Виктор Иванович [Смородин, 2000: 77] —> «магнат финансовый, держатель активов» [Смородин, 2000: 82] —> «Разбойник» [Смородин, 2000: 86]- Жорик-Ушан —> радушный хозяин [Смородин, 2000:

82] —> Мытарь [Смородин, 2000: 86]- Леша-Говорун —> адвокат [Смородин, 2000: 77] —> Леша —> защитник [Смородин, 2000: 82] —> Алексей Петрович — «Расслабленный» [Смородин, 2000: 84]- Лялечка —" «девочка бывшая, подруга юности» [Смородин, 2000: 77] —" «Блудница» [Смородин, 2000: 85]. Как видно из примеров некоторые из наименований персонажей представлены вариантами одного и того же имени, другие же функционируют как параллельные имена. Наиболее многочисленными являются однословные единицы (Леша, Лялечка), среди них имена и прозвища персонажей (Защитник, Расслабленный, Мытарь, Блудница, Разбойник). В рассказе представлена и двучленная модель именования, среди которых встречаются конструкции «имя + прозвище»: Леша-Говорун, Жорик-Ушан, а также «имя + отчество»: Виктор Иванович, Алексей Петрович. К двучленной структуре также можно отнести меткие характеристики, представленные в виде словосочетаний: радушный хозяин [Смородин, 2000: 82], «девочка бывшая» [Смородин, 2000: 77]. Героям рассказа присущи как семантические варианты антропонима, так и параллельные. Например, к семантическим вариантам можно отнести такие именования, как Витек — Виктор Иванович, Леша — Алексей Петрович, адвокат — защитник. К параллельным именованиям — Витек — Разбойник, Жорик — Мытарь, Леша — Расслабленный, Лялечка — Блудница. у.

Таким образом, использование А. и К. Смородиными имен-прозвищ, «обусловлено отсутствием подробной характеристики персонажей. Имена-прозвища выполняют в тексте важную функцию, восполняют информационную недостаточность. В большинстве случаев такие номинации являются искусственными, но они построены на модели реального носителя имени. В рассказе мы выделили несколько способов подобной номинации. Во-первых, это имя, отражающее характер занятия героя, например, Леша-Говорун. Во-вторых, это внешняя характеристика: Витек очкастый. В-третьих, имя, отражающее внешний вид героя, реже его внутренний мир: Лялечка — Куколка. В последнем случае очевидно, что автором использован уменынительно-^ласкательный вариант имени, где потенциальными семами являются: кукла, красота и в какой-то мере легкомысленность. Выполняя стилистическую функцию, имена отражают и авторскую оценку, где отражается его мировоз.

I зрение писателя. Многие имена определяют эмоционально-оценочное восприятие всего произведения в целом и ассоциации, которые в той или иной мере отражают представление об идеальном и должном. В данном случае номинации персонажей являются косвенным свидетельством авторского не1.

I приятия жизненной позиции героев. Именно так в произведении А. и К. Смок слову наблюдается у многих современных прозаиков Мордовии. Особенно ярко это представлено в рассказе Н. Рузанкиной «То, что звалось тобой». Слово в рассказе приобретает магическое свойство, способное полностью реализовываться. Так, сказанное в гневе слово «Животное!», «Тварь!» [Рузанкина, 2005: 156] превращает любимого человека в нечто похожее на зверя, который и мяукает, и отрывисто лает на луну. Интересно, что первоначальный смысл слова «животное» в рассказе полностью утрачен. В этимологическом словаре мы находим следующее определение: «Животное см. живот» [Этимологический словарь русского языка, 1970: 148]. «Живот <.> Древнее славянское слово. Первоначально значило „признак“ (жизни), которым обладает то или иное существо» [Этимологический словарь русского языка, 1970: 147]. Единственное, что полностью реализуется в контексте это часть толкования «то или иное существо». И действительно в произведении мы наблюдаем превращение героя в существо, в нечто похожее на зверя. Слово «тварь», произошедшее от «творить», в процессе функционирования в речи приобретает бранное значение «мерзкий, презираемый человек» [Этимологический словарь русского языка, 1970: 470]. Второе неряшливо сказанное слово («Идиот!») превращает зверя в «умственно неполноценное создание в человеческом обличии» [Рузанкина, 2005: 157]. В толковом словаре русского языка дано следующее определение: «Идиот — 2. Глупый человек, тупица, дурак, (разг., бран.)» [Толковый словарь русского языка, 1990: 239]. Значение слова полностью реализуется в тексте и приобреродиных реализуется концепция идеала. тает символическое значение и все дальше удаляет героя от идеала, от любимого героиней человека. Все эти преображения сопровождаются шумом океана и криком чаек над головой. Это не случайно: океан, как непознанная стихия, внушает страх. И тут героиня поняла, что сама виновата во всем, что слова, рожденные в ее сердце, дошли до любимого. Ее слово, ее номинация материализуется. Ее обида, ревность, злость отдаляет женщину от ее идеала, от ее мужчины, от ее любимого.

Таким образом, слово, имя в рассказе Н. Рузанкиной становится одним из средств создания художественного образа. Слово-имя обладает в данном случае особым ассоциативным фоном, который соответствует духу, идее и целям произведения, что сводится к пониманию основной функции слова — творить жизнь, нести свет и радость, сближать людей. Оно должно укрывать человека от несправедливости мира, от лжи и фальши, от смерти. Часто мы приписываем словом человеку то, чего в нем нет, подозреваем то, что не существует на самом деле. Благое же слово обладает величайшей силой, которая может спасти, произвести переворот, сотворить чудо. Такому слову и отдает предпочтение писательница.

Такое стремление автора обосновать личные номинации персонажей в структуре художественных текстов, проследить связь имени и характера героя позволяют говорить о писательской приверженности к созданию полновесного, узнаваемого, но, в то же время, самобытного персонажа, который помогает в той или иной мере реализовать представление о том, что и как должно быть. И, следовательно, все это в целом характеризует аксиологическую составляющую авторского представления об идеале, психологию его творчества.

В результате анализа личных номинаций в системе представления автора об идеале мы пришли к выводу о том, что мир собственных имен богатый, разнообразный, предсказуем, но вместе с тем неоднозначен, полон смыслов, важных для выявления позиции автора, восприятия читателя, анализа исследователя. Выделенные нами номинации персонажей в структурном, семантическом и стилистическом отношении отличаются своей цельностью и завершенностью. Имена собственные, или онимы, несут на себе особую смысловую нагрузку, соответствующую передачи мировоззрения писателя и идее произведения в целом. Личные номинации имеют двойственную мотивацию. С одной стороны, это связи соответствующие реальному именнику, носителю имени, с другой, номинации, представленные в виде искусственной системы, мотивированной ассоциативными связями, узнаваемы из контекста. Имена собственные, взаимодействуя с характеристиками персонажа, создают тональность произведения, отражают авторскую позицию и отношение к героям. В текстах личные номинации выполняют несколько функций: номинативную, стилистическую, эстетическую, эмоционально-оценочную. Выявление авторской предпочтительности номинирования позволяют распознать замысел, а, следовательно, и движение к описанию авторского идеала.

§ 2 Роль риторического идеала в формировании общего представления о позиции писателя.

В создании образа художественного произведения особоеместо. занимает его речевая составляющая. Соответственно определяющим общий г—————— ¦ - - ——¦ обмен конкретного индивидуума становится риторический идеал, что представляет собой некоторую модель идеального речевого поведения. Идеалвысший образец нравственной личности, охарактеризованный через речь-поступок, т. е. волеустремление, языковые реализации мышления и чувств, различные виды и подвиды вопросов, побуждений и восклицаний, за которую он несет сознательно ответственность. В философско-этическом понимании идеала на первый план выдвигаются представления о благом и должном. В идеале содержатся универсальные основания человеческих суждений и решений, утверждается определенное, безусловное и положительное содержание поступков. В связи с этим можно назвать моменты, из которых складывается обобщенное представление о самосовершенствовании и идеале: самоограничение и личная дисциплинастойкость в исполнении долга и сознательном подчинении себя выбранной целивнутренняя свободаверность эстетическому абсолютунепрестанные усилия по практическому осу-/ ществлению идеала.

Как отмечает А. К. Михальская, речевой или риторический идеал — это система наиболее общих требований к речи и речевому поведению, сло жившаяся в культуре и отражающая систему ее этических (нравственных) / ценностей [Михальская, 1996: 379]. /.

Таким образом, речь персонажей выполняет не только информативную, коммуникативную функцию, но и эстетическую, то есть речь служит основным средством отражения авторской позиции.

Для нашего исследования очень важно определить особенности риторического идеала, соответствующего общему представлению о прекрасном. По своей природе риторический идеал представляет собой совокупность общеэстетического и этического (нравственного) идеала. С одной стороны, риторический идеал тесно связан с этическим комплексом определенного общества, с другой — с языковой личностью, выражающей основную систему ценностей этого общества. В художественном тексте риторический идеал строится на основе высказываний персонажа, при этом следует учитывать не только прямую речь (внешнюю и внутреннюю), но и косвенную и несобственно-прямую.

Носителем риторического идеала, как правило, является один из героев произведения. Его нормированность речи, правильность произношения, контекстуально-регламентированное и уместное употребление слова, ясность и четкость изложения мысли и т. п. позволяют безошибочно выделить такой персонаж из общей массы героев. Особенность риторического идеала заключается в его способности отражать действительность, общественно-политическую ситуацию и иерархию ценностей. В таком плане интересен роман В. Косыркина «Похищение орла». Главный герой романа Владимир Леонтьев является носителем авторского мировоззрения и идеологической позиции, которая проявляется в речи, поступках и действиях героя. Позиция автора и героя представляет собой единое целое. Так мировоззрение Владимира Леонтьева во многом предопределяет направленность его суждений, решений и поступков. Свою точку зрения по поводу войны Владимир заключает следующим образом: «Свою концепцию |я начинаю строить не с причин, а прежде всего с понятия, что такое война, jВойна — есть физическое насилие, заканчивающееся убийством. Поэтому в 5нравственном, да и духовном смысле, я не могу ее воспринимать как положительное явление. Воюют только больные организмы» [Косыркин, 1996: 43]. И далее: «В политическом смысле мы всегда готовы воевать за границы. В нравственном плане мы мало в чем отличаемся от Германии. Справедливость в войне всегда должна быть оправдана нравственно. Когда же не нахо-j дят общего языка два родственника-монарха, о какой справедливости и нравственности может идти речь? Это дело всех тех личностей, толкающих свои народы на безнравственное, взаимное убийство» [Косыркин, 1996: 44]. Следовательно, демонстрируя свою позицию, герой выражает правдивость и честность. Мы в полной мере можем здесь говорить о сильной языковой личности. Как отмечает А. К. Михальская «ритор есть, прежде всего и во всем, исI тинный гражданин, добродетельный муж — человек, радеющий о благе оте-I чества и государства, трибун, поражающий порок и защищающий доброде-/ тель» [Михальская, 1996: 262]. Наиболее употребительными в данном от-I рывке становятся слова нравственность и справедливость, которые в данном^{контексте} связаны с понятием истины и правды. В суждениях князя Владимира отражены достаточно важные темы, касающиеся судьбы России. Причины кризисности России князь видит прежде всего в устройстве государства: «Но совершенный аппарат управления может быть избран только здоровым обществом, — парировал он. — И если общество больное, его нужно лечить здоровой религией, если хотите, идеологией. Пока же народу помогают одряхлеть, заражают его новыми болезнями, — с больным организмом легче справиться, увлечь любой псевдоморальной идеей» [Косыркин, 1996: 68]. Служение на благо Родине и защита интересов Отечества — вот основной смысл жизни героя. Девизом становится следующее высказывание: «Для русского человека не может быть ничего почетнее, чем воевать за царя и Отечество» [Косыркин, 1996: 41]. Примечательно, что все высказывания идут от имени народа, что подтверждает гражданственность и патриотизм Владимира. Приведем перечень нравственных и мировоззренческих категорий, входящих в лексикон героя: честь, долг, справедливость, патриотизм, достоинство. Понятие чести имеет ценность не только для героя, но и для всего общества, что тесно связано с высоким чувством, с патриотизмом. В структуре речи князя Владимира можно выделить несколько типов дискурса: аргументирующий, где цель говорящего сводится к убеждению и доказательству своего мнения, который проявляется в оценке, а точнее в порицании, действительности.

Речь персонажа во многом отражает моделируемую автором картину мира. Анализязьжовойлично. стии ее риторического идеала позволяетвы-явить авторскую систему ценностей. Остановимся в связи с этим на рассказе В. А. Юрченкова «Лики», где в центре событий спор Даниила с Андреем Рублевым.

Рассказ «Лики» был опубликован в литературно-художественном сборнике в 1986 году, следовательно, написан был несколько ранее в непростое время утраты религиозной традиции этико-эстетического осмысления жизни в ее целостности. Анализируемое произведение отражает поиски Бога и возможности восстановления взаимосвязи с Творцом. Частичная утрата нравственных позиций, поиски веры и истины, проблема выбора — вот далеко не полный перечень вопросов, которые стремится решить автор.'.

Не приученный к церковной традиции, еще в недалеком прошлом воспитанный в атеистической стране, средних лет человек все чаще пытается определить для себя границы истинной веры. Тем показательнее для автора обозначение определенного идеала отношений человека и Бога. В качестве примера праведного отношения к окружающему миру, безграничной любви ко всему человечеству В. Юрченков избирает Андрея Рублева.

Любое художественное произведение может быть рассмотрено с точки зрения идеала автора. Исследование личности великого русского иконописца не замыкается в системе рассмотрения Андрея Рублева как субъекта творческого процесса. Хотя для автора рассказа важно представить идеал творчества. Это то, что человек может дать миру. Но доминантный уровень занимает, тем не менее, живое единение человеческого духа и Бога. В старости Андрей Рублев открывает истину, мимо которой прошел в молодости: «Бог есть любовь». В этом отношении показателен поток мыслей великого мастера. Приведем развернутую цитату: «.Ибо любовь долго терпит и милосердствует, она не превозносится и не гордится, не завидует. Любовь не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается. Не мыслит зла, не радуется неправде, а сора-дуется истине. Она все покрывает, всему верит, все надеется, все переносит. Любовь есть бог» [Юрченков, 1986: 166]. Здесь нет форм обобщения к христианским идеям и образам, отсутствуют комментарии к христианским традициям. Перед художником открывается мир особой, вечной, богоподобной любви и красоты, сокрытой в глубинах народной души. Рублев не терпит бессмысленности, он ищет в жизни разумную цель, достижению которой можно было бы посвятить свои силы и внутренние дарования. «Душа народная в любви и милосердии. А люди, припав к красоте божественной, силы обретут» [Юрченков, 1986: 166].

Стилизация речи героя происходит за счет инверсии, использования свойственной тому времени и сообразной образу жизни героя лексики. При этом риторический идеал не проявляется в споре, не отражает однозначной позиции противопоставления Рублева Даниилу.

Сутью отношений герой — автор в анализируемом произведении является позиция отстранения от церковно-заветного начала писателя в пользу обязательно-положительного, характерного для лучших образцов советской литературы. Описывая духовно-интеллектуальный мир основного героя произведения, исходя, прежде всего, из собственного опыта и либо объективируя его, либо запечатлевая субъективно, автор особое внимание уделяет душевным переживаниям героя. Риторические вопросы типа «Неужели силы нет в художестве моем?» или «Неужели и ради него Христос кару принял?» создают мыслительное поле основного персонажа, обнажая тем самым медленное восхождение от конкретно вещественных описаний до понимания глубокого философского смысла автором воссоздаваемого происходящего. Вместе с тем, налицо и душевные искания создателя художественного произведения. К примеру, высказывания героя об иконах звучат как выстраданные писателем: «Он (Рублев — Е.У.) уже давно не молился. Ему казалось, что поклонение этим старым и трухлявым доскам не имеет ничего общего с верой. <.> Главное ведь в душе и работе, служении работой, трудом праведным» [Юр-ченков, 1986: 163].

На наш взгляд, примечательно, что в рассказе серьезного ученого-историка, каковым и является В. А. Юрченков, обнаруживается отсутствие точных цитат или указаний на исторические события. Исключение составляют упоминание в жизненных итогах самим Рублевым факта росписи им храмов в Троицкой обители, во Владимире и воспоминания о том, как коломенский епископ Герасим благословлял воев (воинов) на битву с нечестивыми. Учитывая, что годы жизни крупнейшего мастера московской школы иконописи датированы приблизительно 1360/70 — 1430 гг., здесь, видимо, речь идет о монголо-татарских завоевателях.

В качестве эпиграфа писатель избирает отрывок из «Сказания о святых иконописцах»: «Преподобный Андрей Радонежский иконописец прозванием Рублев, писаша многие святые иконы, чудны зело и украшены». Кольцевой композиционный круг завершается цитатой из «Жития Сергия Радонежского»: «Андрей иконописец преизрядный и всех превосходящ мудрости. седины честны имея». Это собственно и является некой кодовой системой, хорошо понятной человеку просвещенному, вынужденному о церковности говорить опосредованно, в соответствии с принятой традицией литературного процесса советского периода, когда христианство директивно преследовалось, запретным оказались представление о национальной русской словесности в религиозной эволюции. Вместе с тем, В. А. Юрченков выступает как прозаик-новатор. Отходя от излюбленной традиции противостояния положительного и отрицательного героев или перевоспитания первым второго, писатель воспроизводит теологический спор между Рублевым и его учеником Даниилом. Формально суть разногласий заключается в манере изображения ликов на иконах. Последовательно отстаивая идеи Феофана Грека, Даниил говорит о необходимости изображать Бога как силу «неисчислимую и непознанную. <. .> Смотришь на творения Грека — дрожь берет. <. .> И присутствие бога чувствуешь. Вот он — бог. Здесь, рядом, готов покарать грешного и нечестивого» [Юрченков, 1986: 166]. Хранимый в сознании, в памяти образ Бога, характерный для европейской культуры, не приемлем для Андрея Рублева: «Феофан иноземцем был. Он души не понимал народной. <.> Душа народная в любви и милосердии» [Юрченков, 1986: 166]. Позиции Рублева изначально присущи некое духовное размышление, некоторые смятение и сомнение, разрешение которых необходимо не только для его прозрения, но и как способность дать его людям. Свой талант иконописец воспринимает как дар Божий. Образ Божественного величия скорее в малом, чем в великом земном, все равно не адекватном божественному величию, в аскетической традиции, в парадоксальном, с точки зрения бытовой логики духовно-этическом прозрении смиренных сердцем, в практике самоуничижения, столь характерном для православного сознания.

Религиозная рефлексия сменяется умозрительной, философской, на смену которой приходит рефлексия эмпирическая, чувственная. Особенно явно это выступает в сцене спора Даниила <3 Рублевым: «Почему у тебя получается, а у меня нет? Разве я хуже тебя, разве не равны мы перед господом, разве не верую я?» [Юрченков, 1986: 167]. И ответ Рублева: «Веры мало. Понимание сути народной нужно. А у тебя нет этого и не будет. Не любишь ты людей и грешен потому. Не я, а ты гордыней обуян» [Юрченков, 1986: 166]. Разгадать тайны художественного сознания и творчества Рублева не дано никому: ни Даниилу, ни чернецу-монаху. Но Даниил знает цену рублевским фрескам, отсюда и реакция на погибшую последнюю икону РублеваСпас, испорченную иноком. «Лицо Даниила, беззвучно вошедшего, было искажено мукой, взор упирался в икону, сверкающую свежими красками и позолотой, седая борода всклочена, рука со сведенными пальцами указывала на лик» [Юрченков, 1986: 168]. Параллелизм образов Даниила и Андрея Рублева выходит, таким образом, из антитезы спасительного и губительного пути, положительного и отрицательного.

Произведение не перенасыщено патриархальной и религиозной символикой. Внутреннее оправдана стилистика текста, сформированная на архаическом звучании слов («икона», «Богородица», «братия», «келья», «скорбь», «Христос», «Иуда», «милосердие», «красота» и др), в которых и находит внешнее выражение религиозно-философский контекст произведения. Культура традиций в тексте универсальна. Для постижения смысла произведения важно проследить трансляцию образа света с понимании самого автора и его героев. Учитывая, что «слова свет и свят филологически тождественны» [Дьяченко, 2001: 176]. Исходя из труда Г. Дьяченко, образуем синонимический ряд благоговейный — светлый — чудный. Исходя из поэтической, философской, религиозной практики, следует отметить, что свет, хотя и рассматривается в различных аспектах у Платона, Гете, П. Флоренского и др., всегда приобретает символическое значение. В этом отношении анализируемый рассказ не исключение. Таким образом, выражения типа «свет вечный», «несотворимый высвечивает лица божественные изнутри», можно интерпретировать как нюансы, складываемые в общее представление лика, сущности единства внешнего мира и внутреннего ощущения человека. Здесь присутствует мысль о неизмеримом превосходстве творчества Бога над искусством человека, что отчасти характерно для верующих представителей литературы настоящего времени.

В нашем случае Андрей Рублев — носитель божественного слова и дара. Его речь не высокомерна, не поучительна, более того соединение земного и божественного происходит на уровне понимания мира, и выражается в интонационном рисунке речи героя. Именно Рублев является инициатором гуманизации отношений участников общения, но принципиальная позиция, не терпящая компромиссности, дает возможность художнику понять суть религиозного движения. А понимание приносит прозрение и желание изменить положение вещей. Основополагающим принципом речевого поведения героя остается стремление делом показать свою правоту. Таким образом, риторический идеал как отражение и воплощение эстетических и этических поисков писателя, сформированных в определенную историческую эпоху позволяет в данном случае совместить позицию героя как носителя идей своего времени и мироощущения автора. В современной прозе Мордовии есть и другие примеры художественных образцов, которые позволяют писателю прибегнуть к приему лишения героя риторических возможностей при полном сохранении процесса эмпа-тии. Такие тексты единичны, и их присутствие позволяет полнее понять суть и роль риторического идеала. В качестве примера можно привести повесть Н. Рузанкиной «Девочка и слово».

В центре повествования — девятилетняя девочка, брошенный, умственно неполноценный ребенок, не имеющий возможности вербально выразить свои мысли. Творчество становится основным способом общения с окружающим миром. Н. Рузанкина настолько глубоко проникает во внутренний мир ребенка, что уровень эмпатии автора определяется как способ «быть вместе» с другими, чувствовать как они, мыслить и переживать.

Окружающий мир девочки объемен, имеет цвет и запах, компенсируя' невозможность слышать и произносить слова, она физически ощущает Слово. Видимо автор намеренно дает пространственные и иллюзорные координаты типа «мохнатая темнота», «ушастые нянины тапки», «сахарно-ледяной снег» и т. д.

Но внутренний мир Юли настолько чувствительный, что помог произ-ести несколько слов, имеющих важное значение для героини. Это слова «любовь», «эвтаназия», «смерть», и слова, которые сумела почувствовать -«дом», «убийство». Все эти слова находятся в антонимической связи, с противоположным семантическим значением. С одной стороны это любовь и дом, с другой, смерть, убийство и эвтаназия. Н. Рузанкина сопереживает своему герою и поэтому дает возможность Юле выразить свой идеал, но не через произношение, а через творчество, в котором полностью отражается риторический идеал и представления о совершенстве не только Юли, но и автора.

В художественном произведении идеализация детства чаще всего идет по двум путям. Первое, связанное с представлением взрослого человека об исследуемом периоде как самом ярком положительном впечатлении от жизни. И второй путь представляет собой анализ (чаще всего примитивно-наивный) жизненных устоев маленьким человеком. Но представленные точки зрения весьма часто синтезируются в пределах одного художественного произведения. Рассмотрим это на примере рассказа Светланы Новокрещено-вой «Кукла Саша», где риторический идеал размыт, автор не дает четкого представления его личной сопричастности с точкой зрения одного героя. Такой пример нам важен для иллюстрации типичного проявления авторского присутствия в художественном произведении.

Особенностью данного текста является то, что прозаик дает возможность увидеть мир глазами ребенка, С. Новокрещенова пишет от лица ребенка. И хотя объектом внимания в рассказе становится девочка Ася, произведение адресовано взрослому читателю, на что указывает круг проблем, поднимаемых в произведении.

С. Новокрещенова в рассказе «Кукла Саша» преследует своей целью показать не приукрашенный, схематичный образ ребенка, некую модель для воспитания нравственности, а естественного, полного личных переживаний, сомнений, совершающего ошибки и промахи, добивающегося своих маленьких успехов или терпящего неудачи, человека.

В рассказе «Кукла Саша» центральное место занимает девочка Ася. Пристальный интерес писательницы сосредоточен на образе жизни семьи, методах воспитания ребенка, мотивах его поведения и самоопределения, способах достижения поставленных целей, будь то мелкие повседневные или принципиально важные жизненные устремления. На фоне взаимоотношений взрослых мужчины и женщины предложено проследить за поведением маленькой девочки, которая волею судьбы вошла в их жизнь.

Ася не является биологической дочерью героя. Для него этот ребенок— «подарок судьбы» [Новокрещенова, 2008: 3]. Судьба жестоко обошлась с ней. Когда Майка, узнает, что беременна и что ей предназначена роль матери-одиночки, она находит один лишь выход — самоубийство. Ее спасают. Поэтому Ася ассоциируется у Майки с переживаниями и нежелательной беременностью, ребенок не получает должного внимания от матери. Майка как-то неправильно воспринимает старшую дочь. Она считает ее браком, недоразвитой. Этого нельзя сказать о совместной младшей дочери Полине. Майка отдает ей все тепло, всю свою любовь. С ней они находят общий язык. Интересен тот факт, что в рассказе ничего не сказано о взаимоотношениях девочек в семье. Это говорит о некой дистанции между детьми.

Ася оказывается в семье чужой, ненужной, не находит приюта. «Майка досадовала на дочь, что та ей не соответствовала. Не была красивой, не была умной, не была такой, какую она хотела» [Новокрещенова, 2008: 8]. Время, проведенное в кругу семьи (в общении с матерью и сестрой), не способно стать основополагающим событием для дальнейшего развития личности как социальной единицы, способной сохранить и передать последующим поколениям усвоенные идеалы.

Щ^емотря на то, что Ася не является воплощением надежд матери и не предстает образцовым ребенком, для приемного отца эта девочка — лучшая в целом мире. Именно он испытывает к ней жалость, стараясь разнообразить ее жизнь и поддержать ребенка, лишенного материнского внимания и любви, пусть даже в ущерб родной, заласканной и беспроблемной Полине, чувствуя ее особенность. «Ася милая тихая девочка: смутная улыбка, склоненная головка. Я подозревал в ней немалые таланты. Сама она, видимо, тоже. Но не знала, куда ей руки приложить. Ходила неприкаянная и праздная» [Новокрещенова, 2008: 8].

Судьба дарит подарок девочке на новый год. По счастливой случайности герой знакомится с девушкой Сашей. Она привлекает его своим сходством с Патрисией Каас, «только более мягкий и теплый вариант» [Новокрещенова, 2008: 7]. «Подбородок уже, профиль тоньше. Глаза так же широко поставлены, такие же синие. Синева июльского неба. Золотистая кожа, медово-золотистые волосы» [Новокрещенова, 2008: 7]. Легкость и непринужденность в общении поражают. На прощание она дарит девочке куклу в виде ангела, олицетворяющую искренность, нежность и надежду.

Ася оказывается в восторге от подарка. В кукольном театре, где организована выставка, от обилия кукол девятилетняя девочка приходит в восторг. Еще большей радостью оказывается знакомство с Сашей, которая создает этих кукол. К домашним заботам героя прибавляется еще одна — водить Асю в художественную школу. Это оказывается лучше, чем слушать домашние скандалы, испытывать «раздражение Майки на Аську, претензии Аськи на Майкино внимание, ревность и обиды Полины» [Новокрещенова, 2008: 11]. Проблема взаимоотношений в семье героя приобретает необратимые последствия. Недостаток внимания, отсутствие возможности самореализации отстраняют Асю от «образцового ребенка» Полины. Но для С. Новокрещено-вой Ася — воплощение идеала, чистой, открытой души, полной доброты и искренности, что в частности реализуется через речевое оформление характера ребенка. В тексте рассказа редко встречаются высказывания девочки. Складывается ощущение, что особое положение в семье не дает возможности высказать свою точку зрения. Но так было до встречи с Сашей. Твердость и наг стойчивость появились в характере. Естественно, что это проявлялось в отношении к матери, поскольку именно она лишала ребенка возможности обрести понимание и доверие: «— Ася, завтра отправишься к бабушке на выходные, — говорит ей Майка. Завтра я иду на спектакль к Саше, — твердо заявляет Ася» [Новокрещенова, 2008: 11]. Мы даже можем заметить и изменение интонации девочки. Вот другой пример, характеризующий речевые возможности героини: «Мне нравится Саша, — простодушно призналась Ася, когда мы остались одни.» [Новокрещенова, 2008: 14]. Здесь налицо отражение симпатии Аси через речевые высказывания. Нежность, мягкость, простота проявляется не только в высказывании, но и в интонации, когда речь заходит о близком по духу человеке — Саше.

Занимаясь творчеством в группе Саши, Ася успешно реализует заложенные от природы качества. Об этом нам говорит момент создания куклы-ангела, подобной подаренно. «Персонаж получился нелепый. Но синие широко расставленные глаза смотрели наивно и ясно» [Новокрещенова, 2008: 10]. Среди взрослых творчество девочки не находит признания. Не случайно автор делает акцент на глаза куклы, в которых взрослый мог бы увидеть мир ребенка, его желания и стремления, его душу. Даже критическое замечание отца («Он красивый, Ася, только у него ДДП» [Новокрещенова, 2008: 11]), не мешают Асе двигаться к намеченной цели, к реализации своего воображения. Возможно, при создании куклы девочкой двигают чувства, которых она ожидает от своей матери. Признание своего творчества Ася находит только в группе художественной школы, которую ведет Саша Львович. То, что девочка действительно талантлива, замечает только Саша. Ее характеристика девочки является ключевой. «Скажу одно: где ничто не положено, там нечего взять. Вашей дочери положено много. Она это чувствует» [Новокрещенова, 2008: 15]. Бросается в глаза отсутствие отчества у Саши, что, с одной стороны, может свидетельствовать о молодости преподавателя, ее демократическом характере, с другой, об обоюдном доверии и понимании детей и взрослого человека.

Саша — единственный человек, который смог завоевать доверие Аси. Она находит особый подход к девочке, завоевала ее доверие мудрым, теплым материнским отношением, разумной и честной оценкой поступков, добротой. При помощи и поддержке Саши Ася преображается: в чем-то неловкая, импульсивная, но обладающая неистощимой фантазией, она становится энергетическим центром отношений Саши и ее отца.

С появлением любимого дела Ася сильно меняется, появляется самостоятельность. Теперь она никому не докучает, не задает вопросов. Ася полюбила образовавшийся квартет: Ася, ее папа, Саша и ее дочь Лиза. Именно здесь девочка чувствует себя свободно и счастливо.

В рассказе С. Новокрещенова не дает готовых рецептов поведения. Ее герои находятся в поиске. У каждого их них есть свои идеалы и стремления, все ищут гармонию, понимание, справедливость, путь к духовному и творческому самосовершенствованию, что и реализуется на речевом уровне. Одиночество Саша воспринимает как данность и никого не обвиняет в этом. «У меня много подруг. На Новый год, думаете, меня кто из них поздравил? Не-а! Если поздравляешь, надо следовать приличию и спрашивать: как отмечать будешь, где и с кем? А все знают, что мне — не с кем. Значит, надо приглашать. Но опасно! Одинокая женщина — охотница до добычи. Все берегут свои угодья. Счастливого Нового года, Саша!» [Новокрещенова, 2008: 21]. Творчество для героини становится той стихией, где одиночество служит неким вдохновением.

Особенно примечательны рассуждения героини о жизни и любви, которые свидетельствую об эмпатии со стороны автора произведения и одновременно дают возможность понять особую предрасположенность писателя к другим своим героям, вступающим в диалог с молодой женщиной. Саша говорила Мише: «Я умру не тогда, когда перестану дышать, а когда меня перестанут любить. Страшно, если дыхание продлиться дольше любви. Дышишь, но уже не живешь» [Новокрещенова, 2008: 23].

Сокровенную тайну для взрослого представляет внутренний мир ребенка — самоценной личности — чистый и хрупкий. Именно детской незамутненной душе доступно ясное видение истинных ценностей мира. Высказывания Аси, ее суждения о творчестве, свидетельствуют о духовном родстве с Сашей, с Лизой, с мужчиной, который ее считает своей дочкой.

Таким образом, в результате анализа риторического идеала в формировании авторского представления о совершенстве мы выделили три формы функционирования риторического идеала в тексте. Во-первых, речь персонажа выражает авторское мировоззрение. Так, высказывания Владимира Леонтьева из романа В. Косыркина «Похищение орла» выполняют риторико-дидактическую функцию, то есть смысл и образный характер его изречений дают возможность наглядного толкования содержания риторического идеала героя и автора, выражающегося в понятии «патриотизм». Смысловое пространство категории «патриотизм» расширяется за счет синонимичных концептов. Так, например, семантическое пространство категории «патриотизм» включает в себя такие понятия как ум, здравомыслие, ответственность, долг, честь, справедливость. Таким образом, речь персонажа отражает моделируемую автором картину мира, которая находит свое выражение в риторическом идеале писателя. Во-вторых, герой художественного произведения может быть лишен риторической возможности. В таком случае пристальное внимание уделяется слову, в котором проявляется суть жизни героя, где отражается его внутренний мир. В-третьих, авторская позиция может быть размыта. В таком случае мировоззрение писателя передается через описание персонажей психологически схожих между собой, через их речевую характеристику. Так, С. Новокрещенова в рассказе «Кукла Саша» реализует свое Альтер эго через всю систему персонажей (Миша, его приемная дочь Ася, Саша и ее дочь Лиза). В совокупности эти герои и представляют авторское представление о со, вершенстве (семье).

Заключение

.

Проблема идеала в литературе, имеет большое значение, поскольку отражает духовные искания писателей — представителей эпохи. Авторское мировоззрение и наиболее острые проблемы современности сливаются в единое проявление человеческой сущности. В связи с этим в художественной литературе появляется необходимость выявления таких образов, которые с одной стороны, отображают опыт и традиции предшествующих поколений, а с другой, отвечают эстетическим требованиям современности.

В русской литературе существует немало героев, представляющих авторское понимание о совершенстве. Стоит указать на Татьяну Ларину А. С. Пушкина, князя Мышкина Ф. М. Достоевского.

В настоящее время современными прозаиками продолжается поиск идеала. Но стремление к совершенству и гармонии приобретает другой характер, поскольку современный человек стоит перед дилеммой истинных и ложных ценностей. Жизнь и смерть, любовь и ненависть, счастье и трагедия, добро и зло зачастую подвергаются неправильному толкованию, что приводит к замене эстетических ценностей их суррогатами. Так, часто счастьем становится обретение материальных благ, а трагедией — их недополучение. Именно поэтому в определении идеала необходимо обращаться к искусству, которое представляет собой непрерывное очищение вечности от сиюминутного. Именно поэтому в своем исследовании мы обращаемся к художественному творчеству.

Художественное творчество — это прежде всего обращение к смыслу. Смысл в таком случае определяется как внутреннее содержание творчества, ощущаемое сквозь словесные образы. В художественном произведении нет ничего случайного. Писатель из множества реалий действительности выбирает только те, которые соответствуют его мировоззренческой позиции.

Для создания истинного идеала художник слова должен погрузиться, вжиться в создаваемый образ, прочувствовать в той или иной мере психологические ощущения героя, в противном случае эстетические и психологические факты не получат актуализации и останутся мертвыми знаками. Поэтому авторский идеал получает свое содержание и смысл через сопоставление с другими мотивами и образами произведения. Вообще идеальное по своему существу конструктивно. По своей природе оно способно проникать в тенденции развития предметов, видеть их способность быть более развитыми, более совершенными, именно поэтому идеальное критично к существующим формам бытия. Сам идеал заключает в себе импульс движения к совершенству.

Проблема идеала связана с философией, поскольку на первый план выдвигается проблема взаимоотношения человека и мира, рассматриваемая на онтологическом, гносеологическом, аксиологическом уровнях. Конструктивным является потому, что проблема идеального связана с творческой деятельностью человека.

Проблема идеала в современном литературоведении многогранна и включает в себя ряд сопутствующих вопросов, решение которых необходимо для определения сущности понятия. Это такие вопросы, как проблема соотношения реального и идеального, прекрасного и нравственного, сознания и творчества.

В художественной литературе авторский идеал выражает философский заряд, способствующий отражению духовного потенциала писателя. В таком случае идеальные феномены получают свое выражение через индивидуализированное идеальное. Несомненно, авторский идеал связан с индивидуальным* эстетическим вкусом. Мировоззрение писателяобуславливает принцип отбора 1угранс (|юрмации жизненного материала. Эстетическая концепция писателя реализуется на двух уровнях: когнитивном (гносеологическом) и аксиологическом. Примером тому могут служить идеалы теорий, гипотез, программ, моделей, а также идеалы Добра, Истины, Любви и т. д.

Исследование авторского идеала в русской прозе Мордовии второй половины XX века позволяет сделать следующие выводы:

1. Авторский идеал — синтетическая конструкция, включающая в себя специфику взглядов автора на действительность, в том числе и его общественные, политические пристрастия, индивидуально эстетический вкус. Воспитательная функция идеала полностью реализуется в случае доступности! наглядности художественных образов.

При анализе художественного произведения следует различать такие понятия как объективный эстетический идеал, эстетический идеал автора, эстетическая (художественная) идея.

Объективный эстетический идеал представляет собой общее понятие о совершенстве и используется для характеристики эпохи в целом. Идеал^ке художника имеет узкое значениеи носит личностный, индивидуальный характер. Применительно к нашему исследованию «общественное идеальное» находит воплощение в объективном эстетическом идеале, а «индивидуализированное идеальное» в эстетическом идеале автора.

Основные задачи объективного эстетического идеала: стремление художника преодолеть наличное бытие, которое критично к его существующим формамгармонизация мира, восстановление равновесия между художником и действительностью, между человеком и природой, между человеком и человеком.

Эстетический идеал автора представляет собой стремление восстановить, возвратить, либо открыть читателю мир, прекрасный сам по себе. Идеал в художественном произведении мыслится не как достигнутая цель. А как процесс, так как осуществленный идеал может нарушить художественную.

————-О правду. Сам писатель должен" не отрицать несовершенную действительность, а добиться единства отрицания и утверждения, не требовать трансцендентального отношения к идеалу, а реального слияния идеала с жизнью.

Эстетическая (художественная) идея — практическое осуществление и выражение авторского идеалаэто особая область художественного решения авторского замысла, сфера, где становится ясным авторское эмоциональное отношение к миру (авторская эстетическая оценка) через совокупность образных средств художественного текста.

Итак, принципы понимания авторского идеала и сущности художественного обобщения, экскурсы в историю критической мысли, достижения классического и современного литературоведения и искусства, все это дает возможность определить авторский идеал как репрезентативное представление писателя о совершенстве, где сочетается точка зрения на объективные явления действительности, их свойства и признаки с субъективным пониманием способов отражения и достижения образца в зависимости от самореф-лекции автора.

2. Основная задачгиштературы состоит в преобразовании жизни в соответствии с идеалами и ценностными установками. Развитие знания об авторском идеале в современной русской литературе Мордовии проходит несколько этапов. Деление литературного процесса в соответствии с тематикой и проблематикой художественных произведений позволило нам определить.

В связи со смешением стилей и принципов в литературном процессе Мордовии конца XX — начала XXI веков наметился отказ от изображения исключительного положительного героя в пользу многогранной, самоценной личности, где представление писателя о совершенстве не ассоциируется с безупречностью героя.

3. Создание идеального образа, отвечающего времени и запросам читателя, представляется сложным для писателя. Обязанность писателя — показать героя убедительным. Именно таким представлен Владимир Леонтьев из романа В. Н. Косыркина «Похищение орла». Идеал героя с одной стороны вбирает мысли, волю, патриотизм многих, а с другой остается выразителем авторского «Я».

Здесь идеал героя складывается по нескольким параметрам: личные качества Владимира Леонтьева — ответственность, честность, ум, здравомыслие, рассудительностьпатриотизм героя понимается как вера в будущее, обостренное чувство справедливости, стремление выйти из сложной ситуации, сложившейся в России. Любовь к жизни, к Родине становится основным качеством, приближающим героя к идеалуриторический идеал Владимира проявляется в его размышлениях, философских спорах и диалогах. В риторическом идеале успешно реализуется представлении писателя об эпохе.

В трилогии В. Н. Косыркин пытается показать не только противоречия жизни, бедствие, становление самосознания народа, несправедливость и жестокость, но и пути борьбы с этими пороками. Авторский идеал нашел свое воплощение в образах Владимира Леонтьева и Повелия Овчарова.

4. Принципы отражения женского характера в русской прозе Мордовии второй половины XX века непосредственно связаны с мировоззрением писателя, и с его взглядом на действительность. Женский вопрос находит отражение в разрешении соотношения внутреннего и внешнего мира героинь. Описание женского образа склоняет писателей к лиризму и психологизму чувств, к различным отступлениям, что приводит к разнообразной поэтике произведений.

Особенностью женского идеала в русской прозе Мордовии конца XX — начала XXI веков является обращение к внутреннему миру героини.

В. Н. Косыркин в трилогии («Похищение орла», «Крестьяне», «Мужики») в образе Анны воплотил свое представление о совершенстве. Образ героини построен на контрасте: за хрупкой внешностью скрывается сильная натура. Нравственное совершенство, преданность, самодостаточность становятся основными качествами женского идеала. В прозе В. Н. Косыркина женские образы приобретают исключительность. Здесь находят отражение две схемы отношений: женщина — общество и женщина — любовь — семья.

Г. Петелин совсем по-иному представляет понятие о совершенстве. Маруся Заозерная («На отшибе») совмещает в себе положительные и отрицательные качества, что делает этот образ более реалистичным. Основными критериями нравственности здесь выступают любовь и семья, которые направляют героиню на путь совершенствования.

Развитие данной темы наблюдается и в творчестве молодого прозаика Д. Гурьянова. Здесь находит место проблема^ двойственностиидеала. Д. Гурьянов на примере Анны Безбабновой («Чужое место») показывает несоответствие возвышенного идеала, воплощенного в ролях героини и реального человека. Это приводит к личной трагедии, которая отдаляет героиню от гармонии и совершенства.

Проблему нравственного выбора ставит и В. Петрухин. Для Вероники Пустихиной («Там, за горизонтом») карьера оказывается важнее личного счастья. Если героиня Д. Гурьянова живет только сердцем, то Вероника В. Пет-рухина — разумом. Каждая из женщин оказывается несчастна. Писатели подводят читателя к выводу о совмещении чувства и разума.

Таким образом, женский идеал — это, с одной стороны, представление о совершенстве, представляющее собой единство красоты, женственности и индивидуальности, с другой, это гармонично развитая, женственная натура, сочетающая в себе внешнее и внутреннее совершенство.

5. Современное повествование Мордовии отражает движение общественного сознания от обязательного в советское время атеизма к поискам реалистических мотивировок событий Библии. Поэтому, на наш взгляд, закономерен интерес к секуляризации евангельских мотивов и попытки демистификации того или другого учения о Боге и человеке.

Душа человека становится предметом литературы 1980;2000;х годов. Конечно, сила эстетизации и уровень развития, многообразие проявления искусства слова в настоящее время не способствует тому, чтобы с помощью произведений художественной литературы человек получал очищение от пороков: лжи, фальши, тщеславия, гнева, сребролюбия. Писатели пытаются предугадать запросы времени и создать ценности и идеалы, соответствующие действительности. В повествовании рождается новый человек, отвечающий времени. Читатель думает о нем, пытается стать похожим / непохожим на него. В этом отношении показательна система взглядов самого писателя. И если автор воспринимается как субъект (носитель) сознания, выражением которого является все произведение или их совокупность, то создаваемый им мир — точный (или приблизительный) — слепок сознания писателя.

Разновидностью эстетического идеала является религиозный идеал, который понимается нами не как идеализированная действительность, а как путь к духовному очищению, к признанию внутри себя истинных христианских добродетелей: Сострадания, Милосердия, Любви, Прощения, направленных на познание мира духовного, лежащего вне границ материальной реальности. Поэтому, на наш взгляд, в основу поиска религиозного идеала Г. Петелиным и А. и К. Смородиными (Ю. Самариным) положено исследование души современника.

Религиозный идеал Г. Петелина основан на соединении чувства красоты, чистоты внутреннего мира героя, его искренности, страданий и отрицательного чувства разлада с действительностью. Его герои так и не познают религиозных истин. Автором лишь намечен путь к духовному очищению, исцелению человечества.

В творчестве Ю. Самарина данная проблема находит разрешение в произведениях двух типов: о Богочеловеке и произведения-притчи. Интересен тот факт, что под общим псевдонимом Ю. Самарин писатели вывели концепцию о Богочеловеке. Эволюцией творчества стали произведения-притчи, издаваемые уже под другим именем — А. и К. Смородины.

В произведениях указанных авторов можно выделить несколько способов создания религиозного идеала: создание «фантастического пространства» (термин Л. Г. Бабенко), которое является совершеннымпоявление особого героя — Богочеловека («Творец») рассмотрен в качестве движения души, путь к монашеству («Ключи от рая»). А. и К. Смородины используют библейские мотивы (например, о создании мира («Творец»), сказание о великом потопе («Остров»)) — обращаются к жанру притчииспользуют знания основ разновидностей религиозных верований (например, Муххамед исповедует ислам, Сергей, он же Джим — протестантство, Иван — православие («Остров»)).

Предложенная данными авторами концепция идеального — непосредственное проявление движения мысли, связывающее образец поведения в произведении и представление о правильности / неправильности поведения читателей.

Таким образом, в современном повествовании Мордовии намечено стремление к изображению авторского идеала в соответствии с системой религиозных воззрений писателей. Основным его свойством становится наличие трагического двоемирия, несовершенство мира и людей. Для нас же религиозный идеал не только сложные взаимосвязи, переходы, но и рождение качественно нового отношения к жизни. Эволюция темы наблюдается от дисгармонии мира в прозе Г. Петелина к появлению Богочеловека в творчестве Ю. Самарина.

6. Проблема эстетического является наиболее важной при исследовании авторского идеала. Именно в художественной деятельности соотношение эстетики и литературы достигает своего наивысшего идеального воплощения. В нашем исследовании понятия идеал, совершенство, образец, эталон мы рассматриваем как синонимы.

Рассмотрение творчества Н. Рузанкиной в свете эстетического идеала позволяет нам выделить его основные черты: Добро, Истина, Любовь, Красота. Эстетический идеал писательницы представлен как духовно-практическое освоение осмысление мира, как совокупность эстетических восприятий, вкусов и художественных образов, как единство эмоционального и рационального. Важной особенность творчества Н. Рузанкиной — психологизм повествования, который заключается в обращении к внутреннему миру героев, проявляющегося на уровне перехода от земного (телесного) восприятия жизни к эмоционально-чувственному (душевному).

7. Мир собственных имен в художественном произведении неоднозначен, полон смыслов, важных для последующей интерпретации произведено ния, для выявления авторской позиции и оценки. В текстах личные номинации выполняют несколько функций: номинативную, информативную, эмоционально-оценочную, стилистическую, эстетическую.

Стремление автора к передаче сущности создаваемого образа основывается и на выборе типового имени. В процессе создания композиционной канвы произведения автор использует описательные обороты, метафоры, сравнения, которые мы тоже относим к личным номинациям.

В художественных текстах, как правило, функционируют несколько типов антропологических наименований, которые реализуются в однословных конструкциях (имена и прозвища, эпитеты, сравнения), а так же и в двучленных моделях именования («имя + прозвище» (Леша-Говорун), «имя + отчество» (Виктор Иванович), характеристики в виде словосочетаний «девочка бывшая, подруга юности»).

Таким образом, личные номинации в структуре художественного текста выполняют еще одну важную восполнение информационной недостаточности. Имя героя может отражать внутренний мир героя, внешние черты, а так же род занятий.

8. Риторический идеал представляет собой систему категорий, исторически сложившихся в той или иной культуре, и отражающих наиболее общие требования к речевому поведению. В художественной литературе риторический идеал отражает культурно-исторические традиции и реалии современного исторического периода, либо воссоздаваемой художником слова исторической эпохи, ^бразеу^прекрасной речи представляет собой иерархию ценностей, изменчивой в зависимости от культурной ситуации. Именно поэтому риторический идеал не универсален по своему составу. Например, в романе В. Косыркина «Похищение орла» риторический идеал сводится к нравственным и мировоззренческим категориям, входящих в лексикон В. Леонтьева: честь, долг, патриотизм, достоинство, ответственность. Речь героя во многом отражает моделируемую автором картину мира.

Герой художественного произведения может быть лишен риторической возможности (А. Рублев В. А. Юрченков «Лики», Юля Н. Рузанкина «Девочка и слово»). Основополагающим принципом речевого поведения становится стремление показать свою правоту через творчество. Подобный прием позволяет соединить позицию героя как носителя идеи своего времени и мировоззрение автора.