Проблема билингвизма и англоязычное влияние в поэзии И. Бродского и В. Набокова

Англоязычная поэзия Иосифа Бродского мало изучена, то же следует сказать об англоязычной лирике Владимира Набокова. Между тем, эти тексты необходимы при изучении явления поэтического билингвизма в современном мировом литературном процессе (МИЛ). Явления, имеющего богатые историко-культурные традиции, существующего в различных проявлениях и непосредственно влияющего на формирование и взаимодействие отдельных литератур. В лингвистике билингвизм понимается как «способность переключаться с одного языка на другой в процессе общения» (157−133). Би (поли-)лингвизм синонимичен термину «многоязычие». Ж. Деррида характеризует многоязычие как «развертывание и взаимодействие разнородных семиотических пространств и структур» (163−228), то есть использование уже существующих культурных кодов и моделей. В данной работе термин подразумевает создание автором художественного текста с использованием двух и более языков, а также макаронической речи, и взаимодействие языков в тексте.

Билингвизм всегда был шире рамок художественной литературы, человеческое общество с самого начала было поставлено перед проблемой выбора языка, причем, языка в самом широком понимании — идет ли речь о внутриплеменном социальном диалекте, о профессиональных арго или о языке народа или нации. Но как явление культуры билингвизм выделяется в межи внутринациональном разноречии с первобытных времен, хотя за последние несколько тысяч лет он претерпел немало изменений.

Тема исследования представляется слишком обширной. В ней выделяется несколько подтем: влияние английской поэтической традиции на русскоязычную поэзию И. Бродского, англоязычная поэзия И. Бродского, межъязыковая игра в поэзии В. Набокова и феномен билингвизма в целом. Однако, именно такое построение продиктовано самой логикой исследования. Без выявления результатов влияния англоязычной поэтической традиции на русскоязычного Бродского будет неполной картина трансформации его языкового сознания при переходе в иную языковую среду. Без исследования аналогичных процессов, происходящих в творчестве В. Набокова, станет недостаточным подтверждение некоторых положений, характеризующих феномен билингвизма. Обширность в формулировке диссертационной темы не предполагает с нашей стороны тщательной проработки всех затронутых в ней аспектов. Но именно такая широкая постановка проблемы позволяет рассмотреть ее в контексте мирового литературного процесса (МЛП), как звено в цепи взаимосвязанных явлений. Работа становится еще одним шагом в изучении глобальных процессов МЛП.

Мировая литература — поток множества разноязычных национальных литератур, тесно соприкасающихся или относительно изолированных друг от друга. МЛП осуществляет две системы связей: собственно литературные и связи литературы с историко-культурной ситуацией. Эта концепция намечена у Д. С. Лихачева: «Литература получает энергию из действительности, строится из вещества, „захваченного“ в действительности. Этот захват производится не только отдельным автором в отдельном произведении. В процессе развития литературы существует внутренняя миграция наблюдений, опыта, „стилистических кодов“ — художественных условностей» (114-Ш-403). Миграция происходит на различных уровнях: на уровне автора, произведения, на уровне различных литератур. С проблемой взаимодействия отдельных национальных литератур в МЛП, и сложностями с идентификацией культурной и национальной принадлежности автора и текста столкнулся не только XX век. И изучение глобальных процессов, возникающих при взаимодействии относительно независимых литератур, неизбежно связано с вопросом о художественном переводе и вопросом о билингвизме или полилингвизме в литературе.

Сегодня иноязычная литература в основном представлена в переводном виде. Именно перевод, зачастую, создает представление об авторе и произведении, переводчик может служить связующим звеном между писателями, часто через его посредничество осуществляется «внутренняя миграция опыта» (114-Ш-403). Сложность понятия «перевод» отражает разнообразие существующих определений, основывающихся на его внутрилитературных и историко-культурных связях. Академическое определение дано A.B. Федоровым в «Основах общей теории перевода»: это «процесс, совершающийся в форме психического акта и состоящий в том, что речевое произведение (текст или устное высказывание), возникшее на одном — исходном языке (ИЯ), пересоздается на другомпереводящем — языке (ПЯ)» (183−9). Переводом также называется результат этого процесса. Определение A.B. Федорова справедливо, но не отражает всей глубины явления. Показательное высказывание времен Советской власти характеризует идеологическую роль перевода: «художественный перевод, один из важнейших участков идеологического фронта, с первых дней Советской власти находился в поле пристального внимания партийных и советских органов республики» (69−153). Он в этой ситуации становится подобием фильтра, пропускающего лишь определенную литературу. Язык проявляет сакральную функцию и начинает играть роль дополнительного шифра, хранящего текст от непосвященных. Акт знакомства с иноязычной литературой в этом случае носит сакральный оттенок, так как это всегда выход за некий предел, преодоление языкового барьера. Перевод не отменяет этого обстоятельства. Наоборот, именно метафизическое понимание перевода максимально отражает его суть. Он отсылает к «высшему языку: в нем гармония или взаимодополняющее единство всех, самых разных способов адресации, и он непогрешимо выражает таинственную связь, примиряющую все языки» (49- 183).

Перевод устремлен к центру, где собрана в одну точку «такая чистая возможность сопряжения всего, которая способна сама по себе порождать смысл помимо любого установленного и ограниченного смысла» (49- 185). Отношения оригинала и перевода сложны, часто перевод становится самостоятельным произведением («На севере диком.» М.Ю. Лермонтова), но главное в их отношениях — попытка перенести произведение в другой язык и попытка переводчика жить по законам чужого наречия: «искусство перевода требует смирения, подчинения оригиналу.» (50−72). В любом случае, перевод, в некоторой степени, стремится к преодолению ограниченности смыслов и поиску абсолютной истины. Будто некогда всеобщий смысл и абсолютная истина оказались частями разнесенными по разным наречиям.

Путь восстановления всеобщего смысла лежит не только через перевод. В истории литературы не единичны случаи создания оригинальных произведений при использовании нескольких (чаще — двух) языков. Применительно к русской литературе, одним из первых нужно назвать «Слово о полку Игореве» (15) и «Хожение за три моря» Афанасия Никитина (12). Восточные элементы в «Слове.» пронизывают весь текст. «Это касается не только тюркской лексики, но и его стиля, образов, сравнений, метафор и др., аналоги которым можно найти в фольклоре некоторых тюркских народов» (41−60). В «Хожении за три моря», помимо большого количества иноязычной лексики, есть целые иноязычные вставки в основной текст: «Бесерменинъ же Меликъ тотъ мя много понуди в веру бесерменьскую статиазъ же ему рекохъ: «Господине! ты намаръ кыларесенъ, менда намазъ киларьменъты бешь намазъ киларьсизъменда 3 калаременьмень гарипъ, асень инчай» (186−220−221). Вряд ли следует объяснять это одной из первых примитивных попыток создания метаязыка, или передачей местного колорита (метаязык здесь понимается как некий идеальный язык, возникший на основе всех существующих ранее языков).

Важно в этом случае мнение Б. А. Успенского, который говорит о том, что в древнерусской культуре географическое путешествие рассматривалось как перемещение по «карте» религиозно-моральных систем (178−381). Греховность места обусловливает выбор языка, Афанасий Никитин «прибегает в соответствующих случаях как бы к общему „бусурманскому“ языку: татарский, персидский и арабский языки объединяются именно по признаку своей неправильности» (178−396). Для Никитина как носителя средневекового русского языкового сознания применение «неправильного языка» могло быть обусловлено непристойным содержанием или ненормальным местом (178−398). Такое поведение сложилось в условиях диглоссии, когда «каждый язык оказывается соотнесен с самостоятельным миром ситуаций, который организуется как семантическое целое» (180−38). Успенский выявляет важную специфику русского языкового и культурного сознания: «.в условиях диглоссии как языкового и культурного механизма — принципиально отсутствует нейтральная семантическая зона» (180−40). Это оказало огромное влияние на формирование современного языкового сознания, а также на развитие литературы в целом. В очередной раз подтверждается тесная связь между языком и восприятием действительности.

Однако, причины появления языковых гибридов далеко не ограничиваются боязнью кощунственного поведения. Они обусловлены исторически: «Для аристократических жаргонов XIX века типично было пересыпание речи иностранщиной, сначала — французской., позднееанглийской» (154−132). Образование русского, как и любого другого языка, — это результат взаимодействия нескольких языков. Французский язык, особенно в XIX веке, сильно повлиял на формирование русского литературного языка: «Поэты начала XIX века существовали в общем русско-французском контекстеу них было два языка и две литературы. Недаром писалось., что в ту пору французский язык в России может рассматриваться как особый стиль русского». (196−525). А древнерусская литература возникла прежде всего как церковнославянская или болгарославянская.

Явление билингвизма прослеживалось всегда в ходе исторического развития, национальные литературы всегда проникали друг в друга, но они же и все более закреплялись в рамках более четко оформлявшихся национальных языков. В античности существовал греко-латинский билингвизм. В Европе с V по XVIII в.в. латынь играла роль международного языка науки. По латыни писали Т. Мор, Э. Роттердамский. Чаще в пародийном духе, латынью пользовались ваганты. В XX в. Многоязычие, например, ярко проявилось у Дж. Джойса в романе «Улисс» (5), где основной текст пересыпан греческими, латинскими, итальянскими, английскими, ирландскими, немецкими, французскими, древнееврейскими, испанскими словами и фразами. Как эксперимент оно господствует в романе «Поминки по Финнегану».

МЛП — это прежде всего диалектический процесс, где языковая межнациональная интеграция идет одновременно с национальным языковым обособлением литератур. В России многие образованные литераторы упражнялись с иными языками. В 1730 году В. К. Тредиаковский издал собрание стихотворений, написанных на русском и французском. Французские стихотворения есть у A.C. Пушкина. Но эти попытки лежат скорее в области языковых экспериментов, поэты XVIII века не оставили следа как значимые поэты-билингвы. В данный период важнее было влияние французских, немецких, польских образцов на развитие русской поэзии. М. В. Ломоносов опирался в подготовке своей реформы прежде всего на немецкую поэзию. Как переводчик Шекспира, Стерна, Лессинга, Оссиана и других авторов заявил о себе Н. М. Карамзин. В XVIII веке еще не существовало резкого противопоставления русской и западной культур. В XIX веке ситуация изменилась. Тургенев,.

Достоевский, Тютчев, Гоголь, Герцен подолгу жили за границей, где написали многие свои произведения, причем, не только на русском. В частности, И. С. Тургенев создал несколько театральных вещиц на французском для театра П. Виардо. Но их творчество стало прежде всего фактом русской литературы и культуры. Национальное своеобразие русской литературы проявилось очень отчетливо, не свелось к подражаниям. Диалектический парадокс в том, что XIX век — это время утверждения русского языка, национального своеобразия. Высказывания первой половины XIX века свидетельствуют: «На улице — это естественный, природный языкв гостиных, при дворе — это язык, недавно вошедший в употребление, навязываемый придворным волей монарха» (155−610).

На определенном историческом этапе национальное своеобразие, которое, вслед за Д. С. Лихачевым, можно определить как наличие «неких постоянных признаков содержания и формы, отличающих ее от других национальных литератур, неких неизменных идей, настроений, эмоционального строя или моральных качеств, сопутствующих всем произведениям этой литературы» (114−1-29-), стало показателем, определяющим культурную и языковую принадлежность автора. Роман Л. Н. Толстого, написанный почти на 5% на французском, тем не менее не перестает быть русским романом. Объяснение Л. Н. Толстого по поводу такого количества французского текста неожиданно подтверждает тезис о связи языка и мышления, важности этой связи для художественного творчества, а также объясняет некоторые особенности творчества авторов-билингвов: «Занимаясь эпохой начала нынешнего века, изображая лица русские известного общества, и Наполеона, и французов, имевших такое прямое участие в жизни того времени, я невольно увлекся формой выражения того французского склада мысли больше, чем это было нужно». (175−516). Уникальность ситуации данного периода в том, что билингвизм не противоречил национальному своеобразию, но наоборот, участвовал в его становлении: «Пушкин был двуязычен, хотя стихи писал только на русском. (Несколько французских не в счет — Пушкин сам понимал, что они ученические.).Французские поэты, которых он высоко ценил.это.поэты XVIII века. Эварист Парни, Вольтер и Андрей Шенье. Большую роль в становлении его собственного поэтического стиля сыграли некоторые из современников» (196- 107). Утверждение о двуязычии Пушкина парадоксально лишь на первый взгляд. Явление билингвизма древнее, как сама литература, хотя его функции и аспекты изменяются. Данная работа посвящена именно изучению межъязыковых и межлитературных связей. Справедливость постановки этой проблемы еще раз подтверждает высказывание Л. Лосева, сравнивающего А. Пушкина и И. Бродского как поэтов-билингвов: «.и тот и другой решительно обогатили наш духовный мир, «переводя на русский», органически приращивая к русской ментальности формы художественной восприимчивости, к русскому языку средства выражения, изначально им не свойственные (Пушкин — галльские, Бродский — англокельтские, обалатинские) (118−15).

Попытки проследить взаимосвязь языка, языкового сознания и литературы свидетельствуют о важности проблемы. Существует ряд работ, не имеющих узко-лингвистического направления, но посвященных этим вопросам. Бахтин М. М. на примере эпохи Ренессанса, «эпохи конца двуязычия и языковой смены» (44−514), показал как «активное многоязычие и способность глядеть на свой язык извне. делают сознание исключительно свободным по отношению к языку. Наступает свобода образов и их сочетаний, свобода от речевых норм и языковой иерархии, разделения высокого и низкого и т. д.» (44−521). Эта мысль своевременна не только для изучения современного состояния литературы, но может быть применена узко к творчеству авторов-билингвов. Данная работа призвана также затронуть тезис М. М. Бахтина о том, что «языки — это мировоззрения» (44−521), выбор языка влияет на построение картины мира. Одним из полюсов проблемы является гипотеза Э. Сепира и Б. Ли Уорфа, утверждающая, что «не реальность определяет язык, а язык, всякий раз по-новому, членит реальность» (156−73). Мысль о взаимосвязи языка и сознания прослеживается и в работах В. Гумбольдта, он вводит понятие «языковой внутренней формы» — «национально-своеобразный способ представления предметов внешнего мира, стоящий между человеком и природой и создающий особое „языковое“ мировоззрение каждого народа» (138- 154). В языке, по мнению Гумбольдта, фиксируется определенное мировоззрение, отражающее духовные качества народа, его носителя. Но, вместе с тем, любой язык содержит некую общечеловеческую основу, «некую совокупность идей, соответствующую безграничным возможностям человеческого прогресса» (187−70). Наряду с признанием национального своеобразия за языком и литературой возникли концепции, определяющие дальнейший ход развития литератур по пути слияния. Д. С. Лихачев писал, что в будущем «национальная ограниченность литератур должна исчезнуть, национальные же ценностиоплодотворить опыт литератур всех стран» (114-Ш-423). Правда, он обусловливал это социальными процессами. Причины этого явления более глубоки, нежели просто социальные. Если справедливо утверждение, что человечество подчинено глобальным законам мироздания, то их действие неизбежно распространяется как на жизнь общества в целом, так и на составные его части. Очевидно, что каждая литература предлагает свою картину мира, на определенном этапе эта картина формируется, складываются отличительные особенности. Но процессы дифференциации и интеграции идут параллельно, поиск национальными литературами точек сближения неизбежен. В МЛП существует диалектическое взаимодействие двух тенденций: за национальный язык и культуру и за мультикультурализм, суть которого в литературе выразил Д. С. Лихачев. Произведения мировой литературы представляют собой совокупность взаимодополняющих смыслов, причем они не могут быть доступны одновременно. Читатель или автор всегда имеет дело с частью, какой-либо стороной литературного процесса.

Путь преодоления языковой ограниченности предлагался сторонниками идеи создания искусственного языка. Первыми в пользу создания такого языка, который был бы способен выразить положения любой современной научной или философской системы, высказались еще в XVII веке Декарт и Лейбниц. Однако, осуществление этих замыслов относится уже к XIX b^v когда были изобретены искусственные языки: волапюк, эсперанто, идо и т. п." (154−513). Недостаток и ограниченность этих языков в том, что они охватывают узкий круг понятий и не снимают вопроса о национальном языковом сознании. A.A. Реформатский, вслед за идеями мирового, в частности, западного, языкознания, справедливо говорит о том, что «подлинный международный язык может образоваться лишь исторически на базе реальных национальных языков» (154−514). Хотя немаловажно, что в основе любого национального языка лежат, как правило, несколько праязыков, и языки неизбежно влияют друг на друга. Соответственно, современные национальные языки станут, в свою очередь, праязыками для будущего метаязыка. Билингвизм — способ взаимодействия языков, он расширяет границы познаваемого.

С одной стороны, билингвизм — способность автора создавать эстетически значимые тексты на двух и более языках и, соответственно, сам продукт такого творчества. С другой, это иной этап в развитии человеческого творческого сознания: «принадлежность к двум культурам, или проще говоря, это двуязычие. Это, если угодно, совершенно замечательная ситуация психически. Потому что ты сидишь как бы на вершине горы и видишь оба ее склона» (64- 198). Слова И. Бродского как нельзя лучше характеризуют сущность билингвизма. Это возможность жить сразу по нескольким моделям мира. Так как язык — прежде всего модель сознания, воплощение картины мира. Билингвизм — шаг на пути к появлению (или возвращению) метаязыка, единого и всеобщего. Билингвизм и полилингвизм меняет взгляд на литературный процесс. От читателя требуется определенная подготовка, чтобы ориентироваться, по сути, в метатексте, уходящем корнями в несколько культур и несколько языков. Необходимость нового взгляда на МЛП и особое положение современного читателя подтверждает, в частности, И. С. Скоропанова. Она говорит о том, что «постмодернистская литература обращена одновременно и к высокоинтеллектуальному, и к массовому читателю. Это предопределяет ее гибридность. Данный принцип находит свое выражение в двууровневой или многоуровневой организации текста, двуязычии или многоязычии при равноправии каждого из языков. Это порождает принципиально новый литературный язык, которого не знало прежнее искусство. (Подчеркнуто мною — М.Ж.) Уже сам язык является выразителем идеи плюрализма» (163−49).

Рассматривая своеобразие билингвизма в русской литературе, нужно учитывать важное обстоятельство относительной изолированности граждан России, имевшей место на разных этапах истории: «В России существование окружено такими стеснениями, что каждый. лелеет тайную мечту уехать куда глаза глядят, но мечте этой не суждено претвориться в жизнь. Дворянам не дают паспортов, у крестьян нет денег, и все остаются на месте, сидят по своим углам с терпением и мужеством отчаяния» (155−620). Эта запись относится к 1839 годы. Современная история также дала немало поводов видеть экзотику в иностранцах, их культуре и языке. Но несправедливо было бы выделять в русской литературе XX в. только В. Набокова и И. Бродского в качестве авторов, работающих с другими языками. В «Тихом Доне» М. Шолохова присутствует украинская речь. Комически сниженный, макаронический вариант билингвизма дан у Д. Бедного в поэме «Манифест барона Врангеля». Некоторые юморески чешского писателя-сатирика Я. Гашека написаны на русском. Поэтические эксперименты в русском языке принадлежат австрийскому поэту P.M. Рильке. В годы существования СССР многие национальные поэты стали известны, благодаря русским переводам (Р. Гамзатов, К. Гамсахурдия и др.). В данный период многие авторы писали на родном национальном и на русском языках. Двуязычны Ч. Айтматов, В. Быков. Творчество Г. Айги представлено на чувашском и русском. Своебразие билингвизма в России в том, что это более чем разноязычие, это некий прорыв за границы географические и метафизические. Он зачастую даже драматичен. Данное явление глубоко значимо в русской литературе и поэтому сегодня изучение би (поли-)лингвизма актуально как никогда. Роман «Generation П» В. Пелевина «написан на фантастической смеси русского и английского, где один и тот же текст и даже просто слово наделяется двойным смыслом в силу двойного статуса, т. е. на ходу становится метафорой. Даже простое написание русского текста латиницей (что происходит сплошь и рядом) сразу же создает этот второй метафорический пласт смысла: «UMOM ROSSIJU NYE PONYAT, / V ROSSIJU MOJNO TOLKO VERIT / «SMIRNOFF». (112−215). Пелевин не первый использовал это, среди предшественников — тот же В. Набоков. Важна именно тенденция к свободному использованию разных языков. Сделать данностью выход вовне. Это достаточно серьезная попытка изменить статус и русской литературы и русского языка в сознании его носителя. Кроме того, у Пелевина достаточно своеобразно, помимо языковых, пересекаются культурные коннотации. В случае с последним важен еще один момент. Эра компьютеров — новая пространственно-временная цивилизация. Дело в том, что латинский алфавит чувствует себя в виртуальном пространстве гораздо уверенней кириллицы. Часто в Сети (во избежание проблем с передачей информации) общение ведется на волапюке — русском тексте, записанном латиницей. Многие тексты существуют в этом виде. Процитированное стихотворение — это еще и цитирование докомпьютерной цивилизации на языке компьютерной цивилизации, Тоже вариант полилингвизма — цитация в пределах одной культуры.

Далее М. Липовецкий продолжает (112): «У Сорокина многоязычие еще гуще. С одной стороны, это кропотливо воссоздаваемые художественные языки (подчеркнуто мною — М.Ж.) Толстого, Чехова, Достоевского, Набокова, Пастернака, Платонова, Симонова, соцреалистического масскульта и проч. — никогда прежде Сорокин не собирал такой пестрой компании в пределах одного достаточно стройного сюжета. Но это еще не все. Герои Сорокина из будущего говорят на Русско-китайском пиджине (к роману прилагается словарь китайских слов и выражений), кроме того, там же звучит некий придуманный жаргон будущего, состоящий из давно опробованных Сорокиным „заумных“ идиом типа „сопливить отношения“ или „раскрасить носорога“. В добавок то и дело мелькают французские обороты, речь „землеебов“ насыщена старославянизмами, Веста Сталина поет песню по-немецки (без перевода), папа Бродского общается с сыном на идиш.» (112−215). Очевидно, что использование полилингвизма несет большую художественную нагрузку, становится важным художественным приемом. Иноязычные вставки в основной текст — не открытие, опять же, Пелевина и Сорокина. Вставки на французском языке есть, например, в дилогии Генриха Манна о Генрихе IV. Отличие в том, что билингвизм все чаще перерастает в полилингвизм, и при этом усиливается игровой аспект билингвизма, превращающий произведение в многоязыковую игру.

Особо нужно сказать о «художественных языках». Они складываются из несколько иных средств: отчасти это излюбленные синтаксические конструкции, тропы и стилистичесике фигуры, но главным образом, это определенная филисофско-эстетическая концепция, которой подчинено все остальное. В рамках данной работы художественные языки не будут считаться вариантом билингвизма. К явлением многоязычия может быть отнесено смешение идиолектов (партийный жаргон, феня), так как в них достаточно развита и уникальна система понятий и отношений (синтаксических и семантических) между ними. Художественные языки не имеют таких свойств, они несут печать личности, отсюда проистекает их своеобразие — налицо другой принцип построения. Однако воссоздание языков писателей или прямое копирование фрагментов уже написанных произведений не есть плагиат. Речь идет об инсталляции (169). Термин заслуживает того, чтобы стать академическим, в связи с частыми разговорами о «компьютерной литературе». Инсталляция — это диалог компьютерной цивилизации с докомпьютерной, цитация. В виртуальном пространстве части единого метатекста свободно перемещаются относительно друг друга. Возникает иная подача и иное восприятие информации — процесс аналогичный изобретению книгопечатания.

Билингвизм может существовать в пределах национальной литературы, в рамках творчества одного автора или отдельного произведения. По принципу образования это может быть смешением двух или многих языков, запись в несвойственной для данного языка транскрипции, макароническая речь, пародирование одного языка через другой. Учитывая различные формы билингвизма, особо нужно заострить внимание на поэтической форме исследуемых текстов: «Поэтический язык мыслится вообще как онтологическая данность, как стадиально первичное явление, существующее до опыта» (177−328). Вопрос о взаимодействии языков в лирике В. Набокова, И. Бродского и в лирике вообще лежит несколько в иной плоскости, чем в прозе, так как существует мнение, что «поэзия — уже перевод с родного языка на чужой — будь то французский или немецкий — неважно. Для поэта нет родного языка. Писать стихи и значит перелагать» (132−92). Идея М. Цветаевой ведет к пониманию языка поэзии как особого метаязыка, обладающего некими абсолютными признаками и правилами. В 1937 году поэтесса пишет письмо Полю Валери, отказавшемуся переводить на французский А. С. Пушкина: «Как может быть непереводим уже переведенный, переложивший на свой (общечеловеческий) несказанное и несказанное? Но переводить такого поэта должен поэт» (199−178). Язык поэзии международный и национальный одновременно, он может вбирать в себя любые национальные языки и элементы, в нем могут нарушаться правила отдельного языка, но незбежно закрепляются некоторые абсолютные закономерности. Эту мысль подтверждает гармоничное сосуществование различных языков в поэтическом тексте. Однако, нужно различать особенности исключительно поэтические и взаимодействие языков как таковых в поэтическом тексте.

Многоязычие существует на микрои макроуровнях, соответствуя теории изоморфизма. Вслед за Бахтиным, Липовецкий утверждает, что «многоязычие — это тот бульон, в котором распадаются традиционные формы мысли и зачинаются неведомые прежде гибриды, из которых могут вырасти монстры, но могут образоваться и такие мутации, которые будут наследоваться в поколениях» (112−215). Сегодня, видимо, и происходит рождение таких мутаций.

АКТУАЛЬНОСТЬ данной работы состоит в том, что она посвящена изучению примеров «внутренней миграции» между литературами и языками, а также их связи с явлением билингвизма — важным аспектом в развитии МЛП. Изучение билингвизма и творчества писателей-билингвов позволяет посмотреть на МЛП, как на процесс формирования глобального метатекста и метаязыка. Исследование затрагивает также немаловажную проблему перевода, возможности создания адекватной художественной информации на другом языке.

ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ состоит в следующем:

— развить и подкрепить новыми доказательствами тезис о том, что автор-билингв (на примере И. Бродского и В. Набокова) пишет на языковом гибриде, включающем в себя элементы известных ему языков. Стиль билингвов — это, во многом, межъязыковая игра.

— рассмотреть явление билингвизма и его функцию в МЛП на данном этапе развития.

— наметить факты, указывающие на связь мышления и языка на уровне художественного текста. С тех пор как предметом искусства стала не только действительность, но и само искусство (модернизм, постмодернизм), в литературе все более актуализируется проблема языка как элемента творчества.

Цель исследования реализована в следующих ЗАДАЧАХ:

— выявить англоязычное влияние (язык, культура, литература) на русскоязычную поэзию И. Бродского на различных уровнях: фонетическом, грамматическом, идейно-образном и т. д., путем сопоставления с рядом иноязычных поэтов.

— изучить особенности англоязычной поэзии И. Бродского и В. Набокова, а также ее место в творчестве поэтов.

— сопоставить оригиналы и автопереводы текстов И. Бродского, на предмет приоритетов, которые ставит автор при переводе своих стихотворений.

— найти и сопоставить примеры взаимодействия языков и языковой игры в поэзии И. Бродского и в поэзии и прозе В.Набокова.

— поставить вопрос о культурной и языковой идентификации авторов-билингвов.

МАТЕРИАЛОМ ДЛЯ ИССЛЕДОВАНИЯ служит русскоязычная, англоязычная поэзия И. Бродского и его автопереводы, а также англоязычная поэзия В. Набокова, в том числе поэма «Pale Fire», и его прозаический рассказ «First Love» (1948). Исследование затрагивает и русскоязычные тексты авторов. Поэтов объединяет совпадение некоторых фактов биографии. В частности, эмиграция, которая сама по себе не делает писателя билингвом, но может этому способствовать. Их объединяет также сходное положение в русской литературе. Оба осуществили выход за некий предел, установленный национальной культурой: «Бродский был первым после Набокова, которому удалось исключительно самолечением полностью избавиться от этого русского недуга, тоски по мировой культуре» (146−46).

Русско-американскому творчеству В. Набокова посвящено множество исследований, среди них работы Г. А. Левинтона, М. Медарич, Пекка Тамми, В. Ерофеева, Л. Кациса и других. Хотя, большинство из них относится к прозе. В исследованиях о Бродском основное внимание направлено на русскоязычное творчество поэта, его переводческую деятельность и связи иноязычными литературными традициями. Безусловно, англоязычное творчество Набокова гораздо более обширно (в стороне оставим вопрос о равноценности эстетической значимости), но исследование билингвизма будет неполным без них обоих.

Данное направление исследования требует внимания к нескольким основным проблемам. Первая — как взаимодействуют языки в творчестве автора-билингва на всех уровнях: звуковом, метро-ритмическом, идейно-образном. Автор-билингв пишет на языковом гибриде, включающем в себя элементы всех известных ему языков. Дж. Стайнер высказывает идею о «фильтровании одного языка при помощи грамматических и культурных взглядов на мир, свойственных языку другому. произведения, написанные на любом из двух языков, являются в какой-то степени „метапереводами“ с другого» (73−425−426). Мысль, безусловно, справедливая. Владея другим языком, автор автоматически подключается к множеству языковых и культурных связей и значений. Стиль билингвов — межъязыковая игра, сознательная или неосознанная. В этом уникальность стиля, который находится меж национальных литератур.

Вторая крупная проблема, встающая перед исследователем, -культурная принадлежность автора, так как он находится одновременно в нескольких культурных ситуациях. Подобное явление лишь подтверждает гипотезы об «экстратерриториальности» литературы XX века (73−425), стирании межнациональных границ.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ: в ходе работы были применены сравнительно-исторический и культурно-исторический методы, семиотический метод (при выяснении значения образа). При анализе поэтических текстов использован метод иманентного (структурного) анализа (Лотман Ю.М.) в сочетании с методом мотивного анализа (Гаспаров Б.М.).

ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ:

— Творческая индивидуальность И. Бродского во многом сложилась под влиянием англоязычной поэзии и английского языка, которое проявилось на всех уровнях организации текста.

— Приоритеты, выделямые Бродским в русскоязычном творчестве, были перенесены им в свою англоязычную поэзию, которая во многом не следует английской и американской поэтическим традициям.

— Английский В. Набокова имеет «сильный русский акцент» (50- 168).

— В билингвизме В. Набокова силен игровой аспект, ставший очень актуальным в современной литературе.

— Поэтический язык И. Бродского и В. Набокова имеет общие черты, что позволяет говорить об особом стиле авторов-билингвов.

— Литература полилингвистична в принципе, но билингвизм приобретает на современном этапе отличительные специфические черты, изменяется также его положение в МЛП.

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ: материалы данного исследования могут быть использованы при разработке спецкурсов и спецсеминаров по зарубежной и современной русской литературе.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ: Доклады, разработанные в рамках данной темы, обсуждались на следующих конференциях:

— Научно-практическая конференция (БФСГУ, апрель 1999).

— Русская литературная классика: В.Набоков. Л.Леонов. А. Платонов (СГУ, декабрь 1999).

— Общее литературоведение и журналистика: проблемы исследовательской методологии и вузовской методики (СГУ, декабрь 1999).

— Научно-практическая конференция (БФСГУ, апрель 2000).

— Саратовская филологическая школа на рубеже веков: итоги и перспективы (СГУ, апрель 2000).

— Русская литература XX века: итоги и перспективы (МГУ им. М. В. Ломоносова, ноябрь 2000).

— XIII Пуришевские чтения: всемирная литература в контексте культуры (МПГУ, апрель 2001).

Выводы из решения задач, поставленных в диссертационном исследовании, таковы. Изучение творчества автора-билингва неизбежно предполагает взгляд в перспективу существования самого явления. Исторический обзор показывает, что в МЛП на протяжении всего развития протекают глобальные процессы, влияющие сразу на многие национальные литературы. В частности, это би-(поли)лингвизмспособность автора использовать два или несколько языков в процессе творчества. Это явление существовало, очевидно, с самого начала возникновения МЛП. Причины появления языковых гибридов обусловлены исторически, язык и литература неизбежно формируются при участии иных языков. Так древнерусская литература возникла прежде всего как церковнославянская или ответвление от древнеболгарской, а французский язык в начале XIX в. служил одной из основ для формирования русского литературного языка. МЛП — это диалектический процесс, где языковая межнациональная интеграция идет одновременно с национальным языковым обособлением литератур. В XX в. развитие современных средств транспорта, связи, компьютерных сетей сближает разные народы, хотя существует много подтверждений усиления национальных чувств, стремления к национальному самоопределению во всех сферах, в том числе и в государственной, и в культурной. Что влияет не только на творчество самих авторов, но и на оценки и восприятие их произведений.

Явление билингвизма тесно связано с этими процессами. Па современном этапе билингвизм имеет ряд особенностей и его роль в МЛП изменилась и актуализировалась. Билингвизм не вмещается в рамки национальной литературы, но при его изучении нельзя не учитывать национальную обусловленность тех или иных явлений. Так на современную ситуацию повлияло то, что на протяжении большей части.

XX в. Россия была далека от многих ценностей мировой культуры. В конце 80-х началось их «возвращение». В 90-е годы произошло приобщение масс к массовой культуре, «в значительной степени „американизированной“,.как во всем мире» (95−5), что, естественно, повлияло и на язык, и на литературу, и на ментальность. И в эти же годы произошел перелом, сделавший русскую культуру нелитературоцентричной. Это перелом один из самых значительных (95 -5). Важно учитывать, что при использовании иного языка или его элементов автор осуществляет перенос иных ценностей и понятий. И если согласиться с тем, что «в XX веке литературу одушевляли большие общественные идеи», то «индивидуалисты Набоков и Бродский в наименьшей степени характерны именно для русской литературы» (95−5-6). Тем не менее, их творчество — факт прежде всего русской литературы и это удачный материал для исследования аспектов билингвизма.

Чаще, в современной литературе наблюдается не полный переход с одного языка на другой, а их смешение, вплетение в основную языковую ткань различных иноязычных элементов. Работая с другим языком, авторы неизбежно усваивали иной принцип построения картины мира. Причины, заставляющие авторов прибегать к языковой смеси, тоже изменились. Здесь переплелись процессы собственно литературного и исторического развития. В русской литературе современные писатели чаще всего работают с английским языком, что во многом обусловлено его резко возросшей ролью (развитие компьютерной техники, общая ориентация на американские реалии и т. п.) Теперь это часть стиля. Стиль билингвовязыковая смесь, точнее — сплав, где языки существуют в определенной иерархии. Так «Бродский изначально делает попытку разграничить русский и английский как язык прозы и язык поэзии. Однако. Бродский вынужден был констатировать неспособность английского языка выразить субъективные чувствования человека, воспитанного в другой языковой среде. Английский язык входит как художественная деталь в поэтический мир Иосифа Бродского, но не может стать основой этого мира, поскольку в представлении самого поэта он не эквивалентен русскому как средство эстетической коммуникации» (99−203). Характерно, что английский не смог заменить русский язык ни Бродскому, ни Набокову, но сыграл для них особую роль. Билингвизм подразумевает иерархию языков в сознании поэта, без учета которой понимание его творчества будет далеко не полным.

Поэтов, чье творчество стало материалом для исследования, объединяет переход из одного языка в другой, достаточно успешное в нем существование. Но этот переход осуществлялся не одинаково.

Исследование показало глубокое влияние английского языка и англоязычной поэзии уже на русскоязычное творчество Бродского. Это касается всех уровней организации текста. Это перенос принципов синтаксического построения предложений, особенностей мышления (парадокс), логики развития текста. Знакомство с Джоном Донном и английскими метафизиками значительно обогатило поэзию Бродского. Поэт актуализировал в своем творчестве усложненный смысл и образность, «игру ума», эмоциональную сдержанность, сближение «далековатых идей», местоименную игру, соотношение большого и малогонекоторые мотивы получили новое развитие (в частности, мотивы циркуля, острова). Поэт успешно использовал прием перечня. В случае с Донном, это не только межъязыковое и межкультурное, но еще и межвременное общение. У Бродского и У. Х. Одена много сближений не столько на уровне деталей, метро-ритмических решений, сколько на уровне общих концепций, восприятия глобальных вещей: языка, истории, времени, экзистенциальной позиции человека.

От Одена поэт перенял «дух английской недосказанности», стремление к нейтральности интонации, приоритет индивидуальных свобод над запросами общества, ощущение трагичности повседневности, отношение к языку.

Вместе с тем, для Бродского были важны и другие англоязычные авторы, наметившие иные доминанты. В частности, Фрост. Где важна не общая традиция пасторали или антипасторали, а особенности поэтики Фроста. Так же как у Одена, поэта интересует категория трагического. У обоих пейзаж в тексте выполняет сходную роль, где человеческое жилье -«узурпация пространства», а природа одновременно источник и красоты, и затаенного ужаса. Фрост сдержан в эпитетах, среди них много логических. В поэзии Бродского роль логического эпитета также очень велика.

Что касается Т. С. Элиота, то здесь важен поиск Бродским адекватного выражения своим исканиям, стремление подключиться к богатейшей европейской христианской культуре. Большое значение имели также теоретические работы Элиота.

Еще раз следует сказать, что одно явление может быть вызвано целым рядом причин. Так в понимании Бродским проблемы языка прослеживается влияние как Одэна, так и Элиота. Традиции английских метафизиков усвоены им как непосредственно, так и через посредничество Одена. Бродский опирался как на поэзию, так и на теоретические разработки. Одна традиция не исключает другую.

Освоение Бродским англоязычных поэтов шло не только по пути переводов и переработки поэтических достижений в русскоязычных текстах. Англоязычное творчество стало сплавом языков и культур, продолжением развития творческой и языковой индивидуальности поэта. С одной стороны, он слишком традиционен для англоязычной поэзии, но вносит в нее элементы русского менталитета, проблематику, психологизм, эмоциональность, ранее отшлифованные образцами англоязычной поэзии. Бродский снова вносит в англоязычную поэзию то, что раньше взял из нее: сложную метафорику Донна, например. Происходит интересный процесс: переработанные традиции англоязычной поэзии в нее же и возвращаются, но уже в несколько ином виде. В автопереводах на английский поэт следует тем же принципам — идет по пути сближения двух поэтических систем. При этом, англоязычная поэзия Бродского находится, во многом, вне англоязычной поэтической традиции. Его английские тексты созданы под большим влиянием прежде всего собственного творчества. Переход в иную языковую среду глубоко не повлиял на поэтику Бродского. Если говорить о том, что Бродский внес в англоязычную поэзию интеллектуальную усложненность, то это прежде всего иной способ выражения мыслей, а не глубина мышления сама по себе. В целом же, поэзия Бродского не только обогащает национальную литературу, но сближает национальные литературы через синтез различных концепций мира. Англоязычные поэтические тексты Бродского так же представляют художественную ценность, но они, безусловно, уступают его русскоязычному творчеству. Гораздо более результативным оказался перенос иноязычных традиций на русскую почву.

Данная работа направлена прежде всего на изучение англоязычных связей Иосифа Бродского, но понимание проблемы невозможно без взгляда в перспективу. Перспектива же невозможна без Владимира Набокова, так часто называемого «русско-американским» или «американским» писателем. Поэтому в данном исследовании заострен лишь очень узкий аспект его творчества, непосредственно связанный с ролью разных языков в его творчестве и их иерархией. Это необходимо, чтобы выявить черты, характерные для автора-билингва, и возможные пути расхождений.

Что касается Набокова, то он был изначально триязычен, и его языковое сознание строилось на этой основе. Языки, в данном случае, не взаимозаменяемы, но все являются средством «эстетической коммуникации» (99−203). Его стиль изначально содержит элементы этих языков. Межъязыковая игра гораздо отчетливее проявляется в прозе, в то время как русская поэзия Набокова поддерживает классическую русскую поэтическую традицию. «В романах „Пнин“ и „Ада“ он пытается внедрить русский язык в американский, либо имитируя конструкции и ритмы, либо с помощью транслитераций, сопровождаемых переводом. Он все смелее и смелее следует склонности, унаследованной непосредственно из русского языка, к уменьшительным словам. Эти поиски ритмов и конструкций, образов и лексики, орнаментальные находки, ирония, комическое, эротическая дерзость, жестокость, наконец, словесная игра присутствовали уже в первых русских произведениях. Переход на английский усилил эту тенденцию» (73- 193) — очевидно почти осознанное стремление к получению некоего языкового гибрида, способного сочетать свойства различных языков. Это подтверждается изобретением выдуманных языков, будто где-то существующих языков (зоорландский, зембланский).

Русский и английский языки Набоков смешивает и в своих англоязычных поэтических текстах. Но, часто удачная, языковая и межъязыковая игра не подкреплена иными достоинствами. В поэзии Набоков ведет себя как исследователь. Он подбирает созвучия, смыслы, ритм и на поэтическом материале исследует возможности перевода. Несмотря на то, что поэт придерживается рифмы и размера, его интерес сосредоточен прежде всего на языке как инструменте творчества. Высшей точки своего проявления в поэтической форме эти искания достигают в «Pale Fire». Этот роман — «своеобразная антология перевода». Проблема взаимоотношений языков и невозможность адекватного переводаосновная тема произведения.

Вопрос о культурной и национальной принадлежности в свете билингвизма приобретает особую актуальность, так как поэты принадлежат одновременно нескольким литературам. Это нужно признать изначально. И следует включать их в историю развития сразу нескольких литератур. Подобный подход к изучению текстов выявляет связь мышления, уже — поэтического мышления, и языка. Вместе с языком автор усваивает иной принцип построения картины мира.

Несмотря на богатое историческое прошлое, билингвизм становится источником противоречивых оценок и спекуляций при культурной и языковой идентификации некоторых авторов, так как по сути своей противоречит стремлению разграничить литературный процесс по национальной принадлежности. Необходимо выработать такой взгляд на проблему, при котором именно «нерусскость» автора не могла бы стать поводом для таких, например, обвинений: «.нужна положительная альтернатива демократической „культурной“ пошлости и бездарности. И и тогда российская (но не русская) пресса отыскала столь дефицитный „новый русский талант“ — в лице давнего эмигранта — писателя Владимира Набокова. Демпресса, можно сказать, спятила,. расписывая „гениальность“ этого второсортного американского беллетриста. Подчеркиваю: именно американского, а не русского, поскольку сам В. Набоков называл себя американским писателем» (147−12). Тон статьи А. Портнова очевидно конъюнктурный, так как речь идет о «взбунтовавшихся русских рабах», внуке «жандармского генерала» и т. п. Но американское творчество Набокова еще не повод отлучать его от русской литературы. О бесполезности таких оценок говорит и другой пример, уже о Бродском: «Повсюду русские слова, на английском Бродский не писал, но тип мышления или, вернее, взгляд — никак не русский. Он сам признавал свою зависимость от английской поэзии. И если присмотреться к стихам Иосифа внимательнее, то налицо их явный архаизм. Так в конце XX века не пишут. Именно в этом архаизме, во взгляде и мировоззрении 30-х годов, в невольном „классицизме“ его стихов еще одна причина успеха Бродского. империи Соединенных Штатов Америки только такой тяжелый, монотонный и занудный поэт и подходил» (110−44). Видимо, для.

Э.Лимонова не последнюю роль сыграло то, что Бродский все же «рыжий еврейский юноша — русский поэт», и он с долей иронии назвал статью «Бродский — великий американский поэт» (110−43). Возможно, смешение искусства и политических предпочтений неизбежно. Но, если убрать лишний пафос, то мысль Лимонова окажется верной: язык не обязательно выражает ту же национальную ментальность.

В настоящий момент литературы и культуры активно взаимодействуют. Национальная идентификация важна для современной социально-политической ситуации. А в МЛП, вероятно, осуществляется иной процесс — идентификация произведения с точки зрения общечеловеческих ценностей и доминирующих в нем идей. Анализ произведения следует проводить и на макроуровне, и рассматривать его не только как элемент развития национальной литературы, но и как факт литературы мировой. Это не случайность. Возникает тенденция к тому, что автор будет пользоваться несколькими языками, для создания текста, на равных условиях. То же требуется и от читателя.

Итог исследования говорит о том, что поэзия Бродского и Набокова — уникальный культурно-языковой сплав, многие черты которого отражают современное состояние явления билингвизма как одного из глобальных процессов МЛП. Изучение конкретного материала в данном случае позволяет вывести проблему на макроуровень и на этой основе намечать прогнозы будущего ее развития.

Заключение

.