Интерпретация социального реформаторства в русской беллетристике 50 — нач. 60-х годов XIX века

Обоснование научной проблемы и ее актуальность. Исследование периодов крупномасштабных реформ традиционно занимает одно из центральных мест в изучении политической, экономической, социальной истории России Нового и Новейшего времени. Нри этом реформы 60−70-х гг. XIX века, по признанию большинства исследователей, являются особенно значимым явлением в ряду таких периодов — как в силу многоплановости и радикального характера изменений, так и в связи со сложностью проблем стоявших перед российским обществом и политическими элитами на протяжении многих десятилетий, а так же противоречивостью следствий реформаторской деятельности. В то же научный анализ этого периода далеко не в полной мере соответствует масштабности явления, а ряд значимых тем долгое время оставались на периферии исследовательских интересов. В частности, изучение обозначенных реформ и в XIX — нач. XX веков, и особенно в советской историографии, развиваясь преимущественно в русле представлений о высокой степени детерминированности реформ объективными факторами (политического и, прежде всего, экономического характера), оставляло вне серьезного исследовательского внимания функции исторического субъекта, которые фактически сводились к реакции на объективные процессы и факторы.

В 1980;90-е годы, под влиянием начавшихся в стране преобразований, вновь обострился интерес исследователей к реформаторской тематике, а активно развивавшийся в эти годы поиск новых подходов к изучению истории привел к заметному смещению акцентов с анализа «объективных» причин реформ на «субъективные» и пространство их формирования — к парадигмам мышления, представлениям, системе ценностей реформаторов, динамике социальных настроений общества. Современный этап в изучении реформаторских периодов характеризуется все более явным признанием значимости изучения культуры как существенного фактора реформаторской деятельности, и с особым вниманием к периодам подготовки преобразований. С этой точки зрения, культура понимается как набор моделей поведения, стереотипных представлений о целях социальной активности и распределении функций между субъектами этой деятельности, во многом определяющих содержание реформаторской практики. С другой стороны, подчеркивается, что культура сама трансформируется в процессе познания субъектом социальной реальности, при выборе им той или иной модели поведения из альтернативных форм деятельности.

Признание за общекультурными факторами значительной роли в подготовке и проведении социальных преобразований требует, на наш взгляд, как теоретико-методологического, так и конкретно-исторического изучения ряда вопросов, до сих пор не ставших объектом специального исследования.

Обращение к историко-культурной тематике при изучении периодов подготовки реформ (и это хорошо видно на примере «Великих реформ» середины XIX века), на наш взгляд, делает особенно актуальным понимание характера взаимодействия между, с одной стороны, ожиданием реформ, формированием в конкретный исторический период представлений о содержании и целях преобразовательной деятельности и общекультурной динамики с другой. В исследовательской литературе, посвященной указанному периоду, сложилось представление о противоречивом и и /-Ч и динамичном характере такого взаимодействия. С одной стороны, подчеркивается актуализация в эти периоды некоторых традиционных, «укорененных» в культуре образованной части общества идей и представлений, формирования ожиданий перемен. С другой, традиционно указывается на то, что значительная часть общества, являясь носителем той же культуры, оказывается психологически неготовой к началу преобразований, а последствия реформаторской деятельности почти всегда в российской истории подвергаются жесткой критике, причем среди критиков нередко оказываются и бывшие сторонники и даже идеологи реформ. При этом вопросы о конкретных механизмах трансформации общекультурных стереотипов в существующую в общественном сознании модель реформы, о предпосылках и факторах изменения этой модели, остаются одними из наименее исследованных среди широкого круга тем, связанных с периодами подготовки и проведения реформ в России.

Эта проблема, без анализа которой представляется чрезвычайно затруднительным любое историко-культурное исследование реформаторской дельности, в свою очередь, предполагает постановку вопроса о выборе информативных и репрезентативных источников.

Традиционно авторы, обращающиеся к интересующим нас аспектам истории реформ середины XIX века, концентрируют внимание на социально-философских и публицистических сочинениях периода, непосредственно предшествовавшего началу преобразований. Обращение к указанным источникам, безусловно, представляется обоснованным и продуктивным. В тоже время, теоретические и методологические принципы, развитые в исторической культурологии, культурной антропологии, исследовательский опыт представителей школы «Анналов» и некоторых других направлений современной гуманитарной науки позволяют утверждать, что указанный набор источников может быть существенно дополнен. Важным представляется и то, что обращение исключительно к обозначенным выше видам текстов связано с рядом ограничений, определяемых, прежде всего, тем, что, как и на протяжении большей части российской истории, в середине XIX создание и особенно публикация такого рода произведений в значительной степени зависела от политической обстановки. В частности, активизация обсуждения реформаторской проблематики в произведениях этих жанров во второй половине 1850-х годы стала результатом частичного снятия цензуры, последовавшей за декларацией верховной властью начала подготовки реформ.

В то же время указанная выше непроясненность влияния обшекультурных традиций на формирование представлений о реформаторстве в конкретный исторический период требует поиска такого вида источников, который отвечал бы по крайней мере двум следующим критериям. Во-первых, он должен быть в достаточной мере автономным по отношению к текущим политическим процессам, чтобы зафиксировать адаптацию общекультурных представлений ко всегда конкретной проблематике социального реформаторства, в том числе и в период времени, более длительный, чем этап непосредственного обсуждения конкретных преобразовательных мер. Во-вторых, он должен занимать в культурной жизни общества такое место, что бы оказывать влияние на структуру и содержание процессов осмысления социальной реальности и на формирование стратегий ее изменения. Представляется, что для российского общества середины XIX века одним из главных видов источников, удовлетворяющих этим требованиям является художественная литература. Обладая средствами не только буквального, но и метафорического высказывания по актуальным социальным проблемам и, поэтому, менее зависимая от цензурных ограничений, она на протяжении всего XIX века сохраняла приоритетное значение в развитии культуры образованной части российского общества.

Исходя из вышесказанного представляется актуальным исследование, в центре которого — проблема изучения структуры и содержания процессов социального познания на основе анализа интерпретаций феномена реформаторства в русской беллетристике второй половины 1850-нач. 1860-х гг.

Степень разработанности проблемы. Обращение к художественной литературе как источнику для изучения культурных предпосылок реформаторской деятельности определило междисциплинарный характер диссертационного исследования, поскольку отдельные аспекты темы нередко выступают как самостоятельные объекты различных дисциплин (художественная литература — для литературоведения, филологии, социологии литературы и другихкультурная динамика — для истории культуры и культурологииреформаторская деятельность — для социальной и политической истории). Вследствие этого, к настоящему времени сложился целый комплекс работ затрагивающих как теоретико-методологические, так и конкретно-исторические аспекты интересующей нас темы, а изучение историографии проблемы потребовало обращения к научной литературе, принадлежащей к различным дисциплинам и связанной с изучением разнообразного набора тем. Систематизация и анализ подходов и выводов, сформулированных в ходе развития этих исследований стал самостоятельной задачей диссертационного исследования, которая реализована в главе 1.

Обращаясь же к общей характеристике соответствующего вопроса, представляется возможным выделить четыре группы исследований, значимых для разработки проблемы.

Во-первых, это произведения историков, обращавшихся к изучению процессов подготовки и проведения реформ середины XIX века. Изучение историографии «великих реформ» показывает, что стремление теоретически осмыслить культурные основания реформаторской деятельности в этот период относится к новейшему этапу в изучении темы. По свидетельству Л. Г. Захаровой, еще в середине 1970;х анализ подготовки реформы оставалась «отстающим звеном в современной литературе» [159, С. 54].

В конце 1980;х и особенно в 1990;е годы, под влиянием политических, социальных и экономических изменений в стране. происходит усиление интереса исследователей к историческому опыту реформирования. Постепенно происходит и отход от марксистско-ленинских подходов к изучению истории. Основным «событием» этого периода в изучении интересующих нас вопросов стало постепенное формирование в процессе критики концепции «революционной ситуации» и поиска иных путей рассмотрения реформаторской проблематики представления об особом «феномене реформаторства» в российской истории Нового и Новейшего времени. Заметим, что попытка терминологического обоснования этого концепта бьша впервые предпринята именно в связи с анализом событий 1850−60-х годов [152].

В ходе разработки теоретического и эмпирического содержания этого концепта обозначился ряд тенденций и факторов, позволяющих говорить о новом этапе в изучении российских реформ. Прежде всего, это проявилось в виде критики «детерминистского» подхода к социальным изменениям в советской историографии. Пересмотру подверглась роль исторического субъекта в периоды социальных преобразований, что потребовало обновления всей методологии исследования реформ, в частности, выявило необходимость «перейти от понимания сознания как отражения к деятельному принципу полноценного исторического субъекта, «наделенного способностью отбирать альтернативные варианты и превращать «лишь возможное» в действительное» [208, С. 92]. Внимание исследователя при этом должно быть обращено к изучению «тех парадигм мышления, которые предопределяют, что именно запрашивает познающий субъект в познаваемом мире, природном или историческом» [208, С. 93], поскольку именно от этого зависит «социокультурная детерминация многообразных новаций в области экономики, науки, техники, политики.» [208, С. 93].

Кроме того, с проблематикой реформаторского «сознания» оказывается тесно связанным интерес исследователей к национальнокультурной специфике преобразовательной деятельности. Наиболее заметным явлением в разработке этой тематики стали работы A.C. Ахиезера. Как в общеметодологическом плане, так и для анализа конкретного материала, особенно продуктивными представляются высказанные этим автором идеи о центральном значении представлений о катастрофическом характере социальной динамики для культуры периодов масштабных преобразований, о формировании сознания субъекта реформаторской деятельности через поиск ответов на дезорганизационные тенденции общественного развития, «угрозы катастрофы» [163, С. 326].

Вторую группу работ составили обобщающие работы по истории отечественной культуры данного периода, авторы которых уделяют специальное внимание процессам трансформации интеллектуальных и ценностных особенностей российского общества середины XIX века и ставят вопрос о взаимовлиянии между этими процессами и реформаторскими усилиями властей. Монографий и статей, в которых специально предпринимались бы попытки теоретически осмыслить данную проблему и сформулировать взаимосвязь социального и культурного в этот период отечественной истории, не много. Наиболее систематизированными и теоретически насыщенными представляются работы Р. Г. Эймонтовой 242] и Ю. З Янковского [244]. Эти авторы, исходя из разных методологических посылок, во-первых, сформулировали представление о 1850-х годах как особом периоде в интеллектуальной и культурной истории России и, во-вторых, показали, что от постановки и решения вопроса о формах и содержании возможных социальных преобразований и от восприятия их последствий в этот период зависела как динамика развития отдельных институтов и социальных групп, так и общекультурные трансформации.

Третью и, пожалуй, наиболее содержательную группу исследований составили обобщающие работы о русской литературе XIX века или отдельных его периодов, авторы которых стремились показать связь литературного процесса в России этого времени с социальным контекстом и спецификой исторического периода. В рамках этой группы особенно значимыми для разработки темы диссертации стали теоретические обобщения и конкретные наблюдения авторов второй половины XIXнач. XX века. Речь, прежде всего, идет о работах М. В. Авдеева [115], Н. И. Булича [130], К. Ф. Головнина [138], Р.В. Иванова-Разумника [161], А. П. Кропоткина [184], Н. К. Невзорова [204], Д.Н. Овсянико-Куликовского [206], В.Е. Чешихина-Ветринского [238] и некоторых других исследователей. Общим для этих исследователей стало представление о том, что литература является не просто информативным, но и «лучшим и единственным источником» [115, С. 2] для изучения российского общества середины XIX века «с его типическими особенностями» [115, С. 2], его общественной мысли.

Традиция социально-исторического анализа литературных произведений сохранилась и в советский период, претерпев при этом значительные изменения. Литературные тексты рассматривались в исторических исследованиях этого периода преимущественно в качестве иллюстраций, подбираемых для подтверждения выводов. Начиная с 1960;х и особенно в 1970;е годы, такой подход к литературным источникам был осознан как чрезвычайно ограниченный и, фактически, делающий обращение к беллетристике в историческом исследовании бесполезным [196- 213].

Начиная с середины 1970;х и особенно в 1980;е годы происходит постепенный отход от некоторых схем предыдущего периода [146- 205], в том числе в изучении литературного процесса середины XIX века. Наиболее значимый пример в этом отношении представляют работы В. К. Кантора [167- 169- 170- 169], к числу наиболее существенных новаций которого можно отнести переосмысление самой функции литературы, и в частности, взгляд на литературу как на форму проблематизации социальной ситуации. В результате соответствующей такому представлению постановке исследовательской проблемы, этот автор показал, что в реальной исторической ситуации 1840−1870-х годов в сфере эстетики и литературного творчества конкзфировали и вели активную полемику как минимум три направления, представители каждого из которых не только по-разному решали конкретные социальные и политические проблемы, но и предлагали принципиально различные основания для интерпретации социальной проблематики.

Чрезвычайно продуктивным оказался и предпринятый в этот период М. Ю. Лотманом опыт применения семиотических методов к исследованию русской классической литературы. Особенно значимым в контексте темы диссертационного сочинения представляется внимание исследователя не только к критической направленности русского романа, но и к формированию представлений о формах и способах проведения социальных преобразований, репрезентированных в художественных текстах в специфической образной и символической форме [189'.

В 1990;е годы произошло существенное обновление исследовательских подходов к использованию литературных текстов как исторических источников. Активизация в социальных и гуманитарных науках исследований, основанных на представлении о ключевой роли идей, символов, стереотипов, систем ценностей в поведении (прежде всего, в социальном поведении) человека, в частности, обращение историков к изучению ментальности, исторической антропологии, развитие новых методов в изучении социальной и интеллектуальной истории, стимулировали стремление историков и культурологов по-новому интерпретировать историко-литературный процесс и привели к появлению исследований, авторы которых рассматривали художественный текст как особую форму концептуализации, структурирования, в целом, интерпретации социальной реальности, не столько «отражающих», сколько «задающих» направленность социокультурных изменений [160- 198- 227- 207- 209- 243]. При этом сохраняется преимущественный интерес к периодам социальных изменений, сопровождавшихся популяризацией радикальных идей и идеологий, распространением представлений о революционных способах преобразований.

В то же время, явно недостаточно внимания уделяется периодам подготовки крупномасштабных реформ. Наиболее значимый опыт теоретического переосмысления и конкретного анализа социального содержания литературы середины XIX века в этот период был представлен в работе В. К. Кантора «В поисках личности: опыт русской классики» [168], М. Макеева «Спор о человеке в русской литературе 60−70-х гг. XIX века» [192], в исследовании Н. Ю. Типугиной «Идеи и идеалы. Книга о русской классической литературе» [230].

Четвертую группу работ, в которых затрагивается тема интерпретации социальной проблематики в литературе середины XIX века, составили статьи и монографии о творчестве отдельных авторов и о конкретных произведениях этого периода. Чаще всего, исследования этого типа могут рассматриваться как конкретизация теоретических положений или более детализированная проработка проблем, сформулированных в обобщающих работах. К настоящему времени сложился целый комплекс такого рода исследований, при обращении к которому становится очевидным, что в постановке вопросов, а, следовательно, и в выборе методов анализа, и в обобщении результатов исследования, авторы следуют в направлениях, обозначенных нами при анализе предыдущей группы работ. Нельзя при этом не отметить, что отдельные аспекты интерпретации социальной проблематики в литературе середины XIX века получили в этих работах более детальную проработку, чем в обобщающих историко-литературных исследованиях. Продуктивность работ этого типа определяется так же и тем, что их авторы активнее обращались к творчеству писателей, не вошедших в разряд «классиков», делали предметом изучения не только произведения крупной формы или признанные шедевры, но и обращались к менее известным сторонам литературного процесса в России середины XIX века. Речь идет, помимо классической работы В. И. Семевского о М.Е. Салтыкове-Щедрине [225], об исследованиях В. Д. Бабкина, В. А. Багинина, Г. М. Газина, В. М. Марковича, З. А. Мукашева, В. Н. Селиванова [125- 126- 135- 193- 194- 203].

Таким образом, рассмотрение различных типов исследований, так или иначе связанных с вопросом об интерпретациях реформаторской деятельности в литературе середины XIX века, позволяет говорить об устойчивой тенденции смещения исследовательского интереса ученых разных специальностей от «объективных» факторов, детерминирующих реформационные процессы и, соответственно, чисто иллюстративного использования литературных текстов, к рассмотрению процессов образного и символического освоения социальной реальности историческим субъектом как фактора, влияющего на формы и содержание реформаторской деятельности, культурные основания которой постепенно занимают центральное место в изучении комплекса проблем, связанных с «феноменом реформаторства». В то же время, этот подход лишь в небольшой мере реализован в изучении литературы середины XIX века. Предметом анализа, преимущественно, фрагментарного, стали отдельные произведения признанных классиков этого периода, при этом вопросы об уникальности или типичности их представлений, о существовании отличающихся от них позиций в творчестве писателей «второго плана» тго же периода, о динамике изменения образов социальных процессов в период подготовки реформ специально, как правило, не ставятся.

Теоретика — методологические основания исследования. В качестве теоретических и методологических оснований при работе над диссертацией использованы положения и приемы анализа, наработанные современными исследователями социокультурных процессов и социальных аспектов литературного творчества. Среди них важнейшими оказались следующие.

Во-первых, это высказанная Ш. Эйзенштадтом идея о том, что одним из процессов, определяющих направленность социальных изменений, является поиск социально и политически активной частью общества «центрального символа», который «заключает в себе окончательную санкцию изменений и указание на предел нововведений» [241, С. 101]. Этот подход опирается на рассмотрение образного осмысления социальных процессов до начала реальных реформ как во многом обусловившее формы и направленность преобразований, а так же реакцию на них.

Во-вторых, это высказанная в работах Ю. М. Лотмана, А. Моля и некоторых иных культурологов идея о том, что репрезентированная в ряде текстов, в том числе и литературных, культура данного исторического периода специфическим образом структурирует картину мира и тем самым «создает вокруг человека социальную сферу» [190, С. 328] определенного типа, воздействуя, таким образом, на формы и и /-Ч и направленность его социальной активности. С этой точкизрения, культура рассматривается как «интеллектуальное «оснащение» социально активного субъекта [201, С. 46], а «текст прочитанного романа становится моделью переосмысления реальности» [188, С. 38 .

В-третьих, это сформулированное В. Г. Федотовой представление о литературе как одном из видов вненаучного социального познания [233, 234, 235], обладающего особыми, отличными от иных видов, способами концептуализации и «первичной рационализации» социальных явлений, играющими особую роль в практической деятельности человека. Методологически значимым стал опыт применения этого теоретического положения в исследованиях, специально посвященных художественной литературе как форме осмысления социально-исторической динамики [165- 175- 202].

В четвертых, это теоретическое представление о литературном тексте как особом типе исторического источника, использование информационных возможностей которого чрезвычайно продуктивно в сфере изучения ценностей, установок, эмоционального состояния обпдества в определенный исторический период, апробированное в работах A.C. Демина [148], И. В. Карташовой [173], М. Б. Могильнер [198- 199- 200], Л. Н. Пушкарева [216], М. О. Чудновой [239] и др. Наблюдения и выводы этих исследователей так же были использованы при работе над диссертацией.

При определении научной проблемы диссертационного исследования опыт этих ученых позволил предположить, что обращение к литературным произведениям в качестве источника позволит выявит не только культурные и эмоциональные компоненты социальных представлений периода подготовки реформ, но и набор системообразующих, «стержневых» символов, апелляция к которым объединяла и писателей, и интеллектуалов из иных сфер познания, и политиков-практиков.

Кроме того, методологически важным стал опыт анализа литературных текстов и теоретическое осмысление функций литературы в социальном и культурном развитии общества, предпринятые представителями современной западной социологии литературы, сочетающих изучение литературы как социального института с анализом тех социальных смыслов, которые писатель, не всегда осознанно, «закладывает» в сюжетную структуру и систему образов произведения, процессов артикуляции социальных норм, представлений и ценностей в грамматике и лексике литературного произведения [212- 231- 236- 237- 245А. Особое значение для темы диссертации получило обоснованное в исследованиях этого типа утверждение о том, что широкое распространение в литературе данного исторического периода получает разработка в образной, символической форме тех аспектов социальной жизни, которые оказывают травматическое воздействие на современников, провоцируют переосмысление устойчивых представлений, заставляют осмысливать современную ситуацию как требующую изменения.

Эта теоретическая позиция была плодотворно развита отечественными социологами литературы, чьи методологические наработки так же были использованы при работе над диссертацией. Речь, прежде всего, идет о работах Л. Д. Гудкова и Б. В. Дубина, в которых сюжет литературного текста интерпретируется как своего рода метафорическая конструкция, в результате анализа раскрывающая типичные для культуры читающей части общества способы конструирования образов социального порядка, «процесс последовательного продуцирования тех ценностных образований, которые являются элементами механизмов семантической организации реальности» [144, С. 15.

Кроме того, в работах этих авторов был сформулирован набор параметров социального действия, репрезентированных литературным текстом, среди которых центральными являются представления о субъекте социальной активности и объекте его усилий, а так же «заложенная» в тексте модель процессуальности, предполагающая набор возможностей и ограничений для действий героя [142- 143, С. 49]. Это положение во многом определило структуру анализа проблемы в основной части диссертационного сочинения.

Объектом исследования является литературная интерпретация процессов социального реформирования.

Предметом исследования являются формы и содержание интерпретации социального реформаторства в русской беллетристике 185 060-х годов.

Цель исследования — выявление особенностей художественно-литературных интерпретаций преобразовательной активности в период подготовки реформ середины XIX века в России.

Задачи исследования. Для достижения поставленной цели предполагалось решение следующих задач:

• уточнение и апробация принципов изучения структуры и содержания литературного произведения как исторического источника.

• актуализация и изучение комплекса отечественных литературных источников периода подготовки реформ середины XIX века, адекватных анализу проблемы исследования.

• выявление факторов формирования образа героя-реформатора, а так же анализ интерпретаций авторами условий и факторов его деятельности в современной им социальной ситуации.

• анализ способов и результатов конструирования в литературе середины XIX века образа социума как объекта реформаторской деятельности.

• анализ содержания и основных форм метафоризации социальной активности в указанный период и эволюции базовых метафор реформаторской деятельности в литературных произведениях 1850-х годов.

Хронологические рамки исследования. Внимание к культурным и интеллектуальным основаниям реформаторской деятельности предполагает отход от традиционной периодизации периода «подготовки реформ», поскольку процессы осмысления социальных тенденций и перспектив преобразований, тем более интерпретация базовых социальных символов. не всегда проходили синхронно конкретным политическим событиям. В центре внимания диссертационного исследования — десятилетие с начала 1850-х гг. до начала 1860-х. Цельность этого периода определяется как социально — политическими событиями, так и процессами в сфере и /-Ч и художественной литературы. С одной стороны, в этот период происходят такие ключевые, знаковые события (во многом ставшие опорными точками при констрировании образа реформатора и реформатора) как Крымская война, смерть Николая I, официальное декларирование верховной властью начала подготовки реформ, отмена крепостного права. С другой, с началом 1850-х гг. переосмыслению подвергается проблематика литературы 1840-х гг. и, прежде всего, образ героя как «лишнего человека», начинается поиск иных стратегий социальной активности и, соответственно, новых форм изменения социальной ситуации. Условным концом данного периода можно считать выход в 1862 году романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», сформулировавшего набор проблем, который означал переход к следующему этапу в развитии литературного процесса в России.

Источниковая база исследования. Основной набор источников для исследования составили произведения отечественной художественной литературы 1850-х — нач. 1860-х годов. Нри их отборе мы опирались на ряд положений, сформировавшихся в процессе обсуждения проблемы использования литературных произведений в качестве исторических источников. В центре нашего внимания находились два основных подхода. Один, получивший в последнее время теоретическое обоснование в работах М. Б. Могильнер, предполагает ориентацию на исследование уникальных произведений, выделяюп]-ихся из общей массы литературной продукции конкретного периода, поскольку именно эти тексты фиксируют появление как нового литературного приема, так и нового образа социальности. В рамках этой теоретической ориентации особое внимание уделяется произведениям крупной формы, где, как предполагается, авторская позиция получает особенно полное выражение. Другой подход, наиболее продуктивно реализованный в работах А. Эткинда, предполагает особое внимание к процессам интертекстуального взаимодействия между произведениями данной эпохи, что позволяет сочетать изучение индивидуальных позиций писателей с анализом типичных, стереотипных представлений.

В процессе работы над диссертацией преимущественное внимание было уделено выявлению распространенных способов метафорического, образного конструирования социальных процессов в литературных текстах. При этом писателям «второго плана» было уделено не меньше, а иногда и больше внимания, чем признанным классикам, поскольку первые, с одной стороны, менее изучены и, с другой, в большей степени ориентированы на стереотипные, типичные представления соответствующей исторической эпохи. Наряду с романами, интерпретации были подвергнуты рассказы и повести как «оперативные» формы реакции на те или иные социальные проблемы, часто детализировавшие наблюдения и идеи, остававшиеся в романах на втором плане. В то же время, выявление и анализ типичных мотивов и образов позволили в процессе работы над текстом диссертации осуществить определенную систематизацию рассмотренных произведений по степени полноты и проработанности в них этих мотивов (что не всегда совпадает с художественным достоинством или объемом) и проанализировать их подробнее, чем тексты, в которых сходные мотивы реализованы менее полно.

Научная новизна диссертации заключается в осуществлении впервые специального исследования образно-художественных интерпретаций социального реформаторства в русской художественной литературе середины XIX века как одного из источников, позволяющих дополнить и углубить знания об эпохе подготовки и проведения великих реформ в России.

Традиционный анализ процесса и еще более — результатов этих реформ, дополнен в данном исследовании изучением социокультурного контекста их подготовки, рассмотрением одного из «блоков» культурных оснований указанного процесса. Образы и мотивы героев, представленные в литературе этого периода и использованные для изображения эффективного реформатора, способов и направленности преобразований, рассмотрены как комплекс ожиданий и прогнозов, предварявших начало реальных изменений. На основе анализа литературных текстов выявлен набор смыслообразующих символов и образов, характерных для изучаемой эпохи, раскрыты содержание и особенности интерпретаций социальных изменений, динамика их трансформаций.

В диссертации рассмотрен и подвергнут систематизации значительный объем литературных источников, а также релевантных рассматриваемой проблеме теоретико-методологических исследований, ранее не становившихся объектом специального изучения.

Научно-практическая значимость определяется возможностью использования ее результатов:

• для развития теории социокультурной динамики и методологии ее анализа;

• для дальнейшей теоретико-методологической разработки проблемы использования литературных произведений в качестве исторического источника;

• для разработки модели исследования социально-преобразовательной деятельности в ее культурологическом измерении;

• для расширения исторического знания о периоде подготовки и проведения реформ;

• в образовательной системе при подготовке специалистов в области отечественной истории и культурологического знания.

Положения, выносимые на защиту:

1. Изучение социально-преобразовательной деятельности, в том числе, эпохи реформ середины XIX в., необходимо должно включать, в качестве полноправной составляющей, анализ культурных оснований данного вида практики, в том числе, идей, образов, моделей поведения, ценностно-смысловых и символических структур, получивших отражение не только в социально-политических источниках, но и в художественных образах рассматриваемого периода.

2. Литературные произведения, взятые как информативный источник для изучения культурных оснований реформаторской деятельности, должны быть проанализированы с точки зрения содержащегося в них потенциала для осуществления проблематизации социальной ситуации, моделирования норм и образцов реформаторской практики, виртуальной апробации в общественном сознании моделей и форм социальной активности.

3. Изучение литературного произведения как исторического источника предполагает в качестве одной из методологических посылок рассмотрение элементов художественного текста как метафор определенных параметров социального действия, а произведения в целом — как схематизации этих параметров, среди которых базовыми являются характеристики субъекта активности и объекта его деятельности, а так же «траектории» социально-исторической динамики и трансформаций.

4. В художественной литературе 1850−60-х годов сложился комплекс представлений об эффективных способах преобразования социальной ситуации, в основании которого были положены, во-первых, образ героя-реформатора и, во-вторых, образ общества, сконструированный на основе преимущественного внимания к негативным аспектам социальных отношений.

5. В ходе разработки реформаторской тематики в литературе указанного периода значимое место заняла идея катастрофизма и экстремальных ситуаций. Соответствующие этой идеологии мотивы использовались как для характеристики ситуации в современном авторам обществе, так и для выявления и обоснования условий актуализации реформаторского потенциала.

6. Динамика содержания и форм осмысления социальных преобразований в литературе середины XIX века в большой мере связана с развитием оппозиции «преемственность — прерывание преемственности». В течение десятилетия от нач. 1850-х до нач. 1860-х годов наметился постепенный переход от понимания реформаторства как актуализации скрытого потенциала обновления, заложенного в современной авторам общественной жизни, к представлению о радикальном разрыве с традициями и культурой предыдущего поколения как необходимом содержании эффективной реформаторской деятельности.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании сектора культурологических проблем образования Российского института культурологии МК РФ 19 февраля 2001 года. Отдельные положения и выводы диссертации были изложены в 5 статьях суммарным объемом до 4 печатных листов, 6 тезисах и в публичных выступлениях на конференциях.

Основные положения и промежуточные выводы неоднократно выносились на обсуждение в докладах и сообщениях на заседаниях сектора культурологических проблем образования Российского института культурологии, научно-образовательного центра Российского института культурологии.

Диссертация состоит из Ведения, четырех глав и Заключения. В приложении приводится список использованных источников и исследований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Анализ, проведенный в рамках решения задач, поставленных в диссертационном исследовании, позволяет сделать ряд выводов и заключений.

Опираясь на соответствуюш: ие методологические разработки и конкретно-исторический материал, было подтверждено положение о том, что анализ культурных оснований социально-преобразовательной деятельности, в частности, относящейся к эпохе реформ середины XIX в., дает возможность более многосторонне и глубоко рассматривать и интерпретировать данный вид социокультурной практики. Выделение в качестве значимого предмета анализа таких характеристик, как роль ценностно-смысловых и символических структур в формировании содержания и направленности реформаторской активностикак стиль мышления и модели поведения, характерные для субъектов реформаторской практикикак особенности образов, в том числе, художественных, отражающих эти характеристики — все это существенно расширяет спектр и усиливает потенциал историко-культурного анализа реформаторской деятельности.

Источниковедческий анализ, осуществленный в диссертационном исследовании, позволяет утверждать, что обращение к указанным аспектам проблемы, проистекающее как из собственно задач исторического познания, так и не в последнюю очередь, из дискуссий, связанных с современным периодом российских реформ, становится все более признанным в отечественном научном пространстве, атрибутом многих исследований, посвященных «реформаторским темам» и написанных в 1990;е годы представителями различных дисциплин — истории, культурологии, политологии, философии.

Эти исследования, подтверждая актуальность и продуктивность культурологического анализа проблем реформаторства, традиционно считавшихся прерогативой политической истории, обнаружили в то же время набор методологических трудностей, сопровождающих изучение культурных предпосылок реформаторской деятельности. В частности, стремление к изучению парадигм мышления, культурных стереотипов, проецирующихся в практику реформаторства, интеллектуального и символического «оснащения» преобразовательной деятельности потребовало расширения спектра источников и приемов их анализа. Изучение методологических новаций, предложенных западноевропейскими и американскими гуманитариями, а так же анализ тенденций, наметившихся в отечественных историко-культурных и культурологических исследованиях, дают основание утверждать, что традиционно анализируемые в связи с указанными темами источники — социально-философские сочинения, публицистика, проекты отдельных преобразований — могут быть результативно дополнены соответствующими произведениями художественной литературы.

В контексте этого подхода в ходе диссертационного исследования получило подтверждение сформулированное E.H. Шапинской наблюдение о том, что в современной гуманитарной науке качественно изменилось представление о функциях литературного произведения и его роли в социальной и культурной динамике, о том, что «литература рассматривается с точки зрения дискурсивности и становится специфически культурным продуктом, является способом передачи и генерирования социальных стратегий через литературный дискурс» [240, С. 113] (курсив мой-Е.М.).

Литературные произведения, взятые как источник для изучения культурных оснований реформаторской деятельности, должны быть проанализированы с точки зрения содержащегося в них потенциала для осуществления проблематизации социальной ситуации, репрезентации социальных и культурных «напряжений», стимулирующих реформаторскую активность в конкретную историческую эпоху и определяющих содержание и формы конструирования норм и образцов реформаторства в общественном сознании.

Изучение литературного произведения в связи с той или иной темой всегда требует от исследователя уточнения методики и принципов интерпретации. Проведенное исследование показало продуктивность использования в качестве одного из базовых методологических принципов представление об элементах художественного текста как о метафорах определенных параметров социального действия, а произведения в целом — как схематизации этих параметров, среди которых основными являются характеристики субъекта активности и объекта его ft ft деятельности, а так же траектории социально-исторической динамики и трансформаций. С этой точки зрения, социокультурные функции литературного произведения реализуются в форме метафоризации различных параметров будущего действия и, таким образом, имеют проективный и прогностический характер.

Применение выявленных методологических и теоретических принципов к литературе периода подготовки «Великих реформ» середины XIX века позволило показать, что в художественной литературе 1850−60-х годов сложился комплекс представлений об эффективных способах преобразования социальной ситуации, в основании которого находятся, во-первых, определенный образ героя-реформатора и, во-вторых, образ общества, сконструированный на основе преимущественного внимания к негативным аспектам социальных отношений.

В ходе разработки реформаторской тематики в литературе указанного периода значимое место заняла идея катастрофизма. Соответствующие этой идеологии литературные мотивы использовались как для характеристики ситуации в современном авторам обществе, так и для выявления и обоснования условий актуализации реформаторского потенциала, реализация которого устойчиво связывалась с переживанием экстремальных ситуаций.

В качестве смыслообразующих, базовых для всего рассматриваемого периода (и, прежде всего, для 1850-х годов) образов, служащих для осмысления характера социальной динамики и обоснования идеи кардинального реформирования, литераторами использовались такие метафоры, как «лечение», «пробуждение», «обучение». Соответственно, современное авторам российское общество почти всегда описывалось как «больное», «спящее», «невежественное». Эти метафоры превратились в своего рода клище, и их использование вряд ли всегда было осознанным. Тем более важным представляется выявленный в диссертации набор семантических следствий, проистекающих из их употребления. Наиболее существенным, с точки зрения решения диссертационных задач, представляется «заложенное» в них видение функций реформатора как деятеля, призванного актуализировать внутренне присущий объекту реформаторской деятельности потенциал обновления, который остается временно скрытым до активного вмешательства именно данного субъекта деятельности.

Постепенно, в ходе использования данного набора метафор, в литературе указанного периода «накопились» и сомнения в продуктивности репрезентированной в них модели деятельности. Конструирование социального действия в форме любовной интриги, семейного романа и некоторых других, привело к своеобразной ft ft психологизации" социальной темы в литературе, вследствие чего представления о сферах жизни, использованных для метафоризации (например, о любви или семейных отношениях) получили обобщенно-социальное значение (это, в частности подтверждается сравнением подобных произведений с иными, подчеркнуто социальными и публицистичными).

Конкретным следствием этой тенденции в литературе 1850- нач. 1860-X гг. стало распространение сюжетов, в ходе которых герой-реформатор обнаруживал, что объект его деятельности в результате «пробуждения» или «обучения» меняет лишь внешнюю форму поведения, сохраняя тот набор ценностей, против которых выступает реформатор.

Следствием «обнаружения» неэффективности такого типа реформатрорства стало распространение в литературе конца 1850-х и, особенно, в нач. 1860-х годов принципиально иного типа сюжетов, в основе которых лежало представление об эффективном преобразовании как радикальном разрыве с существующей системой социальных норм. В основании такого взгляда лежала активно разрабатывавшаяся писателями этого периода метафора социального действия как «преступления» (поджога, побега, убийства и т. п.).

Таким образом, в течение десятилетия, от нач. 1850-х до нач. 1860-х годов, наметился постепенный переход от понимания реформаторства как актуализации скрытого потенциала обновления, заложенного в современной авторам общественной жизни, к представлению о радикальном разрыве с традициями и культурой предыдущего поколения как необходимом содержании эффективного реформирования.

Такая направленность динамики содержания и форм осмысления социальных преобразований в литературе середины XIX века позволяет говорить о центральном значении в интерпретации социального реформаторства оппозиции «преемственность — прерывание преемственности» .

Проведенный в диссертационном исследовании анализ позволяет утверждать, что обращение к художественной литературе как историческому источнику для изучения общекльтурных, психологических, ценностных предпосылок масштабных социальных реформ, а так же дальнейшее развития теории и методологии социокультурного анализа литературных текстов может стать плодотворным направлением исследований в исторической науке, с ее стремлением более полно и точно понять противоречивый опыт российских реформ.