Журналистика и историческая наука в России 30-70-х гг. XIX в.: Опыт источниковедения историографии

Для нашего общества журнал — все «(В. Г. Белинский).

На пороге третьего тысячелетия в анналы истории российской науки и культуры будет вписан 300-летний юбилей отечественной газетной и журнальной периодики. Настоящая диссертационная работа является нетрадиционным историческим исследованием, первым «опытом» системного анализа журнальной и газетной периодики, «опытом», призванным охарактеризовать роль и значение журналистики в истории российской исторической науки в контексте развития историографической традиции в 1830—1870-х г.

По подсчетам Н. В. Здобнова в первой половине XVIII в. в разное время в России выходило 9 повременных изданий в том числе 3 газеты и 6 сборников и журналов. За сорок лет с 1761 г. по 1800 г. включительно было издано свыше 7800 наименований книг, выходили 110 периодических изданий — «ежемесячные сочинения», «собрания, или сборники», «журнал»" и «газеты». По данным ЮНЕСКО в 1800 г. во всем мире издавалось около сотни научных журналов. В России в тот год газета «Санкт-Петербургские ведомости» (1727−1917) стала выходить ежедневно. Газета «Московские ведомости» (1736−1917) до 1842 г. продолжала выходить дважды в неделю. В 1801 г. «Труды» Вольного экономического общества изменили название. До 1809 г. включительно выходило «Новое продолжение трудов Вольного экономического общества к поощрению в России земледелия и домоводства». С 1804 г. по 1821 г. в качестве приложения к «Трудам.» выходили «Записки деяний имп. Вольного экономического общества», сначала (до 1812 г.), как отдельное издание, а затем в составе «Трудов.». В 1801 г. под редакцией академика С. Я. Румовского в Петербурге вышла заключительная одиннадцатая часть академического сборника «Продолжение Древней Российской Вивлиофики». Предыдущие части сборника появились с большими перерывами в 1768, 1788−1791, 1793, 1795 г. В Москве из изданий, начатых в конце XVIII столетия, до 1830 г. включительно выходил переводной «Политический журнал» гамбургского Общества ученых мужей, а также в качестве приложения к «Московским ведомостям» журнал «Иппокрена, или Успехи любословия» (1799−1801). В 1802—1805 гг. это «Новости русской литературы».

Рубеж XVI1I-XIX вв. в истории отечественной журналистики был ознаменован двухтомным изданием «Журнала правоведения на 1796(97) год» (М., 1800−1801). Фактически это были сборники правительственных указов. В 1800 г. в Петербурге вышла первая часть «Морских записок», издания Ученого комитета при Государственной Адмиралтейской коллегии. Одновременно в Москве под названием «Утренняя заря» выходили «труды», а точнее сборники сочинений и переводов воспитанников университетского Благородного пансиона. До 1808 г. вышло шесть книг. В 1801 г. в Петербурге появился сборник переводов и кратких изложений сочинений, напечатанных на латинском языке в первом томе «Деяний имп. Академии наук». Это был сборник реферативного типа с характерным названием «Академические сочинения». Наконец с 1802 г. в течение 29 лет в Москве выходил основанный Н. М. Карамзиным «Вестник Европы», первый в истории России «преимущественно» литературно-политический и одновременно «ученый» журнал, который до сих пор не имеет специального указателя содержания с расшифровкой всех помещенных здесь без подписи авторских и переводных материалов. 4.

Систематический список русских периодических изданий газетной и журнальной формы первой трети XIX в. насчитывает более 200 наименований в том числе 173 предназначавшихся массовому читателю. В это число входят не только газеты и журналы, но и альманахи, и сборники. По данным «Всемирной ст атистики журналов» за 1833 г. в мире выходило 3168 изданий, из них на долю российской журналистики приходилось 84 наименования или 2,65%. Сводная статистика численности, а также динамика выхода в свет российской журналистики журнального типа за интересующий нас период— 1830−1870-е гг.— представлена в табличном варианте (см. приложение № 2, 11). Это тот массив источников, который находился в поле нашего зрения в процессе изучения вынесенной в название диссертационной работы темы— «Журналистика и историческая наука в России 18 301 870-х гг.». В тексте работы получили характеристику и источниковедческую оценку той или иной глубины (в зависимости от степени изученности истории журналистики и истории конкретных органов печати) около 300 наименований периодических изданий журнального типа, а также газета «Губернские ведомости», которая первое время выходила в журнальном формате, и рассматривалась современниками как журнал-газета.

Актуальность темы

Предстоящий юбилей отечественной журналистики — без преувеличения эпохальный рубеж в истории науки и культуры, истории общественной мысли. Но прежде всего это знаковая дата российского масштаба в истории средств массовой информации. Учитывая появление и бурное развитие на рубеже ХХ-ХХЗ вв. новых компьютерных технологий, это вместе с тем знаковое событие в истории информатизации научного, в том числе научно-исторического пространства, научного знания, исторической и общественной мысли. Не исключено, что год 2003;й войдет в историю под знаком Года российской журналистики, об этом шла речь на Московском симпозиуме Международного союза журналистов в 1998 г., а также на1 Всемирном конгрессе русской прессы (Москва — Сочи, 21−24 июня 1999 г.).

Проблема научной интеграции (анализ средств, форм и методов научно-интеграционных процессов) — одна из ключевых тем мирового историко-культурного процесса и научного прогресса. Постановка и формулировка темы диссертации предполагает источниковедческий, историографический и науковедческий аспекты проблемы научного творчества на логико-когнитивном и прикладном (научно-отраслевом и дисциплинарном) познавательных уровнях. Проблематика диссертации вбирает в себя и характеризует собою одну из ключевых сфер бытования отечественной исторической науки, ее идейный и «деятельностный»" уровни развития, она призвана осветить повседневность исторического знания и его «жизнь» в сознании современников в передаче от учителя к ученику, от поколения к поколению. Подчеркнем, речь пойдет о внеакадемической среде бытования науки — журналистике. Исследование закономерностей функционирования и развития науки истории, совершенствования ее методологии и комплексного обеспечения необходимыми для успеха научно-исследовательской деятельности составляющими, в частности за счет средств массовой информации, принадлежат к важнейшим проблемам научного познания. Это сфера самосознания науки, сфера поиска ресурсов для ее дальнейшего развития. Вместе с тем это вполне определенное и довольно значимое информационное поле науки.

Актуальность темы

диссертационной работы обусловлена таким образом современным состоянием и задачами изучения журналистики как средства массовой информации (фактора общественного развития) и вместе с тем источника исторического знания (фактора, формирующего 5 наши представления об истории).

Претендуя на статус источниковедческой, диссертационная работа выходит за рамки строго отраслевого исторического знания, она выполнена на междисциплинарном научном уровне. Автор опирается на исследовательские приемы, методы и методики смежных с исторической областей научного гуманитарного цикла: философии, филологии, текстологии, статистики, науковедения, библиографии и книговедения. Избранный подход можно назвать системным, полидисциплинарным. Только при таком подходе можно говорить о системном анализе и системности знания, призванных охватить самый широкий спектр качественно различных малосочетаемых внешне элементов, которые характеризуют развитие научной мысли в направлении образного абстрагирования знания и кроме того позволяют углубиться в многослойность и многомерность мыслительной деятельности в значении акта и процесса научно-исторического познания.

Степень разработанности и изученности темы. «Системность означает прежде всего наличие закономерной связи между различными предметами или же различными мыслями (понятиями), благодаря которой их совокупность выступает не как простой агломерат чего-то случайно собранного вместе, но как нечто единое, целое, внутренне связанное с учетом всех его компонентов или сторон. Такая его цельность и выражается понятием система» [1]. Итак, системный подход рассматривается нами как сложное полифункциональное и разноплановое осознание взаимодействия пяти компонентов: концепции, метода, представления (или моделирования), анализа и синтеза или знания, способа деятельности и видов деятельности, реализующих программные ценностно-ориентированные установки относительно журналистики в контексте науки и непосредственно науки истории.

Исходя из предложенной формулировки понятия системность, раскрываемого с помощью логико-гносеологической категории целъноспт, следует заметить, что журналистика довольно продолжительное время рассматривалась преимущественно как сфера (подсистема) литературной деятельности, изучалась по линиям ее внешних и внутренних характеристик и внутрисистемных черт. Иначе говоря, история журналистики воспринималась как неразрывная часть литературного процесса и литературной традиции письма. В контексте историографической традиции ученые обращались к журналистике обычно в значении «места» публикации исторических материалов, а также как к источнику, несущему преимущественно вторичную информацию, причем скорее популяризаторского, чем собственно (подлинно) научного толка и значения. Такой аспект истории журналистики (журнальной периодики) как механизм саморазвития в структуре научной деятельности, научного творчества и научно-исторического знания специально не изучался. Учитывая эту особенность проблемная историография, так или иначе характеризующая механизм наукотворческой роли журналистики в ходе развития историографической традиции, представлена нами в соответствующих разделах диссертации. Это в основном работы последнего тридцатилетия, именно тогда началось и велось на эмпирическом уровне изучение интересующей нас проблемы. Здесь, во введении, кратко охарактеризуем общую тенденцию и магистральные направления изучения отечественной журнальной и газетной периодики за два столетия, обращая особое внимания на те исследования, которые накапливали познавательный материал по истории исторической темы на страницах периодической печати. Такой принцип освещения историографии журналистики в контексте истории литературной и историографической традиции позволит, на наш взгляд, представить общую картину развития на6 учно-познавательного процесса в России XIX в., а также охарактеризовать библиографическую парадигму журналистики в ее развитии в качестве метода науковедения.

Библиография по истории отечественной журналистики как части (сферы) истории литературной деятельности ХУШ-ХГХ вв. насчитывает сегодня несколько тысяч наименований. В первой трети XX вв. историей российской журналистики целенаправленно занимались Русское библиологическое общество при Московском университете (1899−1931), Институт книговедения в Ленинграде (19 201 933), Украинский научный институт книговедения (1922;1936), а также открытый в октябре 1922 г. Московский государственный институт журналистики и, наконец, Институт книги, документа и письма, созданный в 1925 г. как Музей палеографии АН СССР. В 1931 г. музей был переименован в институт, а в ноябре 1935 г. включен в состав Историко-археологического института АН СССР в качестве сектора вспомогательных исторических дисциплин со своим Музеем книги, документа и письма. Фактор наличия государственных учреждений, общественных и академических структур, занимающихся изучением истории журналистики в различных ее ракурсах, говорит в пользу тезиса о полифункциональной значимости журналистики как «гекст-исгочника» и одновременно средства целенаправленного идейно-воспитательного воздействия на массовое сознание.

В 1924 г. Московский государственный институт журналистики выпустил вторым изданием библиографический труд Н. М. Сомова «Систематический указатель книг и статей по журналистике (библиография журнализма)», включающий 140 наименований статей и брошюр, содержащих наблюдения о повседневной истории периодической печати во второй половине XIX — начале XX вв., 129 наименований работ более крупного плана по истории издательского дела в России. 162 мемуарных и эпистолярных источника, а также статьи и работы о российских журналистах, редакторах и издателях XIX в., 80 исследований по истории законодательства в области печати (в т. ч. по истории юрисдикции авторского права), 55 газетных и журнальных выступлений по вопросу правового обеспечения свободы слова и печати, 52 отклика на судебные процессы по делам российской печати, 186 работ о цензурной практике в области периодической печати в России. Здесь указаны также 104 наименования разного рода сообщений о становлении и развитии отечественной отраслевой периодики (земской периодической печати, медицинских, сельскохозяйственных, библиографических, педагогических, молодежных, юмористический и т. д. журналах), кроме того зарегистрированы 76 статей, посвященные истории и перспективному развитию российской провинциальной периодики, а также 33 наименования публикаций о русской заграничной печати, 184 названия статей и работ по истории иностранной журналистики. Самый большой по числу источников и литературы — отдел о социальной структуре российских и западноевропейских читателей, причем в основном это библиография по истории чтения рубежа Х1Х-ХХ вв., а именно работы, вышедшие за период 1890—1922 гг.

Указатель Н. М. Сомова наглядно демонстрирует ведущие по состоянию на начало 1920;х гт. направления, а также сферы или области изучения российской газетной и журнальной периодики XVIII XIX в. Тогда, как и сейчас, в центре внимания авторов находился историко-культурный феномен журналистики как средства массовой информации и способа воздействия на общественное сознание. Но магистральным направлением разработки и фиксации знания о журналистике и ее истории в указанных областях естественно являлся описательный путь или подход освещения информационных возможностей издания (группы изданий) на фоне общего состояния развития литературы в контексте 7 истории литературного и общественного движения в стране. Исследователи были заняты выявлением и перечислением внешних признаков, регистрацией наиболее содержательной информации, классификацией. систематизацией и учетом органов печати, а также выработкой некоторых предварительных оценок периодики по различным признакам жанрового, текстологического, литературоведческого, библиографического и историко-критичесхого (источниковедческого и историографического) плана и характера. Дореволюционный период в истории историографии журналистики можно условно назвать книговедческим, подразумевая под этим определением ведущую тогда тенденцию синкретичного развития научно-отраслевого и дисциплинарного знания о письменных источниках, тяготение «человека ученого» (литератора и историка) к осмыслению самого широкого спектра внешних и внутренних черт и свойств журналистики (газеты и журнала) как вида литературной деятельности и разновидности книгоиздательской продукции. Не будет излишним напомнить, что описательный путь из*чения — неизменная наукотворческая константа эмпирического типа, нацеливающая автора на выработку основательного знания о признаках и чертах исследуемого объекта, его ценностного историко-культурного, воспитательного и собственно научного (гносеологического) значения. Дореволюционная историография журналистики достигла значительных результатов именно на этом — эмпирическом — исследовательском уровне.

Крупицы достоверного знания о феномене журналистики буквально рассыпаны на страницах самой журналистики (периодической печати). Журналистика является исторически первым видом историографических источников по истории российской периодической печати и ее роли в истории литературы и науки.

Символично, что в числе прочих по истории периодики XVIII в. журнал «Московский телеграф» поместил в 1827 г. подборку данных, призванных выявить «достоверные сведения о времени напечатания первого номера Русский Ведомостей» (1702−1727)й. Публикация была приурочена к 100-летию главной российской газеты «Санкт-Петербургские ведомости» (1728−1917). Она заключала сводку мнений и высказываний разных лет за период 1814—1827 гг., почерпнутых из журнальных изданий, первого «Опыта русской библиографии» и принадлежащих ведущим российским ученым, литераторам и библиографам: П. И. Кеппену, В. А. Анасгасевичу, B.C. Сопикову, А. Ф. Воейкову, П. П. Свиньину и др. Это довольно любопытный пример того, как на основе критического осмысления авторских суждений представителей различных областей науки и культуры зарождался собственно историографический компонент исторического знания о газетной периодике. Примечательно, что уже в 1830-е гг. вопрос о характере информационно-содержательной стороны, как определяющей газетную и журнальную формы «повременных» изданий («срочной словесности» мысли), отечественные литераторы и ученые рассматривали по аналогии с европейским опытом развития периодики. Так в 1839 г. на страницах «Отечественных записок» появилась статья «Библиографические достопримечательности: французские альманахи». Это одна из первых у нас статей по истории альманашных изданий, написанная на основе переводной статьи из «Льежского альманаха на 1830 год"й.

Еще пример. В 1862 г. в «Отечественных записках» появилась не менее любопытная статья «Газеты через сто лет», рассказывающая о подготовленном к открытию Всемирной выставки в Лондоне газетного листка под названием «Тайме, 1 мая 1962». Это была «чисто английская шутка», писала редакция журнала, полотнище «громадного размера, доселе невиданного в Европе», содержа8 ло «до полумиллиона букв, около 15 печатных листов формата „Отечественных записок“, .одних строчек. более 3/5 версты, около 360 сажен». В первый же день выставки было продано до 20 тыс. таких экземпляров по 1 шиллингу, т. е. «сбор простирался до 1 тыс. Фунтов», что в пересчете составляло около 7 тысяч рублей. Значит, заключила редакция «Отечественных записок», и в 1962 г. «газета по прежнему [будет] прибыльное предприятие». Статья «Газеты через сто лет» любопытна не только прогнозом развития издательской индустрии газетной формы средств массовой информации, но и научным обоснованием того, как будет меняться содержание газеты, какие рубрики останутся, какие появятся в ее структуре, чем в XX столетии будут интересоваться читатели, обыватели и специалисты.

Через три года в журнале «Книжный вестник» № 21−22 от 15 ноября 1866 г. вышла статья «Современная журналистика», в которой содержалось следующее сообщение: «Всему читающему миру известно, что в настоящем году русская политическая ежедневная пресса восторжествовала победу над так называемыми „толстыми“ еженедельными журналами». Действительно, это был знаковый в истории газетной и журнальной периодики год, и редакция «Книжного вестника» верно подметила эту особенность. Со временем она ляжет в основание научной периодизации истории отечественной журналистики. В статье «Современная журналистика» впервые зафиксирован такой вид журнальных изданий, как «специально-ученые», развивающиеся наряду с «политическими» и «учено-литературными». И «гут дело не в названии, — поясняла редакция „Книжного вестника“ , — и не в форме, а в том существенном, основном направлении и назначении каждого из главных родов журналистики». В научном отношении «учено-литературные» журналы не менее важны, чем только-только появляющиеся «специально-ученые», ибо первые влияют на вторые в той мере, в какой вторые будут лишь со временем влиять на первые. И в будущем, прогнозировала редакция «Книжного вестника», «учено-литературная» журналистика «постоянно стояла бы настороже учености, не допускала бы ее через чур закапываться в пыли веков, денно и нощно. требуя от ежедневной журналистики как можно более верных несомненных фактов». «Учено-литературная» периодика «наблюдает, чтобы выбор и классификация их [фактов.— М.М.], делаемые наукою, соответствовали бы реальным потребностям индивидуального и общественного организма людей. Не придерживаясь какой-либо одной специальности, не имея надобности следить за всяким обыденным мелочным явлением, — она сводит все разнообразные специальности и все многочисленные факты к одной общей системе, подчиняя ее реальным требованиям жизни. Таким образом, если политическая печать, так сказать, выполняет роль осмысленной фотографии, то ведь ей необходимо возможно полное и верное воспроизведение действительных фактов и притом в их естественной обстановке. .Если затем ученая деятельность уподобляется живописи, которая, рассматривая предметы и явления в отдельности и в совокупности, передает их общее значение и смысл, то наконец обще литературная пресса, не имея, по-видимому, никакой особой специальной цели, олицетворяет собою как бы самого зрителя, для которого все это делается и которому необходимо выразить свои действительные потребности, нужды и желания"М.

Предложенная классификация отечественной журналистики очень точно фиксирует состояние ее развития и дифференциацию в содержательном и адресном плане. Такой разветвленной целостной системой журналистика становилась на протяжении 1830−1870-х гг., причем 1860-е гг. были тем внутренним рубежом, когда в рамках системы повременных изданий окончательно сложились и выделились как подсистемы журнальная и газетная периодика. 9.

30 декабря 1866 г. в № 23−24 «Книжного вестника» появилась вторая, заключительная часть статьи «Современная журналистика», в которой речь шла уже об информационной значимости и достоверности газетной и журнальной публикации: газета способна «в восприятии читателя обоготворить факт, возвести случайность в закон», журнал призван дать «общелитературное» направление и разъяснение. Лучшим в этом смысле, говорилось в статье, является журнал «Отечественные записки», его публикации «в настоящем своем составе, по-видимому, более или менее близки к пониманию роли и значения общелитературной журналистики». Здесь же подчеркивалось, что таких отделов, как Интересы литературы и науки и Обозрение специальных журналов, а также «особенно обильного» в «Отечественных записках» библиографического отдела, нет ни в одном другом «толстом» журнале. Любопытны здесь и оценки перспектив эволюции содержания ряда современных отечественных журнальных изданий. «Если „Русский вестник“ давным-давно уже превратился в Сборник, то можно надеяться, что в скором времени „Отечественные записки“ превратятся в Энциклопедический лексикон». Дальнейшая специализация «толстых» журналов, скорее всего, приведет их к переходу из разряда «учено-литературных» в значении научных в разряд «общелитературных» в значении научно-популярных журнальных изданий. В сущности так это и случилось. Прогноз «Книжного вестника» оказался верным. И все же главное, на наш взгляд, научно-познавательное значение статьи «Современная журналистика» заключено в сформулированной здесь мысли о том, что научное знание рождается при чтении именно «учено-литературных» журналов или среднего звена между «специально-учеными» и «политическими». Именно «учено-литературный» журнал адаптирует слово специалиста, «как известно, нередко весьма и весьма заблуждающегося в своей узкой односторонней специальности" — взгляд «человека ученого» «требует за собой бдительного, неусыпного контроля со стороны журналистики». А эта мысль уже из разряда выводного научного знания, — характерный пример, иллюстрирующий самосознание научной мысли и ее образность. Журнал назван в данной статье «главным фундаментом, без которого непрочно было бы строящееся здание» наукий.

В качестве наиболее характерных примеров синкретичного источниковедческого и одновременно историографического подхода к описанию журналистики укажем на опубликованные в журнале «Современник» двумя статьями работу В. А. Милютина «Очерк русской журналистики, преимущественно старой» (1851), в которой анализировалось содержание «Ежемесячных сочинений» (1755−1764), и статью НА. Добролюбова о «Собеседнике любителей российского слова» (1783−1784), которая, по мнению A.B. Западова, «продолжает оставаться одной из лучших и серьезных работ по истории русской журналистики XVIII века и сохраняет свое научное и методическое значение по сей день"й.

В «Очерке» Милютина содержится ряд конкретных оценок немецких и русских ученых петровской и екатерининской эпох. Являясь усвоением и популяризацией мысли предшественников, эти оценки органически вплелись в историю отечественной историографии, содействовали ее развитию в плане восприятия роли идейного заимствования и переводного знания. Статья Добролюбова открывает собою ряд специальных работ, посвященных «Собеседнику», она интересна сама по себе, как одна из историко-критических работ автора, не менее интересна и в плане изучения особенностей текстуры историографического дискурса в его развитии, что называется «от слова к слову» или «от текста к тексту». Так, в 1883 г. к 100-летию «Собеседника» вышел очерк Н. И. Божерянова, в котором многие.

10 отмеченные Добролюбовым особенности истории его издания получили дальнейшее разрешение. В двух статьях Н. Д. Кочетковой — обе вышли в 1962 г. — значительно продвинулась источниковедческая характеристика журнала по линии оценки роли авторского начала в отредактированном тексте. Впервые этот аспект был затронут Добролюбовым^ Любопытно, что последняя по времени публикации статья Ю. В. Стенник «Вопросы языка и стиля в журнале «Собеседник любителей российского слова» «(1993) фактически повторяет основные положения очерка Божерянова. И хотя Стенник не ссылается на работу Божерянова, логическая структурно-дискурсная зависимость здесь очевидна. Ду мается, что данная группа исследований может послужить в методическом и дидактическом отношении в изучении историографического дискурса. Неослабевающий интерес к журналу «Собеседник любителей российского слова» объясняется тем, что центральное место здесь (1348 стр.) занимает сочинение Екатерины П «Записки касательно российской истории», и кроме того, по подсчетам НА. Добролюбова, опубликовано 242 сочинения (авторские и переводные), в основном языковедческие по содержанию. Некоторые из них являются перепечатками из других повременных изданий, что само по себе любопытно в контексте истории редакционно-издательского дела и издательской политики. Наконец, по частотным характеристикам обращения к этому и другим журналам ХУШ-ХЛХ вв. можно судить о развитии более глубинных познавательных процессов, относящихся к истории «хода» и «переворотов» русского литературного языка, а также к проблеме усвоения исторического знания, превращения «чужого» в «свое» в работах конкретных авторов.

На рубеже 1860−1870-х гг. вслед за газетной и журнальной полемикой о роли журналистики в общественном развитии стали появляться первые обобщающие работы по истории газетного и журнального дела в России. Например, публикация на страницах журналов «Современника» (1865— 1866) и «Дело» (1868−1869) сочинения А. П. Пятковского «Очерк из русской истории журналистики 30-х годов» и его же работы «Русская журналистика при Александре I». Статья М. П. Погодина «» Московский журнал" Карамзина (отрьшок из биографии)" в «Русском вестнике» за 1866 г. — фактически первая о роли творческого начата Карамзина-журналиста и издателя. Отметим также статью Н. Ширяева «Начало газетного дела в России», опубликованную в газете «Новороссийский телеграф» (№ 274, 276 за 1875 г.), а затем отдельным изданием тиражом в 600 экз. (Одесса, 1876, 36 е.). В этой же газете в № 384 за 1876 г. появились «Историко-статастические заметки о развитии журналистики у разных народов». Традиция данного рода публикаций была заложена в начале 1830-х гг. в журнале «Телеграф», о чем речь пойдет ниже. Подробная сводка журнальной историографии истории журналистики представлена в указателе В. И. Межова «Русская историческая библиография за 1865— 1876 включительно» (т. 3, Спб., 1882). Здесь впервые выделена рубрика «Историческая журналистика», в которую включены всего лишь четыре записи: о «Летописи занятий Археографической комиссии» по сообщению «Вестника Европы» (1866, № 1), о заседаниях Московского археологического общества и его «Известиях» (т.4, вып. 3), а также об «Известиях Русского географического общества» и публикациях «Всемирного путешественника» по сообщению «Военного сборника» за 1867 г.

Тогда же появились первые журнальные статьи и документальные публикации по истории цензуры периодической печатай. Обобщающего характера работы по данной теме появлялись в среднем каждые десять лет. Это очерк П. К. Щебальского «Исторические сведения о цензуре в России» (Спб., 1862) и труд А. Котовича «Исторический очерк нашего законодательства о печати» (Спб., 1873). Через.

11 двадцать лет вышли «Очерки истории русской цензуры: 1700−1863гг.» А. М. Скабичевского (Спб., 1892). Затем, в 1909 г., в Петербурге вышла книга А. Котовича «Духовная цензура в России (17 991 855)" — текст докторской диссертации, высоко оцененной специалистами П. В. Знаменским,.

A.Г.Фоминым, А. А. Кизеветгером. Созданию книги предшествовал очерк Котовича «Квопросу о духовной цензуре», опубликованный в журнале «Церковный вестник» за 1905 г. В конце того же года Котович издал этот очерк небольшим тиражом в виде брошюры. Идея и замысел очерка оказали непосредственное влияние на работу М. А. Рейснера «Духовная полиция в России» (Спб., 1907).

Следует особо отметить, что 1892 г. в № 8−9 журнала «Библиограф» вышла статья Н. Полетаева «Отношение цензуры к изданию исторических трудов». Она открывает список исследований по истории цензуры отраслевой научной литературы и журналистики второй половины XIX — начала XX вв. 9] Как показывает практика, это крайне слабо изученная область истории цензурной политики и цензурной практики в России. Поэтому в нашей работе цензурным установлениям по делам журналистики, а также цензурным распоряжениям относительно исторической тематики публикаций в газетах и журналах 1830−1870-х гг. посвящена специальный раздел, основу которого составили архивные материалы и цензурное законодательство.

В начале XX в. среди работ данной темы необходимо отметить сочинение В. Е. Рудакова «Последние дни цензуры в Министерстве народного просвещения» (Спб., 1911) и статьи.

B. Семенникова и В. Евгеньева[Ю].

Значительный вклад в разработку историографии журналистики (газетной и журнальной периодики), причем по целому ряду вопросов, внесла юбилейная литература 1880−1900;х гг. Условно ее можно разделить на две части. Первую составляют материалы, приуроченные к юбилеям отдельных журнальных и газетных изданий. Это авторские работы и сборники статей, подготовленные на основе документальных, эпистолярных и мемуарных зарисовок портретов издателей, редакторов и сотрудников органа печати. Например, сборник «Двадцатипятилетний юбилей издания «Филологических записок» «(Воронеж, 1887), или сочинение И. Н. Королькова «Двадцатилетие журнала «Труды Киевской Духовной академии» (1860−1879)» (Киев, 1883). Нетрадиционными в этой группе являются «Альбом двадцатилетия «Будильника»: Сборник карикатур, стихотворений и анекдотов 1865—1884"(М., 1884), а также изданный в 1891 г. специальный тираж под названием «» Нива»: Юбилейный номер, составленный сотрудниками по случаю 25-летия журнала"[1 П.

Список изданий, приуроченных к юбилеям газетной периодики, открывает очерк А. А. Краевского «Пятнадцатилетие газеты «Голос» «. 1863−1877» (Спб., 1878). Статьей в газете «Неделя» (1888, № 37) отмечен 25-летний юбилей «Русских ведомостей». С. Неделькович подготовил «Краткий исторический очерк морской и городской газеты «Кронштадский вестник» и перечень главнейших событий за 25 лет с 1861 по 1886 г.» (Кронштадт, 1886). В 1911 г. в качестве продолжения вышел «Краткий исторический очерк морской и городской газеты «Кронштадтский вестник» и список более выдающихся статей пол морскому делу и морской технике за 50 лет». А до этого в 1898 г. в Петербурге был издан очерк С. Огородникова «50-летие журнала «Морской сборник» (с 1848 по 1898 год)». В том же 1898 г. во втором номере журнала «Русское богатство» редакция опубликовала «Открытое письмо к издателям, редакторам и сотрудникам провинциальных газет и журналов» Б. Глинского. В письме говорилось о необходимости собирать и изучать материалы о положении рус.

12 ской периодической печати. Поводом для письма послужили очередные цензурные притеснения, но Глинский смотрел дальше, он говорил и о предстоящем 200-летнем юбилее печати в России.

Этот юбилей научная и литературная общественность праздновала широко и открыто. В канун юбилея и в 1903 г. появилась вторая, численно и содержательно еще более значимая, развитая в жанровом и научном отношении часть литературы обобщающего характера. Среди этой группы изданий особо выделяются историко-библиографическая серия работ Н. М. Лисовского 1896— 1915гт. П2], а также «Сборник статей по истории и статистике русской периодической печати 1703— 1901», подготовленный Русским библиологическим обществом, и «Каталог газет и журналов по всем отраслям литературы, выходящих в России на русском и других языках на 1903 год.», составленный Р. Э. Гинлейном (Спб. 1902). В 1916 г. вышел «Дополнительный список» к этому каталогу.

Следует назвать также историко-литературные работы: «Литературные характеристики» А. К. Бороздина (т.1, Спб., 1903), «Очерки по истории русского романтизма» Н. К. Козмина (Спб., 1903) и «Романтизм двадцатых годов XIX столетия в русской литературе» И. И. Замотана (Варшава,.

1903), а также сочинение А. Н. Пыпина ((Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов" (Спб., 1906) и работу СЛ. Венгерова ((Очерки по истории русской литературы" (Спб., 1907). Без данной группы работ сегодня не обходится ни одно сколько-нибудь серьезное исследование по истории литературы, журналистики и общественной мысли в России. Нельзя не отметить также журнальные статьи П. Берлина, В. Богучарского, НА. Энгельгардга и других авторовПЗ]. История литературного процесса рассматривается здесь на фоне цензурной политики правительства. В № 11 «Русской мысли» за 1904 г. появилась статья М. К. Лемке с необычным названием «Пропущенный юбилей: Столетие первого русского устава о цензуре. 1804 — 9 июля 1904)». Накануне вышел труд И. И. Арсеньева «Законодательство о печати» (Спб., 1903). Броским названием указанной журнальной статьи Лемке явно хотел акцентировать внимание читателей на неизученных аспектах ранней истории цензурного законодательства в контексте истории журналистики и науки. К этому времени уже вышли его ((Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия" (Спб.,.

1904), а также не менее значимый труд ((Эпоха цензурных реформ 1859−1865 годов" (Спб.-М., 1904). Следующей стала книга «Николаевские жандармы и литература 1826−1855 годов» (Спб., 1909). В журнальном варианте на страницах «Русского богатства» печатались «Очерки по истории цензуры», в которых рассказывалось о деятельности Комитета 2 апреля 1848 года и Комитета по делам книгопечатания (1903, № 1−4). Через год в № 9−10 журнала вышел материал М. Лемке под названием «Третье отделение и цензура (1826−1855)». Одновременно вышел «Очерк истории русской цензуры в связи с развитием печати (1703−1903)» НА. Энгельгардта (Спб., 1904), в основу которого легли его же статьи в ((Историческом вестнике". Применительно к данной группе литературы можно говорить о том, в какой мере журнальная историография организовывала и направляла собою книжную.

В 1905 г., в Москве был издан научно-популярный очерк Вл. Розенберга и В. Якушкина «Русская печать и цензура в прошлом и настоящем». А еще через три года вышли известные научно-популярные очерки Г. Балицкого ((Зарождение периодической печати в России" (Спб., 1908) и А. Покровского ((К истории газеты в России", а в 1912 г. также в Петербурге А. Шлосберг издал аналогичный очерк ((Начало периодической печати в России".

Научная ценность указанных юбилейных изданий, сборников статей, книг и очерков.

13 не исчерпывается историко-культурной направленностью содержанияони являются основой, эмпирическим базисом для большинства серьезных современных исследований по истории журналистики в контексте литературной и историографической традиции. Юбилейная историография журналистики содержит неоценимый для сегодняшних исследователей многоаспектный и полифункциональный (многоканальный) научно-информационный потенциал. Это своеобразный итог и одновременно рубеж в истории изучения журналистики, когда синкретизм мысли и эмпирическая разновидность научного познания и историографического «письма» начали уступать место новой познавательной парадигме, направленной на осмысление социальных аспектов управления познавательным процессом и научно-познавательной деятельностью. В этот рубежный «момент» оформлялись собственно научная и научно-популярная сферы и жанровые формы историографии журналистики. Этому «моменту» присуща многофакторность содержательной стороны исследований, когда объект исследования изучается преимущественно по линии внешних признаков и отчетливо видимых черт. С одной стороны, появление юбилейных изданий обеспечивало дальнейшее успешное продвижению науки по линии эмпирических исследований. С другой — они совокупно с накопленным знанием о журналистике как таковой способствовали появлению качественно новой научной литературы вспомогательной идеологической парадигматической направленности.

Рубеж Х1ХХХ вв. отмечен общей политизацией мысли и научного знания. Это своеобразная точка отсчета следующего периода (яти этапа) в истории отечественной историографии журналистики. В канун 210-й годовщины российской периодической печати вышли первые специальные издания по истории наиболее читаемых провинциальных газетных и журнальных изданий!^ 4]. Тогда же появились и первые серьезные работы по истории региональной и национальной журналистики. Среди них численно лидирует историография еврейской журналистики! 15]. Таким образом рубеж веков был отмечен расширением предметного поля истории журналистики и ее географии.

1913 г. и первые военные годы оказались наиболее урожайными на юбилейные даты и посвященные им статьи, очерки и более крупные труды по истории отдельных газет и журналов. Этот список открывает солидный по объему (236 стр.) юбилейный очерк «» Русский инвалид" за сто лет" (Спб., 1913), где за основу был взят материал ранее изданного научно-популярного очерка «Газета «Русский инвалид» и журнал «Военный сборник» «(Спб., 1901). В 1913 г. широко отмечался 50-летний юбилей газеты «Русские ведомости», на следующий год — 35-летие «Петербургского листка» и 50-летие «Педагогического сборника"[16]. В 1915 г. отмечалось 25-летие «Вестника воспитания» и журнала «Русская школа"[171, а также 35-летие «Исторического вестника», шли приготовления к празднованию 50-летия «Вестника Европы». К юбилею своего журнала Б. Глинский приурочил любопытную публикацию под названием «» Исторический вестник» за 35 лет (портретная галерея)». Она вышла в январском номере журнала за 1915 г. Юбилей «Вестника Европы» прошел тихо, в первом и последнем номерах журнала вышли два юбилейных материала, подготовленные К. Арсеньевым. В 1916 г. список юбилейных изданий пополнился двумя статьями и историческим очерком по случаю 40-летней годовщины газеты «Новое время"[18]. На первый пореволюционный год пришелся 25-летний юбилей журнала «Русское богатство», но о нем, казалось и вовсе забыли. Вышла, правда, статья в первом номере издания — юбиляра. Сказывались условия военного времени, гражданской войны и экономической разрухи.

В основной массе указанные статьи, очерки, сборники и отдельные брошюры принадлежали к научно-популярному жанру, однако в них можно найти немало интереснейшего материала из жизни журнальных и газетных изданий, появившихся в «эпоху 60-х годов» и последующие пореформенные годы. Авторов юбилейных работ интересовали те же вопросы, что и нас: как складывались отношения между издателями, редакторами и сотрудниками редакции, как они помогали друг другу материалами для публикации, почему журналисты печатались в нескольких изданиях одновременно и почему только некоторые из них становились постоянными корреспондентами и титульными авторами издания, как оплачивался труд журналиста, репортера, постоянного сотрудника, шеф-редактора, какими были личные отношениями между ними, как складывались отношения с титульными цензорами, каким образом удавалось избегать цензурные преследования, как осуществлялась работа над номером, как планировалась работа в целом и т. д.

Специальное изучение юбилейной историографии журналистики было бы не менее полезно для осмысления эволюции жанра (стиля историографического «слова»), а также в логико-гносеологическом отношении в контексте понимания эволюции популяризаторской и пропагандистской тенденций историописания на фоне развития собственно научной историографической традиции. Это междисциплинарный срез науковедения, источниковедения, историографии и текстологии, пристальное его изучение несомненно помогло бы более точно охарактеризовать социокультурный уровень научного сообщества рубежа Х1Х ХХ вв. в отношении степени интеграции научной мысли, науки и научного знания с общественной средой и общественной мыслью. При изучении этого вопроса кроется известная опасность идеализации образа науки и общественной среды, поскольку личностное восприятие авторов юбилев йной литературы описываемых ими событий ре-дакционно-издательской деятельности, литературного и научного процесса нередко искажает действительность: пафос и восторженность празднеств заслоняют собой будни журналистской работы и жизни.

Не лишена тенденциозности и советская историография журналистики XIX в. Но эта тенденциозность уже иного рода и свойства. До середины 1970;х гг. советская историография журналистики развивалась преимущественно по указанным выше направлениям (история издания, история цензурной политики, история журналистики в контексте литературного и общественного процесса). И здесь, в этом плане, мы вправе говорить о поступательном развитии историографической традиции, разумеется, учитывая воздействие на нее свойств, присущих марксистской познавательной парадигме в ее ленинско-большевистской модификации^]. Сказанное не следует расценивать как огульную критику достижений советской науки в изучении отечественной журналистики, ее истории, социокультурного и научного потенциала. Автор данных строк сознает высокую научную значимость, образовательное и воспитательное значение многих советских историко-литературных, историко-культурных, историографических и науковедческих исследований с привлечением в качестве источника или объекта исследования журнальной и газетной периодики ХУШ-ХГХ вв. Перечислить даже малую часть этих работ в рамках небольшого очерка просто невозможно. Достаточно назвать двухтомник «Очерки по истории русской журналистики и критики». Работа над этим изданием началась в довоенные годы, первый том вышел в 1950 г., второй— в 1965 г. Нет такого ученого, литератора или историка, который не знал бы монографии П. Н. Беркова «История русской журналистики XVIII века» (М.-Л., 1952).

15 и других его работ и статей о журналистике. На трудах, учебных пособиях общего типа и учебниках по истории журналистики A.B. Западова, Б. И. Есина, В. Г. Березиной, ВА. Алексеева воспитывались и будут воспитываться поколения российских ученых и профессиональных журналистовРО]. Состояние разработки истории журналистики в годы советской власти нуждается в специальном и серьезном изучении. Поскольку нас интересует период 1830—1870-х гт. в истории только той части российской журналистики, которая непосредственно участвовала в научном процессе, рассмотрим наиболее интересные, знаковые работы советских ученых, характеризующие именно это время.

История журналистики в контексте истории исторической науки в советской историографии разрабатывалась эпизодично и непоследовательно. Отчасти такое положение объясняется спецификой становления и развития источниковедения массовых источников XIX в., но главным образом тем, что журналистика по-прежнему изучалась преимущественно в контексте литературной деятельности как сфера этой деятельности, наделенная популяризаторской функцией. И здесь, в этом направлении, были получены важные в научном отношении результаты, подготовившие гносеологический прорыв по пути изучения наукотворческой роли журналистики. В книге Э. А. Лазаревича «С веком наравне: Популяризация науки в России. Книга. Газета. Журнал» (М., 1984) приводится список литературы по методологии истории и теории популяризации науки, насчитывающий 710 наименований, причем главный массив работ посвящен публикациям журналах.

Итак, основные результаты изучения журналистики в контексте истории литературного процесса и истории культуры сводятся к следующим гносеологическим и научно-дисциплинарным достижениям.

Во-первых, продолжается планомерная разработка серии аннотированных историко-библиографических справочников по региональной периодике XIX-XXbb., выверяются списки русских дореволюционных газет и журналов, их издателей и редакторов, подзаголовочные данные, периодичность выхода в свет, тиражи и т. д. Эта работа разворачивалась на рубеже 20−30-х гт. как продолжение того направления в библиографии, которое разрабатывали B.C. Сопиков, В. Г. Анастасевич, А. Н. Неусгроев, В. И. Межов, П. и Б. Ламбины, Н. М. Лисовский и другие российские библиографы. В конце 20-х — начале 30-х гг. впервые вышли указатели украинской периодики, органов печати Ку-банско-Черноморского края, Средне-Волжской области и отдельно Ульяновской губернии, а также материалы для истории еврейской периодической печати вРоссии[21]. К началу войны вышли и другие справочники[22]. Но основная масса каталогов и указателей региональной российской периодики появилась в 60−80-е голы. Впервые была расписана дореволюционная русская и национальная периодика Армении и Азербайджана, составлены наиболее полный указатель дореволюционной периодики Грузии, сводные каталоги периодики Кавказских минеральных вод (18 631 975), Кубанско-Черноморского края (1863−1925), Дона (1841−1916), Белоруссии (1817−1916), Прибалтийского края (1768−1940), Архангельской области (1838−1968), Пензенского края (1838−1975), а также указатели дореволюционных изданий, выходивших на Урале, в Туркестане и Западной СибириРЗ]. Только за последнее десятилетие вышли следующие справочники: 1) «Периодическая печать Дальнего Востока и Забайкалья эпохи капитализма (1861−1917)" — 2) «Сводный каталог периодических и продолжающихся изданий Сибири и Дальнего Востока: 1789−1980" — 3) «Периодические издания Ставропольского края: 1850−1916 гг." — 4) «Казанская периодическая печать XIX — начала XX века" — 5).

Периодические издания Орловского края: 1816−1995″.

В названиях указанных справочников и каталогов зафиксированы две особенности историко-библиографического описания прессы: авторы-составители уже в 70-х годах начали отказываться от административно-территориального принципа регистрации газетной и журнальной периодики, возвращаясь к испытанному исгорико-краеведческому, кроме этого они преследовали преимущественно научно-практические цели регистрации региональной печати, поэтому на сегодня мы располагаем справочниками с самым разным хронологическим и территориальным охватом истории российской периодической печати, что естественно осложняет сопоставительный анализ развития местной и региональной периодики в те или иные промежутки времени, а также статистическое обследование наиболее читаемой печати. •.

Другим развивающимся направлением историко-библиографических исследований является работа по аннотированию содержания журнальных изданий середины XIX — начала XX в. Авторы-составители опираются здесь на успешный опыт создания полных указателей журналов «Современник» за 1836−1837 гг. (Е.И. Рыскин, 1967 г. изд.) и 1847−1866 гг. (В.Э.Боград, 1959 г. изд.) и «Отечественные записки» за 1839−1848 гг. и 1868−1884 гг. (В.Э. Боград, 1971,1985 гг. изд.). За последнее десятилетие это исследовательское направление заметно активизировалось. НА. Попковой подготовлены указатели «Московский телеграф, издаваемый Николаем Полевым» (вып. 1−3, Саратов, 19 841 987) и «» Московский вестник. Журнал, издаваемый М. Погодиным" (1827−1830)" (Саратов, 1991). М. Э. Эльзон начата работа по сбору материалов к росписи «Исторического вестника» за 1880−1917 гг. Уже составлен алфавитный список псевдонимных и анонимных публикаций в этом журнале с раскрытием авторства. Издан указатель содержания журналов «Былое» и «Минувшие годы» (М., 1987). Ф. М. Лурье подготовил указатель содержания журналов «Антиквар» и «Русский библиофил» (М., 1989), а затем осуществил полное аннотированное библиографическое описание всех номеров журналов «Былое», «Минувшие годы» и «Русская историческая библиотека» (J1., 1990). Последним в этой группе справочников вышел указатель МА. Бениной «Журнал „Дело“ (1866−1888)» (вып. 1−2. Спб., 1993;1994). Силами сотрудников Российской национальной библиотеки Н. М. Балацкой и А. И. Раздорской подготовлен предварительный список памятных книжек губерний и областей Российской империи за 1836−1917 гг. (Спб., 1994). Значение этого издания трудно переоценить. Памятные книжки являются уникальными источниками, создававшимися с привлечением материалов местной газетной и журнальной периодики, точнее сказать, преимущественно на их основе. Учет всех изданных памятных книжек позволит более полно очертить масштабы воздействия периодики наисторико-краеведческую деятельность в российской провинции.

Во-вторых, наметился перелом в освещении истории провинциальной печати в России в рамках истории развития литературного процесса на местах. Обобщающие историко-литературные работы, монографии и учебники по истории журналистики XIX в. стали появляться с середины 60-х гг. Но в них можно было найти лишь краткие справки о провинциальной периодике. Да и в учебниках по источниковедению, вышедших в те годы, характеристика региональной и местной периодики сводилась к одной — двум фразам, не более (24]. в 70-х гг. появились первые сборники статей и материалов, а также первые обобщающие исследования, посвященные региональной и местной печати. Наиболее впечатляющие результаты достигнуты в освещении истории дореволюционной периодики Грузии.

17 и Кавказа. Отметим монографию Д. Л. Ватейшвили «Русская общественная мысль и печать на Кавказе в первой трети XIX века» (М., 1973), а также двухтомное издание «Новые материалы к истории русской литературы и журналистики второй половины XIX века» (Тбилиси, 1977), приуроченное к 175-летию присоединения Грузии к России. В 1978 г. в издательстве Ростовского университета вышли сборники статей «Публицисты Дона и Северного Кавказа» и «Публицистика Дона и Северного Кавказа». Аналогичные по составу материалов сборник подготовлен издательством Белорусского университета в 1983 г. Он называется так: «Публицистика белорусских народников. Нелегальные издания белорусских народников (1881−1884)». В 1990 г. вышла книга А. И. Станько «Журналистика Дона и Северного Кавказа (допролетарский период)», в которой автор намечает пути дальнейшего изучения местной и региональной периодики по пути осмысления ее историко-культурного, идеологического и общеобразовательного воздействия на провинциальную Россию.

Событием в истории литературного краеведения явилась работа Г. В. Антюхина «Очерки истории печати Воронежского края. 1798−1917» (1973), за ней последовала докторская диссертация автора под названием «Основные этапы истории и некоторые закономерности развития местной печати России XIX — начала XX века» (1981).

Успешно разрабатывается история периодической печати Сибири и Дальнего Востока. В 1971 г. во Владивостоке вышел «Краткий очерк истории журналистики на Дальнем Востоке в XIX — начале XX в.» Л. М. Сквирской. Тогда же в Москве Л. Л. Ермолинская защитила кандидатскую диссертацию на тему «Сибирские газеты 70−80-х годов ХЗХ века». Спустя 10 лет в издательстве Ленинградского университета вышла небольшая книжка Х. С. Буланцева «Пионеры провинциальной печати», где впервые рассматривалось содержание таких изданий, как иркутская газета «Амур» (1860— 1862), астраханская газета «Волга» (1862−1865), казанская «Камско-Волжская газета» (1872−1874), а также «Тифлисский вестник» (1873−1882) и сибирское «Восточное обозрение» (1882−1906). На базе материалов, опубликованных в демократической прессе российской провинции второй половины XIX в. автор защитил в 1982 г. докторскую диссертацию на тему «Революционное движение в России второй половины XIX — начала XX в. и местная демократическая печать». По сути это одна из первых диссертационных работ междисциплинарного характера, выполненная по специальности 07.00.10 — «История науки и техники».

На рубеже 80−90-х гг. изучение центральной, региональной и местной периодической печати получает новый импульс. Исследователи стремятся выявить основные типологические черты и особенности периодики XIX в. [25] С одной стороны это новый методологическии прием в осмыслении исторических закономерностей и перспектив развития российских средств массовой информации, можно сказать, ведущий или ключевой метод на переходной стадии от информационно-коммуникативной парадигмы к качественно новой тенденции в организации логико-гносеологического познания. С другой — признак того, что газетная и журнальная периодика обретает в работах гуманитариев подобающее место в кругу исторических источников XIX в. Отсюда неизбежно возникает потребность, во-первых, уточнить характер разграничения полномочий между журнальными и газетными изданиями XIX столетия в наукотворчестве, литературном процессе, истории культуры в целом, во-вторых, осмыслить специфические особенности развития журналистики в качестве самостоятельной и притом весьма деятельной сферы (среды) в рамках научно.

18 познавательной инфраструктуры XIX в. Вот почему специальный раздел нашей диссертации посвящен проблеме типизации и типологизации журналистики XVIII—XIX вв. Глубинные хронологические экскурсы необходимы в данном случае в целях получения подлинно системного знания о взаимодействии литературы, науки и журналистики, а также познания субъект-объектных свойств журнального и журналистского «текст-источника». Данный аспект относится к числу междисциплинарных, для его успешной разработки необходимо сочетание отраслевого исторического с литературоведческим, а также с науковедческим и книговедческим знанием. В 1973 г. в статье «Пограничные вопросы истории науки и книги» А. И. Маркушевич предложил создать новую дисциплину — историю научной книги. Эта статья значительно продвинула вперед отечественное теоретическое книговедение, берущее начало в трудах Н. М. Сомова, А. М. Ловягина, М. Н. Куфаева, И. В. Владиславлева и других авторов. Наиболее полную, признанную мировым и российским научным сообществом программу перспективного развития науки о книге разработал польский ученый Кш. Мигонь. Его труд «Наука о книге: Очерк проблематики» в переводе О. Р. Медведевой, В. В. Мочаловой и Р. Н. Смирновой издан в Москве в 1991 г. О научном значении этой работы пишет Е. Л. Немировский во вступительной статье к изданию, она называется «Труд Кшиштофа Мигоня и его место в литературе по общей теории книговедения».

В-третьих. Изучение журналистики в рамках историко-филологического знания в области текстологии позволило существенно продвинуть наши представления о переводной литературе и ее роли в историко-культурном, научном и образовательном процессах в России, а также о двухсторонних и международных литературных и научных связях, и следовательно, о степени интеграции международного научного сообщества в XVIII—XIX вв.

Перечень историографических исследований обобщающего характера по истории перевода в России, включая журнальные публикации, открывает труд Е. Жирмунского «Гете в русской литературе» (1937), а по истории переводческой мысли — статья М. И. Алексеева «Перевод» в «Литературной энциклопедии» (1934), а также статья Н. В. Геппенер «К истории перевода повести о Трое Гвидо де Колумба» в «Сборнике статей к 40-летию ученой деятельности академика А.С.Орлова» (1934). Поскольку нас интересует вопрос о научном переводе в виде журнальных публикаций и роли таких публикаций в усвоении русским языком иноязычной лексики и научной терминологии, отметим лишь те работы последнего тридцатилетия, где этому вопросу уделено, правда косвенно, некоторое внимание. Это монографии И. Катарского о Диккенсе (1966), ЗА. Старицыной о Беранже (1969, 1980), Никольской Л. И. о Шелли (1972), ЯМ. Гордон о Гейне (1973, 1979, 1983), П. Р. Заборова о Вольтере (1979). К Международному коллоквиуму «Вольтер в России» (Москва, 16−17 января 19% г.) приурочено издание библиографического указателя с таким же названием. Здесь собрана литература, в том числе по истории переводческой практики за 1735−1995 it.

История двусторонних литературных и научных связей в XVIII—XIX вв. изучалась в основном на примере отношений России с Францией, Англией, Исландией, Швецией, Польшей и Болгарией, а также с другими славянскими народами и сгранами[26]. в работах по этой проблематике на журналистику как источник и одновременно средство междисциплинарных литературных и научно-интеграционных процессов обращалось достаточно большое внимание. Причем такой подход был характерен как для отечественных, так и зарубежных исследователей. Примером может слу.

19 жить «Historia literatury rosyjskiq» (Warszawa, 1976, t. 1−2). В каждом хронологическом разделе этого исследования есть завершающая глава, в которой рассматриваются русско-польские литературные связи через журналистские контакты, анализируются типологические черты двух национальных литератур, обусловленные общими историческими, политическими, социо-психологическими предпосылками, общностью политической и культурной жизни двух государств. Примечательно также, что наиболее активно изучаются двусторонние научные и культурные контакты первой половины века. На это время приходится наибольшее число переводных работ, опубликованных журнальным способом. Вплоть до начала 1870-х гг. журнал оставайся главным местом публикации переводных исторических материалов.

В жанре биографии написана книга Е. Г. Эткина «Русские поэты-переводчики от Тредиаковско-го до Пушкина» (1973). В книге очерков Ю. Д. Левина «Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода» (1985) специальные главы посвящены В А. Вронченко, В. А. Жуковскому, Э. И. Губерту, А. Н. Струговщикову, И. И. Введенскому, A.B. Дружинину, Н. В. Гербелю, М. Л. Михайлову, Д. Л. Михайловскому, П. И. Вейнбергу. Из-за ограниченного объема издания, пишет автор, в книгу не вошли главы о Н. Х. Кетчере, А. И. Кронеберге, Н. В. Берге и других теперь почти забытых переводчиках, сотрудниках «ученых», «учено-литературных» и общественно-политических журналов середины XIX в. [27].

Проблема функций переводной литературы (переводных научных текстов) в широком культурном контексте истории, включая историю науки, была поставлена в трудах Д. С. Лихачева, получила развитие в ряде работ Ю. М. Лотмана. Сегодня она успешно разрабатывается краеведами, историками, литературоведами, культурологами по линии осмысления введенного Д. С. Лихачевым понятия «литературная трансплантация», под которым понимается «пересаживание на русскую почву» в XVIIIXIX вв. «не только отдельных произведений, но и целых культурных пластов», в результате чего начинался «новый цикл [их] развития в условиях новой исторической деятельности"[28]. Это понятие вполне приложимо к процессам, которые переживала отечественная журналистика в контексте истории исторической науки. Нам предстоит доказать, что журналистика способствовала расширению предметного поля науки истории, меняла смысловые нагрузки ее дефиниций, воздействовала на жанровую эволюцию «историописания». Ю. М. Лотман, опираясь на понятие «литературная трансплантация», поставил еще один принципиально важный для нашего исследования вопрос «о чертах типологического параллелизма между двумя эпохами, что не снимает, конечно, и глубоких различий между ними"[29]. И то, и другое присуще журналистике и науке. Вместе с тем 30−70-е годы XIX в. явились переходными в саморазвитии, движении каждой к внутрисистемной организации интеллектуального творчества.

Культурогенез, в рамках которого и можно говорить о разработке целостных концепций сущности культурных форм, условий и механизмов генезиса, а также специфики функционирования нау-котворчесгва в тот или иной отрезок времени, предполагает интегральный путь познания, опирающийся на обширный фактический материал. Указанный массив литературоведческих и языковедческих работ по истории перевода в России содержит богатейшие сведения о семантическом и этимологическом развитии понятийного аппарата отечественной исторической науки в XVIII—XIX вв. Однако информационный потенциал исгорико-этимологических наблюдений,.

20 полученный на основе изучения журналистики, журнальных переводов, в том числе научной литературы, к сожалению, крайне редко привлекается учеными для осмысления гносеологических процессов в области исторического познания. Это в частности привело к прочно укоренившимся модернистским представлениям о смысловом значении слов журнал, журналист, журналистика в ХУШ-ХК вв., что в свою очередь послужило основанием для неоднократно высказывавшихся и все еще бытующих суждений о журналистике как специфической сфере исключительно литературной деятельности, которая якобы не имела сколько-нибудь значительного влияния на развитие науки в том числе историографии, за исключением, разве что, просветительской и пропагандистской функций, а в отношении журнала как типа издания — к известным трудностям в разработке типологии и классификации отечественных повременных, периодических, продолжающихся изданий. Вот почему в нашей работе содержится специальный раздел, посвященный знаковой системе журналистики и исторической науки в их развитии, начиная с XVIII в., хотя на первый взгляд и при традиционном подходе к источниковедению журналистики этот нарратив может показаться излишним.

Главный итог изучения журналистики в контексте литературного процесса в рамках научно-дисциплинарного библиографического, книговедческого и филологического знания за прошедший период можно отнести к разряду гносеологических подвижек факторного порядка, определяющих перспективы институциональной перестройки системы гуманитарного знания. За годы советской власти история журналистики выделилась в самостоятельную научную дисциплину, создала свою собственную профессиональную и научно-педагогическую базу. Однако по традиции прежних лет, о чем речь пойдет ниже, в сознании довольно большого числа исследователей все еще коренится и не изжито представление о принадлежности журналистики и журналистского творчества исключительно к литературному процессу в значении нераздельной общности филологического, библиографического и книговедческого знания. История отраслевой журналистики в том числе исторической долгое время находилась на периферии научно-познавательного процесса даже у литературоведов, не говоря уже об историках и науковедах. Поэтому сегодня еще только разворачивается работа по уточнению числа «отраслевых» периодических изданий, ведутся жаркие споры вокруг проблемы типогенеза (типизации и типологизации) отечественной журналистики и публицистики[30]. Гораздо большее единство во взаимодействии наблюдается среди ученых, занятых изучением психологии журналистского творчества, смысловых нагрузок журнального текста, принципов и форм типизации способов освещения событий, искусства композиции и сюжета. Природа индивидуальных способностей автора, традиционно считавшаяся литературоведческой проблемой, с помощью прикладной текстологии сегодня прочно входит в сферу профессиональных интересов филологов, историков, науковедов, социологов, психологов. Текстология тем временем определяет свой предмет, метод и объем как теоретическая и прикладная наука. Дискуссия о границах предметного поля текстологии, разгоревшаяся в середине 60-х гг. между Д. С. Лихачевым и С. Н. Азбелевым при участии Е. И. Прохорова и Б. Бухштаба, не была завершена, вопрос по-прежнему остается открытым?! 1].

В нашей работе текстологический анализ журнального текста носит прикладной характер, проводится по двум направлениям: в контексте цензурного законодательства в области исторической журналистики, а также в научно-дискурсивном плане. Такой подход призван помочь уточнить смысловое поле авторского текста и по возможности аккуратно отсечь привнесенные в него редактором.

21 либо цензором некий новый смысл и звучание.

Разумеется, проблема цензурной нормы и авторского права в значении столкновения разрешающей силы цензуры с авторским волеизъявлением и замыслом гораздо сложнее процедуры редактирования текста, и журналистика, на наш взгляд, наилучший «текст-источник» для разработки этой проблемы. Необходимый этап предварительной работы по изучению законодательства о печати и истории цензурной политики в России XIX в. уже пройден. Интерес исследователей к истории цензуры заметно оживился в 60−70-х годах. Тогда же началась целенаправленная разработка архивных материалов центральных цензурных органов и местных цензурных комитетов[32]. Почти одновременно вышли монографии Ю. И. Герасимовой «Из истории русской печати в период революционной ситуации конца 1850-х—начала 1860-х гт.» (М., 1974) и И. В. Оржеховского «Администрация и печать в период между двумя революционными ситуациями (1866−1878)» (Горький, 1973). Изучение цензурной политики царизма было продолжено в монографии В. Г. Чернухи «Внутренняя политика царизма с середины 50- до начала 80-х гг.» (Л., 1978). Хронологически и тематически она вплотную примыкает к работе Б. П. Балуева «Политическая реакция 80-х годов ХГХ века и русская журналистика» (М., 1971). Указанные книги по праву можно назвать знаковыми, хотя они довольно разные и по уровню детализации описываемых событий, и по глубине авторских обобщений. Главное достоинство каждой в том, что они заполняли собою лакуны, образовавшиеся в общей картине правительственной политики по делам печати.

В 1989 г. вышла новая книга В. Г. Чернухи «Правительственная политика в отношении печати. 60−70-е годы ХГХ века». В отличие от указанных работ 70-х гг. включая первую книгу автора, в этой монографии заметно усилен источниковедческий аспект. Кроме того здесь практически впервые обрисовано разное смысловое употребление в середине XIX в. термина «общественное мнение» и на конкретных примерах убедительно доказана мысль о полифункциональном воздействии печати на самодержавную власть и обратно пропорциональной реакции правительства на журналистику и публицистику. Самодержавие, во-первых, «было крайне чувствительно в отношении экспрессивной функции печати», во-вторых, его «отношение. к консультативной функции печати. было двойственным», и в-трепгьих, и это особенно важно применительно к нашей теме, «правительство Александра II предпочитало, чтобы консультативная функция печати реализовывалась в форме научного обсуждения, отвлеченно, теоретически ставящего общие проблемы, но отнюдь не в форме публицистических статей сих практической заостренностью»!? 3]. В том же 1989 г. в составе сборника «Общественно-политическая проблематика периодической печати России (XIX— начало XX вв.)» вышла статья Т. В. Антоновой «Пореформенная цензура в оценке русских журналов 1865—1871 гг.». Таким образом после значительного перерыва было возобновлено изучение дореволюционной журнальной историографии цензурной политики. Наблюдения автора обобщены в докторской диссертации.

Прежде, чем мы перейдем к характеристике историографии журналистики в контексте предметной области науки истории, необходимо сказать несколько слов о процессах, происходящих в сфере науки журналистики и журналистской историографии. Выделившись на рубеже 20−30-х гг. в самостоятельную учебную отрасль подготовки профессиональных кадров, наука журналистика вплоть до конца 70-х гг. была сосредоточена на идеологизации своего предметного поля и таких базовых для любой развивающейся науки дисциплинарных основ, как теория, методология и методика,.

22 история, понятийно-категориальный аппарат, жанровая структура и язык. Поэтому сегодня, когда вместе с основами советской государственности рушится идеологический пресс, важно не потерять в журналистской части историографического наследия советской эпохи подлинно научные наработки и достижения, не дать им погибнуть под спудом идеологически-пропагандистского балласта, численно преобладающего, подавляющего своей «физической» массой живое журналистское слово, живую наукотворческую идею журналистской мысли. Нужно сохранить и умножить лучшее, что было наработано советскими журналистами-интеллектуалами, теоретиками и практиками, в области теории и методики журналистики и исторической публицистики, изучения периодики в контексте истории науки и культуры. Эту ответственность взяли на себя университетские ученые, работающие на факультетах журналистики старейших университетов страны. Серия «Журналистика» «Вестника Московского государственного университета» давно пользуется заслуженным признанием российских и зарубежных ученых, поскольку является универсальным научным журналом о газетной и журнальной периодике, вобравшим в себя лучшие традиции научной публицистики журналов-вестников XIX в. Публикации этой серии — лучшее доказательство развития и совершенствования наукотворческой традиции отечественной журналистики. Следует также особо отметить роль ученых Ростовского (на Дону) университета, возглавивших работу по созданию продолжающейся серии межвузовских сборников научных статей по методологии и методике изучения журналистики как формы и средства массовой информации (1975,1979,1984,1987,1993).

Изучение журналистики в рамках традиционного источниковедения отечественной и всеобщей истории середины XIX в. до недавнего времени велось в направлении освоения ее информационного потенциала в контексте собственно исторических процессов мирового, национально-государственного и общественного развития. Спектр исследовательских тем с привлечением журнальной и газетной периодики 1830−1870-х гг. в качестве основного источника изучения довольно широк. Это история войн и военных действий и в первую очередь история Крымской войны и Восточного кризиса 1875−1878 ГГ. Р4], история славянского этноса и нерусских народов России[35]5 региональная история[36], история общественной мысли и освободительного движения в России, а также в Центральной и Юго-Восточной Европе, Азии и Америке!^ социальная и политическая история России в свете истории крестьянского вопроса[38] и ряд других.

В этой группе литературы преобладает эмпирический иллюстративный метод характеристики научно-информационного потенциала журнальных и газетных источников. И это понятно, поскольку до конца 70-х гг. журнальная историография разрабатывалась в традиционном ключе, на примере одного, реже нескольких журнальных изданий, причем их отбор осуществлялся по принципу единства либо антитезы политической платформы органов печати. В определенном смысле избранный подход был результатом идеологического прессинга, выводившего на первый план среди историографической тематики исследований проблему борьбы идейных течений в исторической науке и периодической печати, а среди источниковедческой— революционно-демократические газеты и журналы середины Х1Хв. 39] В середине 50-х годов ученые практически впервые обращаются к содержанию газеты «Губернские ведомости» в качестве источника по истории российской провинции^]. Необходимо отметить еще одну любопытную деталь, характеризующую внутри дисциплинарный уровень развития историографии в 60−70-е гг. Названия статей и диссертационных работ.

23 указанных выше, не совсем точно отражали их содержание, зачастую источниковедческий аспект подменялся в названии историографическим и наоборот, тогда как в самом тексте присутствовала та и другая проблематика. Таким образом, если рассматривать эту особенность с позиций роста исторической науки и ее дисциплинарного развития, обнаруживалось вполне естественное, закономерное противоречие самосознания исторической мысли историко-критического свойства или характера, схожее (но лишь по ассоциации) с периодом становления источниковедения и историографии в качестве самостоятельных дисциплин отечественной науки истории. Нельзя не учитывать также, что отмеченное своеобразие именословия и содержания работ 50−70-х гг. отчасти объясняется внутренним синкретизмом журнального текста, его спецификой как «срочной словесности» мысли.

На рубеже 70-х-80-хгг. картина существенно меняется. Силами вузовской науки во главе с профессорско-преподавательским составом истфака МГУ и Историко-архивного института (МГИАИ) разрабатывается программа целенаправленного изучения периодики в качестве исторического и историографического источника. Оформляются приоритетные направления теоретического и практического источниковедения в рамках научно-педагогических школ С. С. Дмитриева, С. О. Шмидта, И. Д. Ковальченко, В. Е. Иллерицкого и ряда других педагогов российской высшей школы, воспитавших два и даже три поколения историков, учеников и приверженцев школы[41].

Предложенное С. С. Дмитриевым источниковедческое понятие «текст-источник» значительно продвинуло теоретический аспект изучения журналистики в качестве источника по отечественной истории и истории исторической науки. Известная статья С. С. Дмитриева «Источниковедение русской исторической журналистики (Постановка темы и проблематики)» в ежегоднике «Источниковедение отечественной истории. 1975» (М., 1976) помимо глубоких логико-гносеологических размышлений содержала научно-координационную программу источниковедения научно-отраслевой журналистики, которая сегодня успешно претворяется в жизнь. На 70−80-е годы приходится наибольший процент научно-квалификационных работ по той или иной специальности включая исторические дисциплины, в которых термин «текст-источник» получает фактографическое подкрепление[42]. с этого времени журналистика буквально приковывает внимание авторов, занятых изучением отраслевого гуманитарного знанияИЗ].

Не менее значимый вклад в разработку теоретического и практического источниковедения сделан С. О. Шмидтом. Он является фактическим зачинателем источниковедения историографии в советской исторической науке. В 1970 г. С. О. Шмидт впервые употребил термин источниковедение историографии в заголовке сборника студенческих работ участников кружка источниковедения МГИАИ, а в 1976 г. выступил с обоснованием этого термина в статье «Некоторые вопросы источниковедения историографии», положив начало дискуссии по вопросам утверждения определяемого данным термином направления в качестве междисциплинарной отрасли науки истории. Подробно об этом пишет С. В Чирков в юбилейном сборнике в честь С. О. Шмидта «Мир источниковедения» (1994).

Сформироваться в отдельную научную дисциплину источниковедению историографии пока не удается, «не позволяют не только факторы внутри научные (спорность предмета), но и научно-организационные». В заключении своей статьи C.B. Чирков делает следующий принципиальный вывод, который мы вполне разделяем: «.Роль этой области в дальнейшем развитии отечественной историографии представляется чрезвычайно важной. Д. С. Лихачев говорил о специальных исторических.

24 дисциплинах как о «твердой оболочке» гуманитарного знания. Отсутствие научных принципов выявления, систематизации и предварительного изучения источников историографии может мстить за себя историографическим субъективизмом"!^].

Предлагаемая диссертационная работа призвана доказать правомерность данной позиции, привлечь внимание историографов к журнальной периодике в качестве вида историографических источников со своей внутренней видовой классификацией, и кроме того обосновать определяющую роль журналистики в развитии историографии в середине XIX вв.

В пользу второй части нашего тезиса говорят результаты активно и плодотворно развивающейся журнальной археографии ХУШ — первой четверти XIX в. В числе первых этот аспект археографии разрабатывали Б. С. Ватуля, ГЛ. Енш, Д.М. Эпштейн[45]. С конца 80-х гг. лидирующие позиции в этой области занимает научно-педагогическая школа Историко-архивного института РГТУ. Это известные обобщающего характера статьи В. Ю. Афиани в «Археографическом ежегоднике» за 19 881 989 гг., работы В. А. Зайцева о научно-публикаторской практике редакции журнала «Русский архив», докторская диссертация В. П. Козлова «Русская археография конца ХУШ — первой четверти XIX вв.» (1989), положенная в основу недавно вышедшей в издательстве РГТУ книги (1999), а также его монографии оРумянцевском кружке (1981), «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина в оценках современников (1989) и ряд статей, о которых речь пойдет ниже. Среди работ по источниковедению журналистики, выполненных на основе одного журнального издания, отметим также кандидатские диссертации выпускниц института Е. И. Лагутиной на тему «Журнал „Морской сборник“ как источник по истории русского военно-морского флота (1848−1905 гг.)» (1982) и Е. В. Бронниковой «Журнал „Русская старина“ как историографический источник (1870−1918)» (М., 1998).

В 1979 г. под руководством В. Е. Иллерицкого автором данной работы защищена кандидатская диссертация по специальности 07.00.09 — «Источниковедение и историография» на тему «Проблемы истории России в демократических журналах второй половины XIX века». Через пять лет на основе диссертации было разработано и апробировано в виде спецкурса и отдельных лекций в составе лекционного курса по историографии учебное пособие под названием «Проблемы истории России в освещении публицистов-демократов (по изданным и архивным материалам)» (М., 1984). В 1990 г. в издательстве института вышло новое учебное пособие на близкую по замыслу тему «Проблемы истории России в консервативной публицистике второй половины XIX— начала XX вв. (Журнал „Русский вестник“ 1856−1906)». В его создании принимал участие И. В. Курукин, выпускник, ныне доцент ИЛИ РГГУ.

Обобщая вышесказанное, можно заключить, что на протяжении 70−80-х гг. библиографическая парадигма журналистики постепенно перерастала в новое качество, меняясь структурно и, главное, содержательно. Каким образом? За счет заметного выдвижения источниковедческой, историографической и особенно археографической проблематики изучения информационного потенциала журналистики XIX в., на фоне поступательного развития традиционной истории периодической печати как части литературной и общественной жизни закономерно активизировались научно-интеграционные процессы, что в свою очередь привело к усилению междисциплинарных связей входе научно-познавательной деятельности российских ученых. В рамках профессионально-образовательных программ эта особенность развития научного процесса подготовила выдвижение на первый план теоре.

25 тико-методологических и источниковедческих аспектов отраслевого гуманитарного знания относительно истории и современного состояния средств массовой информации. Об этом в частности свидетельствуют утвержденные в качестве типовых учебные программы МГУ «История книжного дела в СССР» (М., 1989) и «История русской журналистики» (М., 1990), а также разработанная коллективом авторов ИАИ РГТУ программа «Источниковедение: источники российской истории» (М., 1996). Разработана и уже воплощается в жизнь программа по созданию авторских учебников нового поколения по истории журналистики. Отметим изданный в 1989 г. и рекомендованный в качестве вузовского учебник Б. И. Есина «История русской журналистики XIX в.», а также любопытное, но спорное, на наш взгляд, в дидактическом отношение учебное пособие для студентов факультета журналистики МГУ под названием «Типология периодической печати: Проблематика и тенденции развития типологической структуры современной периодики» (1995).

1990;е годы отмечены значительными успехами в изучении журналистики в контексте Л1ггера-турного и научного процесса, а также в библиографическом и археографическом обеспечении изучения периодической печати XIX в. Очевидны также новые моменты, характеризующие внутренний рост историографии журналистики, они указывают на совершающуюся переоценку ценностных ориентиров, а также на потребность в уточнении хронологии истории журналистики в свете книгоиздательской и литературной деятельности, истории общественной мысли и общественного развития.

Если говорить об истории журналистики первой половины— середины XIX в., нельзя не заметить, что произошла смена приоритетной проблематики — от революционно-демократической печати к славянофильской. В 1984 г. вышла монография Е. Л. Рудницкой «Русская революционная мысль. Демократическая печать. 1864−1873″. Эта книга подвела определенную черту под разработкой революционно-демократической публицистики в советской историографии. Затем, в 1989 г., Л. Г. Фризман осуществил важное для дальнейшего изучения русской историко-философской мысли 1830-х гг. переиздание раритетного журнала И. В. Киреевского „Европеец“ (1832). В 1996 г. в Томске издан труд H.A. Бердяева ((Алексей Степанович Хомяков». Вслед за указанными монографиями Н. И. Цимбаева о славянофильстве в издательстве Московского университета вышла оригинальная книга Т. Ф. Пирожковой «Славянофильская журналистика» (1997). В центре внимания автора малоизученный ракурс общественно-политической деятельности и литературного творчества славянофилов — редакционно-издательская деятельность славянофильского кружка, причем не только состоявшиеся, но и нереализованные коллективные издательские проекты за период с 1845 г. по 1860 г. Пи-рожкова подчеркивает, что не рассматривает издательскую деятельность отдельных славянофилов, ее интересуют только коллективные издательские предприятия. Организаторам славянофильских журналов и сборников — И. В. Киреевскому, ДА. Валуеву, ВА. Панову, В. Ф. Чижову, И. С. Аксакову, А. И. Кошелеву посвящены специальные главы книги. Главный источник исследования — эпистолярное наследие славянофилов и их окружения, опубликованная и выявленная в архивохранилищах Москвы и Петербурге обширнейшая переписка бытового характера, а также по вопросам литературной и редакционно-издательской практики середины века. Историографических работ-предшественниц в качестве концептуальных источников в тексте и примечаниях книги предельно мало, они служат лишь фоном для независимых оригинальных суждений автора. Например, по таким все еще дискуссионным аспектам темы как семантика знака «славянофильская журналистика» и «журналистика ставя.

26 нофилов". Или относительно тезиса ряда исследователей и в частности Н. И. Цимбаева о том, что К. С. Аксакова мало заботила сформулированная и выдвинутая А. С. Хомяковым проблема «воспитания общества», а также об «особых усчовиях» журнальной деятельности славянофилов, «отличных» от тех, в которых приходилось творить западникам. Или о том, что славянофильские издания были «изначально нежизнеспособными»: 1) «при всей нужности и полезности сборников, подготовленных и выпущенных Валуевым и Пановым в сороковые годы, они не могли выполнить те задачи по воспитанию общества, которые под силу только журналу», 2) «славянофилы в целом недостаточно интенсивно трудились на ниве русской печати». Указанные противоречия не снижают высокий научно-информационный и источниковедческий уровень этой монографии. Книга содержит ценнейший архивный материал, а также авторские наблюдения, которые в значительной мере по-новому характеризует не только славянофилов, но и эпоху 1840−1850-х гт. [46].

Если обратиться к истории журналистики второй половины XIX в., то и здесь произошло перемещение центра тяжести в исследовательских приоритетах с «эпохи 60-х годов» в сторону последней трети XIX в. Сегодня наиболее активно разрабатываются пореформенные 1870-е и 1880-е гг. В это время получает развитие артельная форма издания газет и журналов, и кроме того газеты начинают отвоевывать у журналов массового читателя[47].

Таким образом, можно заключить, что в настоящее время историография журналистики переживает этап переосмысления хронологии ее истории, и в рамках XIX в. внимание ученых сосредотачивается на периоде 1830−1880-х гг. Характерно также, что за последние годы заметно увеличилось число учебно-педагогических центров, активно содействующих многоаспектной разработке истории российской журналистики. История журналистики представлена в перспективных тематических планах изданий Московского, Петербургского, Ростовского, Казанского, Ярославского университета, Пермского и Башкирского государственных педагогических институтов[48]. Мощная научно-издательская работа широкого профиля включая историю российской периодики и журналистики разворачивается в Петербургском техническом университет. В рамках Государственной научно-исследовательской программы «Народы России: возрождение и развитие» на базе этого университета проводятся всероссийские тематические исторические конференции с предварительной публикацией материалов докладов и сообщений участников. За период с 1995 г. проведено уже более десяти таких конференций. В условиях нашего времени они существенно способствуют координированию научно-исследовательской работы в вузах России, а также установлению личных контактов среди молодых ученых страны.

Историку необходимо учитывать достижения специалистов-смежников, необходимо осмыслить результаты изучения издательского процесса, особенностей организации литературного и научного труда, а также становления профессий издателя, редактора, журналиста, поскольку рядовой историк XIX в. успешно осваивал все эти профессии, сочетая их с педагогической деятельностью.

Как показывает практика, биография была и остается наиболее активно развивающимся в тематическом отношении жанром. Советская историография насчитывает десятки наименований биографических работ, рисующих образ «человека ученого», чиновника, педагога, историка, журналиста, издателя и редактора XIX в. Еще совсем недавно в этом историографическом жанре лидировал научно-популярный очерк[49]. Сегодня на первый план выходит монография. Отметим книги.

Н.И. Цимбаева о И. С. Аксакове (1978) и славянофильстве в контексте истории русской общественно-политической мысли (1986), монографию А. Д. Зайцева о П. И. Бартеневе, историке и издателе журнала «Русский архив» (1989), книгу очерков Л. Р. Авдеевой о философской культурологии поэта и журналиста Ал. Григорьева, историка и журналиста НЛ. Данилевского, философа, журналиста и издателя Н. Н. Страхова (1992), а также монографии Ю. Н. Емельянова о П. Е. Щеголеве, историке общественной мысли и издателе (1990). Ф. М. Лурье о редакторах и издателях журнала «Былое» (1990), В. Е. Кельнера о М. М. Стасюлевиче, историке литературы, издателе и редакторе журнала «Вестник Европы"(1993), Е. А. Динерштейна о A.C. Суворине и его издательской индустрии (1999). Научно-организационные аспекты истории профессии литератора и историка все чаще рассматриваются в качестве определяющих эволюцию идейного концептуализма ученого. Попытки осмыслить эту тенденцию как фактор особенно заметны в работах биографического характера об историках. Например, в книгах В. Е. Иллерицкого о С. М. Соловьеве (1980), А. Е. Шикло о НА. Полевом (1981), В. П. Золотарева о Н. И. Карееве (1988), P.A. Киреевой о КН. Бестужеве-Рюмине (1990), A.C. Маджарова о А. П. Щапове (1992). Присутствует этот аспект и в недавно вышедшем томе биографических очерков под названием «Историки России. XVIII — начало XX века» (1996), в частности в очерках А. Е. Шикло о представителях скептической школы и НА. Полевом, А. Н. Сахарова о И. Е. Забелине и др.

Завершая обзор отечественной литературы по истории и теории журналистики на отраслевом и междисциплинарном уровнях ее изучения в контексте истории литературы и исторической науки, необходимо еще раз подчеркнуть, что мы стремились отследить направления и акцентировать ведущие в тот или иной период линии библиографической парадигмы журнальной и газетной периодики. Уточнить намеченную нами периодизацию историографии журнализации литературного и научного процесса в России можно лишь при более тщательном, специальном изучении библиографии журналистики во всем ее объеме. Относительно степени изученности темы «Журналистика и историческая наука в России 30−70-х гг. XIX в.», предлагаемой в качестве диссертационной работы по специальности 07.00.09 «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», можно сказать, что на эмпирическом уровне она обеспечена достаточным научно-информационным багажом и источниковедческим нарративом. На уровне теоретического отраслевого и особенно междисциплинарного характера обобщений и соответственно выводного теоретико-методологического знания в области истории журнальной историографии пока делаются лишь самые первые шаги. Поэтому данная диссертация направлена на дальнейшую разработку понятийно-категориального аппарата источниковедения историографии, а также источниковой базы истории отечественной исторической науки.

Зарубежной монографической литературы по истории российской журналистики в контексте дореволюционного литературного и научного процесса практически не существует. Нам известны лишь журнальные публикации материалов и авторских статей, а также небольшие очерки (главы) в составе очень незначительного числа работ историко-литературного характера. Парадокс? Пожалуй нет, если учесть данные В.Р. Лейкиной-Свирской, согласно которым за период 1832—1848 гт. в Россию было ввезено в общей сложности более 3,5 млн. книг и журналов, тогда как национальный и межгосударственный академический и университетский книгообмен на постоянно действующей.

28 основе стал развиваться только в конце XIX в. Сообщения о реакции зарубежных ученых по поводу политики царского правительства в области науки, литературы и печати можно найти на страницах журналов «Esthona» (1828−1830) и «Der Refraktoor» (1836—1837). С середины 1840-х гг. в газете «Губернские ведомости» время от времени печаталась статистика журналов, издаваемых в европейских государствах и сообщалось о наиболее интересных зарубежных изданиях по русской истории[50]. Статистика журналистики составлялась силами польских библиографов на русской службе, в 20−30-х гг. XIX в. эту работу для Российской Академии наук вел Иоахим Лелевель, затем Каре ль Эстрайхер. В целях обмена текущей научной информацией в 1852 г. по материалам газеты «Губернские ведомости» в Петербурге был издан специальный указатель «Versuch eines Quellen-Anzeigers altere und neuer Leit fiir das Studium der Jeographic. Topographie. Ethrogrephie und Statistuk des Russischer Reicher», предназначавшийся для университетских библиотек Германии. Один из экземпляров и сейчас хранится в Институте книговедения при университете им. Гутенберга в Майнце. Аналогичную реферативную информацию, почерпнутую из переводных реже оригинальных статей, публиковали журналы «Заграничный вестник» (1864−1867, 1881−1883) и «Книжный вестник» (1860−1868, 1884−1918)(51]. В 1886 г. Карл Дзятцко основал в Гетгингене первую университетскую кафедру библиотековедения. В числе других здесь велась работа по регистрации русских книжных и журнальных изданий XVIII—XIX вв., хранящихся в национальных европейских библиотеках. Сведения по истории книжной торговли публковались тогда в журнале «Archiv fur Geschichte des Deutschen Buchhandels», он был основан в 1878 г.

В 1923 г. состоялся Первый Международный конгресс библиотекарей и библиофилов в Париже, на котором шла речь о книговедении как самостоятельной науке. С 1926 г. в Майнце выходит «Гутенберговский ежегодник», где также можно найти некоторые общие сведения по истории журналистики в контексте научного и литературного процесса в России. После Второй мировой войны материалы по истории российской науки и научной печати XIX в. наиболее активно публиковали польские ученые, члены Государственного института книги (1946;1949), Комиссии библиологии и библиотековедения Вроцлавского научного общества, а также сотрудники Национальной библиотеки. Об этом обстоятельно пишет Кш. Мигонь в указанной книге. В 1958 г. в Париже вышел, быть может, один из первых авторских очерков по истории русско-французских литературных связей сере-дины-второй половины XIX в. Это книга Шарля Ледреса (Charles Ledres) «Histore de la presse» (1958). Небольшой по содержанию очерк под таким же названием вошел в состав первой французской энциклопедии по истории прессы (Paris, 1961).

Во второй половине 1960;1970;х гг. одна за другой в Англии выходят научно-популярные очерки по истории науки в XIX в. 52] и в частности очерк о становлении и развитии науки в России, где, правда вскользь, говорится о еще не сложившейся к началу XX в. системе русской журналистики. Это книга Альберта Пэрри (Albert Parry) «The Russian scientist» (London, 1973). Для нее, как и для большинства других указанных работ, характерна тенденция к переходу от литературоцентристского осмысления и понимания роли и функции журналистики к науковедческому, что мы уже наблюдали на примере развития проблематики советской библиографии журналистики. О научно-интеграционных процессах в рамках европейской науки свидетельствуют в частности материалы Международного симпозиума, проходившего в Лондоне в сентябре 1966 г. 53] С целью координации.

29 работ по истории книги в 1956 г. в Кракове был создан Среднеевропейский центр печатоведческих исследований. Уже к началу 1970;х гг. его работа была переориентирована на изучение основных фаз коммуникационных процессов в сфере средств массовой информации. Довольно активно в эту работу включились советские ученые— социологи, экономисты, книговеды, информатики, филологи и историки. В 1959 г. вышел первый том сборника «Книга: Исследования и материалы». Тогда же редакция сборника провела первую дискуссию по вопросам методологии книговедения. В 1964 г. на базе Московского полиграфического института в режиме конференции прошла вторая методологическая дискуссия. С 1971 г. по 1988 г. в СССР проведены шесть всесоюзных научных конференций по проблемам книговедения, в работе которых принимали участие зарубежные специалисты^].

В 1972 г. отмечался Международный год книги, научным результатом его проведения явилось значительное расширение содержания многолетней программы ЮНЕСКО по изучению книги как выдающегося феномена мировой цивилизации и культуры, что, в частности, нашло отражение в изменении названия бюллетеня «Unesco Bulletin for Libraries» (1947;1979) на «Unesco Journal of information science, librarianshih and archives administration». В 1977 г. был создан Центр книги при Библиотеке Конгресса США. С 1978 г. он издает «Journal of Library History». Таким образом начала складываться единая во всем мире научно-организационная и информационная система по изучению книги и ее типологических отрядов включая журналистику. В СССР специальный научно-координационный орган по данной проблематики появился в 1978 г. Это была Комиссия комплексного изучения книги при Научном совете АН СССР по истории мировой культуры.

На протяжении двух последних десятилетий значительно продвинулась англоязычная историография науковедения и средств массовой информации. Основное внимание исследователей приковано к событиям последней четверти XIX в., а также к довоенной истории XX в. Ключевыми проблемами являются следующие: история науки и ее связь с философией и религией, наука и социология, сверх-естественное в зеркале науки, личность ученого и эпоха[55]. в работах этой группы зарубежной историографии по-прежнему очень скупо освещается история российской науки и журналистики. Среди книжной биографики, сосредоточенной в Российской государственной библиотеке (РГБ, г. Москва) в фонде иностранной литературы, нам удалось выявить несколько работ о наиболее известных российских издателях и в частности книгу William F. Woerhlin «Chemyshevskii, the man and the joumflist» (Cambridge, 1971, 404 p.), а также монографию Effie Ambler «Russian journflism and politics. 1861−1881. The career of Aleksei S. Suvoorin» (Detroit, 1972, 239 p.). В основу первой легли публикации в журнале «Современник», а также переводная литература о Чернышевском, вторая написана по материалам указанных выше юбилейных газетных статей и очерков о суворинском «Новом времени». Единственной близкой к теме нашей работы оказалась книга «Scientists and journalists: Reporting science as news» (New York, London, 1986). Правда, она написана на основе современных материалов, но довольно любопытна, поскольку поднимает те же, что и в нашей работе, вопросы о взамозависимости журналистики и науки в процессе познания, а также о жанровой эволюции журналистики. Отмеченное единство в подходах к разработке перспективной тематики в истории журнальной периодики придает еще большую уверенность в целесообразности постановки и изучения предложенной темы.

Вместе с тем, автор сознает, что поиск зарубежной историографии всегда стеснен обстоятельствами объективного и субъективного свойства. Не исключено, что какие-то работы выпали из поля.

30 нашего зрения. Но те, что удалось выявить и изучить, позволяют говорить о довольно близких по сути и хронологии с российскими особенностях парадигматических научно-интеграционных процессов в масштабах национальных европейских историографии.

В числе историографических источников темы нашего исследования численно небольшая группа литературы историологического характера, крайне важная для выработки теоретико-методологических основ изучения (авторского понимания и объяснения) роли и значения журналистики в контексте истории исторического познания и исторической науки. Это работы А. Н. Алексеева, М. Блока, МЛ. Барга, B.C. Библера. И. Д. Ковальченко, М. К. Мамардашвили, Е. А. Мамчур, B.C. Степина, К. В. Хвостовой, В. К. Финна, B.C. Шмакова и других ученых, представителей отраслевого философского, науковедческого, исторического, филологического и естественнонаучного знания, работы не только российских, но и зарубежных ученых, которые затрагивают проблемы исторического познания в свете междисциплинарных научно-познавательных аспектов и структур интеллектуального творчества[56]. На основе осмысления данной группы работ сложилась авторская рабочая концепция исторического познания и методика изучения наукотворчества журнальной историографии. Ее характеристика содержится в первом, теоретико-методологическом разделе диссертации.

Объеюрм исследования в диссертационной работе является российская журналистика 18 301 870-х гг., она рассматривается здесь в качестве составляющей компоненты исторической науки — наиболее подвижной саморазвивающейся формы печати и одновременно разновидности наукотвор-ческой деятельности в области истории, формирующей в указанный отрезок времени свою собственную системно-функциональную структуру журнальных и газетных изданий, а также профессиональную специализацию журналистского труда историка.

Предметом исследования является механизм реализации наукотворческой функции журналистики, ее субъект-объектная роль в истории российской исторической науки середины XIX в. Перефразируя, история журналистики 1830−1870-х гг. интересует нас в плане содержательного и структурного саморазвития журнальной периодики, формирования научно-отраслевой системы печати и вычленения исторической периодики, складывания ее внутриотраслевой системы и структуры изданий, а также в плане зарождения, саморазвития и функциональной специфики наукотворчества такого жанра исторического «письма» или «историописания» как журнальная историография.

Цель диссертационной работы заключена в теоретическом обосновании, текстологическом и предметном доказательстве тезиса о наукотворчестве журналистики, а также в определении границ и степени ее воздействия на историографическую традицию в середине XIX в. Иначе говоря, диссертация призвана ответить на вопрос о познаваемости журнального текста как разновидности «историографического письма» .

Задачи исследования: Поскольку целевая установка диссертационной работы предполагает системный анализ специфики проявления феноменальных субъект-объектных свойств и качеств журнальной историографии в их развитии на протяжении 1830−1870-х гг. с выходами на более широкий хронологический диапазон в верхней и нижней границе указанного отрезка времени — без этого изучение системотворчества науки найденном (проблема научной традиции) идеятельностном (проблема научного этоса) уровнях было бы заведомо сужено до констатации факторного плана —.

31 постольку автор ставит и пытается разрешить следующие задачи:

Первая — обосновать феноменологию диалогизма журнального «текст-источника», его рале-вое участие в акте научно-познавательной деятельности по ходу процедуры чтения и «письма» («историописания») в границах ХУ111-Х1Х вв.

Вторая — выявить и по возможности точно представить единые для историко-филологической и историографической сфер наукотворчества культурогенные процессы исторического повествования через анализ семантики знаковых систем журналистики и науки в их развитии на протяжении Х*Ш-XIX вв. В качестве производных здесь ставятся следующие две задачи: 1) выявить степень подвижности смысловых контекстов метаязыка науки истории, 2) определить роль языка журналистики в развитии научной и общественно-политической лексики через авторскую интерпретацию таких пар понятийных категорий и комплексных понятий системного характера, как «наука» и «человек ученый», «история» и «литература», «журналистика» и"публицистика" в их смысловом сопряжен&tradeв индивидуальном и массовом сознании. Таким образом предполагается разрешить вопрос о «симптоме тожества слов» и «диспропорции» между современным понятием слова журналист и его «жизнью» в языке науки, литературной и разговорной лексике в XIX столетии.

Третья— провести источниковедческий анализ журналистики (журнальной периодики) под углом зрения проблемы соотношения текстовых стратегий и интенций авторского, редакторского, цензорского «сотворчества» текстуры журнала, его структурных частей и отдельных «единиц» текста, входящих в его состав и таким образом установить научный этос или нормы и принципы, управлявшие взаимоотношениями ученых со своими коллегами, включая проблему «интеллектуального дискурса» и «интеллектуальной конкуренции» или дискуссии как «движущей энергии» науки историографии.

Четвертая — выявить особенности формирования и развития отраслевой исторической журналистики в России, охарактеризовать ее типогенез, типизацию и типологизацию в середине ХЕХ в., а также повседневность журналистской деятельности (журналистского творчества) на примере столичных и провинциальных журфиксов, уникального историко-культурного явления в литературной и научной жизни России середины XIX в., а также на основе редакторских программ и редакционной практики издания периодики.

Пятая— с помощью историко-статистических методик установить репрезентативность и социативность содержания журналистики середины ХЕХ в., определить какое место в те годы занимала журнальная историография в жизни и творчестве «человека ученого», какова роль журнала (газеты) в формировании и развитии авторской концепции истории, а также в жизни научного сообщества.

Шестая — на примере газеты «Губернские ведомости», ведомственной и частной журнальной периодики 1830−1870-х гг. предметно проиллюстрировать функциональную роль журналистики и журнальной историографии в развитии науки истории и смежных с нею областей научного знания.

Седьмая — охарактеризовать жанровое развитие журнальной историографии в 1830—1870-е гг., определить уровень влияния жанровых особенностей историографического «письма» на его содержательное и структурное развитие с позиции субъект-объектного воздействия журнального «текст-источника» на саморазвитие исторической мысли и исторического знания.

Хронологические рамки исследования— 1830−1870-е гг. — уникальный самодостаточный отрезок времени, позволяющий, на наш взгляд, проследить и предметно проиллюстрировать особенности развития журнальной историографии в России в качестве ведущей и определяющей именно в это время структурное и содержательное развитие отечественной историографической традиции.

Известно, что на вторую треть XIX в. приходится становление вспомогательных исторических дисциплин, а в пореформенный период историография обретает учебно-дисциплинарный статус. Предлагаемый период интересен также в плане перестроечных процессов в структуре историко-филологического знания, как впрочем и всей сферы «республики наук и художеств». Наконец, это время создания системы российской периодики со своей внутренней спецификой производства журнальных и газетных изданий, и одновременно время становления российской научно-отраслевой журналистики. Именно в эти годы главенствующее положение занимал «учено-литературный» журнал, но к концу 1860-х гг. и окончательно в 1870-х гг. газета оттеснила журнальный тип издания на второй план в качестве популярного массового чтения, а научно-отраслевая журналистика начинала теснить «учено-литературный» журнал в качестве первенствующего в профессиональной подготовке читателя. 1830−1870-е гг.— уникальный период времени, когда частная издательская инициатива, несмотря на цензурные гонения и преследования, являлась главной в сфере книгоиздательской деятельности, включая журнальное производство, и таким образом личностная инициатива объективно получала наибольшие разрешающие возможности в сфере научного и литературного творчества. Не до, ни после этого времени отечественная наука не имела сколько-нибудь схожей самодостаточной в плане самоорганизации на основе личностного начала ситуации для развития научного творчества. Следовательно, это наилучшее время для изучения историографической традиции, которая сама в те годы еще только оформилась и получала разбег в саморазвитии. Рассматриваемое время любопытно с точки зрения того, насколько академическая и университетская наука оказалась зависимой от вне государственной сферы исторического знания и историографического письма.

По ходу изложения, и мы уже говорили об этом, делались попытки выйти за жесткие рамки указанного пятидесятилетия. Такая потребность возникает всякий раз, когда автору предстоит ответить на вопрос об историзме (исторической обусловленности) проявления субъект-объектных свойств предмета и объекта исследования. В поле нашего зрения находился весь XVIII в. и XIX в., когда речь шла о развитии журнала как формы книгоиздательской и наукотворческой деятельности. Более предметно нас интересовало ближайшее к изучаемому время рубежа ХУЩ-ХГХ вв. и особенно Карамзин-ский период русской истории, поскольку Первый историограф по праву считался одновременно и Первым российским журналистом, создателем первого частного «учено-литературного» журнала, снискавшего славу эталонного в истории дореволюционной журналистики.

Разумеется, исследователю и читателю всегда хочется опереться на точную «точку» отсчета. В рамках темы данного исследования такую точку обозначить однозначно практически невозможно, поскольку речь идет о самых различных проявлениях субъект-объектной природы журналистики в качестве историографического источника, и в рамках изучения того или иного ее качества, той или иной стороны бытования (цензурная история, типизация журнальных и газетных изданий, академическая и университетская история, книгоиздательское производство, творческий процесс в редакции издания, авторское право и т. д.) эта «точка» будет колебаться в диапазоне примерно пяти — десяти.

33 лет в нижней и верхней границах. Кстати, пятидесятилетний период истории журнального издания объективно оказался тем ритмом или «пульсом», который определял процесс саморазвития системы периодической печати и истории журнальной историографии. Об этом идет речь в заключительном седьмом разделе диссертации.

Пристальное внимание в работе уделено периоду 1830−1860-х гг., когда журнал главенствовал в историографическом процессе. Устав о цензуре 10 июня 1826 г., цензурный закон и реформа 1865 г. — таковы границы цензурной истории журналистики 1830−1870-х гг. Вместе с тем можно выделить 1830 г., как нижний рубеж, о котором В. Г. Белинский пишет в «Литературных мечтаниях» на 1834 г. следующее: «Тридцатый, холерный год был для нашей литературы истинным черным годом, истинно роковою эпохою, с коей начался совершенно новый период ее существования, в самом начале своем резко отличавшийся от предыдущего"[57]. С 1830 г. историки журналистики ведут начало истории становления отраслевой журнальной историографии. Но в рамках нашего исследования правильнее будет взять за нижнюю границу 1827 г. В тот год в Московском университете состоялась защита первого диссертационного исследования по истории «собственно систематического дееписания». Это было «рассуждение», сочиненное кандидатом словесного отделения университета А. З. Зиновьевым, под названием «О начале, ходе и успехах критической российской истории». Более точную верхнюю границу нашего исследования в контексте истории историографии назвать значительно сложнее. Здесь за основу взят 1881 г. сего печально-знаменитыми событиями начала марта, коренным образом изменившими внутриполитический курс правительства включая политику в области печати, просвещения и образования. Независимо от этих событий 1881 г. был знаковым в истории отечественной исторической науки. В 1880 г. журнал «Исторический вестник» опубликовал очерк Н. Я. Аристова «Разработка русской истории в последние двадцать пять лет (1855−1880)». Параллельно в журнале «Русская старина» появился очерк B.C. Иконникова под названием «Русская историческая наука в двадцатипятилетие 1855−1880 гт.».

Рабочая гипотеза диссертационной работы сводится к положению о том, что журнальная историография 1830−1870-х гг. является наиболее эффективным средством самореализации и самовыражения творческого начала личности историка (авторского коллектива), ее изучение способствует осмыслению путей развития отечественной историографической традиции в условиях передачи главного ролевого начала от академической к частной издательской и университетской инициативе и научно-организационной деятельности в области истории исторического знания.

Методологической основой диссертации является феноменологическая концепция культуры наукотворчества, ее обоснованию посвящен первый раздел работы. И все же здесь стоит подчеркнуть особо, что при изложении теоретико-методологических основ исследования журналистики в контексте истории исторической науки и историографии автор стремился охарактеризовать феноменологический срез проблемы «культура и наука» с тем, чтобы избежать традиционное представление о культуре как «культурном фоне» или окружающей научный социум и научный процесс «культурной среде» в виде констатации двойной детерминации внешних и внутренних факторов науки. В диссертационной работе предпринята попытка тройной трансдукции наукотворчества (культуры мысли) как сферы общественной деятельности, науки и культуры.

Источниковая база диссертационной работы складывалась в процессе исследования широкого.

34 круга журнальных и газетных изданий, а также творческого наследия историков XIX в., она представлена опубликованными и неопубликованными материалами, выявленными в 77 фондах в 10 архивохранилищах России в том числе в двух центральных республиканских архивах— РГИА и РГАЛИ, государственных архивах Костромской (ГАКО), Тульской (TATO) и Ярославской (ГАЛО) областей, Центральном государственном историческом архиве г. Москвы (ЦИАМ), а также в рукописных отделах Российской государственной библиотеки (РО РГБ, г. Москва), Российской национальной библиотеки (ОР РНБ, г. Петербург), Института русской литературы (Пушкинский дом) — ГО ИРЛИ, Отдела письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ). Областью поиска и выявления неизвестных архивных материалов по истории исторической науки в России и истории журналистики являлись архивные фонды русских ученых, историков, литераторов, редакторов и издателей газет и журналов (47 фондов), а также фонды цензурных учреждений, губернских правлений и губернских статистических комитетов, принимавших участие в делах редакций газеты «Губернские ведомости» (30 фондов). Выявленные архивные материалы в фондах личного происхождения, а это преимущественно эпистолярные и мемуарные источники, освещают роль журнала, журнальной историографии в становлении и развитии авторской концепции истории. Материалы, почерпнутые в фондах цензурных органов, а также в фондах правительственных учреждений, государственных университетов и университетских типографий демонстрируют условия, в которых приходилось развиваться журнальной историографии, а также мотивационную канву поведенческой психологии ученого-чиновника в тот или иной период и конкретный момент его профессиональной и общественной деятельности.

Автор выражает глубокую признательность сотрудниках указанных архивов и рукописных отделов библиотек за неоценимую помощь справочно-информационного характера по истории дел фондов и истории реконструкции архивных фондов личного происхождения.

Источниковая база диссертации включает пять комплексов или групп разновидовых и разножанровых источников. Главный источник исагедования — частная, ведомственная и выборочно университетская журнальная периодика 1830−1870-х гг., а также газета «Губернские ведомости», которая начиная с 1837—1838 гг. идо конца 1850-хгг. появилась практически во всех губерниях Центрально-Европейского, Южного (степного, предкавказского и закавказского), а также Уральского и Приуральского регионов России, а в 1860—1870-х гг. в Сибири, на Дальнем Востоке и в Приморском крае.

Сразу же оговоримся, что содержание первой (журнальной) и второй (газетной) части этого колоссального массива источников было предварительно проанализировано на предмет наличия в их составе публикаций историографических и археографических материалов. Эта работа проводилась с помощью обширной справочно-библиографической литературы центральной и региональной периодики. Проанализированы практически все имеющиеся на сегодня указатели содержания отдельных изданий рассматриваемого пятидесятилетия. Они представлены в рубрике «Справочные издания» в списке источников и литературы (134нкаименования). Проводился также полистный просмотр годовых комплектов ряда московских и петербургских газет и журналов, а также газет «Губернские ведомости», не имеющих пока указателей содержания. Степень изученности состава исторических материалов на страницах журнальных и газетных изданий исследуемого периода демонстрирует приложе.

35 ние в составе 29 таблиц. Помещенный здесь материал ждет дальнейшей наукометрической обработки с помощью компьютерных технологий.

Содержательный и наукометрический анализ журнальной историографии проводился по 7 журнальным изданиям военно-морского ведомства России, выходившим до 1848 г., а также по «Морскому сборнику» за 1848−1882 гг. и «Военному сборнику» за 1858−1890 гг. Тематика журнальной историографии изучалась в контексте проблемы информационной «свободы» и «сотворчества» текстуры объединенными усилиями автора, редактора, цензора в составе старейших ведомственных изданий, таких как «Горный журнал» с 1825 г. до конца 1860-х гг. и «Журнал мануфактур и торговли» за весь период его существования с 1825 по 1866 гг. В центре внимания находилась журнальная историография «Части неофициальной» «Журнала Министерства внутренних дел» за 1829−1861 гг., «Журнала Министерства государственных имуществ» за 1841−1870-е гг., «Журнала Министерства юстиции» за 1859−1868 гг., а также «Журнала Министерства народного просвещения», причем большое внимание было уделено архивной документации редакции последнего журнала.

Из 298 изданий, появившихся в 1830—1870-е гт. в диссертационной работе обследованы в первую очередь «толстые» «учено-литературные» журналы, во вторую — альманахи, записки, труды. Динамика их выхода в свет проанализирована в шестом разделе диссертации. Двухуровневому (теоретическому и практическому) источниковедческому анализу подверглись 20 наиболее читаемых в те годы в России журналов. Их списочный состав представлен в том же разделе, а в приложении в табличном варианте демонстрируется тематический рост предметного поля журнальной историографии в рамках отдельных журналов, таких как «Сын Отечества» (1812−1852), «Московский телеграф» (1825−1834), «Библиотека для чтения» (1834−1854), «Финский вестник» и журнал-преемник «Северное обозрение» за 1845−1850 гг., «Отечественные записки» (1839−1848), «Маяк» (1840−1844), «Москвитянин» (1841−1845). Аналогичные данные подготовлены на основании полистного просмотра годовых комплектов и изучения содержания сборников-журналов «Русский архив» за 1863— 1882 и 1882−1892 гг. и «Древняя и новая Россия» (1875−1881). Здесь же впервые приводятся цифровые данные обобщающего характеры по отечественной журнальной и газетной историографии и археографии, полученные на основе имеющейся в распоряжении двух крупнейших библиотек России — РГБ и РНБ справочных раритетных изданий XIX в.

Из 76, выходивших в 1838—1870-х гг. газет «Губернские ведомости», в диссертационной работе проанализирована и впервые воссоздается в виде краткого очерка история издания 25 газет, выходивших в центрально-европейских губерниях России. Более подробно (на уровне текстологии историографического дискурса, в плане обмена материалами для публикации и развития авторской концепции региональной и местной истории) изучена история 5 поволжских «губернских ведомостей» — тверской, ярославской, саратовской, казанской, астраханской газеты, а также цензурная история владимирской, тульской, воронежской, черниговской, харьковской и ряда других газет «Губернские ведомости».

Содержание «части неофициальной» указанных газет рассматривается в специальном пятом разделе диссертации под углом зрения редакционно-издательской политики в области археографической и историко-краеведческой работы, а также с учетом довольно частой смены редакторов и составов сотрудников редакции. Наряду с содержанием газеты «Губернские ведомости» большое.

36 внимание уделялось изучению цензурных дел об издании каждой, хранящихся в архивном фонде Министерства народного просвещения, а также в фондах губернских правлений. Следует отметить, что в этом направлении сделаны самые первые шаги. Научно-информационный потенциал данного вида газетной периодики, а также архивные материалы, сосредоточенные в областных архивохранилищах, неисчерпаемы и требуют коллективных усилий исследователей, историков и архивистов. Однако и сейчас уже можно сказать, что газета «Губернские ведомости» является основным источником для изучения региональной и местной историографической традиции в 1830—1850-е гт.

Выбор поволжских и других указанных газет не случаен. Он продиктован стремлением охарактеризовать преемственность научно-исследовательской работы в области истории в российской провинции на примере четырех «кустовых» научно-исследовательских и издательских центров, образовавшихся к началу 1830-х гг. вокруг первых российских университетов — Московского, Казанского, Харьковского и Петербургского. Дальнейшее изучение организации научно-информационного обмена между газетами в составе каждого центра, а также между ними позволит более точно обрисовать развитие историографии как науки и особенностей региональной историографической традиции в ее составе на качественно ином уровне, что называется изнутри себя, определяя ведущие и второстепенные линии и пути наукотворчества в области отечественной истории в тот или иной период.

Вторую группу источников составили акты цензурного законодательства (цензурные уставы, царские именные и правительственные распоряжения по делам печати), & также делопроизводственные документы цензурных органов центрального и местного звена (цензорские циркуляры, инструкции, справки, рапорты, переписка и проч.). Цензурное законодательство — обязательный источник для любого исследования печати и ее истории. В нашей работе цензурные уставы рассматриваются как официально дозволяемая «норма» тематического, фактического и идейного содержания журнального «текст-источника» — условие не менее значимое в царской России, чем авторский (индивидуальный и коллективный) замысел произведения в его оснащении источниками информации и комментариями. Столь необычный, нетрадиционный подход к цензурному законодательству и подзаконным актам (распоряжениям и циркулярам), а также делопроизводственным документам цензурных органов позволяет, на наш взгляд, выявить фактические возможности воплощения авторского замысла в тексте опубликованного в журнальном (газетном) варианте сочинения, подчеркнем, в «рамках» цензурной «нормы», на фактическую, идейную и содержательную стороны диалога ученого с читателем. Среди архивной части цензурных материалов, использованных в диссертации, на первом месте цензурные дела органов печати, переписка о дозволении (запрещении) изданий, а также заведомо отклоненные проекты и программы газет и журналов.

Третью группу источников составит мемуарные и эпистолярные свидетельства литераторов, ученых, общественных и государственных деятелей.

Основная часть мемуаристики опубликована на страницах журналов, что уже само по себе повышает научно-информационный потенциал журналистики, ее наукотворческую роль и значение. В основном это источники автобиографического характера (дневники и воспоминания), они рассказывают о внутренней жизни редакции издания, взаимоотношениях редактора и ведущих сотрудников между собой и с титульными цензорами, кроме того они прямо или косвенно отражают положение.

37 автора в литературной и научной среде. Таковы мемуарные «Записки» И. И. Мартынова (1771−1833) о его издательской и переводческой деятельности на рубеже 1820−1830-х гг. и «Дневник» Н. И. Полевого за 1838−1845гг.- «Воспоминания об А.Е.Измайлове» чиновника Министерства государственных имущесгв и журналиста В. П. Бурнашева и портрет П.П. Свиньина-издателя в «Набросках из воспоминаний» кн. Д Д Оболенского. Интересные портретные зарисовки профессоров Московского университета Ф. Л. Морошкина, Т. Н. Грановского, С. М. Соловьева, К. Д. Кавелина, М. Н. Каткова содержатся в «Воспоминаниях» директора канцелярии Морского министерства К. А. Манна (1830−1882). Литературные воспоминания А. П. Плетнева, Г. К. Градовского, Ф. Ф. Воропонова, П. В. Быкова, И. И. Ясинского, Е. К. Андреевского и других литераторов, общественных и государственных деятелей середины — второй половины века содержат ценную, порой совершенно неожиданную информацию о научно-издательской работе, авторских и редакционно-издательских планах и замыслах. И это довольно любопытная черта мемуаротворчества, в которой реализуется историческое сознание и самосознание творческого «Я» литератора и ученого, исследователя и издателя, журналиста и историка. Как справедливо отмечает А. Г. Тартаковский, «мы подходим тут к целому комплексу проблем, заслуживающих специального рассмотрения в рамках. новой, самостоятельной темы о взаимоотношении мемуаристики и историографии в XIX в."[58].

Другая — эпистолярная — часть опубликованных, а также выявленных в архивах и впервые введенных в научный оборот свидетельств, является своеобразной хроникой и летописью развития научно-исследовательской и издательской работы, журнальной археографии и историографии. Авторы писем менее всего беспокоятся о своем «Я» в науке, главный лейтмотив писем из разряда личной и редакционной переписки — подвижнический интерес, бескорыстное служение делу науки. Правда, в редакционной почте редко, но все же встречаются амбициозные и претенциозные письма авторов и читателей, написанные в порыве возмущения, перераставшего в личную обиду в связи с бесцеремонными действиями редактора или цензора с авторским текстом либо как выражение недовольства по поводу оплаты авторского труда. Очень немногие письма содержат мотивировку политических и научных воззрений автора, не сходных с редакционной политикой, критику и антикритику опубликованных материалов.

В диссертации исследовалось эпистолярное и мемуарное наследие ведущих историков России: Т. Н. Грановского, М. П. Погодина, П. П. Кеппена, С. П. Шевырева, Н. И. Надеждина, Н. И. Костомарова, С. М. Соловьева, Б. Н. Чичерина, Н. И. Кареева, B.C. Иконникова, А.Н. ПыпинаД.И.Иловайского, В. О. Ключевского и др. Изучалась личная и редакционная переписка издателей и редакторов крупнейших журналов и газет: В. Г. Анасгасевича, П. П. Свиньина, В. Ф. Булгарина, Н. И. Греча, НА. Полевого, М. Н. Каткова, А. Д. Галахова, В. И. Бильбасова, АЛ. Краевского, А. П. Пятковского, М. М. Стасюлевича, С. Н. Шубинского, Б. Б. Глинского, С. Н. Суворина, К. Н. Тихонравова и многих других.

В архивных собраниях выявлена интереснейшая переписка почти забытых сегодня провинциальных ученых, историков, археологов, литераторов, краеведов середины XIX в., тех, чьими трудами и стараниями развивалась отечественная региональная и местная историографическая традиция. Например, в архивном фонде В. Г. Анастасевича (ОР РНБ, ф. 18) в составе эпистолярной части архива сосредоточены письма более чем 40 корреспондентов из провинциальных центров России, а также из.

Польши и Франции, от двух — трех до нескольких десятков писем от каждого автора. И это притом, что архив Анастасевича в основной своей массе погиб после его смерти, и только незначительная часть, распроданная с аукционов в ноябре-декабре 1863 г. кулями на счет и вес, попала в имп. Публичную библиотеку^], в письмах затрагиваются самые разные вопросы литературно-издательской, библиотечной, справочно-библиографической и научно-исторической деятельности. Немало писем с просьбами выслать очередной номер журнала «Улей». Повышенный интерес именно к этому изданию Анастасевича вполне понятен: на его страницах зарождалась отечественная наука библиография, а также библиология, которую сам Анастасевич называл «книгословием» и определял не иначе как «философия первая» или «высшая библиография». «Сия наука о книгах, — пояснял он, — сделалась отраслью человеческих познаний и наукою тем важнейшею, что она вещественно заключает в себе все прочие, ибо все прочие содержатся в книгах"[60]. Немало забытых имен российских краеведов и местных историков содержат архивы П. П. Свиньина (ОР РНБ, ф. 649), В, А Бильбасова и A.A. Краевского (ОР РНБ, ф. 73). Более подробная характеристика эпистолярного комплекса источников, использованных в диссертации содержится в третьем ее разделе, посвященном анализу информационных полей журналистики, а также журфиксам.

Четвертую группу источников образуют разнообразные материалы смешанного характера, относящиеся к разряду авторских подготовительных и черновых вариантов опубликованного в журнале (газете) текста статьи, очерка, заметки и т. д., а также редакторские и цензорские вставки в текст, гранки запрещенных цензурой купюр и целых полос, изъятых из текста публикации, а также обозначенные как нежелательные для обращения в библиотеках уже вышедшие номера периодических изданий. Богатейшая коллекция такого рода материалов содержится в составе фонда Министерства народного просвещения, фондов центрального (главного), петербургского и московского цензурных комитетов, а также в ряде личных архивных фондов. Роспись таких материалов наряду с эпистолярными собраниями в составе личных архивных фондов представлена в списке неопубликованных источников.

В указанных архивохранилищах выявлена пятая группа источников — личные дела и досье литераторов и ученых, включающие послужные и формулярные списки, документы о командировках ученых по России и за рубеж с научными целями. Эти материалы привлекались с целью определить отношение конкретного ученого к издательской и журналистской работе, уточнить круг его общения с отечественными и зарубежными историками и таким образом, установить его роль в науке и научном социуме своего времени.

Научная новизна и теоретическая значимость исследования предлагаемой диссертационной работы заключается в том, что здесь 1) впервые дан системный целостный анализ журналистики середины XIX в. в качестве историографического «текст-источника», 2) предметно очерчены границы темы «Журналистика и историческая наука» на теоретическом, полидисциплинарном и прикладном источниковедческом уровнях изучения журнальных публикаций по вопросам отечественной и всеобщей истории- 3) пополнен рабочий понятийно-категориальный аппарат с всесторонним обоснованием полифункционального смыслового значения вводимых в язык науки терминов, таких как наукотворчество, журнальньная и журналисткая историография, — 4) выявлены особенности типизации и типологизации отечественной периодики, 5) предложена периодизация развития журнальной.

39 историографии в границах 1830−1870-х гт., 6) очерчена жанровая структура журнальной историографии и историографического «письма» в динамике развития на протяжении ХУШ-ХЕХ вв., а также видовая структура журнального «текст-источника» в границах 1830−1870-х гг., 7) доказана устойчивая текстологическая зависимость историографической традиции от журнальной историографии и ее саморазвития, а также образовательная, воспитательная и научно-практическая роль журнального «текст-источника» в профессиональной подготовке историка.

Практическая ценность исследования заключается в том, что оно вводит журналистику в чисто историографических источников и, следовательно, значительно расширяет проблематику историографических, источниковедческих и науковедческих работ. Ближайшие задачи и перспективные направления изучения журналистики XIX в. сформулированы практически в каждом разделе работы, а также в заключении. В условиях постсоветской перестроечной действительности собранные и проанализированные в диссертации материалы, а также сделанные на их основе наблюдения, выводы и научные прогнозы о развитии культуры журнального и журналистского наукотворчесгва будут несомненно полезны для более глубокого практического освоения накопленного в XIX в. позитивного опыта организации научно-исследовательской и издательской работы на базе отраслевого исторического журнала. Материалы диссертации будут также полезны для более эффективного распространения передовой научной мысли с помощью средств массовой информации в целях воспитания живым словом науки новых поколений российских ученых, профессиональных историков и историков — любителей, а также в целях вовлечения массового читателя в наукотворческий процесс. Диссертационные материалы могут быть использованы при разработке и чтении общих лекционных курсов по истории России до XX в., отечественной историографии, истории исторической науки, при подготовке спецкурсов по самой широкой проблематике источниковедческого, историографического, науковед-ческого, историко-культурологического направления, а также при написании монографий и статей по указанным проблемам.

На защиту выносятся следующие положения и понятийные категории:

1. Целесообразность введения в понятийно-категориальный аппарат рабочей гипотезы феноменологии журналистики в качестве разрешающего речевого универсума самопроизвольно сложившегося слова наукотворчество, в качестве категориального понятия — словосочетания журнальная историография, в качестве определения наукотворческого вклада журналиста в разработку историографической традиции — термина журналистская историография.

2. Журнальная историография 1830−1870-х гт. как явление науки имеет глубокие исторические корни, специфическую национальную традицию, социально и профессионально ориентированную направленность.

3. Журнальная историография вырастала из литературной традиции исторического повествования («письма») и исторической традиции критического осмысления прошлого («историописания»). Это пограничная сфера наукотворчесгва со своим саморазвивающимся механизмом наукотворческой деятельности, со своей периодизацией и специфическими чертами истории.

4. Становление журнальной историографии и ее развитие в качестве ведущей линии историографического процесса приходится на 1830−1870-е гг., в этот период журнальный текст являлся главным видом чтения, основным источником исторического знания, наиболее предпочтительной среди профессио.

40 нальных ученых формой историописания.

5. Внеакадемическая наука в лице журнальной историографии в составе частных «учено-литературных» журналов 1830—1870-х гг. внесла существенные коррективы в предметную область отечественной науки истории, методику и методологию исторических исследований, жанровую структуру историографического творчества.

Эти положения являются ключевыми в обосновании глубоко исторической мысли В. Г. Белинского: «Для нашего общества журнал — все, .нигде в мире не имеет он такого важного и великолепного значения, как у нас"[611.

Апробация работы и выносимых на защиту положений проводилась автором в течение ряда лет, начиная с 1990 г., в форме выступлений и докладов на международных, межгосударственных, межвузовских научных конференциях и симпозиумах— в Москве (1993;1999), Санкт-Петербурге (19 941 998), Арзамасе (1996), Астрахани (1995), Брянске (1995), Владимире (1995), Вологде (1995), Воронеже (1994,1996), Городце (1995), Гродно (1991, 1992), Днепропетровске (1994), Екатеринбурге (1995), Запорожье (1991), Иваново (1993, 1995, 1996), Иркутске (1994), Йошкар-Оле (1995), Казани (1996, 1997), Киеве (1990, 1992), Кирове (1994), Краснодаре (1995), Костроме (1990, 1993, 1994), Новгороде (19 931 995), Нижнем Новгороде (1994;1996), Николаеве (1992), Одессе (1991), Омске (1994;1997), Пензе.

1995), Ростове на Дону (1994), Рыбинске (1994), Сыктывкаре (1994), Тамбове (1998), Твери (1994), Туле.

1996), Ярославле (1992;1994), Яренске (1994).

В 1991 г. по приглашению деканата исторического факультета Запорожского государственного университета студентам этого университета был прочитан спецкурс «Проблемы истории России в журналистике середины XIX в.». Материалы диссертации апробированы также в виде спецкурсов по историографии, которые автор читает для студентов ИАИ РГГУ. В 1994 г. в издательстве РГГУ издана авторская программа спецкурса «История российской журналистики ХУШ-ХГХ вв.», в 1996 г. издана программа другого спецкурса — «Журналистика и историческая наука в России ХУ1П-Х1Х вв.». По теме диссертации изданы монография (в двух книгах объемом 57 п. л.), 4 учебных пособия (по 5 п. л. каждое), статьи, рецензии, а также публикации неизвестных ранее исторических и историографических источников, выявленных автором в РГИА и РГАЛИ. Список опубликованных работ и материалов по теме диссертации содержит 4 ЗЗнаименованЩЯ. он помещен в конце автореферата, где указаны также рецензии на монографию, опубликованные в научно-отраслевых журналах «Отечественные архивы» (1999, № 1, автор Г. П. Присенко), «Отечественнная история» (1999, № 2, автор С.И. Михальченко), «Новое литературное обозрение» № 37 (3/1999, автор А.И. Рейтблат).

Текст диссертации был обсужден и рекомендован к защите на заседании Кафедры древнего мира и средних веков ИАИ РГГУ, в обсуждении участвовали ведущие специалисты в области источниковедения, историографии и археографии, работающие на других кафедрах Исгорико-архивного института, а также преподаватели кафедры исторической поэтики Историко-филологического факультета РГГУ.

Структура работы обусловлена целью и задачами исследования. Диссертационная работа состоит из введения, семи разделов, заключения, приложения, списка источников и литературы. Первый раздел диссертации посвящен теоретико-методологическому аспекту исследования проблемы «Журналистика и историческая наука», второй — семантике знаковых систем журналистики.

Таковы основные выводы, характеризующие «внешние» стороны историографического процесса в его развитии на протяжении 30−70-х гг. в XIX в. Вторая группа выводов, еще более важных в научном отношении, относится к «внутренним» собственно научным сферам и линиям историографического развития науки истории в форме журнальной историографии, и сводится к следующему.

Первое. В ходе изучения научной полемики на страницах газет и журналов по линии ее дискурсивного развития нам удалось проиллюстрировать на конкретных примерах доказываемую философами картину тройной детерминации научного знания как процесса саморазвития, воспроизведение этого процесса в сознании ученого, а также его объективацию в описаниях и анализах истории исто.

444 рической науки в журнальной историографии. Это был наиболее трудный в плане интерпретации участок проведенного обследования журнальной историографии. Дальнейшее изучение журналистики в направлении объективации ее субъектно-объектных свойств как «текст-источника» позволит в будущем перейти к освещению глубинных научных процессов и соответственно познавательных процедур — например, вплотную приблизиться к освещению такой проблемы, как явное и не явленное знание, и ответить на следующие вопросы: можно ли вообще интерпретировать этот «зазор» мысли, материализованной в авторский (коллективный) текст, можно ли считать самодостаточным в этом отношении творческое наследие ученого, каким образом в России XIX в. в одном лице «уживались» ученый, чиновник и журналист, как измерить этот уровень бытования мысли и ментальносги личности?.

Второе. Предпринятое пока самое общее, арифметическое, по сути, историко-сгатистическое обследование отраслевой журнальной историографии неожиданно довольно рельефно очертило (объективировало) предметно-тематическую детерминацию журнальной историографии, ее саморазвитие на отраслевом и междисциплинарном уровнях, а также то, в каком направлении в каждом конкретном случае предметное поле научного знания воздействовало на развитие идейного содержания исторической науки, как совершался качественный рост науки истории.

Третье. Проведенный на основе текстологии журнальных «взглядов», «рассуждений» и «очерков» «о начале, ходе и успехах критической российской истории» анализ саморазвития историографической традиции позволил, что называется, «шаг за шагом» проследить за дискурсивным направлением развития исторической мысли. Это главная или ведущая, на наш взгляд, линия наукотворчества, здесь из «материала, который образовался. из мышления прежних поколений"[1], а также из заимствованных идей рождается новое знание, новая идейная канва научно-исторической мысли. Не исчерпанные возможности текстологии журнальной историографии помогут уяснить, каким образом историографическая традиция участвовала в саморазвитии журнальной историографии, как поступательно, шаг за шагом, менялась философская культура мысли, совершенствовалось понимание предмета историографии, как теории и исследовательские методики преображали историческое знание.

Если говорить о «технологии» этого процесса (или этих процессов), то здесь очевид на трудно-решаемая проблема интегрального развития исторического знания, связанная с проблемой идейного заимствования (интертекстуальностью бытования историографии), а также с идеологическими аспектами культуры мышления. В рамках данной монографии в качестве исследовательской задачи такая проблема не ставилась, мы лишь обратили на нее внимание, поскольку журнальная историография в силу своей природы, а также в условиях времени оказалась наиболее открытой формой прямого и косвенного заимствования научных и политических идей. Есть у этой проблемы и другая немаловажная сторона — аспект взаимозависимости научного и общественного сознания, без чего, в нашем понимании, изучение историографической традиции просто немыслимо. И здесь не может быть речи «о размывании граней между наукой и ненаучными формами познания». Вопрос в том, насколько было адаптировано научное знание к общественной культурной среде, насколько оно определяло собою социокультурное пространство мысли и наоборот. Этот аспект, как нам кажется, отчасти продемонстрирован на примере журфиксов, а также системы непрерывного чтения журналистики и ее участия в подготовке профессиональных историков в изучаемые 1830−1870-е гг.

Четвертое. Источниковедческий и текстологический анализ журнальной историографии по.

445 зволили понять, как, каким образом под влиянием журналистики менялось лицо науки «по части истории», как развивался, совершенствовался, наполнялся новыми речевыми смыслами, новым идейным содержанием метаязык науки, а также такие ключевые, категориального характера понятия науки истории, как «историческая критика» и «история критики», «литература по части истории» и «историография», «история науки» и «наука литературы русской истории». В изучаемый период окончательного оформления строгой системной зависимости между ними так и не произошло, речевые практики ученых демонстрируют значительные смысловые подвижки в интерпретации этих и других научных понятий и терминов, что, в свою очередь, говорит о начальном этапе развития историографического знания как дисциплинарного, а также о том, что понятие является «элементарной формой движения науки», проследить которую, наиболее точно фиксируя каждое новое смысловое звучание слова-термина в указанный период времени и не только, лучше всего с помощью журнальной и газетной периодики.

В этой «гармонии звуков» понятийного и терминологического ряда, с одной стороны, хорошо прослеживается устойчивая зависимость журнальной историографии от общелитературной традиции, с другой — очевидно интонационное «вживание» автора в уже бытующее или предлагаемое, утвердившееся более или менее прочно либо еще только-только пробивающее себе дорогу, развивающееся в массовом сознании научное понятие. Примеры такого рода отмечены на уровне авторских журнальных и газетных выступлений М. Т. Каченовского, М. П. Погодина, А. З. Зиновьева, И.Н. Среднего-Камашева, В. Шеншина, Н. И. Надеждина, A.B. Александрова, A.B. Старчевского, В. И. Герье, К.Н. Бестужева-Рюмина, Н. Я. Аристова и целого ряда других историков и литераторов. Сквозной темой в нашей работе проходит озвучивание «нового» в рамках «традиционного» в исторических зарисовках, размышлениях, воззрениях, концепциях историков, литераторов, журналистов. Приемы интонирования другого, нравственно-этического, плана демонстрирует полемика «учителя» М. П. Погодина с «учениками» С. М. Соловьевым, К. Д. Кавелиным, И. Д. Беляевым, а также заочная полемика историков (М.Т. Каченовский, Н. И. Надеждин, М. П. Погодин, К.Н. Бестужев-Рюмин, И.Е. Забелин) с журналистами (В.Г. Белинский, Н. Г. Чернышевский, Н. В. Шелгунов, К.Н. Михайловский) вокруг утверждавшегося именно в 1830—1870-е гг. статуса ученого и журналиста. И здесь в рамках конкретных журнальных выступлений авторов слышен уже иной «ритм» звучания и развития мысли в значении «пережитой жизни», сообразный бахтинскому образу «двух активностей» слова («одна — переживающая жизнь и ставшая пассивной для другой, ее активно оформляющей»), а также сообразный бахтинскому понятию «мир другости» и категории «другосгь» («стыд ритма и формы — корень юродства, гордое одиночество и противление другому, самосознание, перешедшее границы и желающее очертить вокруг себя неразрывный круг»)[2]. Вопрос чрезвычайно интересный, требующий гораздо большего к себе внимания.

Пятое. Журнальная историография объективирует процесс теоретизации научно-исторического познания, а это— показатель процесса самосознания науки истории, отдельных ее отраслей, а также индивидуального сознания ученого. Здесь очевиден высокий образовательный уровень исторической мысли малоизвестных журналистов, а также историков-любителей, корреспондировавших в газеты и журналы в качестве штатных сотрудников и, что называется, по зову сердца. Здесь также обнаруживается многослойный характер историографической традиции, просветительский, пропаган.

446 дистский, собственно научный уровень бытования и развития в форме журнальной историографии.

Шестое. Исследование журнальной историографии 1830−1850-х гг. подтвердило нашу мышь о том, что «человек ученый», историк и журналист в одном лице — довольно распространенное явление в те годы. Вопрос об уточнении динамики численного состава «ученого сословия» остался открытым, он требует тщательного изучения, однако более пристальное знакомство с «губернскими ведомостями» и «частью неофициальной» этой газеты, долгое время сохранявшей журнальную форму издания и брошюровки полугодовых и годовых комплектов при пересылке в крупнейшие библиотеки страны, выявило десятки неизвестных имен подвижников науки истории, а также забытые имена профессиональных историков, авторов журнальной историографии отраслевого и регионального масштаба. Благодаря изучению ведомственной журнальной периодики выявлены также имена так называемых «отраслевых» историографов, тех, кому власть доверяла и поручала озвучивать ход истории. Как правило, это сотрудники профильных министерств и ведомств, реже губернские и местные администраторы. В рамках просвещенческой журналистики, «Журнала Министерства народного просвещения», а также губернских ведомостей, отмечена значительная в масштабах отрасли роль авторов из числа учительского корпуса, а также священнослужителей. Некоторые цифровые сведения о численности авторского корпуса в отдельных журнальных изданиях и газетах «губернские ведомости» представлены в приложении.

Седьмое. Обозначилась многообещающая перспектива в изучении проблемы интериоризации журнального «текст-источника», говоря иначе, проведенное текстологическое исследование журналистики подтвердило целесообразность дальнейшего выявления текстовых стратегий и интенций историографического дискурса, раскрывающего, какие положения и в какой степени превращались (и если нет, то почему) в интегральное слагаемое интеллекта конкретного автора, ученого и непрофессионального историка. А это — путь к необходимому пересмотру вопроса о творческой активности, знаковос-ти имени и творческого наследия ученого, тем более, что благодаря журнальной и газетной периодике список тех, кто писал об истории и истории научно-исторического знания, значительно пополнился.

Предвидя возражения историков, разделяющих традиционные представления об историографии как сфере исключительно мыслительной деятельности, относительно того, что дальнейшее изучение журналистики (журнальной историографии) в предлагаемом нами направлении носит скорее нау-коведческий и культурологический, чем собственно историографический характер, заметим, что подобное мнение верно, но лишь отчасти, без такого исследования журнального «текст-источника» представляется сложным продвижение от констатации к раскрытию интегральных и дифференциальных научных процессов в структуре историографического знания.

Колоссальный объем работы, которая еще предстоит по изучению истории отдельных изданий и журналистики в целом в контексте истории исторической науки, нуждается в коллективных усилиях ученых смежных специальностей, представителей отраслевого гуманитарного знания, философов и математиков, физиков и лириков, специалистов, владеющих компьютерными технологиями обследования массовых источников. Мы проделали лишь первый «опыт системного анализа» журнальной историографии, но и его результаты в собственно научном отношении вполне очевидны. Не будет ошибкой сказать, перефразируя А. З. Зиновьева, что журнальная историография — «великое звено в неизмеримой цепи дееписания».

Заключение

.

1. З. А. Каменский, комментируя смысл этих слов, ссылается на письмо Ф. Энгельса 1893 г. к Ф. Мерингу, где говорится, что хотя и нельзя полагать, будто детерминанта движения науки сводится к традиции, но всякий «идеолог» «располагает в области каждой науки. известным материалом, который образовался. из мышления прежних поколений» (Каменский3.А. Указ. соч. С. 51).

2. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.