Поэтика композиции романов о революции 20-х гг. XX в

Революция1 1917 года ознаменовала собой новый социальный опыт XX века. Это был колоссальный общественный взрыв, смешавший в хаос русскую действительность. С самых первых дней явление это стало объектом пристального внимания национальной интеллектуальной элиты. Спектр мнений по поводу революционных событий был весьма широк, что отразило, в первую очередь, масштаб накопившихся в обществе противоречий, которые нисколько не были решены революцией, но в скором времени привели страну к гражданской войне.

Осмысляющие революцию давали происходящему зачастую диаметрально противоположные оценки, в ней видели как беспрецедентное обновление, очищение общества, так и абсолютный конец русского мира под пятой орд варваров. Революцию воспевали и проклинали, в ней видели возмездие правящим классам за народные страдания и заслуженное наказание — кару Божью, и прививку против более страшных социальных «болезней», своего рода общественную «шоковую терапию», и национальное безумие, под воздействием которого народ уничтожал собственную культуру и страну. Даже сейчас, спустя почти сто лет, вопросы, поставленные теми событиями, остаются во многом нерешенными: можно ли считать революцию шагом вперед, или, напротив, это была утрата завоеванных до этого позицийнасколько все то, что произошло, было обусловлено национальным духом, или же это было проявление болезни этого духа и, самое главное, — какие уроки из этого мы все должны извлечь? Все это явственно демонстрирует нам, что раскол, приведший в начале XX века к национальной катастрофе, не изжит, и потому вопросы эти в высшей степени актуальны и значимы.

Оценки революции противоречивы, мнения по поводу ее итогов — полярны. В нашей работе мы обращаемся к одной из сторон напряженного осмысления.

1 Говоря в нашей работе об осмыслении революции, мы понимаем под этим осмысление сложных, протяженных во времени социальных процессов, результатом действия которых и стали события, зафиксированные в истории как Февральская революция 1917;го года. Невозможно осмыслить революцию, не рассмотрев ее причин и следствий. Поэтому изображение общественных противоречий, приведших к социальному взрыву, а также террора и гражданской войны, последовавших за ним, были необходимой составляющей для осмысления революции, и включались в поле осмысления вместе с ней как единое целое. 3 национальным сознанием произошедших событий. Думается, не требует доказательств тезис о том, что искусство участвует в процессе осмысления действительности на равных с философией, историей, социологией, политологией, теологией, используя при этом свои, свойственные только искусству, средства, с помощью которых художник постигает отдельные закономерности и общее устройство мира.

О революции было написано множество книг: «Тихий дон» М. А. Шолохова, «Россия, кровью умытая» А. Веселого, «Окаянные дни» И. А. Бунина, «Солнце мёртвых» И. С. Шмелёва, «Конармия» И. Э. Бабеля, «Железный поток» Серафимовича, «Как закалялась сталь» Н. Островского, «Белая гвардия» М. А. Булгакова, «Взвихренная Русь» A.M. Ремизова, «Чевенгур» А. П. Платонова, «Голый год» Б. А. Пильняка и др.

Почему же для исследования были отобраны только романы В. В. Вересаева, М. М. Пришвина и М. А. Осоргина? При выборе мы руководствовались следующими критериями. Прежде всего, нас интересовали произведения, написанные с позиции, замечательно выраженной М. А. Осоргиным по поводу романа М. А. Булгакова «Белая гвардия»: писатель заметил, что идея этого романа «лежит вне партий и программ», «в плоскости человеческой правды и совести"2.

Определяя другое важнейшее свойство данных произведений, мы бы хотели привести слова, написанные В. Чайковской в статье «На разрыв аорты»: «Что поражает в русской классике? Предельность нравственного поиска, Л юношеский максимализм требований к себе и к жизни». Именно такой подход в постижении действительности свойственен авторам всех трех произведений, в основе своей имеющих страстное авторское желание понять произошедшие события, осмыслить их в едином ключе. Писателей объединяет поиск вневременных, универсальных категорий для осмысления страшного революционного опыта страны.

2 Осоргин Мих. М. Булгаков. «Дни Турбинных»: Рец. // Последние новости. — 1929. — № 2941. — 11 апр. — С. 3. (цитируется по: Марченко Т. В. Творчество М.А. Осоргина 1922;1942. Дис.. канд. филол. наук. — М., 1994.-С. 18.).

3 Чайковская В. На разрыв аорты // Вопросы литературы. — М., 1993. — № 6. — С. 5.

Сверхзадачей для всех писателей стало осмысление произошедшего как сложного, неоднозначного, не поддающегося прямолинейной оценке явления. Все они стремились подняться над неприглядными бытовыми неурядицами и за отдельными частными фактами увидеть общую логику событий, используя «подсмотренный» жизненный материал лишь как точку опоры для рывка вверх в постижении фундаментальных условий и закономерностей человеческого существования (последнее замечание в меньшей степени свойственно для романа Вересаева).

В основе каждого произведения мы видим желание «подняться над схваткой». В своем творчестве писатели предельно «бескорыстны», единственная мотивировка творческих усилий — желание осмыслить произошедшее. Подобное творчество можно оценить как своего рода подвижничество — оправдание полученного свыше дара. Не идеализируя прошлое, писатели пристально всматривались в настоящее, пытаясь увидеть возможности для действия созидательных сил.

Из этой установки вытекает ряд следствий, характеризующих как личность творца, так и результат его творческих усилий, в которых его предпочтения были зафиксированы.

Во-первых, независимость писателя от любого политического заказа, как с красной, так и с белой стороны. Мерой, согласно которой производился отбор материала, стала собственная совесть и гуманистические мировоззренческие установки.

Во-вторых, для подобного осмысления требовалось сформированное, устойчивое" (то есть не подверженное влиянию новейших общественных веяний) сознание. Многие из тех, кто воспевал революцию, формировались как личности под ее воздействием, и потому они не были в состоянии критически осмыслить происходящее. Поэтому важным условием для оценки действительности было то, чтобы художник на момент творческого акта был зрелой личностью со сложившимися взглядами и предпочтениями. На момент революции (1917 год) Вересаеву было 50 лет, Пришвину — 44, Осоргину — 39- и осмысляемые ими события революции накладывались на сложившиеся и утвердившиеся мировоззренческие устои. В своей книге о М. М. Пришвине 5.

Алексей Варламов охарактеризовал это следующим образом: «[писатель встретил революцию] в том возрасте, когда житейский и духовный опыт человека, острота зрения, интерес к реальной жизни и определенная отстраненность от повседневной рутины находятся в гармоническом сочетании, делающим человека способным максимально глубоко увидеть и оценить сущность происходящих событий"4.

В дополнение к этому все писатели не были новичками в литературном деле: Вересаев и Пришвин имели широкую известность как авторы многочисленных книг, Осоргин был столь же хорошо известным публицистом. Работа над книгами о революции стала для этих писателей не пробой пера, а продолэюением творческой биографииих понимание происходящих событий — не началом, а новым этапом напряженного осмысления действительности.

В заключение отметим и то, что все три писателя обладали в высшей степени самостоятельным мышлением: не доверяя авторитетам, они стремились на собственном опыте постигнуть законы бытия. Это свойство личностей писателей неоднократно отмечалось их биографами.

Необходимо также охарактеризовать ценностный подход к осмысляемым событиям — его можно назвать гуманистическим, то есть таким, при котором ценность человеческой жизни (а также свобода человека распоряжаться ею) признается высшей ценностью. Все произведения выражают неприемлемость уничтожения как человека, так и культуры ради достижения каких бы то ни было общественных целей.

В-третьих, события революции для автора должны являться лично пережитым опытом. Все романы имеют в основании личностный опыт писателей, в каждом из них «невооруженным взглядом» виден включенный в текст автобиографический материал. Для всех трех писателей (как и для всей страны) революция стала явлением, расколовшим их жизнь на эпоху «до» и «после» этого события.

В-четвертых, произведения должны были быть непосредственной реакцией на происходящее. В одном из своих интервью автор «Блокадной книги» А.

4 Варламов А. Н. Пришвин. — М.: Молодая гвардия, 2008. — С. 158. 6.

Адамович писал, что, собирая материалы для своей книги, столкнулся с проблемой изменения памяти — люди не помнили собственных воспоминаний от блокады, так как их заслонили кадры хроники, художественные книги, газетные статьи, и, накладываясь на лично пережитое, воспринимались как свои. «Мирская чаша» (1922) и «В тупике» (1923;1924) — одни из первых рефлексий на события революции, выраженных в крупных прозаических формах. «Сивцев Вражек» окончен в 1928 году, однако Осоргин начал писать его значительно раньше, но, по понятным причинам, писателю не удалось вывезти рукопись из Советской России. В эмиграции писатель заново создал роман, который был задуман еще в начале 1920;х годов.

Сообразно изложенным критериям, из всего многообразия произведений о революции были отобраны три произведения, отвечающие всем этим требованиям. Очевидным следствием охарактеризованных выше авторских установок стало создание произведений, в которых был запечатлен абсолютно не приемлемый для советской власти взгляд на события революции и ее значение в истории, что неизбежно повлекло за собой запрет этих книг.

Судьбы исследуемых произведений и их место в историко-литературном процессе. На пути к читателю все книги ожидала непростая судьба, в которой отразились сложные взаимоотношения отечественной культуры и власти в XX веке.

Роман Вересаева «В тупике» был написан в 1920;1923 годах. Публикация романа представлялась маловозможной по цензурным соображениям, однако организованное знакомыми писателя чтение отрывков книги в Совнаркоме позволило получить разрешение на печать. Впервые роман «В тупике» был полностью опубликован в 1924 году5. Роман был широко (хотя и тенденциозно) обсуждаем в советской печати тех лет и до конца 20-х годов включался во все выходившие собрания сочинений писателя. В 1931 году вышло последнее прижизненное издание романа, подвергшееся сильной цензуре, чуть позже сама публикация была признана ошибочной, а роман изъят из общедоступных фондов библиотек. Следующее издание романа относится лишь к концу 80-х годов6.

5 Недра: Литературно-художественные сборники. — М., 1923, — кн. 1 и 2- 1924, — кн. 3.

6 В книге Вересаев В. К жизни. — Минск: Мастацкая лггаратура, 1989. 7.

Мирская чаша" была написана Пришвиным в 1922 году, однако произведение так и не смогло увидеть свет в ту эпоху. Как и Вересаев, писатель, в надежде получить разрешение на печать, обратился к власти. «Мирскую чашу» передали на рецензию Л. Д. Троцкому, однако ответ того был резко отрицательным: «.признаю за вещью крупные художественные достоинства, но с политической точки зрения она сплошь контрреволюционна"7. При жизни писателя «Мирская чаша» так и не была опубликована. Впервые она увидела свет лишь в 1979 году (в значительно сокращенном варианте) в журнале «Север». По воспоминаниям В. В. Кожинова, данная публикация потребовалась для того, чтобы создать прецедент появления «Мирской чаши» в печати и сделать возможной более полную публикацию произведения в восьмитомном собрании сочинений писателя8. Таким образом, «Мирская чаша» увидела свет лишь в 1982 году. В тексте было сделано 12 незначительных купюр. Именно с этого времени повесть становится известной широкому кругу читателей. Текст с восстановленными купюрами был издан в 1990 году9.

Говоря о наследии М. М. Пришвина, необходимо упомянуть еще один художественный документ, без которого невозможно полноценное постижение не только «Мирской чаши», но и всего творчества писателя. Этим документом являются его дневники, которые писатель вел всю свою творческую жизнь. Включаясь в корпус остальных его произведений, дневники значительно меняют представление о месте писателя в отечественном и даже мировом литературном процессе. На настоящий момент издано семь книг (с 1914 по 1931 годы), всего же по данным современного исследователя пришвинского творчества Алексея Варламова планируется издать 25 томов.

Таким образом, творческое наследие Пришвина все еще продолжает возвращаться к читателям.

Имя М. А. Осоргина было совершенно незнакомо советскому читателю. Роман «Сивцев Вражек», опубликованный в Париже в 1928 году, в России был малоизвестен даже среди специалистов и практически недоступен для чтения.

7 Запись в дневнике Пришвина от 8 сентября 1922. (Пришвин М. М. Дневники 1920;1922. — М.: Московский рабочий, 1995. — С. 267).

8 Пришвин М. М. Собр. соч. в 8 т. — М.: Художественная литература, 1982;1986.

9 Пришвин М. М. Мирская чаша. -М.: Роман-газета для юношества, 1990. 8 вплоть до первого издания в 1992 году10. Творчество Осоргина, являясь одной из заметных страниц «возвращенной» литературы, разделило судьбу творческого наследия писателей-эмигрантов, с которым читатель в России смог ознакомиться только спустя многие годы, после его создания.

Подводя итог сказанному, отметим, что все анализируемые нами произведения оказались насильственно изъяты из соответствующего историко-культурного контекста. И в этом также заключаются определенные трудности для их изучения, так как, будучи недоступными для современников, они не могли быть исследованы в естественном контексте своего времени.

Степень изученности темы. В. В. Вересаев, «В тупике». Восприятие романа современниками подробно проанализировано в обзоре, сделанном Ю. Фохт-Бабушкиным и опубликованным в примечаниях к роману в четырехтомном собрании сочинений11. В целом, современная писателю критика носила вульгарно-социологизированный и в высшей степени политизированный характер, авторы статей практически не обращали внимания на художественные достоинства произведения, сосредотачиваясь на отраженных в романе коллизиях. Во всех без исключения работах выявлялась принадлежность героев к тем или иным идеологическим течениям и партиям и давалась весьма тенденциозная оценка общественной позиции самого писателя.

Лишь две критических заметки касались собственно художественных достоинств произведения. Первое — пренебрежительное замечание Ю. Тынянова о том, что «роман отличается необычной интеллигентностью, трудно представить, чтобы дело шло о современности. <.> вы все время чувствуете себя в небольшом уютном кузове идейного романа 90-х годов. Герои очень много говорят и любят плакать"12.

Второе замечание принадлежит А. К. Воронскому, который, напротив, подвергнув суровой критике позицию автора и его героев, высоко оценил художественные достоинства произведения. «Написаны отрывки превосходно.

10 Осоргин М. А. Времена: романы и автобиографическое повествование. — Екатеринбург: Средне-Уральское кн. изд-во, 1992.

11 Вересаев В. В. Собр. соч. в 4 т., т.1. — М.: Правда, 1990.

12 Тынянов Ю. Литературное сегодня. // Русский современник, — 1924, — № 1. — С. 293. 9.

Есть в них толстовская простота, дающая отдых после «сконцентрированной», «остраненной», нервной, неровной, взбаламученной, манерной беллетристики наших дней — бережливость, любовное и строгое отношение к слову, большая работа и тщательность отделки, что теперь очень редко встречается у новых художников — сдержанность и чувство меры, и умение маскировать субъективные настроения. Писателю мастерски удаются диалоги, споры и интеллигентские разговоры, передающие основные общественно-политические настроения. В этой области ВВ поистине незаменим"13.

После прекращения публикаций романа в начале тридцатых годов в советском литературоведении сложилась парадоксальная ситуация: с одной стороны, роман был недоступен и даже запрещен14, а с другой, в редких работах, посвященных творчеству писателя, что выходили в СССР после его смерти, роман упоминался (за исключением крайне тенденциозной работы А. Ф. Силенко, вышедшей в 1954 г.) и даже вкратце анализировался, правда, в духе РАППовской критики 20-х годов с упреками в адрес героев и сожалениями по поводу того, что автор не смог понять, сосредоточившись на распаде прежнего общественного устройства, «во имя чего лилась кровь».

В послесталинские годы на творческом наследии Вересаева специализировались трое исследователей: Г. А. Бровман, выпустившийв 1959 году добротную монографию, посвященную жизни и творчеству Вересаева, Ю. Фохт-Бабушкин, автор небольшой работы, посвященной писателю15, а также многочисленных статей, предварявших книги писателя и В. М. Нольде (племянница и литературный секретарь писателя), выпустившая в 1988 году монографию, в которой, продолжая советскую традицию оценки писателя, писала: «Вересаев не сумел подняться до марксистского анализа происходящих событий. Описание отдельных злоупотреблений и эксцессов занимает в его произведении непропорционально большое место, иногда заслоняя собою.

13 Воронский А. В тисках // Правда. — 1922. — 20 дек. — С. 2−3.

14 Так Е. А. Зайончковский, ответственный секретарь комиссии по литературного наследию В. В. Вересаева, комментируя данную ситуацию, сообщает: «профессор Ф. И. Кулешов за хранение в своей библиотеке романа „В тупике“ был арестован и провел пять лет в ГУЛАГе». (Материалы II вересаевских чтений. К 130-летию со дня рождения В. В. Вересаева. — Тула, 1997. — С. 12.).

15 Бабушкин Ю. Вересаев В. В. — М.: Знание, 1966. исторически важные события. В то время он «за деревьями» иногда «не видел леса.""16.

Внимание всех исследователей сосредотачивалось, в основном, на биографических аспектах жизни писателя, а также на его общественной позиции. В отношении характеристики романа «В тупике» авторы вышеперечисленных работ вынужденно оставались в русле, которое проложила для романа критика 20-х годов. Роман характеризовался как повествование о попавших в «тупик» типичных героях Вересаева: жалких, заблудших, не нашедших себя в новой жизни интеллигентах.

В 1970;м году в выпущенном в Челябинске сборнике «Вопросы истории и теории литературы» была опубликована статья Л. С. Шепелевой «Проблема интеллигенции в прозе 20-х годов и роман Вересаева «В тупике», в которой был произведен довольно подробный разбор романа, но оценки произведения в целом оставались прежними. Так, в качестве резюме цитировался А. Воронский: «это замечательный и ценный художественный документ распада и исторического краха интеллигенции старого поколения"17.

После публикации романа в конце 1980;х и отмены цензуры к творчеству Вересаева почти не обращались, и оно не было всерьез переосмыслено. В. М. Нольде, Ю. Фохт-Бабушкин и Ф. И. Кулешов стали авторами предисловий и, комментариев к вновь изданным произведениям писателя и, делая обзор жизни и творчества, вводили необходимые поправки на реалии нового времени, то есть смотрели на его творчество вне идеологических установок. В 1993 году в томе «Русская литература XX века. Исследования американских ученых», вышедшем в Санкт-Петербурге в 1993 году, была опубликована статья американского слависта В. Эджертона «Актуальность романа В. В. Вересаева «В тупике», в которой автор сосредотачивал свое внимание на содержании романа, положив в основу статьи комментированный пересказ. В качестве выводов автор указывал, на актуальность освещенных в романе проблем в современном мире. О каких.

16 Нольде В. М. Вересаев. Жизнь и творчество. — Тула: Приокское книжное издательство, 1986. — С. 139.

17 Воронский А. Литературно критические статьи. — М., Советский писатель, 1963, стр. 76.] либо опубликованных литературоведческих работах о творчестве Вересаева более позднего времени нам ничего неизвестно.

Необходимо добавить, что изучением фактов биографии писателя занимаются сотрудники дома-музея Вересаева в Туле, чьими силами в 1992 году были проведены 1-е (1992 год), П-е (1997), Ш-е (2002) и IV-e (2007) Вересаевские чтения, посвященные 125-, 130-, 135- и 140-летию со дня рождения писателя соответственно. По итогам вторых чтений был выпущен сборник статей, которые (за исключением одной) принадлежат перу работников тульского краеведческого музея и дома-музея Вересаева и имеют краеведчески-биографическую, а не литературоведческую направленность. По словам сотрудников музея также вышли в свет материалы третьих чтений (в фондах РГБ данное издание не представлено), их краеведческая направленность сохранилась. Материалы 1-х и IV-x чтений не публиковались.

Кроме того, к творчеству Вересаева за последние двадцать лет трижды обращались молодые ученые. За это время защищены три кандидатских диссертации по его творчеству. Первая была защищена в 1990;м году (Б.К. Гангули Проблема конфликта и характера в творчестве В. В. Вересаева конца 90-х — начала 900-х годов М. 1990) при Университете Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы. В данной работе исследователь сделал акцент на содержательной стороне творчества, анализ проводился в русле в духе марксистского литературоведения, в свете которого указывались заблуждения героев-интеллигентов и ошибочность народнического движения, к тому же рассматривалось только дореволюционное творчество писателя.

Следующая диссертация была защищена 1993 году (О.В. Завалишина Проза В. В. Вересаева послеоктябрьского периода. Жанровая специфика и проблематика), в ней творчество писателя рассматривалось уже вне традиций советского литературоведения, однако в духе времени разоблачений основное внимание уделено сценам жестокости и насилия. Содержание романа сопоставлялось с такими произведениями, как «Города и годы» К. А. Федина, «Хождение по мукам» А. Н. Толстого и «Товарищ Кисляков» П. Романова.

Самое последнее обращение к творчеству Вересаева относится к 2008;му году и связано с диссертацией М. А. Бородиной «Ранняя проза В. В. Вересаева в.

12 литературном контексте журнала «Мир божий». Как видно из названия, анализ романа «В тупике» не входил в ряд задач, поставленных исследователем.

Таким образом, можно констатировать, что в настоящее время научный интерес к творчеству Вересаева крайне низок, а послереволюционное творческое наследие писателя не исследовалось с точки зрения художественных достижений.

М.А. Осоргин, «Сивцев Вражек». Анализируя существующую литературу по творчеству писателя, можно констатировать, что из трех анализируемых нами произведений роман Осоргина на настоящем этапе наиболее изучен.

Первые рецензии на роман появились в эмигрантской прессе сразу после выхода романа «Сивцев Вражек» в свет. На роман откликнулись Б. К. Зайцев, М. А. Алданов, М. В. Вишняк, В. Е. Жаботинский и др. Основное внимание уделялось философским воззрениям автора, нашедшим воплощение в произведении, при этом художественные достоинства романа вызвали ряд критических замечаний: так, оценивая, в целом «Сивцев Вражек» довольно высоко, критики нередко упрекали автора за «необработанность», «сырость» материала и неопределенность авторской позиции.

Объектом научного исследования творчество Осоргина впервые стало также за рубежом — в семидесятые годы вышли в свет два монографических исследования М. Фини и А. Бекка-Пасквинелли. По замечанию Т. В. Марченко, «эти работы носят биографический характер и посвящены воззрениям писателя"18, а не особенностям его художественного творчества как такового.

В России осмысление творчества Осоргина началось в первой половине девяностых годов силами О. Г. Ласунского, О. Ю. Авдеевой, А. И. Серкова, подготовившими публикации ряда произведений писателя и написавших для них предисловия и комментарии. Для работ вышеназванных исследователей характерен синтетический обзор жизни и творчества Осоргина.

Сразу же по возвращении на родину творчество писателя попало в поле зрения исследователей литературы. В 1990;е годы по творчеству Осоргина были защищены три содержательные диссертации: Т. В. Марченко «Творчество М. А. Осоргина 1922;1942» (1994), Н. П. Нечаева «Поэтико-философский контекст и.

18 Марченко Т. В. Творчество М.А. Осоргина 1922;1942. Дис.. канд. филол. наук. — М., 1994. — С. 11. околороманное пространство романа Осоргина «Сивцев вражек»" (1997) и Н. Б. Лапаева «Художественный мир Осоргина» (1998). В этих работах были очерчены общие особенности творческого наследия писателя. Автор первой диссертации, Т. В. Марченко, является автором статей, посвященных жизни и творчеству Осоргина в справочниках по литературе Русского зарубежья, в том числе, в таком авторитетном, как «Литература русского зарубежья. 1920;1940» (М.: Наследие, Наука, 1993). Все работы этого периода отличает ярко выраженная самостоятельность мышления и смелость научных выводов, не скованных авторитетом предыдущих исследователей.

Не ослабел интерес к творчеству Осоргина и в дальнейшем: в последнее десятилетие были написаны и защищены еще несколько диссертаций, посвященных более частным вопросам творчества Осоргина: Г. И. Лобанова «Эволюция нравственного сознания „маленького человека“ в романах Осоргина 20-х — 30-х годов» (2002), Е. В. Погодина «Специфика речевого функционирования категорий пространство и время в автобиографической прозе (на материале произведений Осоргина и Бунина)» (2002), A.B. Полупанова «Форма выражения авторского сознания в автобиографической прозе Бунина и Осоргина („Времена“, „Жизнь Арсеньева“)» (2002), М. С. Анисимова «Мифологема «Дом» и ее художественное воплощение в автобиографической прозе первой волны русской эмиграции: на примере романов И. С. Шмелева «Лето Господне» и М. А. Осоргина «Времена» (2007), И. Б. Боравская «Воплощение натурфилософской концепции в художественной прозе М. А. Осоргина 1920;х годов» (2007), Е. А. Мужайлова «Ф. М. Достоевский и М. А. Осоргин: типология почвенничества» (2008).

В Перми, на родине Осоргина, проводились Осоргинские чтения, по результатам которых были выпущены сборники статей, имеющие значительную научную ценность: «Михаил Осоргин. Страницы жизни и творчества» (1-е Осоргинские чтения, 1994), «Михаил Осоргин и вечные ценности русской культуры: Материалы научно-практической конференции» (2003), «Михаил Осоргин: художник и журналист» (П-е Осоргинские чтения, 2006).

Интерес к творчеству Осоргина не ослабевает, статьи, посвященные различным аспектам его творчества, регулярно появляются в различных.

14 сборниках научных трудов, все они максимально возможно отражены в библиографии.

Анализируя весь корпус известных нам работ в свете поставленной нами цели исследования, можно сделать следующий вывод. Наиболее ценными с точки зрения целостного осмысления композиции романа «Сивцев Вражек» являются диссертационные исследования Т. В. Марченко и Н. Б Лапаевой19. Целостный анализ композиции романа с точки зрения воплощения в ней мировоззренческих авторских предпочтений не проводился.

М.М. Пришвин, «Мирская чаша». Мы считаем необходимым выделить в изучении творчества М. М. Пришвина два этапа.

Первый этап охватывает собой изучение творчества писателя в СССР. М. М. Пришвин являлся одним из признанных классиков советской литературы, его книги выходили огромными тиражами. Среди авторов работ о жизни и творчестве писателя упомянем работы Г. Ершова, С. Б. Зархина, И. П. Мотяшова, М. Ф. Пахомовой, А. И. Хайлова, Т. Ю. Хмельницкой.

С конца семидесятых годов начинают выходить специальные исследования, сосредотачивающие внимание на отдельных сторонах пришвинского творчества, среди этих работ нам бы хотелось выделить следующие работы: И. А. Зотов. «Человек и природа в творчестве М. Пришвина» (1982), А. Л. Киселев. «Пришвин и русская литература» (1983), В. Курбатов. «Пришвин. Жизнеописание идеи» (1986) В. В. Агеносов. «Творчество Пришвина и советский философский роман» (1988), Т.Я. Гринфельд-Зингурс. «Природа в художественном мире М.М. Пришвина» (1989).

Помимо этого, необходимо упомянуть сборники статей, посвященных писателю: «Пришвин и современность» (1978), «Творчество Пришвина.

19 Считаем необходимым указать ряд работ, в которых затрагивались вопросы, касающиеся какой-либо из сторон композиции романа: Боравская И. Б. «Космос и хаос в романе М. Осоргина «Сивцев Вражек» (2003), Васильева Е. Н, «Образ дома в романе М. Осоргина «Сивцев Вражек» (2003), Дергачева Э. С. «Дом и история в романе М. Осоргина «Сивцев Вражек» (1994), Новикова Л. И. «Художественный мир М.А. Осоргина» (2003), Сидорова М. Ю. «Язык и художественный мир романа М. А. Осоргина «Сивцев Вражек» (2003), Филатова А. И. «Художественный мир М. Осоргина» (1994), Харитонов Д. В. «Оппозиция «свое-чужое» и «верх-низ» в городском пространстве романов М. Осоргина «Сивцев Вражек», Б. Пастернака «Доктор Живаго» и М. Булгакова «Мастер и Маргарита» (2006).

Исследования и материалы" (1986), «Пришвин в вузе и школе» (1986), «Воспоминания о Михаиле Пришвине» (1991).

В дополнение к вышеперечисленному скажем, что в советское время по творчеству Пришвина было защищено более двадцати диссертаций (все диссертации на соискание ученой степени кандидата наук).

Таким образом, с одной стороны, пришвинское творчество не замалчивалось и даже, напротив, подробно исследовалось, но при этом часть произведений была недоступна исследователям, а сам подход к изучению творчества писателя был несколько односторонним. Характеризуя данную ситуацию, современный исследователь творчества писателя З. Я. Холодова пишет: «Даже лучшие работы, увидевшие свет в 50−80-е годы, когда литературоведы не могли писать о неопубликованном и „запрещенном“ тогда творческом наследии Пришвина, так и его соратников по литературному трудупоэтов и прозаиков начала XX века, во многих отношениях устареливысказанные исследователями наблюдения об эстетических взглядах и отражении художественного мышления писателя в его произведениях требуют пересмотра, избавления от штампов и искажений» .

Второй этап в изучении творчества Пришвина наступает после распада СССР и исчезновения идеологического давления на исследователя. За двадцать постсоветских лет в пришвиноведении сделано весьма много.

С 1992 года по настоящее время вышел в свет целый ряд работ, имеющих большое значение для изучения творчества писателя. Среди них нам хотелось бы отметить следующие работы: З. Я. Холодова «Творчество М. М. Пришвина и литературный процесс» (1994), Т. Я. Гринфельд «Вл. Соловьев, В. Розанов, М. Пришвин: понимание красоты в природе» (1995), Н. П. Дворцова «М. Пришвин и его „вечные спутники“ (Д. Мережковский, В. Розанов, А. Ремизов)» (1995), И. К. Кучмаева «Путь к всечеловеку (Мир как целое в концепции культуры М.М. Пришвина)» (1997), Л. В. Овчинникова «Сказка в художественном мире М.М. Пришвина» (2000), З. Я. Холодова «Художественное мышление М. М. Пришвина. Содержание, структура, контекст» (2000), Н. В. Борисова «Мифопоэтика.

20 Холодова З. Я. Художественное мышление М. М. Пришвина Содержание, структура, контекст. -Иваново, 2000. — С. 6. всеединства в философской прозе М.М. Пришвина" (2004), Т. М. Рудашевская «М. М. Пришвин и русская классика» (2005), A.M. Подоксенов «Мировоззренческий контекст повести М. М. Пришвина „Мирская чаша“ (опыт герменевтического исследования)» (2007), Е. В. Фролова «М. М. Пришвин. Идейные и художественные искания» (2007).

Особенно нам хотелось бы отметить вышедшую в серии ЖЗЛ книгу Алексея Варламова о Пришвине (2008), это глубокое по своему содержанию исследование выходит далеко за пределы обычного жизнеописания.

Помимо этого, в данный период проводились конференции, посвященные творчеству писателя, по итогам которых вышли содержательные сборники: «Михаил Пришвин и русская культура» (1998), «Национальный и региональный „космо-психо-логос“ в художественном мире писателей русского подстепья (И.А. Бунин, Е. И. Замятин, М.М. Пришвин)» (2006), «Михаил Пришвин: диалоги с эпохой» (2008). К сожалению, выходя в провинции (как правило, в Ельце — на родине писателя) малым тиражом, они сразу же становились библиографической редкостью.

Кроме этого, менее чем за двадцать лет были написаны и защищены не менее 25-и диссертационных исследований, касающихся той или иной стороны творчества писателя, из них восемь на соискание ученой степени доктора наук21. Помимо специальных работ имеется огромное количество статей в сборниках и периодических изданиях. Продолжают публиковаться дневники, письма, публицистика писателя, увидели свет книги его вдовы — В. Д. Пришвиной. В настоящее время количество работ, посвященных творчеству Пришвина, настолько значительно, что для того, чтобы подробно охарактеризовать их, требуется провести отдельное исследование. Значительную помощь для труда такого рода окажут выпущенные в 2002 году «Материалы для.

21 Перечислим последние (в хронологическом порядке): Гринфельд Т. Я. «Чувство природы в творчестве М.М. Пришвина» (1992), Климова Г. П. «Творчество И. А, Бунина и М. М. Пришвина в контексте христианской культуры» (1993), Дворцова Н. П. «Путь творчества М. М. Пришвина и русская литература начала XX века» (1994), Иванов H.H. «Древнеславянский языческий миф в художественном мире М. Горького, А. Н Толстого, М. Пришвина» (2000), Холодова З. Я. «Художественное мышление М. М. Пришвина: содержание, структура, контекст» (2000), Дырдин A.A. «Русская философская проза после 1917 года: А. П. Платонов, М. М. Пришвин, JT.M. Леонов (символика мысли)» (2002), Борисова Н. В. «Художественное бытие мифа в творческом наследии М.М. Пришвина» (2002), Варламов А. Н. «Жизнь как творчество в дневнике и художественной прозе М.М. Пришвина» (2003). библиографического указателя литературы о М.М. Пришвине", составленные З. Я. Холодовой, и дополненные ею же в сборнике «Михаил Пришвин: диалоги с эпохой» (2008).

На фоне такого количества исследований ситуация с изученностью «Мирской чаши» выглядит несколько странной. В современных изданиях она включается в контекст остальных произведений как бы «вскользь», о ней говорят, но работы, в которые сосредотачивали бы внимание именно на ней, единичны. Из известных нам назовем следующие: Ф. Апанович «Эволюция вспять: от человека к обезьяне: образы революции и народа в творчестве И. Бунина и М. Пришвина первых десятилетий XX века», В. Кожинов «Книга Михаила Пришвина — но не о природе, а о революции», Н. В. Борисова «Символическая структура повести М. Пришвина «Мирская чаша. 19-й год XX века"22.

Также существует изданное в 2007;м году монографическое исследование A.M. Подоксенова «Мировоззренческий контекст повести М. М. Пришвина „Мирская чаша“ (опыт герменевтического исследования)». Однако в этой работе автор сосредотачивает свое внимание не на самом произведении, а на том историческом материале (и отношении писателя к этому материалу), который вошел в произведение. Такой подход при изучении литературы как самостоятельного феномена человеческого мышления может быть признан лишь как вспомогательный.

Таким образом, можно констатировать, что системного и целостного анализа композиции «Мирской чаши» на современном этапе изучения творчества М. М. Пришвина не проводилось.

К вопросу о жанровом соответствии изучаемых произведений. Прежде чем обратиться к дальнейшему исследованию, необходимо коснуться проблемы некоторого жанрового «несоответствия» выбранных нами произведений. «В тупике» и «Сивцев Вражек» — романы, а «Мирская чаша» всеми исследователями пришвинского творчества определяется как повесть, которой, однако,.

22 У последнего автора имеется еще несколько статей, посвященных «Мирской чаше», однако опубликованы они в вышедших в Ельце и сразу ставших библиографической редкостью сборниках «Михаил Пришвин: актуальные вопросы изучения творческого наследия: Материалы международной научной конференции. — Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина 2002 (Вып. 1) и 2003 (Вып. 2). Данные сборники не представлены ни в одной из библиотек страны.

18 свойственен ряд черт, заставляющих делать оговорки. Так, к примеру, Валентин.

Курбатов говорит, что «Мирскую чашу» трудно назвать повестью, так как она слишком сложна <.> слишком насыщена и многоохватна"23. На эту же особенность обращает внимание и Н. В. Борисова: «небольшая по объему, повесть отличается необыкновенной семантической «плотностью», ибо обращена и к прошлому, и к трагическому настоящему, и к неведомому будущему"24.

Рассмотрим жанровую специфику произведения с позиций современного литературоведения. В новейшем словаре терминов и понятий25 повесть определяется как «одна из жанровых разновидностей средней эпической формы, которую отличает следующая система константных структурных признаков: 1) в области «события, о котором рассказывается» — доминирование циклической сюжетной схемы, ситуация испытания героя и поступок как результат этического выбора, принцип обратной («зеркальной)» симметрии в расположении важнейших событий- 2) в структуре события «самого рассказывания» нерефлексируемый его характер, предпочтение временной дистанции, оценочная направленность повествования на этическую позицию героя и возможность авторитетной резюмирующей позиции, тенденция к переосмыслению основного события и придания ему иносказательного, обобщенно-смыслового значения 3) В аспекте «зоны построения образа героя» — серьезность, неравноценность изображенного мира действительности автора и читателя и в то же время потенциальная близость кругозоров действующего лица и повествователясоотнесение героя и его судьбы с известными образцами поведения в традиционных ситуациях, и, следовательно, трактовка центрального события как «примера», <.> а также извлечения из рассказанной истории.

26 жизненных уроков" .

При соотнесении данного определения с пришвинским произведением очевидно, что «Мирская чаша» — явление иного порядка, и все три указанных.

23 Курбатов В. Пришвин. Очерк творчества. — М.: Советский писатель, 1986 — С. 99.

24 Борисова Н. В. Мифопоэтика всеединства в философской прозе М. М. Пришвина. — Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2004. — С. 29.

25 Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. — М. Изд-во Кулагиной, Ыгаск, 2008.

26 Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий [гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко]. — М. Изд-во Кулагиной, Мга (1а, 2008. — С. 170. уровня имеют в ней принципиально отличные от указанных свойства. События расположены не циклично, а линейно, сюжет трудно назвать завершенным, напротив, он имеет ярко выраженную смысловую незавершенность, что характерно для отечественной романной традициихарактер повествования в высшей степени рефлексивный, а контакт в «зоне актуальной действительности» происходит со значительной интенсивностью.

Таким образом, мы считаем, что в жанровом отношении определять «Мирскую чашу» как повесть без серьезных оговорок нельзя. Обратимся к теории романа, чтобы выяснить ключевые свойства данного жанра и соотнести их с художественной структурой «Мирской чаши».

Важнейшую роль в определении жанровых свойств романа сыграл М. М. Бахтин. В своей работе «Эпос и роман (о методологии исследования романа)» он пишет: «Теория литературы обнаруживает в отношении романа свою полную беспомощность. <.> Работы о романе сводятся в огромном большинстве случаев к возможно более полным регистрации и описанию романных разновидностей, но в результате таких описаний не удается дать сколько-нибудь охватывающей формулы для романа как жанра. Более того, исследователям не удается указать ни одного определенного и твердого признака романа без такой оговорки, которая признак этот, как жанровый, не аннулировала бы полностью"27.

Бахтин дает три признака романа как особого становящегося жанра28: «1) Стилистическая трехмерность романа, связанная с многоязычным сознанием, реализующимся в нем- 2) коренное изменение временных координат литературного образа в романе- 3) новую зону построения литературного образа в романе, именно зону максимального контакта с настоящим (современностью) в его незавершенности"29.

27 Бахтин М. М. «Эпос и роман (о методологии исследования романа)» // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Художественная литература, 1975. — С. 452.

28 Для нас важно, что эти признаки указывают на сущностные свойства жанра, а не на формальные признаки тех явлений, в которых романное сознание воплощалось в литературном процессе.

29 Бахтин М. М. «Эпос и роман (о методологии исследования романа)» // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Художественная литература, 1975. — С. 454 455.

Однако при использовании этих определений возникает ряд трудностей. Так, в своей работе Бахтин сопоставляет роман с застывшей (и даже архаичной) жанровой формой — эпосом, тогда как в нашем случае сопоставление производится с объектом, чьи отличия менее очевидны. К тому же, усложняет задачу и то, что «в эпохи господства романа почти все остальные жанры более или менее «романизируются» <.> они становятся свободнее и пластичнее, их язык обновляется, <.> они диалогизируются, <.> роман вносит в них проблемность, специфическую смысловую незавершенность и живой контакт с неготовой, становящейся современностью"30.

Таким образом, роман воздействует на современную ему жанровую систему и меняет структуру других жанров, усложняя ее. Однако при этом мы полагаем, что сущностные характеристики сформированных в дороманную эпоху жанров должны сохраняться (иначе они превратятся в роман) — и драма, и повесть, усложняясь, остаются сами собой. Влияние романа на эти жанры можно представить с помощью образного сравнения. Так луна «светит», но свет этот — лишь отраженный свет, происходящий из другого источника, и в силу своей природы луна никогда не станет вторым солнцем, не будет самостоятельным источником света. Поэтому влияние романа на другие жанры не может превратить их в роман, а лишь усложнит их.

С.Г. Бочаров, рассматривая «Дон Кихот» Сервантеса как произведение, которое «содержит в себе своего рода «теорию романа», не как отвлеченную систему, но как «живое созерцание», «образ"31, также, указывает на принципиальное отличие романной формы от других жанров вследствие присущего ей своеобразного «смыслового объема», за счет которого роман значительно превосходит другие жанры в плане идейно-содержательных возможностей.

Н.Т. Рымарь в своей работе «Введение в теорию романа» также определяет жанр романа с точки зрения его внутренних свойств. «Роман — литературная форма, обладающая своей творческой задачей, своими ценностями и.

30 Там же-С. 450−451.

31 Бочаров С. Г. О композиции «Дон Кихота» // Бочаров С. Г. О художественных мирах. — М.: Советская Россия, 1985. — С. 27. философией. Это определенная форма художественного мышления, творческого отношения субъекта к действительностиее эстетическая концептуальность обусловлена заключенной в ней структурой художественной деятельности, ориентированной на свои этико-эстетические задачи, специфически романное решение человека"32.

Таким образом, соотнося художественное целое «Мирской чаши» с определениями жанра романа с точки зрения его сущностных (а не формальных) свойств, мы приходим к выводу, что «Мирская чаша» по своей жанровой специфике ближе к формам романного творчества, нежели к жанру повести. Возможно, причиной, по которой данное произведение определяют как повесть, кроется в его незначительном объеме, так как никаких иных препятствий к тому, чтобы признать «Мирскую чашу» воплощенным результатом действия романного сознания, мы не находим.

Однако ориентация на объем произведения при анализе столь сложной жанровой формы не может быть признана достаточной и уж тем более определяющей. Тем более, что в XX веке из-за качественного усложнения структуры жанра происходит значительное сокращение объема произведений: так, мы находим многочисленные примеры романов небольшого объема, компенсирующих это новыми формами изобразительно-выразительного комплекса (например, «Вечер у Клэр» Г. Газданова, «Машенька», «Приглашение на казнь» В. Набокова, «Мы» Е. Замятина).

Помимо этого противоречие, связанное с тем, что «Мирская чаша», с одной стороны, не имеет достаточного объема для романа, а с другой, представляет собой очевидный результат именно романного способа освоения действительности, в некоторой степени может быть снято включением произведения в контекст другого художественного творчества писателя. Таким контекстом может быть, во-первых, роман «Кащеева цепь», с которым «Мирская о о чаша» связана образом главного героя, а во-вторых, дневники писателя, отличающиеся поразительной глубиной философских обобщений и качеством.

32 Рымарь Н. Т.

Введение

в теорию романа. — Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1989. — С. 5.

33 Так, в комментариях к «Кащеевой цепи» В. Н. Чуваков пишет: «Мирская чаша» должна была войти в роман как одна из его составных частей. (Пришвин М. М. Собр. Соч. в 8 т. — Т.2. — М.: Художественная литература, 1982. — С. 639.) потенциально-художественных наблюдений. Во втором случае «Мирская чаша» может пониматься как материализовавшаяся, «доохудожествленная» часть этого творческого массива. В таком случае она будет представляться своего рода отрывком ненаписанного романа, под подготовительным материалом для которого будут пониматься собственно дневники писателя.

Подводя итог всему сказанному, еще раз отметим, что по своей сущностной сложности «Мирская чаша» не уступает другим анализируемым произведениям ни по сложности структуры, ни по воплощенному в ней содержанию (художественной идее), и с полным правом может быть рассмотрена наравне с ними.

Актуальность темы

диссертационного исследования обусловлена:

— обращением к значимой для современного литературоведения проблеме композиции литературного произведения;

— изучением влияния мировоззренческих установок на композиционное строение произведенийнеобходимостью формирования целостного представления об отечественном литературном процессе;

— изучением типологических свойств отечественной прозы первой трети XX века.

Научная новизна диссертационного исследования состоит во впервые предпринятом анализе воплощения авторских мировоззренческих установок в композиции романов о революции и обусловлена недостаточной изученностью исследуемых произведений и их значения в контексте достижений отечественной прозы первой трети XX века.

Объектом исследования являются тексты художественных произведений («В тупике» В. В. Вересаева, «Сивцев Вражек» М. А. Осоргина и «Мирская чаша» М.М. Пришвина), посвященных осмыслению революции.

Предметом исследования является композиция исследуемых произведений.

Цель работы: исследовать композицию избранных для анализа романов о революции 20-х годов XX века и охарактеризовать воплощение в ней философско-эстетических взглядов писателей.

Поставленная цель обусловила выполнение следующих задач:

— осмыслить содержание категории композиции на современном этапе литературоведения;

— дать комплексную характеристику мировоззренческих авторских установок писателей, определивших собой композиционное строение произведения;

— выделить наиболее значимые для выражения идеи элементы художественной структуры и описать их функционирование в тексте произведений;

— охарактеризовать своеобразие воплощения авторского мировидения в композиции анализируемых произведений.

Методологическую и теоретическую базу диссертации составили исследования по теории литературы и лингвистики М. М. Бахтина, В. В. Виноградова, Н. К. Гея, Л. Я. Гинзбург, В. В. Кожинова, Б. О. Кормана, И. К. Кузьмичева, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана, A.A. Потебни, Н. Т. Рымаря, Н. Д. Тамарченко, Ю. Н. Тынянова, В. И. Тюпы, Б. А. Успенского и дртруды по эстетике и философии творчества Аристотеля, Г. В. Ф. Гегеля, Г. Э. Лессинга, А. Ф. Лосеваа также труды, посвященные творчеству В. В. Вересаева, М. А. Осоргина, М. М. Пришвина (перечислены в пункте введения «Степень изученности темы»).

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что его предполагаемые результаты могут способствовать изучению закономерностей развития отечественного художественного сознания начала XX века.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в возможности использования представленных в работе материалов при изучении в вузе истории русской литературы XX века, а также в спецкурсах по русской прозе первой трети XX века.

Апробация работы: Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской литературы НГПУ. Ряд положений был представлен на внутривузовских, региональных, всероссийских и международных конференциях, в том числе:

1) Русско-зарубежные литературные связи. — Нижний Новгород: НГПУ, 2005.

2) XVI Рождественские православно-философские чтения: Русское православие как основа сохранения национальной идентичности. — Нижний Новгород, 2007.

3) Нижегородский текст русской словесности. — Н. Новгород: НГПУ, 2007.

4) Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века — М.: МГОУ, 2007.

5) Грехневские чтения — 7. — Н. Новгород: ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2008.

6) Михаил Пришвин: диалоги с эпохой. — Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2008.

Публикации: По теме диссертационного исследования опубликовано 11 статей, в том числе две в научных журналах, включенных в Перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий, определенных Высшей аттестационной комиссией для публикации основных научных результатов диссертации на соискание ученой степени доктора и кандидата наук (п. 1,2).

1) Оппозиция «прошлое-настоящее» в романе В. В. Вересаева «В тупике» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. № 5. — Н. Новгород: Изд-во ННГУ им. Н. И. Лобачевского, 2009. С. 286−292.

2) Система персонажей в романе М. А. Осоргина «Сивцев Вражек» как отражение авторской концепции мира // Вестник Ленинградского государственного университета им. A.C. Пушкина № 1, Т.1, Филология. СПб, 2010. С. 26−33.

3) Возникновение нового конфликта в творчестве В. Вересаева (роман «В тупике») // Неофит: сборник материалов научно-практической конференции студентов и магистрантов НГПУ. — Вып. 1. — Н. Новгород, 2004. С. 49−50.

4) Типологическая общность композиции романов «Гроздья гнева» Джона Стейнбека и «Сивцев Вражек» Михаила Осоргина // Русско-зарубежные литературные связи: межвузовский сборник научных трудов. — Н. Новгород: НГПУ, 2005. С. 66−68.

5) Воплощение христианской этики в романе Вересаева «В тупике» // Русское православие как основа сохранения национальной идентичности: XVI Рождественские православно-философские чтения. — Н. Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 2007. С. 336−341.

6) Роман М. М. Пришвина «Мирская чаша». Композиция романа как преодоление самодостаточности глав // Пушкинские чтения — 2007. Материалы XII научной конференции «Пушкинские чтения». — СПб.: ЛГУ им. A.C. Пушкина, 2007. С. 335−341.

7) Особенности воплощения мотива хаоса в романе E.H. Чирикова «Зверь из бездны» // Нижегородский текст русской словесности: межвузовский сборник научных статейН. Новгород: НГПУ, 2007. С. 339−343.

8) Роман E.H. Чирикова «Зверь из бездны». Своеобразие композиции // Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века. Вып. 5: М.: Изд-во МГОУ, 2008. С 78−82.

9) Своеобразие организации образной системы романа М. А. Осоргина «Сивцев Вражек» // Грехневские чтения: сборник научных трудов. Вып. 5. — Н. Новгород, 2008. С. 132−135.

10) Особенности воплощения природных мотивов в романе М. М. Пришвина «Мирская чаша» // Михаил Пришвин: диалоги с эпохой. — Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2008. С. 119−126.

11) Роль вставных новелл «Обезьяний городок» и «Lasius Flavus» в формировании идеи романа М. А. Осоргина «Сивцев Вражек» // Пушкинские чтения — 2008. Материалы XIII международной конференции «Пушкинские чтения». — СПб.: ЛГУ им. A.C. Пушкина, 2008. С. 99−103.

При исследовании использовались следующие методы: сравнительно-исторический, историко-типологический, метод структурно-семантического анализа текста.

В работе мы придерживались системно-целостного подхода к произведению, которое интерпретируется с точки зрения воплощения в композиции произведения авторского мировосприятия.

Структура и объем диссертационного исследования определяется поставленной целью и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка, включающего 630 наименований. Объем основной части работы — 196 стр.

Заключение

.

Русская революция 1917 года и события, последовавшие за ней, стали явлениями небывалыми по масштабности, напряженности и важности для судеб страны. Революция, разрушив государство, с его устоявшимися правовыми нормами и социальными институтами, смешала в хаос русскую действительность. Невозможность существования человека в условиях разрушенного общества потребовала напряженной созидательной работы по возвращению осмысленности бытию, поиску возможностей по восстановлению I гармонической упорядоченности мира.

Произведения, ставшие объектом нашего анализа, были написаны в русле борьбы национального самосознания за восстановление этого смысла. Книги каждого их авторов пронизаны пафосом нравственного противостояния окружающему хаосу и распаду. В нашем исследовании мы предприняли попытку проследить воплощение подобных взглядов на революционные события в композиции произведений, созданных писателями, не примкнувшими ни к каким общественным движениям и искавшим свой собственный путь в осмыслении кризисных общественных явлений. В своих книгах В. В. Вересаев, М. М. Пришвин и М. А. Осоргин провели колоссальную работу по собиранию расколотого мира в единое целое в рамках своего сознания, приводя под общий знаменатель своего миропонимания накопленный жизненный материал.

Для подобной созидательной работы в наибольшей степени подошел жанр романа, возвращающийся в первой четверти XX века с периферии литературного процесса в центр художественного освоения действительности. Романная форма, способная воплотить самое глубокое и сложное содержание, находящаяся при этом в «живом контакте с неготовой становящейся современностью (незавершенным настоящим)"256, оказалась наиболее адекватной поставленной авторами задаче.

Роман XX века раскрыл новые возможности данной жанровой формы. Пришедшие на смену классическому роману XIX века новые образцы романной формы отличались усложненной архитектоникой, сжатостью и значительной.

256 Бахтин М. М. Эпос и роман. // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. — М.: Художественная литература, 1975. — С. 451. смысловой напряженностью. Смысловая емкость достигалась за счет активного взаимодействия между разными уровнями художественного произведения. Именно с этим связаны, на наш взгляд, достижения проанализированных нами произведений.

В творчестве Пришвина взаимодействие наиболее активно протекает в рамках сознания героя, борющегося за сохранение в грубом, деградирующем мире творческих созидательных свойств личности. В романе Вересаева взаимодействие обеспечивается за счет образа главной героини, объединяющей своими действиями разрозненные событийные элементы в единое этическое пространство. Отличие вересаевского решения художественной задачи от пришвинского, заключается в том, что взаимодействие происходит не внутри сознания героя, которое нам явлено в готовом и неизменяемом виде, а во взаимодействии с другими персонажами. Но и в том и в другом случае нам предъявлена попытка преобразовать мир, качественно изменить его в рамках борьбы персонажа за основанное на высоких этических представлениях упорядочивание бытия. В творчестве Осоргина подобное слияние происходит посредством образа повествователя, включающего изображаемый мир в контекст общих, естественно-природных законов бытия.

Лучшие страницы всех произведений связаны, по нашему глубокому убеждению, именно с этим активным взаимодействием. При анализе композиции романов мы находим примеры того, что при утрате активного взаимодействия между разными уровнями пропадает глубина осмысления бытия.

Каждое из произведений, представляя собой напряженнейшее размышление автора о мире и месте человека в нем, заключает в себе взгляд писателя на события страны сквозь индивидуальную мировоззренческую парадигму. Во всех книгах мы видим осмысление писателями этих вопросов под особым, личностным углом зрения, связанным для каждого с особой темой. Для.

Вересаева такой темой стало место и значение русской интеллигенции в общественной жизни страны, для Пришвина главным вопросом творчества стал вопрос соотношения природы и личности, для Осоргина — место и роль человека в общем естественно-природном порядке вещей. Революционные события, на фоне которых происходит решение данных вопросов, максимально заостряют.

194 конфликтность, «предельность» волнующих писателей вопросов, и можно с уверенностью заявить, что для всех трех писателей решение этих задач привело к значительному творческому успеху. Все три произведения, бесспорно, могут быть названы в ряду высших художественных достижений авторов и признаны заметными страницами в истории отечественной литературы XX века.

Кроме этого, наше исследование может служить подтверждением важной для понимания сущности художественного творчества мысли, замечательно точно высказанной в свое время Оскаром Уайльдом в предисловии к «Портрету Дориана Грея»: «Искусство — это зеркало, которое отражает того, кто в него смотрится, а вовсе не действительность». Как нам кажется, результаты нашего исследования достаточно убедительно демонстрируют, что художественное произведение — это двустороннее зеркало, «отражающее» не только сознание воспринимающей стороны (читателя), но и внутренний духовный мир создателя,.

257 посредством запечатления в художественном мире волнующих его вопросов. По существу, данные вопросы выполняют роль универсального ключа, с помощью которого авторы пытаются решить драматические вопросы, поставленные реалиями отечественной истории начала 20-го века.

Необходимо также отметить высокую ценность той созидательной работы, которую провели данные авторы, поскольку история культуры XX века прошла под знаком крушения гуманистических ценностей. Гуманистический пафос этих произведений для нас особенно важен как образец высокого личного и творческого поведения: несмотря на в высшей степени трагические события, ни в одном из романов не происходит отказа от попыток осмысления этих событий как принципиально постижимых для человека. Эта особенность произведений, на наш взгляд, демонстрирует далеко неисчерпанные возможности реалистического метода в деле постижения действительности.

Сказанное В. В. Вересаевым, М. М. Пришвиным и М. А. Осоргиным слово о революции, безусловно, заслуживает внимания. Оказавшись в критической ситуации, писатели не только продемонстрировали образцовые человеческие.

257 Наиболее явно этот процесс наблюдается в романных формах нового времени.

195 качества, но и совершили акт глубокого постижения реальности, осуществив напряженный поиск ответов на важнейшие вопросы.

Это позволило им создать замечательные образцы художественной прозы, ставших очередной страницей в постижении нашего национального своеобразия. Значение созданных писателями философско-художественных концепций мира, думается, имеет наднациональное значение и может быть воспринято другими национальными культурами. Проблемы, затронутые в этих книгахсамоопределения в трудное время трагического излома эпох, сохранение гуманистических ценностей, представляющих собой опору личности — все это составляет непреходящую ценность этих книг.

Опыт осмысления этими писателями революции при анализе данной темы, безусловно, должен быть учтен и включен в спектр того, что было создано другими художниками слова.