М. Ю. Лермонтов и английский романтизм

Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования

" Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова"

Кафедра иностранных языков для профессиональной коммуникации Реферат М. Ю. Лермонтов и английский романтизм Исполнитель: Илгун А.В.

студентка 1 курса, группа Илм-14−2

Руководитель:

Слободнюк Сергей Леонович профессор, доктор филологических наук, доктор философских наук Магнитогорск, 2015

• Введение
• 1. Особенности романтического направления в Англии
• 2. Байронизм в России
• 3. М. Ю. Лермонтов и Дж.Г. Байрон
• 3.1 Байрон в лирике М.Ю. Лермонтова
• 3.2 Следы влияния Байрона в поэмах Лермонтова
• 3.3 След писем и дневников Байрона в «Герое нашего времени»
• Выводы

Список использованной литературы байрон лермонтов романтический герой

Современные Лермонтову критики, а так же исследователи более позднего времени, неоднократно пытались оценить степень влияния на его творчество английского романтизма. Одни признавали это влияние только в начале творческого пути Лермонтова, другие вовсе отказывали Лермонтову в зрелости и оригинальности его таланта, утверждая, что его творчество — плод влияния Байрона с одной стороны и Пушкина с другой.

Целью данного реферата является определение роли влияния английского романтизма в лице Байрона в становлении творческой индивидуальности Лермонтова.

Задачами работы являются: рассмотрение особенностей английского романтизма, а так же байронизма в России, сопоставление произведений Байрона и Лермонтова, выявление связей, соединяющих произведения, рассматриваемых авторов, изучение существующих знаний о воздействии литературного наследия Байрона на творчество Лермонтова; выявление черт сходства и отличия поэтики исследуемых авторов.

В работе применен сравнительно-исторический метод исследования в сочетании с системным анализом. При сопоставлении произведений используется структурный метод.

1. Особенности романтического направления в Англии

Романтизм возник в Западной Европе в конце XVIII-начале XIX веков. Благоприятной почвой для развития нового направления в искусстве явились неудовлетворенные просвещением результаты Французской революции (1789−1793 гг.), усиление политической реакции в странах Европы.

Романтизма — как школы — не существовало в Англии. Здесь не было, как во Франции и Германии, группы писателей, объединившихся на романтической платформе. И, тем не менее, ряд типичных признаков романтизма, отличавших английскую литературу в первые десятилетия XIX в., дают право говорить о романтическом направлении в Англии. Эти признаки были: протест против классической рассудочности, в особенности против классических правил, и противопоставление им индивидуальной поэтической свободы; интерес к народности и к старине, к средним векам — в противоположность Античности, которая являлась главным содержанием классицизма; интерес к экзотике, который привлёк внимание английских романтиков к Шотландии, стране старинных народных песен и легенд. Природа и деревня широким потоком вливаются в английскую романтическую поэзию. Наконец, большую роль в английской поэзии романтического периода играют революционные настроения, увлечение французской революцией, политический радикализм.

Так же для английского романтизма характерна сосредоточенность на проблемах развития общества и человечества в целом, острое ощущение противоречивости, даже катастрофичности исторического процесса. Обострённое внимание к душевному миру человека, но, в отличие от сентиментализма, романтиков интересует не обычный человек, а исключительные характеры в исключительных обстоятельствах. Романтический герой испытывает бурные чувства, «мировую скорбь», стремление к совершенству, мечтает об идеале. Для романтизма характерно убеждение, что не логика и знание, а интуиция и воображение открывают тайны жизни. Привлекательные черты романтизма имеют и обратную сторону. Художник превращается в существо высшего порядка, которого «обычные» люди не могут понять и оценить («гений и толпа», «поэт и чернь» и т. п.).

Порыв к идеалу, порой иллюзорному или недостижимому, оборачивается неприятием повседневной жизни, этому идеалу не отвечающий. Отсюда — так называемая «романтическая ирония» по отношению к устоявшейся действительности, которую обыватель принимает всерьёз. Отсюда и внутренняя раздвоенность романтика, вынужденного жить в двух несовместимых мирах идеала и реальности, преходящая порой в протест не только против костной действительности, но и против божественного миропорядка («богоборческие» мотивы у Байрона).

Неудовлетворённость результатами Французской революции, усиление политической реакции в странах Европы вслед за ней оказались подходящей почвой для развития романтизма.

Среди романтиков одни призывали общество вернуться к прежнему патриархальному быту, к средневековью и, отказываясь от решения насущных проблем современности, уходили в мир религиозной мистики; другие выражали интересы демократических и революционных масс, призывая продолжить дело Французской революции и воплотить в жизнь идеи свободы, равенства и братства.

В истории английского романтизма можно выделить два этапа: период «Озерной школы» — Вордсворт, Кольридж, Крабб, Саути, молодой Скотт (им свойственны неприятие враждебной цивилизации, воспевание природы, воспевание старины, христианского смирения, бережное до благоговейности отношение к фольклору); и период «лондонских романтиков» — это Лэм, Хэзлит, Хант, Мур и Китс, которые своим творчеством воспевают красоту мира и человека. Другие настроения характерны для творчества Байрона и Шелли. Это настроения борьбы и протеста.

Двух поэтов объединяет политический пафос, резкое отрицательное отношение к существующему строю, сочувствие к угнетенным и обездоленным.

В поэзии Байрона представлено чувство трагической безысходности, мотивы «мировой скорби» .

2. Байронизм в России

Космополитический размах творчества Джорджа Гордона Байрона (1788−1824), его соответствие запросам эпохи, склонной к пессимистической оценке жизни, и громадная эстетическая ценность были причинами широкой популярности Байрона в 20-х, 30-х и 40-х годах XIX века и создали школу последователей, называемых байронистами, во всех европейских литературах. В отдельных случаях байронизм проявлялся в самых разнообразных формах воздействия гениального поэта на его поклонников, будь то прямое подражание, или заимствование, или общий импульс, или более или менее широкое влияние, или полубессознательная реминисценция и т., причем зависимость байрониста от своего образца находилась в обратном отношении с силою его таланта: чем крупное был талант, тем меньше была эта зависимость и тем более байронизм являлся лишь элементом (более или менее плодотворным) в развитии собственных творческих замыслов поэта.

В самой Англии байронизм не был распространен, но он был силен на континенте Европы, где знакомство с поэзией Байрона и восхищение ею относятся уже к последним годам жизни поэта (1819—1824) и достигают широкого развития после его геройской смерти за свободу Греции (в 1824 г.), — смерти, доказавшей, что слово не расходилось у него с делом, и необыкновенно повысившей общественные к нему симпатии.

Крупное значение имел байронизм и в России, где первое знакомство с поэзией Байрона относится к 1819 году, когда ею заинтересовался кружок кн. П. А. Вяземского (1792—1878) и В. А. Жуковского (1783—1852). Начиная с этих писателей, почти все поэты пушкинской эпохи переводили Байрона или так или иначе выражали сочувствие его поэзии.

В письмах писателей и просто рядовых представителей российской культуры того времени то и дело мелькает имя Байрона с отзывами о его произведениях. О Байроне и его героях беседуют в литературных салонах. Известную роль в знакомстве русских читателей с творчеством Байрона сыграло то обстоятельство, что в Италии 20-х гг. было много русских, которые отмечали его популярность среди итальянцев. В Россию передавались рассказы о Байроне, о его участии в революционной борьбе. Быстро растут переводы произведений Байрона вначале с французского, но затем и с английского подлинника. В журналах печатаются статьи о Байроне, появляются его портреты. Не все дозволялось цензурой к публикации в России. Так, сатира «Бронзовый век» и «русские» главы «Дон Жуана» были запрещены, и проникали к читателю контрабандой. Это было вызвано гневным осуждением крепостного права в России и язвительными замечаниями в адрес русских императоров, содержащихся в этих произведениях.

Ещё одной причиной популярности Байрона среди русских читателей и писателей был низкий уровень философского образования в России. Правительство боялось вольнодумства и не поощряло всестороннее и полноценное изучение философских систем и течений. «<�…> философское образование и просвещение, круг философских идей, доступных писателю, входили в его сознание <�…> не столько путём прямого, обеспеченного организацией высшей школы <�…> изучения философии, сколько более косвенными путями — через журналистику <�…> и в особенности через изучение поэтов, драматургов и прозаиков Запада, творчество которых оказалось насыщенным философскими, моральными, психологическими и эстетическими идеями. В этом направлении влияли Шиллер, Гёте, Байрон» .

В весьма различной степени и в разнообразнейших оттенках отголоски байронизма проявляются у В. Ж Кюхельбекера (1797- 1846), К. Н. Батюшкова (1787—1855), Д. В. Веневитинова (1805—1827), А. А. Дельвига (1798—1831) и др. Поэт слепец И. И. Козлов (1779—1840) знал многие произведения Байрона наизусть, переводил их и подражал им. К. Боратынский (1800—1844), которого друзья называли «Гамлетом», был предрасположен к «мировой скорби»; вопли Байрона находили эхо в его сердце (стих. «Последняя смерть», 1828, навеянная «Тьмою» английского поэта), пока он не преклонился перед гением «олимпийца» Гете. Под обаянием байронизма стоял А. И. Полежаев (1806—1638), у которого пессимистическое настроение питалось крайними невзгодами его жизни, вследствие чего его скорбь являлась не столько «мировою», сколько личною. А.А. Бестужев-Марлинский (1795—1837) в многочисленных повестях выводил нередко байронические типы, доведя их до утрировки. Наибольшее значение в истории русского байронизма выпало на долю А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Пушкин, живя в ссылке на юге России, по собственному его выражению, «с ума сходил по Байрону»; прочитав «Корсара», он «почувствовал себя поэтом». Пушкин был также в восторге от «Дон-Жуана», высоко ценил «Чайльд-Гарольда» и другие произведения Байрона. Лирико-эпическими поэмами английского поэта навеяны «Кавказский Пленник», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» и отчасти даже «Полтава» (с эпиграфом из Байрона и ссылкой на его «Мазепу»). Своего «Онегина» сам поэт сближал с «Беппо», а еще чаще с «Дон-Жуаном»; никто, может быть, кроме Мюссе, не усвоил себе так блестяще, как Пушкин, технику байроновских лирических отступлений; в романе встречаются прямые реминисценции из «Дон Жуана»; «Домик в Коломне» и «Граф Нулин» задуманы опять-таки под впечатлением «Беппо» .

Собственно же «мировая скорбь» мало была свойственна жизнерадостной и уравновешенной природе русского поэта, почему байронизм и был лишь мимолетным эпизодом в эволюции его гениального творчества.

Глубоко затронул байронизм Лермонтова. «У нас одна душа, одни и те же муки» , — писал о Байроне юный Лермонтов. Позднее он называл себя «не Байроном, а другим, неведомым избранником… с русскою душой». В Печорине Лермонтов создал один из самых замечательных вариантов байроновского отщепенца, а в Грушницком — пародию на байронического героя.

3. М. Ю. Лермонтов и Дж.Г. Байрон

Лермонтов начал знакомиться с творчеством Байрона с детства. В 15 лет он изучил английский язык и делал переводы стихов Байрона. Так, его троюродный брат и близкий друг А.П. Шан-Гирей указал, что Лермонтов учился английскому языку по Байрону и «через несколько месяцев стал свободно понимать его». Летом 1830 г. он, по словам Е. А. Сушковой, «был неразлучен с огромным Байроном». Из воспоминаний студентов Московского университета также видно, как увлекался Лермонтов чтением Байрона.

Непосредственное влияние Байрона на Лермонтова сразу приняло огромные размеры. Характерно также, что оно было разнообразным и по формам проявления. Даже по немногочисленным сохранившимся заметкам 1830 г. видно, как восторженный юноша все примеривал на рост Байрона. Ознакомившись с муровским жизнеописанием Байрона [" прочитав жизнь Байрона (Муром)" ], молодой поэт с особенным интересом отнесся к тем деталям биографии Байрона, которые, как ему казалось, роднят их. В «замечаниях» энтузиаста отмечено раннее предчувствие у обоих поэтов поэтического призвания: «Когда я начал марать стихи в 1828 году (в пансионе), я как бы по инстинкту переписывал и прибирал их, они еще теперь у меня. Ныне я прочел в жизни Байрона, что он делал то же — это сходство меня поразило!» (т. V, стр. 348).

Другое замечание: «Еще сходство в жизни моей с лордом Байроном. Его матери в Шотландии предсказала старуха, что он будет великий человек и будет два раза женат; про меня на Кавказе предсказала то же самое старуха моей Бабушке. — Дай бог, чтоб и надо мной сбылось; хотя б я был так же несчастлив, как Байрон» (т. V, стр. 351).

Юный поэт, решивший посвятить себя литературе и, как всякий другой, в предшествующем литературном материале искавший образцы, на которые он мог бы опереться, замечает: «Наша литература так бедна, что я из нее ничего не могу заимствовать» (т. V, стр. 350). О «ничтожестве литературы русской» говорил и Пушкин.

Лермонтов порывает со всеми литературными течениями, не признает ни одного имени современной литературы, кроме духовно ему близкого Байрона.

3.1 Байрон в лирике М.Ю. Лермонтова

С исключительной силой эта духовная близость выражена в известном стихотворении «К***» :

Не думай, чтоб я был достоин сожаленья, Хотя теперь слова мои печальны; — нет! Нет! все мои жестокие мученья: — Одно предчувствие гораздо больших бед.

Я молод; но кипят на сердце звуки, И Байрона достигнуть я б хотел: У нас одна душа, одни и те же муки; — О если б одинаков был удел…

Как он, ищу забвенья и свободы, Как он, в ребячестве пылал уж я душой, Любил закат в горах, пенящиеся воды, И бурь земных и бурь небесных вой. -;

Как он, ищу спокойствия напрасно, Гоним повсюду мыслию одной Гляжу назад — прошедшее ужасно; Гляжу вперед — там нет души родной!

(Т. I, стр. 124.)

Но в 1832 году в pendant к стихотворению Лермонтов в 1832 г. так определяет свое credo:

Нет, я не Байрон, я другой, Еще неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум немного совершит; В моей душе как в океане Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? кто Толпе мои расскажет думы? Я — или бог — или никто!

(Т. I, стр. 350.)

Лермонтов вносит необходимые коррективы в установленное и никогда им не отвергаемое духовное «родство». Это «как он… но» — первый проблеск сознания различных условий, в которых суждено действовать двум столь «сходным» поэтам.

Главная мысль стихотворения не в том, что поэт, так недавно еще мечтавший об «уделе» Байрона, хотевший «Байрона достигнуть», заявляет теперь: «Нет, я не Байрон», «мой ум немного совершит». Это неоправдавшееся опасение, вернее, оправдавшееся лишь наполовину («Я начал рано, кончу ране», сравн. позднейшее выражение: «Мой недозрелый гений»). Глубочайший же смысл этого стихотворения заключен в утверждении поэта «с русской душой», что только он может «рассказать» свои «думы» .

Все переводы его из Байрона, как более или менее точные, так и «вольные», падают на период с 1830 по 1836 гг. В разные периоды своей жизни Лермонтов переводил или интерпретировал в форме «вольного» перевода следующих авторов: Шиллера, Гёте, Цедлица, Гейне, Байрона, Бёрнса, Мицкевича. Среди перечисленных поэтов значительным числом стихотворений в его переводах представлены Шиллер и Байрон.

В 1830 году он переводит, уже стихами, «Farewell» («Farewell! if ever fondest prayer»), начало баллады из XVI песни «Дон Жуана» («Beware! beware! of the Black Friar») под заглавием «Баллада» и дает вольный перевод-вариацию стихотворения «Lines written in an Album, at Malta» («As о’er the cold sepulchral stone») под заглавием «В альбом» .

К следующему, 1831 г. относится стихотворение «К Л.—» («У ног других не забывал»), обозначенное поэтом в подзаголовке как «Подражание Байрону» и восходящее к его «Stanzas to*****, on leaving England» («'Tis done — and shivering in the gale»); к 1830—1831 гг. — «Подражание Байрону» («Не смейся, друг, над жертвою страстей»), связываемое с «Epistle to a Friend» ;

к 1832 г.: 1) стихотворение «Время сердцу быть в покое», где первое четверостишие воспроизводит начало стихотворения Байрона «On this day I complete my thirty-sixth year» («'This time this heart should be unmoved»), а все дальнейшее развивает основные образы того отрывка из поэмы Кольриджа «Кристабель», который стоит эпиграфом к стихотворению Байрона «Fare thee well», и 2) вольный перевод отрывка из «Мазепы» («Ах! ныне я не тот совсем»), из V главки поэмы.

Вовсе не случайно в 1830 и 1831 гг. Лермонтов зачитывался Байроном, Июльская революция во Франции всколыхнула и Россию и вызвала вновь к жизни забытые было декабристские настроения, особенно среди передовой части студенчества. Все вспомнили Байрона, поэта-борца, осуществившего в своем творчестве «союз меча и лиры» .

Мечта об «уделе» Байрона преследует юного поэта. Его «гордая душа», полная «жаждой бытия», ищет «боренья», без которого «жизнь скучна» :

Мне нужно действовать, я каждый день Бессмертным сделать бы желал, как тень Великого героя…

(Т. I, стр. 178.)

Байрон в лирике Лермонтова представлен таким значительным числом переводов, вольных «подражаний» и просто упоминаний его имени в оригинальных стихах, как никто из других западно-европейских авторов, сближаемых с Лермонтовым. При этом важно подчеркнуть, что большинство случаев прямой связи с поэзией Байрона относится к ранним годам — вплоть до 1832 г.

Переводы Лермонтова из Байрона и подражания ему очень различны по степени близости к оригиналу. Наряду с такими точными переводами, как «Farewell» или «В альбом» (во второй редакции, 1836, где текст увеличен на один стих по сравнению с оригиналом), нам встречаются и такие случаи, когда стихотворение оригинала значительно сокращается в русской обработке, когда из него заимствуются некоторые образы (правда, доминирующие в нем), но группируются в иной последовательности, чем в английском тексте, и чередуются с образами и мотивами, принадлежащими только Лермонтову. Так, например, обстоит дело в «Подражании Байрону» («У ног других не забывал»). Оригинал состоит из 11 строф по 6 стихов (всего 66 стихов); лермонтовское стихотворение — из 3 строф по 8 стихов (всего 24 стиха). У Байрона основная тема (сформулированная и в заглавии: «On leaving England») — прощание перед разлукой с любимой женщиной, которая не отвечает поэту на любовь; мотив первой строфы — предстоящее отплытие на корабле. Тема прощания и разлуки у Лермонтова играет гораздо меньшую роль, мотив отплытия перенесен у него во вторую часть второй строфы («Корабль умчит меня от ней / В безвестную страну…»). В оригинале все строфы замыкаются рефреном, стихом, последние слова которого: «love but one» (за исключением строфы десятой, где в конце стоят слова: «for aught but one»); у Лермонтова же каждая строфа оканчивается одним и тем же стихом: «Люблю, люблю одну», который соответствует общему содержанию рефренов оригинала, но формально не совпадает ни с одним из них, будучи и гораздо лаконичнее и проще.

Каковы те конкретные черты стиля, которые являются общими для оригинальной лирики Лермонтова и его переводов из Байрона, роднят творчество обоих поэтов, и каковы черты различия?

Революционность поэтического творчества Байрона проявляется, как у, всякого крупного писателя-новатора не только в идейно-тематической плоскости, но и в словаре, в характере словоупотребления, в ритмико-синтаксическом строе и общем эмоциональном тоне речи. Эти аспекты стиля неодинаковы в разных жанрах поэзии Байрона — в поэме, драме и лирике. Что касается последней, то они в ней достаточно специфичны.

В огромном большинстве лирических стихотворений Байрона есть герой, очень активно проявляющий себя. Герой этот — «я» поэта. Личность автора имеет в стихах Байрона важное значение как организующее тематическое и композиционное начало, определяя всю эмоциональную трактовку каждого данного мотива и его развитие. Личность поэта как героя его стихотворений является у Байрона прежде всего носителем больших страстей, напряженных переживаний. Стихи о любви, и притом о несчастной любви, занимают в лирике Байрона очень крупное место. Тема личного неблагополучия, трагизм личных отношений в лирике Байрона подготовляют тему неблагополучия социального, а неудовлетворенность своей судьбой — протест против этого неблагополучия. Байрон (или его трагический герой) говорит полным голосом, тон его глубоко серьезен и чужд иронии. Но замечательно, что страстный и напряженный пафос, сам по себе характерный для Байрона, отличающий его и от предшественников и от старшего поколения современников, вступает в не менее характерное сочетание с большой простотой языка, с разговорной лексикой (в отдельных местах), которая, однако, нисколько не снижает общего тона речи. Байрон-лирик не отказывается от приподнятых романтических образов и эмоциональных формул, но сочетание их в одно целое с элементами иного порядка у него настолько органично, что, при всей противоположности, контраста не получается и все время сохраняется впечатление естественности.

Лермонтов, овладевая лирическим наследием Байрона, прежде всего воспринял те его элементы, которые легче всего было усвоить средствами общеромантической стихотворной культуры, — его пафос, напряженность и страстность в выражении переживаний и мыслей, личный тон. Элементы байроновской простоты представляли главную трудность. Лермонтовские переводы и реминисценции из Байрона в целом почти всегда приподняты на несколько тонов по сравнению с оригиналом. То, что Лермонтов сам привносит почти в каждую переводимую или «вольно» переработанную вещь, именно и создает это отклонение от общего строя оригинала. Так, в стихотворении «К Л. — (Подражание Байрону)» Лермонтов вводит от себя характерный для его собственного стиля образ: «память, демон-властелин», у Байрона отсутствующий. В переводе стихотворения «Farewell» он, напр., вводит метафоры, «повышает» стилистический строй стихов 11—12-го. Сравним:

Большинство переводов из Байрона и «подражаний» приходится у Лермонтова на 1830—1832 гг.

На 1836 г. открывающий собой период полной творческой зрелости поэта, приходятся:

1) «Еврейская мелодия» («Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!»), являющаяся переводом стихотворения «My soul is dark» из цикла «Hebrew Melodies» ,

2) стихотворение «В альбом» («Как одинокая гробница») — перевод «Lines written in an Album», стихотворения, которое в 1830 г. послужило Лермонтову для вольной вариации, и

3) стихотворение «Умирающий гладиатор», связываемое с тремя строфами (139—141) IV песни «Чайльд-Гарольда» .

На переводах Лермонтова из Байрона — поэта, наиболее близкого ему идейно-тематически и отчасти стилистически, мы видим все же, что русский поэт всегда остается самим собой и что его слово сливается со словом оригинала только там, где оригинал приближается к нему. Наследие иностранного поэта, для него — не образец, которому можно подражать, а фактический источник, из которого заимствуются определенные данные (тема, отдельная ситуация, тот или иной образ), подобно тому, как беллетристом используется документальный, мемуарный или научно-исторический материал.

Правда, в своих переводах из Байрона Лермонтов еще довольно далек от его простоты, местами почти разговорной, от естественности его речи. Эти качества появляются у Лермонтова только в его оригинальной лирике последних лет жизни (напр., «И скушно и грустно») и в таких вещах, как «Сашка» или «Сказка для детей» (если не считать других поэм с бытовым фабульным фоном, где данные особенности используются в комическом плане). С точки зрения истории русского байронизма в переводах (и переделках) Лермонтова чрезвычайно существенно то, что лирическое «я» поэта выступает как сильная, яркая, страстная личность, что за личной темой (будь то переживание неразделенной любви или разобщенность с любимой) чувствуется определенное мироотношение, критическое и глубоко активное, что за недовольством своей личной судьбой ощущается неудовлетворенность жизнью вообще, неприятие жизни и что следующий шаг в этом направлении — это уже протест социальный. И, действительно, в «Умирающем гладиаторе», связанном, правда, не с лирикой Байрона, а с его поэмой, налицо определенная социальная направленность, гневное обличение общества и государства, протест против бесчеловечности существующих в нем отношений.

Лермонтову важна была прежде всего идейно-тематическая сторона поэзии Байрона; моменты формального порядка играли для него меньшую роль, дав повод в одном случае (в «Балладе») к одному из тех метрических опытов, которые встречаются и в других стихах Лермонтова (сочетание анапеста с амфибрахием и нарушение нормальной стопы этих размеров). Путь развития поэзии Лермонтова на известном своем отрезке прошел параллельно пути, пройденному Байроном; творчество Лермонтова соприкоснулось с творчеством Байрона. Следом этого соприкосновения являются переводы и «подражания». Они показывают, что Лермонтов не только искал идейно-тематической поддержки себе в творчестве Байрона, не только использовал опыт предшественника, но прежде всего активно перерабатывал результаты этого опыта и самостоятельно развивал определенные его элементы. После 1836 г. он уже не переводит Байрона. Если в системе его лирического творчества переводы из Байрона играли роль переходных звеньев между теми или иными оригинальными стихотворениями, если к лирике Байрона он обращался как к источнику, дающему ему нужный материал, то в дальнейшем этот источник отступает для него на задний план.

И так, сделаем выводы.

1. Не только в переделках, но и в переводах, сравнительно близких к подлиннику, Лермонтов подвергает иноязычный материал огромной творческой переработке, иногда по-новому осмысляет его, резко выделяя одни элементы за счет других, обычно несколько повышая стилистический тон подлинника, придавая ему бомльшую торжественность или усиливая пафос и трагизм, при этом расширяя словарно-образный диапазон и даже порой «приукрашая» переводимого автора. Темы и мотивы переводимых или переделываемых стихотворений почти всегда перекликаются с наметившимися уже ранее темами и мотивами собственного творчества поэта.

2. Перевод сам по себе не доказывает «влияния» переводимого автора на переводчика, — он может свидетельствовать лишь об интересе к автору оригинала, о характере отношения к нему. Лермонтов в своих переводах и «подражаниях» чрезвычайно самостоятелен и оригинален, передавая специфику подлинника лишь в той мере, в какой ему по пути с данным автором. В интерпретируемом авторе его интересует возможность найти новые оттенки для выражения собственных творческих намерений. Оригинал для него нередко — лишь сюжетный или тематический источник, подобный тому, каким для романиста может являться исторический документ. Из произведения иностранного поэта он черпает лишь определенные данные, облегчающие и ускоряющие для него переход к следующему этапу в развитии той или иной темы. Главную роль для него играют общие смысловые мотивы подлинника, его сюжетные черты, а моменты формальные — роль подчиненную.

3.2 Следы влияния Байрона в поэмах Лермонтова

Зависимость многочисленных романтических поэм Лермонтова от Байрона очевидна. В частности, она проявилась как в прямых заимствованиях, так и в целой тщательно продуманной системе эпиграфов из Байрона, выражавших основную мысль поэмы и отдельных ее глав, строф, образов. Эпиграф к «черкесской повести» «Каллы», взятый из «Абидосской невесты», может служить эпиграфом ко всем так называемым «кавказским поэмам», или, как часто называл их сам Лермонтов, «восточным повестям», и указывает на зависимость их от «восточных поэм» Байрона:

Это природа Востока; это страна Солнца — Может ли оно приветствовать такие деяния, какие совершали его дети? О! неистовы, как голоса прощающихся любовников, Сердца в их груди и рассказы, которые они передают.

Строка из «Гяура»: «Когда такой герой родится снова?», взятая эпиграфом к «Последнему сыну вольности», исчерпывающе передает основную мысль поэмы. В «Моряке» развернут эпиграф из «Корсара». Подобные примеры можно было бы умножить.

В трех словах: «свобода, мщенье и любовь» дана исчерпывающая характеристика содержания всех поэм, как и всего раннего творчества Лермонтова. Очевидна общность этих тем с байроновскими. В восточных поэмах Байрона формировался романтический герой, соединявший Чайльд-Гарольда первых двух песен с Манфредом. В этом байроническом герое, «человеке одиночества и таинственности», представлена яркая и сильная личность в ее положительных и отрицательных качествах, зреет неопределенный гуманизм и ненависть к тирании. Последовательные фазы развития героя поэм усиливают связь его с обществом. Гяур руководится еще личной местью и выступает одиночкой. Селим («Абидосская невеста») уже предводитель разбойников и опирается на их помощь. Жизнь Конрада из «Корсара» уже неотделима от жизни его товарищей. Но вот что существенно: наперекор субъективным стремлениям автора соединение личного и общественного в герое Байрона осуществлялось уже не органически и крайне абстрактно.

" Свобода, мщенье и любовь" у Байрона выступали неразрывно. У Лермонтова свобода уже отнята, любовь несет одни страданья, остается только месть, являющаяся центральной темой романтических поэм, месть за отнятую любовь или отнятую свободу, а вовсе не способ занятий, как «корсарство» у Байрона, месть, полная противоречий, вытекающих не только из самой страсти, но и позиции мстителя.

Роль Байрона в формировании жанра и героя романтических поэм Лермонтова была исключительно велика. Русская литературная традиция не давала достаточно материала.

Больше всего связи с Байроном у Лермонтова по линии характера романтического героя. Уступая Байрону в силе обобщения (в значительной степени благодаря усилению субъективно-романтического элемента), Лермонтов превосходит его уже с первых шагов в конкретном, психологическом анализе, как реалист. Он акцентирует не только сильные (как Байрон), не только слабые (как Пушкин) стороны романтического героя, а обе вместе, т. е. двойственность его. Герой Байрона цельнее, однообразнее, дальше от действительности; герой Лермонтова двойственнее, разнообразнее, ближе к действительности, сложнее.

Герои лермонтовских поэм проходят путь, очень напоминающий эволюцию героя поэм Байрона. И поэмы Лермонтова также — эксперименты над одной и той же личностью. Но эта личность сама по себе более рефлексивна. Конфликт ее с миром с одной стороны, более достоверен, чем у Байрона, с другой стороны он происходит как будто в более тонких, почти абстрактных, планах. Это различие менее выражено в ранних поэмах («Последний сын вольности», «Измаил-Бей», «Литвинка», «Хаджи Абрек», «Аул Бастунджи» и др.), но постепенно нарастает с каждым новым героем и достигает апогея в образах Демона и Мцыри, хотя оба эти образа имеют родство с байроновскими героями. В поэмах Лермонтова нам является герой с разнообразно представленным, но по сути одним и тем же конфликтом со средой. Этот конфликт имеет две причины и два пути развития, что определяет два типа героев: герои, схожие с Демоном («демонические») и герои, напоминающие Мцыри («недемонические»). В этих двух линиях отчуждение возникает по принципиально разным причинам, и разрешается этот конфликт тоже принципиально по-разному. Оба пути отчуждения были в свое время пройдены байроновскими героями, но Лермонтову в его зрелых произведениях удается найти в рамках этой проблематики гораздо более тонкие и неожиданные решения, подчас доведенные до уровня глубочайшего обобщения.

3.3 След писем и дневников Байрона в «Герое нашего времени»

В романе «Герой нашего времени» также видна преемственная связь творчества Байрона. Письма Байрона Лермонтов хорошо знал. В своих автобиографических заметках он трижды ссылается на нее. «Письма и дневники» Байрона вышли на английском и на французском языке в 1830 году. Письма и дневники Байрона стали для Лермонтова ценным материалом, который он усваивал, переосмысливал и использовал в своем творчестве согласно тем художественным замыслам, которые у него рождались. Кондратенкова Е. А. в диссертации «След писем и дневников Байрона в «Герое нашего времени» выявляет 79 межтекстовых связей, включающих 186 фрагментов байроновского и лермонтовского текста. Перечислим некоторые из них.

1. Не said he was certain I was a man of birth, because I had small ears, сurling hair, and little white hands, and expressed himself pleased with my appearance and garb [Vol. I, L. 12.11.1809, p.261−262].

Ali Pacha told me he was sure I was a man of rank, because I had small ears and hands, and curling hair. [ Vol. I, L. 03.05.1810, p. 284]

" <…> его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. <…> белокурые волосы, вьющиеся от природы, <.>" [с. 220].

Оба примера связывает частичное совпадение на лексико-семантическом уровне, подкрепляемое сходством темы и единством композиционного элемента (описание внешности). В описании внешностей героев и Али Паша в «Письмах», и рассказчик в «Герое» отмечают их знатное происхождение и аристократизм.

2. То be sure, I have long despised myself and man. <…> [Vol. II, J. 19.04.1814, p. 167−168].

" Я иногда себя презираю… не оттого ли я презираю и других?.." .

Фрагменты связывает совпадение лексики, подкрепляемое сходством содержания, композиционного элемента (монолог героя) и эмоционального фона. Оба отрывка использованы в дневниковых записях героев.

Но фрагменты различаются на синтаксическом уровне. Речь Печорина более выразительна и эмоционально окрашена благодаря использованию риторического вопроса, который привлекает внимание читателя к размышлениям Печорина, заставляет задуматься над внутренним состоянием героя.

3. Unrestricted as he was by deference to any will but his own, even the pleasures to which he was naturally most inclined prematurely palled upon him, <…> [Vol. I, p. 187−188].

" В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели" [с. 209].

Оба фрагмента связывают частичное совпадение на лексико — семантическом уровне, сходство темы (оба героя молоды, но уже испытывают пресыщение удовольствиями), близость эмоционального фона. Но в «Письмах»

Т. Мур высказывается о Байроне (повествование от 3 лица), а в «Герое» Печорин говорит о себе (монолог от 1 лица).

4. For, like the soul, my love can never die [Vol. II, L. 22.01.1814, p. 177].

" Но моя любовь срослась с душой моей; она потемнела, но не угасла" [с. 299].

Фрагменты связывает совпадение лексики, подкрепляемое сходство тематики: соединение души и любви, которая не умрет. Оба фрагмента приведены в письмах. Разница в том, что в английском тексте — это письмо героя, в русском — молодой дамы.

1. I am very much in love, and as silly as all single gentlemen must be in that sentimental situation [Vol. II, L. 5.10.1814, p. 253].

" Неужто я влюблен?.. Я так глупо создан, что этого можно от меня Ожидать" [5, с. 277].

Отрывки связывает частичное совпадение лексики, сходство ситуации, композиционного элемента (размышления героев о своих чувствах, дневниковые записи героев). Здесь мы наблюдаем сочетание 2-х семантических блоков: влюбленность и воздействие этого чувства, доводящего героя до глупости.

2. If he holds out, and keeps to my instructions of affected indifference, she will lower her colours. <. .> But the poor lad is in love — if that is the case, she will win. When they once discover their power, finita и la musica [Vol. II, J.10.03.1814, 158].

" <. > если две минуты сряду ей будет возле тебя скучно, ты погиб невозвратно: твое молчание должно возбуждать ее любопытство, твой разговор — никогда не удовлетворять его вполне; ты должен ее тревожить ежеминутно; десять раз публично для тебя пренебрежет мнением и назовет это жертвой, и, чтоб вознаградить себя за это, станет тебя мучить — а потом просто скажет, что она тебя терпеть не может! Если ты над нею не приобретешь власти, то даже первый поцелуй не даст тебе права на второй; она с тобою накокетничает вдоволь, а года через два выйдет замуж за урода,<. .>" [с. 250].

Фрагменты связывает сходство ситуации: Байрон дает наставления своему знакомому, а Печорин предупреждает Грушницкого об отношениях с Мери. Мысли Байрона развиваются и детализируются в монологе Печорина до мельчайших подробностей. Герои хорошо знают психологию женщин.

Связь подкрепляется сходством композиционного элемента: монолог героев в дневниковых записях. Предостережения Байрона другу сбываются в отношении Грушницкого: он влюбляется и теряет расположение Мери.

Нельзя не отметить, что Байрон использует фразу «finita и la musica» в конце описанного им возможного исхода ситуации. Печорин восклицает: «Finita la comedia!» после дуэли с Грушницким, когда любовный треугольник разорван. Этот пример показывает театральность заключительной фразы Байрона и Печорина.

Помимо совпадений отдельных фрагментов, можно выделить сходства на уровне всего текста. Первое, что обращает на себя внимание, — это форма художественного повествования — дневника.

Нельзя не отметить сходство композиции «Героя нашего времени» с композицией писем и дневников Байрона. В английском тексте в начале повествования Т. Мур дает характеристику жизненного пути и мировоззрения Байрона со своей точки зрения, т. е. со стороны. Затем перед нами предстают письма и дневники самого поэта. Подобное построение романа можно найти у Лермонтова: сначала Печорин показан с точки зрения Максима Максимыча, потом — рассказчика, а затем мы читаем дневник самого героя.

Лермонтов сохраняет байроновскую форму дневниковых записей, но ему удается осуществить то, что не удалось сделать английскому поэту: создать роман. Байрон неоднократно пробовал писать в прозе, но уничтожал свои произведения, так как они были слишком субъективны.

Журнал Печорина отличается от дневников и писем Байрона большей объективностью. При сопоставлении текстов произведений выделяются общие темы: скуки и разочарования, одиночества. Они пронизывают оба произведения. В «Герое» Печорин 19 раз навязчиво повторяет лексему скука, Байрон же использует разнообразные синонимы: a bore, dullness, ermuye, tired as Solomon, a weary.

На уровне текста можно выделить сходство образов героев произведений. Образ Байрона, раскрывающийся на страницах «Писем и дневников», сложный и многогранный, с присущими ему байроническими чертами. Он меланхолик, пресыщенный жизнью, стремится к одиночеству, подальше от наскучившего ему общества: «I am happiest when alone» [Vol.II, J. 10.04.1814, p. 166]. Аристократ и гордится этим, склонен критически относиться к окружающим и самому себе, стремится к самопознанию, эгоцентричен, фаталист. Но больше всего привлекает мощь его интеллекта и особенно оригинальность мышления. Все перечисленные черты мы находим у Печорина. Меланхолия, пессимизм, пресыщение жизнью, разочарование в людях, любви, эгоцентризм, фатализм, интеллектуальное превосходство над окружающими.

Байрону присущи черты демонизма. Мадам де Сталь называет Байрона демоном, и поэт не отрицает этого [Vol. II, J.10.12.1813, р.110]. Демонизм — важнейшая составляющая личности Печорина. В ее основе лежит бунт против существующего миропорядка, борьба добра и зла в его душе.

Но при сходных чертах образов героев, можно выделить и отличия, прежде всего, необходимо отметить большую объективность прозы Лермонтова по сравнению с субъективностью суждений Байрона.

В.Г. Белинский, сопоставляя Онегина и Печорина, характеризует их как типичных представителей мыслящих людей своего времени: «Онегин не подражание, а отражение <…> в современном обществе, которое он [Пушкин] изобразил в лице героя своего поэтического романа. <…> Но Онегин для нас уже прошедшее, и прошедшее невозвратно. <…> Печорин <…> это Онегин нашего времени, герой нашего времени». По словам Белинского, Печорин — это отражение жизни русского общества 30-х годов XIX века. Лермонтов в лице Печорина создает обобщенный образ своего поколения.

Таким образом, и в частных фрагментах, связывающих оба произведения, и в самых общих подходах к изображению человека, его жизни, Лермонтов опирается на опыт Байрона, но независимо от него, выражает собственные чувства и взгляды. Он использует ряд тем, образов из «Писем и дневников» Байрона, но дает им иное освещение, иную трактовку, выражает самостоятельный взгляд на мир, человека, судьбу.

Проза Байрона не только нашла свое отражение в «Герое нашего времени», но и стала одним из импульсов для создания Лермонтовым первого русского реалистического психологического романа.

Выводы

Несомненно, английский романтизм в лице Джорджа Гордона Байрона оказал значительно влияние на творчество М. Ю. Лермонтова. Лермонтов был хорошо знаком с творчеством английского поэта, его биографией.

Многие стихотворения периода 1828−1832 гг. грустные, мрачные, в них автор говорит о своих страданиях, о разочарованиях в жизни и в людях, скорбит о ничтожности мира и человека. Во всех этих чувствах была доля влияния Байрона, который был «властителем дум» молодого поэта. Но Байрона Лермонтов не просто копирует. Он переводит его то предельно точно, то вольно, пишет подражания, сочиняет вариации. Байрон не только давал пищу романтическим мечтам юного Лермонтова, но и учил истинному языку страстей. Михаила Юрьевича привлекали герои английского поэта, гордые, независимые личности, жаждущие безграничной свободы, относящиеся с презрением ко всем окружающим, но вместе с тем страдающие от внутреннего разлада. С 1833 по 1836 года Лермонтов мучительно ищет свой неповторимый путь, осознает предназначение поэта и его задачи, поэтому в этот период поэтом было написано очень немного стихотворений.

Одной из важных сторон поэтического дара Лермонтова были его поэмы — жанр, в котором он писал с ранней юности. Ранние поэмы Лермонтова («Корсар», «Олег», «Два брата») пропитаны байронизмом, но они носят ученический, и зачастую подражательный, характер, но затем именно в этом жанре Лермонтов достигает особой высоты. Вершины его поэмного творчества — романтические поэмы «Демон» (1829−1839), «Мцыри» (1839), а также историческая поэма «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» (1837). Демонизм Лермонтова Иванов И. И. рассматривает как высшую ступень идеализма. «И все эти черты отнюдь нельзя связывать с каким бы то ни было внешним влиянием; они существовали в Лермонтове ещё до знакомства его с Байроном и слились только в более мощную и зрелую гармонию, когда он узнал эту действительно родную душу» .

Байронизм не был подражанием, и Лермонтов, и его современники, опираясь на творчество великого английского поэта, следуя своему предшественнику, учась быть самостоятельными, постоянно вносили в свои произведения часть своей души, собственные думы, тем самым достигая оригинальности, самобытности.

Алексей Н. Веселовский справедливо заметил, что в «Герое нашего времени» Байрон «побудил его дать образец русского общественно-психологического романа, <�…> богатого и бытовой живописью, и поэзией природы <�…> и глубиной печальной мысли». Художественное наследие Байрона было «воспитывающей силой» в течение всей жизни русского поэта, и результатом этого влияния стала творческая эволюция Лермонтова .

В.С. Баевский писал, о том, что встреча Лермонтова с творческой личностью Байрона «стала явлением в космосе русской культуры, подобным столкновению двух сверхъярких звезд». Лермонтов, соприкоснувшись с творчеством английских, французских, немецких писателей и учтя их опыт, совершил новый шаг не только в русской, но и в мировой литературе. Положив начало русской проблемной и психологической прозе, исследующей судьбу современного человека в современном обществе, «Герой нашего времени» дал новое направление развитию русской и мировой литературы. Лермонтов своим творчеством оказал влияние в целом на натуральную школу, на всю великую школу русского реалистического романа третьей четверти XIX века. От него идут прямые связи с произведениями Достоевского, Тургенева, Гончарова, Толстого, Чехова.

1. Асмус В. Ф. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. Т. 43−44. — М.: Издателъство АН СССР, 1941. — С. 83.

2. Баевский В. С. Пушкинско-пастернаковская культурная парадигма. М.: Языки славянской культуры, 2011. С. 105−106.

3. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. / В. Г. Белинский М: Издательство Академии наук СССР, 1953;1959. — Т. 4. — С. 265.

4. Веселовский А. Н. Благотворное влияние байронизма на развитие таланта Лермонтова // Лермонтов. Жизнь и творчество. СПб. — Варшава. Sine anno. С. 259.

5. Веселовский А. Н. Этюды о байронизме // Веселовский А. Н. Этюды и характеристики. М., 1907. С. 552.

6. Дьяконова Н. Я. Из наблюдений над журналом Печорина / Н. Я. Дьяконова // Русская литература. — 1969. — № 4. — С. 115−125.

7. Елизарова М. Е. и другие, История зарубежной литературы XIX века. М., «Просвещение», 1972 г.

8. Иванов И. И. Биографические сведения о Михаиле Юрьевиче Лермонтове // Русская критическая литература о произведениях М. Ю. Лермонтова: Хронологический сборник критико-библиографических статей. Часть первая / Собрал В. Зелинский. — М.: Типография А. Г. Кольчугина, 1897. — С. 16.

9. Кондратенкова Е. А. След писем и дневников Байрона в «Герое нашего времени» // Наукові записки ХНПУ iм. Г. С. Сковороди. Серія літературознавство. Вып. 3 (71). — Харьков: ППВ Новеслово, 2012. — С. 88

10. Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений. В 4 т. / М. Ю. Лермонтов. — Л.: Наука, 1981. — Т. IV. — С. 351−353.

11. Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2-х т. / Под ред. Н. Бродского, А. Лаврецкого, Э. Лунина, В. Львова-Рогачевского, М. Розанова, В. Чешихина-Ветринского. — М.; Л.: Изд-во Л. Д. Френкель, 1925 г.

12. Михальская Н. П. «История зарубежной литературы XIX века». — М., 1972 г.

13. Нольман М., Лермонтов и Байрон, в сб.: Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова, М., 1941, с. 482.

14. Полн. собр. соч. Лермонтова под ред. Б. М. Эйхенбаума, «Academia», М. — Л., 1935—1937.

15. Семенова М. Л. Лермонтов и Байрон: к вопросу о типологии романтического героя. Автореферат диссертации по филологии. 2001 г.

16. Скабичевский А. М. М. Ю. Лермонтов. Его жизнь и литературная деятельность // Державин. Жуковский. Лермонтов. Тургенев. Лев Толстой: Биографические повествования (Жизнь замечательных людей. Биографическая библиотека Ф. Павленкова. Т. 11) — Челябинск: Урал, 1996. — С. 274.

17. Сушкова Е. А. Из «Записок» 1830 г. / Е. А. Сушкова // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников [Сост. М. Гиллельсон, О.В. Миллер]. — М.: Худож. лит., 1989. — С. 88.

18. Федоров А. Творчество Лермонтова и западные литературы // Литературное наследство. Т. 43−44.

19. Шан-Гирей А.П. М. Ю. Лермонтов / А.П. Шан-Гирей // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников [Сост. М. Гиллельсон, О.В. Миллер]. — М.: Худож. лит., 1989. — С. 36.

20. Letters and Journals of Lord Byron: with Notices of His Life, by Moore. In four volumes. Paris. 1830−1831. «Письма и дневники лорда Байрона с заметками о его жизни» Томаса Мура.