Возможности антосинонимов в «манипулятивном» и «интерпретативном» типах дискурса

Легко себе представить, какие возможности дает антосинонимия человеку говорящему. Выбор способа описания ситуации уже есть присвоение власти языка, если говорящий пытается манипулировать чужим сознанием, например, составляя политическую листовку или выступая как адвокат /прокурор. Выбор стиля объяснения самому себе своей жизни и поступков других есть мощный механизм коррекции собственного поведения, например, в НЛПтерапии. Возможности антосинонимии как средства вариативной интерпретации действительности и как средства речевого воздействия огромны.

Востребованы они, во-первых, в сфере манипулятивного дискурса. Это и межличностные отношения, где нет истины, а есть своя правда у каждого из собеседников, и судопроизводство, судебное красноречие (поскольку судебная истина дискурсивна и конструируется по лингвистическим схемам [2.

С. 34−47]), и политика, дискурс противоборствующих идеологических систем (где коммуникативной целью может являться демагогия, намеренное забалтывание, борьба за власть с помощью «грязных» технологий). А. Н. Баранов приводит пример лексических замен интересующего нас типа в сосуществовавших до недавнего прошлого политических языках ГДР и ФРГ: ГДР — Zone — Sovietzone. В так называемом «вьетнамском английском» (в текстах средств массовой информации США в период вьетнамской войны) использовались средства речевого воздействия, которые послужили поводом для сатирического осмысления («Словарь Великого общества» и «Большой Имперский словарь» Э. Хермана): зверства — убийства, совершаемые ими; возмездие — убийства, совершаемые нами; фанатизм — его глубокие убеждения; вера — наши глубокие убеждения; самоопределение — право народа избирать правительство, угодное нам; анархия — быстрое изменение, не соответствующее моим интересам; умиротворение — полное уничтожение; дружественный огонь — ошибочный обстрел своих своими; вьетконговец — вьетнамский крестьянин, особенно убитый нами (т.е. американцами) [1. C. 221].

Второй тип дискурса, где задействованы возможности антосинонимии, можно условно назвать «итерпретативным». В этом случае человек в беседе с самим собой или с незаинтересованным собеседником пытается понять, так сказать, «что же это было?». Он примеряет разные интерпретации, версии, ищет истину. В этом случае антосинонимы выполняют функцию миромоделирования, например:

— Они такие славные люди, эти арабы, и я почувствовал, что, живя в Хайфе, где столько арабов-христиан, как-то неловко не знать арабского. Я всю жизнь языки изучал на бегу, со слуха или по учебнику, но арабский все-таки требует хоть какого-то вводного курса, занятий шесть — восемь, — говорит он [Даниэль Штайн] быстро, энергично, весело. Я смотрю на него с изумлением: наивность, самонадеянность или глупость? Когда я, головы не поднимая, начал изучать арабский язык, только на третий год занятий стал понимать устную речь, а он хочет шесть — восемь уроков? (Людмила Улицкая); Взятка или подарок? Грань определит Высший арбитражный суд (Вести, 28.09.06); Политкорректность или ханжество? (название форума в Интернете); … я не была готова вернуться в реальный мир. Люди пугали меня… И я стала ночной уборщицей… так прошел год. Я разыскала мать. Она не задавала вопросов… Я так и не узнала, что это было — безразличие или деликатность… Я не стала выяснять — просто не могла себе этого позволить: в целом свете у меня осталась только она… (Анна Гавальда).

К сфере интерпретативного дискурса можно отнести и речевые тактики «называния всего своими именами», «выхода на метауровень», когда говорящий, по его мнению, проясняет истинное положение дел, при этом не пытаясь никем манипулировать. Например: Сейчас одной из самых актуальньх (читай, модных) лингвистических задач является исследование связей языка с культурой и мышлением, а также построение картины мира, стоящей за каждым языком (Мария Бурас, Максим Кронгауз); Все веселое (читай: легкомысленное, поверхностное) в пьесе принадлежит Чацкому (Петр Вайль, Александр Генис).

Выделение манипулятивного и интерпретативного видов дискурса, конечно, достаточно условно. Чаще всего интерпретация неотделима от манипуляции, поскольку даже сам говорящий может точно не знать, что им движет. В любом случае можно констатировать, что одни и те же средства используются как для искажения истины, так и для ее прояснения. Антосинонимия — одно из таких средств.

Она позволяет и анализировать разные версии, и свободно интерпретировать любую ситуацию, и представлять что угодно в выигрышном для себя свете. Говорящий получает, во-первых, механизм расширения своих познавательных способностей, во-вторых, возможность добиваться своих коммуникативных целей, подавая реальность под определенным углом зрения.