Романтическое жизнетворчество как стратегия субъективации человека в современном обществе

Актуальность темы

исследования. Глобальное распространение компьютерных и телекоммуникационных технологий в настоящее время обусловило системную трансформацию социума, переход от индустриального общества к постиндустриальному. Переходное состояние сопровождается системным кризисом: идет переосмысление ценностных ориентиров, философских оснований бытиянаблюдается поворот в сторону прагматизма, цинизма, бездуховности, одномерности, которые характеризуют социальное бытиепроисходит утрата человеческого в человеке. В современной философии встает вопрос о «смерти субъекта», который указывает на то, что человек заменяется безличной функцией общества. Отчуждение современного человека от реальной жизни, его изоляция приводят к тому, что люди начинают относиться к Другому как к средству, отрываются друг от друга, утрачивают общность жизни.

Для постнеклассической научной рациональности характерна субъекти-вация и социологизация научного знания, поэтому необходима целостная гносеологическая схема, в которую включен субъект деятельности наряду с объектом и средствами познания. Современная социальная философия, оперируя широкими методологическими обобщениями, в то же время преодолевает мак-росоциальный уровень теоретической рефлексии, выступая местом встречи различных культур и различных практик самоосуществления, ибо «вне человеческой самореализации истории не существует» 1. Комплекс философско-гуманитарных вопросов, поднимаемых романтизмом в контексте проблем субъективации человека, индивидуального взаимодействия человека и мира, обогащает современное социально-философское знание, находящееся в поиске путей соединения общих, во многом абстрактных характеристик исторического процесса с конкретным бытием индивидов, их самоутверждением в жизни. Че.

Кемеров В. Е. Концепция радикальной социальности // Вопросы философии. — 1999. — № 7. — С. 3−13. ловеку необходимо вхождение в культуру как в пространство исторического опыта, ибо без его освоения выстроить собственную жизненную стратегию и вместе с тем стратегию развития общества невозможно. Опыт романтиков становится актуален сейчас, как и ранее в кризисные периоды новейшей истории, когда теряются универсальные ценности, способные аккумулировать социальную энергию на созидание. Проблемы осмысления места романтизма в истории культуры неизменно встают, когда пробуждение самобытных качеств человека становится необходимостью для противостояния отчаянию и утрате исторического оптимизма. Таким образом, социально-философская интерпретация субъективного опыта жизнетворчества, запечатленного в произведениях романтиков, может быть использована в качестве исходной точки в процессе осмысления и построения стратегий субъективации современного человека.

Степень научной разработанности проблемы. Проблемами романтического жизнетворчества в отечественном литературоведении занимались: В. М. Жирмунский, Н. Я. Берковский, А. В. Михайлов, А. В. Карельский, Н. В. Карташова, С. В. Тураев, Л. Г. Гинзбург, Н. Я. Вишневская, О. Б. Вайнштейн, И. Н. Лагутина, Е. А. Стеценко, Е. Ю. Сапрыкина и др. В. М. Жирмунский в работе «Немецкий романтизм и современная мистика» рассматривает романтизм как культурно-историческое проявление особого типа сознания, основной характеристикой которого является мистическое единение с пантеистически понятым миром, как программу целостной самореализации творческого индивида. Исследователь утверждает, что существует европейская парадигма романтического сознания (так же, как и классического), поэтому в современности мы можем обнаружить их проявления уже на новом витке. Н. Я. Берковский в исследованиях по европейскому романтизму3, продолжая эту логику, говорит уже о стремлении романтика полностью осуществиться в контексте «творимой жизни». А. В. Михайлов также поддерживает предшественников, утверждая, что краеугольный опыт романтиков выражается в «синкретическом универса.

2Жирмунский В. М. Немецкий романтизм и современная мистика. — СПб.: Аксиома, 1996. — 664 с.

3 Берковский Н. Я. Романтизм в Германии / Н. Я. Берковский. — СПб.: Азбука-классика, 2001. 512 с. лизме", индивидуальном порыве к гармоничному мироустройству и поиску своего места в этом мире4. А. В. Карельский, рассматривая зарождение романтического мировоззрения в ситуации кризиса после Французской революции 1789 года, находит, что важным фактором актуализации романтического мировоззрения явилось то, что молодым, талантливым юношам в полуфеодальной Германии сложно было реализовать свои способности во всей полноте, поэтому они искали других возможностей самоосуществления5. В остальных работах собран и интерпретирован литературоведческий материал. Созданы концепции историко-философского, культурологического и литературоведческого анализа романтизма.

Социологическому анализу романтического наследия посвящены работы: JI. Мегрона, К. Мангейма, Н. Е. Покровского, Т. Л. Морозовой, О. Э. Осиповой, которые рассматривают его в связи с политической и социально-исторической проблематикой модерна. Особенно важными оказались: исследование К. Мангеймом феномена «социально-парящей интеллигенции» в связи со становлением консервативной идеологии6. Работы Н. Е. Покровского, который отмечает влияние социально-кризисных ситуаций на формирование романтического мировоззрения, проводя аналогии между романтизмом и «контркультурой» 1960;х гг7. На современном этапе заметны социально-философские работы Н. Н. Мисюрова, который детально проанализировал консервативные тенденции в немецком романтизме8.

Философской рефлексии посвящены работы А. Камю, Ю. Хабермаса, К. Пальи, К. Хюбнера, Е. Шацкого, Ю. М. Лотмана, М. А. Лифшица, А. Ф. Лосева, Р. М. Габитовой, Б. Рассела, Ц. Тодорова, М. М. Бахтина, Д. Лукача, М. Хайдеггера. Последний обращался к экзистенциальному опыту романтиче.

4 Михайлов А. В. Вводная часть доклада «Генрих фон Клейст и проблемы романтизма» // Обратный перевод / А. В. Михайлов. — М.: Языки русской культуры, 2000. — С.41−42.

5 Карельский А. В. Революция социальная, революция романтическая // Немецкий Орфей / Карельский А. В. -М.: РГГУ, 2007. — С. 317−358.

6 Мангейм К. Консервативная мысль // Диагноз нашего времени / К. Мангейм. — М.: Юрист, 1994. — С. 560−650.

7Покровский Н. Е. Американский романтизм и его современные реминисценции// Проблемы американистики, вып. 3, — М.: изд-во МГУ, 1985. С. 241.

8Мисюров Н. Н. «Истинная Церковь» немецких романтиков. Новая страница в истории романтической школы в Германии / H.H. Мисюров. — Омск: ОГУ, 1998. — 136 с. ского жизнетворчества как интегральному опыту возрождения целостного бытия, краеугольным камнем которого являлось слияние с миром, вспоминание мира, поэтическое творение мира заново9. Исследование А. Камю об индивидуальном бунте в европейской культуре, в рамках которого изучен опыт мятежных романтиков10. Детально исследованы иррациональные основания романтического мировоззрения (вплоть до бессознательных импульсов), лежащие в основании творчества романтиков (К. Палья11). М. М. Бахтин рассматривает романтический опыт в контексте становления герменевтического метода и использует романтическую терминологию самопонимания и самовыражения для формулирования своей концепции диалогичности. В романтизме, с точки зрения Бахтина, произошло обретение отрефлексированного самосознания в форме чистого «я-для-себя», которое может вступать в диалог с другим самосозна-12 нием. Ю. М. Лотман в своей теории культурного взрыва опирается на дихотомию романтического и классического сознания, утверждая, что это не просто противопоставление двух стилей, но и принципиально различное решение вопроса «искусство и жизнь"13. Д. Лукач находит основания современной культуры в романтизме, утверждая, что немецкие романтики были в числе первых, кто задался вопросом о возможности гармоничного развития личности в обществе. Также он говорит о социальной обусловленности или укорененности романтического мировоззрения в своем времени, в котором необходим был индивидуальный протест против становящегося буржуазного уклада14. Ю. Хабермас рассматривает романтизм как маргиналию модерна, в которой открываются феномены мечты, фантазии, безумия, оргиастического возбуждения, экстаза и аффекта. Романтический опыт оценивается как эстетический, ориентированный.

9 Хайдеггер М. Гёльдерлин и сущность поэзии//Логос. — 1991.-Вып. 1.-С. 37−47.

10 Камю А. Бунтующий человек. Философия. Политика. Искусство/ А. Камю. — М.: Политиздат, 1990. — 415 с. пПалья К. Личины сексуальности/ К. Палья. — Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2006. — 880 с.

12Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Эстетика словесного творчества. Издание 2-е/ М. Бахтин. — М.: Искусство, 1986, — С. 9−191,404−412.

13 Лотман Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. — СПб.: Искусство. — 704с.

14 Лукач Д. К истории реализма/ Д. Лукач. — М.: Художественная литература, 1939. — 372 с. на телесные удовольствия опыт дезориентированной субъективности, заменившей собой иное в разуме15.

Следует отметить, что, невзирая на богатую литературоведческую и историко-философскую традицию изучения романтизма, не осуществлено социально-философское осмысление романтического жизнетворчества с точки зрения динамики современных потребностей человека в стремительно меняющемся мире, а главное — отсутствуют концептуальные «мосты», с помощью которых можно было бы актуализировать знания, добытые в разных дисциплинах. Обращение к наследию немецкого романтизма позволяет выявить идеи и интуиции, не только сохраняющие свою значимость для сегодняшнего дня, но и приобретающие особую актуальность в свете задач современной социальной философии.

Объектом исследования является романтизм как мировоззрение.

Предметом исследования является романтическое жизнетворчество как стратегия субъективации.

Цель исследования: дать социально-философское обоснование романтического жизнетворчества как стратегии субъективации современного человека.

Эта цель позволила определить конкретные задачи исследования:

— Выделить методологические подходы для выявления проблемного поля, в котором возможно социально-философское осмысление романтизма;

— Разработать концепт, позволяющий исследовать субъективный опыт романтизма;

— Сформулировать принципы понимающей методологии, на основе теории диалога М. М. Бахтина и герменевтики субъекта М. Фуко, применительно к изучению романтического жизнетворчества;

15Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне/ Ю. Хабермас. — М.: Издательство «Весь Мир», 2003. — С.316−320.

— Выявить мировоззренческие основания романтизма, которые способствуют возникновению идеи жизнетворчества как духовной революции;

— Интерпретировать романтическое жизнетворчество как модус существования в контексте развития общества модерна, выявить внутренние противоречия, которые обусловили реализацию романтических идей в жизни;

— Выявить социокультурный и политический контекст романтического жизнетворчества на примере «бунтующих романтиков» и рассмотреть их вклад в творение идеологического универсума модерна;

— Осмыслить потенциал романтического жизнетворчества для субъективного самоосуществления как продолжение диалога эпох.

Теоретико-методологическая основа исследования. В диссертации использованы диалектический, социокультурный, литературоведческий и историко-культурный подходы. Методология данного исследования базируется на гуманитарном направлении социальной философии, развиваемом В. Е. Кемеровым, Т. X. Керимовым16, которые утверждают, что любые социокультурные изменения происходят не в абстрактных социальных структурах, а в многомерном мире живущего человека. Эти процессы укоренены в опыте самореализации конкретных индивидов, которые каждый день, претворяя в жизнь собственные жизненные проекты (переводя свои возможности в действитель.

1V ность), одновременно участвуют в воспроизводстве и обновлении социума. Комплекс философско-гуманитарных вопросов, поднимаемых романтизмом в контексте проблем индивидуального взаимодействия человека и мира, обогащает социально-философское знание, находящееся в поиске путей соединения.

16Кемеров В. Е., Керимов Т. X. Грани социальности: постклассический взгляд/В. Е. Кемеров, Т. X. Керимов. -Екатеринбург: УралНаука, 1999. — 256 е.- Кемеров В. Е. Общество, социальность, полисубъектность / В. Е. Кемеров. — М.: Академический проект, Фонд «Мир» .- 2012, — 252 с.

17Кемеров В. Е. Концепция радикальной социальности // Вопросы философии. — 1999. — № 7. — С. 3−13. общих, во многом абстрактных характеристик исторического процесса с конкретным бытием индивидов, их самоутверждением в жизни.

Предпосылкой исследования является общая историографическая установка, которая гласит, что современность (эпоха модерна) начинается с 1789 г. (Ю. Хабермас18). Поэтому возврат к началу модерна, к которому принадлежит и романтизм, способствует пониманию закономерностей и противоречий развития сегодняшнего социума. В романтизме происходит кристаллизация основных вопросов, касающихся субъективного бытия человека и ставших впоследствии главными темами западной мысли Х1Х-ХХ1 вв., поэтому с романтизма начинается опыт герменевтики современного субъекта и его жизненных стратегий. В контексте постнеклассической научной рациональности особое внимание уделяется субъективации, в которой человек как субъект деятельности включен в социальные процессы. Опора исследования на гуманитарную понимающую традицию обеспечивает полноту теоретико-методологической рефлексии такой нетривиальной системы как романтизм.

Основными методами данного исследования являются:

1. герменевтика субъекта М. Фуко как методология понимания и интерпретации исторического субъективного опыта, включающая в себя философскую рефлексию, которая создает особую возможность для интерпретирующего субъекта. Опыт М. Фуко, который провел «показательный курс» герменевтики античного субъекта19, помог в постановке проблемы романтического жизнетворчества как стратегии субъективации.

2. «диалог культур» М. М. Бахтина как неотъемлемый компонент философского исследования опыта Другого. Философия поступка М. М. Бахтина завершила концепцию стратегии субъективации и помогла диссертанту сформулировать идею неразрывности языка и.

18Хабермас Ю. Указ.соч. — 416 с.

Фуко М. Герменевтика субъекта: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франсе 1981—1982 учебном году / М. Фуко. —СПб.: Наука, 2007 — 677 с. бытия в субъективном опыте, с понимания которого начинается практика самоосуществления.

3. Вовлечение в спектр изучения североамериканского романтизма обусловлено необходимостью определения потенциала романтического жизнетворчества в ситуации, когда общество находится на подъеме национального строительства, поэтому нами также использован метод компаративного анализа.

Научная новизназаключается в том, что:

— дано социально-философское обоснование феномена романтического жизнетворчества как стратегии субъективации человека в современном обществе;

— реконструирована историко-культурная детерминация процессов субъективации с использованием метода герменевтики субъекта М. Фуко на конкретном историческом опыте романтизма;

— введено в научный оборот понятие «стратегия субъективации», что позволило осмыслить романтический опыт в контексте проблем самоосуществления человека в социальном проектировании;

— интерпретирована роль поэсиса и трансгрессии как мировоззренческих основ романтического жизнетворчества;

— романтическое жизнетворчество помещено в контекст диалектики социальной/духовной революции, что позволило выявить глубокие противоречия в реализации данного проекта в общественном бытии;

— романтическое жизнетворчество представлено как модус существования, в котором проявились основные тенденции модерна — использование поэтического самоосуществления индивидов в качестве фактора идеологического обновления буржуазной системы;

— доказана важность изучения романтического жизнетворчества как стратегии субъективации, в которой проявились все главные противоречия взаимоотношений индивида и общества, интеллектуала и масс для современного человека, ищущего пути самоосуществления в контексте проектирования новой социальной реальности;

— на конкретных исторических примерах показана опасность и нежизнеспособность эскейпизма в контрасте с этикой «доверия к себе» и стратегией гражданского неповиновения, которые способствовали формирующейся традиции демократии и освоения фронти-ра, вовлечению субъекта в процесс национального и социального строительства;

— осмыслен потенциал романтического жизнетворчества в контексте самоосуществления современного человека и необходимости выстраивания новой гуманной социальной стратегии.

Положения, выносимые на защиту:

— исторически романтизм является структурным альтер-эго Просвещения во всех сферах социального бытия, но в особенности в понимании роли человека и его субъективности в выстраивании собственной жизни, что ставит романтиков в позицию бессменного критика и новатора системы, чьи идеи сохранили свой эвристический потенциал и в наше время;

— концепт «стратегия субъективации» помогает прочтению и пониманию отдельных жизненных историй, включенных в общий социальный контекст, и отражает связь самореализации и самоосуществления индивида с динамикой общественной жизни, что соответствует общей логике исследования, опирающейся на понимающую гуманитарную методологию;

— в социально-философском исследовании раскрыты романтические истоки эпохи модерна (поэтизация бытия, стремление к трансгрессии, аффективное единение с миром, ирония, романтизация, мифотворчество, жизнетворчество, эскейпизм, маргинализация субъекта) — и выявлены следующие тенденции развития субъективности в настоящее время: самоосуществление человека в полисубъектном социокультурном пространствесоздание новой этики заботы о себе, доверия к себепоэтизация и гуманизация социального пространства, посредством выработки новой стратегии жизнетворчества в которую включена позитивная программа утверждения индивидуального «не-алиби» и в бытии, и в социуме- - романтическая «духовная революция» как модус существования, в основании которого лежит ответственность субъекта за кардинальное изменение мира в процессе изменения себя, подвержена забвению. Это является последствием того, что в действительности в XIX веке она реализована как отождествление свободы и независимости от каких бы то ни было общественных ограничений и ответственной деятельности, что обусловило быструю маргинализацию и фетишизацию самого романтического проекта, подчинение романтического жизнетворчества логике вещей, характерной для эпохи модерна. Актуализация изначальных интуиций романтиков открывает широчайшее поле для включения субъективного потенциала в осмысление, корректировку и формирование гуманных социальных стратегий современности.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Разработанная в диссертации концепция стратегии субъективации расширяет возможности социально-гуманитарного анализа романтизма и других культурно-исторических явлений, может быть использована в социальном проектировании в области образования, воспитания, а также в индивидуальных практиках самовоспитания и саморефлексии современного человека. Включение темы романтического жизнетворчества в арсенал социально-философского знания помогает корректировке и построению гуманных социальных стратегий современности. Материалы, представленные в диссертации, могут быть использованы при подготовке курсов по социальной философии, философской антропологии, социальной психологии, литературоведению, в чтении специальных курсов, посвященных проблеме самоосуществления и жизнетворчества человека.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Социально-философское исследование романтизма позволило осмыслить его субъективный опыт с точки зрения диалектики личности и общества, субъекта и объекта — тех оппозиций, в рамках которых развивается вся система модерна. Романтизм представляет собой начало общей гуманитарной позиции, которая уже в период самообоснования модерна схватывает «выключенность» человеческого измерения из социального процесса, спроектированного Просвещением. Создание нового типа социальных отношений в производственной деятельности неумолимо сопровождается осознанием человеком собственных творческих сил. Романтики схватили и выразили суть субъективной трансформации, произошедшей на рубеже веков, когда человек осознает свой внутренний потенциал, начинает обращаться к себе как обладателю сущностных сил, субъекту своей деятельности, становится распорядителем собственной энергии, потенциальным исполнителем различных производственных операций, а также владельцем своих чувств, эмоций, особой психологической реальности, которая требует проявления, превращается в «творца по преимуществу». Если для индустриального общества модерна эта внутренняя реальность избыточна и остается без внимания, то для романтизма, разрабатывающего целину новоевропейской субъективности, она является точкой опоры, с которой начинается проект поэтического творения себя, своей жизни и мира заново. Романтическая тема жизнетворчества ищет адекватное осмысление новому потенциальному характеру отношений между человеком и миром и находит его в поэзии.

Романтизм осознавал себя как духовную и поэтическую революцию, которая почти без зазора накладывается на индивидуальные стратегии самоосуществления. Эта революция продолжалась там, где остановились социально-политические преобразования. Однако целью духовной революции не являлось разрешение классового конфликта эпохи, для этого ей не хватает ни социальной базы, ни классовой идеологии, ни политической воли. Скорее романтическая революция нацелена на индивидуальное освобождение, на то, чтобы человек имел возможность полной реализации своих творческих потенций. Обращение к искусству и поэзии, к мифотворчеству и духовной жизни логически обосновано стремлением романтиков влиять на мир подспудно, из сердцевины человеческого опыта, коей является язык. Поэзия воспринимается как интегральный опыт творения мира, единственный способ выскользнуть за пределы рационального языка. Романтическое самоосуществление изначально поэтично. Таким образом, романтики формулируют идею проживания жизни, в которой на место логоса встает поэсис и стремление к трансгрессии.

Поэтическое слово, влекомое первоначальным смыслом того, что дает названия вещам, именует их, (М. Хайдеггер) фактически противостоит инструментальному языку машин. Интуитивно постигаемая поэтическая образность трансформируется в структурное единство, в котором мироощущение поэта он-тологизируется и превращается во всеобщезначимый элемент сознания и самосознания. На уровне мистического сознания этот феномен распознается как глубинная связь с миром, которую можно интерпретировать как возможность слышать голос природы (животворящегофюзиса, а не мертвой «натуры»), что дает возможность человеку пребывать в поэтическом сознании и осмысливать мир в его поэтической первозданности. Опора на гносеологический потенциал интуитивного постижения делает их визионерами, предугадывающими тенденции времени, а благодаря своей специфической включенности/ выключенное&tradeв «историческую онтологию» модерна романтики становятся бессменными критиками и новаторами системы, что сохранялось на протяжении XIX — XX вв. пока поэтический опыт не стал настолько маргинальным, что перестал осуществлять функцию духовного обновления общества. Романтическое жизне-творчество понимается как один из способов проживания жизни, в котором мистическая связанность с миром, попытки трансгрессивного перехода в трансцендентальный мир поддерживаются ироничной гибкостью мышления, игровыми формами творчества и самоосуществления.

Однако то же самое, что позволяет романтику сохранять символическую свободу — ирония, трансгрессия, романтизация — является причиной их трагического отрыва от общества, от действительности и ответственной деятельности. Романтическое жизнетворчество, оторванное от жизни общества, начинает восприниматься в качестве особой характеристики избранных, богемных, маргинальных слоев. Оно подчиняется общей логике модерна, направленной на тиражирование культурных образцов и становится фетишем, «вещью», утрачивая изначальный животворящий импульс и становясь лишь формой самопрезентации «отраженных сущностей» .Развитие социума по логике вещей влечет за собой превращение живой формы социального бытия в данном случае жизне-творчества в вещь, фетиш. Несмотря на это романтическое жизнетворчество вписывается в процесс выработки форм личностной самореализации, которые, не давая массам возможности испытать себя на этом поприще, предоставляют шанс единицам, которые, реализуя свой потенциал, достигая впечатляющих результатов, продвигают всю систему вперед.

Границы «онтологии настоящего» постепенно изменяются. Возможно, в данный момент, в нашей постсовременности, бытие определяется совсем другими осями, но романтический опыт всегда присутствует в нем в виде осколь-чатых дискурсов и мифов, которые когда-то были маргиналиями опыта, горизонтом восприятия реальности, а сейчас переросли в нечто другое. Романтики потому трагически оторваны от общества, что в их жизни проявились предельные тенденции модерна, к осознанию которых человечество подходит только сейчас, когда самоосуществление становится безусловным требованием эпохи. Новалис, Байрон, Topo и другие поэты, для которых идея жизнетворчества была центральной, предвосхитили свое время на столетия, поэтому их философский и жизнетворческий опыт необходимо изучать как начало нового в старом, как некий предел или горизонт, нарисованный романтиками для будущих поколений. Принципиальная новизна романтического жизнетворчества в том, что оно обращено не к современникам, а к последующим поколениям, то есть к нам. Завороженность романтиков юностью, их почти ревность по отношению к тем, кто будет жить в далеком и априори прекрасном будущем компенсируется осознанием того, что именно они в своем времени определяют образ этого бук' •vi дущего, создавая символический универсум, создавая техники самосознания и рефлексии, мышления и чувствования, которые будут иметь увлекающую силу и по сей день.

В XXI веке становление новых связей в человеческом сообществе требует выработки соответствующей стратегии взаимодействия между различными социальными субъектами, которое выражается в создании общего социального пространства, максимально учитывающего позиции, интересы, установки участвующих в общем процессе. Полисубъектность современного общества обусловливает необходимость саморазвития, самодетерминации, реализации сущностных сил индивида, которые позволяют ему сделать вклад в эволюцию социума в целом, и, таким образом, противостоять собственной смерти, утвердить свое «не-алиби в бытии». Такие формы бытия на сегодняшний день востребованы обществом, так как предыдущая ориентация на реципрокные отношения, прагматизм и вещную логику устаревает, становится недостаточной и даже противоречащей парадигме созидательного и гуманного развития.

Переход от дисциплинарного общества к «обществу контроля» является новым вызовом человеку, перед которым стоит задача создания этики себя сегодняшнего — наиболее важная задача человека, насущная, главная, жизненно необходимая, потому что это есть основание отношения к миру и к себе в мире. В новом мире, в котором необходимо личное участие и личное соперничество как оптимальная форма мотивации, как самый сильный импульс, противопоставляющий одного индивида другому и управляющий за счет этой разделенно-сти, которая, в свою очередь, начинает разделять каждого индивида внутри него самого. Этот стиль соответствует требованиям самоориентации, самодетерминации и саморегуляции, когда человек воспринимается не только как носитель и воспроизводитель энергии, используемой для производственной деятельности, как это было в эпоху индустриального производства, но и как организующая пространство энергия, постоянно находящаяся в сетевом взаимодействии с другими субъектами в непрерывном энергийном и информационном серфинге. Изменения в социальном устройстве влекут за собой необходимость выработки стратегии субъективации, интегральной основой свободного самоосуществления, которая поможет противостоять возможному еще большему закрепощению индивида, чем это было в обществе модерна. Стратегия субъективации — это способ представить человеческую самореализацию как одну из социальных стратегий, когда универсальной репрессивности социального бытия противостоит стратегический план заботы о себе, существующий в данной культуре, который, наполняясь субъективным содержанием конкретного человека, становится индивидуальным способом проживания жизни. Сейчас невозможно игнорировать присутствие человека как субъекта, поэтому выработка стратегии субъективации является одной из основ продолжения гуманной социальной игры.

Пессимистичная позиция утверждающая, что «субъект умер», и поэтому утеряна опора — автономный индивид, ответственный и разумный —не имеет под собой основания. «Смерть» настигла лишь историческую форму субъективности — новоевропейского субъекта, постулированного картезианским cogito. В связи с этим в данный момент возникает возможность других стратегий субъективации, а также для других стратегий интерпретации субъективности, самоосуществления и жизнетворчества. Роль социальной философии в этом процессе — изучение, интерпретация и осмысление традиций, которые заложили кирпичики в понимание человека как свободной, живой, целостной системы, способной сопротивлятьсяи отстаивать себя как творящего субъекта. В том числе и жизнетворческого опыта романтизма. Идея романтического жизнетворчества вписана в исторический проект философии как практической философии, выполняющей не столько объяснительную и аналитическую функцию, сколько функцию конструирования и репрезентации другой практики субъективности, основанной на понимании своей фатальной включенности в событие бытия. л 1,.