Образное поле как предмет философского исследования: Ирония и эрос

Актуальность исследования.

Автор работы исходит из того, что наряду со специфической теоретической моделью мира, существующей в каждую эпоху, имеется некое образное поле, инвариантное любой теоретической модели и являющееся жизнемировой основой, достижимой, описываемой в своих априорных структурах через поэтику. Исследование посвящено анализу этого поля через его феномены — иронию и эрос.

Под образным полем понимается не смысловое, не концептуальное, а специфическое пространство, открывающееся через поэтику, что позволяет называть его поэтическим пространством. Это пространство: реализуется через тексты, рассматриваемые как единый текстпроявляется через образы (характеристики, представления), рассматриваемые как мотивыпозволяет видеть явления в их диалогедемонстрирует разомкнутость (диалогичность) поэтик этих явлений;

Образное поле предоставляет исследователю возможность наблюдать объект в его константности, трансцендентности, с одной стороны, и в его связи с другими предметами, с другой стороны.

На основе этого подхода и исходя из предположения о существовании не исторического, а текстуального и контекстуального единства понятия, предпринимается попытка построения некоей характеристической картины феномена, претендующей не на нахождение его определения, а на его описание.

Одной из важнейших проблем философии была и остается проблема метода. Выбор подхода к изучению предмета, в первую очередь, обусловлен для исследователя самим представлением о том, что есть этот предмет: исторический ли «персонаж», метафизическая ли сущность, или что-либо другое. Например, ирония или эрос, представляющие основной интерес данной работы, могут рассматриваться как с точки зрения истории, так и с точки зрения метафизики, культурологии, психологии, риторики, философии языка. Автор данной работы, пытаясь обнаружить еще один способ функционирования предмета, рассматривает его в свете поэтики, -как систему образов.

Этот подход коренится, в частности, в представлении Р. Барта и Ю. Кристевой об интертекстуальности и в бахтинском понимании диалогичности текстов. Истоки такого подхода также можно найти в бодрийяровском представлении о «симулякрах» как о знаках, за которыми не стоит референт, как об означающих, за которыми нельзя закрепить определенные денотаты. Кроме того, важным свойством симулякра является отсутствие историчности1.

Феномен (ирония, эрос) берется в работе как «симулякр», как имя без значения и истории. Рассмотрение ведется так, будто о значении имени феномена ничего не известно, и о его смысле можно судить лишь контекстуально, то есть, исходя из реальных, конкретных проявлений этого понятия в тексте.

Актуальность проблемы касается как метода, так и предмета исследования. Ирония, изучению которой посвящена большая часть работы, является для диссертанта частью постмодернистского восприятия мира, в его разорванности и множественности, в его маскарадности и псевдонимичности. Она представляет большой интерес для исследователя. Ирония — неотъемлемая характеристика современной философии,.

1 БодрийярЖ. Соблазн. М., 2000. С. 118. искусства и литературы. Проблема эроса также актуальна для горизонта современной философии. Понятия желания, соблазна, благодаря Ж. Делезу, Ж. Бодрийяру и др. прочно вошли в язык философии постмодернизма. Рассмотрение поэтик иронии и эроса, возможно, поможет лучшему пониманию этого явления при историко-философских, эстетических, культурологических и филологических исследованиях современности.

Целью исследования является обнаружение и наглядная демонстрация существования внеисторического, контекстуального образного поля, позволяющего находить некие инварианты явлений, понятий или концептов, наблюдая своеобразный диалог поэтик различных феноменов и рассматривая явления в качестве субъектов «универсума текстов» (термин Ж. Деррида).

В соответствии с этой целью ставятся следующие задачи: прояснить методологические аспекты исследованияпровести сравнительный анализ некоторых принципов исторической, формальной, структурной и постструктурной поэтиксобрать тексты, посвященные иронии от античности до наших дней и продемонстрировать внеисторическую схожесть образов, описывающих ирониювыявить и описать эти образыпроанализировать некоторые тексты, посвященные эросу, обращая внимание на внеисторическую схожесть образов, описывающих эроспоказать связь образных полей иронии и эроса.

Степень разработанности темы исследования. Проблемам иронии и эроса посвящено огромное количество работ как в зарубежной, так и в отечественной философии. Приведем основные источники:

Ирония: Hall D.L. Eros and Irony. NY, 1982; Jankelevitch V. L’Ironie. P., 1964; Kierkegaard S. The Concept of Irony. Bloomington, 1968; Sedgewick G. G. Of Irony. 1948; States B.O. Irony and Drama. New York, 1971; Thompson J. Kierkegaard. The master of irony. L.- Thomson J.A.K. Irony. An Historical Introduction. L., 1926; Рорти P. Случайность, ирония, солидарность. M. 1996; Эко У. Записки на полях «Имени Розы» // Иностранная литература. 1988, № 10- Бочаров А. Сообщительность иронии // Вопросы литературы. М., 1980, № 12- Гайденко П. П. Трагедия эстетизма. М., 1970; Гайдукова Т. Т. У истоков. — Спб., 1995; Лосев А. Ф., Шестаков В. Н. История эстетических категорий. М., 1965; Пивоев В. М. Ирония как эстетическая категория. М., 1991; Савов С. Д. Ирония как объект философско-эстетического анализа. Киев, 1986; Чикал JI. А. Принцип иронии и проблема человека. М., 1982;

Эрос: Gilead A. Plato’s eras И Clio. NY., 1988; Smith D. L. Erotic modes of discourse. Dordrecht. 1990; Барт P. Фрагменты речи влюбленного. M., 1999; Батай Ж. Слёзы эроса//Танатография Эроса. СПб., 1994; Бодрийяр Ж. Соблазн. М., 2000; Киньяр П. Секс и страх. М., 2000; Кристева Ю. Дискурс любви //Танатография Эроса. СПб., 1994; Тиллих П. Онтология любви//Человек. М., 1990; Фрейд 3. Либидо. М., 1996; Бердяев Н. Метафизика пола и любви//Русский Эрос. М., 1991; Бородай Ю. М. Эротика, смерть, табу. М., 1996; Гачев Г. Русский Эрос. М., 1994; Эткинд А. Эрос невозможного. СПб., 1993.

В этих работах представлены самые различные подходы к понятиям иронии и эроса — от историко-философского до психоаналитического. Но ни в одной из них не реализуется попытка систематически выявить инвариантные поэтики этих явлений, представить иронию и эрос в качестве феноменов образного поля.

При этом, нельзя не отметить, что некоторые исследователи очень близко подходили к выявлению образного поля и к рассмотрению феноменов в качестве поэтических систем. И здесь не обойтись без имени Г. Башляра. Он понимал поэтику именно как систему образов, живущих в человеческом воображении, и применил метод поэтики к исследованию явлений инертного мира, используя тексты как хранилища этих образов.

Многие исследователи, занимающиеся феноменами и реалиями человеческого бытия, приходили к той же проблематике, но либо заостряли свой взгляд на других вопросах, либо пытались дать иную трактовку. Так, например, Ю. Лотман констатирует наличие инвариантности некоторых реалий человеческого бытия. Он говорит, что «дом», «дорога», «огонь» пронизывают «всю толщу человеческой культуры» и приобретают «целые комплексы связей в каждом эпохальном пласте"1. Их можно исследовать в качестве инвариантов, отмечает Лотман, но сразу же оговаривается, что ему важна и интересна индивидуальность темы, ее укорененность в «ясно очерченной исторической эпохе"2, культурной парадигме, национальной специфике. Например, тема карт, на которую вполне можно взглянуть как на инвариант, занимает его как «определенная культурная реалия"3 конца XVIII — начала XIX в.

Ю. Лотман наталкивается на разомкнутость текстового пространства и обнаруживает, что «механизм азартной игры может описывать и кошмарный мир бытового абсурда, и эсхатологическое разрушение этого мира», и «чудо"4. Ведь все эти феномены имеют одну.

1 Лотман Ю. М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Избранные статьи. Таллин, 1993.С. 390.

2 Там же.

3 Там же.

4 Лотман Ю. М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Избранные статьи. Таллин, 1993 .С. 390. и ту же основу: случай, хаос и т. д.1. Правда, отметив данную особенность, Ю. Лотман, останавливается и переходит к другим вопросам, интересующим его больше.

Даже если исследователю интересно именно инвариантное поле феномена, он ищет обоснование этой инвариантности не в образной структуре, а в самом феномене. Достаточно вспомнить Э. Финка, известного своими изысканиями в области игры в западной культуре. В процессе исследования он обнаруживает необъяснимую, на первый взгляд, схожесть образного пространства игры с образным и смысловым пространством «основных феноменов человеческого бытия», среди которых смерть, труд, власть и любовь. Он приходит к выводу, что все эти феномены «сплетены друг с другом"2. Пытаясь истолковать загадочную взаимосвязь, Финк ставит во главу угла игру, говоря, что она-то и является тем зеркалом, в котором отражаются все эти феномены. Иными словами, он утверждает, что наличие игрового элемента в этих феноменах и делает их схожими. За игрой признается «исключительный статус» — в силу ее трансцендентности, помимо всего прочего, она отражает саму себяЗ.

В нашем исследовании, можно было бы без труда поставить во главу угла «иронический элемент», или «эротический». Однако, нет никаких оснований настаивать на главенстве одного из этих феноменов. Есть лишь сложная система отражений и переплетений образов. Все происходит между феноменами, на их стыкеи в этом сложном интертекстуальном,. межобразном пространстве, нет главных персонажей и нет второстепенных.

Новизна работы. В работе впервые в отечественной литературе сделано следующее:

1 Лотман Ю. М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры С. 390.

2 Финк Э. Основные феномены человеческого бытия// Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 396.

3 Там же. 396 предпринята попытка выявления и описания образного поля на примере поэтики иронии и эросавыделены фундаментальные характеристики иронии как феномена образного поля: умолчание, таинственность, ироническая свобода, имморализм, хаос, игра, маскарадностъ, опьянение, отстраненность, странничество, амбивалентность, демоничность божественность и др.- определены фундаментальные характеристики эроса как феномена образного поля: маскарадностъ, театральность, умолчание, игра, амбивалентность, имморализм, таинственность, болезнь, опьянение, смерть, божественность, демоничность, разрушительность, странничество и др.- показана связь поэтики эроса с поэтикой ирониипродемонстрирована диалогичность поэтик отдельных феноменовдано альтернативное решение проблемы подхода к изучению феноменов, оказывающихся трансцендентными историческому времени, автору и единичному тексту.

Теоретическая и практическая значимость работы. Теоретические аспекты исследования имеют практическое значение в качестве результативной попытки введения в научный оборот понятия «образного поля» и специфических форм анализа иронии и эроса как фундаментальных феноменов в этого поля. Данное диссертационное исследование может быть использовано при чтении курсов по истории философии и философии культуры.

Апробация идей, положенных в основу исследования. Основные результаты данного исследования отражены в ряде статей (см. список). Они также были апробированы на Международной конференции «Карикатура, пародия, гротеск как феномены культуры» в Москве, в мае 2001 г.- и на Юбилейной Конференции Российского Института Культурологии (РИК) в Москве, 14, 15 мая 2002 г. Текст работы был обсужден на заседании кафедры истории философии философского факультета РГГУ и по результатам обсуждения рекомендован к защите.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Общий объем диссертации составляет 167 страниц.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В заключение мы можем подвести некоторые итоги нашего исследования.

1. Проведя сравнительный анализ некоторых принципов исторической, формальной, структурной и постструктурной поэтик, автору удалось сформулировать основные методологические принципы исследования, выработать специфический подход к изучению предмета. Среди методологических принципов были постулированы: аисторизм и интертекстуальность. Сравнительный анализ помог также определить собственно предмет исследования как феномен образного поля.

2. Собрав и проанализировав тексты, посвященные иронии от античности до наших дней, автору удалось продемонстрировать внеисторическую и интертекстуальную схожесть образов, описывающих иронию. Тем самым был заявлен принципиально новый взгляд на исследуемый предмет, оказавшийся не субъектом истории или мировоззренческого пространства того или иного автора, а субъектом поля поэтических образов, проходящих сквозь различные эпохи и разнообразные тексты.

3. Выделив фундаментальные характеристики иронии как феномена образного поля, показав связь иронического мировосприятия с позицией странничества, умалчивания, игры, маскарадности, демоничности, и т. д., автору удалось выявить структуру феномена, сложенную из различных феноменов-образов.

4. Проанализировав тексты, посвященные эросу, обращая внимание на внеисторическую схожесть образов, описывающих эрос (таких как странничество, умалчивание, игра, маскарадность, демоничность и т. д.), автору удалось показать связь этих образов с образами, описывающими иронию.

5. На примере описанных поэтических структур иронии и эроса, автору удалось выявить понятие образного поля, зафиксированного в диалогичности образов и характеристик, описывающих иронию и эрос. Образы странничества, умалчивания, игры, маскарадности, демоничности и др. оказались не специфическими характеристиками иронии или эроса, а феноменами этого образного поля.

6. Т. о, автору удалось дать альтернативное решение проблемы подхода к изучению феноменов, оказывающихся трансцендентными историческому времени, автору и единичному тексту;

Хотелось бы подчеркнуть, что данное исследование — лишь начало работы, в которой предстоит еще сделать многое. В дальнейшем предполагается:

— выявить границы заявленного в диссертации понятия образного поля, рассмотреть его соотнесенность, например, с семантическим полем;

— систематизировать выявляемые образы и характеристики, конституирующие образное поле;

— применить заявленный подход не только к понятиям иронии, эроса, но и рассмотреть поэтику (читай образное поле) различных вещей, окружающих человека, поэтику рекламы, поэтику движений и жестов и т. д.

В одной из своих работ Кристева говорит, что поэтика — это «некий беспредметный дискурс, вневременной и внепространственный Логос"1. Так она характеризует поэтику формалистов и, отчасти, структуралистов. У нас же место Логоса занимает Образ, оказывающийся плодотворным методом познания феноменов человеческого бытия.

1 Кристева Ю. Разрушение поэтики. В сб.: От структурализма к постструктурализму. М., 2000. С. 459.