«Встреча весны» в обрядовой поэзии восточных славян

Развитие гуманитарных наук на современном этапе ознаменовано заметно возросшим интересом исследователей к изучению традиционной культуры славян. Особое значение в этом плане приобретает рассмотрение календарно-обрядового фольклора, отмеченного высокой стабильностью традиционной основы и меньшей глубиной позднейших эволюционно-исторических трансформаций. Всестороннее иооледование обрядового фольклора восточных славян продиктовано, в частности, поставленной перед современной наукой задачей «реконструкции славянской духовной культуры в лингвистическом, этнографическом, историческом и фольклористическом аспектах» /Общие рекомендации ., 1979, с.269/.

Встреча весны" является составной частью годового календарного цикла восточных славян и представляет собой достаточно сложный комплеко фольклорных произведений, обрядовых действий и ритуальных символов.

Первые относительно полные описания «встречи веоны» с публикацией веонянок и комментариями к ним содержатся в известных собраниях И. М. Снегирева и А. В. Терещенко. В этих работах заслуживает внимания сам факт вычленения «встречи весны» из всего цикла ранней весенней обрядности, а также предположение о внутренней неоднородности этой обрядово-поэтической традиции, ор.: «Встреча и окликание весны приходится, смотря по климату и местности^ разное время и делается различным образом» /Снегирев И.М., 1838, вып. Б, с.12/.

В исследованиях йредставителей мифологической школы в русской науке, неоднократно обращавшихся к интересующему нас материалу, «встреча весны» трактовалась обычно как реликт некогда дельного культового действия, а сами веонянки — как его ооотав-ная часть — молитвы. Специальная работа в этом направлении была проделана А. С. Фаминцыным, четко сформулировавшим мифологическое понимание существа и генезиса «закликания весны», В его концепции основное место было уделено реализации античного мифа о Пероефоне и Деметре на славянском материале* Исследователь исходил из предположения, согласно которому дбшеашие до нас ритуальные действия и связанные с ними веснянки /главным образом — украинские* содержащие вопрос о «дочке весны» / являются осколками мифического предания о ежегодном исчезновении «богини весны» в период летнего солнцеотояния. По мысли А.С.Фа-минцына, миф о Персефоне и Деметре в его славянском преломлении связывает воедино всю совокупность весенне-летних обрядов и песен — от «закликания весны» до купалы /см. Фашнцын А. С., 1895/.

Первым серьезным итогом изучения обширного круга фольклорных и этнографических материалов по весенней обрядности славян стал фундаментальный труд Е. В. Аничкова «Весенняя обрядовая песня на Западе и у славян» /Ч.1, СПб., 1903/, в котором славянская и инославянская весенняя обрядность и поэзия были рассмотрены в сравнительно-сопоставительном плане. Е. В. Аничков, резко выступивший против основных положений мифологов, исходил из принципиального отрицания связи обряда с мифом и культом. «Чтобы получить право усматривать в современном обряде пережиток культа, — писал он, — надо прежде всего удостовериться в том, что рассматриваемое религиозное действие обращается. к божескому образу, а затем открыть еще и миф, ложащийся в основу учения об этом божестве» /Аничков Е.В., 1903, с. III/. По мнению Е. В. Аничкова, «весна», к которой обращено большинство песен, не является богиней весны, а лишь первичным олицетворением, «какимто эмбрионом божеского образа. застывшим на ранней стадии своего своего мифологического развития» / Аничков Е. В., 1903, о. И2/, Указав в результате на ряд несомненно ошибочных рассуждений" А. С. Фаминцына, Е. В. Аничков как бы подвел итог подобного рода мифологическим разысканиям, отметив, что «никаких сведений о мифе весенней богини в них /веснянках — Т.А./ не содержится. Олицетворение не поднялось в них до высоты божеского образа» /Аничков Е.В., 1903, с, П7/х.

Особого внимания заслуживает целый ряд положений Е. В. Аничкова относительно конкретного состава и поэтического содержания «встречи весны». Прежде всего именно в его исследовании видимое многообразие обрядово-поэтических форм «встречи весны» было сведено к двумосновным типам: «заклинанию весны» /исполнению веснянок/ и приготовлению печенья орнитоморфного типа. Е. В. Аничкову принадлежит и попытка исторического осмысления Э’тй’х’форм: по его мнению, «символизм перелетной птицы, представление о ней как о магическом провозвестнике весны» /Аничков Е.В., 1903, с Л18/, а также обращение к ней следует признать 'более Устойчивым и более древним, «чем обращение к олицетворенному времени года» /Аничков Е.В., с.117/.

Кроме того, именно Е. В. Аничков одним из первых в отечественной науке поставил вопрос о соотношении фольклорного /обрядового/ текста и ритуала, предельно точно сформулировав оущеот-во проблемы /с позиции фольклориста, а не этнографа!/. Указав на то, что песня и обряд представляют собой две стороны одного и того же явления и в силу этого «обряд помогает восстановить х Категорически отрицал принадлежность „весны“ к славянскому Олимпу и Н. М. Гальковский: „В народных песнях упоминается весна как живое существодети и теперь кличут весну. Но считать весну древним божеством нет оснований: это простое олицетворение“ /Гальковский Н., 1916, тЛ, с.42/. их / песен — Т.А./ начальный остов» /Аничков е.В., 1903, о.24/, Е. В. Аничков сосредоточил внимание на историко-генетичёсной'интерпретации соотношения песни и обряда / в плане общей постановки вопроса/, задавшись целью выяснить, «народилась ли сама песня вместе с заклинанием, или ею только воспользовались в целях заклинания» /Аничков Е.В., 1903, с. 381/. Им же было выдвинуто понятие «обрядовой песни-заклинания», которая представлялась ученому «самостоятельно возникшим и первоначальным видом народной поэзии» /Аничков Е.В., 1903, с. 382/.

С несколько иных позиций подходил к изучению обрядовой поэзии А. А. Потебня. Его исследование украинской обрядовой поэзии «Объяснение малорусских и сродных народных песен» /1883/ содержало разбор основных мотивов весенне-летней поэзии восточных славян с учетом целых цепочек поэтических ассоциаций, отмеченных в славянском фольклоре, варьирования и эволюции песенных образов, возможности их взаимопроникновения и т. п. Значение этого исследования А. А. Потебни /в контексте интересующей нас проблематики/ определяется преимущественным вниманием исследователя к основным слагаемым фольклорного текста / образам и мотивам/ и их интерпретации на широком поэтическом фоне.

Из исследований советского времени — помимо отдельных замечаний, высказанных в учебнике Ю. М. Соколова /1938/, историко-типологическом исследовании В. Я. Проппа «Русские аграрные праздники» /1963/ и учебном пособии В. П. Аникина «Календарная и свадебная поэзия» /1970/, где этот вопрос специально не рассматривался, — особо" должны быть отмечены две работы. Это — статья М. Е. Шереметевой «Земледельческий обряд „заклинание весны“ в Калужском крае» /1930/, которая является до настоящего времени единственным монографическим описанием фольклорно-этнографического комплекса «встречи весны» в отдельной локальной традиции. Работа обращает на себя внимание не только обилием собранного в ней полевого материала, но и не в меньшей степени — наблюдениями над характером бытования «встречи весны» и ее эволюции на начальном этапе активной редукции всего календарно-обрядо-вого комплекса. Книга В. К. Соколовой «Весенне-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в.» /1979/ является первым монографическим исследованием, посвященным весенне-летней обрядности восточных славян и, в частности, рассмотрению фольклорно-этнографического комплекса «встречи весны». Значение этой работы /преимущественно этнографической по своей направленности/ определяется прежде всего выдвижением ряда конкретных положений, касающихся специфики бытования «закликания веоны» и ритуала с «жаворонками» у русских, украинцев и белорусов, а также наблюдениями над характером исторической эволюции этих обрядово-поэтических форм в доступных исследовательнице хронологических рамках — XIX — XX в.

Архаический характер напевов веснянок неоднократно привлекал к ним внимание музыковедов, В известной статье З. Я. Эвальд «Социальное переосмысление жнивных песен Белорусского пЬлеоья» /1934/ был предпринят разбор жанрово^тематических трансформаций" определенного календарного напева. Это позволило исследовательнице сформулировать одно из важнейших — для современной музыкальной фольклористики — положений о политекстовом и более того, полижанровом характере основных календарных напевовформул, единых в своей общемагической семантике и потому «обслуживающих» широкий круг календарных текстов. Ф. А. Рубцов в работе «Смысловое значение кадансов в календарных напевах» /1963/ на материале смоленской фольклорной традиции наметил направление дальнейшего изучения песенно-поэтической традиции «встречи весны». Оно основано на признании единства призывно-просительной интонации весняночных напевов, сочетающегося с крайне разноликим конкретно-содержательным составом весенней поэзии. Наконец, М.й.Земцовский в книге «Мелодика календарных песен» /1975/ предложил, в частности, монографическое описание восточнославянской музыкальной весняцочной традиции, а также отметил ее локально-типовые модификации, что способствовало определению основного круга задач последующего ее изучения в фольклористическом, а не только музыковедческом аспектах.

Таким образом, несмотря на значительную работу, проделанную в области изучения обрядово-поэтической традиции «встречи весны», в современной фольклористике до настоящего времени отсутствует ее целостное описание. Собранный в извеотных и малоизвестных печатных, а также в архивных источниках материал не систематизирован, не определены границы фольклорного репертуара обряда, не выделен круг основных весняночных мотивов. По существу открытым остается вопрос о жанровой специфике фольклорного репертуара «встречи весны», который, как правило, не дифференцируется в жанровом отношении. Недостаточно изучена связь репертуара обряда с весенне-летней календарной поэзией восточных славян вообще, что не дает оснований, естественно, ставить вопрос об истоках этой обрядово-поэтической традиции и ее эволюции.

Специфика объекта исследования^ также степень разработанности избранной темы в современной фольклористике позволяет (формулировать общую цель диссертационной работы как монографическое изучение обрядово-поэтической традиции «встречи весны» /" закликания весны" и «выпекания жаворонков» / у восточных славян. Профиль работы определяется, поэтому, как историно-филологический /историко-фольклористический / с элементами фольклорно-этнографического исследования.

В соответствии с намеченной целью автор выдвигает ряд конкретных задач, последовательность постановки и рассмотрения которых отвечает структуре диссертационной работы.

Проблематика первой главы работы «Соотношение „закликания весны“ и ритуала с „жаворонками“ в календарной поэзии и обрядовой практике восточных славян» обусловлена двуединой природой фольклорно-этнографического комплекса «встречи весны», две составные части которого — «закликание весны» и ритуал с «жаворонками» специфически взаимодействуют между собой в отдельных локальных традициях. Специфика предпринимаемого в первой главе типологического исследования обрядово-поэтической традиции «встречи весны» состоит в том, что речь здесь пойдет не просто о типологии явления /то есть, наборе форм в их изофунк-циональной противопоставленности*/" а скорее о типологии взаимоотношения двух обрядов, из которых складывается традиция «встречи весны» .

Понятие «типа» традиционно-бытовой культуры предполагает, как известно, выяснение основной формы изучаемого фольклорно-этнографического феномена, где на первый план выдвигается комплекс признаков, характеризующих то или иное явление. Применительно к фольклорно-этнографическому комплексу «встречи весны» этот ряд признаков охватывает такие моменты как наличие в той или иной традиции самостоятельно существующих форм «встречи весны» /" закликания весны" и ритуала с «жаворонками» /, а такие тип.

Признак «из (c)функциональной противопоставленности» применительно к фольклорно-этнографическим типам «заключается в выполнении одной функции. различными способами» /Чеснов Я.В., 1977, 0.196/. их соединенияналичие фольклорных текстов, функционирующих в составе того или другого обряда, возможность их контаминиро-вания друг с другомнаконец, наличие различных видов орнито-морфного печения типа «жаворонки», характер ритуальных действий с «жаворонками», формы их распределения и использования. Фольклорно-этнографические типы обрядово-поэтической традиции «встречи весны», выявленные на основе рассмотрения этого комп— лекса признаков, отвечают двум основным требованиям: устойчивости внутренней формы /то есть, устойчивости соотношения признаков внутри каждого типа/ и ее локальной стабильности. Одним из используемых в работе способов систематизации этих формально-морфологических признаков, характеризующих традицию «встречи весны», является картографирование, состоящее в «выяснении определенных противопоставлений в их географическом распределении» /Чистов К.В., 1974, с. 79/.

Особое значение в перспективе намеченной проблематики первой главы диссертационной работы приобретает четко сформулированное в современной науке предположение о возможности сравнительно-исторической интерпретации этих локальных вариантов того или иного фольклорно-этнографического комплекса. Согласно этому положению, «в ходе эволюции культуры образуются комплексы, которые стабилизируют локально и отражают тем самым различные ступени эволюции» /Чеснов Я.В., 1977, с.194/. Рассмотрение «пространственной» типологии обрядово-поэтической традиции «встречи весны» в первой главе предоставляет необходимый материал для изложения основных моментов истории ее становления и развития у восточных славян.

Проблематика диссертационной работы и, в частности, ее первой главы предусматривает также обращение к вопросу о соотношении фольклорного текста и обряда, или «функциональных связях» фольклора, В это понятие Б. Н. Путилов включает связи фольклорного произведения «с различными сферами устойчивой народной бытовой практики, с традиционными народными социально-бытовыми институтами, с миром народных представлений» /Путилов Б.Н., 1977, с.17- ом. также: Путилов Б. Н., 1976, O.203−2II/. Из множеотва аспектов этой традиционной, но’по сей дейь актуальной для фольклористики проблемы представляется целесообразным выделить здесь лишь некоторые. Так, семантический аспект предполагает установление «сигнификативных отношений» текста с обрядом, когда «повествовательный текст не восходит к мифу и ритуалу, но. обозначает их, миф и ритуал выступают как значения иарратива» /Левпнтон Г. А., 1975, с. 314/. В других случаях выяснение специфических связей фольклорного текста и ритуала позволяет обнаружить обрядовый или мифологический «субстрат», лежащий в основе того или иного фольклорного мотива или поэтического приема. И если при этом с достаточной степенью достоверности будет раскрыта преемственность этих традиций, окажется возможным говорить о генетической обусловленности фольклорного текста обрядом.

Особую проблему в этом плане составляет изучение функционирования фольклорного произведения или группы произведений в конкретном обряде, то есть, выяснение вопроса о том, является ли текст реализацией обряда /" равен" ли он обряду/, или же текст вторичен по отношению к нему — предваряет, комментирует или завершает обряд, какова роль текста в организации обрядового «сценария» /функционально-ролевой аспект/. Наконец, немаловажным оказывается исследование конкретно-исторического соотношения обряда и текста на достаточно позднем и потому доступном исследователю историческом этапе /XIX — XX века/. Именно этому вопросу, в частности, уделяется особое внимание в первой главе диссертационной работы. Рассмотрение типологии обрядово-поэтической традиции «встречи весны» у восточных славян позволяет ретроспективно проследить историю формирования вербальных компонентов ритуала с «жаворонками», выявив характер их зависимости от развития самого ритуала.

Исследование поэтической традиции фольклорно-этнографиче-ского комплекса «встречи весны» /во второй главе диссертационной работы/- в особенности на современном этапе, связанном с принципиальными изменениями социально-иоторического и культурного порядка — предполагает четкое разграничение «собственно у обрядового» и «несобственно обрядового» фольклорного репертуаа ра. С этой точки зрения, к традиционным весенним закличкам следует отнести поэтические произведения, которые отвечают двум требованиям. Во-первых, они являются неотъемлемой частью «закликания весны» при условии повторяемости этой связи: «обряд*-" — определенный текст», и, во-вторых, вне обряда просто как весенние песни фактически не исполняются. Достаточной формой выражения этой принадлежности текста к обряду является устойчивая связь той или иной заклички с обрядовым термином «кликать/гукать весну» .

С учетом этого замечания автором было проведено предварительное и, естественно, не вошедшее в основной текст диссертационной работы сопоставительное рассмотрение весенне-летней поэзии восточных славян, выявившее собственно традиционный репертуар «закликания весны», как оказалось, весьма ограниченный по сюжетному составу*.

В задачу предпринятого во второй главе анализа основных мотивов традиционного репертуара «закликания весны» входит прежде всего выяснение вопроса о том, отвечает ли каждый из этих мотивов /комплексов мотивов/ целевой установке обряда, иными словами, в какой степени на конкретно-содержательном уровне текста реализуется заклинательная семантика обряда.

Близким к этому кругу проблем представляется вопрос о степени '" оригинальности" каждого из мотивов в составе традиционного репертуара «закликания весны». Поэтому основные мотивы весенних закличек рассматриваются во второй главе на фоне ино-обрядового и необрядового фольклорного материала, что позволяет отделить собственно весняночные мотивы от межжанровых элементов поэтического содержания веснянок. Как известно, в формировании репертуара любого фольклорно-этнографического комплекса — на достаточно поздней стадии его существованияпринимают участие фольклорные произведения самых разных пеоен-но-поэтических групп. Это не означает, однако, что такого рода межжанровые /и межобрядовые/ контакты строятся совершенно стихийно. Выявление некоторых /возможно, и частных/ закономерностей этого процесса на материале обрядово-поэтической традиции «встречи весны» также входит в задачи второй главы диссертационной работы.

В этом же разделе рассматривается географическое распространение основных «сюжетов» /комплексов мотивов/ весенних за.

Необходимо отметить здесь также и некоторую условность применения термина «оюжет» к рассматриваемому в работе фольклорному материалу: скорее речь идет о некоторых устойчивых комплексах поэтических мотивов. кличек, что необходимо для уяснения истории и путей формирования фольклорного репертуара «закликания весны» .

Намеченный выше функционально-ролевой аспект проблемы соотношения фольклорного текста и обряда предполагает среди прочих и исследование вопроса о специфике вербальной отруктуры фольклорно-этнографического комплекса «встречи весны» в разных локальных традициях. Понятие «вербальной структуры» обряда определяется совокупностью элементов, включающих в себя состав обязательных текстов, исполняющихся в обрядесоотношение в нем традиционно обрядовых и не собственно обрядовых произведений, последовательность их исполнения, а также степень закрепленности этих текстов за отдельными этапами обряда.

Вербальная структура «встречи весны», сама по себе сложившаяся под воздействием целого ряда «внефольклорных» факторов /таких как акциональная структура обряда, его календарный диапазон, возрасная дифференциация участников/, варьирующихся в, разных локальных традициях, как бы передает импульс изменений дальше, оказывая определенное влияние на формирование и поэтический облик фольклорного репертуара обряда.

Именно поэтому одной из основных посылок при рассмотрении жанровой специфики поэтического репертуара «встречи весны» является предположение о его жанровой неоднородности, связанной с заметными различиями вербальной структуры обряда в отдельных восточнославянских традициях.

Как известно, в современной фольклористике сложилось два направления в изучении жанровой специфики календарной поэзии / об этом см.: Земцовский И. И., 1968/. Первое основано на выделении целого ряда групп календарных песен в соответствии с последовательностью годового цикла /колядок, масленичных, веснянок, троицких и др./. Такие сезонные классификации традиционно используются как при публикациях обрядового фольклора, так и в работах фольклористов-музыковедов /см., например: Земцов-окий И.И., 1975/. Другая классификация, характерная для исследований фольклористов-филологов, была впервые предложена й.П.Колпаковой в книге «Русская народная бытовая песня» /1962/. Предлагаемый ею тип жанровой рубрикации материала теоретически соотнооим с идеей В. Я. Проппа об элементах общности, существующих между календарными праздниками и циклами разного приурочения /Пропп В.Я., 1963/. Но если для В. Н. Проппа такими повторяющимися из обряда в обряд элементами были обрядовая еда, культ растительности или поминовение усопших, то для Н. П. Колпаковой — заклинательные, величальные, корильные, игровые и, отчасти, лирические песни, этот принцип жанрового членения обрядового фольклора был обусловлен представлением о некотором единстве «общественной функции» ," функциональной доминанты", «целевой жизненной установки» соответствующих поэтических текстов, в силу этого под жанром стали понимать «исторически сложившийся тип художественной формы, обусловленный определенной общественной функцией данного вида искусства и соответствующим характером содержания» /Колпакова Н.П., 1962, с. 25/. Как показало время, именно этот подход определил «направленность большинства дальнейших исследований жанровой специфики календаря /имеются в виду исследования В. К. Соколовой, Ю. Г. Круглова, В. А. Смирнова и др./.

По существу любая группа фольклорных произведений, претендующая на статуо «жанрово единой», может быть описана на оонове ряда признаков, таких как «целевая установка» данного жанра, специфика поэтического содержания составляющих его произведений, отдельные формальные элементы и поэтические приемы, манера исполнения этих произведений, особенности их бытования и др.х. в.

Однако в ряде случаев функции жанроооразующих /а точнее жанров одифференцирующих/ могут выступать, как нам представляется, лишь отдельные признаки, причем их набор варьируется от жанра к жанру. В этой связи принципиальное значение /в особенности для обрядового фольклора на достаточно поздней стадии его существования/ приобретает дифференциация таких понятий как семантика некоторой суммы текстов /заклинательная, величальная и др./, определяемая прежде всего их функциональной направленностью, и конкретное поэтическое содержание этих произведений. Показательно, поэтому, что фольклорный репертуар «закликания весны», внутренне неоднородный по своему сюжетному составу, обнаруживает в масштабах всей восточнославянской традиции общность функциональной доминанты, обусловленную единством такого внефольклорного фактора как целевая установка обряда / «з, а к л и к, а н и е» /.

В задачу предлагаемого во второй главе рассмотрения жанрового^{состава} «вотречи весны» входит прежде всего выявление тех формально-поэтических элементов, которые моделируют жанровое единство фольклорного репертуара обряда в разных локальных традициях. В таком аспекте понимания жанрового единства нам более всего близка позиция В. Я. Проппа, трактовавшего жанр как «совокупность произведений, объединенных общностью поэтической системы, бытового назначения, форм исполнения и музыкального строя» /Пропп В.Я., 1964, с. 58 /.

Исследование широкого круга конкретных вопросов, касающих-оя обрядово-поэтической традиции «встречи весны», предпринихСр., например, точки зрения, изложенные в следующих работах:

Путилов Б.Н., 1962; Аникин В. П., 1966; Гусев В. Е., 1967; Кравцов Н. И., 1973. мается в двух первых главах диссертационной работы ташке и с целью последующего рассмотрения фольклорных и обрядовых истоков «закликания весны» и весенних закличек.

Данная диссертационная работа предотавляет собой попытку дальнейшей разработки методики изучения происхождения и истоков вербальных компонентов фольклорно-этнографического комплекса. Научная плодотворность такого типа методики была продемонстрирована в монографии Л. Н. Виноградовой «Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян. Генезис и типология колядования» /1982/. Методика этого исследования предполагала выявление некоторого монистического ядра, объединяющего колядную традицию и во многом определяющего акциональную и вербальную структуру обрядаустановление в связи с этим конкретных соответствий между обрядовой семантикой и обрядовой «реальностью», с одной стороны, и сопровождающими обряд фольклорными текстами, с другойа также рассмотрение последовательной эволюции фольклорного репертуара обряда, связанной с его общесмысловой переориентациейотсечение позднейших напластований и пр.

Основной задачей двух первых глав диссертационной работыв перспективе намеченной проблематики третьей главы «Истоки «закликания весны» «становится вычленение тех содержательных и формально-поэтических элементов «закликания весны», которые имеют в пределах всей восточнославянской традиции до некоторой степени универсальный характер. Окончательное решение вопросов, связанных с происхождением исследуемой обрядово-поэтической традиции /на что данная диссертационная работа, естественно, не претендует/, может быть в значительной степени облегчено, если выявленные «постоянные» компоненты «закликания весны» окажутся включенными в соответствующие им фольклорно-этнографические контексты. Установление такого рода аналогов и параллелей в обрядовом фольклоре восточных славян, их интерпретация, а также попытка реконструкции некоторых исходных форм «закликания весны» — основная задача последней главы диссертационной работы.

Актуальность проблематики третьей главы — в постановке некоторых вопросов исторической поэтики фольклора. Обозначенный в третьей главе круг проблем выдвигает в качестве основного один из аспектов историко-функционального изучения поэтики фольклора — задачу установления типов и закономерностей сложных связей «фольклорных структур с внефольклорными структурами» /Путилов Б.Н., 1977, с.17/. Выяснение специфических связей поэтики фольклорного текста с ритуально-бытовой практикой в их исторической эволюции дает возможность точнее уяснить механизм развития «этнографического субстрата» в устойчивые фоль-клорно-поэтические формы.

Материалом для диссертационной работы послужила восточнославянская обрядово-поэтическая традиция «встречи весны» в целом: мы постарались учесть максимальное количество записей поэтических произведений и описаний обряда. Привлекаемый в работе материал был ограничен территориально: использовались/преимущественно/ записи, сделанные в европейской части СССР на диалектах русского, украинского и белорусского языков. Материалы по календарно-обрядовому фольклору Сибири использовались лишь при рассмотрении сюжетного состава традиционного репертуара «встречи весны» и при составлении указателей сюжетов традиционных весенних закличек. Кроме того в диссертационной работе широко привлекался поэтический материал близких к веснянкам календарных циклов /масленичных, юрьевских, троицких, куотовых и купальских песен/.

При работе над диссертацией был обработан как опубликованный материал, сосредоточенный в основных периодических изданиях, фундаментальных фольклорно-этнографических собраниях и малоизвестных печатных источниках, так и рукописные материалы, хранящиеся в следующих архивах:

МГУ — архив кафедры русского народного творчества филологического факультета МГУ /Москва/;

ПА — Полесский архив Института славяноведения и балканистики АН СССР /Москва/;

ЙРЛИ — архив Сектора фольклора Института русской литературы АН СССР /Пушкинский Дом, Ленинград/;

ГШ — архив Государственного музея этнографии народов СССР / ф.7, оп.1: «Этнографическое бюро В.Н.Тенишева», Ленинград/;

ЙИФЭ — архив Института искусствоведения, фольклора и этнографии им, М. Ф. Рыльского АН УССР /ф, 1, Киев/;

ГУ — архив кафедры истории русской литературы историко-филологического факультета Горьковского государственного университета.

В ходе исследования нам пришлось столкнуться о весьма неоднородным количественным и качественным составом фольклорного материала из разных областей, отразившим в какой-то степени субъективный характер собирательской работы за последние полтора века. На основе известных собраний В. Н. Добровольского, З. Радченко, Е. Р. Романова, П. В. Шейна, монографического издания Современных полевых материалов «Веснавыя пеона» /1977/ в серии «Беларуская народная творчасць», а также множества частных публикаций с достаточной степенью полноты может быть восстановлено состояние описываемой традиции в Белоруссии и на Смоленщине.

Менее дифференцировано представлена в публикациях / и соответственно — в диссертационной работе/ украинская традиция. Так, собрания П.л.Гнедича, Б. Д. Гринченко, В. Кравченко, А. Мет-линского, П. П. Чубинского дайт" достаточно полное представление о северно-украинской традиции /и, в частности, традиции Украинского Полесья/, а издания В. Гнатюка и Я. Головацкогоо западно-украинской и прикарпатской традициях. Остальные районы представлены в публикациях беднее. Прежде всего весьма ограничены в имеющихся публикациях сведения о приготовлении на Украине обрядового орнитоморфного печенья типа «жаворонки». Обращение к рукописным материалам ИИФЭ АН УССР частично компенсирует отсутствие необходимых материалов. Из современных публикаций украинского обрядового фольклора, которые вводят в научный оборот значительное число неизвестных песенных сюжетов, особо должны быть отмечены: антология «Хгри та nicHi» /1963/, составленная А. И. Деем, а также собрания ранее неопу&ликованных материалов, см., например: nicHi Явдохи Зу1хи. Записав Гнат Танцюра / Упор., передмова та npiMiTKi В. А. Юзвекко, Ы.Т.Яцен-ка.- Ки1в: «Наукова думка, 1965; ilicHi з Волин! / Упор. О. Ф. Ощуркевич.- Ки’хв: Музична Украина, 1970; nicHi ПодШя: Записи HacTi Присяжнюк в села Погребище / Упор. С. В. Мишанич.-Кихв: Наукова думка, 1976 и др. Сожаление лишь вызывает принятая в современной украинской и белорусской издательской практике обработка как ранее опубликованных, так и архивных материалов, которые, как правило, подлежат переводу на литературный язык.

Очень неровно представлена в публикациях южнорусская традиция. Так, по Калужской области помимо упомянутой уже статьи м.е.Шереметевой существуют материалы многолетних экспедиций кафедры фольклора МГУ. Напротив, например, Воронежская и Тамбовская традиции представлены в публикациях /конечно, с точки зрения интересующего нас материала/ лишь единичными записями.

Центрально-русская традиция представлена в основном частными' публикациями, которых, однако, достаточно много. То же можно сказать и о Поволжье, фольклорные публикации по которому существенно пополняются архивными материалами ГГУ.

Таким образом, подводя итог сказанному, можно отметить, что научная новизна диссертационной работы заключается в характере отбора материала, методике его изучения, а также основных результатах и выводах исследования.

При исследовании обрядово-поэтической традиции «встречи весны» у восточных славян применялись в основном сравнительно-сопоставительный и историко-типологический методы. На их основе в диссертационной работе была выработана конкретная методика анализа вербальных компонентов отдельного фольклорно-этнографического комплекса. В диссертации впервые предпринята попытка целостного рассмотрения восточнославянской обрядово-поэтической традиции «встречи весны» с учетом ее региональной и исторической типологии, сюжетно-тематического и жанрового состава, особенностей функционирования ее фольклорного репертуара, отдельных аспектов ее происхождения и эволюции, а также ее места — связей и взаимовлияний — в обрядовом фольклоре восточных славян.

Практическое значение диссертации состоит в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы при дальнейшем изучении фольклорной культуры восточных славян прежде всего в историческом аспекте, то есть при исследовании вопросов реконструкции весеннего песённого цикла, а также историко-ге-нетических связей календарной и свадебной песенности.

Основные положения диссертации могут также учитываться при разработке проблем теории и истории фольклора, при составлении отдельных разделов общих курсов устного народного творчества /русского, украинского и белорусского/, а также чтении спецкурсов.

Диссертационная работа, помимо настоящего введения, трех глав и заключения, включает также список использованной литературы и три приложения: «Указатель основных мотивов „птичьих“ закличек» /к главе I/. «Указатель основных сюжетов весенних закличек» / к главе 2/ и «Указатель основных сюжетов поэтической традиции переклички сел и «переклички полов /девушек и парней/» /к главе 3/.

Выводы.

При широком сопоставлении масленичных, юрьевских, троицких, кустовых и купальских песен с веснянками и весенними хороводами выясняется, что весенне-летняя поэзия восточных славян содержит в себе определенное монистическое ядро, отражающее, вероятно, ее ритуальную основу — песенный антифонизм. Антифонное пение как некоторая инвариантная модель реализуется в восточнославянской фольклорной традиции в целом ряде конкретных форм /диалогические веснянки, перекличка сел, перекличка полов, двухключевые хороводы, свадебная антифонность и т. п./. При этом варьируется вербальная и акциональная структура антифонного пения, календарная ишире — обрядовая приуроченность и жанровая представленность фольклорных произведений, их.

До нашои ричкы, Положымо мы кладочку С червоной стричкы.

Голубая краще.

Ой, бодай вас, подоляне.

Та напала трясця!

Милорадович В.П., 1897, с.65/ конкретно-поэтическое содержание.

Близость путей и способов развития различных антифонных традиций весеннего обрядового пения подтверждается при анализе способов их сюжетной организации, структурно-композиционных трансформаций, а также многочисленных переходно-периферий-ных форм.

Семантическим ядром различных антифонных обрядово-песен-ных традиций является устойчивое противопоставление «своего» и «чужому», при этом «чужим» в зависимости от конкретной обрядовой и жанровой закрепленности текста может оказаться чужой род, чужая земля и «чужой» пол, что в свою очередь объясняет отношения взаимодополнительности, существующие между этими тремя реализациями оппозиции «свой — чужой» .

Антифонное начало, таким образом, оказывается семантической и формальной доминантой весеннего цикла, многоканально овязывающей его с восточнославянской песенностью и обрядностью вообще.

Заключение

.

Монографический разбор восточнославянской обрядово-поэти-ческой традиции «встречи весны» показал, что названая традиция представляет собой особый внутренне организованный, взаимосвязанный и исторически изменчивый комплекс поэтических произведений, ритуальных действий и обрядовых символов, специфически соотносимых друг с другом в пределах восточнославянской территории и не возводимых в принципе к одному началу или источнику.

По ходу исследования была выявлена «пространственная» типология изучаемой традиции, связанная с целым рядом общеэтнических и культурно-исторических процессов, главным образомс последовательным заселением русскими, белорусами и украинцами значительных территорий нынешних центрально-русских, поволжских и южнсирусских областей. Это в свою очередь позволило ретроспективно проследить отдельные этапы истории исследуемой традиции на достаточно поздней стадии ее существования /конец 17 — середина 20 вв./, отмеченной постепенным сближением основных ее слагаемых: «закликания весны» и ритуала с «жаворонками» .

Оообое внимание уделено в работе изучению обрядово-поэти-ческой традиции «закликания весны». Была установлена изначальная связь «закликания весны» с двумя самостоятельными традициями: «кликаньем» и весенним антифонным пением. Исследование фольклорных и обрядовых истоков «закликания весны» позволило предположить, что дошедший до нас фольклорно-этнографиче-ский комплекс восходит к единой восточно-славянской прото-традиции, которая сама по себе сложилась на определенном этапе в результате соединения ритуального клича — обращения с характерным для всего весеннего периода моментом песенного ан-тифонизма.

В свою очередь устойчивость основных слагаемых «закликания весны» /зачина, термина и диалогической структуры/, выявленная в пределах обширного региона, охватывающего главным образом исконно восточнославянские области / Верхнее Подне-провье, Среднее Приднепровье, Заднепровье, Полесье/, является достаточной для того, чтобы утверждать, что прототрадиция «закликания весны» может быть исторически возведена по крайней мере к периоду восточнославянского единства и сложения древнерусской народности — конец I — начало П тыс. н.э. /Третьяков П.Н., 1970, с.3−9/.

Несомненно, что предпринятая реконструкция исходных элементов «закликания весны» /" кликанья" и антифонного пения/ должна быть в дальнейшем подтверждена и уточнена как в свете этнической истории восточных славян, так и при изучении аналогичных фольклорных и обрядовых форм у западных и южных славян.

Разбор сюжетного состава традиционного репертуара обряда был основан на привлечении широкого инообрядового фольклорного материала, что позволило выявить достаточно свободное восприятие веснянками целого ряда «межжанровых» мотивов и образов. В связи с тем, что существование межжанровых явлений в фольклоре не вызывает сомнения, возникает необходимость более широкой постановки такого типа «заимствований». Небезынтересными в этом отношении могут оказаться любые наблюдения над варьированием и разработкой отдельного поэтического мотива не только в пределах одной жанровой группы, но и на кросс-жанровом уровне. Это позволит в дальнейшем поставить вопрос «о классифинации мотивов по принципу реализуемости в каких-то жанрах, то есть, отграничить „межжанровые“ мотивы от мотивов, возможных только в пределах данного жанра» /Левинтон Г. А., 1975, с.63/.

Результаты, полученные при рассмотрении жанрового состава поэтического репертуара «встречи весны», наводят на мысль о возможности несколько иного подхода к проблеме формирования жанровых групп отдельных фольклорно-этнографических комплексов в связи с вопросом об их исторической изменчивости и функциональной обусловленности. Это в свою очередь требует частичного переосмысления жанрообразующей функции некоторых формально-поэтических признаков, моделирующих структурное единство отдельных жанровых групп.

Проблема формирования обрядовой поэзии включает в качестве составной части изучение ее дифференцированных форм и, в частности, — диалога. Анализ весенней антифонной песенности выявил целый ряд его конкретно-типовых модификаций — от музыкально-шумовых до собственно диалогических форм, «антифонных» прежде всего благодаря семантике тех или иных обрядово-поэтических традиций.

В этом смысле перспективно продолжить исследование свадебной традиции — как в аспекте реконструкции отдельных древнейших элементов свадебной песенности, так и в плане установления историко-генетических связей свадебного комплекса с архаической структурой календарного и, в частности, весеннего цикла.

Несколько иное направление дальнейших разысканий в этой области связано с изучением происхождения /истоков/ и становления величальной и корильной песенно-поэтических традиций. Общеобрядовые истоки этих форм, как мы пытались показать в работе, не вызывают сомнения. Возможно, однако, целостное изучение корильных и величальных компонентов — в различных фольклорно-этно-графических комплексах.

В целом же предложенная в работе методика изучения вербальных компонентов отдельного фольклорно-этнографического комплекса может быть — с известными оговорками и уточнениями использована при работе с иными обрядово-песенными циклами.