Диплом, курсовая, контрольная работа
Помощь в написании студенческих работ

Прагматические аспекты функционирования слова в эрзянском языке

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Наряду с двумя основными тенденциями противопоставлять семантику и прагматику друг другу, с одной стороны, и рассматривать их в тесном взаимодействии, с другой, в рамках второго подхода к этой проблеме наблюдаются разногласия по поводу характера этого взаимодействия. Так, Дж. Лич выделяет две крайние точки зрения на соотношение семантики и прагматики: 1) семантизм (когда значение рассматривается… Читать ещё >

Содержание

  • Предисловие
  • Введение. История становления прагматики в лингвистической литературе
  • 1. Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка
    • 1. 1. Прагматическая дифференциация лексики и ее связь с семантикой
      • 1. 1. 1. Локализация прагматических компонентов слова в интенсионале значения
      • 1. 1. 2. Локализация прагматических компонентов слова в эмоционале значения
      • 1. 1. 3. Локализация прагматических компонентов слова в импликационале значения
    • 1. 2. Соотношение прагматической и семантической вариативности лексики
    • 1. 3. Прагматика и семантика эвфемистической лексики
  • Выводы
  • 2. Особенности актуализации прагматических компонентов содержания слова в эрзянских текстах
    • 2. 1. Прагматическое значение слова и текст
    • 2. 2. Текст и прагматический контекст
    • 2. 3. Контекстуальная обусловленность формирования окказиональных прагматических смыслов
  • Выводы

Прагматические аспекты функционирования слова в эрзянском языке (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Учитывая то, что слово является не только единицей номинации, но и единицей, участвующей в коммуникации, очевидно, следует говорить о появлении нового направления в изучении лексического состава языкафункциональной лексикологии, которая должна заниматься изучением прагматического аспекта лексики, т. е. выявлять внутренние закономерности, которым подчиняется выбор и адекватное употребление слов в конкретном коммуникативном акте, а также определять связь между процессами создания новых слов и их коммуникативно-прагматической направленностью. Таким образом, возникает необходимость исследовать основные тенденции развития словарного состава эрзянского языка, с одной стороны, и его функционирования с другой.

Актуальность исследования определяется необходимостью детального изучения закономерностей употребления такой единицы языка, как слово в коммуникативном акте, а также выявления связи между процессами создания слова, и его прагматической направленностью. Данные вопросы не были предметом самостоятельного исследования в финно-угроведении.

Избранный ракурс изучения слова, позволяющий проводить исследование на основе достижений таких лингвистических дисциплин, как функциональная лексикология и динамический синтаксис, лингвистика текста, культурная антропология, семантика, теория деятельности, социология, а также установление и описание онтологических свойств и лингвистического статуса прагматического компонента содержания слова и его соотношения с лексическим значением определяет научную новизну диссертации. Новым является и то, что в работе впервые изучаются прагматические особенности функционирования слова в эрзянском языке в конкретных коммуникативных актах и в пределах целого текста.

Основная цель исследования — описать прагматические компоненты структуры слова в их соотнесенности с семантическими, выявить особенности актуализации слова в конкретных условиях речевого общения и определить механизмы его взаимодействия с текстом в системе коммуникации в эрзянском языке.

В рамках сформулированной цели предполагается решение следующих задач:

1) выявить, какие факторы (интраили экстралингвистические) влияют на образование слова в эрзянском языке;

2) показать соотношение семантического и прагматического компонентов в структуре значения слова;

3). определить критерии идентификации эвфемизма- 4) выявить номенклатуру контекстов употребления слова, в разных лексических значениях;

5) выявить характеристики текста, детерминирующие появление окказиональных значений слова в тексте.

В работе был исследован комплексный метод исследования. При определении онтологических характеристик прагматического компонента и его лингвистического статуса используется метод компонентного анализа (прием анализа словарных дефиниций, многоступенчатый дефиниционный анализ, моделирование унифицированной словарной дефиниции). Для установления характера' прагматической актуализации слова и содержательной интерпретации окказиональных прагматических значений — методы контекстуально-ситуативного анализа и лингвопрагматическая интерпретация окказиональных смыслов с привлечением факторов коммуникативно-прагматической ситуации.

Материалом для изучения проблемы послужили художественные произведения эрзянских (К.Г. Абрамов, М. Брыжинский, А. Ганчин, А. Доронин, Ч. Журавлев, П. Ключагин, В. Коломасов, И. Кривошеев, А. Д. Куторкин, П. Прохоров и др.) и англо-американских авторов (A.S. Byatt, А. г. «.

Christie, F. Fitzgerald, J. Fowles, E.M. Forster, J. Galsworthy, A. Hailey, J. London и др.) общим объемом около 12. 286 страниц.

В силу довольно хорошей разработанности проблемы прагматического компонента слова в англистике при исследовании заявленной проблематики диссертации автор использует некоторые положения прагматической теории, выполненной на материале английского языка западноевропейскими, американскими (США) и отечественными лингвистами. Примеры на английском языке, цитаты из работ английских авторов, посвященных прагматике и компонентной структуре лексического значения слова используются в данной работе не с целью сопоставления или сравнительного анализа, а для более репрезентативного охвата заявленной проблематики.

При работе над диссертацией использованы труды отечественных и зарубежных исследователей по проблемам прагматики и семантики слова (Э.С. Азнаурова, Н. Д. Арутюнова, Л. П. Водясова, В. И. Заботкина, В. И. Карасик, JI.A. Киселева, Г. Клаус, Ч. Моррис, М. В. Никитин, И. П. Сусов, Д. В. Цыганкин и др.) Т. Givon, G. Leech, J.L. Lemke, J. Lyons, R. Pozner, D. Wunderlich и др.).

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что лингвистическое описание прагматического компонента семантической структуры слова, установление его соотношения с другими типами значения номинативной единицы расширяет наши знания о семантическом потенциале словесного знака, а выделение слоя прагматически маркированной лексики дополняет традиционную стилистическую стратификацию современного эрзянского языка.

Практическая ценность работы состоит в том, что ее положения и выводы могут быть использованы в лекциях по лексикологии (раздел «Семантическая структура слова») и теории перевода (раздел «Прагматика и перевод»), в курсах по выбору по лингвопрагматике, на лекционных и семинарских занятиях по стилистике эрзянского языка.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты практического исследования были изложены в докладах на научных конференциях студентов и преподавателей в МГПИ им. М. Е. Евсевьева «Евсевьевские чтения» (Саранск, 2004 г.), в МГУ им. Н. П. Огарева «Огаревские чтения» (Саранск, 2005 — 2006 г. г.), на Всероссийских научных конференциях «Научное наследие М. Е. Евсевьева в контексте национального просветительства Поволжья (к 140-летию со дня рождения мордовского просветителя)» (Саранск, 11−13 мая 2004 г.), «Мордовская филология в контексте национальной культуры» (Саранск, 23−24 марта 2006 г.), Региональной научно-практической конференции «Иностранные языки в диалоге культур: экономика, политика, образование» (Саранск, 29−30 ноября 2005 г.) и отражены в тринадцати публикациях.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Прагматический компонент семантической структуры слова является частью его лексического значения и может быть выражен одним из признаков сильного импликационала, сочетанием импликационных признаков с интенсиональными, или эмоциональными коннотациями, что позволяет выдедить. прагматически маркированный слой лексики в эрзянском языке. 2. Критериями идентификации эвфемизма являются наличие отрицательного компонента у заменяемой единицы и её способность изменять значение в сторону его улучшения.

3. Формирование прагматических смыслов слова обуславливается контекстуально и ситуативно.

Оформление диссертации. В целях экономии места ссылки на источник даются по следующей формуле: автор, год издания работы, страница. При отсутствии автора наименование источника приводится в сокращенном виде, по первым буквам названия, после него — год издания, а затем — страница, например: CJIT 1974: 67 означает «Словарь лингвистических терминов», год издания 1974, страница 67. Иллюстративный материал, извлеченный из текстов, приводится в неизмененном виде. Структура и объём работы. Диссертация состоит из предисловия, введения, двух разделов, заключения, списков использованной литературы: научной, научно-методической — из 163 наименования, художественной — 48 наименований с указанием принятых в тексте диссертации сокращений их названий.

Работа изложена на 172 страницах.

В предисловии обосновывается актуальность темы исследования, подчеркивается научная новизна, теоретическая и практическая ценность диссертационного сочинения, формулируются цель и основные задачи работы, описываются материал и источники исследования, определяется структура диссертации.

Во введении излагается история становления прагматики, рассматриваются различные точки зрения на предмет и сущность этого раздела семиотики.

В первом разделе «Прагматическая дифференциация лексики эрзянского языка» рассматриваются вопросы соотношения семантического и прагматического компонентов в содержательной структуре слова, описания лексики по линии ограничений на ее употребление в определенных типах ситуаций, выявления сфер запретного и причин возникновения эвфемистической субституции.

Во втором разделе «Особенности актуализации прагматических компонентов содержания слова в эрзянских текстах» рассматривается взаимодействие прагматики слова с прагматикой текста. Особенности прагматической актуализации слова, как основной единицы языка, в пределах коммуникативно-прагматического контекста определяются контекстуально-ситуативными и контекстуально-прагматическими условиями. При этом не менее значимым оказывается семантико-стилистический и прагматический потенциал слова. В каждой конкретной ситуации общения слово может приобретать окказиональное значение.

В заключении подводятся итоги исследования и излагаются основные выводы, сделанные на основе изученного материала.

История становления прагматики в лингвистической литературе.

Термин «прагматика» трактуется по-разному в современном языкознании, по-разному определяются её границы и содержание. Каждое исследование ставит перед собой задачу дать собственное понимание сущности этого явления.

Идеи прагматики начали свое развитие с 60−70-х годов XX века под влиянием философско-семиотических концепций Ч. Пирса, Р. Карнапа, Ч. Морриса, JI. Витгенштейна. Именно Ч. Моррис ввел в научный оборот сам термин «прагматика». Все последующие исследования в этой области опираются на предложенное им понимание прагматики как учения об отношении знаков к тем, кто ими пользуется, в связи с чем, эта дисциплина имеет дело со всеми психологическими, биологическими и социологическими явлениями, которые наблюдаются при функционировании знаков [Morris 1938: 30]. Такой взгляд явился отправным моментом для появления различных теорий, включающих в компетенцию прагматики самый разнообразный круг проблем — от чисто языковых до экстралингвистических, исследующих роль языка р контексте социальных взаимоотношений. И это объяснимо, так как изыскания в этой области лингвистики невозможны без данных, которые вносят в нее когнитивная психология, культурная антропология, философия, логика, семантика, теория деятельности, социология.

Работы лингвистов [Киселева 1978, Клаус 1967 и др.], изучающих механизмы языкового воздействия в процессе общения, отражают широкое понимание предмета прагматики. Так, по мнению Г. Клауса, при передаче информации отправитель «заинтересован в том, чтобы вызвать определенную реакцию, определенные чувства у получателя». Автор относит к области 8 прагматики «психологические и социологические аспекты употребления языковых знаков» [Клаус 1967: 22]. По утверждению JI.A. Киселевой, основная задача прагматики «состоит в изучении вербального управления человеческим поведением, моделировании социального и индивидуального поведения людей посредством речи, а ее предметом является совокупная языковая информация, привлекаемая при рассмотрении прагматических свойств различных языковых единиц, функционирующих в определенных контекстах» [Киселева 1978: 98]. С этим взглядом пересекается и понимание прагматики как механизма языкового воздействия с целью изменения «внутреннего состояния слушающего» Т. ван Дейка [Dijk 1981:40].

Точка зрения вышеупомянутых авторов разделяется и другими исследователями. Так, В. И. Карасик отмечает, что широкое понимание прагматики, которое мыслится как система правил общения, созвучно психологическим концепциям речевого общения: «Вербальная часть сообщения накладывается на предварительно выраженную невербальную систему коммуникации» [Карасик 1989: 7]. Лингвистическая прагматика обращена к изучению «социальной предназначенности языка, а именно к использованию предложений в речевой деятельности» [Почепцов 1981: 56]. В теории речевой деятельности принципиальное внимание уделяется исследованию ситуативного момента в реальной жизни языка [Сахарный 1985: 6].

Таким образом, анализ данных толкований прагматики показывает, что все они ориентированы на исследование эффекта воздействия. В центре внимания, всех работ — реализация прагматических функций языковых единиц разных уровней на материале различных типов текстов.

• Дж. Лич, выдвигая понятие речевой ситуации (включающей участников коммуникации, контекст, функцию высказывания и его речевое воздействие), определяет прагматику как отличную от семантики лингвистическую дисциплину, изучающую значение в соотнесенности с речевой ситуацией [Leech 1983: 6].

Отличительной чертой современного этапа развития языкознания является интерес к функциональной стороне языка, к факторам, определяющим коммуникативный процесс.

Прагматика заложила основы новой лингвистической парадигмыфункционально-прагматической, поставившей в центр внимания личностно-деятельное начало. В центре внимания функционального языкознания оказывается взаимосвязь языка и среды его функционирования, языковых структур, с одной стороны, и деятельных структур — с другой. Сердцевину функционального языкознания образует личностно-ориентированная деятельностная лингвистика [Сусов 1988: 9].

Функциональный аспект лингвопрагматических исследований, их контекстуальная обусловленность прослеживается в работе Э. С. Азнауровой, где развивается идея, что язык можно описать и объяснить только в контексте, т. е. при его функционировании [Азнаурова 1988]. Точка зрения этого автора поддерживается и Н. Д. Арутюновой. Она также подчеркивает, что «прагматика — область исследования в семиотике и языкознании, в которой изучается функционирование языковых знаков в речи» [Арутюнова 1990: 389]. При этом надо иметь ввиду, что понятие контекста в прагматических исследованиях не ограничивается рамками текста, в котором употреблена языковая единица, необходим учет условий, в которых осуществляется ситуация общения, т. е. «комплекс внешних условий общения, присутствующих в сознании говорящего в момент осуществления речевого акта: кто — кому — о чем — где — когдапочему — зачем — как?» [Азнаурова 1984 а: 120- 1988: 38].

Т. Гивон, представляет прагматический контекст как иерархически организованную двухплоскостную структуру, которая состоит из трех типов прагматического контекста (дейктического, общего дискурсивного и общего культурного) и которая пересекается с когнитивно-психологической и социальной (ситуативная и стратификационная оси) плоскостями [Givon 1989].

Сторонники этого подхода убеждены, что функционирование языка необходимо изучать в конкретных коммуникативно-прагматических ситуациях.

В центре внимания оказывается деятельность общения, осуществляемая человеком в определенных социальных и межличностных условиях с определенными мотивами и целями. «Никогда речевое общение не сможет быть понятно и объяснено вне этой связи с конкретной ситуацией. Язык живет и исторически становится именно здесь, в конкретном речевом общении, а не в абстрактной лингвистической системе форм языка и не в индивидуальной психике говорящих» [Бахтин 1993: 105].

В ряде других исследований также подчеркивается, что понимание и объяснение лингвистических явлений возможно лишь при исследовании языка в деятельностном аспекте и с ориентацией на человека как основной фигуры речевой деятельности. Человек и его роль в процессе коммуникации признаются отправной точкой в исследованиях многих ученых [Арутюнова 1981; Булыгина 1981; Степанов 1981]. Прагматический аспект языка связывается непосредственно с человеком, как «субъектом языкового общения, творцом языка и его «пользователем» [Сусов 1987: 10]. В этих исследованиях акцентируется творческая деятельность человека, автора высказывания, который осуществляет выбор необходимых языковых единиц и организует сообщение в соответствии с поставленными целями. По мнению Г. В. Колшанского, любая информация, передаваемая конкретным субъектом в конкретных обстоятельствах, является одновременно объективной (сообщение о некотором факте) и субъективной (оценка существующего факта). Именно этот субъективный момент — «эмоции, всевозможные оценки, включаемые в содержание речи, ориентированной на конкретного партнера» — он называет прагматикой [Колшанский 1975: 140].

Таким образом, прагматика изучает отношения между знаком и человеком, а это предполагает исследование целого комплекса проблем, связанных с обеими сторонами этого взаимодействия, условий, при которых оно протекает, и различных факторов, влияющих на этот процесс. Мы можем заключить, что изложенные выше различные точки зрения на предмет и сущность прагматики не противоречат друг другу, а являются лишь разными аспектами исследования проблемы.

Чаще всего прагматический аспект языковых единиц рассматривается исходя из широкого спектра различных толкований прагматики. Это — либо один из планов, или аспектов, исследования языка в их соотношении с индивидом использующим язык [Ахманова 1966: 344], либо наука об употреблении языка [Leech 1983: 6], либо наука о контекстуальное&tradeязыка как особого явления [Parret 1980: 89−99], либо исследование языка с точки зрения преследуемых автором целей, различных способов и условий их достижения [Parisi 1981: 566−579], либо теория интерпретации речевых актов [Grice 1981: 83−198], и изучение языковых средств, служащих для обозначения различных аспектов. интеракционального контекста, в котором выражается пропозиция [Motch. 1980:155−168].

Однако необходимо отметить, что в финно-угроведении проблемы прагматики не были объектом самостоятельного исследования, имеются лишь некоторые материалы в работах сопутствующего характера. Так, в мордовском языкознании до настоящего времени сам термин «прагматика» практически не встречается в научных работах, не выработана методология описания лингвистических единиц в прагматическом аспекте. Вопросы прагматики текста затрагиваются в работах Л. П. Водясовой (2000, 2004). Семантико-прагматический потенциал эмотивных высказываний в эрзянском языке рассматривается Н. И. Рузанкиным (2000, 2004). Д. В. Цыганкин, анализируя лингвистические, в том числе и прагматические, проблемы мокшанской и эрзянской терминологии, акцентирует внимание на том, что «степень удобства и краткость — суть прагматизма терминов» [Цыганкин 2004: 207]. Изучение характера взаимодействия языка и культуры представляется достаточно продуктивным, однако лингвокультурология эрзянского языка как объекта исследования на сегодняшний день остается за пределами внимания исследователей. Одной из первых попыток в этой области является статья Е. Н. Ломшиной и Н. А. Кулаковой [2004: 73−75], в которой в качестве объекта исследования взяты этические термины из эрзянского и мокшанского языков. Авторы отмечают, что «лингвокультурология должна ответить на ряд вопросов: 1) как культура участвует в образовании языковых концептов- 2) к какой части значение языкового знака прикрепляются «культурные смыслы" — 3) осознаются ли эти смыслы говорящим или слушающим, и как они влияют на речевые стратегии- 4) существует ли в реальности культурно-языковая компетенция носителя языка- 5) каковы концептосфера, а также дискурсы культуры, ориентированные на репрезентацию носителями одной культуры, множества культуркультурная семантика данных языковых знаков, которая формируется на основе взаимодействия двух разных предметных областей — языка и культуры- 6) создание понятийного аппарата» [Ломшина, Кулакова 2004: 74]. Авторы далее отмечают: «Картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказаться в той или иной степени пережиточной, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария, с помощью которого. создаются новые смыслы, иначе говоря возникают расхождения между архаической и семантической системой языка» [Ломшина, Кулакова 2004:74]. О номинации ряда морально-этических понятий с точки зрения процесса дифференциации — разграничения и специализации в историческом плане говорит Т. М. Шеянова [Шеянова 2006: 125−126]. В русле исследуемой проблемы сделаны и работы Р. Н. Бузаковой [2000], а также марийского лингвиста Н. Красновой [2003], угроведа В. Ивановой [2005], в которых они, в числе, прочих вопросов лексикологии, уделяют внимание и рассмотрению эвфемистической лексики, хотя сам термин «прагматика» ни один из авторов не использует.

В, Гаврилова, исследуя сравнение как одно из средств оценки неопределенно большого и малого количества в марийском языке, отмечает, что «категория оценки. принадлежит к числу прагматических категорий, так как её-применение позволяет характеризовать субъект оценки, его позицию, его отношение к содержанию высказывания» [Гаврилова 2004: 78]. Функционально-прагматический аспект косьвенно-падежного оформления аргументов предложения в восточно-хантыйских диалектах анализируется А. Фильченко [2005]. О прагматике антропонимической лексики говорит А. Н. Ракин, указывая, что «подбор нарицательных слов для создания антропонимических названий произведен писателем не произвольно, и каждое собственное имя выполняет не только номинативную (назывательную), но и характерологическую функцию, благодаря тому, что содержит сверх основного семантического содержания дополнительную информацию» [Ракин 2002: 395].

Следует подчеркнуть, что какие бы проблемы ни были предметом исследования этой области лингвистики, самой насущной из них был и остаётся вопрос о соотношении прагматики с семантикой.

Существуют различные точки зрения на характер этого соотношения. Согласно одним, семантика противопоставляется прагматикесогласно другим, эти два явления рассматриваются в единстве.

Противопоставление этих двух элементов осуществляется на основе разных критериев. По мнению В. В. Петрова, они отличаются «по объему исследований, форме теоретических обобщений и цели». Объектом исследования семантики являются «неизменные относительно конкретных ситуаций употребления «смысловые инварианты», а прагматика занимается изучением «именно конкретных ситуаций употребления» [Петров 1985: 475].

Подобная позиция просматривается и во взглядах Д. Вундерлиха и Р. Познера. Так, Д. Вундерлих считает, что объектом исследования семантики является буквальное значение, а прагматики — все виды непрямого значения, а также, результаты акта речи [Wunderlich 1980: 304]. Р. Познер решает эту проблему, разграничивая значение и употребление слов в речевой коммуникации [Pozner 1980:198]. Для Р. Карнапа критерием разграничения становится субъект. Если в исследовании делается эксплицитная ссылка на человека, пользующегося языков, то это относится к области прагматики. Если же мы отвлекаемся от тех, кто пользуется языком, и анализируем только выражения и их десигнаты, то мы в сфере семантики [Карнап 1959].

Таким образом, значение в прагматике связано с говорящим или использующим язык, в то время как в семантике оно определяется как свойство языкового выражения, не принимающего во внимание конкретную ситуацию, говорящих и слушающих. Такое общее различие было выделено философами Ч. Моррисом и Р. Карнапом.

Более глубокое противопоставление «семантика — прагматика», уточняется благодаря следующим разъяснениям:

— во-первых, семантика может быть противопоставлена прагматике по основанию, рассмотренному еще в известной схеме Ч. Морриса [1938: 30]. Семантика в общем случае изучает семантическое отношение «знак-референт», прагматика изучает отношение «знак-пользователь" — ч во-вторых, семантика и прагматика могут быть противопоставлены по оппозиции, «конвенциональность-неконвенциональность». Традиционно прагматика считается неконвенциональной сущностью, т. е. ее принципы «обусловлены коммуникативными целями» [Leech 1983:5];

— в-третьих, семантические толкования прежде всего формальны: они зафиксированы в словарях в виде обобщенных дефиниций того или иного значения слова. Прагматические толкования прежде всего функциональны: они отражают реальное функционирование лексической единицы в тексте. <. Однако с самого начала появления и развития идей прагмалингвистики высказывались мысли не только о противопоставлении семантики и прагматики, но и о их тесной взаимосвязи, взаимозависимости и даже слиянии друг с.другом. Так, например, анализируя взгляды Р. Карнапа, можно отметить, что он предложил различать «чистое» (или формальное) и «описательное» (или эмпирическое) исследование. Прагматика относится к «эмпирическому исследованию исторических данных естественных языков», а «чистая семантика» — к изучению языковых систем, задаваемых с помощью их правил". Р. Карнап считал, что прагматика и семантика — «две фундаментально —Ч v.- ЛЬЬ различные формы анализа значений выражений». Но описательная (эмпирическая) семантика, по его мнению, «может рассматриваться как часть прагматики». На наш взгляд у Р. Карнапа наблюдается тенденция присоединять прагматику к семантике.

Ю.С. Степанов предлагает рассматривать все составляющие семиотики в тесном единстве. Он считает, что в прагматике выделяются для исследования в «чистом виде» те проблемы, которые в «скрытом» или «снятом» виде проходят в семантике и синтаксисе [Степанов 1981: 326].

Ю.Д. Апресян пишет, что, с одной стороны, в некоторых языковых единицах преобладает семантика, в других — прагматика, но с другой стороны, «прагматика тесно сплетена с семантикой и во многих случаях лексикографически неотделима от нее» [Апресян 1987: 8]. М. В. Никитин в своем исследовании исходит из того, что психическая деятельность опирается на координированное единство прагматических и когнитивных структур сознания. Семантическая информация упорядочена в когнитивных структурах сознания, прагматическая информация выражается в оценочных противопоставлениях типа «хорошо — плохо», «приятнобезразлично — неприятно», «красиво — некрасиво, уродливо, безобразно», «добро — зло» и т. п. Исходными являются прагматические установки сознания, отвечающие за субъективную оценку всего наблюдаемого и переживаемого человеком с точки зрения его интересов и ценностных ориентаций в мире. Но субъективные интересы питаются объективным знанием [Никитин 1988: 20].

По мнению К. Черри, в естественном языке нет чистой семантики, его семантическая структура основана на прагматике, а прагматические отношения накладываются на семантические [Cherry 1966].

И.П. Сусов определяет прагматику как «часть семантики, своего рода прагмасемантику или интенциональную семантику, рассматривающую коммуникативно-интенциональное значение как результат отражения структуры коммуникативных действий в тесной связи со структурными и субстанциональными свойствами языковых знаков» [Сусов 1980: 13]. В более.

• м — •' i i. • «.

• «?,. ' • поздней работе И. П. Сусов моделирует прагматическую структуру высказывания как восьмичленное образование: «Я — сообщаю — тебе — в данном месте — в данное время — посредством данного высказывания — о данном предмете — в силу такого-то мотива и причины — с такой-то целью и намерением — при наличии таких-то предпосылок и условий — таким-то способом — в рамках таких-то социально-ролевых и межличностных отношений». Компоненты «сообщаю», «о предмете» являются семантическими, все остальные компоненты относятся к прагматике [Сусов 1986: 9−11].

Э.С. Азнаурова отмечает особенности и отличия семантики и прагматики: «Если семантика объясняет, что он (человек) говорит, что означает данный текст, то прагматика стремится раскрыть, в каких условиях и с какой целью говорит человек, каков прагматический эффект его высказывания». Вместе с тем она признает их тесную взаимосвязь, трактуется термин «лексическая семантика» в широком смысле, «как сочетание денотативно-сигнификативного, стилистического и прагматического компонентов значения слова» [Азнаурова 1990: 24]. Подвижный, вариативный характер смысловой структуры слова, заложенный в его природе и проявляющийся в условиях «уместности» использования в языковых контекстах, и должен, по ее мнению, составить предмет изучения прагматической семантики.

Такой же точки зрения придерживается и Ф. Кефир. Исходя из понимания семантики, объектом исследования которой является контекстно-свободное значение, а прагматики — контекстно-зависимое значение, Ф. Кефир делает вывод, что «контекстно-зависимое значение (оценочные аспекты, ирония) может быть установлено лишь относительно контекстно-свободного значения». Следовательно, утверждает автор, семантика и прагматика не существуют друг без друга и взаимно дополняют друг друга [Кефир 1985].

Дж. Лич предлагает несколько постулатов для разграничения семантики и прагматики. Семантика традиционно имеет дело со значением как диадным отношением, прагматика же рассматривает значение как триадное отношение, в которое включен пользователь языком. При этом пользователь (слушающий или говорящий) для Дж. Лича — это лишь один из компонентов более широкого понятия ситуации речи (контекста). Таким образом, выдвигая понятие речевой ситуации (включающей участников коммуникации, контекст, функцию высказывания и его речевое воздействие), исследователь определяет прагматику как отличную от семантики лингвистическую дисциплину, изучающую значение в соотнесенности с речевой ситуацией [Leech 1983: 6].

Наряду с двумя основными тенденциями противопоставлять семантику и прагматику друг другу, с одной стороны, и рассматривать их в тесном взаимодействии, с другой, в рамках второго подхода к этой проблеме наблюдаются разногласия по поводу характера этого взаимодействия. Так, Дж. Лич выделяет две крайние точки зрения на соотношение семантики и прагматики: 1) семантизм (когда значение рассматривается как исключительно семантическая сущность, т. е. когда прагматика включена в семантику) — 2) прагматизм (когда значение рассматривается как исключительно прагматическое понятие). При этом, он предлагает и третью компромиссную точку, зрения — комплементаризм (семантика и прагматика дополняют друг друга): «И семантика, и прагматика связаны со значением языкового знака, однакоразличие между ними сводится к различию между двумя определениями глагола «значить». Семантика отвечает на вопрос «Что означает X?». Прагматика отвечает на вопрос «Что вы имеете в виду, употребляя X?» [Leech.1983: 6].

В русле традиций прагматизма лежат работы Л. Витгенштейна, Дж. Остина, Дж. Серля. Например, Дж. Серль рассматривает теорию значения как одну из разновидностей теории воздействия [Searle 1969: 17]. На современном этапе данную точку зрения разделяют такие лингвисты, как Р. Шенк, Л. Бирнбаум, Дж. Мей, которые считают, что семантика — неотъемлемая часть прагматики, т. е. нашего общего знания о мире и об использовании языка. Однако тут же они говорят о том, что «понимание достигается объединением семантических и прагматических знаний», тем самым приближаясь к комплементаризму. Затем они делают следующий вывод: «. поскольку семантика связана с прагматикой, она не должна изучаться независимо» [Шенк, Бирнбаум, Мей 1989: 33]. Сходной точки зрения придерживается Дж. Олвуд. По его мнению, было бы лучше отказаться от противопоставления семантики и прагматики в пользу семантико-прагматического подхода, при котором основной функцией языкового значения признавалась бы его контекстуальная адаптируемость [Allwood 1981:177].

На наш взгляд, решить данную проблему однозначно нельзя. Несомненно, единицы любого языкового уровня можно исследовать с точки зрения семантики и с точки зрения прагматики, а также совмещая эти подходы. Вероятно, вопрос соотношения семантики и прагматики в языке решается на каждом уровне языка различным образом. По мнению Т. В. Булыгиной (1981), исследования, проведенные в рамках теории речевых актов, показали, что значительная часть понимания связана не с языковыми правилами, приписывающими предложению определенное значение на основе значений его компонентов, но с нашей способностью делать заключения о действительном намерении говорящего, не совпадающим с тем, что буквально им «говорится».

Существует мнение, что прагматика в отличие от семантики неконвенциональна, и в этом заключается одно из оснований их противопоставления. Языковая единица может приобретать прагматические компоненты в контексте. Но, по словам Э. С. Азнауровой, многочисленные употребления этой единицы «в типичных коммуникативно-прагматических контекстах могут привести, в конце концов, к узуальной закрепленности прагматического смысла в семантической структуре лексической единицы в виде, отдельных сем или их блоков» [Азнаурова 1988: 38], иными словами, эти прагматические компоненты могут стать конвенциональными. Уместно привести и мнение В. И. Заботкиной (1991), относительно того, что «прагматика имеет дело как с неконвенциональными, так и с конвенциональными смыслами. Именно конвенциональность является тем параметром, который объединяет семантику и прагматику. Она же приводит еще один параметр оппозиции: имплицитность — эксплицитность выражения прагматических компонентов. Не соглашаясь с утверждением некоторых лингвистов, что семантика всегда эксплицитна, а прагматика имплицитна, она доказывает эксплицитный характер прагматических компонентов, приводя в качестве примера бранные и ласкательные слова, «в которых оценка как один из видов прагматических компонентов входит в ядро значения и эксплицитно выражена в словарной дефиниции слова» [Заботкина 1991: 17]. Сходной точки зрения придерживается и Ю. Д. Апресян (1988), называя в качестве предмета прагматического анализа лексикализованные прагматические компоненты, которые встроены непосредственно в значение лексических единиц и имеют постоянный системный статус в языке. Обобщая содержание вышесказанного, сделаем акценты на ключевых моментах, необходимых для дальнейшего изложения материала.

• 1. Упомянутые выше различные точки зрения на предмет и сущность прагматики не противоречат друг другу, а лишь являются разными аспектами исследования проблемы.

2. При определении же прагматики мы придерживаемся того понимания, в соответствии с которым она определяется как раздел языкознания, изучающий правила выбора, употребления, а также воздействия языковых единиц на участников акта коммуникации. Такие правила рассматриваются с позиции говорящих и в соотнесенности с условиями коммуникации, т. е. с параметрами широко понимаемого контекста.

3: Семантические и прагматические аспекты в структуре лексического значения слова находятся в значении дополнительности. Следовательно, данные аспекты не могут существовать изолированно друг от друга. В каждом конкретном исследовании возможен свой способ решения этого взаимодействия.

Поскольку речь зашла о взаимодействии семанти и прагматики, имеет смысл перейти к рассмотрению прагматической дифференциации лексики и ее связи с семантикой. Данный вопрос найдет освещение в следующем разделе.

Выводы.

Изучение особенностей актуализации прагматических компонентов содержания слова в тексте позволяет сделать следующие выводы.

Взаимодействие прагматики слова с прагматикой текста происходит в двух аспектах: 1) в аспекте адресанта — адекватный выбор слова в зависимости от его прагматической маркированности и правильное построение предложения/высказывания- 2) в аспекте декодирования прагматического смысла слова со стороны адресата (понимание, интерпретация услышанного, прочитанного).

Для декодирования прагматических компонентов значения слова в тексте необходим прагматический контекст, т.к. именно в его пределах происходит переход в употреблении и восприятии слова с уровня значения на уровень смысла. Осознание этого смысла адресатом квалифицируется как понимание высказывания.

Художественный текст эксплуатирует три вида контекста: 1) узкий контекст (со-текст), т. е. собственно лингвистическое окружение лексических единиц- 2) широкий контекст произведения (в тех случаях, когда значение определенного слова/высказывания не ограничевается рамками одного сегмента текста) — 3) экстралингвистический контекст, который включает и межтекстовый контекст, и широту фонового знания читателя.

Установлено, что особенности прагматической реализации/актуализации слова в пределах коммуникативно-прагматического контекста определяются контекстуально-ситуативными и контекстуально-прагматическими условиями. В этих процессах не менее значимым оказывается семантико-стилистический и прагматический потенциал слова. В каждом конкретном случае функционирования слова, в качестве определяющих возможно считать тот или иной набор прагматических сигналов, получающих вербальную репрезентацию в анализируемом текстовом фрагменте, способствующих актуализации прагматического компонента или стимулирующих формирование окказионального прагматического смысла.

К наиболее частотным типам окказионального прагматического смысла относятся сигналы, содержащие информацию о ведущем факторе коммуникативно-прагматической ситуации — субъекте речи с его различными социальными и индивидуально-психологическими характеристиками. В основе смысла лежит тот или иной семантический признак объекта обозначения, отраженный в семной структуре значения слова в качестве интенсионального признака или признаков сильного, слабого и отрицательного импликационалов. Эти признаки, в зависимости от конкретных контекстуальных и/или прагматических факторов, становятся доминирующими и способствуют приписыванию референту нового свойства или качества как эмоционально-оценочного, так и прагматического. Прагматические смыслы могут явиться результатом лингвопрагматической конкретизации и уточнения обобщенно-типизированных стилистических смыслов.

Показать весь текст

Список литературы

  1. Абрамов 1957 — Абрамов, К. Г. Найман: роман / К. Г. Абрамов. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1957. — 398 с.
  2. Абрамов 1964 Абрамов, К. Г. Качамонь пачк: роман / К. Г. Абрамов.- Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1964. 556 с.
  3. Абрамов 1967 Абрамов, К. Г. Эсеть канстось, а маряви: роман / К. Г. Абрамов. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1967. — 340 с.
  4. Абрамов 1973 Абрамов, К. Г. Эрзянь цёра: роман / К. Г. Абрамов. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1973. — 440 с.
  5. Абрамов 1980 Абрамов, К. Г. Велень тейтерь: роман / К. Г. Абрамов.- Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1980. 448 с.
  6. Абрамов 1987 Абрамов, К. Г. Исяк якинь Найманов: роман / К. Г. Абрамов. Васенце книгась. — 2-це изданиясь. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1987.-320 с.
  7. Абрамов 1988 Абрамов, К. Г. Пургаз: роман-ёвтамо / К. Г. Абрамов.- Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1988. 480 с.
  8. Абрамов 1989 Абрамов, К. Г. Олячинть кисэ: Степан Разинэнь шкадо ёвтнема: роман / К. Г. Абрамов. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1989. -416 с.:
  9. Абрамов 2004 Абрамов, К. Г. Кочказь произведеният. Колмо томсо. 1-це том — Исяк якинь найманов: роман / К. Г. Абрамов. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 2004. — 624 с.
  10. Багрова 1997 Багрова, Т. С. Вечкемань усият: ёвтнемат, повесть, очеркть / Т. С. Багрова. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1997. -160 с.
  11. Брыжинский 1991 Брыжинский, М. Эрямодо надобия: ёвтнемат, триптих, эссе / М. Брыжинский. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1991. — 168 с.
  12. Ганчин 1995 Ганчин А. Куш кемеде, куш илядо: ёвтнемат / А. Ганчин. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1995. -128 с.
  13. Гюго 1984 Гюго, В. Собор Парижской богоматери / В. Гюго. — М.: Правда, 1984.-560 с.
  14. Доронин 1996 Доронин, А. Баягань сулейть: роман / А. Доронин. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1996. — 480 с.
  15. Доронин 2001 Доронин, А. Кузьма Алексеев: роман / А. Доронин. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 2001. — 400 с.
  16. Журавлев 1993 Журавлев, Ч. Овто латко: ёвтнемат / Ч. Журавлев. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1993. — 88 с.
  17. Калинкин 2000 Калинкин, И. Васолонь ки лангсо: повесть / И. Калинкин. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 2000. — 256 с.
  18. Ключагин 1997 Ключагин, П. Цёканька: ёвтнемат: средней ды старшей классо тонавтницятненень / П. Ключагин. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1997.- 112 с.
  19. Коломасов 1996 Коломасов, В. Лавгинов: роман / В. Коломасов. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1996. — 240 с.
  20. Кривошеев 1998 Кривошеев, И. Кочказь произведеният / И. Кривошеев. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1998. — 168 с.
  21. Куторкин 1976 Куторкин, А. Д. Лажныця Сура: роман / А. Д. Куторкин. — Омбоце книгась. Кавто киява. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1976.-408 с.
  22. Куторкин 1997 Куторкин, А. Д. Раужо палмань: роман, Ламзурь: Поэма / А. Д. Куторкин. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1997. — 336 с.
  23. Прохоров 1975 Прохоров, П. Цидярдома: роман / П. Прохоров. -Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1975. — 222 с.
  24. Раптанов 1985 Раптанов, Т. Чихан пандо ало: роман, повесть / Т. Раптанов. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1985. — 212 с.
  25. Сятко 1991 Сятко, 1991. — № 5. — 96 с.
  26. Сятко 1992 Сятко, 1992. — № 1. 96 с.
  27. Сятко 1994 Сятко, 1994. — № 12. — 80 с.
  28. Сятко 2002 Сятко, 2002. — № 12. -144 с.
  29. Чесноков 1974 Чесноков, Ф. М. Од эрямонь увт: ёвтнемат ды пьесат / Ф. М. Чесноков. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1974. — 331с.
  30. Щеглов 1980 Щеглов, А. Кавксть чачозь: роман / А. Щеглов. — 1-це книгась. Уроз. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1980. — 360 с.
  31. Щеглов 1988 Щеглов, А. Кавксть чачозь: роман / А. Щеглов. -Омбоце книгась. Овтонь уголсо. — Саранск: Мордов. кн. изд-вась, 1988. — 344 с.
  32. Byatt 1994 Byatt, A. S. On the Day that E. M. Forster Died / A. S. Byatt.- Perspective Publications Ltd., 1994. 304 p.
  33. Christie 1976 Christie, A. Short Stories / A. Christie. — M.: Progress, 1976.-334 c.
  34. Fitzgerald 1979 Fitzgerald, F. Scott. Selected Short Stories / F. Fitzgerald. — M.: Progress, 1979. — 356 p.
  35. Fowles 1969 Fowles, J. The French Lieutenant’s Woman / J. Fowles. -Boston-Toronto, 1969. — 467 p.
  36. Hailey 1978 Hailey, A. The Final Diagnosis / A. Hailey. — JI.: Просвещение, 1978. — 171 p.
  37. Haily 1983 Hailey, A. The Moneychangers / A. Hailey. — London and Sydney, 1983.-476 p.
  38. Hughes 1996 Hughes, L. Short Stories / L. Hughes. — New York: Hill and Wang, 1996. 229 p.
  39. London 1980 London, J. Martin Eden / J. London. — Kiev Dnipro Publishers, 1980.-367 p.
  40. Martin 1976 Martin, D. Love Child / D. Martin. — Great Britain, 1976.156 p.
  41. Shakespeare 1984 Shakespeare, W. Sonnets / W. Shakespeare. — M.: Радуга, 1984.-368 с.
  42. Snow 1975 Snow, C. P. The Sleep of Reason / C. P. Snow. -Harmondsworth: Penguin Books, 1975.-406 p.
  43. The News-Times 1992 The News-Times. — 1992. — № 3. — 20 p.
  44. Wells 1955 Wells, H. G. The Invisible Man / H. G. Wells. — M.: изд. лит. на ииостр. яз., 1955. — 191 р.
  45. Wilde 2004 Wilde, О. The Picture of Dorian Gray / O. Wilde. — M.: Менеджер, 2004. — 304 p.
Заполнить форму текущей работой