Семиозис в художественной культуре Чань

Уникальная судьба традиционной цивилизации Китая пронизывает незримой нитью многовековую толщу времен и событий.

Говоря о китайской культуре как феномене общего характера, прежде всего необходимо дать определение самой культуры как таковой. В современном дискурсе понятие культура (от лат. cultura — возделывание, воспитание, образование, развитие, почитание) обозначает совокупность искусственных порядков и объектов, созданных людьми в дополнение к природным, заученных форм человеческого поведения и деятельности, обретенных знаний, образов самопознания и символических обозначений окружающего мира. «Культура», являясь термином общего характера, употребляемым для таких областей, как учение, религия и искусство, в свою очередь, может быть подразделена на литературу, живопись, изящные искусства, музыку, театр и т. д. Задача искусства — перейти от разрозненного описательного характера художественных процессов к целостному исследованию функционирования той или иной художественной культуры.

Художественная культура, в свою очередь, являясь одной из специализированных сфер культуры, функционально решает задачи интеллектуально-чувственного отображения бытия в художественных образах. Это «раскрытие образного и понятийного смысла классических текстов, художественных произведений, предметов искусства и ритуаловнепременное условие адекватного понимания сущности явлений культуры» [Ерасов, 1990, с.7].

Чань-буддизм прежде всего как религиозное и философское течение в результате приспособления к особенностям китайской культуры постепенно стал восприниматься как некая система взглядов, не противоречащая традиционной идеологии Срединной империи. Адаптация буддизма Чань на этнической почве существенно повлияла на все сферы бытия китайского общества.

Из всех буддийских китайских школ Чань, пожалуй, оказал наибольшее влияние на всю литературу и художественную культуру Китая. Феномен этой самобытной культуры, отличающийся собственными ценностями, культурными нормами, заложил основу своеобразной эстетической концепции, в фундаменте которой лежали общепризнанные постулаты буддизма в ее гармоническом синтезе и взаимовлиянии с автохтонными учениями китайской традиции, среди которых даосизм оказал наибольшее влияние. Такой подход позволил говорить о культуре Чань как некоей субкультуре.

Собственно о Чань написано огромное количество литературы: прекрасные книги отечественных и зарубежных исследователей, посвященные проблемам философии, религии, теории, практики, культуры, дают всесторонний анализ этого учения. С этой позиции трудно сказать что-либо новое о Чань. Вне поля зрения, на наш взгляд, осталась очень важная с точки зрения целокупного понимания феномена Чань — его знаково-символическая природа.

Существенное влияние в этом отношении оказали относительно новые науки, такие как семиотика и семантика, интерпретирующие всю совокупность художественных объектов как систему смыслонесущих текстов, а феномен художественного образа как специфический тип семантемы, несущий социально значимую информацию. Так, особое место в общей системе художественной культуры занимает эта символическая (знаковая) определенность, посредством которой и происходила коммуникативная деятельность в Чань как процесс передачи Истины. Нам представляется, что рассмотрение Чань в этой плоскости исследования является весьма перспективным.

Актуальность темы

исследования. Всемирно распространенное направление буддизма — школа китайского буддизма Чань (яп. Дзэн), сохраняющая живую традицию своего учения, взращенную гением Китая на базисе индо-буддийской мысли, продолжает пользоваться огромным успехом во всем мире.

Чань (Дзэн)-буддизм как одно из важнейших достижений духовной культуры китайского народа, получивший самобытное развитие также в Японии, Корее и Вьетнаме, доказывает свою ценность в наши дни, становясь все более востребованным в Америке и Европе и все более известным в России и странах постсоветского пространства.

Во многом благодаря своей непревзойденной оригинальности и огромной притягательной силе учение чань-буддизма распространилось по всему миру и приобрело огромное количество последователей.

По мнению многих исследователей, философия Чань является одной из самых ярких и оригинальных среди школ китайского буддизма, она оказала огромное влияние на все культурное пространство Дальнего Востока. Культура Чань, пронизывая все сферы жизни Китая и Японии, во многом определила своеобразие живописи, поэзии, театра, садово-паркового искусства, чайной церемонии, военных искусств этих стран. Оригинальность Чань как философии и практики проистекает из ее особой стратегии, нацеленной на просветление сознания. Эта стратегия отказывает дискурсивному мышлению, самому дискурсу (слову), логике в их претензии на исключительную значимость и самодостаточность в достижении истины и красоты и противопоставляет им интуицию, молчание, пустоту, лаконичность, нелогичное и пр. Иначе говоря, подлинность, просветление в этой стратегии становятся в зависимость от совершенно особых техник, принципов, ценностей, а коммуникативная ситуация выстраивается как разрушение привычного семиозиса.

Ввиду того, что культура Чань представляет собой особый код, недоступный поверхностному взгляду, глубоко символична и даже эзотерична, насыщенна иносказательностью, аллюзивностью и другими знаковыми приемами и формами, исследование семиотических процессов в культуре чань-будцизма представляется весьма актуальным и важным в контексте понимания всей совокупности богатейшего чаньского наследия, принципов чаньской культуры.

Все вышесказанное обусловливает актуальность и перспективность исследования символических средоточий духовной и культурной жизни Чань.

Степень изученности темы. Исследованием Чань занимались многие как отечественные, зарубежные, так и собственно японские и китайские буддологи, историки, философы, культурологи, религиоведы и др. Определенные аспекты учения и религиозной практики Чань отражены в работах Н. В. Абаева, Г. Дюмулена, А. Уотса, Т. П. Григорьевой, Д. Т. Судзуки, Р. Демьевиля, X. Накамуры, С. Янагиды, Э. Конзе, 3. Шибаямы, С. Хисамацу, К. Окакуры, Лу Куань Юя, И Тао Тяня, Фан Литяня, Чан Чун Юаня, Чжэн Шияня, Ли Шаня, Бай Юня, Вон Кью Кит, Дж. Роули, Е. В. Завадской, В. В. Малявина, Г. С. Померанца, С. Ю. Лепехова, Г. Б. Дагданова, А. М. Кабанова, И. Е. Гарри, И. Р. Гарри, И. С. Гуревича, Л. Е. Янгутова, Н. А. Виноградовой, Н. С. Николаевой, А. Н. Игнатовича, Е. С. Штейнера, С. П. Нестеркина, Ю. Б. Козловского, А. А. Маслова и многих других исследователей1.

1 Абаев Н. В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. — Новосибирск, 1989; Дюмулен Г. История дзэн-буддизма. Индия и Китай. — СПб., 1994; Уотс А. Путь дзэн. — Киев, 1993; Григорьева Т. П. Японская художественная традиция. — М., 1979; Ее же: Красотой Японии рожденный. — М., 1992; Судзуки Д. Т. Основы дзэн-буддизма. — Бишкек, 1993; Demieville P. Les Entretiens de Lin-tsi. — Paris, 1970; Yanagida S. The life of Lin-chi I-hsuan. — Boston, 1993; Nakamura H. Ways of Thinking of Eastern peoples: India, China, Tibet, Japan. — Honolulu, 1964; Conze E. Selected Sayings from the Perfection of Wisdom. — London, 1955; Shibayama Z. A flower does not talk: Zen essays. -Tokyo, 1971; Lu K’uan Yu. The secrets of Chinese meditation: self-cultivation by mind control as taught in the Chan, Mahayana and Taoist schools in China. — L., 1964; Yi Tao-t'ien. Records of the life of the Chan Master Pai-chang Huai-hai. — Eb., 1975; Hisamatsu S. Zen and the Fine Arts. — T okyo, 1971; О kakura К. T he В ook о f T ea. — E dinburgh, 1919; С hang С hung-yuan. Original Teaching of Chan Budhhism. — New-York, 1969; Чжэн Шиянь. Чань у ю шисянь (Чаньское Просветление и реализация). — Пекин, 1998; Фан Литянь. Чжунго фоцзяо юе чуаньтун вэньхуа (Китайский буддизм и традиционная культура). — Шанхай, 1988; Ли Шань. Чань цзун дэн лу и цзе (Толкование светильника Чань). — Шаньдун, 1994; Бай Юнь. Чань дэ таньсо (Искания Чань). — Пекин, 2002; Вон Кью Кит. Энциклопедия дзэн. — М., 2000; Дж. Роули. Принципы китайской живописи. — М., 1989; Завадская Е. В. Культура Востока в современном западном мире. — М., 1977; Малявин В. В. Сумерки Дао. — М., 2000; Померанц Г. С. Традиция и непосредственность в буддизме чань (дзэн) // Роль.

Эти работы дают возможность понимания сущности буддизма Чань, его развития и становления в Китае в качестве религиозной идеологии, формирования и развития его основных школ, направлений и стилей. Глубокие исследования философских, эстетических, психологических аспектов теории и практики Чань отражены в огромном количестве существующих работ. Вместе с тем знаковая структура чаньской ^ субкультуры до сих пор исследовалась мало.

Разработкой проблем общей теории знаков (семиотики) занимались Ж. Пиаже, Р. Якобсон, Ч. У. Моррис, В. Я. Пропп, К. Леви-Стросс, Ч. С. Пирс, Ю. С. Степанов, М. В. Ильин, Ц. Тодоров, Ж. Лакан, Б. Холл Парти, К. Бремон, М. Фуко, Р. Барт, А. Белый, А. А. Реформаторский, Н. С. Трубецкой, П. Серио, М. М. Бахтин, К. И. Льюис, П. Маранда и др. Среди работ, посвященных художественному творчеству, можно выделить труды М. М.~ Бахтина, Р. Барта, А-Ж. Греймас, Ю. М. Лотмана, У. Эко, Ц. Тодорова, А. Белого, Р. О. Якобсона, Ю. С. Степанова, М. В. Тростникова, Г. Г. Амелина,.

B. Я. Мордерер, Ю. Кристевой и др. Некоторые попытки толкования чаньских текстов с позиции семиотики были предприняты в работах Н. В. Абаева, Г. Б. Дагданова, С. П. Нестеркина, С. Ю. Лепехова, Л. Е. Янгутова, И. Е. Гарри и др. Среди китайских исследователей, которые в той или иной Vа ¦ - I.. I .- !¦ | —I. традиций в истории и культуре Китая. — М., 1972; Лепехов С. Ю. Философия мадхъямиков и генезис буддийской цивилизации. — Улан-Удэ, 1999; Его же: Чань школа // Новая философская энциклопедия. — М., 2001, т. 4. Дагданов Г. Б. Чань-буддизм в творчестве Ван Вэя. — Новосибирск, 1984; Кабанов А. М. Годзан Бунгаку. Поэзия дзэнских монастырей. — СПб., 1999; Его же: Дзэн и традиционная китайская культура в средневековой Японии // «Общество и государство в Китае»: Тез. и док. XIII науч. конф. Ч. 2. — М., 1983; Гарри И. Е. Дзэн-буддийское миросозерцание Эйхэй Догэна. — М., 2003; Гарри И. Р. Дзогчен и Чань в буддийской традиции Тибета. — Улан-Удэ, 2003; Гуревич И.

C. Линь-цзи лу. — СПб., 2001; Янгутов Л. Е. Единство, тождество и гармония в философии китайского буддизма. — Новосибирск, 1995; Виноградова Н. А. Искусство средневекового Китая. — М., 1962; Николаева Н. С. Декоративное искусство Японии. — М., 1972; Игнатович А. Н. Буддизм в Японии (Очерк ранней истории). — М., 1988; Штейнер Е. С. «Ветка сливы» Иккю. — Сад одного цветка. — М., 1991; Нестеркин С. П. Проблема языка в средневековом чань-буддизме // Философские и социальные аспекты буддизма. — М., 1989; Его же: Некоторые философско-психологические аспекты чаньских гун-ань // Философские вопросы буддизма. — Новосибирск, 1995; Козловский Ю. Б. Догэн и его творчество // Восток. — 1993 — № 6- Маслов А. А. Письмена на воде. — М., 2000. степени затрагивали данную тему следует отметить Фан Литяня, Чан Чун Юаня, Лу Куань Юя, Чжэн Шияня, Ли Шаня, Бай Юня и др.

Следует отметить, что в нашей стране специальные исследования, непосредственно посвященные проблемам семиозиса в чань-буддизме и ее художественной культуре, практически отсутствуют.

Объектом исследования являются знаковые структуры и семиотические процессы в художественной культуре Чань.

Цели и задачи исследования. Целью диссертации является исследование особенностей процесса семиозиса в культуре Чань.

Предмет исследования — семиотические основания философских и культурных текстов Чань.

Достижение названной цели включает в себя решение следующих задач:

— дать характеристику и определить основные аспекты философии Чань в развитии знаковой системы;

— выделить семиозис в философии школы Чань;

— дать анализ процесса семиозиса в философско-культурологическом контексте;

— рассмотреть и выявить узловые моменты основных форм художественного творчества субкультуры Чань через семиотический подход.

Источниковедческую базу исследования составили оригинальные источники на древнекитайском языке «Цюань Танши» («Полное собрание стихотворений эпохи Тан») в 30 томах, «Танши саньбай ши» («Антология трехсот танских стихотворений») и переработанный источник «Чаньцзун дэнлу ицзе» («Толкование светильника Чань») собственно на китайском языке.

Методологическая и теоретическая основа диссертации. В своем исследовании мы исходили из понимания семиозиса как процесса образования и функционирования знака, как процесса порождения смысла.

Методологической основой настоящей диссертации послужили общие принципы исследования, разработанные представителями отечественной школы буддологии. Согласно методологическому принципу О. О. Розенберга «сохранять при изложении именно оригинальную буддийскую схему. не передавая идеи в рамки наших систем», диссертант при религиоведческом, философском, культурологическом подходах поставил во главу угла метод феноменологической" интерпретации содержания чаньских культурных текстов как явления знаковой системы. В исследовании как текстового, так и художественного материала использованы также общенаучные принципы познания (системности, структурности и целостности) и методы анализа, синтеза, сравнения, аналогии и др.

Основополагающее значение для исследования поставленной темы имеют теоретические разработки крупнейших будцологов прошлого, таких как О. О. Розенберг, Ф. И. Щербатской, В. П. Васильев, равно как исследования ведущих отечественных и зарубежных ученых-буддологов и культурологов: Н. В. Абаева, Т. П. Григорьевой, Е. В. Завадской, Д. Т. Судзуки, Г. Дюмулена, С. А. Арутюнова, С. Ю. Лепехова, С. П. Нестеркина, А. Уотса, Г. Б. Дагданова, Л. Е. Янгутова, И. Е. Гарри, А. М. Кабанова, Е. С. Штейнера, В. И. Корнева и многих других исследователей.

Научная новизна исследования. В настоящей диссертации впервые описываются знаковые структуры в художественном творчестве чань-буддизма, а именно в таких его аспектах, как поэзия, литература, живопись и каллиграфия. Новым является семиотический анализ отобранных и зафиксированных традицией Чань текстов, повествующих о просветлении наставников и монахов этой школы буддизма. Детальный текстологический анализ чаньских вэнъда показал, что в них всегда присутствует некий символ, образуемый в результате корелляции исходного концепта и его акустического образа. В работе делается вывод о том, что коммуникативная деятельность в Чань как процесс передачи Истины в общей системе художественной культуры достигалась посредством этой символической (знаковой) определенности.

В диссертации вводятся в научный оборот некоторые новые переводы первоисточников и современных работ китайских исследователей чань-буддизма. Особый интерес представляют переводы с древнекитайского на русский некоторых наиболее, значимых, по мнению автора, для раскрытия данной темы стихотворений чаньских поэтов-монахов из свитков «Цюань Тан ши», а также впервые публикуемые на русском языке переводы фрагментов Пробуждения монахов Ханьшаня, Шидэ и Будая из источника «Чань цзун дэн лу ицзе».

Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования ее результатов и материалов религиоведами, историками, философами и культурологами при подготовке учебных пособий и курсов лекций по философии и культуре феномена Чань в ее символическом воплощении.

Апробация работы. Результаты исследований по теме данной диссертации были представлены автором в докладах на международной научной конференции «Мир Центральной Азии» (Улан-Удэ, 2002 г.) — на международной научной конференции «Проблемы интерпретации текстов русской и восточной культур» (Улан-Удэ, 2002 г.) — на научной конференции «Цыбиковские чтения-8» (Улан-Удэ, 2003 г.) — на международной научно-практической конференции «Развитие личности школьника в условиях поликультурного образовательного пространства Байкальского региона» (Улан-Удэ, 2003 г.) — на международной научной конференции «Буддизм в контексте истории, идеологии и культуры Центральной и Восточной Азии» (Улан-Удэ, 2003 г.) — на международной научно-практической конференции «Воспитательное пространство школы как среда жизненного самоопределения личности» (Улан-Удэ, 2004 г.). Основные положения диссертационной работы изложены в 5 публикациях.

Диссертация была обсуждена и одобрена на заседании отдела философии, культурологии и религиоведения Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН (29 июня 2004 г.).

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, оформленных в 4 параграфа, заключения, примечаний, списка использованных источников и литературы.

Заключение

.

Таким образом, мы приходим к выводу, что именно благодаря функциональному процессу семиозиса чаньский адепт мог учитывать существенные свойства отсутствующих объектов или скрытые свойства, покоящиеся в объектах наличествующих. Все эти объекты при определенных обстоятельствах, существенных для непосредственной проблемной ситуации, выступая знаковыми средствами, служили побудительным сигналом к началу действия. Так, интерпретатор, принимая сигнал, всегда ожидал ту или иную ситуацию и на основе этого мог подготовиться к адекватным действиям. Знаковая реакция служила дальнейшим поведенческим продолжением того же процесса семиозиса. Это в свою очередь означает то, что наставники чань-будцизма могли, совершенно виртуозно используя все семантическое измерение конкретных знаков, вызывать то поведение, которое имплицитно возбуждено в этом ожидании или интерпретации.

На этой почве совершенным действенным методом реализации всех степеней семиозиса являются такие специфические формы чаньского письма, как гунъань и юйлу, содержащие в своей основе парадоксальные диалоги вэньда. Так, любой знак, жест отправителя приобретает в этом диалоге информационно-семиотическую функцию и требует немедленного прочтения со стороны получателя сообщения. Вопрос лишь в том, как среагирует ученик в данном коммуникативном пассаже, имеющем цель обнаружения своей «изначальной природы Будды». Ведь «в конечном счете письмо есть тоже своего рода сатори: это сатори (событие Дзэн) есть более или менее сильный подземный толчок (который невозможно зарегистрировать), сотрясающий сознание и самого субъекта, опустошающий речь» [Барт, 2004, с. 12].

Однако для того чтобы понять этот язык в его полном семиотическом смысле, прежде всего необходима длительная духовная и практическая подготовка адепта, требующая глубокого знания философской традиции этой школы буддизма. Более того, коммуникативная ситуация буддистов Чань, последовательно выстраиваемая в процессе семиозиса, четко определяла и степень зрелости ученика и его «конфессиональную» принадлежность. Об этом говорили употребляемые им сочетания и преобразования знаков, свойственные этой школе буддизма.

Знаковые средства, будучи необходимым элементом, в практике передачи непосредственного и индивидуального опыта наставника являлись носителем не столько того или иного сообщения, сколько средством управления поведением практикующих Чань. В этом смысле весьма эффективную роль играли произведения литературы и искусства.

Так, знаки и символы, в значительной степени используемые в литературе, поэзии, живописи, каллиграфии, использовались вовсе не для эстетических целей, а имели сугубо практическую цель — вызвать интерпретанту или ответное чувство, то есть саму предрасположенность реагировать определенным образом на знаковое единство.

Потому произведения искусства и литературы рассматривались как тексты, а всякий текст предусматривал диалог с воспринимающим, ориентированный на то или иное воздействие на него. «Выступая в виде средств абстрагирующей познавательной деятельности, такие знаковые (символические) системы в то же время делают возможным, с одной стороны, превращение индивидуального опыта в социальный, а с другой — приобщение индивидов к этому опыту» [Маркарян, 1969, с. 87]. Это приобщение удавалось через осмысление канонической идейности представленных образов, которые во все случаях таили в себе еле уловимый подтекст буд дийского канона.

С другой стороны, нам представляется, что такие знаковые формы художественного творчества, как «намек», «пустота», «пауза», «пустое пространство», «вопросы, оставленные без ответа» наиболее точно и жизненно передавали дух просветленного сердца.

Таким образом, художественная культура Чань невольно явилась воплощением символической матрицы сознания, сознания Пробужденного мастера. Эта матрица сознания Пробужденного, храня в себе всю информацию культурных и философских текстов Чань, всегда представляла собой скрытую, но в то же время узнаваемую голограмму. Ее знаки в тех или иных ситуациях могли либо разворачиваться в символ, либо продолжать сохранять свой истинный смысл в свернутом виде. Так, весьма сложный и многообразный смысл символа, будь то образ, идея, мотив, сюжет, ситуация, обретал свою конкретность и завершенность в этом необходимом процессе семиозиса.

Превращаясь в символ, исходный предмет остается самим собой, но дополнительно приобретает и качество знака. Применительно к буддийской действительности мы открываем, что не только какие-то особенные, специфические предметы становились носителями буддийской символики, но самые обычные вещи и сама окружающая природа превращались в знаки. Как отмечает У. Лафлер, «на протяжении средневекового периода все множество повседневных предметов было структурировано с помощью вторичных и даже третичных значений. лотосы стали обозначать незапятнанную жизнь, а быстро опадающие лепестки вишни говорили о бренности всех вещей. в эту эпоху склонность видеть во всем буддийский смысл была очень сильна. луна, паучья паутина, неподвижность камня, западное направление, крик птицы в горах, дальний звук разбивающихся волн — все это и многое другое стало частью буддийской системы символов. центральным принципом буддизма являлась уверенность, что вещи не есть то, чем они кажутсясознание эпохи как бы вознамерилось проиллюстрировать эту истину тысячью способами. и больше всего это устраивало поэтов и писателей, поскольку, что ни говори, но символы являются сутью их жизни и творчества» [Лафлер, 2000, с. 25].

Итак, несмотря на то, что буддизм можно рассматривать с разных точек зрения, главным всегда оставалось и остается высшая и конечная сотериологическая цель буддизма — Просветление. Проведенный анализ семиозиса на примере художественной культуры Чань позволяет сделать вывод, что символы являлись наиболее действенным инструментом для целенаправленного и спонтанного обретения Просветления. Ведь для Чань спасение всегда тотально и мгновенно, здесь и сейчас. В этом смысле в культуре Чань через знаки и символы достигалась эта высшая цель буд дизма.