Художественная картина мира в творчестве Г. Газданова 1920-1930-х гг.: К проблеме национальной идентичности

Гайто (Георгий Иванович) Газдаиов (1903 — 1971) — представитель младшего поколения писателей «первой волны» русской эмиграции, большую часть жизни жил и работал во Франции. Обладатель мировой известности, он «вернулся» в Россию лишь в последнее десятилетие XX века. Но его творчество, как и литература русского зарубежья в целом, остается до сих пор недостаточно исследованной областью нашей национальной культуры. Источники, по которым можно было бы восстановить целостную философско-эстетическую картину эмиграции, частично утрачены, потеряны или уничтожены в годы Второй мировой войны. Некоторые из них хранятся в зарубежных архивах или находятся у частных лиц. Еще одна проблема состоит в том, что в 1920 — 1930;е годы XX века в нашей стране эмигрантская литература была объявлена идеологически враждебной, эстетически несостоятельной. Позже однобокие идеологизированные оценки в советской критике сменились годами замалчивания. Некоторые факты биографии Г. Газданова в этом смысле особенно «неблагонадежны»: служба в Добровольческой армии, принадлежность к масонам, работа на радиостанции «Свобода».

Сегодня, когда с момента «возвращения» Г. Газданова на родину прошло около семнадцати лет (первые публикации его рассказов появились в Советском Союзе в 1986;ом году), всестороннее научное осмысление творчества этого писателя только набирает силу. Поэтому в качестве предварительного этапа для любой области «газданововедения» ныне представляется необходимым обращение к «истории вопроса», который имеет несколько временных этапов и текстовых пластов. Первый из них включает период 1920 — 1930;х гг., когда начинающий писатель был замечен известными русскими критиками М. Осоргиным, Г. Адамовичем, В. Вейдле, В. Варшавским, Г. Ивановым, Н. Оцупом, С. Савельевым, М. Слонимом. Имя Г. Газданова стало появляться в эмигрантской периодике с 1926 года, а после публикации его первых рассказов «Гостиница грядущего» и «Повесть о трех неудачах» появились первые обзоры и статьи. 1.

Не было недостатка в однозначно высоких оценках творчества Г. Газданова. Издатель и друг писателя М. Слоним отметил, что его первые рассказы о гражданской войне «обратили на себя внимание не только сочетанием иронии и лирики, но остротой слога и каким-то мажорным, мужественным тоном."2 «Он тяготел к «типизации деталей» и к ироническому подчеркиванию парадоксов ., — продолжал критик. — Уже и в этих первых рассказах Газданова обнаружилось его умение «строить» особый, свой мир, с внутренними законами логики и правды."3.

Многие из откликов — и хвалебных, и критических — имели одно общее свойство: часто упрекая Г. Газданова в отсутствии четкой структуры текста, «бесфабульности», «бессюжетности», «странностях», критики ставили имя мало пока известного писателя в один ряд с именами русских классиков: А. П. Чехова, И. А. Бунина, в то время признанного уже В. Набокова (Сирина). Например, В. Ходасевич замечал: «.бесфабульные рассказы Чехова рядом с „Бомбеем“ могут показаться чуть ли не авантюрными. Остается все то же: 4 чудесно написанныи рассказ о том, чего не стоило рассказывать».

Достаточно типично и высказывание Г. Адамовича: «Небольшой рассказ Г. Газданова «Воспоминание» представляет собой необычное соединение банально искусственного, шаблонно-модернистического замысла с редким даром писать и описывать, со способностью находить слова, будто светящиеся или пахнущие, то сухие, то влажные, в каком-то бесшумном, эластическом сцеплении друг с другом следующие."3 Показательно, что традиционные, присущие XIX веку принципы анализа и оценки текста современники применяли к совершенно новому явлению в литературе, «самобытному, 6 яркому, емкому, но нетрадиционному».

Г. Адамович впервые высказался, о Г. Газданове 1 мая 1928 года. В статье «Литературные беседы. Зарубежные прозаики» он констатировал, что имя Г. Газданова довольно часто стало появляться в печати. Далее критик указывал на смесь «нижегородских» и «ультрапарижских» влияний в прозе молодого автора. Хотя это высказывание звучало достаточно иронично, Г. Адамович уже здесь обозначил важный для понимания газдановской поэтики принцип некой «пограничности», «диалоговости» фигуры писателя, соединившего в своем творчестве элементы русской и западной литературной традиции.7.

А еще через десять лет, в 1938;ом году Г. Адамович писал: «Первые страницы у Газданова неизменно вызывают восхищение, — вовсе не того порядка, как, например, при чтении Сирина, с его безошибочно рассчитанной механикой и холодным блеском, а, скорее, напоминающее Бунина, к которому по манере писать Газданов вообще близок.» 8.

Показательно, что писатель и литературный критик М. Осоргин, сравнивая В. Набокова и Г. Газданова, оценил последнего выше. В письме из Парижа М. Горькому от 9 февраля 1930 года он отмечал, что Газданов по-настоящему даровит. «От него я жду больше, чем от Сирина. Среди многих «подающих надежды» он мне представляется первым в зарубежье. Умница."9.

Через М. Осоргина к М. Горькому попал и первый роман Г. Газданова «Вечер у Клэр» — таким образом молодой эмигрантский писатель был замечен в те годы на родине, в Советской России. М. Горький очень быстро написал Г. Газданову большое письмо, где говорилось: «Вы, разумеется, сами чувствуете, что Вы весьма талантливый человек. К этому я бы добавил, что Вы еще и своеобразно талантливы. Право сказать. Это я выношу не только из «Вечера у Клэр», а также из рассказов ваших, — из «Гавайских гитар» и др. .Вы кажетесь художником гармоничным, у Вас разум не вторгается в область инстинкта, интуиции там, где Вы говорите от себя. Но он чувствуется везде, где Вы подчиняетесь чужой виртуозности словесной. Будьте проще, — Вам будет легче, будете свободней и сильнее."10.

3 марта 1930;го года Г.' Газданов писал М. Горькому: «Я особенно благодарен Вам за сердечность Вашего ответа, за то, что Вы так внимательно прочли мою книгу, и за Ваши замечания, которые я всегда буду помнить."''.

Таким образом, советское «газданововедение» в период до конца 1980;х годов исчерпывалось личными контактами Г. Газданова с М. Горьким. Второй, послевоенный этап изучения творчества Г. Газданова представлен как литературоведением русской эмиграции, так и собственно зарубежным литературоведением.12.

Как известно, первый опыт исторического обзора русской зарубежной литературы на концептуальном уровне принадлежит Глебу Струве. Его книга «Русская литература в изгнании» вышла в свет в 1956 году в Нью-Йорке. В предисловии автор определил цель работы как «подведение предварительных итогов», могущее быть полезным и для историка, и для «новой эмиграции», которой ничего не известно о раннем периоде ее существования. Глеб Струве определил суть понятия «русское Зарубежье» и попытался дать «максимально объективную картину развития русской зарубежной литературы на общем фоне бытия эмиграции"lj, при этом трактуя литературу в широком смысле слова, то есть имея в виду и философскую прозу и публицистику.

Очень незначительная по объему и нелестная по оценкам глава из II части «Зарубежная литература самоопределяется» (раздел «Младшие прозаики») книги Глеба Струве посвящена характеристике творчества Г. Газданова. Автор отметил, что Г. Газданов «шел в широком русле европейского романа, все более тяготевшего к исповеди или документу», что в его романах «много разнородных элементов: элементы психологического романа соединяются с элементами романа полицейского, авантюрный роман сплетается со светским. и тут же длинные и часто малоудачные философские рассуждения."14.

Г. Струве упрекал Г. Газданова в том, что он так «по-настоящему» и не овладел композицией, «тянется писать под Толстого», «хотя люди у него и живые., они малоинтересны», а его длинные, «небрежно построенные периоды часто раздражают», так как его язык «лишен костяка».13.

Имея множество веских оснований не согласиться с мнением выдающегося критика и издателя, можно считать его труд этапным в истории изучения творчества Г. Газданова, так как до 1956 года оно осмысливалось в «малых» жанрах рецензий, критических статей, предисловий и послесловий. Впервые в книге «Русская литература в изгнании» имя Г. Газданова было вписано в масштабную картину духовной жизни эмиграции и представительствовало за целое поколение писателей русского зарубежья.

Западное «газданововедение» представлено ныне в первую очередь диссертацией американского слависта венгерского происхождения Ласло Диенеша «Русская литература в изгнании: Жизнь и творчество Гайто Газданова», защищенной в 1977 году в Массачусетском университете. По материалам диссертации в 1982 году в Мюнхене была издана одноименная монография, переведенная на русский язык и ставшая доступной в России только в 1995 году. Здесь автором работы рассматриваются основные этапы личностной судьбы писателя, содержится анализ «проб пера» и зрелых романов и рассказов, на основании которого впервые писатель определяется как «экзистенциальный гуманист». Значимость труда Ласло Диенеша, на наш взгляд, состоит в том, что он первым и наиболее точно попытался сформулировать основные принципы художественного миропостроения Г. Газданова: эпизодичность, построение эпизодов в соответствии с необходимостью представить метафизическую сущность темы, неверие в логику, отсутствие «начал» и «окончаний», интерес к «движениям души», изображение героев-странников в поисках подлинной сущности себя и мира.16.

С возвращением художественного наследия Г. Газданова на родину (с середины 1980;х гг.) в «газданововедение» включились российская критика и литературоведение.

Годом открытия творчества Г. Газданова читающей публике в России стал 1988;й, когда в изданиях «Мах дуг», «Литературная Россия», «Литературная Осетия» были напечатаны рассказы «На острове» (в переводе на осетинский язык), «Панихида» и отрывок из романа «Ночные дороги» со вступительными статьями и послесловием Р. Бзарты, Ст. Никоненко, Р. Бзарова, А. Хадарцевой.17.

Принято считать, что именно Ст. Никоненко «познакомил» никому неизвестного соотечественника с широким кругом российских читателей, предварив публикацию рассказа «Панихида» заметкой «Впервые в России: Из.

18 биографии Георгия Ивановича Газданова". Затем он неоднократно готовил к выходу в свет тексты Г. Газданова, биографические и литературно-критические материалы. Ст. Никоненко является также составителем и автором вступительных статей и комментариев в отдельных изданиях романов Г. Газданова «Вечер у Клэр"' и «Призрак Александра Вольфа», собрания сочинений в трех томах.

Вслед за первыми публикациями в 1988 году российская периодика в лице таких журналов, как «Огонек», «Юность», «Дружба народов», «Наше наследие», «Согласие», «Родина», стала обращаться к творчеству Г. Газданова достаточно часто. Например, в период с 1988 по 1994 год библиографический список публикаций в периодических изданиях и сборниках насчитывает 32 наименования, литературы о Г. Газданове 44 наименования, отдельных изданий -6. 19.

Наконец, в 1997 году широкому кругу российских читателей открылась возможность познакомиться с уже упоминавшимся выше собранием сочинений Г. Газданова в трех томах.20 До этого времени многочисленные, но разрозненные публикации еще не создавали для современного общественного сознания целостного образа писателя. Поэтому неудивительно, что его имя вплоть до 1997 года было малоизвестным даже в среде филологов. Менее интенсивно по сравнению с другими «возвращенными» именами русского зарубежья развивалось и научное осмысление творчества писателя.

Думается, что издание указанного собрания сочинений знаменует определенную веху — как в динамике общественного восприятия творчества писателя, так и в литературоведческой науке, где все больше подтверждаются права гражданства" Г. Газданова в литературном процессе, значимость его присутствия в горизонте национальной культуры.

Как уже отмечалось, первые попытки осмысления творчества Г. Газданова в послеперестроечный период были выполнены в жанре рецензий и литературнокритических статей. Кроме названных работ Ст. Никоненко, А. Хадарцевой, Ф.

Хадоновой, следует отметить статьи Ю. Нечипоренко в журнале «Знамя» и в сети Интернет о религиозности сознания Г. Газданова. «Вопрос о вере, — пишет.

Ю. Нечипоренко, — приобретает в творчестве Г. Газданова новое, неортодоксальное" прочтение, сознание писателя «крипторелигиозно» — оно пронизано образами дохристианских магических верований". Далее автор предлагает для понимания творчества Г. Газданова развивать особое.

21 мистическое литературоведение".

Заслуживают упоминания выступления А. Фрумкиной, давшей анализ ранних романов писателя в статье «Предназначение и тайна», а позже поместившая в Интернете материал, где «поэтическая проза» Г. Газданова.

22 рассматривается «в свете русской классики». «Неподчиняемость» газдановских текстов традиционным принципам анализа породила интересные работы, строящееся по тем же принципам, что и газдановские тексты, -ассоциативности, субъективности, парадоксальности. К выступлениям в этом жанре можно отнести сочинение М. Шульмана «Газданов: тяжелый полет», Ю.

Уч.

Степанова «В перламутровом свете парижского утра.»" ''.

Названные материалы в определенной степени подготовили издания учебного, справочного и фундаментального исследовательского характера. В 1993 году в Воронеже была издана комментированная антология «Облики русской усобицы» с публикацией романа «Вечер у Клэр» и вступительной статьей А. Б. Удодова.

В 1997 году в Москве была издана «Литературная энциклопедия русского зарубежья. 1918 — 1940» под редакцией А. Н. Николюкина, где помещена статья.

2S о Г. Газданове и библиографический список.

В 1998 году вышла в свет книга В. В. Агеносова «Литература русского зарубежья», одна из глав которой — «Обретение себя» — посвящена анализу творчества Г. Газданова.26 Многие положения здесь представляются настолько значительными, что могут быть помещены в основу отдельных исследований, например, об импрессионизме, граничащем у Г. Газданова с аллегоризмом, об «игре» писателя с арсеналом популярных в литературе направлений, о полифоничности газдановских романов, о христианской теме в романе «Эвелина и ее друзья» и др.

Ключевую позицию в современном «газданововедении» занимает монография С. Кабалоти «Поэтика прозы Гайто Газданова 20 — 30-х годов» Основной смысловой акцент в монографии делается на том, что Г. Газданов дебютировал в постницшеанской ситуации, когда в культуре утвердилось явление взаимопроникновения типологически противоположных стилей. Таким образом, творчество писателя рассматривается как синтезирующее традиции романтизма и реализма, русской и западной литературы.

Следует отметить также сборник статей «Газданов и мировая культура», подготовленный на основе докладов, прозвучавших на Газдановских Чтениях в Калининграде 3−6 января 2000 г." .

Особый интерес, как нам кажется, представляет рассмотрение вопроса об изучении творчества Г. Газданова на исторической родине в Осетии. Важно отметить работы известных осетинских ученых Руслана Тотрова и Талмира.

Салбиева. Первый, например, в 1990 году в статье «Между нищетрй и солнцем» выступил с подробным анализом философских мотивов в творчестве Г. Газданова в сопоставлении с философскими системами Ницше, Хайдеггера, Сартра, Камю. «Путь от „нищеты к солнцу“, к „цели странствия“, к воплощению человеком образа собственного, а не навязанного или зависимого от обстоятельств образа, к самоосвобождению — не благодаря, а скорее вопреки общей норме — такова была альтернатива Газданова», — заключает Р. Тотров.29.

Т. Салбиев в статье «Гайто Газданов и Осетия» (1997 год) размышляет о проблемах осетинской национальной идентичности и о необходимости «открыть код, иногда более простой, иногда более сложный, в котором.

30 зашифрована тема Осетии." В качестве возможного примера он рассматривает мифологические мотивы и образы из главы романа «Вечер у Клэр» «На Кавказ». Талмир Салбиев считает, что в этом эпизоде присутствует не подсознательное, архетипическое, а авторский прием: «Герой романа, утратив веру в Бога, .создает собственную мифологию, не порывая с.

1 1 традицией и ссылаясь на нее. И делает это иногда открыто и без обиняков."''.

8 декабря 1998 года во Владикавказе прошла международная конференция, посвященная 95-летию со дня рождения писателя. Она была организована Институтом Цивилизации и Институтом Гуманитарных и Социальных исследований Государственного Научного Центра РСО — Алания как событие.

32 государственной важности.

Здесь в ряду других работ следует особо отметить доклад Фатимы Хадоновой «Г. Газданов и современная культура Осетии», в котором исследовательница рассказала о влиянии идей писателя на решение актуальных для осетинской интеллигенции вопросов самоидентификации.

Материалы международной конференции во Владикавказе, посвященной 95-летию со дня рождения писателя, были опубликованы в Москве в 2000 году. Кроме статей и исследований, в книгу вошли как приложение ранее неизвестные тексты Г. Газданова: рассказы, фрагмент архива в Гарварде, масонский доклад, письма.33.

В период с 1996 по 2000 год по различным проблемам поэтики газдановского творчества защищены три кандидатские диссертации плюс одна по методике преподавания литературы русского зарубежья в национальной школе.34 На наш взгляд, следует особо выделить две из этих работ: «Жанровое своеобразие романов Гайто Газданова» Ким Се Унга (Москва, 1996) и «Экзистенциальные мотивы в творчестве писателей «незамеченного поколения» В. М. Жердевой (Москва, 1999). Автор первой на основании сравнительно-типологического анализа романов Г. Газданова делает вывод о его глубоко индивидуальном художественном опыте, связанном с «межродовой гибридизацией жанра». Познающая мир личность становится мировоззренческой точкой отсчета, что обусловливает двоякую жанровую природу газдановских романов: эпическую в родовом отношении и лирическую с точки зрения вариации «романной ситуации». При этом Ким Се Унг подчеркивает, что таким образом выражены и глубинные эстетические тенденции эпохи.33 В. М. Жердева сформулировала основную цель своего диссертационного исследования в названии. На основании анализа творчества двух наиболее значительных представителей «незамеченного поколения» (Г. Газданова и Б. Поплавского) она делает вывод о его экзистенциальной направленности, о своеобразии понимания в нем категорий Смерти, Бытия, Одиночества, о путях преодоления Страха. При этом творчество Г. Газданова и Б. Поплавского вписывается в русскую литературную традицию и соотносится с новыми веяниями европейской литературы.

В названных исследованиях видятся важные подходы к дальнейшему изучению поэтики и эстетики творчества Г. Газданова. Перспективными представляются проблемы, связанные с изучением религиозного аспекта в содержании творчества писателя. Спорным представляется вопрос о безверии в мире Г. Газданова. Особый интерес могут вызывать масонские убеждения писателя и их влияние на его творчество.

В связи с тем, что исследователи выделяют и такую черту газдановского творчества, как кинематографичность (идея переложения его текстов на язык кино уже существует), возможны открытия в этом направлении/6.

Расширение доступа к зарубежным архивам предполагает продуктивные возможности для текстологических изысканий.37.

Вместе с тем при всем разнообразии формирующихся подходов и аспектов исследования в «газданововедении» пока отсутствуют работы, где на концептуальном уровне были бы рассмотрены процессы творческого становления художника и формирование его художественной системы j8 (хотя накоплено немало интересных и ценных наблюдений по этому вопросу). Не получило еще обобщающего рассмотрения художественное наследие Газданова в контексте литературы эмиграции «первой волны»: в этой связи проблема идентификации творчества писателя в системе национально-культурных корней (при множественных вариантах ее частных решений и отдельных утверждений о «русскости» или, напротив, «нерусскости», «восточности» либо «западности» личностно-творческих доминант художника) остается открытой. При этом сложный сплав указанных элементов уже традиционно называется «странностью», характеризующейся как «тайна» писателя.

Отрефлексировать такую «странность» и проникнуть в газдановскую «тайну» — побудительные мотивы нашего исследования, для которигс актуализируется проблема определения теоретических и методологических оснований, соответствующих современному уровню научного познания.

В этой связи стоит отметить, что для новейших работ в области «газданововедения» характерно наряду с использованием традиционных подходов (сравнительно-исторического, историко-биографического, историко-функционального, структурно-типологического) стремление к выходу на новый методологический уровень, где собственно литературоведческие изыскания интегрируются в сферу социокультурных исследований (а подчас и с опорой не только на гуманитарное, но и научно-естественное знание).

Так, исходя из известного мнения о том, что «левое полушарие мозга господствует в аналитической деятельности, а правое — в создании целостных мифологических образов"39, в современной культурологии «романтически-декадентское» видение мира называют «правополушарным», а «классически-рациональное» «левополушарным». Утверждается мнение о «распределении одних и тех же признаков не только во времени, как чередование эпох, но и в.

40 культурном пространстве, как противостояние культур", где архаическая древность, например, противополагается классической античности, но включается как «правополушарный» «жреческий» период в один типологический ряд со Средневековьем. Развивая эту идею, один из исследователей творчества Г. Газданова С. Кабалоти соотносит периодизацию исторических эпох с периодами развития европейского искусства и замечает, что временная амплитуда колебаний «маятника» постоянно сужается, поэтому к середине XIX века «стала проявляться тенденция параллельного сосуществования противоположных стилей, уживавшихся иногда в творчестве одного художника».41.

В уже упомянутой монографии о творчестве Г. Газданова С. Кабалоти по-своему убедительно представил утвердившуюся в русской и западной культурологии (Г. Вельфлин, В. Воррингер, О. Вальцель, В. Жирмунский, А. Пелипенко) идею «противостояния культур» как ключевую для понимания природы художественного синтетизма. По мнению исследователя, художественные стили в процессе своего исторического развития сменяют друг друга не по принципу голого контраста или взаимоотрицания, а по принципу маятниковых колебаний, где на одном полюсе классический (в широком смысле) тип сознания, а на другом — романтический (также в широком смысле). С. Кабалоти выдвигает тезис об особом «синтетизме» поэтики прозы Г.

Газданова, который рассматривается как проявление внутренней закономерности развития культур: «Как наследник русской классики XIX в. и младший современник мэтров русского авангарда, Газданов, синтезировавший в своем творчестве, кроме всего традиции русской и западной литературы, дебютировал, с одной стороны, в постницшеанской ситуации в истории искусства, когда явление параллельного сосуществования и даже взаимного проникновения типологически противоположных стилей не только утвердилось в культуре, но и получило глубокое историко-культурное обоснование как уходящее корнями в античность (Аполлон и Дионис) — с другой стороны, дебют этот происходил исторически как бы в арьергарде авангардного искусства."42.

Положение о «синтетизме» художественной системы Г. Газданова открывает широкие возможности для изучения с точки зрения различных наук, дисциплин, теорий, но исследователь, избирающий тот или иной подход, неизбежно оказывается, как мы уже отмечали, перед неким эстетическим эквивалентом иррационального числа, химически неразложимого остатка, именуемого «тайна Газданова», (наличие этого феномена, доказывает, на наш взгляд, значительный «мистический» семантический компонент, присутствующий уже в названиях работ о писателе: «Писатель со странны. именем», «Загадка Газданова», «Предназначение и mafma»).43 Причина такой находки (которую можно считать и удачей и неудачей исследования) очевидна, а следствие выводит за пределы литературоведческого мышления о сложных явлениях: «синтетический» материал «сопротивляется» традиционным методам анализа и требует разработки особого подхода, адекватного предмету изучения.

К подобному пониманию проблемы подходили многие исследователи творчества Г. Газданова, но. работы, где бы на концептуальном уровне эта проблема разрешалась, нам неизвестны. Так Ю. Нечипоренко, призвавший развить для изучения «тайны» Г. Газданова «специальное мистическое литературоведение», остановился на анализе архетипических оснований газдановских сюжетов с позиций мифо-ритуальной поэтики. Исследователем сделаны в этом плане интересные и глубокие наблюдения, но ограниченность его подхода демонстрирует, например, заявление: «Большинство романов Газданова имеет следующий сюжет. Этот сюжет ложится как нельзя лучше в теорию Проппа.» Как представляется, мифопоэтический подход способен высветить многие важные стороны художественного мира Г. Газданова, но все же не видится универсально-продуктивным в прояснении его «тайны».44.

Существуют попытки снять проблему «неподчиняемости» текстов Г. Газданова сугубо традиционным аналитическим методам исследования за счет отказа «доказать нечто». Так, например, Ю. Степанов в работе «В перламутровом свете парижского утра.», жанр которой можно определить как семиотическое эссе, ставит перед собой такую творческую задачу: «.подметить гармонию идей в Газданове и вокруг него, в атмосфере эпохи. Автору достаточно констатации присутствия «гармонизированных идей», и, по его убеждению, нет никакой необходимости доискиваться, «имело ли здесь место заимствование с той или иной стороны, доказанное влияние или хотя бы 45 доказанное знакомство с той или инои идееи».

Глубокие, потребовавшие высокой компетенции в сфере культурологии, психологии, социологии, литературоведения, увлекательные по форм^ наблюдения С. Кабалоти, представленные в названной выше монографии, не столько раскрывают «тайну» Г. Газданова (на ее наличие указывает автор в начале исследования), а, скорее, доказывают, что никакой «тайны» не существовало: творчество писателя исключительно настолько, насколько исключительна любая индивидуальная комбинация типологических черт вообще. С. Кабалоти констатирует наличие таких комбинаций, не выходя в итоге к уникальности единства художественной системы писателя (синтезу) — потому заключительные выводы применимы к сотням других писателей поколения Г. Газданова: «наследник» и «современник», дебютировал ь «постницшеанской ситуации». На наш взгляд, заданность творчества ситуацией, когда-то или иное явление получает «глубокое историко-культурное обоснование», не может считаться определяющим творческим импульсом, как это видится С. Кабалоти (во-первых, это не единственный импульс и вне осмысления потока импульсов нельзя вычленять определяющий, во-вторых, творческий процесс, как и любой процесс в природе, может развиваться не по совокупности условий, а вопреки им, «от обратного»). Положение С. Кабалоти о «синтезе» русской и западной традиций в творчестве Г. Газданова имеет достаточно общий характер и не раскрывает особенностей и механизмов такого «синтеза», присущих именно Г. Газданову и составляющих его «тайну». Как представляется, в целом научный инструментарий, применяемый в «газданововедении», все же не до конца адекватен предмету исследования, ибо способен работать, выражаясь в терминах естественных наук, на уровне смеси, а не синтеза, «синергии».

Возникновение синергетики как самостоятельного научного направления в 70-х годах XX века было связано прежде всего с естественнонаучной сферой познания. Но тогда уже сделанные заявки на междисциплинарность синергетического подхода продуцировали его активное проникновение в самые различные сферы науки, в том числе и гуманитарные. Здесь по-своему универсальным явилось понятие о самоорганизации сложных систем, или «о самопроизвольном возникновении и самоподдержании упорядоченных временных и пространственных структур в открытых нелинейных системах различной природы."46 Синергетическое понимание эволюции подразумевает взаимодействие энтропийных и антиэнтропийных процессов (нет абсолютного хаоса и абсолютного порядка) — это мышление «постнеклассического» типа с его установкой на «организованную сложность» универсума и знания о нем. Неудивительно, что синергетика заявила о себе в конце XX века, когда усилилось стремление понять мир в его сложности-целостности, усмотреть в искусственно рассеченных сферах нечто существенно общее и как к естественному итогу прийти к объединению наук, созданию «единой науки о единой природе».47.

В современных научно-справочных изданиях фундаментально-энциклопедического плана уже констатируется, что синергетический подход имеет определенные продуктивные результаты в социологии, педагогике, филологии (в области лингвистики).48.

Для нашей работы особенно актуализируются результаты, намеченные в области литературоведения. Здесь мы опираемся прежде всего на исследования воронежской филологической школы, в частности, на работы А. Б. Удодова, рассматривающего литературный процесс как системную структуру с собственными законами саморазвития и в то же время как параметр, репрезентативный для осмысления современных процессов цивилизации и (или) культуры.49 Синергетический подход представляет широкие возможности в исследовании динамики формирования и взаимодействия типологических пластов русской литературы XX века. Как полагает исследователь в другой своей работе, «литературный процесс, представленный как самоорганизующаяся система, наиболее явственно обнаруживает именно в российской специфике две разнонаправленные тенденции — центробежную и центростремительную: их взаимодействие по ментальной формуле «соединения несоединимого» дает особый синергетический эффект как движущую сипу литературного развития и вместе с тем обозначает вектор ее направленности. Устойчивое неравновесие, стремящееся к гармонии — имманентное качество системы, если под ее развитием понимать в широком смысле процесс аксиогенеза русской литературы, наращивание ее ценностного потенциала в.

50 горизонте отечественной и мировои культуры.".

Одним из безусловных методологических ориентиров нашей работы явилась коллективная монография «Литературный процесс XX века и развитие цивилизации"31, представляющаяся как весомая заявка на укоренение синергетического подхода применительно к изучению литературного процесса. Вместе с тем для нас важна и опора на уже имеющиеся исследования диссертационного жанра, где синергетический подход использован при рассмотрении личностно-творческих феноменов конкретных писательских персоналий.52.

Рассмотрение личностно-творческого феномена Г. Газданова как самоорганизующейся системы (куда органически включается и понятие собственно художественной системы писателя) в процессах ее генезисп и функционирования может дать многие ключи к постижению «тайны» художника.

Вместе с тем творчество Г. Газданова показательно для литературы Русского Зарубежья в целом, для процесса смены литературных поколений, преемственности традиций. Такая «знаковость» Г. Газданова органически входит в предмет нашего исследования через проблему национальной идентичности (сохранения, утраты, трансформации национальной культуры в инокультурном контексте). Понятие «национально-культурной идентификации» художника конкретизирует указанную проблему применительно к исследовательским установкам работы. Здесь для нас актуализируется аксиологическая парадигма исследования с опорой на «русскую философию ценностей» (Вл. Соловьев, Н. Бердяев, С. Франк, Г. Федотов, Н. Лосский), особенно ее историософский аспект, и подходы, реализуемые в современных литературоведческих исследованиях с позиций христианской аксиологии.5'' Важна и естественна также опора на труды по изучению проблемы национальной идентичности — в том числе работы воронежской филологической школы.34.

Как представляется, изучение творчества Г. Газданова в намеченных методологических ориентирах (не исключающих использование сравнительно-исторического, структурно-типологического и иных традиционных подходов) может иметь высокую продуктивность для уяснения его места и значения в горизонте культуры XX столетия.

Вышеуказанные проблемы и намеченные подходы к их рассмотрению определяют актуальность данной работы.

Объектом исследования является творческий феномен Г. Газдановаписателя с мировой известностью, своим «лицом» и местом в культуре XX столетия, с его «тайной» популярности и «странностью».

Предметом исследования выступает творчество Г. Газданова 1920 — 1930;х годов (романы «Вечер у Клэр», «История одного путешествия», «Полет», «Ночные дороги», образующие своего рода цикл, а также рассказы и статьи). Определение таких предметных рамок связано с проблемой социокультурного контекста — русской эмиграции 1920 — 1930;х гг. как особого и по-своему «очерченного» этапа в культуре XX века. В таком контексте происходило становление Г. Газданова как художника — от начинающего литератора до признанного писателя.

Цель исследования, исходящая из его предметно-проблемных параметров, может быть определена как выявление доминант развития художественной системы писателя, конституирующих основ его художественной картины мира в свете проблемы национальной идентичности его творчества.

Задачи исследования, решение которых направлено на достижение указанной цели, заключаются в следующем:

1. Подвести предварительные итоги социально-эстетического функционирования художественного наследия Г. Газданова в большом историческом времени;

2. Выявить соотношение общего и особенного при рассмотрении творчества писателя в контексте литературы Русского Зарубежья;

3. Определить конституирующие принципы художественной картины мира и формально-содержательные параметры в развитии художественной системы Г. Газданова;

4. Раскрыть основные механизмы «диалога культур» в художественном мире Г. Газданова и осуществить национально-культурную идентификацию автора.

Результаты решения поставленных задач определяют научную новизну, которая видится в следующем:

1. Впервые предпринята попытка систематизации результатов общественного восприятия и научного изучения творчества Г. Газданова;

2. Творческая индивидуальность Г. Газданова очерчена в контексте типологических особенностей литературы Русского Зарубежья;

3. Художественная картина мира и концепция человека впервые рассматриваются в творчестве Г. Газданова как доминанты развивающейся философско-эстетической системы писателя, где выявляются механизмы генезиса и функционирования;

4. Определена специфика «синтеза культур» в творчестве художника — что позволяет предложить современное решение проблемы его национально-культурной идентификации.

Задачи и этапы исследования определили и структуру диссертации, которая состоит из Введения, трех глав, Заключения, примечаний и списка литературы.

Заключение

.

В соответствии с поставленными задачами личностно-творческий феномен Г. Газданова был рассмотрен в динамике общественного восприятия на протяжении XX столетия, что дало возможность определить «проблемные зоны», требующие углубленного изучения творчества писателя в трех основных аспектах:

1. В контексте литературы русского зарубежья с точки зрения типологических особенностей творчества;

2. В процессе развития художественной системы писателя;

3. В динамике диалога культур.

Три различные и вместе с тем взаимосвязанные угла зрения на один и тот же предмет исследования дают возможность достичь «стереоскопического» общего видения, позволяющего «увидеть тайное» (выражаясь словами кн. Трубецкого). Тем самым в данной работе реализован системный подход, где выявляется системообразующее начало применительно к феномену Г. Газданова и просматриваются процессы самоорганизации такой системы. В качестве выводов, сгруппированных по трем проблемным блокам, следует представить следующее:

1.1.Фигура Г. Газданова для эмиграции достаточно типична — как в плане личной судьбы, где просматриваются основные этапы судеб послеоктябрьской эмиграции в целом (участие в боях гражданской войны, отступление за рубежи России, потеря родины, семьи, социальных связей, скитания по Европе, безрадостная полумаргинальная жизнь иностранного рабочего), так и в плане творческой самореализации. Первые рассказы Г. Газданова и роман «Вечер у Клэр» написаны в соответствии с магистральной для литературы эмиграции темой революции и гражданской войны. Автобиографичность, ориентированность на «частное» видение событий, фрагментарность структуры, повышенная эмоциональная тональность органично вписываются в контекст эмигрантской литературы 1920;х годов с тенденцией к «дневниковое&trade-» и «публицистичности»;

1.2. Апокалиптическая образность, характерная для литературы эмиграции в 1920;е годы, присутствует и в прозе Г. Газданова, что, по нашему мнению, не объяснимо только гипертрофированным восприятием социокультурного взрыва. Катастрофа в художественном мире Г. Газданова имеет глубочайший смысл, поскольку дает опыт катарсиса, который получить в иных обстоятельствах было бы невозможно. Поэтому изображение абсурдности происходящего у писателя сочетается с изображением исключительной ясности воспринимающего сознания и четкими моральными оценками;

1.3. В осмыслении Г. Газдановым судеб эмиграции просматриваются все три пути ее самоопределения: стойкий интерес к явлениям духовного неблагополучия (бывшего и непосредственным личным опытом писателя), вовлеченность в стихию быта (который отчасти теряет статус сферы «низких истин»), стремление к абсолютным ценностям и духовному преображению. Выявление динамики общего и индивидуального в личностно-творческой самореализации Г. Газданова показывает, что его писательский феномен может быть идентифицирован в соответствии практически со всеми типологическими параметрами литературы эмиграции «первой волны»;

2.1. Первооформление художественной системы Г. Газданова осуществлялось в координатах общероссийского культурного пространства, характеризовавшегося творческим многообразием, отсюда соединение у писателя разностилевых, разнородных, разнонаправленных тенденций: символистских, акмеистских, футуристических, реалистических;

2.2. Художественная картина мира, созданная Г. Газдановым, многопланова и уже на раннем этапе творчества писателя наряду с признаками бинарной оппозиционности обнаруживает тяготение к тринитарности. Далее «бытовое» (физическое, эмоциональное, временное, «земное», «горизонтальное») и.

Бытийное" (духовное, вечное, «небесное», «вертикальное») в художественном мире Г. Газданова не соединяются последовательно и не сосуществуют параллельно: диалогическое взаимодействие этих слагаемых мироздания, инициирующее процессы развития, основывается на принципах взаимопроникновения, взаимодополнения;

2.3. Мир Газданова представлен в парадигме «диалогической неравновесности», где художественно воплощены следующие смыслопоисковые проблемы: о смысла человеческого существования- ® смысла любвио смысла свободы, соотношения материальной и духовной свободы человекао смысла историио онтологического смысла родины (в единстве причинно-физических и духовных связей с ней). ® смысла искусствао веры (ее утраты и поиска путей к восстановлению надорванных связей с Создателем;

2.4. Художественные формы «диалогической неравновесности», воплощенные в авторской художественной «методологии», таковы: фрагментарность художественной структуры текста, непропорциональность" отдельных частей текста, наличие компонентов, прочитывающихся как вставные, смысловая незавершенность финалов- ® сочетание автобиографичности, историчности, публицистичности с принципами лирического письмао наделение очерковых эпизодов символическим смысломо фактографическое богатство текстов предстает не «картотекой», а «полем смыслов" — «перетекание» различных стилистических пластов;

2.5. Мироощущение Г. Газданова трагично, что инициирует в духе русской философско-эстетической мысли «серебряного века» стремление авторского сознания к Сокровенному, к тайной духовной умудренности, проявляющееся на всех уровнях художественной структуры (пространственно-временном, сюжетном, образном, языковом, ценностно-смысловом). Важнейшими понятиями для описания художественного мира Г. Газданова являются «свет» и «музыка», которые на этапе первооформления художественного мышления писателя предстают, во-первых, реалиями земного мираво-вторых, энергиями души, мыслей, человеческих фантазий, а в-третьих, — позже, в процессе развития — светом и музыкой Боговидения и Богообщения, воспринимающихся душой как полнота бытия. Подобное триединство видится органичным развитием предшествующей русской философско-эстетической и религиозно-философской тенденции к «всесовершенному синтезу» (В. Соловьев);

2.6. Социальные катаклизмы,' потрясшие человечество в начале XX века, не только не обесценили в художественном мире Г. Газданова человека, но в духе «антропологического ренессанса» обострили интерес к нему. С другой стороны, двойственностью, «промежуточностью» положения человека на грани реального и идеального обусловливается энергия движения к «третьей жизни», несущей черты актуализировавшихся на рубеже XIX — XX веков идей обожения человечества и преображения. Человек в мире Г. Газданова предстает е единстве и различиях его индивидуальных особенностей и высшего, надличностного смысла, что сообщает особую роль коммуникативной сфере, в которой при взаимодействии «частных» смыслов постигается «соборный» смысл бытия. В системе персонажей это отражается, как правило, их большим количеством, «безотносительностью» многих из них к событийной канве текста, сложностью деления их на «главных» и «второстепенных», иногда психологическим схематизмомпри этом «микрокосмы» отдельных героев выстроены не как изолированные и самодостаточные, а как проницаемые, диалогичные;

3.1. Художественный мир, созданный Г. Газдановым, многомерен с точки зрения национальной идентичности, причем разность культур («кавказской», «русской», «европейской») образует определенные оппозиции, в частности, разность «ценностных потенциалов" — это, как правило, сообщает энергию развитию сюжета;

3.2. Собственно культура понимается писателем двояко: как деятельность человека, направленная на преобразование окружающего мира (и потому специфичная в зависимости от природных условий) и как система духовных ценностей. Причем первое в рассмотренных текстах выражено мало — так сказался общий кризис позитивистских учений в начале XX векаточка зрения автора сосредоточена не на природосообразности индивидуальных и исторических судеб, а на «культуросообразности» (во втором значении);

3.3. На раннем этапе творчества Г. Газданова разность культур, носителем которых он является, также двояка: можно наблюдать некоторую дистанцированность от «кавказской» культуры и неприятие европейской. Так, анализ романа «Вечер у Клэр» показал, что в значительной степени основу конфликта здесь образует культурная составляющая (в национальном аспекте): «невстреча» героев обусловлена тем, что они носители разных этнопсихотипов. В дальнейшем развитие художественной системы писателя все более явно продуцирует диалогические принципы взаимодействия разнокультурных составляющих — на основе взаимокорректировки, своеобразной культурной полифонии;

3.4. С точки зрения национально-ценностных основ, анализ художественного мира, созданного Г. Газдановым, дает возможность полагать следующее: в духовное странничество как ментальное русское качество представлено в наиболее близком автору (по духовному складу и по внешней судьбе) типе героя-странника (Николай Соседов, Володя Рогачев, Сережа) — о в художественной форме писатель ищет не создания культурных ценностей и не тех результатов, которые считаются обязательными в областях знания, морали, искусства (что характерно для западной культуры), а «совершенной правды жизни» (Н. Бердяев) — так, на наш взгляд, у Г. Газданова проявляется одна из ярких черт русского духажажда преображенияо как русская духовность не представляет собой отрицание этого мира, так и мир Г. Газданова не устремлен исключительно к будущей жизниединство «бытового» и «Бытийного» в нем видится характерной для русской духовности направленности на преображение всего мироздания. Но если западный человек дорожит социальным положением, собственностью, жизненными удобствами не в силу слабостей и пороков, а в силу идеологии, которая все это оправдывает, то русскость сознания Г. Газданова проявляется в неприятии «буржуазности» — в моральном значении этого слова- (русский человек — и это характерно для сознания Г. Газданова — привязан к земле грехами, а не своими добродетелями, представлениями о правде и идеалом святости) — определенная свобода авторского сознания от норм цивилизации, морали или науки, с одной стороны, открывает перед ним реальность Богас другой стороны, разрушительный опыт пережитой социокультурной катастрофы подрывает веру в Бога и бессмертие души. В мире Г. Газданова поиск спасения, преображения, новой Жизни (апокалиптичность) и отрицание Бога (нигилизм) — две стороны одной сущности. Поэтому к характеристике авторского сознания применимо давно замеченное о русских: он бывает с Богом, против Бога, но никогда без Богао «чисто русский задор цинизма», который можно наблюдать в некоторых текстах и который породил у исследователей «догмат» о безверии Г.

Газданова, представляется формой целомудрия. В известной мере это протест духовно-трезвой души против поверхностной и лицемерной моды на религию и мистицизм. Духовный идеал писателя, просматривающийся в ценностных приоритетах автобиографических героев, — простота в вере, искренность, мужество «раскольничьих святых», стремившихся повторить подвиги первохристианских мучениково человеческое общение предстает в мире Г. Газданова одной из главных сфер ценностного созидания: миг согласия у Г. Газданова представляется прообразом будущего всечеловеческого единства. Так в рассмотренном материале функционируют духовный коллективизм и идея всеобщего спасения, присущие всей русской мысли.

Таким образом, в качестве' одного из главных принципов художественного миропостроения Г. Газданова мы отмечаем универсализм, который выявлен во всех трех аспектах анализа, т. е. на разных уровнях осмысления личностно-творческого феномена писателя. Этот принцип и обусловил процессы развития и обогащения системы, он составил главную особенность авторского сознания Г. Газданова, будучи выраженным едва ли не более, чем у всех других писателей-эмигрантов. Старшее поколение было сосредоточено на потерянных ценностях, стараясь их сохранить и оградить от инокультурных влияниймладшее же поколение восприятие традиции «универсализма» приводило подчас к энтропии, размыванию национального.

У Г. Газданова этот универсализм имел «золотое сечение», что и обусловило продуктивность процессов самоорганизации его личностно-творческого феномена как системы — в оптимальном взаимодействии внутренних (русская национальная традиция) и внешних (инокультурное влияние) факторов творческой эволюции. В поле интенсивного диалога культур он продолжал оставаться русским писателем. В этом — одно из возможных объяснений «тайны» Газданова, рассмотренной в синергетическом ключе.