Художественные эксперименты в русской женской прозе конца XX века: Поэтика языка и времени
Категория времени оказывается и «героем» женского романа, так как является объектом вопрошания главных героев, то есть время и есть то непознанное, что лежит в области не-знания для героя. Вопрос о времени является одним из центральных вопросов женской прозы. Отвечая на него, автор-женщина говорит и о сущности постмодернизма как художественного мировоззрения. Постмодернизм с точки зрения… Читать ещё >
Содержание
- ГЛАВА 1. Проблема языка в современной женской прозе
- 1. 1. Язык тела или «телесность» языка
- 1. 2. Игра как репрезентация языка и субъекта (проза В1 Нарбиковой)
- 1. 3. Язык — знание — сознание
- ГЛАВА 2. Время в современных эстетических концепциях и # художественных текстах женщин-прозаиков
- 2. 1. Синтез времени в романе Г. Щербаковой «Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом»
- 2. 2. Семиотическое время текста в романе Л. Улицкой «Казус Кукоцкого»
- 2. 3. Историческое и художественное время: И. Полянская. «Читающая вода»
Художественные эксперименты в русской женской прозе конца XX века: Поэтика языка и времени (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
В современной науке о литературе одной из наиболее острых и важных проблем остается проблема единого, четкого и общепринятого представления об основаниях и сущности литературного процесса. Неопределенность суждений в этой области порождается двумя факторами. С одной стороны, невозможно объективно, отстранено и целостно взглянуть на художественную действительность литературы (текстуальность), развивающуюся параллельно-сознанию критика и литературоведа. С другой стороны, сам язык науки о литературе формируется как специфический дискурс, выявляющий разграничения, различия и особенности многообразных направлений в современной литературе и во многом порождающий сами эти различия. Как пишет И. Скоропанова, «контуры эстетической парадигмы современной русской литературы определяют реализм, модернизм, постреализм, постмодернизм-, пост-постреализм, пост-постмодернизм (постконцептуализм), романтизм — в разнообразии их течений, модификаций, смешанных форм"1.
Действительно, для исследователя современной русской прозы, например, существует явная угроза потеряться или раствориться в разнообразии литературных направлений, тем более, что существует множество точек зрения на те или иные аспекты эстетики и поэтики даже внутри одного направления, а сближение литературных феноменов или, наоборот, их размежевание зачастую делаются произвольно, в соответствии с установками и субъективными пристрастиями самих исследователей.
В отечественном литературоведении эта проблематика осложняется и обостряется еще и фактором многолетней изоляции советских теоретиков и историков литературы от мирового исследовательского опыта, идеологическим прессингом коммунистического мировоззрения, не признававшего за.
1 Скоропанова И Эстетическая парадигма современной русской культуры // Современная русская литература Проблемы изучения и преподавания Сборник статьей по материалам Международно" научно-практическом конференции Пермский государственный педагогический университет Пермь, 2005 С 29 западными писателями права на поэтические открытия и достижения и сводившего их изучение к практике идейного противостояния и литературной ксенофобии.
В последней четверти XX столетия западное литературоведение пережило весьма существенный сдвиг гуманитарной научной парадигмы, который сопровождался пересмотром многих устоявшихся теоретико-методологических и аксиологических установок, формированием нового инструментария и появлением в литературоведении нового набора научных терминов, понятий и категорий. Ведущую роль в трансформации литературоведческого дискурса сыграла постструктуралистская* феноменология текста, в которой подверглись пересмотру прежде всего сами основания понятий «традиция» и «новаторство». В работах М. Фуко, Ж. Лакана, М. Хайдег-гера, Х.-Г. Гадамера и особенно Ж. Деррида литература как вид искусства обрела новые измерения в своем онтологическом статусе (природе), в феноменологии (структуре) и аксиологии (функции). Появление таких терминов, как «дискурс», «концепт», «письмо», «голос», «интертекстуальность», «эпи-стема» и др. формировало не только новые аспекты знания о литературе, но во многом способствовало появлению новых художественных (поэтических) практик в прозе, поэзии, драматургии и других формах словесности.
Для западной культурной традиции одним из ключевых и радикальных концептов гуманитарного знания стала проблема «гендера». Возникнув изначально как часть общественно-политической практики — борьбы женщин за равные права в обществе «неограниченных возможностей», — идея тендерного подхода быстро проникла и в сферу художественно-творческой деятельности, и в пределы искусствоведческих исследований, и в литературно-теоретическую эпистему. В российской культуре эта идея и ее концептуальное выражение — феминизм — обрели специфическую почву и сопряжение не столько с общественно-политической, сколько с морально-этической и эстетической проблематикой. Сам смысл разделения литературы на «мужскую» и «женскую» стал поводом для дискуссий о судьбе личности в обществе, сущности свободы творчества и о возможности обретения женщиной особого «голоса» (слова) в литературе, отличающегося от традиционного «маскулинного» дискурса и обладающего неповторимой спецификой «письма».
Эти художественные искания совпали с общим переломом русской литературы в конце XX века от традиций реалистического творчества к новым-горизонтам более свободной художественной образности и поэтической выразительности. Отсюда возникает и литературоведческий интерес к способам и формам презентации новых концептов, новой поэтике и функции этих художественных феноменов в русской традиции осмысления литературного процесса.
Основная проблема данного диссертационного исследования* может быть сформулирована двояко. С одной стороны, в диссертации продолжается и развивается! традиционное для отечественного литературоведения изучение фактора «новаторства» в области поэтики повествовательной прозы. С другой, исследование тематизирует эту проблематику через те феномены, которые характерны для российских писательниц последней трети XX века в жанрах романа, рассказа, повести и новеллы и объединяются исследователями через общий термин «постмодернизм». В русле последнего тендерная проблема предстала как поиск путей к так называемому «женскому письму», разработка повествовательных техник и практик, нарушающих и подрывающих «традицию» как доминанту «мужского» начала в области обра-зотворчества и художественного, эстетически значимого слова. Тема работы, таким образом, разворачивается как анализ экспериментов в поэтике повествовательных жанров, поставленных писательницами-женщинами с привлечением концептуального аппарата западного феминизма и российского эстетического антропоцентризма.
Цель работы в таком аспекте — выявить ход этих поэтических экспериментов на уровне отдельного произведения и литературного процесса в целом на отрезке от начала 1980;х до начала 2000;х гг. Рассмотрение поэтики русской женской прозы конца XX века в аспекте экспериментального постмодернизма может привести к определению существенных черт такого феномена конца XX века, как «женская проза».
Новизна диссертационного исследования определяется тем, что впервые обращено внимание на поэтику русской женской прозы и ее отдельные уровни вписываются в контекст постмодернизма как целостного направления современной культуры.
Для достижения поставленной цели ставится1 ряд задач:
1. Проанализировать корпус текстов, написанных авторами-женщинами^ начиная с начала 1980;х до конца 1990;х годов;
2″. Сопоставить между собой основные системные параметры этих текстов;
3. Выявить практическое выражение «женского голоса» в дискурсе современной русской прозы;
4. Определить общие черты эстетического мировоззрения и поэтического мышления писательниц-женщин, творчество которых относится к постмодернизму.
Интегрированную теоретико-методологическую базу исследования составили несколько подходов к тексту: историко-функциональный (А. Н. Веселовский, О. М. Фрейденберг), культурно-типологический (И. П. Смирнов), семиотический (Ю. М. Лотман, Б. Успенский), герменевтический (М. Бубер, Г.-Г. Гадамер, М. Хайдеггер). Исследование постмодернистской природы женской прозы потребовало обращения к работам теоретиков и исследователей европейского и русского постмодернизма, представляющих его философию, эстетику и поэтику — Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ж. Женетта, Ж. Лакана, Ж. Лиотара, П. Рикера, М. Фуко, У. Эко, А. Гениса, Б. Гройса, И.
Ильина, В. Курицына, М. Липовецкого, Н. Маньковской, И. Скоропановой, М. Эпштейна. Выбор объекта исследования определяет обращение к философским и эстетическим работам основательниц западного феминизма: Е. Гощило, Л. Иригарей, Ю. Кристевой, Р. Марш, Э. Сису, Б. Хелдт, Дж. Эндрю.
Большинство современных исследователей литературного процесса сходятся в. том, что в русской литературе главенствующими направлениями являются постмодернизм и постреализм.
Наибольший интерес вызывал еще несколько* лет назад из этих двух направлений постмодернизм, так как его появление было связано с возникновением совершеннонового видения-, мира, новой философии, базирующейся на радикальной ломке основных концептов Нового времени, их деконструкции и переосмыслении. Достаточно вспомнить статьи и монографии таких авторов, как М. Липовецкого, И. Скоропановой, Б^ Гройса, М. Эпштейна и д.р.2.
Так, М. Эпштейн в статье «Прото-, или Конец постмодернизма» отмечает: «Постмодернизм по-прежнему остается единственной более или менее общепринятой концепцией, как-то определяющей место нашего времени в системе и последовательности исторических времен"3. По определению М. Абашевой, постмодернизм становится «общим местом» в русской культуре и приобретает «скандальную славу ниспровергателя"4.
Не случайно вокруг постмодернизма возникает множество иногда противоположных суждений, касающихся времени его появления, а также истоков, хронологии и типологии.
2 Липовецкий М. Русский постмодернизм Екатеринбург, 1997 Эпштейн М Прото-, или Конец постмодернизма//Знамя 1996 № 3 С 196−209 Скоропанова И Постмодернистская русская литература Новая философия, новый язык СПб, 2002 Гройс Б Полуторный стиль9 Соцреализм между модернизмом и постмодернизмом//НЛО 1995 № 5 С 44−53.
3 Эпштейн М Прото-, или Конец постмодернизма//Знамя 1996 № 11 С 196.
1 Абашева М В зеркале литературы о литературе // Дружба народов 2000 № I С 207.
Так, в критике русский постмодернизм мыслится, с одной стороны, как продолжение авангарда и соцреализма, то есть вписывается в литературную традицию. Например, В. Курицын находит общее в направлениях через понятие «тотальное письмо». Он рассматривает соцреализм как практику тотального письма. В то время как постмодернизм, по Курицыну, работает с проблемой «тотального письма"5.
Для М. Эпштейна постмодернизм и постреализм сближаются в созда6 нии гиперреальности и детерминизме. п.
Н. Маньковская в работе «Эстетика постмодернизма», говорят политизированности русского постмодернизма, проявляющейся в создании контрфактической эстетики через римейки истории и литературы, тем самым устанавливает связь постмодернизма с эпохой Советов, ее историей и культурой, «уже — с соцреализмом.
Совершенно противоположную точку зрения на появление русского постмодернизма высказывают М. Берг и Б. Гройс, определяя данное направление как ответвление западноевропейского направления. По Бергу, сакра-лизованная русской модернисткой литературой реальность оказывается фикцией, отсюда шизофренический характер постмодернизма. Выход из кризиса постмодернистские авторы видят в вовлечении других искусств, превращении постмодернизма в ответвление западноевропейского, перестройки онтологического аппарата, в нахождении такой точки зрения, чтобы работа с сакральным не превращалась в демонизм.
Б. Гройс отмечает, что разрушение советской культуры привело к тому, что современная русская культура оказалась без институализированной традиции, которую она начала бы преодолевать. Поэтому главным для русского постмодернизма является ориентация на другого, каковым становится западная культура.
5 Более подробно см Курицын В Русский постмодернизм Екатеринбург, 1997.
6 Более подробно см Прото-, или Конец постмодернизма//Знамя 1996 № 3 С 196−209.
7 Маньковская Н Эстетика постмодернизма СПб, 2000.
Не менее противоречивые точки зрения даны и по отношению к разновидностям русского постмодернизма. Так, Н. Маньковская выделяет два «основных потока»: первый — «своего рода предпостмодернизм» (представители: Вик. Ерофеев, Э. Лимонов, В. Нарбикова, В. Пьецух, Е. Радов и др.), второй — представлен несколькими направлениями: концептуализм (Д. При-гов, Т. Кибиров, Л. Рубинштейн, В. Сорокин), конкретизм (И. Холин, Г. Сапгир), метаметаморфизм (А. Еременко, И. Жданов), психоделизм (Ю. Ки-сина).
Первое направление вытекает из содарта, поэтому для него характерны бунт против нормы, пафос обличениядеконструкция советского мифа, перенесение акцента с духовности на телесность, что «выливается» в шоковую эстетику («чернуха» и «порнуха» и т. д.), центральными категориями о которой становятся безобразие, зло, насилие". Второе направление представлено-литературой абсурда, для которой характерно стремление сосредоточиться на чистой игре, стилизация, диалог внутри хаоса, созерцательность и как следствие созерцательности — сентиментальность.
Н. Лейдерман и М. Липовецкий также говорят о двух разновидностях постмодернизма: концептуализме (соц-арте) и необарокко. Они отмечают, что концептуализм «ориентирован на переосмысление языков власти"9, и, как Н. Маньковская, определяют его как бунтарское направление, называя почти тех же представителей. Для второй волны исследователи находят точное определение — необарокко, выделяя в качестве отличительных черт панзнаковый подход к реальности, восприятие мира как текста, а вещи как знака. Отсылая к работе О. Калабрезе «Необарокко: Знак времен» (1987), исследователи перечисляют такие черты, характерные для направления, как эстетика повторений, эстетика избытка («эксперименты по растяжимости границ до последних пределов, монструозность»), перенос акцента с целого.
8 Там же С 296.
9 Лейдерман Н М, Липовецкий М II, Современная русская литература 1950;1990;е годы Учеб пособие для студ высш учеб заведенииВ 2 т Т 2 М, 2003 С 423 на деталь, хаотичность, прерывистость, неразрешимость коллизии. Представители данного направления: А. Еременко, Вик. Ерофеев, В. Нарбикова, В. Пьецух, Н. Садур, Саша Соколов, Т. Толстая, В. Шаров. Также литературоведы отмечают, что концептуализм и необарокко тяготеют к различным литературным традициям. Концептуализм — к поэтике Д. Хармса, необароккок эстетике В. Набокова. Концептуализм нацелен на деконструкцию и демифологизацию культуры, необарокко, наоборот, — на ремифологизацию и реконструкцию.
Большее количество модификаций постмодернизма выделяет И. Ско-ропанова. Традиционно она говорит о концептуализме (соцарте). Далее определяются:
1. Шизоаналитический постмодернизм (В'. Ерофеев, В. Сорокин) Шизоаналитический дискурс вырабатывает язык «желания», с помощью которого ведется-поиск коллективного бессознательного. Скоропанова отмечает, что «русский шизоаналитический постмодернизм — самый жуткий и мрачный"10.
2. Меланхолический постмодернизм (Саша Соколов, М. Берг) исповедует разочарование в ценностях эпохи модерна, поэтому ему свойственны печаль и пессимизм.
3. Нарративный — самая традиционная форма постмодернизма. К нему обращаются писатели старшего поколения такие, как 3. Зиник, В. Со-снора, В. Пьецух. Писатели на новой эстетико-философской основе используют ряд признаков реализма.
4. Лирический (И. Яркевич, В. Степанцов, К. Григорьев, А. Добрынин, В. Друк, Д. Галковский). Для писателей данного направления харак.
10 Скоропанова И Русская постмодернистская литература Учеб пособие для студ филологических факультетов вузов М, 1999 С 224 терно надевание маски гения/клоуна, с помощью которой писатель может использовать «гибридно-цитатный сверхъязык"11.
5. Лирико-постфилософский постмодернизм (Д. Галковский «Бесконечный тупик»). Такое направление постмодернизма предполагает соединение дискурса постмодернистской лирической прозы с постфилософским дискурсом.
6. Экологический (А. Битов «Оглашенные»).
7. Феминистский постмодернизм (Л. Петрушевская).
В последнее время появляется" все больше критических замечаний в адрес постмодернизма. Так, например, М. Эпштейн не без иронии замечает, что «» пост" в русском языке означает не только «после», но и «воздержание» «12, тем самым критик дает понять, что авторы-постмодернисты, опираясь в своем творчестве на уже ранее созданные тексты и играя ими, не создают ничего нового, то есть буквально воздерживаются от творчества.
В. Славецкий в статье «После модернизма» также говорит о том, что постмодернисты занимаются созданием конструктов, а не творчеством. А основной постулат постмодернизма — «мир как текст» — совсем не нов, «такое отношение к реальности как к искусству уже не раз было в истории искусства"13.
Основная претензия к постмодернизму — это невозможность вступления в диалог с культурными множественными кодами, а значит — и приветствие бессмысленности в текстуальной игре. Таковым видит постмодернистскую культуру, например, К. Степанян в статье «Реализм как заключительная стадия постмодернизма"14.
11 Скоропанова И Постмодернистская русская литература Новая философия, новый язык СПб, 2002 С 58.
12 Эпштейн М Про го-, или Конец постмодернизма//Знамя 1996 № 3 С 199.
13 Славецкии В После модернизма//Вопросы литературы 1991 № 11−12 С 37.
11 Более подробно см. Степанян К Реализм как заключительная стадия постмодернизма // Знамя 1992 № 9 С 231−238.
А. И. Журавлева и В. Н. Некрасов в статье «Постмодерн и третья реальность» утверждают, что неясность и размытость термина «постмодернизм», которые объясняются неопределенным характером самого течения, приводят к тому, что «» постмодернизм" стал пониматься как разрешение на безразличие"15. Такое безразличие вызывает появление «блатной халтуры» как в стане писателей, так и в стане критиков. Авторы статьи предъявляют к русскому постмодернизму и такую претензию: война постмодернизма с искусством соцреализма приводит к негативному отношению исследователей к реализму как таковому. А «легкость имитационной техники кажется им легкой возможностью что-нибудь с этим искусством проделать. Не присвоить, так оборжать"16.
Таким образом, в настоящее время русский постмодернизм подвергается серьезной критике, многие отказывают ему в праве на оригинальность и самобытность, на то, чтобы называться новым направлением в искусстве. Вслед за обретением свободы постмодернизм приводит к потере смысла как такового. Поэтому исследователи связывают дальнейшее развитие литературы с продолжением и трансформацией реалистической традиции (М. Ли-повецкий, Н. Лейдерман, К. Степанян) либо предлагают вариант симбиоза постмодернистской и реалистической поэтики (М. Эпштейн).
Дело в том, что реализм в конце XX века не исчезает, а трансформируется в постреализм, или «новый» реализм. Как и постмодернизм, он определяет себя во множестве разновидностей и направлений. И здесь, как и в случае с постмодернизмом, существует много точек зрения на развитие реалистического искусства, его продолжение. Для того, чтобы проследить генезис постреализма, придется обратиться к недавней истории.
Во второй половине 1970;х годов появляются так называемые писатели «новой волны», творчество которых стало своеобразной реакцией на ис.
13 Журавлева, А И, Некрасов В Н «Постмодерн» и третья реальность //XX век и русская литература М, 2002 С 292.
16 Там же С 293 кусство соцреализма. Писатели «новой волны» ввели в литературу доселе запретные темы, «жестко табуированные в высокой культуре». В своих произведениях они показали смерть и ее физиологию, болезнь, эротическое вожделение, изнанку семейной жизни, сексуальную неудовлетворенность, аборты, алкоголизм, бедность и т. д. Недаром творчество писателей «новой волны» получило определение «чернуха». Как отмечает А. Зорин: «Чернуха адекватно отражает фрустрацию современного^ человека перед лицом рас.
1 7 пада обычного миропорядка". В" дальнейшем такая литература получила более нейтральное определение литературьъ «жесткого реализма» (А. Зорин), «неонатурализма» (Н. Лейдерман, М. Липовецкий).
Таким образомнеонатуралисты вступают в эстетический конфликт с соцреализмом, что в какой-то" мере делает сходными пути формирования двух направлений: постреализма и постмодернизма.
В последнее время в реалистической литературе наряду с натуралистическими чертами появляются нотки сентиментализма. Неонатурализм приобретает сентиментальный характер, вырабатывается новый язык телесности. Такое новое направление Н. Лейдерман и М. Липовецкий называют натуралистическим сентиментализмом, при этом они относят к такого рода литературе так называемую женскую прозу18. Интересно, что подобная тенденция стремления к сентиментальности наблюдается и в постмодернизме. Например, о новой сентиментальности в романах Д. Гандлевского пишет В. Ерофеев, определяя творчество автора как «критический сентиментализм». Вслед за этим М. Эпштейн отмечает, что «XXI век может стать веком сентиментальности"19, так как сентимент и есть источник нового лиризма, которого так не хватает современной постмодернистской литературе.
17 Зорин, А Круче, круче, круче. История победы чернуха в культуре последних лет // Знамя 1992 № 10 С 203.
18 Более подробно о натуралистическом сентиментализме см Лейдерман Н М, Липовецкий М >Н, Современная русская литература 1950;1990;е годы Учеб пособие для студ высш учеб заведений В 2 т Т 2 М, 2003 С 564−567.
19 Эпштейн М Прото-, или Конец постмодернизма//Знамя 1996 № 3 С 205.
Таким образом, многие исследователи отмечают, что в недрах реализма и постмодернизма зарождается новая художественная система, ее возникновение связано с общим стремлением литературы к лиризму, а, значит, и к субъективизму.
Н. Лейдерман и М. Липовецкий видят возникновение новой поэтики в рамках реалистического направления. В основе новой парадигмы художественности лежит «принцип относительности, диалогического постижения непрерывно меняющегося мира и открытости авторской позиции по отношении к нему"20. Именно постреализм ставит вопрос о смысле человеческого существования, и этот вопрос разрешается героем, создающим свой мир, происходит диалог героя с хаосом. По Липовецкому, «постреализм выбирает третий путь, в известной степени, снимающий* противоречие постмодернизма и традиции"21. К. Степанян так же говорит о новом реализме, подразумевая под ним «те произведения, авторы которых верят в реальное существование высших духовных сущностей и ставят своей целью обратить к ним читателя"22.
Таким образом, современная литература находится в состоянии непрерывного становления, и ее отдельные направления взаимодействуют между собой, создавая условия для возникновения новых модификаций, одним из которых стала «женская проза». Изначально она мыслится как соединение элементов постмодернистской и постреалистической эстетик. Укажем хотя бы на тот факт, что творчество Л. Петрушевской М. Липовецкий обозначил, как зарождающийся постмодернизм. Но определяют «женскую прозу» как прозу в большей степени постреалистическую (Н. Лейдерман, М. Липовецкий)23, исследователи недостаточно обращают внимания на ее по.
20 Лейдерман Н, Липовецкий М Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме // Новый мир 1993 № 7 С.
21 Там же С.
22 Степанян К Реализм как заключительная стадия постмодернизма//Знамя. 1992 № 9 С 235.
23 Более подробно см Лейдерман Н М, Липовецкий М Н, Современная русская литература 1950;1990;е годы Учеб пособие для студ высш учеб заведении В 2 т Т 2 М, 2003 С 560, 563 стмодернисткий компонент. Это кажется не совсем правомерным, потому что появление женской прозы в литературе конца XX века объясняется в первую очередь интересом постмодернизма к маргинальным практикам, репрезентирующим себя в региональной, женской литературах, в литературе национальных меньшинств и т. д.
В постмодернизме параллельно с философским интересом к женскому началу возникает профессионально-научное обращение к творчеству женщин. Способна ли женщина создать шедевр в искусстве и литературе? Вот вопрос, который стали обсуждать те, кто причислял себя к постмодернистскому литературоведению24. Этот вопрос возник не на пустом месте, он был инициирован самошжизненной практикой современной культуры.
Появление нового объекта для литературоведческих исследований («феминного текста»)25 породило желание сказать о том, что женская литература существует как независимое, своеобразное и специфическое течение постмодернизма. Этим обусловлена актуальность данной диссертации.
Как представляется, при всей очевидной актуальности и остроте вопроса о женском литературном творчестве, он до сих пор не получил достаточного теоретического осмысления в современном отечественном литературоведении. В настоящее время начинают появляться работы, в которых исследователи объясняют феномен «женской прозы» с точки зрения общих идей постмодернизма. В данном ключе рассматривают женские тексты М.
Абашева, Н. Ажгихина, О. Дарк, Н. Маньковская, JI. Насрутдинова, И. Ско-26 ропанова. Интересно, что сами авторы, например, В. Нарбикова, О. Слав.
21 См Culler J Structuralist Poetics Structuralism, Linguistics, and the staid of Literature Ithaca, 1977, Culler J.
The Pursuit of signSemiotics, Literature, Deconstruction Ithaca, 1981.
25 Стоит привести тот факт, что в конце XX — начале XXI веков было издано большое количество сборников женской прозы «Не помнящая зла» (1990), «Чистенькая жизнь» (1990), «Новые амазонки» (1991), «Жена, которая умела летать» (1993), «» Glas" глазами женщины" (1993), «Брызги шампанского» (2002) и др Издательство «Вагриус» выпускает серию «Женский почерк», в которую включены произведения авторовженщин последних лет, рассчитанные на серьезного читателя.
26 См Абашева M Литература в поисках лица Русская проза в конце XX века становление авторской личности Пермь, 2001 С 192−216, Абашева M П Опыт русского авангарда начала XX века в контексте современной культуры (суперматизм К Малевича и проза В Нарбиковои) // Типология литературного процесса и творческая индивидуальность писателя Пермь, 1993 С 35−47, Ажгихина H Разрушители в никова и Л. Улицкая определяют свое творчество именно в русле постмодернизма27.
Также с середины 1990;х годов для осмысления явления «женской прозы» в литературоведении начинает использоваться тендерный подход. «Подобного рода исследования, — пишет С. Охотникова, — стали восприниматься как более или менее единый комплекс (постструктуралистский в своей основе), наиболее приемлемый для анализа „инаковости женского сознания“ и тех средств, при помощи которых эта „инаковость“ находит свое выражение в литературе»". Такой" взгляд на «женскую прозу» присутствует в работах Е. Гощило, Т. Марковой, Серафимы Ролл, И. Савкиной, Е. Трофимовой, Н. Фатеевой, К. Чачанидзе29.
Более подробно современную женскую прозу в тендерном аспекте рассматривает Т. Мелешко. Она выделяет некоторые ее особенности: ризо-матичный тип авторского сознания, нигиляцию мужского и женского начапопсках веры // Знамя 1990 № 9 С 223−227, Дарк О Мир может быть любой//Дружба народов 1990 № 6 С 223−235, Дарк О Миф о прозе // Дружба народов 1992 № 5−6 С 219−232, Маньковская Н Эстетика постмодернизма СПб, 347с, Насрутдинова Л X «Новый реализм» в русской прозе 1980;90-х годов (Концепция человека и мира) Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Казань, 1999 24 е.- Скоропанова И Русская постмодернистская литература Учебное пособие М, 1999 С 353−354.
27 Л Улицкая пишет «Сегодня мы оказались в пространстве, условно называемом постмодернизмом Его основная особенность — разрушение жанра, попытка более или менее удачная, соединить разнородные, разноприродные элементы, переварить всю предшествующую литературу целиком и одновременно» См Современная проза глазами прозаиков // Вопросы литературы 1996 № 1. С. 3−49, «Я думаю, — пишет В Нарбикова, — что мой текст воспринимается странным только потому, что я как-то внутренне считаю для себя возможным преодоление языка Я хочу сказать о каких-то вечных ценностях, о любви, о смерти, о жизни, но говорю об этом неправильным языком, чтобы правильно понять эти вечные ценности» Даже эту фразу В Нарбикова строит по типу постмодернистского высказывания, пытаясь соединить разнородные вещи правильные ценности и неправильный язык См Нарбикова В Литература как утопическая полемика с культурой//Постмодернисты о посткультуре М, 1996 С 131−142.
28 Охотникова С Тендерные исследования в литературоведении проблема тендерной поэтики // Тендерные исследования и тендерное образование в высшей школе Ч 2 Иваново, 2002 С 273.
29 См Гощило Е Взрывоопасный мир Татьяны Толстой Екатеринбург, 2000 202 с, Маркова Т Взгляд из-за Зазеркалья, мужчины и женщины в прозе Л Петрушевской // Тендерный конфликт и его репрезентация в культуре мужчина глазами женщины Материалы конференции «Толерантность в условиях многоукладное&tradeроссийской культуры» Екатеринбург, 2001 С 98, Ролл С От альтернативной прозы к культуре альтернативного сознания // Постмодернисты о посткультуре М., 1996 С 5−40, Савкина И Говори, Мария' (Заметки о современной женской прозе) // Преображение Русскии феминистский журнал М, 1996 № 4 С 63, Трофимова Е Феминизм и женская литература в России //Российские женщины в XX веке Опыт эпохи (компакт-диск, 2000) Фатеева Н «Женское» и «мужское» в произведениях В Нарбиковой и М Вишневец-кои // Тендерный конфликт и его репрезентация в культуре мужчина глазами женщины Материалы конференции «Толерантность в условиях многоукладности российской культуры» Екатеринбург, 2001 С 177−182, Чачанидзе К Отношения матери и дочери в повести Людмилы Петрушевской Время ночь// Пол Тендер Культура Немецкие и русские исследования М, 2003 С. 287−308 ла, интертекстуальность (повышенную диалогичность), телесность как основную тему женской прозы.
Стоит отметить, что в отечественном литературоведении и литературной критике сложились две точки зрения на «женскую прозу». С одной стороны, авторы статей о «женской прозе» отмечают ее деконструктивный, разрушительный характер. Так, И. Савкина в статье «Говори, Мария! (Заметки о-современной женской прозе)» пишет: «Писательницы принялись с необыкновенной энергией, даже с яростью разрушать созданные классикой5.
30 мифы о мужественности и женственности". В ходе анализа текстов С. Василенко, Н. Горлановой, Т. Набатниковой, М. Палей, Р. Иолищук, 0. Тата-риновой и других писательниц концаXX века автор статьи демонстрирует, как авторы-женщины доводят до логического завершения" традиционные ж канонизированные в классической русской литературе образы матери, жертвующей собой женщины.
Е. Гощило также говорит о женской прозе как о разрушающей традиционные для русской культуры идеальные представления о женственности, что происходит благодаря выдвижению на первый план физической жизни женского тела31.
С другой стороны, в «женской прозе» угадывается и конструктивное начало. Такой точки зрения придерживается, например, Т. Ровенская. Она считает, что в «женской прозе» присутствует феномен говорящей, можно сказать, «проговаривающей» себя женщины. Женщины-писательницы предпринимают попытку идентифицировать себя с миром. «Самоидентификация становится одной из главных целей женского литературного творче.
30 Савкина И Говори, Мария' (Заметки о современной женской прозе) // Преображение Русский феминистский журнал М, 1996 № 4 С 63 Т Мелешко в работе «Современная Ol ечественная женская проза проблемы поэтики в тендерном аспекте» отмечает трансформацию дихотомии мужское/женское и стратегию ее преодоления в «женской прозе» См Мелешко Т Современная отечеа венная женская проза проблемы поэтики в тендерном аспекте Учебное пособие по спецкурсу. Кемерово, 2001 С 83.
31Более подробно см Goscilo Helena Dehexing Sex Russian Womanhood During and After Glasnost Ann Arbor, 1996 P 105, 106 ства в целом", — пишет Т. Ровенская. Новые тенденции, связанные с идеей созидания и возрождения, видит в «женской прозе» и Н. Габриэлян. Она пишет: «Женская проза обладает огромным творческим потенциалом. Думаю, что ее будущее не в мимикрии и не в бунте, а в преодолении своей завороженности «ницшевской плеткой», в освобождении от отрицательной зависимости.. И надо сказать, что эта тенденция, этот «третий путь» уже просматривается у некоторых авторов."33. Именно поэтому многие отечественные исследователи усматривают в «женской прозе» отражение «женского опыта». Так, Б. Сатклифф-пишет: «В основном критики рассматривали в данном направлении две внутренне связанные темы: .изображение тела и женской судьбы"34.
Так или иначе, исследователи, пытаясь определить «женскую прозу», выделяют, как правило, лишь некоторые ее аспекты, такие, как антропоцентризм, абсурдность, дискретность, интертекстуальность, телесность и так далее, объясняя их специфику принадлежностью текста либо к постмодернизму, либо как отражение феминных теорий.
Но ответа на вопрос: почему «женская проза» конца XX века существует именно таким образом, пока, как представляется, дано не было. Хотя стоит отметить попытку Л. Насрутдиновой систематизировать «женскую Ровенская T Феномен женщины говорящей Проблема идентификации женской прозы 80−90-х годов // Российские женщины в XX веке Опыт эпохи (компакт-диск, 2000).
33 Габриэлян Н Взгляд на женскую прозу//Преображение Русский феминистский журнал М, 1993 № 1 С 108.
31 Сатклифф Б. Критика о современной женской прозе // Филологические науки 2000 № 3 С 127 Например, T Мелешко, выделяя повторяющиеся и актуальные для «женской прозы» черты, пишет о том, что «телесность» является основной темой женской прозы «Современные писательницы, описывая „жизнь тела“, пытаются создать новый синтез, основанные не на бинарных оппозициях, а на их преодолении,» — пишет она См Мелешко Т Современная отечественная женская проза проблемы поэтики в тендерном аспекте Учебное пособие по спецкурсу Кемерово, 2001 С 84 Необходимо отметить, ч го и многие зарубежные исследователи обращаются к теме телесности, ярко заявленной в современной русской женской прозе Например, см. Нохейль Р Мечты и кошмары О телесном и сексуальном в постсоветской женской прозе //Преображение Русский феминистский журнал М, 1996 № 4 С 54−61, Парнель К Сумасшествие как переход в «другое» (Дискуссия о телесности у Нины Садур) // Przeglad Rusycystyczny. 1998 Zeszyt 1−2 S 90−101 прозу"35, но и она вызывает споры у исследователей. Так, например, В. Новиков определяет прозу Л. Улицкой как «интеллектуальную», в отличие от Л. Насрутдиновой, которая относит прозу Улицкой к сентиментальному направлению. А так же попытки хронологизировать женскую прозу. В качестве примера можно привести статью М. Абашевой и Н. Воробьевой «Женская проза на рубеже XX — XXI столетий"37, в которой авторы выделили три этапа» развития женской прозы. Первый этап (1980;1990;е гг.) — феминистский этап, характеризуется созданием собственного мифа (мифа Амазонок), «войной полов». Второй этап (конец 1990;х гг.) — тендерный этап, где нелитературный процесс начинают накладываться тендерные исследования, что касается женской литературы, то она начинает существовать, как «значимая обособленная часть общелитературного пространства». Третий этап (начало XXI в.) — постмодернистский этап. Характерные черты современной прозы авторов-женщин, данного этапа — это тяготение к стилистическим экспериментам, пародиям, мистификациям, интеллектуальной игре.
Тем не менее, в современном литературоведении еще не было предпринято целостного подхода к поэтике «женской прозы».
Данное диссертационное исследование посвящено изучению поэтики русской женской прозы конца XX века с точки зрения эстетической системы постмодернизма. Основным объектом исследования будет являться так называемая «женская проза», то есть произведения русскоязычных писательниц, написанные в период с начала 80-х до конца 90-х годов XX века, наиболее репрезентативные в плане постмодернистской поэтики.
Обращение к поэтике современной женской прозы с точки зрения постмодернизма предполагает некоторую свободу в оперировании уровнями.
35 См Насрутдинова Л X «Новый реализм» в русской прозе 1980;90-х годов (Концепция человека и мира) Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Казань, 1999 С 5.
36 Новиков В Филологический роман старый новый жанр//Новый мир 1999 № 10 С 195.
37 Абашева М П, Воробьева II В. Женская проза на рубеже ХХ-ХХ1 столетии // Современная русская литература Проблемы изучения и преподавания Сб статей по материалам Международной научно-пракгической конференции 2−4 марта 2005, г Пермь В 2 частях Часть! Пермь, 2005 С 191−201 художественного текста, чего избегает, например, структурная поэтика, рассматривающая произведение с точки зрения жесткой иерархичной внутрен.
1 о ней структуры художественного произведения. В данной работе исследование поэтики происходит на двух уровнях текста: языковом и временном. Выбор художественных парадигм продиктован как особенностью постмодернистского мышления, так и тендерным дискурсом, который подразумевает женская проза.
Постмодернистская эстетика взрывает традиционные представления о целостности, стройности эстетических систем, и первое, что подвергается деконструкции — это язык. Одной из разновидностей такого «децентриро-ванного дискурса» (термин Ж. Деррид а) является «женское письмо». Вопрос о сущности и функционировании художественно-эстетической системы «женской прозы» в русском постмодернизме приведет к разрешению вопроса: является ли «женская проза», «женский» язык, «женский» тип письма репрезентацией «нового» рода письма, пытающегося выйти за пределы традиционной литературной системы.
Вопрос об особом типе «женского письма» приводит к проблеме знания, которая напрямую связана с попыткой постмодернистской эстетики переосмыслить возможность существования тотальной истины. Внимание будет обращено к «знанию» с точки зрения восприятия данной категории автором-женщиной, так как именно категория знания является сущностной и для философии феминизма, где ставится вопрос о существовании нового знания женщины о самой себе. Важно то, является ли «женская проза» ответом на традиционные вызовы времени и культуры.
Постмодернистский ракурс объясняет и интерес к категории времени. При осмысливании термина в его звучании, мы открываем в слове «постмодернизм» две части: «пост», или «после», и «модерн», то есть «со.
38 Более подробно об особенностях структурной и постструктурной поэтики см Руднев В Структурная поэтика и мотивный анализ//Даугава 1990 № 1 С 99−101 временное". Обе части слова указывают нам на категорию времени, первая — своим обращением «современности» в прошлое, вторая — соотнесенностью разных времен («со-временное»). Таким образом, само понятие постмодернизма обращает нас к изучению категории времени как художественно-эстетического феномена.
В рамках работы категория времени будет осмысляться в разных аспектах: во-первых, как структурирующая текст категория, во-вторых, как знаковая категория, участвующая, в порождении смысла произведения. В-третьих, категория времени будет определяться с точки зрения общекультурной парадигмы. В данном случае исследуется пересечение и взаимодействие двух временных пластов: исторического и художественного времени, что позволяет вывести время за рамки художественного пространства в пространство культуры.
В итоге, через определение функционирования^ категории времени в «женской прозе» можно понять, зависит ли восприятие времени от женского* взгляда и какую" смысловую нагрузку несет категория времени в текстах, написанных женщинами39.
Предполагаемое в диссертационном исследовании «различение» женского голоса в русской постмодернистской прозе может дать современному ученому богатый материал как для продолжения теоретико-литературных исследований, так и для историко-культурного анализа современного процесса, его идейной и родо-жанровой специфики и стилевого разнообразия. Кроме того, этот материал может быть полезен при составлении университетских учебных курсов по истории и теории литературы и культуры, при разработке общих и специальных курсов по проблемам постмодернизма и современного искусства в целом.
39 Необходимо отметить субъективное восприятие времени П Рикер пишет «Именно „в“ душе пребывают временные свойства, содержащиеся в повествовании и предвидении» Очевидна связь категории времени с понятием языка, так как знание о времени передается только с помощью языка См Рикер П Время и рассказ Т 1 Интрига и исторический рассказ М, СПб, 1998 С 17−23.
Заключение
.
В последней трети XX века мировая культура вступила в новую фазу своего развития, коротко именуемую «глобализацией». Действительные истоки, основания и существенные черты этого процесса не всегда ясно и четко осознаются человеком, живущим на рубеже столетий и тысячелетий. Еще менее ясно то, что происходит с сознанием человека по ходу нового «культурного слома». Поэтому так интенсивно ищет современный человек пути и способы освоения не только окружающего мира, но и самого себя, своих неотъемлемых человеческих качеств — языка и мышления.
Одной из наиболее радикальных попыток переосмысления человеческого бытия и сознания в современном мире стал постмодернизм — направление в культуре, которое стремится адекватно передать именно современное состояние мира и человека, вскрыть глубинные истоки их отношений и показать субъекту культуры его сущность и начала.
Проведенное исследование должно было дать возможность определить закономерности существования постмодернизма как направления в современной русской литературе и культуре. В рамках исследования рассматривалась проблема женского художественного дискурса как основной составляющей системы русского постмодернизма.
Постмодернизм был вызван глобальным кризисом в культуре. Он нашел свое отражение в деконструкции бытия, в поиске предельного элемента, его «последнего уровня» («нулевая степень письма» Р. Барта, «нулевая степень смысла» Ж. Делеза, «симулякр», или «пустой знак» Ж. Бодрияйра, «плавающее означающее» Ж. Лакана).
Данная работа исходит из того, что и женская литература может расцениваться как выражение общих стремлений постмодернизма к разрушению традиций и их пересозданию на иных основаниях. Как правило, женская литература воспринимается многими исследователями и теоретиками феминизма именно в таком ключе, как один из вариантов деконструкции «онто-тео-телео-фоно-фалло-логоцентризма».
Применение системного подхода к текстам, написанным женщинами-авторами, позволило увидеть новые грани в объекте исследования и в постмодернизме в целом. Обращение к сущности и функционированию художественно-эстетической системы постмодернизма привело к актуализации вопроса: является ли «женская проза», «женский» язык, женский тип письма репрезентацией «нового» художественного языка (дискурса), выходящего за пределы литературной традиции.
Анализ и сопоставление текстов показали, что «женская проза» демонстрирует попытку выхода за пределы традиционного понимания литературы и открытия нового языка. Эта попытка выражена в стремлении обессмыслить слово, «размыть» границы его существования, выйти в смысловую неразличимость. Об этом говорит использование в текстах женщин-писательниц приемов, способствующих визуальному восприятию слова, которое отсылает к определению самого слова с точки зрения не смыслового его наполнения, а как оболочки, «пустого места» (термин Ж. Делеза), знака, готового быть либо постоянно пустым, либо наполняться любыми содержаниями. Выход в бессмысленность осуществляется и такими приемами, как игра и ирония, что было продемонстрировано в анализе прозы В. Нарбиковой. Но в то же время, достигая приемами игры ситуации безразличия к смысловому наполнению слова, предложения, фразы, женская литература ставит сама себя в определенную тупиковую ситуацию. Дело в том, что женская проза заранее дистанцируется и определяет себя, как слово Иное по отношению к мужскому дискурсу (об этом говорит стремление к обособленности, которое выражено в издании отдельных сборников женской прозы). Заявляя о себе как об «иной прозе», она уже тем самым о-пределяет себя, задает себе смысловое содержание и функцию, что не сочетается со стремлением отказаться от любого смысла. Стремление разрушить традиционное представление о мире приводит к появлению мотива творения «своего» мира (что выражено обращением к библейским мотивам и текстам). Создание своего мира требует наличия, во-первых, жесткой, строгой систематики, во-вторых — обязательного неизменяемого смысла, а то и другое противоречат установкам женской прозы на разрушение.
Наконец, в текстах авторов-женщин (JI. Улицкая, «Веселые похороны») появляется самоирония по поводу стремления женщины уйти из-под власти мужского Логоса. Женщина все равно оказывается подчиненной мужчине в современном мире. Она не состоятельна в своих попытках сделать себя (self-made). И даже смерть мужчины (художник Алик), так желаемая женщиной, не приводит к смерти Логоса. Слово Алика, записанное на магнитофонную ленту, звучит и после его смерти.
Вопрос о деконструктивном характере «женской прозы» оказывается разрешенным в пользу конструктивного начала. «Женская проза» начинает восприниматься как некая система, порождающая свое видение мира и знание о нем. Поэтому вопрос о получении нового знания о мире и о себе снова уходит в сферу традиционной (мужской) онтологии и феноменологии.
Как было отмечено, в текстах авторов-женщин актуальным становится визуальное, чувственное восприятие мира. Это приводит к тому, что неизвестное, непознанное, воспринимается в качестве «соблазна», или того, что блазнится", «видится». «Здесь можно прочесть «со-блазн» как некую «со-видимость» или «кажимость», «мнимость», что задает «со-блазн» как «со.
199 /-1 мнимость" или «со-мнение». Сомнение указывает на неполноту познания, задает стремление к нему. Движение знания познающего субъекта идет «от» себя «к» себе, самоопределяясь в точке «у» себя. Фиксируясь в точке знания «у» себя, или «у-знавания», познающий субъект узнает самого себя, находит самого себя в различных метаморфозах. Такое познание направлено на себя как на Другого. Возвращение к себе есть путь познающего. Это приводит к постоянному самопознанию, смещению границ познающего субъекта. Такое отношение к знанию демонстрируется в романе И. Полянской «Прохождение тени».
Ориентация «женской прозы» на герменевтическое отношение к миру приводит к применению герменевтики текста в категориях постмодернизма, это деконструкция, то есть тотальное разрушение всего традиционного, устойчивого, общепринятого.
Подобного же рода установки и приемы наблюдаются не только у авторов-женщин, но и у постмодернистов мужского рода (В. Ерофеев, Э. Лимонов, В. Пелевин, Саша Соколов, В. Сорокин и т. д.). Отсюда можно сделать вывод о том, что художественная деконструкция является основополагающим элементом постмодернизма как системы и не зависит от феминного и маскулинного дискурса.
В рамках данной работы рассмотрена категория времени как одна из проблем современной эстетики и практики художественного творчества.
Обращение к анализу категории времени в текстах авторов-женщин показало, что время является одной из основных категорий, определяющих как структуру текста (использование пролепсисов в текстах Г. Щербаковой и И. Полянской), так и его содержание.
199 Бушмакина О Н Онтология постсовременного мышления («Метафора постмодернизма») Ижевск, 1998 С 58.
Как структурирующий элемент текста, время помогает автору обращать читателя к прошлому героев. Этому способствуют не только пролеп-сисы, но и аналепсисы, с помощью которых происходит смешение временных пластов, как это наблюдается в романе И. Полянской «Читающая вода».
Важным оказался и семиотический анализ времени текста. Знаковое, семиотическое время способствует восприятию читателем художественного континуума в его целостности. Время не только оборачивает свое течение вспять (роман Л. Улицкой «Казус Кукоцкого»), но и как бы «сваливает разные времена друг на друга», создавая иллюзию первозданного Хаоса, не ведающего тендерных различий. Время в русской огласовке — оно! Ему безразличен пол объекта его власти: и мужчина, и женщина одинаково подлежат действию времени.
Наконец, читатель присутствует при непосредственном творении текста, то есть время будет восприниматься в данном случае как категория, которая творится параллельно с текстом, что способствует восприятию времени с точки зрения вечности. Таким образом, анализ произведений показал, что время выполняет не только структуроот^шшукшхую функцию в тексте, но и является омыслообразующей категорией. Восприятие времени в текстах организуется так, что читатель присутствует при постоянном оборачивании времени в прошлое и обратно, что придает времени обратимый, вечный характер.
Категория времени оказывается и «героем» женского романа, так как является объектом вопрошания главных героев, то есть время и есть то непознанное, что лежит в области не-знания для героя. Вопрос о времени является одним из центральных вопросов женской прозы. Отвечая на него, автор-женщина говорит и о сущности постмодернизма как художественного мировоззрения. Постмодернизм с точки зрения герменевтического знания есть точка тождества, точка встречи времен, со-бытий. Постмодернизм не только ^?7з-граничивает культуру на промежутки «до» и «после», но и объединяет временные отрезки через приемы интертекстуальности. Таким обра" зом, исследование, проведенное по модели герменевтического круга: от зна-*ф ка (поэтического дискурса, выраженного в текстах писательниц-женщин) к смыслу (эстетической идее, на основе которой сформированы художественные образы и идейные конструкты авторов) дало возможность определить «женскую» прозу как одно из направлений постмодернизма, имеющее особый культурный статус. Оно отражает эпоху «слома» традиций путем деконструкции основных культурных констант: Времени, Смысла, Слова, Бытия.
На основании проделанного в диссертационной работе исследования можно сделать выводы, которые выносятся на публичную защиту: ® 1. Проведенное исследование показывает, что традиционная для европейской культуры антропоцентрическая (гуманистическая) парадигма находится в состоянии кризиса, причем этот кризис затрагивает сами основания парадигмы — систему представлений о мире, человеке и их взаимосвязи;
2. Гуманистическое мировоззрение все чаще вызывает критическое отношение современников, которое реализуется в различных культурных дискурсивных практиках — от философии до политики, от религиозных убеждений до художественного творчества;
3. Одним из признаков кризиса гуманизма в современной культуре является существование постмодернизма как совокупности философско-эстетических теорий и художественно-поэтических практик, имеющих тенденцию к разрушению устоявшихся традиций путем их травестирования, иронического переосмысления, центонирования и прямого пародирования;
4. В русской литературе конца XX века постмодернизм выделяется как направление художественно-эстетической мысли, стремящееся переосмыслить гуманистическую парадигму с различных творческих позиций, в том числе путем создания экспериментальных прозаических произведений, в основе которых лежит «деконструкция» — игровое переворачивание традиционных нравственно-эстетических бинаров (Добро/Зло, Красота/Уродство, Истина/Ложь и др.) в пределах «текстуальных стратегий» и нарративных дискурсов;
5. Особое место в этом процессе принадлежит авторам-женщинам (В. Нарбикова, И. Полянская, О. Славникова, Л. Улицкая и др.), которые используют в своей эстетике т. наз. «гендерный подход», а исходным пунктом поэтики для них становится понятие «феминного дискурса» как особого женского языка, способного более глубоко и тонко выразить сущностные свойства личности;
6. Исследование экспериментальных произведений современных русских писательниц показывает, что литература (художественно-поэтический дискурс) остается нейтральной в тендерном отношениииными словами, в исследованных произведениях не обнаружено никакого специфического «феминного дискурса», или «женского» языка на уровнях жанра, стиля и метода;
7. На идейно-тематическом уровне тендерная проблематика в романах присутствует как след постмодернистского теоретизирования в духе западной деконструктивной теории культурыанализ же языка русской женской прозы не оставляет сомнений в его а-сексуальном характере и традиционной тендерной цельности и самодостаточности;
8. Вместе с тем, стремление авторов-женщин к поискам новых художественно-выразительных (поэтических) средств, несомненно, обогатило современное русское литературное сознание и способствовало активизации читательского и критического интереса не только к корням и истокам отечественной словесности, но и к иноязычным литературам и культурам, в которых общечеловеческая проблематика находит специфическое художественное выражение.
Список литературы
- Аверинцев С. С. Поэтика ранневизантийской культуры. М., 1977. 320 с.
- Адамович М. Юдифь с головой Олоферна // Новый мир. 2001. № 7. С. 165 -175.
- Ажгихина Н. Разрушители в поисках веры. (Новые черты современной молодой прозы) // Знамя. 1990. № 9. С. 223−227.
- Аймермахер К. Знак. Текст. Культура. М., 1998. 256 с.
- Антология тендерной теории / Сост. Е. И. Гапонова, А. Р. Усма-нова. Минск, 2000. 384 с.
- Аристотель. Риторика. Поэтика. М., 2000. 220 с.
- Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. 616 с.
- Батай Ж. Внутренний опыт. СПб., 1997. 334 с.
- Бахтин В. Приходи ко мне вчера // Нева. 1993. № 11. С. 312−316.
- Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. 320 с.
- Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. 445 с.
- Бердяев Н. А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX века- Судьба России. М., 1997. 541 с.
- Бердяев Н. А. Философия свободы- Смысл творчества. М. 1989.607 с.
- Библия. Mikkeli, 1990. 1220 с.
- Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. 168 с.
- Бодрийяр Ж. Соблазн. М., 2000. 318 с.
- Брандт Г. А. Природа женщины. Екатеринбург, 2000. 180 с.
- Бредихин Т. Новая проза в новой России: Четыре вектора пути развития современной прозы // Книжное обозрение. М., 1999. № 30. С. 19.
- Бушмакина О. Н. Онтология постсовременного мышления («Метафора постмодернизма»). Ижевск, 1998. 272 с. «ф 31. Вайнштейн О. Б. Постмодернизм: история или язык? // Вопросыфилософии. 1993. № 3. С. 3−7.
- Василенко С. Дурочка // Новый мир. 1998. № 11. С. 9−73.
- Васильев С. Ф. Лирика Лермонтова: Текст и интертекст // Russian Literature XXXVIII. North-Holland. 1995. С. 189−206.
- Введение в тендерные исследования. Ч. II. Хрестоматия / Под ред. С. Жеребкина. Харьков, СПб., 2001. 991 с.
- Виноградов В. В. О языке художественной прозы. М., 1980. 360с.
- Габриэлян Н. Взгляд на женскую прозу // Преображение. Русский феминистский журнал. М., 1993. № 1. С. 102−108.
- Габриэлян Н. Медитация на тему феминизма: Всплывающая Атлантида// Общественные науки и современность. 1993. № 3. С. 172−173.
- Галина М. С. Деструктивные начала в женской прозе // Общественные науки и современность. 2001. № 5. С. 173−181.
- Тендер как интрига познания / Сост. А. Кирилина. М., 2000. 192с.
- Генис А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования. М., 1999. 336 с.
- Генис А. Фотография души. В окрестностях филологического романа//Звезда. 2000. № 9. С. 183−189.
- Гощило Е. Взрывоопасный мир Татьяны Толстой. Екатеринбург, 2000. 202 с.
- Гройс Б. Да, апокалипсис, да, сейчас. // Вопросы философии. 1993. № 3. С. 28−35.
- Гройс Б. Утопиями обмен. М., 1994. 529 с.
- Данн Дж. У. Серийное мироздание (фрагменты) // Даугава. 1992. № 3. С. 129−130.
- Дарк О: Женские антиномии // Дружба народов. 1991. № 4. С. 257−269.
- Дарк О. Мир может быть любой // Дружба народов. 1990. № 6. С. 223−235.
- Дарк О. Миф-о прозе // Дружба народов. № 5−6. 1992. С. 219−232.
- Делез Ж. Логика смысла. М., 1995. 300 с.
- Делез Ж. Различие и повторение. СПб., 1998. 384 с.
- Делез Ж. Фуко. М., 1998. 171 с.
- Деррида Ж. Голос и феномен. СПб., 1999. 208 с.
- Деррида Ж. Московские лекции. Свердловск, 1991. 89 с.
- Деррида Ж. О грамматологии. М., 2000. 512 с.
- Деррида Ж. Письмо к японскому другу // Вопросы философии. 1992. № 4. С. 53−57.
- Деррида Ж. Эссе об имени. СПб., 1998. 190 с.
- Ерофеев В. Разноцветная мозаика розановской мысли // Розанов ® В. В. Несовместимые контрасты жития. М., 1990. С. 6−36.
- Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике. М., 1998. Т. 1 469 с. Т. 2 — 469 с.
- Жеребкина И. «Прочти мое желание.». Постмодернизм. Психоанализ. Феминизм. М., 2000. 256 с.
- Затонский Д. В. Искусство романа и XX век. М., 1973. 535 с.
- Зенкин С. Преодоленное головокружение: Жерар Женетт и судьба структурализма // Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике. Т. 1. М., 1998. С. 5−57.
- Зорин А. Круче, круче, круче.История победы: чернуха в культуре последних лет // Знамя. 1992. № 10. С. 198−204.
- Иванова Н. Бандерша и сутенер. Роман человека с идеологией // Знамя. 2000. № 5. С. 173−182.
- Ивбулис В. Я. Модернизм и постмодернизм: идейно-эстетические поиски на Западе. М., 1988. 62 с.
- Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. 256 с.
- Ильин И. П. Постструктурализм и диалог культур. М., 1989. 60с.
- Ильин И. От истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа. М., 1998. 154 с.
- Кнабе Г. С. Проблема постмодерна и фильм Питера Гринауэля «Брюхо архитектора» //Вопросы философии. 1997. № 5. С. 80−95.
- Козловски П. Современность постмодерна // Вопросы философии. 1995. № 10. С. 85−94.
- Козловски П. Трагедия модерна. Миф и эпос XX века у Эрнста Юнгера//Вопросы философии. 1997. № 12. С. 15−27.
- Конрад Н. И. Запад и Восток. М., 1972. 496 с.
- Кристева Ю. Душа и образ. «Знамения на пути к субъекту» // Интенциональность и текстуальность. Томск, 1998. С. 300−315.
- Кристева Ю. Разрушение поэтики // Вестник Московского унта. Сер. 9. Филология. 1994. С. 25−37.
- Крюков В'. М. Вокруг России: синтаксис В. Розанова // Вопросы философии. 1994. № 11. С. 63−80.
- Курицын В. Постмодернизм: новая первобытная культура // Новый мир. 1992. № 2. С. 225−232.
- Курицын В. Русский постмодернизм. М., 2000. 288 с.
- Кутырев В. А. Пост- пред- гипер- контр- модернизм: концы и начала//Вопросы философии. 1998. № 5. С. 135−144.
- Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995. 192 с.
- Латур А. Дама в истории культуры. М., 2002. 240 с.
- Левашов В. История как машина времени // Искусство кино.• 1995. № 2. С. 74−75.
- Лейдерман Н. Л. Движение времени и законы жанра: жанровые закономерности в развитии современной прозы в 60−70-е годы. Свердловск, 1991.269 с.
- Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодернизма. СПб., 1998. 159 с.
- Липовецкий Ж. Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. СПб., 2001. 336 с.
- Липовецкий М. Н. А. За праздник спасибо! Старость новой волны//Лит. Газета. 14 октяб. 1992. С. 4.
- Липовецкий М. Н. Изживание смерти: Специфика русского постмодернизма//Знамя. 1995. № 18. С. 194−205.
- Липовецкий М. Н. Растратные стратегии, или метаморфозы «чернухи» // Новый мир. 1999. № 1. С. 193−210.
- Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм. Екатеринбург, 1997.317 с.
- Логический анализ языка: Язык и время / Под ред. Н. Д. Арутюновой, Т. Е. Янко. М., 1997. 351 с.
- Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977. 207 с.
- Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982. 479 с.
- Мандельштам О. Э. Собр. соч. в 4-х т. М., 1999.
- Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб., 347 с.
- Марчок В. Контуры авторства в постмодернизме // Вестник Московского ун-та. Сер. 9. Филология. 1998. № 2. С. 46−55.
- Мелешко Т. Современная отечественная женская проза: проблемы поэтики в. тендерном аспекте. Учебное пособие по*спецкурсу. Кемерово, 2001. 88(с.
- Мерло-Понти М! Феноменология восприятия. СПб-, 1999. 608 с.
- Мифы, народов мира. Энциклопедия в 2 т. // Под ред. С. А. Токаревой. М., 1991. Т. 1.: А-К-671 е.- Т.2.: К-Я-719 с.
- Михайлов А. В. Язык культуры. М., 1997. 909 с.
- Морозова Т. Мы увидим небо в полосочку: Галина Щербакова и Людмила Петрушевская: две дороги, которые ведут к читателю // Лит. Газета. 2000. № 18*. С. 10:
- Мукаржевский Я. Исследования по эстетике и теории искусства. М., 1994. 606 с.
- Найман Е. «Сцена письма» и «метаморфозы* истины»: (Ж. Дер-рида, Ж. Делез) // Интенциональность и текстуальность. Томск, 1998. С. 203−210.
- Нанси Ж.-Л. Corpus. М., 1999. 256 с.
- Нарбикова В. Избранное или Шепот шума. Париж- Москва- Нью-Йорк, 1994. 333 с.
- Николаев С. Г. Считалки и считалочные слова // Русская речь. 1988. № 1. С. 115−120.
- Николаева Т. М. От звука к тексту. М., 2000. 679 с.
- Новиков В. Филологический роман: старый новый жанр // Новый мир. 1999. № 10. С. 193−205.
- Нохейль Р. Мечты и кошмары. О телесном и сексуальном в постсоветской прозе // Преображение. Русский феминистский журнал. М., 1996. № 4. С. 54−61.
- Нуржанов Б. Г. Бытие как текст. Философия в эпоху знака. (Хайдеггер и Деррида) // Историко-философский ежегодник' 92. М., 1994. С. 166−180.
- Парамонов Б. Конец стиля. СПб., 1999. 450 с.
- Парнель К. К вопросу о «другом» в женской прозе // Ksiazki nieznane, ksiazki zapomniane. Katowice. 1999. S. 136−149.
- Парнель К. Сумасшествие как переход в «другое» (Дискуссия о телесности у Нины Садур) // Przeglad Rusycystyczny. 1998. Zeszyt. 1−2. S. 90 101.
- Поездки за город. М., 1998. 784 с.
- Пол, тендер, культура. Немецкие и русские исследования. Сб. статей / Под ред. Элизабет Шоре, Каролин Хайдедер. Вып. 1. М., 2000. 262с.
- Пол, тендер, культура. Немецкие и русские исследования. Сб. статей / Под ред. Элизабет Шоре, Каролин Хайдедер. Вып. 2. М., 2003. 309 с.
- Полянская И. Прохождение тени// Новый мир. 1997. № 1. С. 7−72- № 2. С. 3−79.
- Полянская И. Читающая вода // Новый мир. 1999. № 10. С. 9−66- № 11. С. 13−66.
- Поспелов Г. Н. Вопросы методологии и поэтики. М., 1983. 336 с.
- Постмодернисты о посткультуре / Сост. Серафима Ролл. М., 1996.216 с.
- Почепцов Г. Русская семиотика. М., 2001. 786 с.
- Пригов Д. Без названья // Искусство кино. 1995. № 2. С. 76.
- Пригов Д. Сборник предуведомлений к разнообразным вещам. М, 1996. 301 с.
- Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант: К решению парадокса времени. М., 2000. 237 с.
- Проскурина В. Спор с В. В. Розановым // Течение Гольфстрима: Михаил Гершензон, его жизнь и миф. СПб., 1998. С. 162−218.
- Рейнбах Г. Философия пространства и времени. М., 1985. 344 с.
- Рикер П. Время и рассказ: В 2 т. М.- СПб., 2000. Т. 1. Интрига иjисторический рассказ. 313 с. Т. 2. Конфигурация в вымышленном рассказе. 224 с.
- Ровенская Т. Феномен женщины говорящей. Проблема идентификации женской прозы 80−90-х годов // Российские женщины в XX веке. Опыт эпохи (компакт-диск). 2000.
- Розанов В. В. Несовместимые контрасты жития. М., 1990. 604 с.
- Рормозер Г. Ситуация христианства в эпоху «постмодерна» // Вопросы философии. 1991. № 5. С. 75−86.
- Руднев В. Прочь от реальности. М., 2000. 432 с.
- Руднев В. Серийное мышление // Даугава. 1992. № 3. С. 125−128.
- Руднев В. Смысл как травма // Логос. 1999. № 5. С. 155−169.
- Русский постмодернизм: межвуз. Науч. Конферен.: Библиограф.
- Указ. / Ставроп. Гос. Ун-т. Редкол. Егорова Л. П. (отв. Ред.) и др. Ставрополь, 1999. 199 с.
- Савкина И. Говори, Мария! (Заметки о современной женской прозе) // Преображение. Русский феминистский журнал. М., 1996. № 4. С. 6267.
- Сальников В. Произведение искусства и автор в 90-е гг. // Художественная жизнь. 2000. № 34−35. С. 670−680.
- Сатклифф Б. Критика о современной русской прозе // Филологические науки. М., 2000. № 3. С. 117−132.
- Семиотика / Под ред. Ю. С. Степанова. М., 1983. 636 с.
- Сердюченко В. JI. Русская проза на рубеже третьего тысячелетияj
- Синявский А. Из лекции о В. Розанове // Общественные науки.1990. № 2. С. 174−186.
- Славникова О. Один в зеркале // Новый мир. 1999. № 12. С. 11 110.
- Славникова О. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки. М., 2000. 508 с.
- Слюсарева И. «Оправдание житейского». Ирина Слюсарева представляет «новую женскую прозу» // Знамя. 1991. № 11. С. 238−240.
- Смирнов И., Пригов Д. Русский писатель: вор, проститутка илиатавизм? // Звезда. 2000. № 1. С. 230−234.
- М.- Бишкек- Екатеринбург, 1996. 606 с.
- Степанян К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма // Знамя. 1992. № 9. С. 231−238.
- Структурализм «за» и «против» / По ред. Е. Я. Басина, М. Я. Полякова. М., 1975. 486 с.
- Субботин M. М. Теория и практика нелинейного письма // Вопросы философии. 1993. № 3. С. 36−45.
- Тамручи Н. Зона повышенного риска // Искусство кино. 1995. • № 2. С. 77.
- Терц А. Прогулки с Пушкиным. СПб., 1993. 130 с.
- Тодоров.Ц. Теории символа. М., 1999. 408 с. 7 191. Толстая Т. Кысь.М., 2001. 320-с.
- Трофимова Е. И. Стилевые реминисценции в русском постмодернизме 1990-х гг. // Общественные науки и современность. 1999. № 4. С. 169 176.
- Туганова О. Э. Постмодернизм в американской, художественной культуре и его философские истоки // Вопросы философии. 1982. № 4. С. 122−129.
- Тульчинский Г. Л. Слово и тело постмодернизма. От феноменологии невменяемости к метафизике свободы // Вопросы философии. 1999. № 10. С. 35−53.
- Тупицын В. «Другое» искусства. М., 1997. 348 с.
- Тупицына М. Критическое оптическое. М., 1997. 222 с.
- Угланов А. Осколки авангарда // Знамя. 1997. № 9. С. 212−216.
- Уитроу Дж. Естественная философия времени. М., 1964. 431 с.
- Улицкая Л. Веселые похороны М., 2001. 192 с.
- Улицкая Л. Казус Кукоцкого. М., 2001.
- Улицкая Л. Медея и ее дети. М., 2001. 320 с.
- Фрейберга Э. Г. «Письмо» и онтология в воззрениях Ж. Деррида // Проблемы онтологии в современной буржуазной философии. Рига, 1988. С. 268−282.
- Фрейд 3. Толкование сновидений. СПб., 1998. 661 с.
- Фуко М. Воля к истине: по ту сторону знания власти и сексуальности. М., 1996. 446 с.
- Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994. 406 с.
- Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. № 4. С.40−52.
- Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993.451 с.
- Хазанов Б. Апология нечитабельности: заметки о романе и романах // Октябрь. 1997. № 10. С. 159−170.
- Хрестоматия феминистских текстов. Переводы. Под ред. Е. Здра-вомысловской, А. Темкиной. СПб., 2000. 303 с.
- Целкова Л. Н. Современный роман: (Размышления о жанровом своеобразии). М., 1987. 61 с.
- Чешков М. А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира//Вопросы философии. 1995. № 4. С. 24−34.
- Чичерин А. В. Возникновение романа эпопеи. М., 1975. 376 с.
- Чучин-Русов А. Е. Новый культурный ландшафт: постмодернизм или неоархаика? //Вопросы философии. 1994. № 4. С. 24−41.
- Шаталов А. Путешествие в страну мертвых // Дружба народов. 2002. № 2. С. 180−184.
- Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966. 496 с.
- Щербакова Г. Анатомия развода. М., 1990. 206 с.
- Щербакова Г. Армия любовников. М., 2001. 319 с.
- Щербакова Г. Кровать Молотова. М., 2001. 271 с.
- Щербакова Г. Провинциалы в Москве. М., 1997. 428 с.
- Щербакова Г. Уткоместь, или Моление о Еве. М., 2001. 255 с.
- Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. М., 1989. С. 427−467.
- Элиаде М. Космос и история? М., 1987. 311с.
- Эпштейн М. Debut de siecle, или От пост- к прото-. Манифест нового века//Знамя. 2001. № 5. С. 180−198.
- Эпштейн М. Прото-, или Конец постмодернизма // Знамя. 1996. № 11. С. 196−209.
- Ямпольский М. Наблюдатель. М., 2000. 287 с.
- Ямпольский М. Память Тиресия. М., 1993. 464 с.
- Culler J. Structuralist Poetics: Structuralism, Linguistics, and the staid of Literature. Ithaca, 1977
- Culler J. The Pursuit of sign: Semiotics, Literature, Deconstruction. Ithaca, 1981.
- Early Postmodernism. Foundational Essays. Durke University Press. Durham and London. 1995. 296 p.
- Sarup M. Post-structuralism and Postmodernism. The University of Georgia Press. Athens. 1993. 206 p.
- Structuralism in literature an introduction. New Haven and London. Yale University Press. 1974. 226 p.
- The New Feminist Criticism. Essays on Women, Literature, and Theory. New York, 1985. 406 p.