Формирование Окуневского культурного комплекса

Окуневский культурный комплекс — это яркое многокомпонентное образование, сложившееся в эпоху трансформации неолитических традиций и формирования новой системы хозяйства и культурных традиций на Среднем Енисее. Появление и повсеместное использование металлических орудий вызвало, в конечном итоге, бурную интенсификацию сложнейших социальных процессов в древнем обществе. В материалах окуневского технологического комплекса уже на ранних стадиях фиксируется неожиданно развитая традиция металлообработки. Убедительные свидетельства развитого скотоводства также представлены в материалах окуневского комплекса, как в виде отдельных захоронений черепов быков, так и в рисунках на погребальных плитах.

В социальной сфере также наблюдаются процессы интенсификации, выраженные в появлении новых сложных типов погребальных сооружений и в развитии мегалитического искусства, призванного обслуживать развивающуюся культовую сферу.

Окуневская культура сравнительно недавно пополнила стратифицированную шкалу археологических культур Минусинской котловины, заняв место между афанасьевской и андроновской культурами (Максименков, 1965, 1975). Однако, благодаря уникальному сочетанию признаков: мегалитический характер погребального обряда, яркий инвентарный комплекс, огромный пласт изобразительного искусства, сразу привлекла к себе внимание исследователей. В наше время редкая публикация по древнему искусству Северной Евразии обходится без окуневских изображений, которые вызывают целый ряд устойчивых ассоциаций с индоевропейским миром.

Тем не менее, в окуневской проблематике сложилась ситуация, когда в ней практически отсутствуют обобщающие монографические исследования, посвященные комплексному исследованию окуневского комплекса в целом. К сожалению, не была опубликована, диссертационная работа Г. А. Максименко-ва, его выводы содержатся лишь в автореферате диссертации на соискание степени доктора исторических наук и ряде статей, что совершенно недостаточно для представления о ходе и логике исследования. К сожалению, можно констатировать, что за прошедшие 30 лет первичпая подача материала, осуществленная Г. А. Максименковым не пересматривалась и не анализировалась.

В то же время, монографически изданы работы по окуневскому искусству — «Изваяния окуневской культуры» Э. Б. Вадецкой (1980) и Н. В. Леонтьева (Leont'ev, N., Kapel’ko V. 2002). Благодаря этим публикациям и стремлению авторов к максимально точному воспроизведению изображений окуневское искусство привлекло внимание большого числа исследователей и породило множество взаимоисключающих версий о его происхождении. Следует отметить, что во многих работах по искусству часто не принимается во внимание специфика погребального и инвентарного комплексов, что приводит к односторонней трактовке окуневского культурного комплекса.

Таким образом, на сегодняшний день источники по исследуемой проблематике не обобщены и не систематизированы. Между тем, решение вопросов происхождения, развития и исторической судьбы древнего относа, известного нам под условным эпонимным названием «окуневцы» во многом зависит от комплексного археологического изучеиия и анализа всех доступных нам источников. Недостаточная изученность фактического материала приводит к тому, что рядом исследователей выдвигаются противоположные теории относительно происхождения и культурной принадлежности населения окуневской культуры. Это, само по себе симптоматично, так как показывает необходимость четкой разработки источниковедческой базы данной проблематики. Другой причиной является явный недостаток новых памятников, раскопанных по современным методикам, с тщательной фиксацией материала и их адекватной публикацией.

Инструментом для исследования процессов формирования культурных традиций является методика работы со всем культурным комплексом в целом.

В основе этой методики лежит выявленная прямая стратиграфия окуневских погребальных комплексов, которая позволила сформулировать логическую последовательность хронологических этапов окуневского культурного комплекса. На основе полученной стратиграфической колонки была построена типология погребальных сооружений, керамики, погребального инвентаря, произведений искусства, основанная на корелляции выделенных типов погребений, керамики, изображений и инвентаря.

Целью данного исследования является выделение хронологических этапов в окуневском культурном комплексе, создание общей типологической схемы, демонстрирующей ход развития окуневской культурной традиции, включая типологию керамики, погребальных сооружений, ритуальных обрядов, погребального инвентаря, произведений искусства.

В основе работы лежит анализ и систематизация всей доступной информации по данной проблематике. Проведенное исследование позволит точнее представить логику трансформации окуневского феномена и его взаимосвязь с другими культурными образованиями.

Новизна исследования заключается в системном подходе к данному феномену, как к культурной традиции, находившейся в процессе динамичного развития: от стадии становления в эпоху энеолита, расцвета в эпоху ранней бронзы и до периода стагнации в эпоху развитой бронзы.

Автором выявлено, что в ходе своего развития Окуневский культурный комплекс проходит четыре хронологических периода, отличающихся вариантами погребальных сооружений, керамики, инвентаря, изобразительных канонов в мегалитическом искусстве.

В ходе аналитического исследования впервые были выявлены процентные соотношения основных признаков керамического, погребального и инвентарного комплексов окуневской традиции в хронологическом аспекте. Полученные результаты, иллюстрированные диаграммами и графиками имеют практическое применение, которое состоит в том, что обеспечивает дальнейшие исследования серьезной доказательно базой.

В результате проведенного исследования, было установлено, что название «Окуневская культура», предложенное Г. А. Максименковым в 1965, не отвечает во всей полноте, данному феномену, так как зафиксированные параметры принятого определения соответствуют памятникам только одного типа курганов — основной массе погребений могильника Черновая VIII. Заданные Г. А. Максименковым жесткие параметры признаков не соответствуют всей массе захоронений данной культурной традиции. Ее хронологические рамки, значительно шире, а процессы межэтнических контактов сложнее, чем это было отражено предшественниками.

Для того, чтобы классификационный термин более адекватно отражал содержание данного культурного феномена автором вводится понятие Окуневский культурный комплекс". Этот термин отражает более широкий уровень обобщений и позволяет сформулировать в рамках единой культурной парадигмы представления о хронологических различиях, проявления межэтнических контактов, многокомпонентность данного культурного образования.

Представленное исследование позволяет скорректировать наши знания о хронологии и последовательности археологических культур эпохи ранней бронзы на Среднем Енисее. В частности, анализ признаков керамической и погребальной традиций не позволяет согласиться с мнением Г. А. Максименко-ва о разрыве преемственности между ранними постнеолитическими формами погребальной обрядности и керамики и теми типами, что были проанализированы в рамках Окуневской культуры.

Так же не подтверждается гипотеза о полном вытеснении окуневцев афанасьевскими племенами и последующей окуневской «реконкисте» (Максимен-ков, 1975). В процессе работы с данным фактическим материалом было выявлено 16 комплексов, содержащих признаки как окуневского, так и афанасьевского происхождения. Отмечаются факты сосуществования и взаимной ассимиляции окуневского и афанасьевского населения.

В ходе исследования выявлена стройная логичная схема развития окуневского комплекса в тесном контакте с другими этносами, мигрирующими в Минусинскую котловину.

Эколого-климатическая ситуация.

Окуневский феномен связан с Минусинской котловиной как местом непосредственного формирования и развития культурной традиции, что не исключает различного рода инокультурных импульсов, участвовавших в формировании специфического облика данного культурного образования.

Минусинская котловина отличается разнообразием эколого-природных зон — это и сухие степи, и смешанные леса вдоль рек и таежные участки в предгорьях. Окуневские памятники отчетливо тяготеют к предгорьям и в наибольшей концентрации сосредоточены вдоль рек Енисея, Абакана и Уйбата (табл.1, 2). В этих районах условия жизни наиболее комфортны, так как близость тайги обеспечивает население всем необходимым — лесной дичью, орехами, ягодами, полезными растениями. Вдоль рек в изобилии растет «сибирский хлеб» — черемуха, ягоды которой обеспечивали население калорийной и витаминизированной мукой, из которой пекли лепешки в течение всего года. Эта природная особенность освобождала население от необходимости заниматься масштабным пахотным земледелием, которое зачастую считается одним из необходимых признаков социального прогресса.

Природа создала в Минусинской котловине благоприятные условия для занятий скотоводством. Пересеченный рельеф в сочетании с лесостепными участками и близкой тайгой избавлял древних скотоводов от двух страшных сибирских несчастий — «белого» и «черного джута» — летней засухи со степными пожарами и зимнего обледенения почвенного покрова. Масштабный джут в открытой степи способен поставить на грань жизни и смерти все поголовье скота, а, следовательно, и население, жизнь которого целиком зависела от численности стада. Эта природная особенность ВосточноСибирских степей могла быть объективным генератором большинства миграций, прогонявших с востока на запад по поясу степей огромные массы населения в сжатые сроки.

В Минусинской котловине боровые леса, предгорная тайга и обширные степи позволяли найти пастбища для скота в любое время года. Таким образом, сама природа обеспечивала стабильность условий жизни в этом районе, по сравнению с жизнью на открытых степных пространствах. Этим, возможно, объясняется и уникальная устойчивость древних культур Минусинской котловины и огромная численность населения (особенно в скифское время).

Исходя из природных условий, в Минусинской котловине издревле сложился отгонный характер скотоводства для мелкого рогатого скота и пастбищное содержание для крупного рогатого скота. Экономические возможности скотоводства как основной области древнего хозяйства удачно дополнялись охотой, рыболовством и собирательством. В древних могилах неоднократно находили кости благородного оленя, косули, кабарги, соболя, волка, бобра, сурка и т. п.

В литературе часто можно видеть утверждение, что первоначально основой окуневского хозяйства являлась охота, и лишь появление скотоводов — афанасьевцев позволило им перейти к производящему хозяйству «Соседство и совместная жизнь афанасьевцев — скотоводов и окуневцев — охотников изменили хозяйственный уклад последних». (Вадецкая, 1986:35). Это утверждение основано на том факте, что в окуневцы не клали в могилы мясо животных в виде заупокойной пищи. Те немногие кости домашних животных, которые были найдены при покойных, входили в состав погребального инвентаря — астрагалы овцы, подъязычные кости быков (лосей, оленей?). Однако из поля зрения исследователей часто ускользало то, что остеологические остатки заупокойной тризны находились в насыпях курганов или в заполнении могил. В 22 случаях в насыпях курганов и в заполнении могил были встречены кости овцы (барана, мелкого рогатого скота) — особенно частой находкой являются астрагалы овец, использовавшиеся, по всей видимости, в качестве игровых наборов.

В 8 комплексах были найдены кости крупного рогатого скота (коровы, быка). В 6 случаях в насыпях были найдены останки лошади. Например, в кургане 3, м.2 могильника Сыда V был найден позвонок молодого барана, в м.4- череп молодой коровы и астрагал овцы, в м.9 того же кургана — череп лошади. В кургане 4 при расчистке ограды так же был найден череп лошади, а в м. З среди костей младенца — обломок бедренной кости овцы. Вряд ли черепа животных являются остатками мясной пищи — скорее всего, это принадлежность культовой практики. К сожалению, черепа лошадей не сохранились, иначе по современным методикам можно было бы определить, были ли эти лошади упряжными, т. е. домашними.

Единственным памятником, зафиксировавшим обряд ритуального захоронения животных, является комплекс «База Минторга» под Минусинском, раскопанный Н. В. Леонтьевым в 1978 г. (Наглер, Парцингер, 2006). Здесь в 11 ямах были найдены кости домашних животных. В яме 5 в определенном порядке, с ориентацией к центру были аккуратно уложены 6 черепов быков с костями конечностей. Погребение черепа с копытами, по всей видимости, означает ритуальное захоронение шкуры животного и знаменует обряд ритуального заклания. В яме 1 была захоронена шкура лошади и овцы. В яме 7 были найдены останки 4 шкур быков. В яме 10 — разрозненные кости овцы. Уникальная находка комплекса База Минторга имеет огромное значение для понимания проблемы развития скотоводства в энеолитических культурах Минусинской котловины.

Возможность развития у окуневцев зачатков производящего хозяйства отмечена в статье А. Наглера (Nagler, 1999). Автор определяет т. н. «лунницы» (каменные предметы серповидной формы), как жатвенные ножи, распространенные в Восточной Азии. Справедливости ради, надо отметить, что условия находки двух таких предметов in situ в могиле ограды № 5 могильника Усть.

Бюрь несколько противоречат данной гипотезе, поскольку лежали под коленями или в районе стоп скорченного скелета параллельно длинным костям ног. Такое положение маловероятно для орудий труда. Равно как и для нагрудных украшений, которыми эти предметы считаются в некоторых работах («луновидные подвески» Семенов, 1997: 157).

Помимо остеологических данных для характеристики основных пород домашнего скота привлекаются изображения животных на петроглифах. Эти рисунки позволяют обратить внимание на некоторые особенности экстерьера животных и сделать выводы о возможных хозяйственно-продуктивных направлениях в их разведении. Такие особенности экстерьера изображенных быков, как длинные ноги, поджарый торс, широкая грудь — позволяют сделать вывод не о молочном, а о мясо — рабочем направлении продуктивности крупного рогатого скота в эпоху ранней бронзы в Минусинской котловине.

Об экстерьере окуневских лошадей можно судить по изображениям на плите № 1, кургана 1 и плите 3 из кургана 2 могильника Лебяжье. Эти изображения тем более ценные, что происходят из закрытого комплекса и, безусловно, относятся к изучаемой эпохе (Вадецкая, 2003;2004: 8−16, Миклашевич, 2003;2004: 17−27). Особенности экстерьера — большая, тяжелая голова, короткая торчащая грива — дают основания считать этих животных гибридами диких лошадей типа «лошадей Пржевальского». Для лошадей Пржевальского характерным признаком является хвост с длинной неопушенной репицей, однако на рисунке мы видим, что длинные волосы начинаются от самого основания хвоста — это означает, что, скорее всего, здесь изображены гибриды диких лошадей, прошедшие первую стадию доместикации.

На тех же рисунках зафиксированы и первичные приемы контроля лошадей — на первом рисунке это ошейник, опоясывающий шею лошади, во втором случае — петля, продетая через носовой хрящ — прием, который окуневцы практиковали и в отношении крупного рогатого скота.

Значение крупного рогатого скота в жизни окуневцев трудно переоценить хотя бы потому, что непременным элементом образа окуневского божества является оформление головы бычьими рогами и ушами. Причем, в ходе эволюции этого образа, данные элементы все более увеличиваются в размерах, что говорит о возрастающем значении данных элементов в сознании окуневцев. Некоторые окуневские стелы увенчаны головой (или шкурой) барана, что также свидетельствует о сакральном значении этого животного в сознании окуневцев. Поскольку природным врагом домашнего скота являются хищники.

— волки, медведи, барсы — то изображения этих животных или их собирательных образов помещаются на стелах внизу, под туловищем божества — то есть в положении хтонических божеств.

Таким образом, анализ фактического материала показывает, что окуневцы были хорошо знакомы с домашними животными и использовали их образы в культовой практике.

Благоприятная эколого-экономическая ситуация в сочетании со сравнительно компактной зоной расселения вызвали эффект культурного подъема в среде пост-неолитического населения, которое на фоне энеолитической трансформации продемонстрировало мощный технологический прогресс, перейдя на применение эффективных металлических орудий, применяя технику литья и ковки. Этому способствовали природные богатства края — легкодоступные месторождения меди, олова, рассыпное золото. Подъем экономики в конечном итоге, вызвал численный прирост населения и усложнение социальных процессов, что выразилось в усложнении погребальной обрядности и в стремительном расцвете культовой сферы.

Минусинская котловина окружена довольно высокими горными хребтами.

— Кузнецким Алатау на западе, Западным Саяном на юге и юго-востоке и Восточным Саяном на северо-востоке, вершины которых достигают 2000, 2500 м над уровнем моря. Однако, ставить вопрос об изолированности этой территории не приходится из-за развитой гидросистемы, соединяющей.

Минусинскую котловину с Байкальским регионом через Ангару и с Тувой через верхний Енисей (Улуг-Хем). Кузнецкий Алатау не представлял собой серьезной преграды между областями Западной Сибири и Минусинской котловиной.

Мнение, что Западный Саян был практически непроходим из-за бурного течения Енисея в узком каньоне (Вадецкая, 1986, с.4), опровергается фактами находок многочисленных древних петроглифов, в том числе окуневских, в самых труднодоступных местах этого каньона — Кантегир, Джой, Джойская Сосновка. За порогами, на территории Тувы окуневские петроглифы зафиксированы на Мугур-Сарголе (Дэвлет, 1980).

Миграционные потоки в Минусинской котловине, по всей видимости, регулировались не природными факторами, а способностью местного населения противостоять инокультурному вторжению. Эта способность не является постоянной — она меняется в зависимости от того, на каком этапе развития находится социум. Когда общественная структура находится на подъеме, она способна организовать общественные силы и направить их на решение очевидной задачи, например, оказать сопротивление мигрантам — уничтожить, изгнать или ассимилировать, то есть заставить иноплеменников принять жизненные устои местного населения.

Более того, культурное образование с ярко выраженной социальной иерархией, с мощной идеологической базой способно оказывать центробежное воздействие на сопредельные территории и втягивать в свою орбиту население генетически неродственное, но полностью попадающее под влияние более сильной структуры — например, такую нарастающую мощь в начале II тысячелетия до н.э. демонстрирует андроновская культура.

В то же время экономическая слабость, разобщенность, малочисленность населения на какой бы то ни было территории, неизбежно приведет к тому, что эти земли будут заняты более успешными соседями вне зависимости от высоты окружающих гор.

Смена культур в Минусинской котловине, по большей части, видимо, осуществлялась по принципу инфильтрации: небольшое количество мигрантов начинало незначительно влиять на местную культуру, привнося изменения в керамику, погребальную обрядность, орудия труда до тех пор, пока увеличивающееся количество нового населения не изменяло качества прежнего культурного образования. Например, в подгорновских памятниках тагарской культуры фиксируется незначительное количество маленьких сосудиков на поддонах ярких цветов оранжеватого спектра — признака окислительного обжига, не характерного для подгорновского гончарства. Затем следует этап, где подгорновские банки и сарагашенские котловидные сосуды представлены в сопоставимых пропорциях и на следующем сарагашенском этапе эта керамическая традиция выступает, как ведущая форма гончарства.

Инфильтрационные процессы при анализе археологических комплексов выявляются в фиксации двух стадий: 1) смешанные памятников с разнокультурным инвентарем- 2) памятников с артефактами гибридного происхождения, то есть сочетающие в разных комбинациях признаки разных культур. В Окуневском контексте 1) — это погребения из Афанасьевой горы, Тас-хазы, Камышты, где афанасьевские и окуневские керамические сосуды находились в одних и тех же погребениях, и 2) — гибридные памятники типа Пистах, где инвентарь неявно обнаруживает свою культурную принадлежность, демонстрируя комбинации разнокультурных признаков. Однако в Окуневском сценарии смены культур не произошло, так как окуневцы сумели преодолеть влияние афанасьевской культуры, и в поздних окуневских памятниках типа Черновая VIII афанасьевские признаки ощущаются минимально — в форме трансформированных курильниц с внутренней перегородкой.

Выводы.

Исходя из предложенного анализа, можно сделать вывод, что несколько важнейших составляющих окуневского комплекса имеют дальневосточное происхождение:

1 — плоскодонная, усеченноконическая керамика.

2 — погребальная традиция, с применением каменных ящиков и некоторых специфических деталей, таких как, выстилка дна каменными плитами, понижения дна к ногам и т. п.

3 -иконография антропоморфных личин разных типов.

4 — особенности антропологии.

Однако всерьез говорить об импорте окуневской культуры в целом, откуда бы ни было, не обосновано — различные импульсы сплавлялись в этой пестрой этнической среде в совершенно неповторимый комплекс, создающий собственную яркую этническую окраску. Можно сказать, что окуневское культурное образование в период подъема создало мощное поле притяжения и придало всей южно-сибирской ойкумене некое центростремительное ускорение, втягивая в свою орбиту ближние и весьма дальние этносы. Вот почему элементы окуневского изобразительного искусства, погребального обряда, гончарной традиции далеко прослеживаются и во времени и в пространстве.

Заключение

.

Окуневский феномен связан с Минусинской котловиной как местом непосредственного формирования и развития культурной традиции. Но в период наивысшего расцвета его значение переросло формат локальной археологической культуры и стало играть роль центра, в значительной степени формирующего блок признаков различных археологических культур бронзового века Северной Евразии. Исследователи отмечают окуневское влияние в Туве, на Алтае, в Западной Сибири, в Синьцзяне и в верховьях Инда (Sokolova, 2007;в: Р. 188−189). Конечно, древний мир не знал административных границ, но, как правило, строго придерживался своей эколого-географической зоны. Причины столь мощного проявления культурной энергетики окуневцев в масштабах Центральной Азии еще предстоит осознать и проанализировать.

Задача исследования заключалась в системном подходе к данному феномену, как к культурной традиции, находившейся в процессе динамичного развития: от стадии становления в эпоху энеолита, расцвета в эпоху ранней бронзы и до периода стагнации в эпоху развитой бронзы.

Выявленная прямая стратиграфия окуневских комплексов дала возможность построить общую корреляционную схему, позволяющую выделить четыре хронологических группы погребальных комплексов, отличающихся планиграфией, типами надмогильных конструкций, типами могил, типами керамики и инвентаря, а также продемонстрировать изменения в изобразительных схемах в ходе поступательного развития всего комплекса.

На каждом из этих этапов окуневский комплекс испытывал инокультур-ные влияния, продуцирующие многокомпонентную структуру признаков окуневской культурной традиции.

Как неоднократно отмечалось исследователями, инновациями, имеющими определяющее культурологическое значение, являются резкие изменения в технологии и морфологии керамики, в конструкциях жилищ, инвентарном наборе и погребальном обряде. Эти признаки, наряду с языком, костюмом, обрядовой сферой являются выражением значимых признаков каждого этноса, составляют его национальный колорит.

Конвергентное явление в окуневском комплексе это появление особых, социально обусловленных типов захоронений, таких как могилы социальных доминатов, выделяющиеся своими размерами или мегалитическими конструкциями: (могила 4 кургана Тас-хаза, могила 1 кургана Уйбат V-1). Конструктивные особенности могил социально-зависимых членов общества лежат в сфере пониженной ритуальной обрядности с минимумом сопроводительного инвентаря. Такие могилы часто являются впускными и фиксируются на верхних уровнях насыпей курганов или занимают места в западном и северном секторах, в то время как центральный и южный сектор являлись престижными. Появление могил с подбоем в окуневской традиции также является выражением социального положения, так как в основном это могилы детей, сопровождающие определенные захоронения, совершенные по обычному ритуалу.

К конвергентным проявлениям можно отнести общее ухудшение качества керамики, небрежное орнаментирование — такое отступление от технологических и эстетических норм носит социальный характер, когда этнос входит в фазу стагнации, в результате кризисных напряжений. В древности кризисные состояния следовали за неблагоприятными экологическими изменениями, когда общество не могло приспособиться к новым условиям. Порой к общему упадку приводил «комплекс благополучного соседа», когда мощный рост соседнего этнического образования формировал центростремительное притяжение и обеспечивал падение социальной и экономической активности в менее успешных этносах. Такое воздействие оказывал на степной и лесостепной пояс Евразии, стремительно формирующийся андроновский этнос.

Стадиальным явлением следует считать появление металлических орудий и их новых типов. В отличие от керамики, производство которой было глубоко традиционно, металлургия и металлообработка стремительно впитывали все технологические новшества и новые формы. В раннем окуневском комплексе появляются обоюдоострые ножи, ромбического или листовидного сечения с четко выделенным насадом — такие изделия составляют ранние серии как в степной зоне, так и в зоне древних цивилизаций. Контакт между литейщиками и металлургами, по всей видимости, приводил к обмену орудиями и технологиями, но других заимствований из южных областей в окуневском комплексе не фиксируется.

Масштаб инокультурных влияний выявляется при сопоставлении с базовым культурным комплексом, который определяет исходные признаки культуры. Для энеолитических культур, к которым относится ранняя окуневская традиция, логично сравнение с предшествующим неолитических комплексом.

Окуневскую керамику ранней генерации и Усть-Бельский неолитический керамический комплекс объединяет сходная параболоидная или митровидная форма, общие принципы организации орнамента по всему тулову, верхнему обрезу венчика, иногда по внутреннему краю венчика и дну. Основным принципом нанесения орнамента является одиночный накол с отступанием, выполненный параллельными, чаще всего горизонтальными рядами, покрывавшими все тулово сосудов. Иногда встречаются композиции вертикальных и диагональных орнаментальных рядов. Зачастую орнамент дна и стенок образует единую композицию, которая начинается на дне в виде раскручивающейся спирали или концентрических кругов и переходит на тулово вплоть до венчика (Соколова Л.А., 1995: 20−24).

Анализ свидетельствует, что неолитический импульс затухал постепенно, уступая позиции новым признакам, и тем не менее, его влияние ощущалось на всем протяжении существования окуневской культурной традиции. Так, частота встречаемости неолитических признаков в окуневском гончарстве составляет почти 60%. Это убедительное свидетельство преемственности между неолитическим и окуневским гончарством, выводящее проблему на уровень генетического родства окуневского и неолитического (Усть-бельского) комплексов.

Тем не менее, устойчивость древних признаков не означает полного единства в генезисе культуры. Начиная с неолита на поселениях, повсеместно фиксируется проникновение инокультурного керамического комплекса, главной особенностью которого является плоское дно, прямой профиль близкий к усеченно-коническим образцам, тяга к гребенчатой орнаментации (Соколова Л.А., 2002: 230−236).

По всей видимости, мы имеем дело с явлением инфильтрации мигрирующего населения, которое на первых порах не оказывает большого влияния на аборигенный комплекс, однако со временем новые элементы начинают проявляться активнее, пока не становятся определяющими.

Нуклеарной зоной производства плоскодонной усеченно-конической керамики является Приморье, где эти признаки формировались изначально, со времен керамического мезолита — осиповской культуры (12 — 10 тыс. лет до н.э.). Позднее эта керамика в Приморье и на Амуре встречается уже в малы-шевской, бойсманской, кондонской, вознесенковской культурах, где она выступает в качестве субстрата.

Самым ярким и бесспорным компонентом, участвовавшим в сложении окуневской традиции, является афанасьевский комплекс. Существует 15 гибридных погребальных комплексов, в которых в той или иной степени присутствуют признаки окуневско-афанасьевского синтеза. В 11 из них в окуневцы со своим инвентарем были захоронены в круглых афанасьевских оградах в статусе основных погребений. В трех окуневских курганах содержалась афанасьевская керамика. В целой серии окуневских и афанасьевских погребений была найдена гибридная керамика, совмещающая признаки обеих культур. Несомненно, что окуневские сосуды на поддонах — курильницы и кубки обязаны своим появлением афанасьевскому гончарству, так как этот тип керамики совершенно не характерен для Минусинского неолита.

Довольно актуальна проблема участия в формировании окуневской традиции западно-сибирского круга культур. С точки зрения формальной логики ближайшие соседи должны, в большей степени, влиять на формирование культурного образования. Однако, в случае с происхождением окуневской традиции доказательная база этой идеи не может считаться достаточной. Если выбрать в качестве доказательства гребенчато-ямочную орнаментацию западно-сибирской керамики, то в окуневском комплексе совершенно отсутствует ямки-разделители орнаментальных зон, которые являются ярким признаком этого комплекса, а сам по себе гребенчатый орнамент существует и в Минусинском неолите.

Подводя итоги, проведенному анализу следует признать, что окуневская традиция является сложнейшим культурным образованием, в формировании которого принимали участие разные компоненты, весьма удаленные друг от друга. С другой стороны, не всегда, кажущиеся очевидными связи, находят свое подтверждение в фактическом материале. Размах миграционных потоков пронизывающих просторы Северной Евразии в древности кажется невероятным, но факты говорят сами за себя. По сути, каждая эпоха, с палеолита до современности, порождает свои «великие переселения народов» и это следует учитывать, принимая во внимание опыт исторических миграций.

Благодарности.

Выражаю искреннюю благодарность:

Э.Б. Вадецкой за участие и помощь в работе, за предоставленную возможность неоднократного пользования архивами.

Д.Г. Савинову за конструктивную критику и поддержку.

Г. Н. Поплевко за проведение трасологической экспертизы окуневской керамики, и действенную помощь в работе.

Н.С. Жущиховской за профессиональные консультации по методике формовки керамики на шаблоне и присланные результаты экспериментов по изготовлению реплик окуневских сосудов.

И.П. Лазаретову за возможность использовать материалы уйбатских курганов.

М.Н. Пшеницыной за возможность ознакомиться с материалами могильника Летник-6.

А.В. Виноградову за предоставленную возможность пользоваться материалами поселений Унюк, Карасево и Новоселово.

Г. В. Синицыной за предоставленную возможность исследовать материалы неолитических поселений Усть-Белая и Нижне-Середкино.

О.В. Яншиной за возможность ознакомиться с материалами дальневосточного неолита.

МП. Завитухиной и Л. С. Марсадолову за любезное разрешение работать с коллекциями Государственного Эрмитажа.