Русские сказки о животных

На фоне глубоко изученного жанра волшебной сказки другие сказочные жанры в отечественной фольклористике исследованы значительно меньше, особенно не повезло в этом отношении сказке о животных. Исследование Е. А. Костюхина «Типы и формы животного эпоса"1, в котором жанр животной сказки рассматривается наряду с иными формами животного эпоса, — практически единственное. В русской фольклористике за последние полвека не было иных монографий, специально посвященных животной сказке в русской традиции.

Отсутствие исследовательского внимания к животным сказкам трудно объяснить, поскольку это один из наиболее ярких в художественном отношении жанров русского фольклора, и при этом жанр актуальный: современные полевые исследования фиксируют сказки этого жанра в русской деревенской традиции нового века.

Настоящее диссертационное исследование призвано восполнить имеющуюся в отечественной фольклористике лакуну.

Проблематика исследования определяется необходимостью предложить и обосновать тот набор параметров, с помощью которого можно описать жанр сказок о животных.

В.Я. Пропп предложил разные критерии выделения сказочных жанров. Так,.

— Л волшебную сказку он определял по структуре, животную — по персонажам. Однако об особенностях самого жанра животной сказки исследователи серьезно не говорили. По сути, все, что мы знаем о животной сказке, можно свести к нескольким положениям: сказка о животных — древнейшая форма сказки. Она генетически связана с тотемистическими представлениями о мире. В сказке о животных действуют животные персонажи, и в этом отношении она отличается.

1 Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. М., 1987.

2 Пропп В. Я. Русская сказка. Д., 1984. от других сказочных жанров. Животные персонажи — олицетворения характеров людей.

Однако сказка о животных обладает несколькими достаточно яркими чертами, каждая из которых в отдельности не может быть квалифицирующим признаком жанра, поскольку характерна и для иных фольклорных форм, но их совокупность описывает этот жанр исчерпывающим образом. К ним можно отнести: во-первых, круг персонажей — при этом животные персонажи есть и в кумулятивной, и в бытовой, и в волшебной сказкахво-вторых, трюк, который лежит в основе сюжета животной сказки — но он же составляет основу сюжета бытовой сказки и, например, фольклорно-игрового действав-третьих — диалогичность. Диалоги создают особую драматургию сказочной речи — но диалогичность присуща и иным сказочным жанрамформульным сказкам (кумулятивным, докучным и т. д.).

Некоторые из этих черт отмечены и описаны фольклористикой, другие только названы, некоторые не выделены вовсе. Так, наряду с системой персонажей животной сказки, особенностью, позволившей выделить ее как отдельный жанр3, не менее яркой является и другая особенность этого жанра, которой почти не уделялось внимания, а именно ее диалогичность. Диалоги персонажей составляют 70−90% от общего речевого объема животной сказки. Персонажи в таких сказках постоянно разговаривают друг с другом. При этом умение животных разговаривать составляет необходимое условие сказочного повествования, а не является чудесным свойством персонажей, как в волшебной сказке, которая обычно специально поясняет, что животное говорит «человечьим голосом». Драматичность сказки о животных проявляется в том, что.

— з.

По формулировке В. Я. Проппа сказка о животных выделяется по «характеру действующих лиц». См.: Пропп В. Я. Жанровый состав русского фольклора // Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М., 1976. С. 48. действия персонажей в большинстве своем совершаются посредством их речи: они льстят, хвалят, хвастают, лебезят, передразнивают, имитируют чужой голос, подкреплены стилистически и интонационно: сказочники разыгрывают животных по ролям, сменяя интонацию волка на интонацию лисы, изображая их с помощью специальных игровых жестов.

Драматичность, составляющая одну из наиболее важных черт этого жанра, сближает животную сказку с театрально-игровыми формами фольклора. Под драматической «игрой», вслед за JIM. Ивлевой4, в настоящей диссертации понимаются такие ситуации, которые возникают там, где человек в действии из «Я» создает «не-Я» с помощью различных игровых приемов: мимики, жестов, речевых интонаций, изменения голоса и т. д. Именно поэтому так важна информация об исполнении сказок о животных. Исследуя феномен ряженья, J1.M. Ивлева подчеркнула следующее обстоятельство: «в большинстве случаев ряженье предстает как система, единство, которое определяется не столько сюжетом, сколько кругом персонажей"5. Каждое действующее лицо, отмечала исследовательница, значимо не само по себе, а лишь в контексте полного круга персонажей6. В этом положении JI.M. Ивлева следует за определением В. Я. Проппа: применительно к волшебной сказке В. Я. Пропп выделил «круг действующих лиц». Таким образом, фольклорный персонаж может быть понят как dramatic personae, как роль. В этом контексте приведу и еще одно важное для меня замечание J1.M. Ивлевой: «оно (ряженье — Ю.М.) — не просто подражание жизни, либо элементарное ее отражение, но, прежде всего, воплощение 8 определенных представлении о мире» .

Эти положения JI.M. Ивлевой представляются справедливыми и в отношении жанра сказок о животных. Его специфику составляет круг.

4 Там же, с. 24−25.

5 Ивлева Л. М. Ряженье в традиционной русской культуре. СПб., 1994. С. 213.

6 Там же, с. 213−228.

7 Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 2003. С. 20.

8 Ивлева Л. М. Указ. соч. С. 216. персонажей, он представляет собой систему, и каждый элемент ее значим лишь в отношении к другим элементам. Смысл же сказки в целом — манифестация определенных представлений о мире, а именно — о мире человеческих отношений.

Предлагаемый в настоящем исследовании подход к пониманию животной сказки основан на определениях, выдвинутых в свое время J1.C. Выготским применительно к другой форме животного эпоса — басне, но, как нам представляется, актуальных и для животной сказки. В работе «Психология искусства» (в главе, посвященной анализу басни), JI.C. Выготский задается вопросом, «почему басня имеет дело предпочтительно с животными, вводя иногда неодушевленные предметы и очень редко прибегая к людям. Какой смысл заключается в этом?"9. Он приводит ряд ответов, данных учеными на эти вопросы. Некоторые, например, полагали, что это делается для того, чтобы вызвать удивление. JI.C. Выготский оспаривает такую точку зрения, соглашаясь в этом с Г. Лессингом: употребление зверей-персонажей в басне могло бы удивить один-два раза, но когда оно становится постоянным явлением, то уже не может удивлять. И для Г. Лессинга, и для опиравшегося на него A.A. Потебни10 звери используются в басне вследствие их «характеристичности». Животные обладают наибольшей определенностью и постоянством характера, поэтому достаточно назвать то или иное животное, и слушатель (или читатель басни) немедленно представит «то понятие или ту силу, которую оно означает"11.

Таким образом, в народных представлениях существуют постоянные (универсальные) характеры животных. Эти представления носители традиции знают и разделяют, причем наблюдения за реальной жизнью животных не только не подтверждают фольклорных характеров животных, но иногда опровергают их.

9 Выготский JI.C. Психология искусства. М., 1986. С. 123.

10 Потебня A.A. Из лекций по теории словесности: Басня. Пословица. Поговорка. Харьков, 1894.

11 Там же, с. 125.

Так, например, «охотничьи байки», которые и являются подобными народными наблюдениями, отражают совсем иные представления о характере животных.

J1.C. Выготский подчеркивает, что его интересует только форма и материал искусства, так как «по одним басням Крылова мы никогда не восстановим его психологиипсихология его читателей была разная — у людей XIX и XX столетия и даже у различных групп, классов, возрастов, лиц. Но мы можем, анализируя басню, вскрыть тот психологический закон, который положен в ее основу, тот механизм, через который она действует, — и это мы называем психологией.

12 басни.". Исследователь полагал, что выбор животных авторами басен определяется не столько их характером, сколько той эмоциональной окраской, которая присуща каждому из животных.

В сказках о животных также существует «психологический закон», который необходимо «вскрыть», для того чтобы понять суть жанра. Этот психологический закон заключается в выборе животных персонажей и соответствующих им характеров и поступков, присущих данной культурной традиции.

Другая причина употребления животных персонажей в басне, по мнению JI.C. Выготского, заключается в том, что они являются наиболее удобными фигурами, создающими «сразу же совершенно нужную и необходимую для эстетического впечатления изоляцию от действительности"13.

Наконец, JI.C. Выготский подчеркивает, что причина обращения к животным в басне состоит в том, что каждое животное представляет какой-то заранее известный способ действия. Оно есть прежде всего действующие лицо, но не в силу своего характера, а «в силу общих свойств своей жизни». Эту точку зрения он иллюстрирует, рассматривая басню «Лебедь, рак и щука». Можно.

12 Выготский JI.C. Указ. соч. С. 123.

13 Там же, с. 130. Понятие изоляции оказывается для исследователя крайне важным, так как она есть первое условие эстетического действия. Отсутствие изоляции исследователь сравнивает с отсутствием у картины рамы и слиянием ее с окружающей обстановкой. В этом случае зритель должен быть растерян, так как не способен сразу определить, что перед ним: нарисованные или реальные фрукты. задаться вопросом, какой характер у этих трех героев, почему автор басни выбрал именно их для одного сюжета и какие человеческие характеры они могут иллюстрировать. Для Л. С. Выготского очевидно, что никаких черт характера у этих героев нет, а выбраны они вместе исключительно для олицетворения действий и той невозможности действия, которая возникает при их совместных усилиях: «всякий знает, что лебедь летает, рак пятится, а щука плавает"14.

Сопоставление животных персонажей в басне и в животной сказке представляется оправданным, так как действия этих персонажей во многих отношениях идентичны: обман, выманивание, месть и т. д. Животные в сказке, как и животные в басне, становятся своего рода персонификацией действий и поступков или персонификацией определенных стратегий поведения. Русская речевая культура знает, что значит действовать как волк, действовать как заяц, как лиса, как медведь или как петух, и используются эти образы применительно к описанию действий людей. В пользу этого утверждения свидетельствует тот факт, что в обыденной речи вполне конкретные человеческие действия и поступки называются именами животных. Так, у В. И. Даля лиса — «лукавый, хитрый человек, пролаз, проныракорыстный льстец"15. В этимологическом словаре М. Фасмера есть глагол лисить — «льстить» и прилагательное лисоватьгй -«хитрый, лукавый"16.

Исходная предпосылка настоящего исследования состоит в том, что одной из определяющих жанр черт является круг персонажей, сложным образом связанный с сюжетным, речевым и драматургическим уровнем животной сказки.

Еще одной предпосылкой является понимание особой речевой природы сказки, непосредственно связанной с ее диалогичностью.

Проблемы диалога в повествовательном фольклоре рассматривались М. О. Габель в статье «Формы диалога в былине» (автор анализирует.

14 Там же, с. 134.

15 Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х т. Т. 1. М., 1989. С. 254.

16 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. М., 1996. С. 500.

1 п взаимоотношения прямой и косвенной речи) и Б. Л. Огибениным в статье.

Наблюдения над диалогом в литовской сказке". Последняя работа оказывается наиболее актуальной для настоящего исследования. Автор анализирует структуру диалога в литовских кумулятивных сказках (ТогтиПпез разакоБ): вопрос участника диалога — ответ участника диалога. При этом «каждый диалог предполагает одновременное участие только двух говорящих."19. Эти диалоги, как показал исследователь, и составляют структуру кумулятивной сказки: «РогтиПпез разакоБ состоят преимущественно из серии диалогов одинаковой структуры, через которые дается описание событий сказки."20.

С.Г. Лазутин также констатирует значительную роль диалога в сказке о животных, но дает ему несколько иное объяснение: «Диалог потому так широко применяется в сказках о животных, что он является одной из простейших и вместе с тем эффективных форм, с помощью которых животные наделяются.

21 человеческими признаками и качествами (речь и суждение). Названные исследования, хотя и рассматривают проблемы диалога в фольклоре, не дают объяснения тотальной диалогичности сказок о животных. Выяснением природы диалога в художественном повествовании занимался М. М. Бахтин.

В работе 1929 года Бахтин отмечал диалогичность романов Достоевского и подчеркивал: «диалог здесь не преддверие к действию, а само действие"22 (полужирный шрифт мой — Ю.М.). Понимание речи как действия чрезвычайно актуально для исследуемого повествовательного жанра, поскольку персонажи в животной сказке именно действуют посредством диалога. Персонаж становится.

17 Габель М. О. Формы диалога в былине // Наук. зап. наук.-дослщ. кат. ¡-ст. укр. культури. 1928. № 6. 315−328.

18 Огибенин Б. Л. Наблюдения над диалогом в литовской сказке // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Тарту 1969. С. 136−145. Вып. 326. 1969. С. 136−145 (Тр. по знаковым системам, 4).

19 Там же, с. 136.

20 Там же. у 1 Лазутин С. Г. Поэтика русского фольклора. М., 1989. С. 15.

99 Бахтин М. М. Проблемы творчества Достоевского. Л., 1929. С. 85. льстецом тогда, когда произносит льстивые слова, другой персонаж становится жертвой льстеца и обманщика в той ситуации, когда является адресатом его слов. Действие обмана, таким образом, заключается в произнесении и принятии на веру слов, содержащих те или иные сведения. Конфликтные ситуации в сказках о животных не описываются сказочниками, но проговариваются персонажами. В повествовательной части сказок может быть представлена информация о том, что волка бьют или что у него отрывается хвост. Но диалог в животной сказке остается основой действий персонажей. Он фактически почти полностью замещает повествовательную речь.

В более поздней работе о речевых жанрах М. М. Бахтин отмечал: «диалог по.

23 своей простоте и четкости — классическая форма речевого общения". Каждая его реплика, даже самая короткая и обрывистая (что особенно характерно для бытовых диалогов), обладает завершенностью. Это реплика выражает такую позицию говорящего, на которую можно ответить и в отношении которой можно занять ответную позицию. Между репликами диалога существуют свои отношения: вопроса — ответа, утверждения — возражения, утверждения — согласия, предложения — принятия, приказания — исполнения и т. п. И эти отношения между репликами диалога — «разновидности специфических отношений между целыми высказываниями в процессе речевого общения"24. Если мы посмотрим с этой точки зрения на животную сказку, то увидим, что реплики в ней находятся в тех же особенных отношениях между собой: утверждение — возражениепредложение — согласие и т. д.

На исследования М. М. Бахтина в значительной степени опиралась Н. М. Герасимова, работы которой помогают понять роль и место диалога в сказочном повествовании. Как писала исследовательница, «все пространство сказочной речи можно легко разделить на две диалогические формы:

23 Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 250.

24 Там же, с. 250. а) диалог-действие, куда входят непосредственные формулы-диалоги персонажей, магические формулы, где действие становится реакцией на слово, т. е. все те случаи, в которых слово равно действиюб) диалог-повествование, куда можно включить описания, оценки, связки, содержащие скрытую или явную реакцию рассказчика на действие"25.

По определению Н. М. Герасимовой, сказочные диалоги являются «речью в речи». Сказочник разыгрывает диалоги между персонажами и одновременно общается с аудиторией. В ситуации сказки мы имеем дело с двумя уровнями сказочного повествования: уровнем персонажей, находящихся в отношении драматического диалога, и уровнем сказочника и аудитории, также находящихся в отношениях.

26 диалога. Н. М. Герасимова исследовала жанр волшебной сказки, но указанное свойство — диалогичность — не в меньшей, если не в большей степени, присуще сказке животной.

Диалог между персонажами сказки очевиден на уровне зафиксированного фольклорного текста, но об этом диалоге мы знаем не все: текстовые фиксации не отражают интонационно-голосовой окраски речи. Что же касается диалога между сказочником и аудиторией, информацию о нем можно добыть лишь по крупицам, разбросанным в комментариях собирателей. Именно поэтому значительное место в ходе исследования заняли поиски сведений, касающихся особенностей исполнения сказок о животных, а также характеристик сказочников, их репертуара и пр., то есть любых сведений, которые помогли бы представить.

Герасимова Н. М. Волшебная сказка как идеальная модель прозы // Всесоюзная научная конференция молодых ученых-филологов, посвященная юбилею Георгиевского трактата.

Тбилиси, 1983. С. 47.

Герасимова Н. М. Сказка как речевая деятельность [Расшифровка видеозаписи лекции, прочитанной Н. М. Герасимовой 24 октября 2003 г. (г. Пушкин) в рамках научно-методического семинария «Фольклор и фольклористика. Современная научная парадигма и образовательные технологии» на Международной школе молодых фольклористов. Расшифровала Е. Л. Мадлевская] // Герасимова Н. М. Прагматика текста: фольклор, литература, культура: Сб. ст. СПб., 2012 (в печати). событие сказывания более полноценно. Результаты этих поисков представлены в 4 главе настоящей диссертации.

В качестве точки схождения двух выделенных для исследования черт сказки о животных — константного круга персонажей и диалогичности — отдельным объектом исследования были избраны способы именования персонажей, по-разному используемые сказочниками в «диалоге-действии» и «диалоге-повествовании». При анализе форм именований принципиально важным является различение имени, используемого в качестве номинации и того же имени, используемого в качестве обращения. Имена (в нашем случае — сказочных персонажей) есть не только единицы лингвистические, они также являются конструктивными элементами диалогического взаимодействия. Обращение есть.

97 имя в проекции общения". По мнению С. Б. Адоньевой, установление имени в процессе диалога есть условие взаимодействия коммуникантов: инициатор диалога обращение использует для захвата инициативы в коммуникативной.

28 игре. Применяя эту идею к сказкам о животных, мы можем увидеть, что способ называния персонажами друг друга есть способ установления и определения их дальнейших взаимоотношений, а именно договоренности / недоговоренности.

Очень важно иметь в виду, что персонажи являют себя в речи сказочника и никак иначе. Сказочник рассказывает о них в своем собственном повествовании. Он изображает, как звери обращаются друг к другу в диалоге-действии. И он же изображает, как животный персонаж рассказывает о другом животном персонаже, то есть как тот создает свой собственный диалог-повествование.

При анализе именований в сказках в настоящем исследовании были выделены два плана: план прямой речи персонажей (диалог) и план повествования (именование животных нарратором). Внутри плана прямой речи были выделены, во-первых, прямое обращение персонажей друг к другу и, во-вторых, упоминание участниками диалога других действующих лиц. Последний.

27 Адоньева С. Б. Имя и обращение // Канун: Альм. СПб., 2001. Вып. 6: Чужое имя. С. 23.

28 Там же. случай можно считать переходным между собственно диалогическим употреблением имени или названия животного в качестве обращения («во втором лице») и употреблением повествовательным, слово в этом случае появляется в диалоге (т.е. в речи персонажа), но не в качестве обращения.

Были учтены еще несколько факторов, которые могут влиять на выбор именований персонажей сказочниками. К числу таких факторов относятся ситуации употребления персонажами разных именований (например, обман, выведывание, угроза и т. п.), а также конкретный состав участников коммуникации — кто к кому обращается и/или кто кого как называет. Кроме того, были учтены характеристики самого сказочника: пол, возраст, отличительные черты или манера исполнения, если они были отмечены собирателема также место и время записи сказочного текста.

Подведем итог и обозначим подход, который лег в основу настоящего исследования. Сказки о животных представляют собой сложные речевые произведения, поэтика которых обеспечена как сюжетно-композиционными, собственно текстовыми особенностями, так и коммуникативными особенностями сказывания как особого игрового действа, представления. Объединение принципов описания сказки как фольклорного текста и принципов описания сказки как речевого события составило наибольшую методологическую трудность настоящей диссертации.

Объектом исследования настоящего диссертационного сочинения послужили сказки о животных, представленные в сборниках русских сказок XIX—XX вв.

Предмет исследования составили те особенности животной сказки, которые можно отнести к жанроопределяющим: система персонажей, трюк, который лежит в основе элементарного сюжета животной сказки, и, наконец, диалоги, создающие особую драматургию сказки о животных.

Цель диссертации — дать описание особенностей фольклорного жанра русской животной сказки.

В исследовании были поставлены следующие задачи: как можно более полное выявление книжных изданий русского фольклора, содержащих сказки о животныхобзор сказок о животных, опубликованных в изданиях ХУШ-ХХ вв.- описание истории изучения, собирания и публикации русских сказок о животныхсоздание методики описания сказок о животных в коммуникативном и сюжетном аспектахна основе предложенной методики создание электронной базы данных по именованиям персонажей в русских сказках о животныхизучение именований персонажей в сказке как формы, соотносящей два признака животной сказки: круг персонажей и диалогичностьописание системы персонажей русской сказки о животных.

Материалом послужили тексты животных сказок из классических сборников ХУШ-ХХ вв. Принцип отбора материала был следующим: сначала были просмотрены сборники русских сказок о животных, которые указаны в.

СУС в соответствующем разделе «Сказки о животных» (№ 1−299) и в библиографии. Для поиска сборников более позднего времени (включая современные сборники) использовался библиографический указатель «Русский фольклор» и каталоги РНБ. Всего было выбрано 62 сборника, общее количество.

Сравнительный указатель сюжетов. Восточнославянская сказка. Л.: Наука, 1979. ДалееСУС.

Русский фольклор: Библиогр. указ. (1800−1855). Сост. М. Я. Мельц. СПб., 1996; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1881−1900). Сост. Т. Г. Иванова. Л., 1990; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1901;1916). Сост. М. Я. Мельц. Л., 1981; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1917;1944). Сост. М. Я. Мельц. Л., 1966; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1945;1959). Сост. М. Я. Мельц. Л., 1961; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1960;1965). Сост. М. Я. Мельц. Л., 1967; содержащихся в них сказок о животных- 412. Это количество представляется достаточным для предпринятых в работе статистических подсчетов.

Обозначенные выше общая проблематика и задачи исследования определили следующую структуру работы. В первой главе представлена историография и теоретические подходы к собиранию и изучению сказок о животных. Во второй главе рассматриваются вопросы, связанные с жанровой обособленностью сказок о животных. Третья глава посвящена сюжетному уровню сказок о животных, рассмотрению персонажей сказок, выявлению и описанию их специфики. В четвертой главе анализируются способы именований сказочных персонажей в трех планах речи. В Заключении обобщаются основные результаты и формулируются выводы исследования.

В диссертации имеются три приложения.

Приложение 1 представляет собой список сказочников с указанием возраста, пола и названий сказок о животных, которые от них были записаны, а также названия сборников, в которых эти сказки опубликованы.

Приложение 2 состоит из нескольких таблиц (сделанных на основании базы данных — см. ниже), в которых представлены именования разных персонажей в использованном для исследования корпусе сказок. Наконец, отдельным Приложением 3 (на электронном носителе) является цифровая база данных. Она оказалась наиболее удобным инструментом для учета привлеченных для исследования текстов, для описания выявленных данных (частотность, способ именования персонажа в тексте, сюжет, характеристики сказочника и пр.), а также — для поиска возможных корреляций между данными.

Русский фольклор: Библиогр. указ. (1966;1975): В 2 ч. Сост. М. Я. Мельц. Л., 1984;1985; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1976;1980). Сост. Т. Г. Иванова. Л., 1987; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1981;1985). Сост. Т. Г. Иванова. СПб., 1993; Русский фольклор: Библиогр. указ. (1991;1995). Сост. Т. Г. Иванова. СПб., 2001.

150 Заключение.

Жанр сказок о животных интересен во многих отношениях. Невнимание исследователей к животным сказкам нам показалось несправедливым, поскольку это один из наиболее ярких в поэтическом отношении жанров русского фольклора. Современные полевые исследования фиксируют сказки о животных в русской деревенской традиции нового века. И персонажи этих сказок, и структура текстов, и прагматика самого жанра нуждались в более тщательном изучении и применении научных принципов их описания, что и было предпринято в настоящей диссертации.

В процессе нашего исследования был разработан способ описания сказочного материала — в виде «Базы данных по именованиям и обращениям персонажей в сказочных текстах». Материалом для нее послужили тексты животных сказок, выявленные в изданиях XVIII—XX вв.еков. База данных была составлена для учета зафиксированных в рассмотренных сборниках случаев именований персонажей в сказочных текстах. Материалом послужили сказки о животных. Настоящая база данных является единственной на сегодняшний момент попыткой систематизировать материал по русским сказкам о животных. При составлении базы данных для каждой сказки учитывалось ее название в цитируемом источнике, номера сюжетов по СУС, персонажи сказок, сведения о сказочниках, место и время записи (для тех сборников, в которых такая информация есть). В основу базы данных были положены следующие параметры: план диалога (способы обращения), план диалога (способы именования) и план повествования. Теперь, если исследователь заинтересуется сказами о животных, то ему не обязательно обращаться к СУС (тем более, что после издания СУС выходили новые сборники, в которых встречались не публиковавшиеся ранее сказки о животных) и/или просматривать все сборники сказок подряд.

Исходной предпосылкой исследования было то, что диалогичность определяет жанровую природу сказки о животных. Эта гипотеза была основана на том факте, что диалоги персонажей составляют большую часть каждого сказочного текста. Соответственно, одна из основных задач исследования состояла в том, чтобы описать специфику и функцию диалогов в сказках о животных.

Для этого мы обратилась к научной литературе, посвященной проблемам диалога вообще. Обзор лингвистических работ не дал желаемых инструментов анализа: диалог в них рассматривается как элемент языка, но не речи. Между тем разделение систем языка и речи принципиально важно в отношении сказки как особой формы устной речи. По определению Н. М. Герасимовой, на исследования которой мы в значительной степени опиралась, они являются «речью в речи». Сказочник разыгрывает диалоги между персонажами и одновременно общается с аудиторией. Иными словами, мы имеем дело с двумя уровнями сказочной коммуникации: между персонажами и между сказочником и его аудиторией. Именно поэтому значительное место в процессе исследования заняли поиски сведений, касающихся особенностей исполнения сказок о животных, социальных характеристик сказочников и их репертуара.

Реплики в сказочных диалогах часто в своей инициальной части содержат обращения к персонажам и приветствия. Исходя из своих целей, говорящий использует разные формы обращения: имена собственные, прозвища, термины родства и свойства, отчества, уменьшительно-ласкательные формы имен собственных. Персонажи сказок о животных особенно искусны в выборе обращений, когда принимают на себя роль трикстера. Суть этой роли состоит в убеждении потенциальной жертвы в том, что перед ней вовсе не враг. Для этого персонаж-трикстер может менять голос, обещать вознаграждение и выбирать необходимую форму обращения. Именование персонажей, таким образом, представляет собой способ конструирования отношений между адресантом и адресатом высказывания. Поэтому так важна инициальная часть диалога, его «завязка», то есть ситуация обращения (иногда в сочетании с приветствием), а также моменты «смены» говорящих, в которых фигурируют обращения.

В диссертации именования персонажей были рассмотрены в трех планах речи: диалог (ситуация я-ты) — диалог (именования персонажами самих себя или именования персонажей в 3-м лице) — план повествования (именования персонажей сказочником как нарратором).

Сравнение именований в разных планах сказочной речи позволило следующие выводы. Сказочник как нарратор обычно именует своих персонажей, используя имя нарицательное, как правило совпадающее с общеязыковым названием животного (волк, лиса, медведь, петух и т. д.). Именования персонажей в повествовательном плане не зависят от социальных характеристик сказочника. Богатство и разнообразие именований, их варьирование, сложные формы обращения приходятся именно на план диалога. Способы именований (например, повторы обращений) обеспечивают ритмическую оформленность речи. Эти приемы работают в двух коммуникативных уровнях: персонажперсонажсказочник — аудитория. Двойная адресация сближает сказочную речь с речью ритуальной.

Важным для понимания природы сказочного диалога стал ответ на вопрос о том, какие отношения выстраиваются между персонажами и какие ситуации они разыгрывают, обращаясь друг к другу тем или иным способом.

В подавляющем большинстве сказок о животных персонажи заняты одним: они обманывают друг друга. Сказочный обман при этом представляет собой сложный речевой поступок, который предполагает целый набор разнообразных приемов: смену голоса, изображение кого-то другого, использование особых форм обращений. Любой персонаж в сказках о животных способен обманывать. Это происходит тогда, когда он принимает на себя роль трикстера. Поэтому, например, и лиса, и волк могут стать и победителем, и жертвой, проигрывать или выигрывать. Их действия и статусы одинаковы, если они выступают в роли трикстера.

В процессе исследования релевантным оказалось деление животных персонажей на две основные группы по частотности их появления в текстах сказок: центральные (заяц, лиса, медведь, волк и петух) и второстепенные остальные персонажи). Центральные чаще встречаются в сказках и являются персонажами большинства сюжетов, о чем свидетельствует статистический подсчет их появлений.

Таким образом, животная сказка обладает системой именований (нарицательных и собственных имен) и обращений для каждого персонажа. Сам сказочник четко разделяет именования животных персонажей в плане повествования (в «своей собственной» речи) и в диалоге (в речи персонажей). Для сказывания важно, кто кого и как называет в диалоге между персонажами. Персонажи получают свои характеристики и прозвища в коммуникативном взаимодействии друг с другом. Именно поэтому диалогический уровень сказок о животных оказался в фокусе внимания нашей диссертации.

Опираясь на исследования Л. С. Выготского, мы выдвинули предположение о том, что персонажи в русских сказках о животных метафорически воплощают разные стратегии поведения. Когда мы встречаем языковые идиоматические сравнения: вести себя как медведь, заяц или лиса, человеческое поведение сравнивается не с поведением животного, но с поведением персонажа сказки о животных. Животные сказки описывают существующие в национальной традиции стратегии манипулятивного поведения. В русских сказках о животных мы имеем дело с пятью основными моделями поведения, обозначаемых следующими персонажами: волк, кот, петух, заяц и лиса. Самой важной среди них (и самой частотной) оказывается лисья модель, которая состоит в том, чтобы льстить, претворяться слабой, выбирать жертву, обманывать. Тогда сказывание животной сказки есть процесс обучения определенным стратегиям поведения. Животные в русских сказках о животных являются не только персонажами, но и типажами, носящими имя лисы, волка и т. д.

Описание этих типажей, понимание сути соответствующих языковых выражений представляется крайне перспективным и новым для дальнейшего исследования.