Шолохов и Гоголь (эпические традиции в жанровой структуре «Тихого Дона»)

" И реализм в целом, и реалистический роман опираются на художественный опыт великих мастеров прошлого. Но в своем развитии приобрели существенно новые, глубоко современные черты. Я говорю о реализме, несущем в себе идею обновления жизни, переделки ее на благо человеку" .

М.Шолохов. Живая сила реализма. Речь при вручении Нобелевской премии.

Слова, приведенные в качестве эпиграфа, имеют непосредственное отношение к предмету нашего исследования. Высказанные по конкретному поводу, эти слова звучат как обобщение всего творческого опыта советской литераауры, в которую лучшие достижения художников прошлого вошли как ее неотъемлемая часть. Они проливают свет на своеобразие пути творческого развития отдельных советских писателей, в том числе и автора этих слов — выдающегося художника современности, самобытный и мощный талант которого формировался под глубоким воздействием прогрессивных традиций отечественной литературы, органично впитывая ее идейные и художественные ценности.

Проблема преемственности традиций классики в литературе социалистического реализма, оставаясь до настоящего времени одной из самых сложных и малоразработанных, является актуальной, и в нашей критике и литературоведении к ней сохраняется устойчивый интерес. Он обусловлен необходимостью всестороннего изучения как процесса формирования и развития литературы социалистического реализма, так и своеобразия творческой индивидуальности писателей, участвующих в этом процессе. Исследование традиционного и новаторского в произведениях писателя помогает не только выявить степень самобытности и оригинальности его творчества, но и уточнить некоторые внутренние закономерности развития советской литературы.

Вопрос о непреходящем значении классического наследия в формировании социалистического искусства принципиальных споров уже не вызывает. В решении этого вопроса основополагающим явилось учение В. И. Ленина о культурном наследии как важнейшем факторе развития социалистической культуры. В.0.Ленин рассматривал социалистическую эпоху как итог всего предшествующего развития общества, как результат творческого освоения всего прошлого исторического опыта. Создание новой социалистической культуры, отмечал Ленин, возможно лишь на базе достижений предшествующих эпох, лишь посредством усвоения всей суммы знаний, выработанных человечеством^-.

Опираясь на ленинское учение о культурной революции, марксистско-ленинская эстетика выделяет в культуре прошлого прогрессивные, демократические элементы как необходимую предпосылку развития социалистического искусства, вбирающего в себя все, в чем проявились свободолюбивые идеалы народа, его лучшие национальные традиции, составляющие и основу общечеловеческого прогресса.

Однако принципиально верное общее решение вопроса о преемственности не устраняет сложностей при конкретном его рассмотрении. Первая из них — это соотношение общего и индивидуального. Проблема преемственности не может быть сведена к уяснению роли традиций в творчестве отдельных писателей. Чтобы понять место традиционного в литературе социалистического реализма, необходимо выявить общие тенденции развития традиционных начал и их изменения в условиях новой социально-исторической эпохи. С другой стороны, о* Ленин В. И. Задачи союзов молодежи. — Полн. собр.соч., т.41,с.303.традициях и новаторстве в социалистическом реализме можно судить не априорно, лишь обращаясь" к конкретным литературным формам, в которых они проявляются. Необходим анализ единичных литературных фактов, с тем, чтобы, выявляя своеобразие творческой индивидуальности писателя, глубже охарактеризовать ведущие начала в процессе творческого освоения традиций. Особенно плодотворным для выявления как общих тенденций в этом направлении, так и специфических особенностей их конкретного проявления, является обращение к классикам русской и советской литературы, наиболее полно отразившим в своем творчестве особенности развития общественного мышления своего времени.

Шолохов и традиции русской классики.

Состояние вопросаТесную связь творчества М. А. Шолохова с традициями отечественной классики читатели и критики ощущали едва ли не с первых шагов его в литературе. После выхода в свет первой книги «Тихого Дона» до настоящего времени связь эта остается предметом устойчивого внимания литературоведов. Опыт, накопленный в решении проблемы «Шолохов и традиции русской классики», помогает сегодняшним исследователям определить наиболее плодотворный путь для дальнейших научных поисков в этом направлении*.

Установление факта преемственной связи Шолохова с художниками прошлого в первых критических откликах носило во многом деклара* Объем анализируемых в данном разделе работ не претендует на библиографическую полноту. В дальнейшем нам еще не раз придется обращаться к трудам исследователей интересующего нас вопроса. Здесь же мы останавливаемся лишь на тех из них, которые, на наш взгляд, являются характерными для развития и решения данного вопроса или представляют интерес с точки зрения продуктивности методологии. тивный характер. Это скорее было ощущение связи, чем пониманиеподлинных результатов освоения советским писателем традицийТ *классики. Сказывалась не только неразработанность вопросов творIческого метода, жанра и стиля в развивающемся советском литературоведении. Сам литературный феномен — столь крупное и не совсем обычное явление, как «Тихий Дон» , — требовал глубокого и неспешного осмысления. Без этого вопрос о традициях мог быть решен лишь в самом общем виде. Кроме того, вопрос о преемственности классики в «Тихом Доне» сразу же был осложнен в результате борьбы между различными литературными группировками. Отсутствие научной методологии, подмена объективного подхода субъективными оценками приводили к тому, что растворялась новаторская сущность творчества советского художника. Ряд критиков на основании механических сопоставлений отдельных ситуаций и выражений, вырванных из контекста «Тихого Дона» и произведений классики, упрекал Шолохова в «формальной отсталости», в тяготении к «стилистическим образцам дворянской литературы» ^.

Сопоставление внешне сходных ситуаций, выражений, равно как и тематических, и стилистических планов, не могло помочь решению ' вопроса о связи писателя с традициями предшественников. Более или менее очевидные признаки сходства не являются показательными в выяснении вопроса взаимодействия унаследованного писателем и его личного поиска, ибо творчески освоенная традиция присутствует в глуби* См. напр.: Читатель и писатель, 1928, 22 сент., № 38,с.3- Печать и революция, — М., 1929. Книга 2−3, февраль-март, с.84−86- Ежегодник литературы и искусства на 1929 г.-М.: Изд-во Ком. академии, 1929, с. 14.^ См. напр.: Никитина Е. Ф. Михаил Шолохов. — В кн.: Беллетристы-современники: Статьи и исследования, Bin 1У, М., 1934, с. 47.не материала и не поддается расчленению на составные части. «Ана-томизация целого, дробность деления, доведенная до размеров отдельных фраз и слов, нейтральных по отношению к целому, не приближает, а отдаляет исследователя от понимания подлинных результатов влияния. Сложные влияния неуловимы в простейших формах» , — пишет по поводу формальных приемов современный исследователь проблемы преемственности*.

В поисках верного решения вопроса о традициях классики в «Тихом Доне» советское литературоведение преодолевало издержки нетолько формального, но и вульгарно-соци.ологического подхода, ко2торнй проявился в ряде работ.

Несмотря на существенные недостатки, связанные прежде всего с неверными методологическими посылками, ранние работы, поднимавшие вопрос о традициях в произведении советского писателя, сыграли немаловажную роль не только для дальнейшего его решения, но и для теоретической разработки проблемы преемственности. Во-первых, потому, что сами результаты, к которым порой приходили исследователи, обнажили их научно-методологическую несостоятельность. Ведь* Душмин А. Литературная преемственность как проблема исследования. — В кн.: «Вопросы методологии литературоведения». М.- Л.: Наука, 1966, с. 224. Метод сопоставления «простейших форм» без достаточной связи их с исследуемым материалом — с общей идейно-художественной концепцией произведений — встречается и в ряде более поздних работ о традициях в творчестве Шолохова. См.: Лежнев И. Михаил Шолохов. — М.: Сов. писатель, 1948; Сиркес П. Л. Н. Толстой и Михаил Шолохов: — Проблема мастерства в «Войне и мире» и «Тихом Доне». — Дон, 1961, № 3, с.170−179.^ Напр., в статье Гинзбурга Ф. «Тихий Дон» Шолохова. — Знамя, 1933, № б, с.124−131- в названной монографии Лежнева И. объявить эпигоном столь непохожего на других, самобытного писателя, как автор «Тихого Дона», значило явно не считаться с очевидными фактами. В то же время нельзя было не увидеть в нем той силы реалистического проникновения в глубочайшие пласты действительности, которая отличала лучшие произведения отечественной классики, и это настоятельно требовало внимания исследователей к вопросу b традициях в «Тихом Доне». Вместе с тем, само внимание к этому вопросу влекло за собой углубленное изучение произведения Шолохова, во всем богатстве его идейно-художественного содержания, а это, в свою очередь, не могло не сказаться на повышении общего уровня исследований вопроса о традиционном и новаторском в нем.

После выхода в свет первой книги «Поднятой целины» и третьей «Тихого Дона» все большее внимание критиков и литературоведов привлекает своеобразие творческой манеры писателя, в частности, юмор как неотъемлемая черта его творческого дарования, столь ярко заявившая о себе уже в «Донских рассказах» -'-. Наряду с этим, все чаще проводится мысль о связи Шолохова с гоголевскими традициями, хотя поначалу для ее аргументации нередко используется тот же прием сопоставлений, основанных на внешнем сходстве образов, ситуаций или деталей.

Пользуясь этим приемом, критики приходят порой к неожиданным выводам. Так Г. Никифоров, указывая на связь «Поднятой целины» и «Вечеров на хуторе близ Диканьки», отмечает противопоставлениеНикифоров Г. Поле битвы. — Литературная газета, 1933 29 марта, № 5, с.1- Лесючевский Н. Заметки о юморе. — Красная газета. Л., 1933, 4 апреля, № 78, с. ЗБрайнина Б. О «Поднятой целине» М.Шолохова. — Книга и пролетарская революция, 1933, № б, с.114−117- Макарьев И. К прошлому нет возврата: 0 романе М. Шолохова «Поднятая целина». — Год шестнадцатый, альм. 2, М.: 1933, с.433−489.

Шолохова, «реалиста с открытыми глазами» — Гоголю, который" умышленно закрывал глаза и затыкал уши". Б. Брайнина объявляет Щукаря «деревенским Хлестаковым», а И. Макарьев улавливает следы и более далеких связей, усматривая в герое Шолохова сходство с Санчо-Пансой.

Эти, хотя и довольно беглые и необоснованные, по существу, замечания, интересны тем, что в них, как будто вопреки явно несостоятельной аргументации авторов, нерасчлененно и целостно уловлено родство творческой индивидуальности двух различных писателей. Родство это — во взгляде на мир, в котором юмор играет существенную роль. Что касается сравнения Щукаря с Санчо-Пансой, то оно не столь парадоксально, как может на первый взгляд показаться, ведь автор говорит здесь не столько о характере Щукаря, который конечно же исторически далек от персонажа «Дон Кихота», сколько о функции комического героя в романе. Однако опыт такого рода исследований и поучителен. Он предостерегает сегодняшних исследователей от неаргументированных и поспешных выводов, оборачивающихся казусом, если в доказательство глубокой близости писателей приводятся факты, показывающие их различие (например, Щукарь — Хлестаков).

Мы останавливаемся на работах, посвященных «Поднятой целине», неслучайно. В связи с предметом нашего исследования — гоголевскими традициями в «Тихом Доне» — именно работы о «Поднятой целине» представляются нам наиболее ценными, так как в исследованиях, посвященных традициям Гоголя в «Тихом Доне», на своеобразие творческой индивидуальности писателей, благодаря которой и возникло их подлинное сотворчество, обращается меньше внимания. И почти полностью упускаются из виду не только связи комического в «Тихом Доне» с гоголевскими традициями, но и рассмотрение характера комического и его роли в идейно-художественной концепции произведения Шолохова.

Работы о комическом в «Поднятой целине» делают очевидным тот факт, что осмысление всей сложности содержания произведения и верное понимание роли комического в нем находятся в прямой зависимости одно от другого. Из работ 30−40-х годов с этой точки зрения представляют интерес работы Л. Мышковской, И. Кравченко^. Несмотря на то, что всю сложность и многофункциональность связей комического в «Поднятой целине» Л. Мышковская сводит к разрядке драматического напряжения, плодотворным является сам подход к изучению комического в эпическом произведении. Автор стремится проследить взаимоотношение комического и драматического, рассматривая то и другое не изолированно, а в связи их мевду собой и общим замыслом произведения. И. Кравченко, убедительно показывая связь образа Пекаря с устным народным творчеством, приходит к выводу о сложности характера героя, который оказывается фигурой драматической не менее, чем комической.

Проблема традиций в 40-е годы становится одной из центральных в исследованиях художественного мастерства Шолохова. В связи с этим не ослабевает интерес к юмору, свойственному творческой манере писателя. Все настойчивее проводится мысль о гоголевском влиянии в творчестве советского художника. Так, Л. Левин, анализируя своеобразие стиля Шолохова, отмечает влияние «приподнятоголиризма» Гоголя-пейзажиста на шолоховский стиль, находит традирции эпических сравнений Гоголя и в построении образов. На преМышковская Л. О «Поднятой целине» Шолохова. — Красная новь, 1933, № 5, с.223−237- Язык «Поднятой целины». — Рост, 1934, № 5 (март), с.58−60- Кравченко И. Дед Щукарь: («Поднятая целина» М. Шолохова). — Резец. Л., 1939, № 13−14 (июль), с.22−23- Шолохов и фольклор. — Литературный критик, 1940, № 5−6, с.211−228. Статья опубликована также в сб.: Михаил Шолохов. -Ростов-на-Дону, 1940, с.75−123.емственность гоголевских традиций у Шолохова указывает в своих статьях В. Ийрпотин^. Более широко и убедительно вопрос о связи творчества советского художника с русской классикой рассматривается в статье Т. Хмельницкой «Реализм Шолохова» 2. Исследуя мастерство писателя в построении романа-эпопеи, в изображении человеческих характеров, автор отмечает влияние Л.Толстого. Вместе с тем, в бытовом юморе и лиризме исследовательница усматривает также связи с гголевскими традициями.

Если попытаться обобщить опыт исследования традиций в творчестве Шолохова в 40-е годы, то можно сделать вывод о том, что преимущественное внимание авторы работ уделяют роли традиций классики в овладении Шолоховым приемами письма. Приемы создания комических сказов (И.Лежнев), использование эпических сравнений (Л.Левин), средств создания эпической композиции (Т.Хмельницкая) и т. п. Попытки решать проблему преемственности в творчестве Шолохова на уровне сопоставлений приемов и средств продолжаются в последующие годы. В связи с этим — одно замечание.

При всей ценности конкретных наблюдений, исследование истоков художественных приемов и средств оказывается недостаточным для решения вопроса о творческом освоении традиций предшественников. И дело не только в том, что нередко в такого рода исследованиях затемняется вопрос о новаторстве, когда доказывается, что последователь пользуется художественными приемами предшественников. Речь о другом. Творческое освоение традиций тесным образом связа2 Левин Л. Из темы о «Тихом Доне». — Литературный современник, 1941, № 5, с. I14−144.* Кирпотин В. «Тихий Дон» М.Шолохова. — Красная новь, 1941, № I, с.173−196- № 3, с.182−198- Тема природы в «Тихом Доне» .-Октябрь, 1946, Р 12, с.174−187.

2 Хмельницкая Т. Реализм Шолохова.-Звезда, 1948, № 12, с.165−176.но с художественным прогрессом, который выходит за рамки толькохудожественно-" технологических" достижений, а предполагает какрасширение сферы эстетического освоения действительности, так имасштабность, и глубицу художественных обобщений^. При этом «техоника оказывается лишь «традицией в подтексте». Вот почему так важно при изучении историко-литературной преемственности найти не просто «технологическое» сходство, а то, «что в какой-либо, i мере характеризует общность творческих замыслов, единство или близость идейно-эстетических принципов» ^.

Дальнейшее развитие вопрос о традициях в творчестве Шолохова получает в трудах, появившихся преимущественно в 60-е и в начале 70-х годов. Этоьу благоприятствовал подъем общего уровня исследования проблемы преемственности, которая все более детально и мно-гопланово разрабатывается в трудах видных советских ученых: М. Храпченко, С. Петрова, Л. Тимофеева, В, Щербины, А. Бушмина и др. К проблеме традиций и новаторства обращаются также авторы ряда историк о-литерааурных исследований прозы 20−30-х годов — Ю. Андреев, В. Бузник, В. Гура, В. Скобелев, А. Хватов, Л. Якименко и др.

Изучение связей творчества М. Шолохова с предшествующей литературой в работах этих лет ведется в различных направлениях. А. А. Тиховодов делает попытку выделить три. Одно из них определяется пониманием традиций «как творческих связей советского писателя со всем предшествующим эстетическим опытом (Л.Тимофеев, Н. Маслин,* Щербина В. Ленин и вопросы литераауры, 2-е изд.-М.- Наука, 1967, с. 34.^ Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. 3-е изд. — М.: Советский писатель, 1975, с. 317. ^ Бушмин А. Мет одологические вопросы литературоведческих исследований. — Л.: Наука, 1969, с. 226.JI.Якименко, П. Белов и др.)» *. Добавим, что исследователей интересуют при этом различные аспекты преемственной связи.

По мнению Л. Якименко, Шолохов продолжает «великие традиции рус-кой литературы, завещанные нам Пушкиным и Лермонтовым, Гоголем и Белинским, Чернышевским и Добролюбовым, Некрасовым и Толстым», которые представлены в их творчестве как «жгучий, непрекращающийсяоинтерес к жизни, думам, чаяниям, борьбе трудового народа. Аналогично вопрос о преемственных связях рассматривается В. Ермиловым^.

В работах Н. Драгомирецкой, Л. Тимофеева, посвященных данной проблеме, внимание преимущественно обращается на преемственность принципов типизации, способов создания характеров в творчестве Шолохова^.

Другая точка зрения на традиции классики в «Тихом Доне»: использование Шолоховым «некоторых творческих приемов предшествен1 Тиховодов А. А. По вопросу традиций «Войны и мира» Л. Толстогов «Тихом Доне» М.Шолохова.- В кн: Толстовский сборник, Тула, 1970, с. I6I-I62.

2 Якименко JI. Творчество М. А. Шолохова.- М.: Советский писатель 1977, с. 366.

3 Ермилов В. О гуманистических традициях советской литературы. -В его кн.: Связь времен: 0 традициях советской литературы: Сборник литературно-критических статей. М., Советская Россия 1964, с.24−127.

4 Драгомирецкая Н, Принципы создания характеров в творчестве М. Шолохова и классические традиции. — В кн.: Социалистический реализм и классическое наследие. М., Гослитиздат, I960, с.171−340- Тимофеев Л. Традиции русского реализма в творчестве М.Шолохова. -В кн.: Творчество Шолохова: Сб.статей./Сост. П. И. Павловский. М., Просвещение, 1964, с.245−271.ников (В.Кирпотин, И. Лежнев, П. Сиркес и др.)" *. йше мы подробно останавливались на ней. И, наконец, третья точка зрения, по мнению Тиховодова, представлена мыслью об «общности пафоса советского художника с некоторыми его великими предиественниками, особенно с Гоголем и Толстым» (И.Ермаков)^. Отметим попутно, что исследователей, рассматривающих проблему преемственности в творчестве Шолохова с этой позиции, значительно больше, чем указано А. Тиховодовым^. Эта точка зрения наиболее близка направлению нашего исследования, поэтому остановимся на ней детальнее. Особого внимания заслуживает статья И. Ермакова, наиболее характерная для такого рода исследований.

1 Тиховодов А. Там же, с. 162.

2 Там же, с. 162. Нельзя не заметить некоторой непоследовательности при выделении отмеченных точек зрения. Ведь исследователей интересуют разные аспекты связи, и когда исследуется «техника», то все три точки зрения могут объединяться.

3 Шагинян Р. О традициях баталистики Л. Толстого в творчестве М. Шолохова. — Труды Узбекского ун-та, вып.93, 1958, с.33−101- упомянутая работа Сиркеса П.- Гура В. В. История создания первой книги романа М. Шолохова «Тихий Дон» .- Ученые записки Вологодского гос. пединститута, т. ХП (филологический). Вологда, 1953, с.217−219, 226−229- см. также: Гура В. В. Три фельетона М. А. Шолохова:К началу литературной деятельности писателя.- В кн.: Михаил Шолохов: Сборник статей. Л., изд-во ЛГУ, 1956, с.255−264- Сюда можно отнести и работы по типологии жанров: Ершов Л. Ф. Русский советский роман: Национальные традиции и новаторство.-Л.- Наука, 1967, с. 243−318- Пискунов В. Советский роман-эпопея: Жанр и его эволюция.-М.: Советский писатель, 1967, с.239−280 и др.

Само название работы И. Ермакова-^ свидетельствует о том, что автор поставил задачу выявить не только жанрово-типологическую, но и историко-генетическую связь между произведением Шолохова и повестью Гоголя. В пределах первой части этой задачи высказанные в статье положения представляются ценными и возражений не вызывают. Анализируя философско-историческое содержание «Тихого Дона» и «Тараса Бульбы», сближая их на основании общности «эпическогопафоса», состоящего «в том, что изображаются „соотносительные“ оэпохи глубочайших кризисов в жизни и судьбе народа» автор проводит интересные сопоставления, касающиеся развития сюжета, особенностей композиции и стиля произведений. Однако, на том основании, которое в качестве главной методологической посылки предложено И. Ермаковым, вполне правомерной будет постановка вопроса о связи «Тихого Дона» не только с «Тарасом Бульбой», но и, например, ос «Войной и миром. Мало того, как народно-героическую эпопею, «Тихий Дон» целесообразно рассматривать и в более широком историко-литературном контексте, как это делает в своей монографии JI. Якименко^. Этот контекст можно еще более расширить, потому что при1 Ермаков И. Литературные корни «Тихого Дона»: (Шолохов и Гоголь). — Ученые записки Горьковского гос. пединстиоута им. М.Горького. Серия филологических наук, вып.129, Горький, 1972, с.3−16.

2 Там же, с. 9.

3 Примером может служить одна из глав диссертации того же автора, где рассматривается связь «Тихого Дона» с «Войной и миром» .

4 «Тихий Дон» М. Шолохова по широте охвата явлений действительности, по глубине обобщений стоит в одном ряду с такими эпическими произведениями, как «Борис Годунов» Пушкина, «Тарас Бульба» Гоголя, «Война и мир» Л. Толстого, «Жизнь Клима Самгина» Горького", -отмечает Л. Якименко и далее развивает эту мысль. — Цитируемая равсем своеобразии, произведению Шолохова присущи общие для эпических жанров структурные особенности^.

Однако, правомерно ли будет во всех подобных случаях ставить вопрос о литературных корнях «Тихого Дона»? Тем более, если под выражением «литературные корни» иметь в виду не просто традицию, как коллективно накопленный опыт предшествующих поколений художников слова, который органично вошел в духовцую жизнь современности и потоку участвовал в формировании новых культурных ценностей, а традицию «особенную», которая «оказалась для Шолохова обязательной»? Об обязательности усвоения традиции предшественников, пожалуй, не имеет смысла говорить даже в тех случаях, когда речь идет о некоторых из них. Иначе это означало бы попытку увидеть в произведении то, чего там, возможно, и нет. Но дело не только в этом.

Сопоставления, которые проводятся И. Ермаковым, свидетельствуют скорее о типологической близости «Тараса Цульбы» и «Тихого Дона». Рассматриваемые в диахроническом разрезе, связи между ними обнаруживают типологическое родство структур произведений эпо-пейных жанров. Установление типологических жанровых схождений между произведениями, несомненно, является плодотворным и для понимабота, с.353−458.

1 Здесь будет плодотворным сопоставление «Тихого Дона» как с далекими по времени и пространству произведениями эпопейных жанров, так и близкими. В одном случае ярче проступают общие черты, в другом — детали, характеризующие своеобразие произведения. Прекрасным примером такого рода исследований может служить монография Елистратовой А. А, «Гоголь и проблемы западно-европейского романа», М., Наука, 1972.

2 Ермаков И. Там же. с. 4.ния подлинной творческой связи между писателями. Творческий контакт между ними не исключает возможности возникновения типологических перекличек между их произведениями, однако не ограничивается такими перекличками. При всей сложности современного состояния вопроса о преемственности между писателями, особенно разных эпох, большинство исследователей этой проблемы единодушны в том, что типологические связи не являются необходимым следствием усвоения писателем традиций предшественника, если они не подкреплены другимигенетического порядка, «или непосредственными контактами*. Это обстоятельство особенно важно учитывать, когда речь идет не об усвоении писателем общекультурной национальной традиции, а о связи его с отдельными художниками прошлого. Типологические жанровые сопоставления, которые проводит И. Ермаков, безусловно правомерны, но они не характеризуют эпическую традицию в Тихом Доне как «особенную», именно гоголевскую.

Между тем, особенное, своеобразное проявляется не на тематическом, не на объектном уровне. Оно заключено в творческом облике писателя, в том, что отличает одного писателя от других. Мы связываем с именем писателя «твердое и отчетливое представление о творческом облике, тональности, художественных эмоциях, об особом миреоидей и образов». Одним из условий истинного таланта В. Белинский считал «оригинальность, проистекающую от индивидуальности автора» .

1 См., напр.: Цитируемые работы Бушмина А, Храпченко М.- Жирмунский В. М. Сравнительное литературоведение: Восток и" Запад.-Л.: Наука, 1979; Кравцов Н. И. Проблемы сравнительного изучения славянских литератур.- М.- Изд-во МГУ, 1973; Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. /Пер. с румынск. и ксшент. Фридмана М.-М.:Прогресс, 1977.

2 Гуковский Г. А. Реализм Гоголя.-М.- Л.- ГИХЛ, 1959, с.21−22.

Творческая оригинальность, как отмечает Белинский в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя», не столько поэтическая способность создавать типы «знакомых незнакомцев», где «целый мир в одном слове», сколько «следствие цвета очков, сквозь которые (художник — А.К.) смотрит на мир» *. Такая оригинальность «у г. Гоголя состоит. в комическом одушевлении, всегда побеждаемом чувстовом глубокой грусти». В другом месте, говоря о народности писателя, Белинский соотносит Гоголя по силе таланта с Душкиным, но добавляет, что своеобразие «высокого и могучего» таланта Гоголя состоит в оригинальном взгляде на жизнь, взгляде грустно-щутлиовом. Такой взгляд на жизнь помогал Гоголю увидеть современную ему действительность во всей ее неприглядности и с тем большей страстностью искать и ощутить сквозь временную, внешнюю оболочку живые силы народа и нации.

Очевидно, что именно в своеобразии художественного дарования Гоголя надо искать и то, что сближает его с нашим современником, и как следствие этой близости — связывает их произведения^. Плодотворной в решении этого вопроса представляется позиция В. Гуры, который рассматривает связь между творчеством Шолохова и Гоголяс-на основании родства творческой индивидуальности. В работах В.

1 Белинский В. Полн.собр.соч.- В 13-ти т.М.: Изд-ео АН ССОР, 19 531 959, т.1, с.296−297.

2 Там же, с. 297.

3 Там же, т.2, с. 25.^ Богатый материал для исследования такой связи могли бы дать наблюдения Ермакова И. над своеобразием «Тихого Дона» в его ранее написанной статье «Эпическое и трагическое в жанре «Тихого Дона». -ученые записки Горьковского пединститута им. М. Горького /Труды факультета языка и литературы, Т. Х1У, 1950, с.3−48.

ГУры обращается также внимание на факты осознанного интереса советского писателя к творчеству Гоголя, которые немаловажны при исследовании преемственных связей. Эти положения дальнейшей разработки не получили и могут быть использованы в качестве методологической установки.

Шолохов и Гоголь. Предпосылки возникновения творческой связи Чтобы в основу исследования связей между писателями легли подлинно творческие отношения, необходим прежде всего анализ всех известных фактов, свидетельствующих о заинтересованном отношении Шолохова к своему предшественнику. Бажно понять также и причины такой заинтересованности. Это позволит не только ответить на вопрос, в чем может заключаться близость между двумя писателями разных эпох, но и наметить круг аналогий мевду их произведениями, снижая возможность включения в него случайных, внешних совпадений.

О повышенном внимании Шолохова к творчеству Гоголя свидетельствует целый ряд фактов. Интерес к своему великому предшественнику обнаружился у Шолохова в ранней юности. Одно из самых первых известных нам упоминаний о литературных симпатиях будущего писателя связано именно с Гоголем. Еще в годы учебы в Богучаровской гимназии Шолохов — гимназист зачитывается «Вечерами на хуторе близ Ди-каньки» *, а когда у него впервые появилась тяга к творчеству, инсценирует повести Гоголя^. Позже молодой писатель дебютирует перед читателями молодежной газеты тремя фельетонами, один из которых подчеркнуто связан с гоголевским «Ревизором». Основываясь на мате^ См. названные ранее работыа также: fypa В. В. Жизнь и творчество М. А. Шолохова. 2-е изд.-М.- Учпедгиз, I960, с. 15, 17−18.

1 «Подъем», Воронеж, 1974, № 2 (март-апрель), с. 163.рГура В. В. Жизнь и творчество М. А. Шолохова, с. 15.риале современности, Шолохов по-своему использует комическую ситуацию пьесы Гоголя, опирается на некоторые типично гоголевские психологические мотивировки действий персонажей и вместе с тем перекликается с Гоголем самим названием своего фельетона -" Ревизор" .

Впоследствии, ста. в уже зрелым мастером, Шолохов, обычно скупо высказывающийся по поводу своих литературных привязанностей, в своих статьях, очерках, выступлениях ни к одному из классиков отечественной литературы не обращается так часто, как к Гоголю.

Свидетельствами о том, обращался ли Шолохов сознательно к творчеству Гоголя, работая над своими произведениями, мы не располагаем. Между тем факты, уже известные нам и в самом общем виде приведенные здесь, также не могут считаться достаточными для того, чтобы сделать заключение о возможности непосредственного воздействия традиции Гоголя на творчество Шолохова. Однако, если рассматривать эти факты не сами по себе, а в ряду других, более существенных, раскрывающих причины избирательного интереса Шолохова к Гоголю, они в определенной мере помогут уяснить истоки глубокой близости между этими двумя писателями.

А.С.Бушмин высказывает мысль о том, насколько опасно в увлечении поисками литературных влияний приписывать воздействию традиции такие свойства писателя, которые ей неподвластны. «Так, например, — пишет ученый, — генезис юмора в творчестве писателей объясняют влиянием Гоголя, Щедрина или Чехова. Если способность к юмору не заключена в собственном даровании писателя, то никакие литературные прививки не помогут» -*-.

Мы не можем не согласиться с утверждением, что «талант нельзя^ Бушмин А. С. Методологические вопросы литературоведческих исследований, с.157−158.заимствовать из чужих рук» *, но должны добавить, что близость, сходство существенных особенностей художественного дарования является благоприятной почвой для возникновения подлинной преемственной связи между писателями. Это справедливо и по отношению к творчеству писателей разных исторических эпох. Согласно суждению А. Н. Веселовского, которое цитирует в своей работе о нем В. М. Жирмунский, наличие «встречного течения, сходного направления мышления, аналогичных образов фантазии» является одним из наиболее благоприятных условий? при котором может осуществляться прямое литературное влияние, «Встречное течение» — это, по существу, потребность в тех, а не иных традициях, вызванная причинами как субъективного, так и объективного характера. Современный румынский исследователь в области сравнительного литературоведения высказывает мысль о том, что даже поверхностные, мимолетные контакты «могли бы оказаться эффективными, если это объективно необхоодимо воспринимающей стороной» 13.

В процессе творческого развития М. А. Шолохова такое «встречное течение» мыслей и образов, созвучных гоголевским, возникло закономерно. В немалой степени оно явилось следствием близости сущест-) венных черт творческого дарования Шолохова характеру гоголевского таланта.

В самых первых литерачурных опытах Шолохова проявилась эдкая черта его дарования — способность к юмору. Именно с комедийных жанров началось влечение Шолохова к писательсеому труду. «Отдавая* Цушмин А. Методологические вопросы.с.158. 2 Жирмунский В. М. Веселовский А.Н. и сравнительное литературоведение. — В кн.: Сравнительное литературоведение: Восток и Запад: Избранные труды. Л., Наука, 1979, с. 102.^ Дима А. Принципы сравнительного литературоведения. — М.: Прогресс, 1977, с. 145.предпочтение занятиям по литературе, он. сочиняет эпиграммы, водевили» еще будучи гимназистом^". Позже Шолохов пишет для станичного самодеятельного театра небольшие пьесы, в которых непременно присутствует комедийный элемент. Обращают внимание незаурядные актерские способности юного сочинителя. Очевидцы вспоминают, какимрнеизменным успехом пользовался «Мишка Шолохов» у зрителей'0.

Умение перевоплощаться, пристрастие к комическим жанрам и ролям, способность комедийными средствами ярко представить целый характер удивительно сходно с гоголевским даром — «угадать человека» с его способностью передавать пластически зримыми средствами человеческие характеры, с увлечением театром и комическими жанрами, которое тоже, кстати, у Гоголя обнаружилось рано, еще в годы его учебы в Нежинской гимназии.

Способность к юмору — не единственная черта, сближающая писателей. Обращает внимание и другое. Подчеркивая важное место субъективного начала в творчестве писателей, обладающих юмористическимталантом, известный теоретик комического Жан-Поль писал: «У всякоого юмориста „я“ играет первостепенную роль». О субъективной стороне юмора неоднократно говорил Белинский, развивая мысль о взаимосвязи субъективного и объективного в творчестве Гоголя. Глубоко личное, заинтересованное отношение к действительности, субъективность в смысле «внутреннего элемента» духа, а не выражения ограниченной личности4, по мнению Белинского, питала силу реализма вели* ГУра В. В. Жизнь и творчество М. А. Шолохова, с. 15.

2 Там же, с. 17.^ Цитирую по книге: Сретенский Н. Н. Историческое введение в поэтику комического: Часть первая: Учение Жан-Поля о комическом. -Ростов-наДонуИзд-во «Трудовой Дон», 1926, с. 34.

4 См.: Белинский В. Г., т.4, с.520−521.ких русских писателей и вместе с тем являлась источником мощной лирической струи в их творчестве. «Юморо-лирические перебои» *, свойственные гоголевскому стилю, мы ощущаем и в произведениях Шолохова. И хотя, по сравнению с «лирическим одушевлением» автора «Мертвых душ», для советского писателя характерна более объективная манера письма, сходство их художественного стиля очевидно. Отметим еще одно обстоятельство. Оно связано с особенностяминационального положения писателей. Гоголь, как известно, постояннорощущал свою «национальную двойственность1. «Национальная двойственность» Шолохова сходна с гоголевской в самих истоках. «Моя матьукраинка Черниговской области — с детства привила мне любовь к украинское народу, к украинское искусству, украинской песне — одной из самых звучных в мире — говорил писатель в одном из выступлений. Из произведений Шолохова и из его высказываний по различным поводам видно, насколько хорошо он знал украинский язык и украинскую литературу.

Влияние русской и украинской национальной культуры несомненно обостряло восприятие писателями национальных черт народного характера, усиливало интерес к национальным формам народного быта. Вместе с тем, оно позволяло ощутить родство существенных качеств народного характера при различии национальных форм жизни. «Национальная двойственность» писателей послужила, таким образом, благоприятной почвой самобытности их творчества, органично связавшего националь1 Гиппиус В. В. Гоголь. — Л.: Мысль, 1924, с. 140. ^ Ефименко А. Национальная двойственность Н. В. Гоголя. — Вестник Европы, 1902, № 7, с.229−244.^ Шолохов М. Собр. соч.: в 9-ти т.- М.: Художественная литература, I965−1969. — т.8, с. 278. В дальнейшем все ссылки на это издание даются в тексте (первая цифра-том, вторая-страница), ное с общенародным.

И, наконец, нельзя не учитывать еще одного фактора, являющегося стимулом для возникновения «встречного течения» в художественном мышлении одного писателя по отношению к другому. Речь идет о сходном воздействии не только национальной культуры, но и природных, географических особенностей на характер мировосприятия человека. Эту мысль высказывал Ф. Энгельс^. Оставаясь в своих принципиальных чертах неизменным по прошествии века, своеобразный природный лацц-шафт юга России несомненно оказывал на формирование мировосприятия художников сходное влияние. Неслучайно в произведениях Гоголя и Шолохова мы находим почти буквальные стилистические аналогии, идущие от одного и того же поэтического источника: бескрайних южных степей, могучих и полноводных рек — Днепра и Дона, благодатных и безбрежных пространств этого уголка России. Обращает внимание и то, насколько сами писатели осознавали влияние естественно-природных факторов на характер нравов, обычаев тех людей, которыхони изображали. «География, — писал Гоголь, — должна разгадать мно? гое, без нее неизъяснимое в истории. Что касается Шолохова, то многочисленные переклички с этой мыслью мы найдем и в его высказываниях, но „отгадки неизъяснимого в истории“, которые „разгадывает“ география, дают нам и его произведения. Географические местные условия становятся в творчестве писателя не только немаловажным элементом, определяющим характер отдельного человека, но и неотъемлемой частью истории народа.^ Энгельс Ф. Ландшафты. — В кн.: К. Маркс и Ш. Энгельс об искусстве: 3 2-х т. М.: Искусство, т.2, 1976, с.517−524. 2 Гоголь Н. В. Полн.собр.соч.: В 14 т.- М.: Изд. АН СССР, 19 401 952. — Т. УШ, с.27−28. В дальнейшем все ссылки на это издание даются в тексте (римская цифра — том, арабская — страница)./Факты, приведенные выше, немаловажны для уяснения причин избирательного интереса Шолохова к творчеству Гоголя. Но они не могут, рассматриваться в качестве достаточной предпосылки возникновения подлинно творческой связи между писателями. Ведь связь с предшественниками определяется не только субъективными пристрастиями и тем более не всегда осознается самим художником, а возникает и как результат „особенностей объекта, проблем жизни, раскрываемыхписателем“ *. Специфика художественного образа такова, что он рсж2дается из 'Ьплава объективных и субъективных факторов». Взаимоотношение этих факторов имеет непосредственное отношение к традиционному как в образе, так и в произведении. Совет К. Маркса «говорить языком самого предмета» выражает его убеждение в том, что подлинный художник «относится ко всякой вещи так, как того требуетосущность самой вещи». В этом смысле эстафету традиций передает сама действительность, неся в себе такие начала, которые, претерпевая историческую трансформацию^ в то же время в каких-то существенных чертах остаются неизменными.

Для советской литературы поиски принципов и форм изображения, адекватных всемирно-историческому смыслу происходящего в стране, поиски «языка предмета» были своего рода «диктатом объекта», задачей, которую поставила перед писателем жизнь. И независимо от того, обращался ли художник сознательно к традициям писателей прошлого, отображающим сходные аспекты действительности, перекличка,* Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитиелитературы, с. 260.рМясников А. С. Социалистический реализм и изучение художественных форм.- В кн.: Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х т., М.: Наука, 1971, т.1, с. 38.ои Маркс К. и Энгельс Ф. об искусстве, с. 408.как типологическая связь между произведениями, возникла закономерно. Несомненно, что в этой перекличке обнаруживалось не только сходство, но и контраст, и глубокое различие, обусловленное, наряду с особенностями писательской индивидуальности, и социально-исторической трансформацией явлений действительности, тем более их коренным изменением в результате революционных преобразований.

М.А.Шолохов, художник, рожденный революцией, подходил к своей современности как подлинный диалектик. Время входит в его произведения не как застывшая давность, но как текущее мгновение в потоке жизни людей, общества и истории, как итог уходящего и начало будущего. Неслучайно поэтому типологически близкими его произведениям., — и в частности «Тихону Дону», оказывались и «Тарас Бульба», и «Коэду на Руси жить хорошо», и «Война и мир», отобразившие уровень и состояние самосознания народа на разных этапах его исторического развития. Но такая позиция писателя по отношению к своей современности служила и предпосылкой возникновения подлинно творческих контактов с писателями прошлого, использования их художественного опыта в познании своей современности. Вот почеьдг классика для Шолохова оставалась живой. Он с полным правом мог сказать о себе: «на меня влияют все хорошие писатели». А его сожаление по поводу того, что «влияют они еще мало» *, зцучит призывом к советским художникам глубже познавать жизнь, проникать в ее сокровенный смысл, чтобы понять перспективы ее движения.

Что касается Гоголя, то для Шолохова он оставался живым соратником в борьбе за «нового, живого, смеющегося человека11, о котором так мучительно Гоголь тосковал. Из высказываний Шолохова, косвенно связанных с именем Гоголя, видно, насколько актуальными для советского писателя оставались те проблемы, которые в своем творчестве1 Известия, 1937, 31 декабря, № 305, с.З.поднимал Гоголь, насколько неуязвимыми во времени длиною почти в век остались многие гоголевские герои, получившие лишь требуелодгю историей корректировку.

Известны многочисленные факты, свидетельствующие о том, каким вдумчивым и внимательным читателем был Шолохов, и в частности, что он прекрасно, детально, местами наизусть, знал произведения Гоголя, особенно «Тараса Бульбу». Как писателю, коммунисту, авто- •.ру «Тихого Дона», и «Поднятой целины», эта повесть Гоголя была Шолохову особенно дорога. «Бессмертное творение Гоголя», (8, 361) -так называл он «Тараса Е"ульбу», и именно таким оно оставалось для советского художника. Как яркое воплощение непреходящего значения гоголевской мысли, выраженной в повести, звучат слова Бульбы о товариществе в своего рода программной речи Шолохова на ХХП съезде партии. Повернутыми не в далекое легендарное прошлое и не к гоголевской современности, а живыми для нашего времени и созвучными будущее предстают они в сознании писателя-колщуниста. «Когда думаешь о партии, о друзьях и товарищах по партии, невольно приходят на память слова Гоголя. Помните, в повести „Тарас Бульба“ старый Тарас перед боем под городом Дубно так говорит, обращаясь к запорожцам: „Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы:.любит и зверь свое дитя* Но породниться родством по душе, а не по крови может один только человек“. Ей-богу же, хорошие слова! Нас? коммунистов, породнила идея Маркса — Энгельса — Ленина, идея, за которую^.не на жизнь, а на смерть борется Коммунистическая партия, и для нас нет святее уз этого партийного товарищества» (8, 360−361). Но гоголевская мысль созвучна современности Шолохова и в другом. «Пуманист тот, кто борется» (8, 426), борется за чистоту наших идеалов, укрепляет солидарность людей в борьбе за них. Понимая товарищество в том высоком значении, которое выражено в «Тарасе Бульбе», Шолохов видит подлинный гуманизм в том, чтобы искоренить «гнилость и подлость» и тем самым «совершить акт человечности» (8, 363). И здесь же, как и всегда, говоря о высоком и избегая натяжки, Шолохов умеряет и серьезное^и возвышенное ¦ цудрым юмором, объектом которого служит и старый Цульба, и он сам, писатель, наш современник.

Шолохов неоднократно обращается и к другим героям Гоголя: и чиновничья бюрократия, и «мертвые души», как и Дульба, остаются современными советскому писателю, покуда живуча «пошлость пошлого человека» и жива народная сила.

Из всего сказанного видно, что между творчеством двух писателей разных исторических эпох закономерно возникали предпосылки не только типологической, но и глубинной генетической связи. На пересечении этих связей и развивалось творческое сотрудничество Шолохова с одним из великих русских писателей.

В настоящей работе мы не ставим своей задачей проследить все возможные связи между творчеством Шолохова и Гоголя, а ограничимся теми из них, которые указывают на преемственность эпических традиций в жанре «Тихого Дона». При этом нас меньше интересует общетипологическая картина. Наша задача заключается в том, чтобы, выявляя сходные моменты в подходе художников разных эпох к решению близких идейно-эстетических задач, показать своеобразие творческих открытий советского писателя, отразившего в своем произведении новый этап исторической жизни народа.

Указанной задачей и логикой ее решения определяется структура диссертации. Жанровые связи между романом-эпопеей «Тихий Дон» исторической повестью («Тарас Дульба») и поэмой («Мертвые души») в первой главе рассматриваются как результат творческого освоения и развития советским писателем1 традиций историзма Гоголя-эпика. Вовторой и третьей главах исследуется преемственность способов воплощения эпической темы в «Тихом Доне», обусловленная близостью эстетических воззрений писателей: общим для них интересом к фольклору и различным формам комического. В заключительном разделе обобщаются результаты исследования и делается попытка наметить перспективу дальнейших научных поисков.

Такое направление исследования традиций предшественника в творчестве советского писателя представляется нам наиболее плодтвор-ным, поскольку снижает возможность подмены традиций типологическими схождениями и не имеющими отношения к традициям случайными аналогиями. Вместе с тем, выявление необщих, специфических качеств соотносительных по жанру произведений писателей и связей между ними представляется нам продуктивным не только для уяснения вопроса о традициях Гоголя в творчестве Шолохова. Оно позволяет выйти за пределы частной исследовательской задачи и включить ее в общую проблему формирования литературы социалистического реализма, уточнить некоторые общие характеристики эпопейных жанров, которые обогащались художественным опытом и Гоголя, и Шолохова.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Близость «Тихого Дона» к определенному направлению в развитии русской повествовательной прозы представляется несомненной. В настоящей работе мы остановились на эпических традициях Гоголя — автора «Тараса Бульбы» и «Мертвых душ». В жанровом отношении «Тихий Дон» связан и с исторической повестью Гоголя, и с его произведением о современности. Предпосылки этой связи возникали прежде все" го в результате близости идейно-художественных задач, вставших перед Шолоховым и Гоголем как эпическими художниками, воплотившими в своих произведениях большую тецу судьбы народа и Родины. Для советского писателя художественный опыт Гоголя-эпика оказался особенно плодотворным, т.к. Гоголь был близок ему по эстетическим воззрениям, по некоторым чертам художественного таланта. Эта близость сказалась, в частности, в сходном подходе к решению общих для эпических художников идейно-эстетических задач: в опоре на фольклор и в использовании различных форм комического. Осознанный интерес к творчеству предшественника, близость некоторых исходных воззрений на человека, народ, историю, сходное направление поисков путей и способов воплощения эпической темы — все это обусловило жанровые связи «Тихого Дона» с «Тарасом Бульбой» и «Мертвыми душами» .

Связи между «Тихим Доном» и соотносительными по жанру произведениями Гоголя проявились не в отдельных элементах, не в частностях. Они осуществлялись на уровне эпопейного мышления художников и обнаруживаются в принципах и способах воплощения эпической темы. Плодотворными для Шолохова оказались прежде всего традиции гоголевского историзма, которые в «Тихом Доне» были обогащены историческим опытом развития общественного сознания народных масс, их борьбы за социальную справедливость, подлинную эмансипацию человеческой личности, за гуманистические идеалы. Важным завоеванием Гоголя — автора «Тараса бульбы» было реалистическое осознание роли народа в истории, проявившееся в том, что он показал народ вершителем своей судьбы и творцом собственной истории. В «Мертвых душах» мысль об исторической миссии народа послужила источником глубокой веры писателя в будущее родной страны, в неисчерпаемые возможности ее творческого развития. В силу причин главным образом исторического порядка, эпическая тема, связанная с образом народа, не получила у Гоголя кошфетно-исторического воплощения. В «Тарасе Бульбе» он создает историческую утопию, а в поэме-: современности эпическая мысль получает выражение главным образом в лирических отступлениях автора.

Новая историческая эпоха позволила Шолохову иначе решить эпическую тему, создав исторически кошфетный реалистический образ народа как героя истории и ее творца. Однако художественный опыт Гоголя и реалиста, и романтика был при этом для Шолохова плодотворным. Он помогал автору «Тихого Дона» не только в решении проблемы героя, наиболее полно и всесторонне отражающего исторический момент в его незавершенности, но и в способах его обрисовки. Создавая коллективно-массовый образ народа и отдельных героев, Шолохов обращает внимание на все сферы жизни человека, материальную и духовную, социальную и сугубо личную. И н: изменно-прозаическое и возвышенное становятся в «Тихом Доне» проявлением разных сторон единого народного бытия, создают эпически целостную картину жизни народа. «Поэзия» и «проза» национального существования, противопоставленные у Гоголя, сложно переплелись в произведении советского писателя, воплотившего в реально-историческом очертании жизнь всего народа,.

В области художественной формы Шолохов наследовал традиции повести-эпопеи Гоголя и его поэмы о современности," Тихий Дон" -это синтетическая жанровая форма, соединившая в себе черты классического эпоса я романа. Как Гоголь в «Тарасе Бульбе» Шолохов использует наиболее продуктивные свойства эпоса: единство общего и отдельного и то трагическое противоречие, которое заключено в этом единствеподобно автору «Мертвых душ» он использует романную фор^у, историю «частных и невидных лиц» для воссоздания «всего значительного в чертах и нравах» современного ему общества. Благодаря особого рода универсальности представлений о мире (почерпнутых главным образом из народных источников) и ориентации на конкретную историческую реальность, Шолохов создал жанровую форму, адекватно воплотившую целостную картину мира на одном из кризисных этапов его истории.

С особенностями историзма писателей связано использование общих для них способов воплощения эпической темы. Близость эстетических воззрений Шолохова и Гоголя сказалась в особенном внимании к фольклору. Как художникам, им была ценной в фольклоре прежде всего его эпическая емкость. Фольклор служил им и материалом, помогающим воссоздать народную жизнь, и источником эпически целостного воззрения на мир. Разница в исходных установках при изображении народной жизни в произведениях писателей сказалась и на характере использования фольклора. Не ставя перед собой задачу исторически точно, конкретно и реалистически обрисовать народ, Гоголь и в «Тарасе бульбе», и в «Мертвых душах» реализует эпическую народную мысль, почерпнутую в фольклоре, через сферу сознания автора-повествователя или автора-лирического героя. Шолохов при создании образа народа также опирается на принципы фольклорного мышления, но народная традиция присутствует в «Тихом Доне» и как объект, помогая писателю нарисовать психологически убедительный образ народа. 7.

Близость черт творческой индивидуальности писателей проявилась и в общем для них внимании к комическое в жизни. В своих произведениях они используют широкий диапазон комическогоот народной комики до сатиры. Но у Гоголя народные смеховые формы, «положительный» смех — и сатира и юмор служат разным целям и почти нигде не пересекаются. В «Тарасе Е>ульбе» с помощью различных форм народной комики Гоголь создает особый праздничный мирон является эпически целостным, гармоничным и противопоставлен «нормально-щ миру», раздробленному и полному диссонансов. Юмор и сатирасредства обрисовки этого «нормального мира», причем юмор здеськак отголосок мира праздника. Благодаря юмористическое освещению, недостатки героя становятся лишь продолжением его достоинств, и сам он выглядит в этом мире странным, несоответствующим нормальному миру" а его причуды воспринимаются как «признаки широкого размета душевной воли», как неучтенные обычными мерками новые проявления вне этого «нормального мира» лежащей гармонии. Для обрисовки героя, соответствующего «нормальному мидэу», Гоголь использует главное свое оружие — сатиру.

Мир жизни шолоховских героев — это и гармониями диссонансы. Чтобы создать исторически, конкретную картицу жизни своего народа, когда он начинает новую страницу своей истории, выстраданной в великих щкох. и борьбе, Шолохову недостаточно увидеть и показать ненормальность привычного, равно как и бесперспективную заурядность необычного. Ее важно понять творческий потенциал народа, отдельного человека, измеряя его той высокой мерой, с какой судил своих героев Гоголь, — мерой ответственности за судьбу Родины, глубоким — не на словах — чувством гражданственности. Показывая живого, реального человека, который есть и которым он может и должен стать, Шолохов использует широкий диапазон комического, синтезируя в нем и народную комику, и сатирико-юмористические формы, свойственные Гоголю-реалисту. Показывая «полного» человека в многосторонних его связях с ближними и дальними обстоятельствами, Шолохов всегда точен в выборе меры смеха, его характера и оттенка. Комическое помогает писателю выразить эпическую мысль своего произведения с особой глубиной. Подвергая смеховой переоценке устоявшееся и привычное в «нормальном мире», Шолохов показывает и истоки народных бед, и неизбывность жизненных сил народа, его неиссякаемые творческие возможности как основу возрождающегося «эпического» мира.

При всем своеобразии, связи «Тихого Дона» с гоголевскими эпическими традициями — не исключительное явление в советской литературе периода ее формирования й становления. Возрождение эпических традиций Гоголя было вызвано эстетическими и общественными потребностями времени, жанровыми и стилевыми исканиями молодой советской литературы.

Традиции «Тараса Бульбы» оказывались особенно плодотворными для советской литературы в период ее формирования: в первые годы после революции и гражданской войны. «Своеобразие переживаемого момента» нашло отражение и в своеобразии только что зарождающейся советской романистики. Оно заключалось в том, что «полутона, серые и розовые краски — все это ускользало из поля зрения, потому что глаз творца и восприятие читателя в годы революции направлялись условиями ожесточенной классовой борьбы, в которой все было отдано красному либо белоьфг цвету» *. В изображении Гоголем народа как слитного воедино коллектива, где пафос поглощения личного Ершов Л. Типология советского романа. — Русская литература, 1962, № 4, с. 4. общим был преобладающим, заключалась известная общность с принципами создания образа революционной народной массы, который явился художественным открытием в ранней советской прозе*. Справедливой поэтоцу представляется мысль В. Харчева о том, что аналог особого рода эпичности в советской литературе 20-х годов, которую питала революционная современность, следует искать прежде всего в «Тарасе Бульбе» 2.

Особенность связи «Тараса Бульбы» с произведениями ранней советской прозы заключается прежде всего в том, что эпические традиции Гоголя осваиваются в контексте скорее романтическом, нежели реалистическом. Народная масса в советской литературе периода ее формирования спаяна, как и у Гоголя, прежде всего узами духовного родства, порой связями сугубо идеологическими. Здесь проявились своеобразные романтические представления о законах исторического развития. И в этом Гоголь оказался вполне созвучным ранней советской прозе.

Писатели разными путями стремятся преодолеть эту односторонность в изображении народа и истории. Существенным шагом к реализыу был интерес писателей к материальным основам жизни людей, к быту, к пр*фоде человека.

Однако нельзя не заметить, что обращение писателей к материальным основам бытия человека нередко разрушало эпический пафос их произведений. Связи человека с землей, природой, быт людей и т. п. выступали резким диссонансом в сфере духовного единения. Стихия Драгомирецкая Н. Образ революционной народной массы и новые формы психологического анализа.- В кн.: Социалистический реализм и художественное развитие человечества. М., 1966, с. 234. Р.

Харчев В. Художественные принципы романтической прозы: 19 171 925 гг. Кандидатская диссертация. — Горький, 1967, с. 151. внеразумной веры в «землю» и «большевистский разум» нередко оказываются фактически полярны*.

Эпическая традиция «Тараса Бульбы» служила Шолохову-реалисту для художественного воссоздания единого народно-массового коллектива во всей полноте его связей: социально-исторических, нравственно-этических и природных. Человек мыслится как неделимая часть единого бытия, в самых различных проявлениях духовной и физической сущности людей. И здесь Шолохову важен был опыт Гоголя — автора «Мертвых душ», рисующего реального, земного человека в его повседневном окружении.

Отмеченное различие в использовании эпической традиции Гоголя проявилось не только в методе, но ив самой структуре жанра: с одной стороны, традиция Гоголя участвовала в формировании своеобразной «поэмы в прозе», с преобладанием субъективного начала, с другой — явилась опорой для формирования жанра романа-эпопеи в советской литаратуре. Если говорить о стилевых исканиях ранней советской прозы, то нельзя не заметить, что при отказе писателей от интонации спокойного объективного повествования значительно более для них близким, чем эпически сдержанный, при всей субъективности автора, стиль «Тараса Дульбы», оказался лиризм поэмы «Мертвые души». Как жанровое образование «поэма в прозе» сопоставима не только с романтической повестью-эпопеей, но и с реалистической поэмой. Причем как в первом, так и во втором случае точки соприкосновения между ними связаны с элементами романтизма. Однако нельзя, даже при беглом взгляде, не заметить, что романтизм здесь особого рода.

В одной из статей А. Воронский писал: «мы. в литературе пере* См.: Щеглов М. Всеволод Иванов. — В кн.: История русской советской литературы: В 4-х т., т.1. I9I7-I929 гг., М., Наука, 1967, с. 309. живаем своеобразный период Ренессанса, пусть подчас весьма примитивногореализм, языческое отношение к жизни и т. д.» * Нет необходимости говорить о том, что такое «ренессансное» мироощущение не было литературным, писательским по преимуществу. Оно уходило корнями в великое преобразование самой жизни и питало собой прежде всего народное сознание. Именно для народа революция была эпохой своеобразного возрождения. Она разрушила старую государственность, смела иерархические границы, нарушила прежнюю упорядоченность жизни и, вместе с тем, обнажила в разворошенной до основания действительности и устойчивые основы. Ренессансное мироощущение стало всеобъемлющим и в этом смысле служило для литературы источником принципов свободного постижения и выражения жизни, враждебной всяким канонам и нормам, противостоящей всем окончательным, омертвевшим представлениям о ней.

В монографии В. Скобелева, на наш взгляд, убедительно раскрыта связь ранней советской прозы, воплотившей «ренессансное» мироощущение эпохи, с принципами и формами народной смеховой культуры, которой такое мироощущение свойственно в полной мере. В романтизме советской литературы периода ее формирования немалую роль играла не романтическая ирония, а «положительный» смех художника, стремящегося увидеть гармонию в хаосе случайностей, цельность 2 там, где границы перестали казаться абсолютными. Нам сейчас важно подчеркнуть, что такой романтизм в немалой степени проистекал от слияния творческой мысли художника с народной поэтической стихией и в конечном счете восходил к фольклору и мифу, со свойствен* Мистер Бритлинг пьет чашу до дна: Сборник статей и фельетонов.-М., 1927, с. 14. Скобелев В. видитв ранней ооветской прозе традиции «карнавальной» поэтики гоголевских «Вечеров.» и «Тараса Бульбы». (Масса и личность в русской советской прозе 20-х годов: К проблеме народного ними для них представлениями о единстве мира и относительности границ его различных форм. В своей речи на Первом съезде советских писателей Горький высоко оценил романтизм советской литературы, который, как он отмечал, «лежит в основе мифа и высоко полезен тем, что способствует возбуждению революционного отношения к действительности, отношения, практически изменяющего мир» *. Романтизм в советской литературе, очевидно, во многом имеет своим источником фольклор, а потоьодг он не стал выражением субъективизма отдельной личности, а воплощением внутреннего порыва целого народа в его поисках правды.

Как бы уравновешивая романтическую тенденцию ранней советской прозы, появляются сатирические повести и романы, ставящие иные художественные акценты в постижении общих закономерностей времени. Это роман-памфлет, с его черно-белым рисунком, а затем психологическая сатирическая повесть и комический роман, в которых о постепенно начинают преобладать «полутона». Заметим, что и в сатирической литературе романтизм не исчезает, но в процессе «психологизации» литературы все более подчиняется решению реалистических задач. Важно подчеркнуть еще, что здесь субъективность художника направлена на отображение низменного, прозаического, на вскрытие цротиворечий между сущим и должным, как оно представ-характера. — Воронеж: Изд-во Воронежск. универ., 1975, с. ПО-153). Горький М. О литературе. — М.: Советский писатель,!, 1953, с. 704. ^^улис А. Советский сатирический романЭволюция жанра в 20−30-е годы.-Наука. АН СССР, Ташкент, 1965, с. 286. По иному поводу автор высказывает те же положения в докторской диссертации: «Советский сатирический роман 20-х годовПроблема взаимосвязи типа издания и жанра произведения». Автореферат на соискание ученой степени доктора филологических наукгМ., 1972, с.17−26. ляется художнику.

Все большее внимание писателей к внутреннему миру людей, стремление понять сложность человека, его отношения с окружающим миром приводит к перестройке мироотношения, к пересмотру односторонних взглядов на жизнь. Это в конечном счете сказывается на характере отображения. Сейчас мы говорим о появлении юмористической тональности в прозе 20−30-х годов, которое нельзя не признать в известной степени закономерным. Юмор возникает как результат «снятия» крайностей романтически возвышенного и низменно прозаического, в нем полно сливаются «поэзия» и «проза» самой жизни. В связи с этим интересно привести высказывание А. Воронского о героях Вс. Иванова: «Каким-то особым теплом, человечностью и мягким ласкающим светом сумел писатель облить корявые, звериные, мужичьи фигуры, — добродушием и юмором. Поэтоцу и выглядят у него партизаны не зверями., а подлинными живыми, страдающими, радующимися, алчущими, и жаждую-щими человеками» *. Здесь Воронский обращает внимание на средство, благодаря которому «звериные, мужичьи фигуры» выглядят «человеками». Средство это — юмор.

Юмористическая тональность в прозе 20-х годов связана с психологической ее направленностью и вызвана прежде всего стремлением художников постигнуть живого человека во всей полноте его жизненных связей. В наше время особенно понятной и исторически обоснованной становится мысль Белинского о том, что «отсутствие иронии и юмора всегда обличает детское состояние литературы11^. Юмор, который Белинский определял как „умный взгляд на жизнь“, наряду с другими формами и способами художественного анализа действительнос Воронский А. На стыке: Литературные ситуэты. — М.-Л.:ЩЗ, 1923, с. 94» 2.

Белинский В. Полн.собр.соч., т.7, с. 79. ти, способствовал тому, что советская литература выходила из «детского состояния», укрепляясь на позициях реализма*.

В связи со сказанным выше напрашивается одно сопоставление. В статье «Соответствия в истории разных литератур» А. В. Чичерин высказывает мысль о том, что гоголевский период, как этап в развитии критического реализма, характерен резким противопоставлением реализма романтизму. В основе новаторства Гоголя-создателя комической эпопеи «Мертвые души» лежало представление о реальном, земном человеке, который должен быть постигнут и изображен в его конкретном жизненном окружении. Юмор при этом играл огромную роль, он был оборотной стороной романтической иронии, направленной не к субъективному, а на вскрытие общих закономерностей конкретно-социальной реальности. В характерах, в быте, в исторически сложившихся условиях писатель находил смешное, снижающее человека, разрушающее романтические иллюзии. При этом быт приобрел своего рода В главных своих чертах, отмеченные тенденции явились общими и для других сфер литературной жизни страны. Как показывают исследования литературной борьбы 20-х годов, от «черно-белых», часто декларативных, нередко сугубо идеологических оценок литературных явлений, критика, по мере укрепления социалистических преобразований в стране, развития литературы, приходила к «полутонам», вставая перед необходимостью пересмотра методологических позиций на более реалистической основе. Преодоление «детского состояния» литературной критики стало возможным лишь при условии максимальной ее приближенности к процессу общественного и литературного развития, глубокого проникновения в его живую суть. (См.: Шешуков С. И. Неистовые ревнители: Из истории литературной борьбы 20-х годов. -М.: Московский рабочий, 1970). монументальность, крайнюю характерность. «Видимо удобнее, — пишет А. Чичерин, — назвать этот этап в истории критического реализма по его сущности, а не по имени того или иного писателя — этапом монументального, юмором окрашенного реализма» ^.

Вспомним, что во время дискуссии, предшествовавшей Первому съезду советских писателей, сущность нового творческого метода определялась и словом «монум ентальный». По-видимому, в период формирования и становления социалистического реализма наблюдались какие-то сходные с указанными А. Чичериным, моменты. Однако, неслучайно, термин «монументальный» не был принят. Романтизм в советской литературе не разошелся с реализмом, а обогатил возможности художника показать нового человека — живого и реального. Именно благодаря субъективности, страстной заинтересованности в жизни наша литература избежала опасности как субъективизма, так и холодного натурализма, созерцательности. Не парадоксально, что одна из самых субъективных форм отображения — юмор стал залогом объективности и истины, надежным стражем здравого смысла и эстетического вкуса против всего фразерского, натянутого, неестественного, слабого, 2 сантиментального, ложного, равно как и против дидактизма, моралистики и поддельной идеализации. Являясь наиболее совершенным выражением единства субъективного и объективного начал в творчестве, юмор способствовал творческим достижениям и успехам нашей литературы. Все эти вопросы еще ждут своих исследователей. Но не замечательно ли, что писатель, выразивший с истинно философской глубиной противоречия новой эпохи, автор «Тихого Дона» и «Поднятой целины» , — художник, обладающий ярко выраженной субъективностью Чичерин А. Соответствия в истории разных литератур. — Вопросы литературы, 1965, № 10, с.175−176. 2 Белинский В. Полн. собр.соч., т.9, с. 459. юмористическим талантом. Что же касается Гоголя, то его грустно-щутливая «усмешка» не только породила целое течение в отечественной литературе, но и до настоящего времени остается «мерой современности» — традицией в истинном смысле слова.