Поэзия ГУЛАГА

Литературный процесс XX века сложен и противоречив. Естественное развитие русской литературы неоднократно прерывалось и трансформировалось под воздействием исторических событий, официальной идеологии и других внешних факторов. Так, парадоксальным и алогичным кажется переход от пафосных героико-романтических и героико-революционных произведений соцреализма к разоблачениям, прозвучавшим в произведениях запретной литературы — А. Солженицына, В. Шаламова,.

B. Гроссмана, Ю. Домбровского. Одним из пропущенных, скрытых от читателя, звеньев литературного процесса оказалась поэзия ГУЛАГа. Лирика, будучи наиболее искренним, эмоциональным и психологически достоверным отражением художественного сознания эпохи, сумела запечатлеть противоречивость мироощущения советского человека, неуловимый переход от безграничной веры в социалистическую идеологию к объективной оценке реальности, состояние сомнения и поиск истинных ориентиров.

На текущий момент исследование лагерной лирики находится на первоначальных этапах. Среди трудов, посвященных рассмотрению поэзии ГУЛАГа как целостному явлению, можно назвать лишь несколько вступительных статей к антологиям, собравшим авторов — бывших заключенных (в частности, предисловия к изданиям лагерной поэзии.

C. Виленского и Е. Евтушенко). Большинство исследователей литературы XX века признают существование потаенной литературы (иначе «неофициальной» (В. А. Зайцев), «подцензурной» (В. С. Баевский), «второй культуры» (И. А. Ахметьев)), рассматривая в ее контексте прежде всего прозаические лагерные тексты. Подобное невнимание к поэтической части лагерного наследия, очевидная слабость теоретической разработки проблемы поэзии ГУЛАГа как феномена русской литературы XX века связана, на наш взгляд, с несовпадением художественной и исторической ценности лагерных текстов.

В современном литературоведении значимость поэзии ГУЛАГа как литературного явления становится предметом отдельной дискуссии. Так, Л. Таганов определяет статус лагерной лирики как «поэзии одиночек, приобретшей силу целого литературного направления, которое знаменует собой определенные сдвиги не только в русской, но и в мировой литературе» [88,82]. Столь же высоко роль творчества советских заключенных в литературном процессе оценивает С. Виленский: «Без потаенной поэзии узников ГУЛАГа история советского периода выхолащивается и в значительной мере лишается главного содержания — если главным в истории считать человека, его жизнь и судьбу» [26,5]. Положителен и отзыв Л. Шерешевского, рассматривающего лагерные творения как «необходимую часть поэзии XX века, написанную на территории Советского Союза» [276,284]. Более объективно, как нам кажется, мнение А. Кобенкова, изложенное в рецензии на антологию «Поэзия узников ГУЛАГа» (М., 2005). Критик отмечает чрезмерное влияние историко-политического контекста на восприятие творчества узников ГУЛАГа. Так, в указанном издании стихотворные произведения нередко предваряют статьи, рассказывающие о поломанных режимом судьбах писателей. Комментарий А. Кобенкова: «Конечно, подобная „проза“ вынуждает прощать большинству гулаговских стихотворцев и скверную рифму, и корявость слога, как и понятную в их положении передозировку в сантиментах и перехлест в патетике» [137, 212]. По мнению рецензента, при научном исследовании лагерной литературы необходимо различать контекст и собственно поэзию, уметь абстрагироваться от эмоций ужаса, возмущения, которые ГУЛАГ вызывает у любого человека. Не можем не согласиться, что объективностьнеобходимое условие научного изучения литературного факта.

С иной точки зрения феномен восприятия лагерных текстов исследует.

Е. Михайлик. В статье «Не отражается и не отбрасывает тени: „закрытое“ 4 общество и лагерная литература» выдвинуто следующее положение:

Лагерная литература так и осталась в сознании советских, а затем и постсоветских читателей и критиков по преимуществу «литературой факта», источником информации. Ее художественные параметры игнорируются настолько, что исследования в этой области представляют исключение из общего правила" [170,359]. Е. Михайлик считает, что подобное отношение стало естественным следствием длительной информационной блокады, после которой аудитория любой текст «оттуда» рассматривала прежде всего как источник сведений о закрытой для нее ранее части действительности.

Восприятие потаенной литературы как литературы факта сохранилось и после падения советского государства, дожив до наших дней. Как отмечает.

Е. Михайлик, причина этого кроется в негативном образе адресата в лагерных текстах, который читатель воспринимает как обвинение. В качестве защитной реакции возникает отказ прочитывать лагерный текст как художественное произведение, признавать обоснованность обвинений со стороны жертв системы. Складывается «парадоксальная ситуация, когда произведение одновременно должно быть художественным, чтобы опознаваться как часть действительности, но тем не менее не может читаться как таковое. Документ, „литература памяти“ укоренены в конкретном историческом периоде. И поэтому относительно безопасны. Рассматривая лагерную литературу именно и строго как документ — правдивый или дезинформирующий, как свидетельство — истинное или ложное, аудитория получает возможность не встречаться с травматичным для нее авторским представлением о читателе и обществе. Не соотносить это представление с собой» [170,374]. Исследователь связывает игнорирование художественных достоинств потаенной литературы с психологическими проблемами общества, в частности, комплексом вины. Не являясь специалистами в области психологии, мы не можем говорить о правомерности подобных выводов. Но согласимся с автором статьи в том, что отношение к потаенной литературе субъективно. Мнение о ее невысоком художественном уровне в 5 свете отсутствия полноценных литературоведческих исследований безосновательно.

Следует признать, что комплексный анализ данной части литературного процесса XX века действительно затруднен в силу объективных причин литературного и экстралитературного характера. Обозначим некоторые из них.

1 Неопределенность хронологических рамок лагерной поэзии. Время возникновения и распада ГУЛАГа сложно определить однозначно, не говоря уже о точных датах существования порожденного им литературного явления. По данным наиболее современных энциклопедических изданий, ГУЛАГ (Главное управление лагерей ОГПУ, НКВД — МВД России) — «название центрального государственного органа управления уголовно-исполнительной системой в СССР в 1930;56 гг.- иногда используется для обозначения совокупности всех учреждений пенитенциарной системы СССР в 1930;1950;х гг. Создан в составе центрального аппарата ОГПУ (приказ ОГПУ № 130/63 от 25.4.1930)» [75, 142]. Фактически же Управление Соловецких лагерей особого назначения, находившееся в ведении органов государственной безопасности ВЧК — ОГПУ, было создано в начале 1920;х годов, в то время как последние лагеря (к примеру, «Пермь-36») окончательно ликвидированы в 80-е. Следовательно, рамки литературного периода можно определить как конец 20-х годов (угасание Серебряного века и появление первых лагерей) и 70−80-е годы (первые публикации запретных текстов). При этом указанные даты не являются конечными и бесспорными, поскольку многие поэты обращались к лагерной теме и гораздо позже, в эпоху перестройки, снявшую последние запреты.

2 Разнородность состава авторов лагерных текстов. Стремление к поэтическому творчеству, духовной свободе необычайно естественно в это время, оно возникает как ответная реакция на все более и более ужесточающийся режим. Поэтому неудивительно огромное количество поэтов лагерной темы, среди которых известные всему миру писатели 6.

Н. Заболоцкий, Д. Андреев) и люди, обратившиеся к поэтическому творчеству исключительно в силу обстоятельств. (Н. Аничкова, Т. Усова и др.). Еще в XIX веке неоднородность круга авторов подобного рода литературы была отмечена Н. Огаревым, составившим сборник «Русская потаенная литература XIX столетия»: «Проследить, как к общему делу относились таланты всех размеров, кто и как принимал участие, как известный взгляд на вещи, общая скорбь и общая надежда отзывались в даровитых писателях, как заставляли хвататься за перо и менее даровитых, но сердцем чистых людей и как вынуждали подать голос и таких, которые, в сущности, не были люди общему делу преданные, но подчинялись веянию, бывшему в воздухе, — это задача, достойная разработки» [183,76]. Писателей, чьи тексты включены в сборник, Н. Огарев делит на «первоклассных», «второклассных», «вовсе бесклассных». Подобная дифференциация вполне применима и к потаенной литературе XX века. Так,.

A. Кобенков среди авторов лагерных текстов выделяет «поэтов духа» й «поэтов обстоятельств». Критик поясняет: «Полагаю, что поэты духа остаются без своего заветного читателя и в лагере, и вне его, как не сомневаюсь еще и в том, что поэты обстоятельств. находят своего читателя немедленно, и прежде всего — в товарищах по несчастью, в соседе по бараку или соседке по зоне» [137, 213]. Согласимся с исследователем, что большую часть авторов — узников ГУЛАГа действительно можно разделить на две группы. Первая — непрофессиональные писатели, чье творчество представляет собой лагерный фольклор с традиционными, романтизированными, близкими «блатным» вариантами тем одиночества, изгнания, свободы, любви. Это своего рода массовая поэзия, и качество ее, как правило, весьма невысоко. Вторую группу представляют профессиональные писатели — Я. Смеляков, Н. Заболоцкий, Д. Андреев,.

B. Шаламов, А. Жигулин, Б. Ручьев, Б. Чичибабин и другие, чье литературное дарование реализовалось и вне лагерной темы.

3 Проблемы терминологии. В литературоведении существует несколько вариантов обозначения исследуемого явления, среди которых наибольшей популярностью пользуется предложенный Л. Тагановым, -потаенная поэзия. Впервые термин употребляется в составленном Н. П. Огаревым сборнике «Русская потаенная литература XIX столетия». В предисловии литературный деятель поясняет, какая именно часть русской литературы является потаенной: «Наступило время пополнить литературу, процензурованную литературой потаенной, представить современникам и сохранить для потомства ту общественную мысль, которая прокладывала себе дорогу как гамлетовский подземный крот, и являлась негаданно. только в их совокупности ясным следом начертится историческое движение русской мысли и русских стремлений» [183, 75]. Как видим, основой противопоставления литературы потаенной и официальной является отношение к цензуре. В исследованиях Л. Таганова это противопоставление сохраняется, обогащаясь новыми философскими смыслами.

По мнению литературоведа, сущностная особенность новой поэзии заключена в эпитете «потаенная»: «Потаенное в этой поэзии выступает в качестве доминанты художественного мироощущения, становится главным поэтическим и жизненно-философским смыслом» [88,81]. Рассматривая историю развития русской литературы, исследователь отмечает принципиальную новизну потаенной поэзии XX века: «Сразу надо заметить: названное поэтическое явление не равняется подцензурной поэзии советской эпохи в целом. Речь идет о поэтическом творчестве с внутренней установкой на потаенность, на сознательное неучастие в литературном шуме, претендующем на внимание большинства» [88, 82]. Термин «потаенная» обретает несколько смыслов: 1) неофициальная литература, не имеющая права на опубликование- 2) запретная в обоих смыслах слова лирика: запрет внешний, официальный, и внутреннее осознание запретности творчества каждого из авторов: «собственно потаенная, т. е. литературное творчество, не просто находящееся под цензурным запретом, но внутренне сознающее свое 8 запретное существование, обладающее художественной рефлексией потаенности» [88, 81]- 3) потаенность как причастность к высшему, тайному знанию о жизни.

Сегодня термин во многом утратил свою актуальность, поскольку большая часть литературы ГУЛАГа опубликована, доступна широкому кругу читателей. Но полностью отказываться от данного обозначения мы не считаем оправданным, поскольку потаенность есть не только характеристика отношения «читатель — автор», показатель доступности или запретности текста, но, как справедливо отметил Л. Таганов, внутреннее осознание запретности — эта идея четко прослеживается в лагерных текстах, «которым, может, век не прозвучать» (А. Цветаева [26, 187]). Установка на опасность, запретность творчества во многом определяет выбор проблем и тем поэтического осмысления, художественных средств, приемов. С этой точки зрения потаенность — неотъемлемая, неизменная со временем и довольно точная, на наш взгляд, характеристика поэзии ГУЛАГа, что и объясняет популярность предложенного Л. Тагановым термина.

Т. Г. Берниченко в диссертационном исследовании, посвященном творчеству Анны Барковой, предлагает использовать иной термин -«кандальная» поэзия. По ее мнению, термин Л. Таганова «имеет слишком широкую семантику» [68, 14] и используется для обозначения тюремного творчества как такового, в то время как «кандальная» поэзия — более «узкий и точный термин» [68, 14], полно отражающий специфику лирики именно политических заключенных. Т. Г. Берниченко раскрывает сущность предложенного понятия: «Под термином „кандальная“ поэзия мы будем иметь в виду лирику, созданную заключенными по политическим мотивам, борцами за социальную справедливость, в условиях каторги, лагеря, тюрьмы. Для этой лирики характерна острая драматическая коллизия, обусловленная ситуацией физической несвободы, которая определяет мироощущение лирического субъекта, эмоциональный тон, мотивно-образную структуру I произведения» [68, 14]. Точно отмечена сущностная черта тюремной поэзии 9 как таковой (от фольклорных песен до вольной поэзии ХУШ-Х1Х вв.): особенности проблематики и поэтики такого рода творчества обусловлены воспроизводимой ситуацией заключения. В целом термин «кандальная» поэзия кажется нам приемлемым, достаточно точно отражающим специфику лирики ГУЛАГа. Сомнение вызывает лишь стилистическая окраска самого эпитета «кандальная», подходящего более поэзии декабристов, несколько противоречащего жесткой, резкой гулаговской поэзии.

Существуют также более нейтральные с точки зрения стилистической окраски обозначения исследуемого объекта — лагерная лирика и поэзия ГУЛАГа. Эти термины будут использоваться нами в качестве основных, поскольку они отражают временную, конкретно историческую специфику явления. Лагерная поэзия — это порождение ГУЛАГа, ее сущность во многом определена местом и временем возникновения. Также не будем отказываться от термина, предложенного Л. Тагановым, как наиболее адекватно отражающего сущность исследуемой части литературного процесса.

Дискуссионность статуса и ценности поэзии ГУЛАГа, неопределенность ее хронологических границ, состава авторов, разноуровневость художественных текстов обусловлены, на наш взгляд, недостаточной изученностью поэтического материала, отсутствием комплексного литературоведческого анализа. Вышесказанное определяет актуальность работы, основная цель которой заключается в исследовании и выявлении сущностных особенностей лагерной поэзии как целостного самостоятельного явления, занимающего достойное место в литературном процессе XX века.

Цель диссертации определила постановку и решение следующих задач:

— выявить круг проблем, актуальных для поэзии ГУЛАГа, определить специфику их интерпретации в творчестве наиболее известных авторов;

— охарактеризовать лирического героя лагерной поэзииисследовать представление о человеке, его месте в иерархии установившихся ценностей;

— проанализировать образную систему, выделить ее ключевые характеристики;

— обозначить наиболее общие особенности поэтики лагерной лирики.

Комплексное решение поставленных задач обусловливает научную новизну исследовательской работы, в которой впервые поэзия, созданная в застенках советских лагерей, охарактеризована как оригинальный литературный феномен, обладающий своеобразной проблематикой, поэтикой и специфическим лирическим героем.

Объектом изучения являются созданные преимущественно в годы заключения произведения ряда авторов. Более поздние тексты привлекаются в качестве исключения, при этом обязательным условием является сохранение лагерной тематики. То есть основным критерием отбора текстов становится хронологический.

При отборе материала для анализа учитывается существование в лагерной поэзии двух уровней — массовой и профессиональной лирики. Творчество второстепенных поэтов не исключается из области нашего исследования. Как справедливо отмечает М. Черняк: «Очевидно, что внимание к произведениям „второго ряда“, не только расширяет культурный горизонт, но радикально меняет оптику, ведь разнообразие массовой культуры — это разнообразие типов социальности» [267, 7]. Мы считаем необходимым в нашем исследовании уделить внимание данной сфере искусства, поскольку именно в ней с наибольшей простотой и очевидностью отразились основные идеи и ценностные установки времени. Мы анализируем произведения массовой литературы как совокупность текстов, однородное поле, на фоне которого расцветают истинные лагерные шедевры, всегда персонифицированные. Произведения «поэтов духа» становятся центральным объектом исследования, поскольку дают новый взгляд на творчество хорошо известных авторов и помогают выстроить нарушенную линию развития русской литературы.

Предмет исследования — проблематика и поэтика творчества узников ГУЛАГа.

Методологической и теоретической основой работы являются труды по теории поэзии (Б. О. Корман, Л. Я. Гинзбург, Т. И. Сильман, В. М. Жирмунский, В. Д. Сквозников, Ю. М. Лотман, Ю. Н. Тынянов, Г. Н. Поспелов, Н. Л. Степанов), истории литературы (В. С. Баевский, Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий, Л. Ф. Алексеева, А. И. Метченко и др.), статьи и монографии, посвященные творчеству отдельных авторов.

Методология исследования основана на принципах историко-биографического, сравнительно-исторического, системно-целостного, формального методов. В каждом отдельном разделе выбор метода анализа диктуется характером исследуемого материала.

Практическая значимость исследования заключается в возможности использования материалов диссертации в чтении вузовских курсов по истории русской литературы XX века и специальных курсов по истории русской поэзии и эволюции лирического героя.

На защиту выносятся следующие положения:

— Поэзия ГУЛАГа является конкретно-исторической реализацией жанра тюремной лирики, истоки которого находим в устном народном творчестве и поэзии прошлого. Лагерная лирика обладает обязательным для жанра набором элементов, определяющих его структуру. В то же время, будучи порождением конкретной исторической эпохи, поэзия ГУЛАГа отразила новую социально-политическую действительность, идеалы и ценности советского общества.

— В творчестве узников советских лагерей актуализируется широкий круг тем как традиционных (свобода, творчество, труд), так и новейших, порожденных XX веком (проблема деградации личности в условиях тотальной несвободы). Интерпретация названных тем, как правило, детерминирована действующей системой политических запретов, советской идеологией и другими экстралитературными факторами.

— Основу образной системы лагерной поэзии составляют человеческие образы с конкретно обозначенной социальной и политической принадлежностью — чаще всего это обитатели лагеря, заключенные и их надзиратели. Собирательные образы встречаются в поэзии ГУЛАГа реже, что обусловлено ее документальным, реалистическим характером.

— Сущностной характеристикой поэтики лагерной лирики становится ее разнородность, сочетание противоречивых литературных тенденций, стилей, элементов. Среди универсальных общих характеристик можно назвать реалистичность гулаговских текстов (как следствие — сюжетность, событийность), наличие специфического лагерного пространства, широкое использование тюремного жаргона. В жанровом аспекте при наличии ряда своеобразных жанровых разновидностей (письмо к вождю, текст-прощание) и популярности жанра стихотворного рассказа доминирующим остается жанр лирического стихотворения с достаточно свободной внутренней формой.

Апробация работы: основные положения диссертации изложены на научно-практических конференциях Воронежского государственного университета (Воронеж, 2009;2010), Международной конференции, посвященной 100-летию со дня рождения А. Т. Твардовского (Воронеж, 2010), а также обсуждались на заседаниях кафедры теории литературы и фольклора.

Структура работы: диссертационное исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения и Библиографического списка, содержащего 286 наименований (из них — 3 на английском языке, 4 -интернет-ресурсы). Общий объем диссертации составляет 163 страниц.

Заключение

.

В современном литературоведении еще не сложилось целостного представления о литературном процессе минувшего столетия. Словесное искусство XX века представлено разрозненными фактами, тенденциями, именами. Отголоски Серебряного века, соцреализм, постмодернизм, запретная литература, творчество внешней и внутренней эмиграции — все это элементы единой системы, пока еще не осмысленной наукой как целостность. Потаенная поэзия — одна из наименее исследованных составляющих литературного процесса XX века, изучение которой необходимо для формирования целостного представления о данном периоде русской культуры. В диссертационной работе проведен анализ проблематики и художественных особенностей лагерной лирики, в результате которого мы получили ряд подкрепленных поэтическим материалом теоретических выводов, раскрывающих сущностные особенности исследуемого явления.

На формирование лагерной поэзии оказали влияние несколько факторов — эволюция жанра тюремной лирики (традиция), художественное сознание эпохи (новаторство), реальность ГУЛАГа (объективная действительность).

Часть ключевых характеристик рассматриваемого явления обусловлена его принадлежностью к жанру тюремной лирики. В частности, один из обязательных элементов лагерных текстов — ситуация заключения. Напомним, что основой классификации фольклорных песен выступает тематический принцип — то есть определяющим специфику фольклорного жанра фактором является объект изображения, воспроизводимый фрагмент действительности (сфера личных отношений — семейно-бытовые песни, солдатская служба — рекрутские песни и пр.). С этой точки зрения ситуация заключения — смыслообразующий структурный элемент жанра тюремной песни. В фольклорных текстах образ героя, лирическое переживание, особенности поэтики определяются центральной ситуацией. Иначе в тюремных текстах XIX и XX веков. По мере обострения социально-политических противоречий все более актуальным становится исследование отношения власть — личность. Вследствие этого растет политизация лирики. Ситуация заключения утрачивает первостепенное значение, становясь показателем отношения человека к власти, следствием конфликта личности и государства. Если в народных песнях ситуация заключения ценна сама по себе, то в произведениях вольной поэзии интерпретация обусловлена идеологическим контекстом: у декабристов заключение интерпретируется как страдание за идею, у народовольцев это показатель преданности делу, определенная революционная школа. В поэзии ГУЛАГа исключительность ситуации тюремного заключения отдельного человека и вовсе снимается, поскольку меняется социально-политический контекст: ситуация несвободы распространяется на все общество в целом, тоталитарная Россия становится тюрьмой для целой нации. Ситуация заключения остается в качестве формального признака жанра, утрачивая первоначальное определяющее значение. Имеет смысл говорить уже не о тюремной лирике, а о политической, поскольку доминирующую роль приобретает политический конфликт, а не ситуация несвободы.

В процессе развития жанра меняется и образ лирического героя. В народных песнях герой типизирован, его внутреннее состояние передано предельно обобщенно — например, с помощью приема психологического параллелизма. Доминирующие эмоции — грусть, тоска, печаль. Герой принимает наказание как заслуженное, справедливое, в силу этого конфликт с государством не актуален. В декабристской поэзии, помимо интимных, свойственных любому человеку в заключении чувств, появляются дополнительные, обусловленные политическими взглядами: пафос борьбы за справедливость, осознание обреченности на поражение в схватке с государством. В революционной поэзии личные чувства в большей степени замещаются гражданскими: перед нами уже не живой человек с понятными каждому переживаниями, но некий идеализированный образ борца за.

139 свободу, не имеющего права на слабость, личные желания, полностью отдающегося делу. Отметим, что, подобно фольклорному молодцу, герой вольной поэзии также переживает заключение как заслуженноебросая вызов власти, он принимает последствия этого вызова. В поэзии ГУЛАГа происходит дальнейшая индивидуализация образа лирического героя. Расширяется гамма чувств и переживаний, вызванных заключением: это уже не только присущие фольклорному герою переживания общечеловеческого характера, гражданские и патриотические чувства героя «вольной» поэзии, но и некоторые психологические феномены, открытые новым временем, -комплекс вины и ответственности за происходящее в стране (Н. Коржавин), страх нивелировки личности (В. Шаламов), чувство униженности, рожденное осознанием собственной невиновности (Я. Смеляков) и пр.

В целом отметим, что тенденции развития тюремной лирики соответствуют общим литературным тенденциям — размывание некогда твердых жанровых структур, обесценивание и формализация жанровых элементов, усиление лирического начала, более детальная разработка психологического портрета героя и пр.

Помимо собственно жанровых особенностей, лагерная лирика обладает некоторыми характеристиками, сформированными под влиянием господствующей художественной парадигмы. Традиционно противопоставляемая официальной литературе в силу своего оппозиционного характера, поэзия ГУЛАГа имеет с ней много общего.

Будучи порождением одного времени, общества, обе сферы искусства обращаются к общим темам, проблемам (труд, война, миссия поэта — слуги народа и истории). Но в силу полярных политических убеждений интерпретация единых тем и образов в официальной и запретной поэзии носит разнооценочный характер. В лагерной лирике действует та же иерархия ценностей, что и в советской литературе, но в перевернутом виде.

Так, образ коллектива как высшей формы человеческой общности модифицируется в уродливый образ массы, принуждаемой к труду.

Я. Смеляков) — образ счастливого государства трансформируется в образ распятой России (А. Баркова) — картины светлого будущего сменяются видением всемирного апокалипсиса (Д. Андреев) и пр. Политизированность становится ключевой характеристикой обеих сфер искусстваи официальные поэты, и узники ГУЛАГа рассматривают действительность в ракурсе человек — власть, разница лишь в сути политических взглядов.

Влияние доминирующего в XX веке политического мышления в наибольшей степени отразилось на тематике и проблематике лагерной поэзии. Особенности поэтики обусловлены иными факторами — прежде всего спецификой лагерной действительности. Следуя установке на реалистичность, объективное изображение скрываемой правды, поэты ГУЛАГа воспроизводят в своих текстах характерные лагерные образы, тюремные сюжеты, реалистичные пейзажи, специфический жаргон. В области поэтики ярко и выразительно воплотился собственно лагерный колорит, определяющий специфику поэзии ГУЛАГа вне сопоставления с предшественниками (традиции тюремной лирики) или современниками (советская поэзия).

Исследование показало, что лагерная поэзия является значимой частью литературного процесса XX века. Творчество узников лагерей отражает и воспроизводит ту область советской действительности, которая долгое время была скрыта. С этой точки зрения изучение поэзии ГУЛАГа помогает нам не только восстановить естественный путь развития литературы минувшего столетия, но и открывает ранее запретную зону русской истории. Ценность лагерной лирики высока и несомненна, поскольку она дает нам представление о поколении наших отцов, об их победах и поражениях, ошибках и поисках истины, об их стремлениях, желаниях и свершениях, следствием которых является наше настоящее.