«Вещный мир» И. Бродского: На материале сборника «Часть речи»; к вопросу о языковом мире поэта

Диссертационное исследование посвящено определению роли «вещной лексики» в формировании мировидения И. Бродского. Творчество и личность поэта, лауреата Нобелевской премии по литературе 1987 года, привлекает множество исследователей. На сегодняшний день мы имеем ряд работ монографического характера /Ц5етеа 1994, Гаспаров 1995, Крепе 1984, Куллэ 1996, Лотман 1993, Полухина 1985, 1997, Якимчук 1990/. К ним примыкают статьи сборников «Поэтика Бродского», «Иосиф Бродский: размером подлинника», «Иосиф Бродский: творчество, личность, судьба (итоги трех конференций)», различных аспектов его поэтики касаются многие из участников книги В. Полухиной «Бродский глазами современников», составленной из интервью с друзьями поэта, исследователями его творчества.

Актуальность исследования обусловлена вниманием современной науки к проблемам когнитивной лингвистики, к проблемам «формирования и описания индивидуальной картины мира. Антропоцентрический подход к языку выдвигает на первый план проблему языковой личности, исследование индивидуального лексикона поэта /Апресян Ю.Д. 1995, Арутюнова Н. Д. 1999, Караулов Ю. Н. 1987, 1999; «Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира» 1988, «Язык и личность» 1989/. Набирающая все больший вес когнитивная лингвистика позволяет говорить о концептуальной модели мира, о взаимоотношении общекультурных и индивидуальных концептов, разграничении слов и концептов в идиостиле автора /Аскольдов С.А., Кубрякова Е. С., Лихачев Д. С., Степанов Ю. С/.

Актуальным в исследовании картины мира поэта становится обращение к ассоциативно-вербальной сети, ассоциативным связям лексических единиц /Караулов Ю.Н., Клименко А.П./. Внутренние связи единиц индивидуального лексикона рассматриваются с учетом парадигматических (обоснование ключевых, сущностных понятий), синтагматических (новаторская сочетаемость) и деривационных отношений (дериваты концепта «вещь»).

Актуальна попытка через «вещный мир» проникнуть в мироощущение поэта.

Объектом нашего диссертационного исследования стал первый сборник стихотворений И. Бродского, выпущенный в России «Часть речи: Избранные стихи 1962 — 1989.» Книга составлена Э. Безносовым, при корректировке автора. Данный сборник выбран потому, что он включает в себя четыре раздела, покрывающие три периода творчества поэта, выделенные M.JI. Гаспаровым в работе «Рифма Бродского»: 1. 1962;72 (раздел 1) — 2. 1972;79 (раздел 2) — 3. 1980;1989 (раздел 3,4). Не меньшее значение имеет и говорящее название поэтического сборника, так как для поэта, его мировосприятия, важными оказываются концепты «вещь», «человек», «язык». В статье В. Полухиной «Поэтический автопортрет И. Бродского» читаем: «Слова „пожирают“ не только вещи, но и человека, редуцируя его до грамматической категории» /Бродский 1998, С. 148/.

Предметом исследования явился «вещный мир» поэзии И. Бродского.

Отдельной работы монографического характера, касающейся «вещного мира» И. Бродского, на сегодняшний день нет, однако многие исследователи отмечают важность и значимость конкретной лексики в формировании мировидения поэта /Крепе М., Лотман Ю., Полухина В. и др./.

Тема диссертационного исследования предполагает следующую цель: описание фрагмента поэтической картины мира поэта, на основе определения роли «вещной лексики» в формировании мировидения И. Бродского.

Общая цель исследования определила круг конкретных задач:

— определить объем вещной лексики, которая подвергается анализу;

— выявить семный состав «вещного мира» поэзии И. Бродского;

— выделить наиболее употребительные тематические группы;

— рассмотреть ассоциативно-семантические поля, связанные с предметами материального мира.

Новизна работы заключается в том, что впервые на большом практическом материале рассмотрен «вещный мир» поэзии И. Бродского, выявлены индивидуально авторские ассоциативные связи. Дана классификация «вещного мира» по тематическим группам, определен фрагмент поэтической картины мира И. Бродского.

Методика исследования. В работе используются методы: 1) сплошной выборки- 2) наблюдения- 3) компонентного анализа с опорой на словарные дефиниции- 4) дистрибутивного анализа- 5) полевого анализа материала- 6} сопоставительного анализа (сопоставление внутри всей совокупности текстов, сопоставление с другими текстами).

Начальный этап работы — сплошная выборка предметных имен из сборника «Часть речи», позволяет говорить о насыщенности текстов словами с предметной семантикой, определить наиболее употребительные. После выборки мы произвели классификацию существительных предметной семантики, с целью раскрытия субъективной авторской системы расчленения реального мира на основе лексических и семантических критериев и совместной встречаемости.

Исходя из принципов построения асбциативно-вербальной сети, рассмотрению подвергаются наиболее частотные лексемы, которые сам поэт склонен рассматривать как вещи.

Теоретическая значимость. Диссертация опирается на идеи когнитивной лингвистики, входит в русло проблем «языковая личность и языковой мир», рассматриваются семантические и ассоциативные характеристики явлений «вещного мира» в поэзии И. Бродского на материале сборника «Часть речи». Формируется понимание поэтом соотношения основных мирополагающих концептов «вещь», «человек».

Практическая значимость. Выявленные наблюдения и предложенная методика анализа позволяютрассматривать поэзию И. Бродского не только на материале сборника «Часть речи», но и на других поэтических произведениях. Основные положения, материалы, выводы работы могут быть использованы в практике преподавания курсов «Лингвистический анализ художественного текста», «Лексикология», «Стилистика», в тематике спецкурсов, спецсеминаров и курсовых работ.

Апробация работы представлена в виде докладов на конференциях ЧТУ «Язык. Текст. Культура» в 1998 году, «Традиции в контексте русской культуры» в 1999 году, аспирантских семинарах. По теме диссертации опубликовано 4 работы.

В. Куллэ провел систематизацию всех имеющихся работ, разделив их на группы в зависимости от характера исследований, целей и задач, стоящих перед их авторами. Первую составляют статьи биографического и мемуарного характера. Сюда входят материалы знаменитого процесса, вариации на тему поэта-изгнанника, получившего Нобелевскую премию /Гордин Я., Эткинд Е., Якимчук Н./. Авторы второй группы стремятся дать итоговую оценку творчества И. Бродского. По замечанию Л. Лосева, их интересует не собственно поэзия, а «миф о Бродском, Поэте Милостью Божьей» /Айзенберг М., Кривулин В., Назаров В./. Третью группу представляет сравнительно немногочисленный ряд работ, посвященных собственно поэтике /^етеа Д., Крепе М., Кузнецов С., Полухина В./.

Михаил Крепе, автор первой монографии о поэте, проводит анализ отдельных произведений И. Бродского, включая их в поле русской и европейской классической традиции. Исследователь намечает ряд отличительных черт поэтики Бродского, говорит об основных темах его творчества. Одной из центральных в мире поэта исследователь называет тему человека и вещи, показывая ее реализацию на различных уровнях построения текста. В главе «Лирика и метафизика» не человек оценивает попавшиеся ему на глаза вещи, а сама вещь дает оценку человеку: «Происходит перестановка традиционных отношений: олицетворенная вещь получает возможность видеть и оценивать в свою очередь овеществленное лицо». Бледная трава песков — «траваскиталец», в главе «Нож и доска», по мнению М. Крепса, «первое вещественное олицетворение еврейского народа», а горящая свеча символизирует человека в единстве его телесной (воск) и духовной (пламя) субстанции. В главе «Мир глазами туриста» поэт описывает дом-музей Данте во Флоренции в терминах полости рта (см. далее), а в главе «Старение» второй части монографии мы видим особенности взаимоотношений человека, вещи и Времени. Человек неотделим от Времени, он его «сгусток», тогда как вещь не имеет внутреннего времени и не зависит от него: «В „жизни“ вещи, по мысли М. Крепса, не заключена ее смерть- „жизнь“ и „смерть“ вещи — понятия несоотносимые» /Ьпр://ПЬгагу.аксесс.к1еу.иа/тозЬкош/ко1/ВКОР8Ки/кгерз.1×1/.

Тему человека и вещи, роли вещи в формировании картины мира поэта и пр. встречаем во многих статьях сборника «Поэтика Бродского» /Вайль П., Лосев Л., Нокс Дж., Полухина В. и др./. Серия работ В. Полухиной: «Грамматика метафоры и художественный смысл», «Поэтический автопортрет Бродского» и др. посвящена проблеме реализации в творчестве Бродского таких взаимосвязанных категорий, как дух — человек — вещь — слово: «Именно на тематическом и концептуальном уровнях поэтического мира Бродского становится очевидным, что его лирический субъект вовлечен во все спекулятивные медитации на темы жизни и смерти, времени и пространства, языка и веры. <. .> Универсализм диапазона Бродского позволяет ему уравнять в правах все четыре категории и тем самым выстроить новую систему аналогий и оппозиций» /Бродский 1998, С. 149/., Анализу противопоставления человек — вещь у Бродского посвящена часть третьей главы «Words devouring things"(«CnoBa, пожирающие вещи») в книге Полухиной «Joseph Brodsky». Л. Лосев в статье «Чеховский лиризм у Бродского» отмечает продолжение поэтом акмеистической традиции, он видит близость Чехова и Бродского как раз на почве их отношения к миру вещей и связанного с этим миром хода Времени.

В. Куллэ в своей кандидатской диссертации по русской литературе «Поэтическая эволюция И. Бродского в России 1957;72», анализируя отдельные тексты автора, говорит несколько слов о месте «вещной лексики» в мировидении поэта. Романтический прием «шквального перечисления предметов», как результат необходимости движения и одновременно потребности в своеобразной «инвентаризации мира» реализует И.' Бродский в «Большой элегии Д. Донну», где показано изменение авторского отношения к миру от конкретных вещей до метафизических категорий. Каждая деталь перечисления укрупнена и самодостаточна. Вещи одухотворены «током высокого напряжения, пограничны небесам». Так образ иглы, сшивающей «платье Времени» -дырявый кафтан Донна, это конкретная вещь, небесная игла снегопада, восстанавливающая единство мироздания, а так же сама поэзия — игла в руках Господа («Одной поэтессе»).

Повторяющимся у поэта мотивом, заимствованным из поэзии Норвида, В. Куллэ называет уподобление человека такой вещи, как часы или их метонимам (стрелки, циферблат). В барочный период в противовес чувственному романтизму выдвигается принцип интеллектуального познания мира, действительно, по-русски, поэт-метафизик звучит как поэт-философ. Именно в этот период категории «Язык» и «Время» впервые выступают в своей классической оппозиции. К концу второго периода «классицизм» И. Бродского обретает черты оригинальной концепции. Исследователь говорит о целостности восприятия мира поэтом, заканчивая свой анализ на цикле «Часть речи», который и является одним из центральных в исследуемом нами одноименном сборнике.

В работе об эстетике И. Бродского «Обретший речи дар в глухонемой вселенной» Куллэ называет поэта автором самостоятельной эстетической концепции о значении языка, которая более полно отражена в Нобелевской лекции. Слово выступает у Бродского как самостоятельная и самодостаточная единица, в этом смысле он «живет в мире, где совершенно равноправны слова и вещи, предметы и понятия о предметах» /Куллэ 1990, С.79/.

Особый интерес представляет статья С. Кузнецова, в которой проведён мотивный анализ семантической структуры текстов, «тщательно проинвентаризованы мотивные пучки, связанные в поэтике И. Бродского с категориями пространства, времени, поэтического творчества, смерти». В статье «Распадающаяся амальгама» исследователь приводит анализ прозаического фрагмента из эссе «Посвящается позвоночнику», подтверждая мысль о концентрации в прозе мотивов, развивающихся в стихах. Связанные между собой мотивные пучки зеркало, озеро, рыбы С. Кузнецов называет характерными для творчества И. Бродского и подробно рассматривает каждый из них. Так, мотив зеркала — это результат комбинации нескольких мотивов: мотива тусклого зеркала, вялого зеркала, мотива зеркала как человеческого тела и зеркала как инструмента отстранения. Помимо общекультурных связей зеркала и воды, С. Кузнецов отмечает характерный именно для поэзии И. Бродского мотивы немоты и серого цвета, служащие мостиками между рыбами и зеркалом, входящие, в свою очередь, в центральную для поэта тему времени.

Каждую вещь в мире поэта И. Франк называет «сгустком пустоты» в одноимённой работе под заголовком «критическая поэма». Поэт, по мнению исследователя, не в силах отвести взгляд от «подержанных вещей», так как за ними смерть, пустота, он способен видеть изнанку вещей, «видеть вещи мёртвыми, видеть зловещи». Точно подмечая характерные черты «вещного мира» поэта (любовь к детали, использование звуковых глаголов типа «шуршать», «скрипеть» по отношению к вещи, посудалюбимый образ, стремление к превращению в «безымянный предмет»), одним из основных приёмов И. Бродского Франк называет «подчёркнуто бессмысленное выпирание детали», а музу поэта именует не иначе как «застывшим, сгустившимся в скульптуру императором». Читая работу исследователя, складывается впечатление, что мир И. Бродскогоплоская пыльная пустыня, заполненная бессмысленными «мёртвыми вещами», а сам поэт, по мысли И. Франка, «обманут и не ведает, что творит».

Авторы статьи «Между вещью и пустотой» Ю. М. Лотман и М. Ю. Лотман, связывают поэзию И. Бродского с петербургским акмеизмом, высшей заповедью которого является любовь к «существованию вещи, больше самой вещи». Творчество, в их понимании, находится в «заговоре против пустоты и небытия».

Основным признаком вещи исследователи называют её границы, а значение вещи определяется отчётливостью её контура, той «дырой в пейзаже», которую она после себя оставляет. Вещь у Бродского находится в конфликте с пространством, наполненным потенциальными структурами, сама же она обретает «реальность отсутствия». Уход вещи из текста связывается с уходом автора из создаваемого им поэтического мира, а «белое пятно» пустоты в поэтическом мире Бродского вызывает два противонаправленных образа: опустошаемого пространства и заполняемой страницы. «Именно текст, типографский или рукописный, образ заполненной страницы становится, с одной стороны, эквивалентом мира, а с другой — началом, противоположным смерти» /Лотман 1996, С.744/.

И.Ю. Абелискене в диссертации по специальности 09.00.04. «Художественное мироотношение поэта конца 20 века (творчество И. Бродского)» формулирует основные черты модели мира поэта, отмечая его повышенный интерес именно к вещи, «причем приоритеты имеют вещи наиболее элементарные: стена, дверь, стул, то есть достаточно безликие сами по себе, про которые можно сказать определенно — вещь» /Абелискене 1997, С.48/. Исследовательница пишет о том, что безликость вещей заостряет их активность по отношению к пространству, потому что они вездесущи и бессмертны, а бессмертны, потому что безжизненны, но это не лишает их, по мысли автора, «своей вещной одушевленности и соотнесенности с человеком». Самое опасное и тяжелое для человека в его соотнесенности с вещью — заменимость вещи в пространстве и, следовательно, человека тоже.

Бродскому нужно ответить на вопрос: где же вещь? Может быть, это сам человек? Исследовательница считает, что на этот вопрос может ответить только поэзия. Интересно замечание автора диссертации об особенности диалога поэта, это не что иное, как «разговор неодушевленного с одушевленным», «вещи из другого мира, у которого иной хронологический горизонт. Для нас время идет, для вещи — стоит.

Вещь — колодец, через который смертный может заглянуть к бессмертным" /Абелискене 1997, С. 50/.

На сходство творчества английского поэта-метафизика Д. Донна и его переводчика на русский язык И. Бродского указывает в статье «Уравнение с двумя неизвестными» Игорь Шайтанов. Детальная разделка мира («всесильный Бог деталей» — Бориса Пастернака), метафорическая решимость, с которой овеществляется отвлеченное — черты, характерные как для поэтики английского поэта 16 века, так и для И. Бродского.

Денис Ахапкин в работе «Филологическая метафора» в поэтике Бродского" одной из главных структурных метафор поэта называет метафору «мир есть книга» (или, шире, «мир есть текст»), указывая на то, что окружающий мир автора наделяется свойствами книги, а лист бумаги выступает как метафора действительности. Характерное для поэта переплетение образов (поле — Литвы, страницылисты — дерева, тетрадиштабель слов — штабель дров) нельзя назвать окказиональным употреблением, так как оно встречается в целой серии произведений.

Предметом поэзии И. Бродского, по мнению автора статьи «Человек есть испытатель боли» А. Ранчина, является не только реальность, окружающая человека, но и такие категории философского и религиозного сознания, как душа, тело, Бог, время, пространство, вещь, смерть. Связывая формирование картины мира поэта с философией Кьеркегора и Шестова, исследователь обращает внимание на соотношение таких понятий^, как вещь — слово, вещь — природный мир. Предмет природного мира, по его мнению, совмещает в себе «физическую бытийность, реальность вещи и смысл слова». Природный мир неодушевлен, он являет собой некое собрание неподвижных вещей, в круг которых замкнут человек", а слово, вслед за Хайдеггером, осмысляется как источник бытия вещей.

Вячеслав Курицын считает, что Бродский — человек среди вещей и сам он тоже похож на вещь, обладающую «надвещными» характеристиками (в частности, повышенной сензитивностью). Михаил Айзенберг отмечает способность поэта говорить о конкретных вещах так, что предмет описания виден сразу с нескольких сторон. Сергей Гандлевский называет неодушевленные предметы — «частыми героями лирики Бродского», особо отмечая тему мрамора, изваяния, как одну из излюбленных в творчестве поэта.

Итак, вещный мир занимает в идиостиле И. Бродского существенное место, а сама лексема вещь становится концептом, реализующимся в максимальном объеме и организующим структурно-смысловое поле текста.

Смысл художественного текста может быть отмечен посредством выявления системы ключевых понятий-концептов произведения. В настоящее время наблюдается пристальное внимание представителей различных школ и направлений лингвистической науки к проблеме определения как самого понятия концепт, так и определения его объема и содержания «. Ю. С. Степанов определяет понятие концепт как „сгусток культуры в сознании человекато, в виде чего культура входит в ментальный мир человека“, „пучок“ представлений, понятий, знаний, ассоциаций, переживаний», отмечая, что есть еще и другая сторона, концепт — это то, посредством чего человек «сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» /Степанов 1997, С.40/.

В «Кратком словаре когнитивных терминов» под редакцией Е. С. Кубряковой встречаем такое определение: «Концепт — термин, служащий объяснению единиц ментальных или. психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знания и опыт человека, оперативная, содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы, языка мозга всей картины мира, отраженной в человеческой психике» /Кубрякова 1996, С.90/.

Пытаясь подойти к уяснению природы концепта, С. А. Аскольдов называет самую, с его точки зрения, существенную их характеристику как познавательных средств, выражающуюся в функции заместительства: «Концепт есть мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода» /Аскольдов 1928, С.269/. Исследователь выделяет познавательные и художественные концепты. Познавательные концепты заменяют предметы или конкретные представления, к ним не примешиваются чувства, желания, все иррациональное, а художественный конг^епт есть «сочетание понятий, представлений, чувств, эмоций, иногда даже и волевых проявлений». Связь элементов художественного концепта, по мысли исследователя, строится на художественной ассоциативности, не терпящей реальной прагматики.

Вопрос о разграничении в сознании исследователя понятий значение слова и концепт поднимает в своей статье «Концептосфера русского языка» Д. С. Лихачев: «Концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения с личным и народным опытом человека <.> Он в известной мере и расширяет значение, оставляя возможности для сотворчества, домысливания, „дофантазирования“ и для эмоциональной ауры слова» /Лихачев 1993, С.4−5/.

Опираясь. на указанные выше исследовательские подходы, мы попытались определить свой. В данной работе концепт понимается как полевая структура, имеющая ядро и периферию. Ядро представляет собой словарную дефиницию лексемы «вещь», зафиксированную в разного рода толковых словарях, а периферию составляют тематические группы, в основу выделения которых положены отношения гипо-гиперонимии и актуализации интегральной семы. Структура концепта определила построение диссертации: в первой главе рассматриваются особенности синтагматики вещной лексики, а во второй главе выявляются парадигматические отношения внутри тематических групп.

Любой автор, работающий со словом, отталкивается от словарного значения. Полный перечень значений лексемы вещь представлен в словарях БАС и СУ. БАС: ВЕЩЬ.

1. Всякий неодушевленный предмет, обычно является изделием человека.

2. Вещи, мн. — пожитки, упакованные для перевозки, багаж.

3. Произведение литературы, искусства.

4. Дело, занятие, поступок / Явление, случай, приключение / состояние, положение.

5. мн. Объективный мир, предметы, явления, существующие вне нашего сознания и действующие на него.

СУ: ВЕЩЬ.

1. Неодушевленный предмет, принадлежащий к движимому имуществу.

2. Только мн. Имущество, пожитки / платье, одежда.

3. Сверток, тюк, всякий отдельно запакованный предмет, являющийся багажом.

4. Предмет физического мира, могущий быть чьей-нибудь собственностью.

5. Всякий предмет чувственного восприятия (фил.).

6. Художественное и научное произведение (разг.).

7. Факт, случай (разг.) / Обстоятельство, дело, явление / Что-то, нечто. Доминантой в иерархии значений является то, которое занимает первое место. Последующие распространяют, детально характеризуют семы, представленные в первом. Если сравнить первое значение лексемы вещь в БАС и СУ, можно заметить, что в БАС оно более свободно, включает большее количество сем. В СУ — принадлежность к движимому имуществу сужает, детализирует значение слова, ограничивает сферу его употребления.

В РАС на стимул вещь зафиксировано 518 реакций, среди них: 1 вещь + прилаг. (нужная, дорогая, ценная, хорошая) — 2 вещь + глаг. (купить, взять, дал) — 3 вещь + вещь, синонимы, гипо-гиперонимы (предмет, одежда, книга, деньги, тряпка) — 4 вещь + Сущ. в Пр. Щвещь в гардеробе, в сумке, в магазине, в себе) — 5 вещь + Сущ. в Р.п. (для антиквара, для сына) — 6 вещь + не с разл. ч.р. (не вещь, не купить, не своя, недорогая) — 7 однокоренные слова (вещь, вещизм): 8 эмоциональная окраска (вот это вещь) и пр.

Для уяснения специфики словосочетания «вещественное / предметное значение» обратимся к словарным статьям вещь и предмет в разных словарях русского языка. ВЕЩЬ.

В. Даль: вещь — все, что доступно чувствам.

СО: Вещь — 1. Всякое материальное явление, отдельный предмет, изделие и т. п. 2. То, что принадлежит к личному движимому имуществу. ПРЕДМЕТ.

В. Даль: вещь — все, что доступно чувствам.

СУ: предмет — всякое конкретное материальное явление, воспринимаемое органами чувств как нечто, существующее особо, как субстанция, как вместилище каких-нибудь свойств и качеств. СО: предмет — всякое материальное явление, вещь.

Понятия «вещь» и «предмет» в языке, как и в поэзии И. Бродского, являются взаимозаменяемыми. В диссертационном исследовании термины вещная лексика, • предметная лексика, вещный мир, материальный мир рассматриваются как взаимозаменяемые.

Семантический потенциал лексемы вещь не ограничивается словарным значением, а приобретает в тексте индивидуально-авторскую интерпретацию, так как слово в стихотворении обрастает большим количеством ассоциаций психологических связей, соединяющих текст как совокупность слов — с внетекстовыми фактами. Ассоциации, по наблюдениям Е. Эткинда, могут быть: обязательными и факультативными, отчетливыми и зыбкими, эмоциональными и интеллектуальными, интертекстуальными, идущими через посредство третьего текста, они могут принимать форму цитаты, аллюзии, смутного намека, мистического символа и пр.

Ю.М. Лотман говорит о художественном тексте как о коде, который подлежит расшифровке адресатом: «Текст перед нами как дважды зашифрованный, первая шифровка — система естественного языка, однако, этот же текст зашифрован еще каким-то другим образом. В условия эстетического функционирования текста входят предварительные знания об этой двойной шифровке и незнание (неполнота знания о применяемом при этом вторичном коде)». Мы можем говорить о том, что всегда остается нечто непознанное, загадочное, «ангельский», как говорит М. Цветаева, подтекст.

И. Бродский считал, что поэзия дисциплинирует прозу, «будучи высшей формой человеческой речи, поэзия не только самый сжатый, но и наиболее конденсируемый способ передачи человеческого опытаона предлагает наивысшие из возможных стандарты любого лингвистического действия — особенно на бумаге» /Бродский, 1996, С. 12/.

В соответствии с поставленной целью и задачами, архитектоника диссертации включает в себя введение, две исследовательских главы, заключение, приложение, список использованной литературы, список словарей.

Выводы ко второй главе.

1. Для определения объема «вещного мира» поэта выявлены наиболее употребительные тематические группы, образующие периферию концепта.

2. Выявлено и проанализировано 16 тематических групп конкретной лексики.

3. Центральной оппозицией «вещного мира» поэзии И. Бродского является оппозиция живое — неживое, переосмысленная во фрагменте картины мира поэта.

4. В ходе анализа выявлена и охарактеризована концептуальная триада вещь — человек — природа.

5. Первый компонент парадигмы представлен как одноименной лексемой, так и ее конкретизаторами {памятник, каменная вещьстатуя, прелестный истуканвещь, буфетморе, прозрачная вещь).

6. Компонент человек представлен следующими номинациями: тело в плаще, предмет из прошлого, 33-я буква, означенная пропажа, никто, пастух четвероногой мебели, торс, безымянная сумма мышц, часть речи.

7. Природа у поэта овеществляется, что говорит о выходе на центральную оппозицию живое — неживое.

8. Переосмысление оппозиции живоенеживое у Бродского приводит к разрешению бинарности в пользу единства мира, что способствует наличию перехода вещь — человек, человек — вещь.

заключение

.

Предметом рассмотрения диссертационного исследования послужил «вещный мир» И. Бродского и то, какую роль он играет в формировании поэтической картины мира поэта. Мы руководствовались стремлением проникнуть в авторское восприятие мира через конкретную лексику. Проведенный анализ подтвердил гипотезу об определяющем, ключевом месте конкретной лексики в идиостиле И. Бродского. Поэт, остро ощущавший величие слова, дает возможность исследователям осмыслить его как фундамент идеи, мировидения. Поэт обладал целостным восприятием действительности.

1. В работе предпринята попытка описания фрагмента поэтической картины мира И. Бродского на основании анализа концепта «вещь».

2. Концепт «вещь» является ключевым в поэтической картине мира И. Бродского, в связи с многообразием его семантического потенциала и разнообразием лексической экспликации:

1). В своих произведениях поэт расширяет семантический объем слова за счет приращения дополнительных смыслов, имеющих когнитивный характер (.зеркало — вода, отражениезеркало — угамятъ, отстранение, старение).

2). Вещь в мировидении поэта определяется как явление константное, существующее не только в реальности, но и в действительности («Чем незримей вещь, тем оно верней, / что она когда-то существовала / на земле и тем больше она — везде» /С.387/).

3). Концепт «вещь» у И. Бродского не существует изолированно. В ходе исследования было выявлено, что он тесно взаимодействует с концептом «человек».

3. Пересечения наблюдаются не только между концептами, формирующими фрагмент поэтической картины мира И. Бродского, но и в структуре самого концепта (пересечение тематических групп с семой «изо (ото)бражения» и «вода» можно показать на таком примере: «Друг для друга мы суть / обоюдное дно / амальгамовой лужи, / неспособной блеснуть» /329/).

4. При анализе «вещного мира» поэзии И. Бродского было установлено, что неодушевленные предметы чаще всего сочетаются с глаголами активного действия («Свет разжимает ваш глаз, как раковинуушную / раковину затопляет дребезг колоколов. / То бредут к водопою глотнуть речную рябь стада / куполов» /С.425/).

5. Звуковые глаголы в анализируемых текстах преобладают над зрительными и осязательными (скрипеть, шуршать, шаркать, бренчать- «фонтан мурлычет», «репродукторы лают о дороговизне» /С.302/).

6. В поэтической картине мира И. Бродского пересечение концептов «вещь» и «человек» строится на «очеловечивании» вещи («фортепьяно в гостиной, точно лакей-арап, / скалит зубы, в которых, короткопала / и близорука, ковыряет средь бела дня / внучка хозяина» /С.420/, «в настоящих трагедиях, где занавес — часть плаща, / умирает не гордый герой, но по швам треща / от износу кулиса» /С.288/) и на «овеществлении» человека («Я готов стать предметом из / прошлого, если таков каприз Времени»),.

7. Когнитивный характер тропов И. Бродского представлен на примере анализа сравнений, построенных по моделям: вещь — вещь, мыслительный прогресс — вещь, человек — вещь, природа — вещь («шпиль с крестом / безучастно / чернеет, словно бутылка, забытая на столе» /С.283/, «как хорошее зеркало, / тело стоит во тьме: на его лице, у него в уме / ничего, кроме ряби» /С.294/, «остекленелый кирпич / царапает голубой / купол как паралич / нашей мечты собой / пространство одушевить» /С.428/).

8. Еще одной точкой пересечения концептов «вещь», «человек», «природа» является лингвистичность поэзии И. Бродского (вещь как буква — стр.67- описание звуковых глаголовупотребление лингвистической терминологиивыбор поэтического сборника с говорящим названием «Часть речи» и так далее).

9. Проведенный анализ показал возможность следующих путей исследования: рассмотрение поэтического «Я», как части «вещного с мира" — обобщение по концептуальной парадигме вещь — язык, анализ авторских сентенций как философем и т. д.

В своей Нобелевской лекции И. Бродский сказал о поэте, то есть и о себе: «Поэт, повторяю, есть средство существования языка. Или, как сказал великий Оден, но — тот, кем язык жив. Не станет меня, эти строки пишущего, не станет вас, их читающих, но язык, на котором они написаны и на котором вы их читаете, останется не только потому, что язык долговечнее человека, но и потому, что он лучше приспособлен к мутации» /Т. 1- С. 16/. двуострый меч меч Суда меч палача меч, стосковавшийся по телу при перековке в плуг здесь пуля есть естественный сквозняк двуствольные глазницы ружье бедро красавицыпоследнее оружие товар предмет ввоза оружие горизонт как нож лезвия и острия агавы я сам гулял по острию ножа.

НОЖ.

ШТЫК вспомнить прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках распахнутое бесцветное не ходить в пальто, но в одной рубашке отрепья дыма.

Кафтан дыряв, дыряв. Висит уныло. наш пиджак зашит, а тулуп проколот вожди в измятых пестрых балахонах смерть, скрипнув дверью, станет на паркете в посадском, молью траченном жакете тело в плаще тело сыплет шаги на землю из мятых брюк с помощью мятой куртки и голубой рубахи что-то еще отражается в зеркале гардероба и гангрена взбирается по бедру, как чулок девицы из варьете дымят ихтиозавры грязные на рейде облака — изваянье существованья без рубежа в 20 Вт горит луна дождь штопает прорехи в пейзаже изношенном стервятник как иероглиф.

— скатерть океана.

— (песок) — застиранное и безгрешное ложе.

— крылатое фортепьяно кучевое пальто норовит обернуться шубой с неземного плеча.

— деревья что-то шепчут по-немецки.

— взор небес.

— руки твоей устье.

— плоский затылок валуна шевелюра кипариса хворост ребер море) лежит щекой на волнорезе.

•^светило, поднявшееся натощак.

— я затвердел, как Геркуланум в пемзе.

— кирпичный будоражит позвоночник печная мышь.

— позвоночники колоколен.

— во рту развалины, почище Парфенона.

— лицо — руина.

— вещь не напрягает бровь.

— скула дома, десна стены и пр.