Восточная Сибирь в российско-китайских отношениях, середина 50-х гг. XIX века — 1884 г

В связи с усилением колониальной экспансии ведущих капиталистических держав, юго-восточная граница России в середине XIX в. стала уязвимым местом ее безопасности. Царское правительство, обеспокоенное таким положением, направляло свои усилия на укрепление военно-политических позиций России на дальневосточных рубежах. Решение этой проблемы определялось, прежде всего, бюрократическими кругами и стало своего рода разменной картой используемой различными группами чиновников в своих целях. Безусловно, эти группы действовали в определенных социально-экономических, политических и социально-культурных структурах, конструирующих их деятельность, но и субъективный фактор играл немаловажную роль в формировании внешнеполитического курса страны.

Одной из групп — сторонников активизации дальневосточного вектора внешней политики России была восточно-сибирская администрация. Ее позиция определялась тем положением, которое Восточная Сибирь занимала во внешнеполитических связях России с сопредельными странами Востока. Край являлся потенциальным плацдармом для российского продвижения в регионе и восточно-сибирская бюрократия, выражавшая в определенной мере интересы местной буржуазии, а также руководствуясь своим, не всегда соответствующим установкам центра, видением дальневосточной политики России, выступала за усиление военно-политического присутствия в этом направлении. Кроме того, по мере расширения политических, экономических и культурных контактов России с сопредельными странами Востока, дальневосточные окраины Азиатской России становились объектом хозяйственной колонизации населения и капитала этих государств, что вынуждало восточно-сибирские власти принимать меры по обеспечению безопасности своих территорий.

Определенное влияние на формирование позиции региональной бюрократии оказывали, как отмечалось, интересы различных восточно-сибирских общественных групп. Поскольку Китай являлся не только крупной в военно-политическом отношении державой, но и основным экономическим партнером России в регионе, сибирская торговая буржуазия, часть иркутской интеллигенции были решительно настроены на изменение существующих с Цинской империей соглашений, с целью усиления позиций России в регионе. В результате всего этого, сформировалось двойственное положение восточно-сибирской администрации, которая, с одной стороны, являлась составным элементом российского бюрократического аппарата, выполнявшим инструкции вышестоящих инстанций, а с другой, представляла собой часть территориальной группы, обладавшей определенными, свойственными ей интересами в российско-китайских отношениях.

Какую роль играла внешнеполитическая деятельность региональной бюрократии в развитии российско-китайских отношений, чьи внешнеполитические интересы защищала она, участвуя в реализации российским правительством дипломатических и военно-политических акций на Дальнем Востоке? Необходимость комплексного исследования этих и других, тесно связанных с ними вопросов заставляет, прежде всего, обратиться к историографии проблемы.

Проблемам внешней политики России на Дальнем Востоке в целом было уделено значительное внимание как в отечественной, так и зарубежной историографии. Первые работы по данной тематике появляются уже в XIX веке. Прежде всего, следует выделить труды специалистов, изучавших юридические аспекты российско-китайских отношений. Это работы М. И. Венюкова,.

П.А.Бадмаева, Ф. Ф. Мартепса, Н.В.Кюнера1. Особо следует отметить здесь труд Ф. Ф. Мартепса, в котором автор дал не только правовую оценку Петербургского договора России и Китая 1881 г., но и попытался выявить причины заключения этого трактата. Исследователь уделил большое внимание психологическому (недовольство китайцев европейцами) и правовому (расхождения в понимание международных процессуальных, юридических норм) факторам повлиявшим на развитие политических контактов России и Китая.

Международно-правовой анализ взаимоотношений России и Китая того времени в значительной мере был подкреплен рядом исследований историко-статистического характера, среди которых, по масштабам и глубине изучения.

Г) проблемы, выделяются работы М. И. Венюкова и К. Й. Скальковского. В этих исследованиях были обобщены и введены в научный оборот материалы по экономической истории российско-китайских отношений.

К особой группе работ следует отнести труды, в которых затрагивалась проблема участия сибирских социальных групп в развитии российско-китайских отношениях и международной политике России на Дальнем Востоке. Это, прежде.

2″ всего, публицистические произведения, путевые очерки и записки. Pix авторы, со своих позиций, освещают картину взаимоотношений различных социальных и этнических групп, сообщают интересные сведения о жизнедеятельности Восточной Сибири. Несомненный интерес для исследователя внешней политики России в отношении Китая и взаимоотношений столичного и регионального чиновничества представляют воспоминания полковника генерального штаба М. И. Венюкова, объединенные в книгу «Путешествие по Приамурью, Китаю и Японии». В них автор описывает различные формы участия сибирской бюрократии и купечества во внешнеполитических акциях России. Наконец можно отметить работы, в которых предпринималась попытка анализа актуальных для того времени проблем. Одной из главных тем, стоявших тогда перед исследователями, стало изучение роли генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева в активизации внешней политики страны на Дальнем Востоке. Позитивную оценку политики главы края дал еще М. И. Венюков. Правда он не сумел оценить личность генерал-губернатора, но зато это обстоятельство стало предметом исследования П.В.Шумахера4. В своей панегирическом оценке личности и деятельности Н. Н. Муравьева автор выдвинул на передний план его черты государственного человека, способствовавшие по его мнению, осуществлению важного дела для России — присоединения к ней Приамурья и Приморья. Освоение Амура, отстаивание его в правительственных кругах и в общественном мнении, считает автор, было делом Н. Н. Муравьева.

П.В.Шумахер в своей оценке Муравьева был до известной степени предшественником И.П.Барсукова5, а тот, несомненно, должен рассматриваться как создатель мифа о Муравьеве в историографии. Дело в том, что образ Муравьева с необычной силой и темпераментом созданный в двухтомной работе Барсукова, долгое время оказывал — да, пожалуй, и продолжает оказыватьбольшое влияние на отечественную и зарубежную историографию. Муравьев для Барсукова — великий дипломат и талантливый администратор. Поэтому ему и удавалось то, что было недоступно другим политическим деятелям: сплочение под своей властью самых разнородных элементов для решения насущных задач, стоявших перед Россией на Дальнем Востоке.

Наиболее яркой реакцией на барсуковскую оценку Муравьева стала публикация профессора Харьковского университета П.Н.Буцинского6. Что касается характеристики Муравьева, то она вытекает у Бунине кого из его отрицательного отношения к апологетике Шумахера и Барсукова, Для Буцинского Муравьев не мудрый государственный деятель, чья политика принесла успех российской дипломатии и пользу России, а блестящий чиновник-авантюрист, реализующий дерзкие планы в угоду местным бюрократическим интересам, и и <и ч.* уч ч^ порой оказывающимся игрушкои обстоятельств и случая. Б начале своей политической карьеры на посту генерал-губернатора Восточной Сибири Муравьев стремился добиться укрепления своей власти, что привело к обострению его взаимоотношений с местным чиновничеством и купечеством. Буцинский считает, что Муравьев, дабы сгладить противоречия, постарался активизировать внешнеполитическую деятельность России в отношении Китая.

Преодоление субъективизма, в выявлении причин активизации Россией своей дальневосточной политики в 50-х гг, XIX в., происходило в работах советских историков 20−50-х гг. В исследованиях В. Саввина, Е. Л. Штейнберг, п.

П.И.Кабанова с позиции марксистского монизма, рассматривается ход российского экономического и политического проникновения на Дальний Восток. Наиболее ценной в этом ряду является монография П. И. Кабанова, несомненная заслуга которого состоит в том, что он попытался рассмотреть внешнеполитические мероприятия не только на фоне изменений в экономических структурах, но и действий личностей, представлявших определенные общественные группы. Вместе с тем, автор подчас слишком прямолинейно объясняет политическое поведение сибирской бюрократии экономическими интересами и объективными потребностями экономического развития страны. Не всегда на наш взгляд, оправдано и подчеркивание исследователем значения экономических изменений в России и в регионе на процесс освоения нераз) раниченных с Китаем земель.

В 50−70-х гг. XX в. авторы избегали самостоятельно проводить комплексное исследование означенных проблем внешней политики России на Дальнем Востоке, предпочитая рассматривать их частные аспекты. В немалой степени такому повороту, способствовало введение в научный оборот целой серии ранее неизвестного материала по истории внешней политики России на Дальнем Востоке, что потребовало кооперации и своеобразного разделения труда ученых.

В то время под редакцией академиков Е. М. Жукова и А. Л. Нарочницкого были опубликованы коллективные труды — «Международные отношения на Дальнем Востоке», изданы насыщенные статистическим материалом работы по экономической истории российско-китайских отношений М.И.Сладковского8.

Дальнейшее изучение внешней политики России на Дальнем Востоке выявило целесообразность комплексного исследования международной политики империи в регионе. В 60−80-х гг. XX века широкую известность получили работы Б. Д. Пака, Э. Я. Файнберг, Ш. Б. Чимитдоржиева, которым не только удалось обобщить значительный материал по взаимоотношениям России с Кореей, Японией, Монголией, но и проанализировать их в контексте экономических, культурных и политических структур, существовавших в регионе в 50−80-х гг. XIX века9.

Достаточно глубоким, в этом направлении, стало системное исследование и российско-китайских отношений. А. Прохорову, Б. П. Гуревичу,.

Е.П.Беспрозванному и др. советским историкам, на основе ранее накопленного отечественными исследователями фактического материала, удалось подробно изучить процесс формирования и динамики взаимоотношений народов России и Ци некой империи, осветить основные моменты дипломатической истории российско-китайских отношений10. Pix труды, написанные в период обострения советско-китайских отношений, хотя и несли на себе определенный идеологический штамп, тем не менее, привнесли много нового в изучение внешней политики России в отношении Китая. В частности, авторам, удалось продемонстрировать стремление России предупредить колониальную экспансию ведущих капиталистических держав в регионепоказать расхождение взглядов внутри российского чиновничества по проблеме усиления позиций Петербурга на Дальнем Востоке. Вместе с тем, раскрывая последний тезис, названные авторы, лишь отмечали факт существования патриотической (и прогрессивной с точки зрения советской историографии) позиции генерал-губернатора Восточной Сибири и его окружения, — отстаивающих необходимость присоединения к империи приамурских земель и усиления российского влияния в Китае. Причины же появления подобных целей у региональной администрации были оставлены советскими историками за рамками их исследовательского поля.

В последнее десятилетие в сферу внимания историков все чаще входят проблемы экономического содержания российско-китайских отношений, сквозь призму которых рассматривалось и формирование культурных контактов народов России и Дальнего Востока. Безусловное достоинство такого подхода видится в том, что предметом исследования становятся не только рыночные структуры, направления и объекты приложения капиталов, но и поведенческий императив товаропроизводителей и потребителей, что в конечном итоге, позволяет воссоздать более полную картину международных отношений в регионе11.

Дипломатическим отношениям на Дальнем Востоке посвящена монография Б. Н. Болгурцева, в которой автор предпринял попытку анализа политической истории, через изучение личностных свойств государственных деятелей того времени. Такой подход представляется не возвращением к стилю исследования Барсукова и Буцинского, а новым возрождением интереса к роли человеческой личности в истории, исторического «агента», чье политическое поведение определяется не только экономической рациональностью или исключительно социально-групповыми интересами12.

Немаловажным событием в изучении истории российско-китайских отношений стала публикация в 1996 г. работы В. С. Мясниковаь. Автор создал обобщающее исследование по проблеме формирования русско-китайской границы в ХУ11-ХХ вв. В качестве одного из факторов способствовавших активизации российской внешней полигики на Дальнем Востоке в 50-х гг. XIX века он называет, как и Б. Н. Болгурцев, активную деятельность восточносибирской администрации при подписании российско-китайских соглашений того времени. Вместе с тем, эти исследователи, занимаясь рассмотрением исключительно дипломатической истории, не анализировали ни причины возникновения подобной позиции у региональной бюрократии, ни ее характер.

В зарубежной историографии проблемам внешней политики России на Дальнем Востоке и российско-китайским отношениям уделено немалое внимание. Одним из первых исследователей вопроса о характере российской дальневосточной полигики, стал американский историк Д.Даллии. Появление его работы «Наступление России в Азии"14 было, несомненно, обусловлено конъюнктурными обстоятельствами: установлением коммунистических режимов в Китае и в Северной Корее. Автор поставил своей целью показать экспансионистскую сущность внешней политики России на Дальнем Востоке и продемонстрировать стремление России в геополитических целях наращивать свою военную мощь в регионе и поддерживать конфликт стран Востока и Запада. По мнению Даллина, Россия всегда стремилась к захвату Амура, чего и достигла в 1858−60 гг., воспользовавшись ослаблением Китая. Другие выводы, при аналогичной поисковой доминанте, были сделаны еще одним англоязычным историком — Б.Йелавиш. В 1964 г., в Нью-Йорке, вышла ее обобщающая работа «Столетие Российской внешней политики. 1814−1904"15. В ней отмечалась финансовая и военная слабость России на Дальнем Востоке, и делался вывод, что Петербург сумел присоединить дальневосточные земли, только воспользовавшись военным поражением Китая от европейской коалиции. Концепция Йелавиш получила развитие в работе Ф. Миллера «Дмитрий Милютин и эра реформ в России"16. Американский исследователь писал, что царское правительство озабоченное необходимостью проведения кардинальных изменений в государстве, активизировало свою внешнюю политику лишь в тех направлениях, где оно не встречало серьезного противодействия.

С других позиций подошел к оценке российско-китайских отношений русский эмигрант А.Малоземов. В своей монографии «Российская дальневосточная политика 1881−1904. «п он отмечал, в качестве причины дипломатической активности России 50-начала 60-х гг. X1 Хвека, не столько внутренний характер российского государства и гипотетическое стремление империи к расширению жизненного пространства, сколько усиление противоречий между различными державами на Дальнем Востоке. Аналогичных взглядов придерживались и китайский историк Фань Вэнь лань и британский ученый китайского происхождения И. Сюй18.

Крупным вкладом в изучение проблем внешней политики России на Дальнем Востоке стала публикация в 1994 г. монографии профессора Гавайского университета Джона Стефана — «Русский Дальний Восток"19. В ней автор предпринял попытку исследовать раннюю историю русского Дальнего Востока, изучить период «аннексии» Россией территорий Приамурья и Приморья. Представляют большой интерес выводы, к которым пришел американский ученый. Стефан справедливо отмечает, что активизация дипломатических усилий России в 50-х гг. XIX века на Дальнем Востоке вызвана, прежде всего, экспансией ведущих капиталистических держав в регион. Рассматривая внешнеполитическую позицию восточно-сибирских властей автор видит причины ее возникновения: во-первых, в персональной психологии Н.Н.Муравьеваво-вторых, желании сибирской бюрократии получить выгодный в стратегическом и экономическом отношениях коридор, соединивший бы Сибирь с Тихим океаномв третьих, в революционных чаяньях сибирских ссыльных демократов. Последние, поддерживая внешнеполитические устремления Н. Н. Муравьева, надеялись на создание республики американского типа на Дальнем Востоке. Стоит правда отметить, что реальная ценность Амура в то время была неизвестна, а революционные проекты владели умами лишь отдельных деятелей. Поэтому утверждения некоторых представителей сибирского общества и администрации о необходимости для экономического развития Восточной Сибири приобретения Амура и полезности республиканизации Трансбайкалья могут быть отнесены к субъективным целям ряда региональных деятелей, но не к объективным причинам подталкивающим жителей Восточной Сибири к развитию экономических и политических контактов в регионе. Вместе с тем, монография Стефана может рассматриваться в качестве одной из первых обобщающих работ, по региональной истории. Автору удалось в своем труде классифицировать и проанализировать огромное количество материала.

Во многом созданию подобных оригинальных теоретических схем и глобальных конкретно-исторических исследований способствовала обстоятельная дискуссия ученых Европы и Америки, отразившаяся на страницах изданного в 1962 г. сборника «Русская внешняя политика: Ключ в историческую перспективу"20. Его авторы, крупные специалисты по истории РоссииГ. Вернадский, Р. Пайпс, А. Даллин, Д. Тредд, уделили немалое внимание проблеме формирования внешнеполитического курса России, в том числе и на Дальнем Востоке. Ими отмечалось воздействие на российскую дипломатию целого ряда обстоятельств: либерализации общественной структуры, модернизации политических институтов, борьбы мнений, идей и скрывающихся за ними частных и общественных интересов при выборе пути внешнеполитической активности России.

Таким образом, анализ степени изученности темы показывает освещенность только отдельных аспектов участия Восточно-Сибирского региона, как территориально-административной единицы, в системе взаимоотношений России с Китаем. В литературе затрагивались лишь вопросы внешнеэкономических контактов Восточной Сибири, которые изучались через призму русско-китайской торговли и внешнеполитической деятельности генерал-губсрнатора Восточной.

Сибири Н. Н. Муравьева. При объяснении причин активизации России на Дальнем Востоке в 50-х гг. XIX века получила определенное освещение проблема корпоративных противоречий внутри российского бюрократического аппарата, его региональных и центральных звеньев по вопросам внешней политики на Дальнем Востоке. Но системного и конкретного анализа места и роли Восточной Сибири в русско-китайских отношениях, изучения форм и методов участия сибирских социальных групп во внешнеполитических акциях России и воздействия на них, до настоящего времени не осуществлялось. Несмотря на большое внимание к проблемам дальневосточной политики России и российско-китайских отношений, практически не затрагиваются вопросы о внешнеполитической деятельности сибирской администрации в 60−80-х гг. XIX векавлиянии, которое оказывали сибирские торговые круги и их интересы на региональную бюрократию, участвующую во внешнеполитических акциях страны.

Исходя из этого, в настоящей диссертации, целью которой является изучение роли Восточной Сибири в развитии русско-китайских отношений середины 5080-х гг. XIX в., ставятся следующие задачи:

1. Изучить взаимоотношения восточно-сибирского региона с политическим центром в ходе реализации последним внешнеполитических устремлений в отношении Китая.

2. Осветить на конкретном историческом материале экономические, политические и культурные связи России и Китая, определить место и роль в их формировании и развитии Восточно-Сибирского генерал-губернаторства. Проанализировать в связи с этим внешнеполитические интересы восточносибирской территориальной группы в изучаемый период.

3.Рассмотреть динамику форм и степени участия различных восточносибирских кругов в формировании дальневосточного направления внешней политики страны.

Для решения поставленных задач автором использовались различные источники как опубликованные, так и не опубликованные.

К первой категории источникового материала относятся сборники договоров России с Китаем и другими странами региона21, документы, но управлению Восточной Сибирью22, материалы Министерства иностранных дел Британской империи: «Британские документы по иностранным делам: рапорты и доклады из иностранных консульств и конфиденциальных источников"23, а также документы личных архивов и дневники крупных государственных деятелей Российской империи24.

При изучении темы исследования использовалась и периодическая печать, степень привлечения и анализа которой определялись целью и задачами работы. Публикации в прессе использовались в своем большинстве в качестве дополнительного материала для анализа реакции различных социальных и территориальных групп на внешнеполитический курс Петербурга.

Это прежде всего официальные органы печати: «Иркутские губернские ведомости» и «Санкт-Петербургские ведомости», на страницах которых представители различных бюрократических групп вели оживленные дискуссии по актуальным внешнеполитическим проблемам. Либеральная печать, отражавшая интересы буржуазии центральных районов России, представлена, главным образом, наиболее характерным в этом отношении буржуазно-демократическим журналом «Дело». Большое внимание обозначенной проблеме уделяла региональная печать — «Амур», «Сибирь» и «Восточное обозрение», выражавшая и поддерживавшая внешнеполитические устремления различных социальных групп Восточной Сибири.

Ко второй категории источников относятся неопубликованные материалы и документы, хранящиеся в фондах архивов гг. Москвы, Санкт-Петербурга, Иркутска (изучено 19 фондов). Наиболее интересный материал дали фонды 161 (Санкт-Петербург. Главный архив), 154 (Азиатский департамент) Архива внешней политики Российской империи- 730 (Игнатьева II.П.) Государственного архива Российской федерации- 447 (Китай) Российского государственного военно-исторического архива, 1265 (11-й Сибирский комитет) Российского Государственного Исторического Архива и 24 (Дипломатическая канцелярия генерал-губернатора Восточной Сибири) Государственного архива Иркутской области. В данной диссертации впервые вводится в научный оборот ряд документов российского Министерства иностранных дел (Архив внешней политики Российской империи) и дипломатической канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири (Государственный архив Иркутской области).

На наш взгляд архивные материалы можно разделить на три категории.

К первой относятся источники, непосредственно посвященные внешней политики России в отношении Китая. Это официальные документы Министерства иностранных дел России: статистические сведения по развитию экономических контактов, инструкции, предписания, циркулярные письма Петербурга своим дипломатическим звеньям на Дальнем Востоке, переписка с генерал-губернатором и другими крупными чиновниками Восточной Сибири и т. п.- личные документы дипломата Н. П. Игнатьева и постановления Амурского комитета по внешнеполитическим вопросам. Комплексное привлечение официальных документов российского МИДа и материалов региональных дипломатических органов позволило не т олько изучить дипломатические проекты, существовавшие в то время, но и проследить механизм их принятия или отклонения.

Ко второму разделу относятся документы военного командования. Министерства внутренних дел, властей Восточной Сибири и решения, принимаемые на заседаниях 11 -го Сибирского комитета. Здесь рассматриваются проблемы, связанные с хозяйственной и общекультурной деятельностью китайских поселенцев и торговцев на территории Восточной Сибирипланы, проекты и действия, связанные с военным и административным усилением России в регионе. Эти материалы позволяют не только рассмотреть планы региональных и центральных властей по реформированию административного устройства генерал-губернаторства, военным и полицейским операциям в крае, но и проследить конкретные меры принятые по их воплощению.

К третьему разделу нужно отнести документы, отражающие участие различных социальных групп Восточной Сибири во внешнеполитической деятельности: торговые отчеты купечествапрошения и петиции, направляемые жителями Восточной Сибири центральным и региональным властямпостановления биржевых собранийдокументы свидетельствующие об отношении сибирской администрации к просьбам купечества и т. п. Все эти сведения позволяют говорить о существовании восточно-сибирской территориальной группы, обладавшей определенными геоэкономическими интересами. Безусловно, утверждать о каком-либо структурно-территориальном единстве всех жителей генерал-губернаторства невозможно. Восточная Сибирь была неоднородной в социальном, этническом и образовательно-культурном планах. Под восточносибирской территориальной группой мы понимаем лишь те слои населения, которые имели и осознавали свои интересы в развитии российско-китайских отношениях и в соответствующем аспекте внешнеполитической деятельности России. Ими были соответственно восточно-сибирские бюрократы, разночинная интеллигенция, купцы и торговцы. Политическим институтом, вокруг которого группировались означенные круги, стала дипломатическая канцелярия Восточно.

Сибирского генерал-губернатора (Ф.24Л АИО). Это региональное бюрократическое ведомство являлось своего рода информационным центром, перераспределяющим сведения по вертикали /поступающие сверх}' из министерств и снизу от консулов, пограничных комиссаров и военных губернаторов/ и горизонтали /распространяя данные о политической и экономической ситуации в регионе для жителей края, собирая у них информацию об экономической и национальной политики приграничных китайских властей, принимая жалобы по вопросам русско-китайской торговли и т. д. д./.

Таким образом, использованные в исследовании архивные материалы позволяют воссоздать обобщающую картину экономического, политического и культурного участия восточно-сибирской территориальной группы в развитии российско-китайских отношений/.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1855 по 1884 гг. Данный временной промежуток интересен тем, что именно в этот период наступает качественно новый этап российско-китайских отношений, в ходе которого происходили кардинальные изменения в структуре и направлениях русско-китайской торговли, устанавливались прямые дипломатические отношения между двумя странами, расширялись культурно-бытовые контакты жителей Восточной Сибири и приграничных районов Китая.

Выбор нижней хронологической границы обусловлен тем, что с середины 50-х гг. XIX в. началось территориальное размежевание на неразграниченных между Россией и Китаем дальневосточных территориях. А в 1884 г. произошло административное реформирование Восточно-Сибирского генерал-губернаторства и выделение из его состава Амурской и Приморской областей, из которых было образовано Приамурское генерал-губернаторство с передачей в введение генерал-губернатора Приамурья основных региональных дипломатических функций.

Задачи, поставленные в диссертации, решаются на основе анализа жизнедеятельности образованного в 1822 г. Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, как административно-территориальной единицы. В рассматриваемый период она включала в себя территории современных Иркутской, Амурской. Магаданской, Камчатской и Сахалинской областей, Хабаровского, Красноярского и Приморского краев, республик Саха/Якутия/, Бурятии. Все эти регионы объединены в диссертационном исследовании под общим понятием Восточная Сибирь.

В основу исследования положены принципы историзма и научной объективности, что предопределило, как представляется, объективный подход к — анализу изучаемого материала, и обоснованность выводов достаточно широкой / У базой фактического материала. Методы разработки темы диссертации, базирующиеся на означенных исходных принципах, явились необходимым научным инструментарием для комплексного подхода к изучению предмета исследования и последовательного решения связанных с ним проблем.

Источниковедческий метод позволил в большой массе архивных документов подобрать необходимые материалы по исследуемым вопросам. Социально-исторический метод позволил обеспечить изучение источников без отрыва их от той социальной среды, и времени, в недрах и в ходе которых они создавались. Этот метод, был применен и в выявлении места и роли восточно-сибирской территориалыюй группы в российско-китайских отношениях, взаимодействия в ее составе различных социальных групп по внешнеполитическим вопросам.

Комплексному изучению участия Восточной Сибири в российско-китайских отношениях способствовал применяемый автором системный метод. При этом внимание уделялось не только определению основных форм взаимодействия, но и их динамичности во времени.

Постановка хронологических и территориальных рамок, выявление внешнеполитического поведения восточно-сибирских социальных слоев в рамках внешнеполитических инициатив осуществляемых российским правительством, были осуществлены структурно-функциональным методом.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые в отечественной науке предпринимается попытка обобщения материала по вопросу участия Восточной Сибири в российско-китайских отношениях. При этом, на основе ранее малоизвестных и неизвестных архивных источников изучена позиция сибирской администрации при заключении русско-китайских договоров 1858—1860 гг. и подписании торговых правил между двумя странами 1862 и 1865 гг. Кроме того, на основе архивных материалов, впервые вводимых в научный оборот, показаны расхождения чиновничьих кругов Петербурга и Иркутска во внешнеполитических проектах, а также место и роль в них русско-китайской торговли. Наряду с этим, исследованы участие жителей Восточной Сибири в торгово-экономических, политических и социокультурных структурах российско-китайских отношений и деятельность восточно-сибирских социальных групп, по реализации своих вне! пнеполигических интересов, в период русско-китайского вооруженного противостояния 1879−1881 гг. Наконец, впервые в отечественной историографии, выявляется возрастание роли Восточной Сибири во внешнеполитической деятельности России в контексте усиления внимания последней к дальневосточному направлению после подписания Россией и Китаем Петербургского договора 1881 г.

Практические результаты исследования могут быть использованы при создании трудов по истории Сибири и русско-китайских отношений, учтены в работе современных административных структур, могут применяться при преподавании истории Сибири и международных отношений в учебных заведениях, при разработке специальных исторических курсов и спецсеминаров.

Результаты диссертационной работы отражены в ряде публикаций. Основные положения научной работы обсуждались и получили положительную оценку на заседаниях кафедры Всемирной истории И ГПУ. Результаты исследования докладывались на международных и региональных научно-практических конференциях в городе Иркутске: «Взаимоотношения народов России и стран Востока: История и Современность"/!995/, «Восток и Россия: Взгляд из Сибири»./! 996/, «Россия и Восток: Взгляд из Сибири"/! 998/.

I Венюков М. И. Очерк старых и новых договоров России с Китаем сост. М. ВенюковыыСПб., 1861- Мартене Ф. Ф. Россия и Китай. Историко-политическое исследование.

Ф.Ф.Мартенса. С изменениями и дополнениями автора. Пер. В. Телесницкой. — СПб., 1881- Бадмаев П. А. Россиян Китай.-СПб., 1900; Кюнер Н. В. Сношение России с Дальним Востоком на протяжении царства дома Романовых. — Владивосток,!913. 4 Венюков М. И. Очерки современного Китая.- СПб., 1874- Скальковский К. А. Внешняя торговля России и положение иностранных держав. — СПб., 1897.

3 Буссе Ф. Ф. Амурский обед 26 февраля 1876 г.- СПб., 1876. Буссе Ф. Ф., Забайкальское инородческое войско. Исторический очерк. — М., 1897- Венюков М. И. Путешествие по Приамурью, Китаю и Японии .- Хабаровск, 1952. Кропоткин П. А. Записки революционера. — М., 1990.

4 Шумахер П. В. К истории приобретения Амура. Сношения с Китаем с 1848 по 1860 год.// Русский архив. -Кн.З.вып. 11.1878.

5 Барсуков И. П. Граф Николай Николаевич Муравьев-Амурский по его письмам официальным документам, рассказам современников и печатным источникам. Кн.1−2. М., 1891. ь Буцинский П. Н. Граф Н.Н.Муравьев-Амурский соч. И.Барсукова. Рецензия проф. Харьк. ун-та П.Буцинского. — СПб ., 189,5.

7 Саввин В. .Взаимоотношения царской России и СССР с Китаем, — М.-Л., 1930; Штейнберг Е. Л. Борьба русского народа за выход в Тихий океан, — М., 1949; Кабанов П, И. Амурский вопрос. — Благовещенск, 1959.

8 Сладковский М. И, Очерки внешнеэкономических отношений Китая, — М., 1953; Сладковский М. И. История торгово-экономических отношений народов России с Китаем /до 1917/.- М., 1974; Международные отношения на Дальнем Востоке/1840−1949/.2-е изд., испр. и доп./ Под общ. Ред. Е. М. Жукова.- М., 1956; Международные отношения на Дальнем Востоке/ Под ред. А. Л. Нарочницкого. Кн.1. С конца ХУ11 до1917. — М., 1973.

9 Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения в 1697—1875 гг.- М., 1960;

Пак Б. Д. Россиян Корея. — М., 1979. Пак Б. Д. Корейцы в Российской империи, — Иркутск, 1994; Чимитдоржиев Ш. Б. Россиян Монголия. — М. Д987.

10 Прохоров А. К вопросу о советско-китайской границе. — М., 1975; Гуревич Б. П. Международные отношения в Центральной Азии в ХУ11- первой половине XIX в.- 2-е изд., доп. — М., 1983. Беспрозванных Е. П. Приамурье в системе русско-китайских отношений ХУ11-сер.Х1Х в.- М., 1983.

II Романова Г. Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке/ Х1Х-начало XX в./.-М.Д 987- Соловьев Ф. В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма/1861- 1917 гг./.- М., 1989.

12 Болгурцев Б. Н. Русский флот на Дальнем Востоке (1860−1861г.). Пекинский договор и Цусимский инцидент. — Владивосток, 1996.

13 Мясников B.C. Договорными статьями утвердили. Дипломатическая история русско-китайской границы ХУ11-ХХвв.-М.Д996.

14 Daffin J. David Hie Rise of Russia in Asia .- New Haven, 1949.

15 Jelavich Barbara A century of Russian Foreign Police 1814−1914. N.Y., 1964.

16 Miller A.Forrest. Dmitris. Milutin and the Reform Era in. Russia.- Nashville, 1968.

17 Malozemoff A. Russian Far Eastern Policy 1881−1904 with special emphasis on the causes of the RussiaJapanese war.- BerkeleyLos Angeles, 1958.

18 Фань Вэнь лань Новая история Китая.- М., 1955; Hsu I. Trie Ili crisis. .A study of Sino-Russia Diplomacy (1871−81).- Oxford, 1966.

19 Stephan J. The Russian Fax East. — Stanford, 1994.

20 Russian Foreign Policy. Essays in Historical Perspective / Ed. J. I. Lederer. New Hawen — L., 1962.

21 Русско-китайские отношения 1689−1916. Официальные документы. — М., 1958; Сборник договоров России с другими государствами. 1856−1917. — М., 1952.

Сборник, главнейших официальных документов по управлению Восточной Сибирью за 1879−82 гг.Т.111, — Иркутск, 1884.

23 British Documents on foreign affairs: Report and papers The Foreign office confidential. General editor Kenneth Bourne. .Part I, Series A, Volume 1 Russia, 1859−1880. Washington, 1983.

24 1857−1861: Переписка Императора Александра 11 с Великим Князем Константином Николаевичем. Дневник Великого Князя Константина Николаевича. -М., 1994; Милютин Д. А. Дневник Д.А.Милютина. Т. 111. 1878−1880, — М. Л 950.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Подводя итог диссертационному исследованию, можно сделать следующие выводы. Первой проблемой исследования был поиск ответа на следующий вопрос: Были ли разногласия между чиновничьими звеньями Петербурга и Иркутска в вопросах проведения внешней политики, и если они существовали, то чем определялись ?

Начало нашего исследования относится к эпохе, когда для России дальневосточный вектор внешней политики еще не играл особой роли, а к ее дальневосточным окраинам относились как к колонии. Но насильственное установление в 40−50-х гг. XIX века экономических и политических отношений ведущих капиталистических стран с Китаем обеспокоило царское правительство. Втягивание Китая в мировую экономическую систему, установление финансово-экономической зависимости Китая, грозило не только подорвать политическое влияние России в этой стране, но и угрожало в будущем восточным провинциям Российской империи, которые могли стать объектом захватнических устремлений со стороны великих держав. В период Крымской (Восточной) войны, в целях защиты неразграниченных между Россией и Китаем территорий на Дальнем Востоке, российские войска под командованием генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева приступают к занятию Приамурья и Приморья. Китайские власти посчитали выгодным для себя разрешить пропуск российских войск для их участия в боевых действиях против британского десанта. Более того, они занялись материальным обеспечением российских войск, проходящих по Амуру.

В результате в правящих кругах России восторжествовало мнение о возможности путехМ мирных, двухсторонних переговоров решить территориальный вопрос на Дальнем Востоке и договориться об установлении более тесных торговых и политических контактов между Россией и Китаем, куда для решения этой задачи была отправлена миссия Е. В. Путятина.

Но она не принесла ожидаемых результатов. Китайские чиновники не пропустили посланника в Пекин. Цинские власти не желали проводить переговоры в период, когда они вели войну на два фронта — против тайпинов и европейцев. Кроме того, китайское правительство предпочитало иметь дело с обладающим реальной военной силой генерал-губернатором Восточной Сибири, не раз заявлявшим, через сибирских чиновников, о своей антиевропейской позиции.

Стоит отметить, что сибирская администрация и в первую очередь Н. Н. Муравьев негативно восприняли известие о посылке миссии. Генерал-губернатор Восточной Сибири считал, что китайское правительство вряд ли согласится на предложения России. Он выступал за двустороннее решение пограничных проблем, но вместе с тем отмечал, что без демонстрации силы Китай не пойдет на уступки. Позиция Н. Н. Муравьева была поддержана директором азиатского департамента Е. П. Ковалевским. Но министр иностранных дел А. М. Горчаков высказался за необходимость достижения сепаратного соглашения с Китаем, опираясь в основном на дипломатические инструменты.

В ответ на нежелание пинского правительства вести переговоры с российским посланником, Е. В. Путятин посчитал возможным изменить путь достижения сформулированных в Петербурге задач. Он стал выступать за получение у Китая экономических и политических уступок в сотрудничестве с Англией и Францией. Министерство же иностранных дел России считало необходимым исключительно мирными средствами решить российско-китайские проблемы. Поэтому в 1858 г. генерал-губернатору Восточной Сибири были переданы полномочия на подписание договора с Китаем по проблеме территориального размежевания на Дальнем Востоке.

28 мая 1858 г, Н. Н. Муравьев путем двухсторонних переговоров заключил Айгунский трактат, а 1 июня 1858 г. Е. В. Путятин, не получив известий о дипломатическом успехе Н. Н. Муравьева, совместно с европейскими державами, подписал в Тяныдзине еще один договор с Китаем.

Таким образом, власти Восточной Сибири, и, прежде всего Н. Н. Муравьев, в конце 50-начале 60-х гг. XIX века имели самостоятельную точку зрения по поводу формирования русско-китайских отношений. Безусловно, истоки появления независимого мнения можно искать в самой личности Н. Н. Муравьева. Но поскольку эта тема требует, во-первых, серьезного самостоятельного исследования, а во-вторых, выходит за рамки собственно региональной истории и, становясь разновидностью биографического жанра, смыкается с исторической психологией, остановимся лишь на объективных причинах тех расхождений, которые существовали во взглядах чиновников Петербурга и администрации Восточной Сибири.

Анализ архивных материалов, проведенный в настоящей работе, показывает. что главной причиной несовпадения позиций между Петербургом и Иркутском во внешнеполитических делах являлись разногласия по блоку экономических вопросов. Региональная администрация желала помощи царского правительства в развитии хозяйственного потенциала присоединенных в 1858—1861 гг. территорий для дальнейшего укрепления российского влияния в регионе. Однако российское правительство в 60-х гг. XIX века не проявляет прежней заинтересованности в проведении активной внешней политики на Дальнем Востоке. Разрешив территориальный вопрос на Дальнем Востоке и подписав торговые статьи, обеспечивавшие снабжение населения Приамурья и Приморья продовольствием, царизм не желал проводить политику форсированного развития своих дальневосточных владений. Возвращаясь к активизации ближневосточного и европейского направления внешней политики и внутренним проблемам страны, российское правительство стремилось лишь укрепить свой дальневосточный тыл. Для этого предполагалось создать юридические условия, которые поддерживали бы заинтересованность русской торговой буржуазии и китайского пограничного населения во взаимовыгодной торговле.

Именно поэтому российским правительством были отклонены некоторые проекты по военно-хозяйственному развитию Восточной Сибири и Дальнего Востока. Петербург уже рассматривал дальневосточной направление внешней политики как второстепенное и не хотел идти на финансовые жертвы ради создания в Восточной Сибири плацдарма для дальнейшей активизации России в регионе. Так, царское правительство отвергло план Н. Н. Муравьева по формированию на русском Дальнем Востоке зоны свободной торговли, предоставлению американским купцам широких прав по экономической колонизации края. Было решено отказаться от предложения восточносибирских властей об открытии Приамурья и Приморья для широкой колонизации всеми желающими переселиться в этот край. Наконец, также блокировалось предложение региональной администрации о либерализации торгового режима на границе Восточной Сибири с Китаем и ликвидации таможни. Более того, царское правительство поспешило поставить под строгий финансовый контроль деятельность восточно-сибирского чиновничества, изъяв в 1862 г. т.н. «военный капитал», предназначавшийся на нужды, связанные с освоением русского Дальнего Востока. Российское правительство реализовывало лишь те хозяйственные мероприятия, которые должны были укрепить связи ее дальневосточной окраины с центром. Однако в силу объективных причин, принимаемые меры были недостаточны для нормального развития Восточной Сибири, и это еще в большей степени актуализировало для края проблему русско-китайской торговли. Развитие последней осложнялась тем, что Петербургу торговля нужна была, прежде всего, как политический инструмент, обеспечивающий стабильность на.

Дальнем Востоке, а для Восточной Сибири она обеспечивала удовлетворение материальных интересов. Это разногласие и определило характер заключенных в 1862 и 1865 гг. торговых правил, развивающих торговые пункты Пекинскою договора. Попытки сибирской администрации добиться того, чтобы параграфы правил максимально удовлетворяли материальным нуждам края, не имели успеха. Российская дипломатия, не желая обострять отношения с Ци некой империей, перезаключила правила на прежних основаниях.

Определив, что *между центром и регионом существовали разногласия во внешнеполитических вопросах по поводу развития взаимоотношений с сопредельным Китаем, мы вынуждены объяснить не только почему и из-за чего это происходило, но и как это явление отража юсь на внешней политики России на Дальнем Востоке. Встает второй вопрос, какую роль во внешнеполитических устремлениях России играли восточно-сибирская. администрация и непосредственно участвующие в международной диффузии массы сибирских торговцев. Были ли они активными участниками международных отношений па Дальнем Востоке и, в частности, российско-китайских контактов или являлись лить пассивными субъектами изменяющейся экономической и политической среды?

Изменения в мировой экономической системе середины XIX века привели в 60−70-х гг. XIX века к кризису российско-китайской сухопутной торговли, результатом которого стало ее ограничение, в основном, рамками Восточной и Западной Сибири, Северного и Северо-Восточного Китая. Китайский чай по сухопутной границе ввозился для сибирских потребителей, поскольку европейские губернии получали его морским путем. Европейская и американская экономическая экспансия привела также к исключению Китая из числа основных импортеров российских текстильных изделий. Русскокитайская торговля превращалась в сибирско-китайскую. Это, в свою очередь, наносило удар по материальным интересам сибирского купечества, занимающегося реэкспортом российской продукции. Купечество Восточной Сибири видело для себя выход из создавшегося положения в изменении правовой базы российско-китайской торговли, расширении ее масштабов за счет открытия для него рынков Западного Китая и Маньчжурии, ограничения экономической деятельности китайцев на территории Восточной Сибири. Постепенно, учитывая политическое значение российско-китайской торговли и экономические потребности края, требования сибирских предпринимательских кругов поддержала региональная администрация.

Заинтересованность бюрократии Восточной Сибири в изменении складывающихся российско-китайских отношений объяснялась и бесконтрольной миграцией китайцев в пределы генерал-губернаторства. Китайцы, прибывавшие в Восточную Сибирь создавали проблемы политического порядка. Китайская диаспора на русском Дальнем Востоке проявляла стойкое сопротивление ассимиляционным процессам. В результате вопрос о политической лояльности китайцев приобретал особую остроту. Сами китайцы старались избегать контактов с российскими властями. Они не обращались в российский суд, не приобретали документы на право ведения хозяйственной деятельности и вообще считали Приамурье и Приморье временно уступленными России. Это мнение поддерживалось маньчжурскими пограничными властями, которые, опираясь на свою трактовку некоторых пунктов Айгунского договора, посещали китайских селений на территории генерал-губернаторства. Здесь они собирали дань и временно исполняли судебные функции.

Именно поэтому власти Восточной Сибири, заинтересованные в сохранении политической стабильности в крае, выступили за ограничение миграции китайцев и идеолого-культурных контактов России и Китая. Однако российское правительство долгое время считало данный вопрос малосущественным. Лишь после 1868−69 гг. оно понемногу начало удовлетворять требования сибирской бюрократии по устройству контроля над китайскими поселенцами и торговцами в Восточной Сибири,.

Возрастание внимания российского правительства к Дальнему Востоку объясняется и тем, что в начале 70-х гг. XIX века обострились политические взаимоотношения России и Китая. После столкновения интересов этих стран в Центральной Азии Петербург принимает меры по укреплению своих позиций на Дальнем Востоке. Здесь на протяжении 70-х гг. проводится реформирование военного управления приграничных территорий, заключается договор с Японией, завершивший территориальное размежевание между двумя странами. Вместе с тем все предпринимаемые российским правительством меры носили чисто военно-оборонительный характер, а это не отвечало интересам сибирских общественных групп, заинтересованных в изменении сложившихся торгово-экономических отношений с Китаем.

Между тем, положение в российско-китайских отношениях стало приобретать угрожающий характер. Подавив на своих окраинах сепаратистские движения некитайских народов, цинско-китайские власти выбрали наиболее простой способ решения своих экономических (хозяйственное разорение провинций) и политических (неразрешенный территориальный спор с Россией в Центральной Азии) проблем — повышение внутренних пошлин и увеличение поборов с российских торговцев. Они не реагировали также на несоблюдение своими подданными письменных торговых обязательств в отношении российских купцов, чем подрывали всякую возможность проведения торговых операций для них.

Это вызывало негативную реакцию со стороны российских, и в первую очередь сибирских торговцев. На протяжении 1877−78 гг. они неоднократно высказывались за оказание силового давления на Китай с целью получения экономических уступок. Генерал-губернатор Восточной Сибири поддержал требования торговцев, предъявив китайской стороне предложения по облегчению российской коммерческой деятельности в Китае, Не встретив желания удовлетворить их, власти Восточной Сибири подняли вопрос о неправомерной деятельности некоторых китайских чиновников и офицеров, появляющихся в пределах Приморской области и собирающих ясак с проживающих здесь китайцев и местных племен, Было выдвинуто предложение об отмене торгово-промышленных льгот, ранее предоставленных китайцам. В атмосфере взаимного недоверия власти Восточной Сибири добились в 1879 г. отмены права китайцев на беспошлинную торговлю в пределах генерал-губернаторства. Более того, начались аресты китайских торговцев за нарушения ими новых условий торговли. Это вызывало протесты со стороны китайских властей. Однако они отклонялись российской администрацией на том основании, что права беспошлинной торговли • китайцев на территории Восточной Сибири были предоставлены Россией в одностороннем порядке, и, следовательно, она имела полное право их отмены.

Тем временем дипломатическое поражение России на Берлинском конгрессе в 1878 г. изменило внешнеполитическую ориентацию Петербурга, Стремясь разрешить накопившиеся российско-китайские проблемы, Петербург постарался урегулировать свои отношения с Пекином. Дипломатическим выражением этого стало заключение в 1879 г. Ливадийского договора, передающего России ряд ранее принадлежащих Китаю стратегически важных пунктов в Центральной Азии. Статьи Ливадийского договора вызвали недовольство части влиятельных сановников Цинской империи, что привело к российско-китайскому вооруженному противостоянию 1879−81 гг. Военная тревога наглядно продемонстрировала утрату экономического и политического влияния России на Китай. Этим воспользовались власти Восточной Сибири. Они не только поспешили назвать, в качестве причины сложившегося положения дел, утрату экономического влияния на Китай и подчеркнуть опасность проникновения китайцев на территорию Восточной Сибири, но и, рассредоточив войска, приступили к установлению контроля над переходящими границу и селящимися на территории генерал-губернаторства китайскими торговцами и крестьянами-поселенцами.

Падение политического влияния России в регионе, обусловленное ослаблением ее экономических позиций, подтолкнуло царское правительство к подписанию с Китаем 12 февралю 1881 г. Петербургского договора, статьи которого отвечали насущным требованиям сибирских торговцев, стремившихся проникнуть на рынки застенного Китая. Российское правительство рассчитывало, что освоение сибирским купечеством рынков Западного Китая и Маньчжурии приведет к усилению российского влияния в Цинской империи и устранит на будущее возможность возникновения военной тревоги.

После подписания в 1881 г. Петербургского договора, российское правительство, при содействии восточно-сибирских властей, проводит усиление российского военного потенциала на Дальнем Востоке. Это объяснялось тем, что китайские приграничные власти и милитаристические группировки не стремились к реализации на практике своих обязательств по русско-китайскому договору 1881 г. Так, уделялось внимание развитию хозяйственной и военной инфраструктуры в Восточной Сибири. С 1882 г. начинается переселение крестьян морем на Дальний Восток, а в 1884 г. осуществляется административное реформирование края. Добиваясь точного исполнения статей Петербургского договора, Россия идет на сближение с Японией в важном для экономики последней рыболовецком вопросе. Соглашение с Россией позволило правительству Микадо усилить политический нажим на Пекин по проблеме использования морской акватории вблизи берегов Китая и в корейском вопросе, а это заставляло китайское правительство идти на соглашение с Россией. В этих условиях российскому правительству удалось подписать к 1884 г. соглашения с цинскими властями, развивающие статьи Петербургского договора по пограничным и торговым делам. Несмотря на сопротивление цинеких властей, российские дипломаты смогли заключить и русско-корейский договор 1884 г. Необходимо отметить, что во всех этих крупных дипломатических акциях России на Дальнем Востоке активно принимали участие власти Восточной Сибири, формирующие ж реализующие на практике внешнеполитическую деятельность государства в регионе.

Таким образом, роль Восточней Сибири во внешнеполитических устремлениях России усилившись в периоды активизации российским правительством дальневосточного направления внешней политики. На основании изученного материала можно выделить два таких периода -1855−1865 гг. и 1879−1884 гг. Именно в эти промежутки времени российское правительство обращает пристальное внимание на важные для жизнедеятельности Восточной Сибири внешнеэкономические контакты России и Китая, а сибирская администрация принимает деятельное участие в обсуждении дипломатических проектов и на практике участвует в реализации дипломатических инициатив правительства.