Служебные части речи в нахских языках (синхронно-диахронный анализ)

Предлагаемая работа посвящается описанию исторического процесса становления и системному анализу служебных частей речи (послелогов, союзов и частиц) в нахских языках.

Одновременно на основе теоретических положений русского и советского языкознания рассматриваются некоторые вопросы общей проблемы частей речи.

Служебные части речи с этой точки зрения до появления нашей работы (105) не рассматривались.

Между тем, названная проблема весьма актуальна не только в плане изучения нахских, но и горских иберийско-кавказских языков в целом. Положения, выдвигаемые в данной работе, могут оказаться в той или иной степени приложимы ко всем горским иберийско-кав-казским языкам.

Актуальность исследуемой нами проблемы обусловлена необходимостью установления системы служебных частей речи, определения их места в системе частей речи вообще, развития гипотаксиса в связи с подчинительными союзами, выяснения закономерностей, лежащих в основе перехода знаменательных слов в служебные, а также взаимоперехода служебных частей речи.

В свое время нами был исследован один из разделов данной проблемы — послелоги, обозначающие пространственные отношения, и совпадающие с ними материально-глагольные приставки. Эта работа является частью нашей кандидатской диссертации (96).

Несмотря на наличие некоторых работ, посвященных отдельным вопросам исследуемой проблемы, сама проблема в целом изучена недостаточно. Предлагаемая работа призвана восполнить в той или иной степени этот пробел.

Исследование опирается на фактический материал устного народного творчества, произведений художественной и публицистической литературы, а также записи живой разговорной речи носителей языков и диалектов.

Научная новизна настоящей работы о б. у с л одливае т ся описанием исторических процессов и закономерностей, лежащих в основе развития послелогов и союзов, а также их роли в формировании сочинения и подчинениясемантико-функциональным анализом частиц и их классификациейустановлением системы служебных частей речи и их номенклатуры, выявлением лексических и грамматических значений как общего, так и частного характераустановлением этимологии и закономерностей, лежащих в основе перехода знаменательных слов в служебные и их взаимоперехода.

Теоретические обобщения автора основываются на результатах анализа конкретных данных чеченского, ингушского и бацбийского языков, а также некоторых диалектов чеченского языка.

Практическая ценность заключается в том, что результаты данного исследования будут способствовать всестороннему изучению служебных частей речи в нахских языках, установлению их системы и уточнению спорных вопросов квалификации послелогов, союзов и частиц.

Результаты исследования внедряются в практику преподавания нахских языков в вузах, педучилищах и школах Чечено-Ингушской АССР, а также могут быть использованы в разысканиях по истории, диалектологии, морфологии и синтаксису нахских языков.

Материалы исследования легли в основу вузовских учебников по чеченскому и ингушскому языкам.

Полученные нами выводы, несомненно, будут полезны в процессе создания сравнительных и сопоставительных грамматик, а также в переводческой практике. Работа в целом может иметь значение и для развития лексикологии нахских языков, ибо здесь на основеконкретных фактов даются подробные сведения о служебных единицах речи, о явлениях десемантизации и грамматикализации.

В становлении систем и структур служебных частей речи в нахских языках ярко проявляется взаимосвязь синхронии и диахронии. Поэтому в данном исследовании наряду с описательным используется сравнительно-исторический метод.

По теме исследования опубликована I монография и II статей. Кроме того, разделы работы вошли в вузовский учебник по современному ингушскому языку. (Общий объем публикаций около 30 печатных листов.)Основные положения работы докладывались на научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков (г.Сухуми, 1977) на научных конференциях Чечено-Ингушского госуниверситета (г.Грозный, 1974, 1975, 1978), на заседаниях сектора языков Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, социологии и филологии (г.Грозный, 1978, 1979, 1980). По теме исследования разработан спецкурс для студентов-филологов Чечено-Ингушского госуниверситета им. Л. Н. Толстого и составленапрограмма с методическими указаниями.+ ++Проблема служебных слов, связанная с общей проблемой теории частей речи, все еще остается одним из актуальных и недостаточно разработанных разделов науки о языке.

В настоящее время известны различные точки зрения по таким фундаментальным вопросам, как принципы и критерии классификации частей речи, соотношения в них лексического и грамматического значения, процессы перехода одной части речи в другую.

Известно, что учение о частях речи восходит к глубокой древности. Разрабатывалось оно и в русской грамматической традиции.

Одни лингвисты в основу классификации кладут логические категории, относя части речи к области синтаксиса (21), другие, различая категории грамматики и формальной логики, не разграничивают части речи и члены предложения (116), третьи, подчеркивая семасиологические начала частей речи, в основу классификации кладут лексико-грамматические категории (150). Предпринимались также попытки выделять части речи по формально-грамматическим признакам (132- III).

Предлагая различные принципы классификации частей речи, специалисты расходятся во мнениях относительно необходимости включать в систему частей речи все структурно-семантические классы слов. В результате в одном и том же языке, на одной и той же стадии его развития устанавливалось разное количество частей речи: от 14 (А.А.Шахматов) (150), до 4 (А.М.Пешковскии) (112). В современной Академической грамматике русского языка выделяется 10 частей речи, в том числе предлоги, союзы и частицы (34).

Определенные разногласия отмечаются относительно принципов выделения служебных слов и включения их в систему частей речи.

Некоторые лингвисты настаивают на необходимости выделения служебных слов и отнесения их к частям речи на основании того, что они имеют все морфологические признаки самостоятельных единиц — слов (150- 122- 57).

Имеется и противоположная точка зрения, согласно которой служебные слова неправомочно рассматривать как части речи, так как они не обладают способностью к словоизменению и номинативной функцией (125- 73).

Отдельные лингвисты утверждают, что класс «неполнозначных слов» существует как особая система слов вне системы частей речи, но теснейшим образом с ней связанная (71- НО).

При выделении и классификации частей речи нахское языкознание опирается на грамматические традиции русского языка. Части речи характеризуются по лексико-семантическим и грамматическим признакам (128- 156- 83- 37- 39).

Аналогичная классификация частей речи представлена и в дагестанских языках. Этому вопросу посвящена специальная работа Л. И. Жиркова (52).

Большая заслуга в исследовании частей речи русского языка принадлежит В. В. Виноградову. Последовательно развивая традиции своих предшественников, он отмечал, что грамматическую характеристику слова составляет система всех его грамматических форм, обусловленная не только морфологическим строением слова, но и функциями слова в речи, его употреблением в словосочетании и предложении, а также его лексическими формами, его семантической структурой (25).

Говоря о «частицах речи» (союзы и предлоги), В. В. Виноградов подчеркивал, что они «противополагаются частям речи». В этом смысле понятие «частиц» обнимает все классы так называемых «служебных», «формальных», или «частичных слов» (25, 520).

По всей вероятности, такое противопоставление «частиц речи» «частям речи» предполагает качественные различия слов, но не исключает сами «частицы речи» из системы частей речи вообще.

Причиной подобных разногласий в класификации, о которых сказано выше, как отмечает А. С. Чикобава, является «. сложный характер слова и словосочетания, воплощающих в себе единство лексико-семантических, морфологических, синтаксических и стилистических свойств и особенностей в языках как синтетического строя, так и аналитических, необходимость выявления и структуры и функции анализируемых фактов языка, к тому же при различном понимании и структуры и функции, тем более их взаимоотношения» (142, 50).

Если исходить из положения о том, что «не морфема, а слово является реальной единицей языка» и что это является «основной предпосылкой, без признания которой говорить о частях речи не приходится» (142, 51), то из этого следует, что выделение служебных слов: послелогов, союзов и частиц как частей речи оправдано, так как они обладают признаками слова.

Выделяя служебные части речи, необходимо, однако, подчеркнуть, что они не могут находиться на одной плоскости с полнознач-ными («изменяемыми», «знаменательными») словами, не могут быть признаны однозначными единицами.

Известно, что служебные слова значениями предметности, атрибутивности, процессуальности и т. д. не обладают. Но они так же как и знаменательные слова, отражают объективную действительность, но не в основных её категориях, а в отношениях между предметами, явлениями, или служат показателями тех или иных категорий слов, при которых находятся, они вносят какие-то оттенки в значение полнозначных слов, или становятся морфемами в знаменательных словах. Подтверждением этого могут быть послелоги — падежные аффиксы в горских иберийско-кавказских языках (59- 68- 37- 39- 18- 53- 143- 79- 80- 81- 82- 87- 89).

Примыкая к основе имен, эти аффиксы как бы подчеркивают семантику слова, при этом одни аффиксы имеют пространственное значение, другие — совместности, третьи — сравнения, уподобления и т. д.гПодобные аффиксы, следовательно, являются носителями дополнительного значения. Однако их «служебность», на наш взгляд, несколько иного порядка. И аффиксы, и служебные словапослелоги, союзы и частицы восходят к знаменательным словам, но аффиксы утратили свою самостоятельность и формальную оболочку служебного слова и, таким образом, вышли из разряда слов вообще.

Проблема частей речи нуждается в определении соотношения между знаменательными и служебными (незнаменательными) словами. Следует отметить, что граница между ними довольно условна.

Многие знаменательные части речи могут выступать в качестве служебных. Это свойственно всем языкам. Например, в русском языке — при образовании некоторых аналитических форм сравнительной или превосходной степени прилагательных или качественных наречий: «Он самый лучший», «Сестра более способная, чем брат» — при образовании аналитических форм будущего времени от глаголов несовершенного вида: «Я буду петь», «Он будет ученым» и т. д. Срв. подобное явление в нахских языках, где имена, глагольные формы и наречия выступают в качестве служебных: чеч. Лерина хьуо гар хьама веана суо хауза «Специально, чтобы повидать тебя пришел я сюда» — инг. Массанахьа хьааача. гуш х1ама дацар «Куда ни посмотришь, ничего не было видно» — бацб. Се^дакъ да «Моя доля есть», срв.чеч. Хьуона лерина куоч эцца аса «Для тебя платье купила я» — инг. Цун вахарга хьажача деррига гучадаргда «Судя по его жизни, все станет известно» — бацб. Со дакъ мушебадо^'Вместо меня работает" .

В то же время служебные слова могут выступать как знаменательные, быть носителями логического ударения и структурно необходимым компонентом конструкции, употребляться самостоятельно в функции какого-либо члена предложения. Срв. в русском языке: «Я работаю учителем в школе» — «Неужели?» «На тебе ключи» .

Частица «неужели» образует синтаксически нерасчлененное предложение и является самостоятельным высказыванием. Во втором примере частица «на» образует особый тип сказуемого, причем управляет падежной формой именианалогичное явление наблюдается в нахских языках: инг. Вуодий хьуо цига? ХТаьта «Идешь ли ты туда?» — «Конечно», Из цигара ц1авиена дукха ха йацар. Б. уокъкъал? Т1акхкха «Он вернулся домой недавно» — «Неужели?» — «Конечно» .

В первом примере частица х! аьта выступает как сказуемоево втором — бубкъкъал — как обстоятельствотТакхкха — как сказуемое. В чеченском и бацбийском языках наблюдается аналогичное явление.

Таким образом, понятия — «знаменательные» и «незнаменательные» слова следует признать весьма условными.

Вопрос, связанный с процессом перехода одной части речи в другую («переходные явления»), также вызывает различные толкования.

Здесь следует вспомнить высказывание А. СЛикобава: «Историческое языкознание естественно делало упор на анализ процессов, которые приводят к переходу слов из одной части речи в другую. В этой сфере выявлено много интересного и ценного. Но никаких существенных изменений в классификацию частей речи внесено не было» (142, 57). С этим трудно не согласиться. Нет общности мнения о переходных явлениях. В связи с этим возникает вопрос, как классифицировать подобные слова, то есть слова, выступающие в разных значениях типа: русское «страсть» как частица и междометие, «значит» как союз и частица, «пусть», «пускай» как глагол и частица и т. д.- груз, «вин» «кто» как местоимение и «винай» как союз (42). Срв. чеч.-инг, т1акхкха, чеч. т1къа, бацб. т1къо «и», «а», «но», «затем», «также», «ну», «же», «ведь» — как союзы и частицычеч.-инг. ловча^/лийча'" пусть", «пускай» как глагольная форма и частица и т. д. Считать ли их словами, выступающими в различных функциях, но принадлежащими к одной части речи, или относить их к разным частям речи? Мы придерживаемся точки зрения, согласно которой при переходных явлениях в зависимости от синтаксических функций, от его речевого употребления слово может принадлежать не к одной, а к нескольким различным частям речи (125, 50).

При переходе из одной части речи в другую слово может утратить свое лексическое значение не полностью, но категориальное значение утрачивает полностью, что ведет к частичной десеманти-зации. Это дает право отнести то или иное слово к другой части речи. Срв. русск. словосочетание типа «вот тебе и», «вот вам и» и др., которые относятся к частицам, и нахские местоимения шуна //шоана «вам» хьуна?/хьуона7/хьуйн «тебе», которые перешли в разряд частиц.

При переходе слов из одной части речи в другую наблюдается постепенная активизация второстепенного с точки зрения части речи признака слова. Этот процесс связан с актуализацией грамматического значения при определенной нейтрализации лексического.

Сохраняя хотя бы частично лексическое значение, единица резко меняет грамматическое значение — принадлежность к той или иной части речи. Только после этого «переход» можно считать завершенным.

Если при переходе знаменательных слов в служебные важное значение имеют семантические и морфологические основания, то при взаимопереходе служебных частей речи — предлогов, послелогов в союзы, союзов в частицы и т. д. решающее значение приобретают се-мантико-синтаксические основания. Например, в русском языке союз «значит» переходит в частицу, глагольные формы «смотри», «глянь», «пусть» — в частицы и междометияв нахских языках союз т1аккха //т1къаУ/т1къо «и», «а», «но», «затем» — в частицу, послелоги санна/'/са^ мусГ «словно», «как», «подобно» — в союзы, когда они вступают в новые синтаксические отношения. Частота употребления в новой синтаксической функции ведет к постепенному угасанию лексического значения, к десемантизации.

Наблюдения подтвернедают, что переход слов из одной части речи в другую находит аналогию во многих языках независимо отих структурно-типологической принадлежности.

Во многих языках служебные слова и аффиксы (форманты) также генетически восходят к знаменательным (полнозначным) словам: наречиям, именам и глагольным формам (141- 151- 79- 80- 81- 82- 88- 89- 4).

Наибольшую группу составляют служебные слова, образованные от наречий (наречные), затем от имен (отыменные), наименьшую группу составляют служебные слова, образованные от глагольных форм. Это свойственно всем языкам, в том числе и.нахским.

В служебные слова переходят формы таких полнозначных слов, семантика которых таит в себе возможность развития значения релятивности. Значение релятивности может возникнуть только в определенных условиях. Срв. русск. предлог «для» от существительного «дело» и чеч.-инг. дуьхьа^/духьа'от существительного дуьхь//духь «конец», «острие» — русские наречные предлоги «около», «под» и нахск. йухие, йистие от соответствующих наречий и т. д.

При наличии у полнозначных слов элементов релятивности лексические значения при переходе их в служебные не утрачиваются полностью, а подвергаются качественным преобразованиям в направлении развития и усиления в них релятивности.

Вызывает различные толкования ж вопрос, связанный с семантикой служебных слов и взаимодействием лексического и грамматического значения.

Существует мнение о том, что служебные слова лишены лексического значения и им присуще лишь грамматическое значение (150- 124- 112).

В.В.Виноградов говорит о совпадении лексического и грамматического значений у служебных слов («частиц речи»). Речь, вероятно, идет не о тождестве этих двух различных понятий, а о «совпадении» лексического значения служебного слова с грамматическим значением того слова или сочетания слов предложения, при которых они находятся, и что имеет место «совпадение» лишь по содержанию, но не по выражению (форме) (25, 590).

Служебные слова нахских языков обладают лексическим значением, однако оно реализуется неодинаково. Например, послелоги и союзы больше сохраняют лексическое значение, чем частицы.

Общим лексическим значением для послелогов и предлогов является значение пространственное, временное, причинное, сравнительное и т. д., для союзов — соединительное, разделительное, противительное, уступительное и т. д., для частиц — усилительное, эмоционально-экспрессивное, модальное и т. д. значения.

Частным лексическим значением можно считать то значение, которое отличает данный предлог, послелог, союз или частицу от других предлогов, послелогов, союзов и частиц той же функционально-смысловой группы, например: русск. «Он приехал на Новый год», и: «Он приехал под Новый год» — чеч. Диеган т! ехь бала бу и: Диеган чу. бала бу «На сердце тоска», «В сердце тоска» .

Грамматическое значение служебных слов заключается в том, что они выражают отношения между предметами и явлениями действительности. Например, предлоги и послелоги во всех языках выражают синтаксическую зависимость имени от других слов в словосочетании или предложении. Это есть их грамматическое значение. Это значение реализуется в том, что, например, предлог и послелог могут обозначать двустороннюю синтаксическую связь, срв. русск. «Лежать на кровати», «Лежать под кроватью» иинг. Сага духьал къамаъл дие «Против человека разговор вести», Сагах лаьца къамаьл дие «О человеке разговор вести» .

Связь независима от лексического значения соединяемых выделенными предлогами и послелогами слов, но имеет место грамматическая зависимость падежной формы имени. В этом смысле грамматическое значение предлога и послелога остается одинаковым в любом контексте, но лексические значения их разнообразны и зависят от значения слов, отношения между которыми они выражают, срв. русск. «Придти после всех», и: «Придти после двенадцати». Аналогичное явление отмечается и в нахских языках.

Служебные слова в нахских языках представляют слова — единицы, составляющие отдельную лексико-грамматическую группу, входящую в словарный состав. Исключение составляют некоторые частицы, приближающиеся к аффиксам, о которых будет сказано в соответствующем разделе.

Лексическое значение служебного слова хотя бы частично сохраняется до тех пор, пока оно (служебное слово) не трансформируется в аффиксальную морфему, то есть не становится формантом. Грамматическое же значение служебных слов заключается в выражении отношений.

Процесс становления служебных слов носит непрерывный характер, что связано, с одной стороны, с развитием человеческого мышления, а с другой — находит отражение в общетеоретических проблемах науки о языке.

ГЛЛМ I. РАЗВИТИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ СЛУЖЕБНЫХ ЧАСТЕЙ! РЕЧИ В НАХСКИХ ЯЗЫКАХВ лингвистической литературе по нахским языкам не нашел еще достаточного освещения целый ряд актуальных вопросов общей проблемы служебных слов. К их числу относятся вопросы об отношении служебных слов к системе частей речи, о границах класса служебных слов, о разрядах слов, входящих в этот класс, о функциях и значениях слов, входящих в каждый из разрядов, и т. д.

Подтверждением недостаточной изученности указанных вопросов является разнобой в определении номенклатуры и разрядов служебных слов, их функций и значении, нечеткость их дефиниции.

Служебные слова в нахских языках рассмотрены впервые в наших работах (97- 98- 100- 101- 103- 104- 105- 106- 108).

Из специальных работ, касающихся отдельных вопросов указанной проблемы, надо отметить работы Д. С. Имнайшвили (60- 61- 65- 66), Т. Б. Гониашвили (33), Р. Р. Гагуа (28), Х. Д. Ошаева (109).

Отдельные вопросы служебных слов в нахских языках освещены в монографиях П. К. Услара (128), З. К. Мальсагова (83), Н. Ф. Яковлева (156), Ю. Д. Дешериева (37- 39).

В вузовских и школьных учебниках по чеченскому и ингушскому языкам в качестве служебных слов выделены некоторые послелоги, союзы и частицы (10- II- 127- 44- 94- 133).

Известно, что проблема служебных слов неразрывно связана с проблемой частей речи. Различия в подходе к классификации последних (см.

Введение

), на наш взгляд, объясняются недостаточной оценкой природы частей речи, соотношения в них лексического и грамматического значений, а также историческими переходами одной части речи в другую, что приводит нередко к нечеткой разграниченности соответствующих единиц языка.

Изучение частей речи и их соотношений в нахских языках свидетельствует о том, что важную роль играет общее значение слова, хотя и оно не всегда может служить единственным универсальным критерием.

Возникает вопрос: а можно ли в основу классификации частей речи положить все признаки слова (лексические, морфологические и синтаксические), вместе взятые? Вероятно нельзя. Разные критерии классификации, естественно, дают разные результаты.

Комплексный подход вовсе не предполагает классификации по всем признакам одновременно. Напротив, имеется в виду глубокий и всесторонний анализ классифицируемого явления и его компонентов, позволяющий выделить основной признак, раскрывающий сущность исследуемого явления.

Одна из объективных трудностей в классификации служебных частей речи заключается в их неравной противопоставленности. Так, например, послелог и союз непосредственно противостоят друг другу, поскольку оба имеют значения отношения и отличаются друг от друга выражением этого отношения (см. таблицу, приложенную в конце).

Частицы и мевдометия выражают отношение говорящего и отличаются друг от друга конкретным видом выражения отношения.

Часть из них представляет аналитические образования (147): чеч.-инг. бахьан дуолуш//бахьан дуолаж, бацб. далламе «из-за», «по причине», «вследствие», «потому что» — чеч.-инг. щьабакъду/У цхьабшсъда', бацб. бакъеда, нипсда «но», «однако», «правда» — чеч.-инг. х1унда аьлча//х1ана аьлча^ бацб. окхуйндалламе «потому», «вследствие того», «поскольку» и т. д.

Как было сказано выше, основным признаком определения части речи служит лексическое значение. Поэтому переход знаменательных слов в служебные есть явление, главным образом, связанное с изменением лексического значения, при этом, изменение лексического значения и изменение его принадлежности к части речи выступает комплексно, как разные стороны одного и того же явления. Факты показывают, что изменение принадлежности слова к части речи обусловливается не столько степенью изменения значения слова, сколько характером этого изменения. Поэтому иногда сравнительно небольшое изменение значения сопровождается изменением категории части речи, в то время как значительное изменение смысла не всегда ведет к такому последствию. Подтвердим это примерами: чеч.-инг. послелог дуьхьаУ/духьа' «благодаря», «ради», «для», «за» восходит к имени существительному нахск. йухь//йохь «лицо», которое в этой форме факультативно функционирует в качестве послелога в бацбий-ском и ингушском языках, срв. бацб. Сон й. ухь (далла)латт Ивне оси «Ради меня стоит Иван здесь», инг. Марнаьна йухьа нускала диерг-доацаж х1ама дац «Ради (для) свекрови невестка сделает все» .

Указанное существительное с классным показателем «д» -дуьхь//духь «острие», «кончик» стало выступать с новым лексическим значением, но осталось в классе существительных. Это же существительное в форме косвенного падежа переходит в послелог, и здесь мы уже имеем изменение лексического значения, которое сопровождается и изменением категории.

Подобному процессу подвергается и наречие йухьхьйе//йихьхьйёТ образованное от существительного йухь//йбхь «лицо», которое через онаречивание перешло в послелог и с классным показателем «б», например: бухьхьйе//бихьхьие «на самой верхушке», «на самом конце». Во второй форме в основе появляется краткий «и» в результате ослабления корневого «у». Эти формы широко употребляются в разговорной речи. В литературном языке функционирует форма йухьхьие*. Послелоги: чеч. миеттана', инг. ми етташв//швттиел//миеттал// миетта, бацб. дакъ «вместо», «за», «для» образовались от имен существительных чеч.-инг. муотт//муоттиг//миеттиг «''место», бацб. дакъ «доля», «часть». (Срв. чеч.-инг. дакъа «доля» ," часть"). При переходе указанных существительных в послелоги решающую роль сыграли синтаксические условия, которые для этих имен были необычны. Новые синтаксические условия формируются в результате употребления их при другом имени в форме дательного падека, например: суона миеттана//миеттал букв, «мне месту», то есть «вместо меня», «за меня», «для меня». Постепенно эта функция закрепляется за ними, что приводит к утере лексического значения и позволяет считать переход их в послелоги завершенным.

Эти послелоги функционируют со значением взаимозаменяемости или предназначения, например: чеч. Суона миеттана вала кийча ву из стаг «Вместо (за) меня готов умереть этот человек», инг. Ве-шийна миетта доахан доажадие йахийтар суо «Вместо (за) брата коров пасти послали меня», бацб. Сон дакъ ахь моъ г1об «Вместо (за) меня хоть ты сходи» .

Указанные имена существительные функционируют и как полно-значные слова, например: инг. Сай миетта д1аиэттар суо «Я занял свое место», бацб. Се дакъ да эсе «Моя доля есть здесь». В чеченском языке так же.

Однокоренные союзы и частицы: чеч.-инг. йштта, бацб. йшт1 «также», «так», «словно», «подобно», «итак», «вот» — чеч.-инг. вуьшта//вйешта «иначе», «следовательно», «так-сяк», «вот так» — чеч.-инг. т1§ кхкха', чеч. т1къа, бацб. т1късГ" а", «и», «но», «однако», «ну», «вот», «ведь», «уже» и др. образовались от наречий, которые перейдя в разряд служебных слов, изменили и лексическое значение и категорию части речи.

Иногда при переходе лексическое значение может измениться лишь частично. Это свойственно большинству пространственных послелогов типа: нахск. чу//чо7/ча?/чухь «В», «во» (внутри) — чеч.-инг. т1ие//т1а, бацб. мак «на» (поверхности). (Срв. чеч.-инг. маг1а «на верхней части или стороне») — нахск. йукъ//йукъиё7/ йукъиехь «посреди» — чеч.-инг. гуонахь, бацб. гогех «вокруг», «кругом» и другие.

Определенную роль при переходе наречий в указанные послелоги сыграла локальная семантика, заключенная в них. Здесь наблюдается все еще неполностью утраченная связь между старым и новым значениями.

Однако в ряде случаев новое значение резко расходится со старым, с прежним материальным значением. Для раскрытия связи между ними приходится прибегать к этимологии, прослеживать историю возникновения нового значения. Покажем это на примерах: частицы чеч.-инг. дуьхьхьал//духьхьал, «только», «лишь», «просто», «прямо», инг. миетталие//миеттал «не только», кхаш^тталие7/ кхамиеттал «даже» «хотя» — чеч.-инг. -кх «ведь», «еще» «уж», «то», у"бацб. моъ «хоть» и др.- союзы: чеч.-инг. х1аьтта «в то время» ," тогда", «в тот момент», чеч. щодаьла/Уцундёла^ инг. цудухьа, бацб. окхуйндалла «потому», «поэтому» и др. свидетельствуют о том, что их значения резко расходятся с первоначальными и связь между ниш прослеживается исторически.

Союз бацб. окхуйндалла «ради» (нее, него) восходит к притяжательному местоимению 3-го лица единственного числа окхуйн// окхуй «его», «её», восходящего, в свою очередь, к указательному местоимению плюс имя существительное далла «богу». Имя далла сохранилось в чеченском и ингушском языках в устойчивых сочетаниях: Далла виезалва «Богу пусть полюбится», Далла воацачоа хац «Богу лишь известно» и некоторых других. Это имя сохранилось и в бацбийском языке в союзах окхуйндалла. далламе. а также частице даллемпар «ей-богу», «именно». Предположительно, это имя существительное в нахском языке — основе прежде было распространено и в других сочетаниях.

Подобным же образом образовался и чеченский союз цундаьла //цундела. имеющий то же значение. Он состоит из указательного местоимения 3 лица, единственного числа цун «его» //" её" плюс существительное даьла//дела «бог» .

Ингушский послелог духьа и союз шюпхъа//ш, духьа^образова-лись от имени существительного йухьа «лицу», «ради её//его лица». Со временем указанное существительное с классным показателем «д» перешло в другое существительное со значением «острие», «кончик». Имеющиеся устойчивые сочетания типа: бата духьиг «острие лица» (то есть выступающая часть лица), урса духьиг «кончик ножа» куога бухьиг «кончик ноги», то есть «носок» и др. подтверждают, что слово йухь изменялось по классам. По мере развития языка форма духь стала регулярно употребляться вместе с личным местоимением 3 лица единственного числа в форме дательного падежапун плюс духьа — цундухьа, то есть, происходит грамматикализацияс утерей лексического значения у обоих компонентов, В современном ингушском языке широкое распространение получила форма дудухьа! а форма цундухьги как правило, употребляется в речи людей старшего поколения.

В свою очередь, имя существительное духь в форме дательного падежа переходит в послелог — луьхьа//духьа, в форме вещественного — в послелог духьал//дуьхьал сначала с пространственным, на основе которого впоследствии развивается новое абстрактное значение, срв. инг. Суона духьал латтар из «Он стоял напротив меня» и: Суона духьал къамаьл дир цуо «Он выступил против меня». В чеченском языке употребляется так не. В более поздний период от этого послелога с помощью интенсивного корневого «хь» образовалась выделительно-ограничительная частица чеч.-инг. дуьхьхьал// духьхьал «лишь», «только», «просто» .

В бацбийском языке в этом значении и функции употребляется послелог хьатх, срв. С сГ хьатх отте о «Он стоит напротив меня», и: Со хьатх хьо к1ац1к1сГва «Против меня ты маленький» .

Временной союз цига, бацб. уис//осихь «когда», «в то время» восходит к соответствующему пространственному наречию — чеч.-инг. пдг^/цигаЗсь//цигача «там», г^га//циггача (интенсивная форма) «именно там» .

Указанное наречие, по-видимому, сначала перешло в пространственный послелог, на основе которого образовался соответствующий временной союз. В качестве послелога цига//уис//осихь в нахских языках не функционирует. Он превратился в аффикс 1-го направительного падежа (локатив), что подтверждается сохранением его в личных местоимениях: инг. Вайцига хьаыпий боаг1а «К нагл гости едут», Щунцига г1уолла фуд? «Что нового у вас?» Срв. бацб. Вайнуис хьаший баг? о" К нагл гости едут". В чеченском языке этот послелог функционирует в виде аффикса — га^ который являетсяусеченной формой от цига: Байга хьаший бог1у «К нагл гости едут'.' В ингушском языке параллельно употребляются и цига и — га: Вайга хьаышй боаг1а, и Вайцига хьаьший боаг1а. Вторая форма более архаична.

В бацбийском языке наречие оси//уси. также как в чеченском и ингушском, перешло в союз с временным значением.

По мере развития союзного значения у наречия цига лексическое значение затухало, что привело к десемантизации. Срв. инг. Тхуо 1охейша даг1ар, цигга из хьат1а, а виена 1охейр тхуоца «Мы сидели, когда он подошел и сел с нами». В чеченском и бацбийском языках употребляется так же.

На примере послелога цига «там» можно заметить, что падежные аффиксы (послеложных падежей) и послелоги в нахских языках элементы одной и той же системы именного склонения. Роль послелогов совпадает с ролью падежных аффиксов, так как и те и другие выражают синтаксические отношения менду именем, с одной стороны, и глаголом — с другой. Однако в отличие от падежных аффиксов послелоги обладают определенной семантической самостоятельностью и имеют форму отдельного слова. Эта их особенность служит критерием отграничения их от аффиксов.

При общности семантики послелогов и аффиксов грамматически они не тождественны и не могут свободно замещать друг друга. Так, например, если аффиксы локативных падежей — га, — хьа, — ие и др. указывают на направление или место без пространственного уточнения, то использование пространственных послелогов как, чеч.-инг. т1йе//т1а, бацб. мак «на» — нахск. чу//чоУ/ча «в», «во» — нахск. йух//йухие «рядом», «около» и др. точно локазирует предмет в пространстве. Срв. чеч.-инг. Куорие латта и куор т1ие//т1а^латта, куора к! иел//к1ал латта «на окне стоять», «под окном стоять» .

При общности значения совместности аффикса союзного (инструменталис) падежа —, и послелога — чеч.-инг. т1иехь, бацб. т! къ. уихь «со», «с», они не являются грамматически тождественными. Срв. инг. Суоца кино вахав из, и: Суо, а т! иехь кино вахав «Со мной в кино пошел он» .Во втором примере послелог т! иехь не только дифференцирует и конкретизирует значение совместности, но и управляет падежной формой имени. В чеченском и бацбийском языках употребляется так же, Следует заметить, что бацбийский послелог тТкъ. уихь имеет ограниченную дистрибуцию в связи с тем, что это значение передает форма совместного падежа (29). Аналогичное значение и функции присущи этому падежу в чеченском и ингушском языках. Употребление послелога т! иехь с формой именительного падежа создает новый тип словосочетания.

Аналогичное соотношение наблюдается между служебными словами и аффиксами и в других горских иберийско-кавказских языках." Служебные слова, — пишет М. А. Кумахов, — занимают как бы промежуточное положение между полнозначными словами и аффиксальными морфемами. Однако с этой точки зрения служебные слова неоднородны. Как увидим ниже, степень десемантизации различных служебных слов неодинакова. Кроме того, в адыгских языках роль служебных слов, в частности союзов, выполняют некоторые аффиксальные элементы (72, 245).

Подобное явление характерно некоторым нахским союзам и частицам, которые близки к аффиксальным элементам, как, например, союзы: нахск. йе//й а//э//очастицы: чеч.-инг. — м, -х//-г1-//-ха, -кх, -йбацб. -к1, -гег//-г, -лок1и//-лк1и, -й и др.

Союз со значением времени чеч.-инг. х1етта//х1аьтта', бацб. эхьат «тогда», «в тот момент» образовался от соответствующего сочинительного союза х1ета//х1аьта (перс.). Во временной союз перешла форма с интенсивным корневым «т» .Этот союз встречается и в некоторых дагестанских языках (4- 89).

В чеченском и ингушском языках полисемантичный союз х! ета /УхТаьта выражает соединительное, перечислительное, противительное значения, которые можно считать исходными. На основе этих значений развилось временное. В этом значении он употребляется для выражения подчинительной связи — для связи двух предикативных частей в составе сложного предложения, например: инг. К1аьнк коа хьачуваьлар, х! аьтта да, а ц1акхаьчар «Мальчик во двор зашел, когда и отец приехал», чеч. Суо цаьрга веача стаг ц1ахь вацара, х! етта д1абахниера уып «Когда я к ним пришел, дома никого не было, в тот момент они ушли» .

В бацбийском языке употребляется союз эхьат, генетически восходящий к х! ета//х!аьта: Со ме шучу вар эхьат, хьо чухь цо йар «Я был у вас тогда, когда тебя дома не было» .

До перехода в служебное слово х1ета//х1аьта> несомненно. функционировало как обстоятельственное наречие, сочетаясь с послелогом дуьйна//диенз, выражавшим пространственное и временное значение. Это подтверждается сохранившимися сочетаниями типа: инг. Куогашкара диенз киертага кхаччалца «С головы до ног». В бацбийском языке это значение передается формой совместного падежа, где выделяется аффикс — мци^поелеложного, происхождения, который А. А. Шифнер называет «терминативом» (29- 152): 0 хьач1е^ coro куйрталена кок! игомщГ" Он осмотрел меня с головы до ног", срв. инг. Сиелхан диенз таханалца (или: таханага кхаччалца) «Со вчерашнего дня до сегодняшнего» и чеч. Х1етахь дуьйна хьо ца гина суна «С того времени (момента) я не видел тебя». В ингушском так же.

Приведенные примеры подтверждают, что наречие х1ета//х!аьта вместе с послелогом дуьйна/Удиенз приобретает новое временное значение, которое постепенно закрепляется за ним параллельно с другими значениями. Указанное наречие уже самостоятельно безпослелога дуъйна7/диенз способно передавать временное значение.

С закреплением временного значения у союза х! етта//х1аьтахь //эхьат, лексическое значение тускнеет, и слово переходит окончательно в полисемантический союз.

При переходе из одной части речи в другую синтаксическое окружение играет важную роль, поскольку слово, имеющее определенную семантику, может переходить в другую часть речи только в определенных условиях, при определенном употреблении.

Лексическое — семантическое изменение тесно связано с синтаксической функцией, с сочетаемостью слов в предложении, словосочетании.

При взаимопереходе служебных частей речи решающее значение приобретает соответствующее изменение синтаксической функции слова. Это очевидно на примере превращения послелогов в союзы, союзов в частицы и т. д.

Переход, в частности, происходит в результате употребления, характерного для той части речи, в которую переходит слово, или близкого к его функции.

Союзами, например, становятся слова, обозначающие сочинительные и подчинительные отношения в соответствующих синтаксических конетрукциях. Например, инг. Ахча са да, Са1адал, х! аьта нах хьа ба, цул совнаг! хиннарйе дайнарйе дувцача дакъа, а дац. вай (Г1.Ф.) «Деньги — мои, Саадул, а люди — твои, кроме того, мы не свидетели и виденного и слышаного», чеч. Нагахь санна хьуо цхьан х1уманах кхеташ ца хилахь, соьга хатталахь «Если тебе что-нибудь будет непонятно, спроси, у меня», бацб. Хьей дак1 чу хьач1а7^ кхенге еб cor амбуй «В свое сердце загляни, затем разговаривай со мной» .

Выделенные слова стали союзами благодаря регулярному употреблению в соответствующих синтаксических условиях.

Формированию послелогов способствовала необходимость конкретизировать сначала положение предмета в пространстве, а затем выразить различные отвлеченные отношения между предметами, явлениями.

Послелоги образовались из знаменательных слов, главным образом, наречий и имен существительных, прошедших стадию онаречи-вания, что обусловливает стабилизацию употребления в определенном синтаксическом окружении, что придает знаменательным словам функции, аналогичные функциям послелога.

Большинство нахских послелогов восходит к именам, обозначающим части тела. Этот диахронический аспект очень важен как для выяснения этимологии послелогов, так и для исследования структурно-типологических особенностей разных языков. Срв. нахск. йухиё «около», «рядом «от существительного йух «нижняя часть тела», йукъие» «посреди» от йукъ «поясница», йухьхьшГ «на самом верху» от йухь «лицо», гуонахь, бацб. гогех «вокруг» от гуоУ/гсГ «колено» и другиесрв. адыг. шъхьаъ «над» от существительного шъхьа «голова», к1ыб «за» от к1ыб «спина» и т. д. (87), тюрек, баш «на» от баш «голова» и т. д.

За основу выделения частиц берутся семантические и синтаксические признаки.

В.В.Виноградов в структуре предложения различает систему частей речи и систему частиц речи, собственно частицы рассматривает «как особый круг слов, но в том же грамматико-синтаксиче-ском кругу, к которому относятся предлоги, союзы и связки» (24, 663) •Лексические признаки частиц в нахских языках характеризуются общим выделительным значением. Не являясь в силу ослабленной знаменательности самостоятельными членами предложения, частицы в зависимости от своего конкретного значения придают другим словам, группам слов и целым предложениям ограничительное, усилительное, выделительное, определительно-уточнительное, модальное. значение, обязательно выделяя тот член предложения или группу членов предложения, к которым они относятся. Поясним это на примерах: инг. Цуо аьннар дуохадиергдуолаж. саг суона хьаха укх йурта-м вац. Са1адалас суона дуош диеннад-кх (A.B.) «Как мне известно, во всем нашем селе-то нет человека, который заставил бы его нарушить данное слово. Саадал уж дал мне слово», чеч. Хьуо стомара собраниехь вацар-юс «Ты вчера ведь на собрании не был». Во всех приведенных примерах частицым-, -кх «ведь», «то», «уж» обладают выделительным значением, что можно считать их лексическим значением.

Синтаксический признак частиц проявляется в переходе на выделяемый член предложения значения, присущего данной частице. Частицы указывают на логическую связь какого-нибудь члена или целого предложения с другими членами, или данного предложения с предыдущим и т. д. Они расширяют, обобщают, дополняют содервание высказывания: инг. Ловча довлда аз хьийга къа, а «Пусть пропадает мой труд», ТТакхкха муогажпарг1ата дий шуо? «Ну, а как вы поживаете?», чеч. Хьуо ца воьду тТкъа? «Ты разве не пойдешь туда?» В этих примерах частицы — инг. ловча. тТаккхаГ чеч. TlKb§ f указывают на логическую связь предложений с предыдущими. Вместе с тем они эмоционально окрашивают высказывание в целом.

Что касается частиц, употребляемых при лексическом сказуемом (смысловой предикат), то они придают ему дополнительное значение (примеры приведены выше).

Лексическим сказуемым предложения мы считаем ту часть предложения, которая выражает сообщение, содержит или вводит новую информацию. В качестве лексического сказуемого практически может выступать любой член предложения, содержащий или вводящийнечто новое.

Служебные слова в нахских языках образовались от знаменательных слов в процессе длительного исторического развития.

Основным источником образования служебных слов-послелогов, союзов и частиц служат наречия места, местоимения, имена существительные, прилагательные и деепричастия, в семантике которых заложена способность выражения значения релятивности. Возникает вопрос: любое ли наречие или игля может перейти в служебное слово? Нет. Такой переход наблюдается лишь у обстоятельственных наречий (чаще у пространственных), некоторых имен существительных, местоимений и прилагательных в силу определенной их семантики.

Пространственные и временные представления, как известно, являются одной из самых древних формаций в языке. По всей видимости, дифференциация соответствующих понятий пространства и времени произошла рано, и язык отразил дифференцированное представление о них (144).

Из конкретных локальных представлений постепенно развивается представление о времени. Временные послелоги: чеч. хьалхаТ, инг. хьалха//хьалх" аг1(а), бацб. хьатх «до», «раньше» — чеч. т1аьхьа/7 т1иехьа', инг. т1иехьау'/т1Йехьаг1(а), бацб. т1къуихь «после», «позднее», «позже» развились на основе соответствующих пространственных послелогов.

По мере закрепления за послелогами хьалха", тЗдехьа’времен-ного значения в ингушском языке выделились послелоги с аффиксом -2 -г1,например, хьалхах, хьалхаг1(а) и т1иехьах, т1иехьаг1(а}, которые функционируют как временные послелоги. Послелоги ке хьалха и т! иехьа функционируют и как пространственные, и как временные в зависимости от падежной формы: с дательным падежом они выражают пространственное значение, со сравнительным — временное. Срв.- К1аьнка хьалха дТаиэттар из «Он стал (перед) впереди мальчика» и К1аьнкал хьалха ц1акхаьчар из «Он пришел домой раньше мальчика». В чеченском и бацбийском. языках для выражения значения пространства и времени употребляются одни и те же послелоги чеч. хьалха, т1иехьа//т1аьхь?и бацб. хьатх. т! къ. уихь и эти значения дифференцируются в зависимости от падежной формы так же, как и в ингушском языке.

Факты нахских языков подтверждают, что развитие послелогов идет от выражения конкретных локальных значений к логико-абстрактным. Широкое развитие получают послелоги, выражающие различные логико-абстрактные значения. В связи с этим расширяются и после-ложные конструкции, в особенности в чеченском и ингушском языках. В бацбийском языке послелоги развиты менее, по-видимому, в связи с сохранением 22 падекей, в том числе множества локативных падежей (37, 62−67).

Следует заметить, что чем богаче и разнообразней система падежной аффиксации, тем беднее представлены в языке послелоги (предлоги).

Материал горских иберийско-кавказских языков свидетельствует о вторичности системы послелогов и их малочисленности. Например, Е. А. Бокарев в гунзибском языке выделяет три послелога, два заимствованных союза и несколько частиц в гунзибском и цезеком языках (18, 62,221).

Малочисленность служебных слов, нечетко отличающихся к тому же, от знаменательных, подтверждается данными и других дагестанских языков (143- 79- 80- 81- 82- 36- 4- 92- 93).

Первичны в нахских языках сочинительные союзы. Наиболее древними из них являются местоименные союзы ш//Щ//й> кхи//кхе «и», «а», «да», которые фонетически тесно смыкаются с предшествующими словами, приближаясь к аффиксам. По-видимому, указанные союзы наряду с выражением сочинительной связи, выражали и подчинительную связь, употребляясь с предикативными частями в составе сложного предложения, о чем свидетельствуют данные ингушского и бацбийского языков, например, инг. Хьуо цига в. уодие, аз хьуога кха х1ама хейтйе, суо саг вац, хьуона «Если ты и пойдешь туда, и если я что-нибудь скажу тебе, я не человек» .

В бацбийском языке указанный союз имеет большее распространение (37, 212).

Данный союз в ингушском и бацбийском языках употребляется в функции условного союза. Эта функция утеряна, по-видимому, в связи с появлением условного союза нагахь «если» (перс.).

Таким образом, полисемантический союз йе//йи//й превращается в моносемантический в связи с появлением новых союзов, в том числе и заимствованных, которые на определенном этапе употребляются параллельно (42).

А.М.Пешковский отмечал: «Как все простое древнее сложного, так и сочинение древнее подчинения» (112, 46).

Данное положение применимо и к нахским языкам, где слабое развитие гипотаксиса объясняется ограниченным числом подчинительных союзов, союзных слов и относительных местоимений. В результате этого в нахских языках распространены различные обороты: масдарные, причастные, деепричастные и др., которые выступают в значении сложноподчиненных предложений.

Обилие различных оборотов в горских иберийско-кавказских языках отмечает Д. С. Имнайшвили, считающий указанные обороты древним явлением. Автор подчеркивает отсутствие гипотаксиса в чеченском и ингушском языках и наличие его в бацбийском языке и пан-кисском говоре, где сложноподчиненные предложения развились под влиянием грузинского языка. Развитию подобных предложений способствовали релятивные союзы и слова (61).

Ш. В.Дзидзигури специально рассматривает вопрос о связи генезиса подчинительных предложений с союзами и показывает значение союзов для гипотаксиса грузинского языка (42).

Наличие относительных союзов и местоимений, конструирующих сложноподчиненные предложения с разными типами придаточного, в бацбийском языке отмечает Ю. Д. Дешериев (37, 292−303).

В чеченском и ингушском языках в отличие от бацбийского сложноподчиненные предложения со всеми типами придаточных ¦ предложений, конструируемые с помощью союзов, относительных местоимений, не получили такого развития. Все еще замечается формальная недифференцированность подчинительных частей. В связи с этим приводим высказывание К. Д. Дондуа: «. развитие письменного языка, которое было обусловлено со своей стороны развитием общественной жизни, вызывало дифференциацию гипотактических средств и вместе с тем усиление гипотактической конструкции в целом. В этом отношении значительную роль играют указательные местоимения: союзные слова.» (47, 203), За последнее время в чеченском и ингушском языках сформировались сложноподчиненные предложения с придаточными цели, причины, следствия и т. д., которые вытесняют различные обороты. Это характерно, в первую очередь, для литературных языков. Этому способствуют подчинительные союзы и союзные слова.

Переход знаменательных слов в союзы происходит тогда, когда эти слова начинают выступать в новой синтаксической функции — в функции соединения слов, словосочетаний или предложений, вследствие чего они утрачивают независимость значения. Покажем этот процесс на некоторых примерах: инг. союз кхамиетталие//кхамиет-тиел//кхаматтал «даже», «хотя» образовался из местоимения кха «другой», «-ая, -ое, -ие» и имени существительного муотт/муоттиг //миеттиг «место» в форме локативного падежа (здесь вычленяются два аффикса локативного падежа: «-ие» и «-л»).

Переход указанного имени существительного в служебное слово: послелог и союз, по-видимому, происходил одновременно. Однако как союз это имя стало функционировать в сочетании с местоимением кхаи Позднее этот союз переходит в частицу. Срв. Су о вуол. ч-ча виенавац из, кхамиеттиел телефон, а тиехайац «Он не зашел ко мне, даже и не позвонил по телефону» (союз) и Кхамиеттиел суоца, а йиг1ав из «Он даже со мной поссорился» (частица).

В послелог в чеченском и ингушском языках шля миеттиг перешло в форме дательного падежа, а в союз — форме локативного падежа. Как союз функционирует в нескольких формах. Наиболее древней является форма кхамиетталлие. от которой путем усечения падежного аффикса «-не» образовалась — кхаглиеттиел. Эта форма в результате ослабления ударения в разговорной речи функционирует с крат-гам «а» в основе и в последующих слогах — кхаматтал.

В современном ингушском языке указанный союз широко функционирует в качестве выделительно-ограничительного и выделительной частицы.

В качестве союза служит средством соединения синтагм илицелых предложений в составе сложного.

Оба компонента указанного союза утратили полностью свое лексическое значение.

Генетическое родство большинства подчинительных союзов прослеживается. К ним относятся: чеч. цулт1аьхьа//цулт1ёхьаГ, инг. цулт1йехьаг1(а)//цулт1иехьаГ" после того", «затем» — чеч. бахьан долуш//бахьаниехь, инг. баЬсьан дуадаж//бахьалйё7/бахьаш]-а>бацб. биехк1ЕГ" из-за", «по причине», «вследствие того» — чеч. х1ундаГ аьлча^ инг. х1анаТаьлча^ бацб. окхуйндалламе «потому что», «постольку поскольку», «так как» — чеч.-инг. совнах//совнаг1а// совг1а// цул сов// цул сов^а" «кроме того», «между прочим» и др.

Однако некоторые союзы, как например, чеч. вуьшта, инг. виешта «так или иначе» — чеч. хьама «чтобы», «для того чтобы», инг. алхха «только», «лишь», «однако» — чеч.-инг. санна^ бацб. са, инг. мусГ «так же как», «подобно», «словно» — инг. диенца?/ диенз//диен, чеч. дуьйна", бацб. долине того времени как", «с тех пор как» — инг. г1уонйе//хуние «с тех пор как» и др. утратили лексическое значение, а их генетическое родство со знаменательными словами может быть восстановлено лишь исторически.

Некоторые наречия времени, превращаясь в союзы, выступают или с тем же значением (временным), или же развивают совершенно новые значения, что свидетельствует о расширении грамматических функций данных единиц.

О союзах вообще принято говорить, что их функция заключается главным образом в том, что они связывают речевые единицы.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что наряду с указанной функцией они выражают те или иные взаимоотношения между предметами и явлениями, обозначаемыми такими речевыми единицами как член предложения, предложение или группа предложений (119). Они могут выражать отношения между равноправными единицами (сочинительные) инеравноправными (подчинительные).

Частицы по происхождению также являются знаменательными словами, лексическое значение которых вытеснено их функциональным служебным значением. Этимология некоторых частиц прозрачна, у других — восстанавливается лишь исторически, у третьих — этимология неясна в силу их деформации, например, чеч.-инг. -х// -ха7/-г1, бацб. -г//-гег «уж», «ведь», «вот», «точно» — чеч.-инг. -хьа//хьаха «ведь», «определенно» — нахск. -й «ли?», неужели?" - чеч.-инг. -тйеш^/тйеш//тиёхьа>" ли?", «неужели?» и др.

Рассмотрим этимологию некоторых частиц: Чечено-ингушская частицакх «ведь», «-то», «уж», «точно», «определенно» генетически связана с местоимением кхйн//кхе7/кхгГ, прошедшим стадию онаречивания.

Как наречие оно выступает в функции обстоятельства образа действия или меры, занимая позицию как перед сказуемым, так и после него. Срв. инг. Кха вуодац суо цига «Больше (букв, „еще раз“) не иду я туда», и: Суо вуодац ¡-оса цига. В чеченском и бац-бийском языках употребляется так же.

Вторая позиция для этого наречия необычна, поскольку в основном оно употреблялось перед сказуемым, однако впоследствии закрепилось в этой позиции.

В соответствующих синтаксических условиях постепенно происходило фонетическое слияние с предшествующим сказуемым — глаголом и постепенное угасание лексического значения. Все это привело к утере самостоятельности, что и обусловило окончательный переход наречия в приглагольную модальную частицукх в чеченском и ингушском языках.

В роли союза это наречие функционировало в данных языках и прежде. В настоящее время названная функция сохраняется за ним лишь пережиточно. В бацбийском языке, наоборот, кхеТУкхенге" *широко употребляется в функции союза, на что указывает Ю.Д.Деше-риев (37, 211).

В чеченском и ингушском языках союз кхин//кхаГ употребляется при перечислении однородных предметов или явлений в утвердительных и вопросительных предложениях: инг. Кха вуоша, юса йуша дий хьа? букв. «Еще брат, еще сестра есть у тебя?» Ограниченная дистрибуция указанного союза обусловлена наличием синонимичных сочинительных союзов: йе//й, §//э//(Ь т! акхкха. х! аьта//х1ета1 Срв. Вуошей иушей дий хьа? Вуоша, а йуша, а дий хьа? бацб. Вашо йашо да хье? «И брат и сестра есть у тебя?» Однако следует заметить, что каждый из перечисленных союзовимеет свои оттенки и дистрибуцию. Например, при перечислении од^нородных предметов союз а//э//о ближе стоит по функции и значению к союзу кхин//кхги В отрицательных предложениях, например, они не могут заменить друг друга, так как союзу кхин//кха присуще отрицательное значение аналогичное русской частице «ни» «ни. ни», например, инг. Юса из, юса вуок ца хьоадиеж, д1авахар из «Ни то, ни другое не молвив, он ушел». Надо сказать, что в отрицательных предложениях союз кхин//кха эмоционально окрашен более интенсивно, чем союзы з//э//о, йе//й.

При перечислении с глаголами повелительного и вопросительного наклонения повышенной эмоциональностью в чеченском и ингушском языках отличается союз а’и йе//й//ий в ингушском, срв. инг. Пар а, тата, а хьа ма хазийталахь! «Чтобы ни шума, ни крика не было слышно!», Кхалнахий, мехкарий цхьан хейшабий? «И женщины, и девушки вместе сели ли?» В этом же значении и функции может употребляться и разделительный союз йа//йе «или». Таким образом, указанные союзы вытеснили союз кхин//кх?иСледует отметить, что разные синтаксические функции местоимения юсин//кхеУ/кха', оказали влияние на переход его в другие части речи: наречие, союз и частицу. Например: инг. Кха саг виеза суона «Другого человека люблю я» (определение), Кха г1уоргвац из цига «Он больше не пойдет туда» (обстоятельство образа действия), Кха фуд цига г1уолла? «Что есть нового там?» (подлежащее).

В чеченском языке это местоимение имеет такую же дистрибу>цию. В бацбийском языке кхе//кхена больше употребляется в функции определения, например, Кхена9 ст! ак! ва «Другой человек есть», в чеченском и ингушском языках — в функции обстоятельства.

Бацбийская форма кхена состоит из местоимения кхен и усилительной частицы а. В чеченском и ингушском языках это местоимение и образованное от него наречие часто употребляются с усилительной частицей, а кхин а//кха, а «и еще», «и другой», срв. инг. Кха, а дувц цуо «Он и еще говорит», чеч. Кхин, а стаг ва цига «Там и другой человек есть». Назализованный «н» в ингушском языке утерян полностью. В чеченском сохраняется факультативно. В чеченском и бацбийском языках выпадение «н» вызвало назализацию гласных «е», «и» — кхё7/кхиУПри переходе в частицу союз кхи//кха в чеченском и ингуш^ V/ском языках утратил гласные основы «и» и «а» — юс.

Как следует из вышеизложенного, частицы, подобно другим служебным частям речи — послелогам и союзам, генетически связаны с полнозначными словами. Связь между ними прослеживается и исторически, и на современной стадии развития.

С течением времени большинство частиц утеряло свою самостоятельность, а некоторые и лексическое значение. Некоторые из них ограничились лишь формальными функциями, превратившись в словообразовательные аффиксы, как, например, частица «-г» в уменьшительных существительных в ингушском языке: ц1алг «домик», шушинг" бутылочка", йи1иг «девочка» и т. д., в субстантивированных формах прилагательных в чеченском: хазаниг «красивый, -ая, -ый, -ое, -ые», диканиг «хорошийая, -ее, -ие» и т. д. (146, 75−76), отрицательная частица ца//цо в именах существительных со значением отрицательного признака: чеч:.-инг. дабиезам «неприязнь», цатам//цатоам «неприятность» и т. д., в отрицательных местоимениях и наречиях в бацбийском языке: цомена «никто», цост1енхе «ничем» и т. д. в аффикс отрицательного наклонения в ингушском: виезац «не любит», хац «не знает» и т. д.

Рассмотренный выше фактический материал показывает, что служебные слова «свободно» переходят из одной категории в другую: послелоги в союзы, союзы в частицы и т. д. Это внутреннее развитие и взаимопереход имеют свое логическое обоснование и подчиняются определенным закономерностям.

При установлении разряда служебных слов необходимо одновременно рассматривать форму и содержание данной категории на фоне всей системы языка. Как видно на материале нахских языков, при определении разряда служебных — слов семантико-функциональные, морфологические и синтаксические характеристики следует интерпретировать как совокупность формы и содержания.

Наблюдения над фактами нахских языков подтверждают, что система служебных слов развивается от выражения конкретных отношений к дифференцированной репрезентации более абстрактных логических отношений.

ГЛАВА П. СEf.'IAHTilКО-ФУНКШОП АЛЬНЬМ АНАЖЗПОСЛЕЛОГОВ И ПОСЛЕЛОШЫХ КОНСТРУКИШОбщая характеристикаИзучение послелогов имеет большое теоретическое и практическое значение.

В теоретическом отношении анализ послелогов способствует выяснению сущности данного грамматического явления, установлению внутренних закономерностей и тенденции развития языка, а также уточнению границ синтаксиса и морфологии.

Практическое значение заключается в том, что определение закономерностей, лежащих в основе употребления послелогов, играющих важную роль в построении словосочетания и предложения, способствует выяснению конкретных правил сочетания слов в предложении.

В нашей работе были выявлены и описаны значения и функции послелогов чеченского и ингушского языков, имеющих пространственные значения (96). Однако в указанной работе недостаточное внимание уделялось некоторым вопросам, связанным с закономерностями и способами перехода знаменательных слов в послелоги, с развитием различных значений у пространственных послелогов и их генезисом.

В указанной работе были описаны послелоги и приставки чеченского и ингушского языков с пространственными значениями, а послелоги бацбийского языка не нашли отражения.

В данном разделе рассматриваются послелоги, выражающие различные логико-абстрактные значения. Послелоги этого типа до выхода нашей работы (105) не были предметом специального исследования.

Послелоги, выражающие пространственные отношения, являются наиболее древними, первичными, поскольку они связаны с древнейшими пространственными и временными представлениями.

Прежде всего осознаются связи сосуществования в пространстве, а затем во времени. Дифференциация соответствующих понятий пространства и времени явилась предпосылкой дифференциации значений пространственных и временных послелогов.

Пространственные отношения предполагают три измерения, а время имеет только одно измерение. Поэтому связь предметов и явлений во времени лишена того многообразия форм, которое свойственно связи в пространстве. Отсюда, естественно, временные отношения по сравнению с пространственными не так тонко дифференцированы в языке." Легко заметить, что предлогов, выражающих значения времени, меньше, чем предлогов с пространственными значениями. Временные значения совмещаются с пространственными и развиваются на их основе" (24, 686).

Этот процесс наглядно прослеживается на материале нахских языков. Послелоги с временным значением непосредственно развиваются на основе пространственных послелогов. Например: инг. йукъие ч1оаг1а шийла диенош иэттар «В середине зимы установились очень холодные дни», Сийсара диенз вейнавац суона из «Со вчерашнего вечера не видел я его», бацб. Сипсре доли цо вагина ва со о «С позавчерашнего вечера я не видел его» и т. д. В чеченском языке так же.

Все вышеназванные и некоторые другие послелоги в нахских языках употребляются с временным значением. Это значение развивалось на базе пространственных значений, которые и поныне сохраняет большинство послелогов. Развитие временных значений у пространственных послелогов является результатом абстракции, и этому в определенной мере способствует контекст, содержащий слова с семантикой времени.

Как результат более высокой абстракции у тех же послелогов появляются новые логико-абстрактные значения. Подтвердим это на примерах: инг, Суона хьалхара буолх бие д1аиэттав из, чеч. Суна хьалха бол?: бан д1ах1оьттина иза «Вместо меня (за меня) он начал работу», бацб. Нахан хьатх амбуй йо «Перед людьми разговоры ведет», инг. Хьей бегаш, а тГиехьа г1уол укхазара «Со своими шутками иди отсюда», бацб. Хьай гонц1ичо аглбуйв т! къ. уихь Поб «Со своими глупым разговором иди отсюда» (букв, «свои шутки, разговор позади, иди отсюда»). Хье^накъбистев т1къуихь воц1либ «Со своим товарищем уходи». В этих примерах послелоги выступают вабстрактном значении.

Наряду с развитием новых значений у пространственных послелогов появляются и новые послелоги с абстрактным значением, развивающиеся из различных частей речи типа: чеч.-инг. лерйна// лаьрх1а" для", бацб. далла «рада» — чеч.-инг. хьакшша///хьаьдкд-:-аь, бацб. хьач1а^'подобно", «относительно» и др., что свидетельствует о развитии языков, обогащении функциональной семантики, возникновении словосочетаний нового типа, в первую очередь, так называемого, стилистического синтаксиса.

Специалисты по разному выделяют лексико-семантические группы послелогов (пространственные, временные, логико-абстрактные и т. д.).

Ю.Д.Дешериев пишет, что в бацбийском языке «Послелоги начинают выражать не только пространственные, временные отношения между предметами, но субъектно-объектные и другие более абстрактные отношения» (37, 211).

Касаясь вопроса истории послеложных падежей, Д.С.Имнайшви-ли отмечает: «Послеложные падежи имеют сравнительно конкретное значение, они уточняют синтаксическую связь между словами, усиливают значение какого-либо косвенного падежа и выражают пространственные, временные, причинные и другие отношения.

История развития ряда языков свидетельствует о том, что с течением времени у послеложных падежей постепенно развивается абстрактное значение и затемняется конкретное, в результате чего послеложные падежи по своим функциям сближаются с основными падежами" (68, 145).

Известна и другая точка зрения." В лингвистической литературе становится общепринятым деление служебных слов с семантико-функциональной точки зрения. Так, послелоги в кабардинском языке делятся на девять групп: пространственные, временные, определительно-ограничительные, количественно-определительные, генитивные и т. д.

Однако подобные классификации имеют существенные недостат1Ш. При попытках распределить послелоги по семантико-функциональным признакам им нередко приписывается то, что свойственно не самим послелогам, а контексту, в котором они употребляются (72, 245).

Причина подобных разногласий при классификации послелогов, на наш взгляд, кроется в том, что при определении разряда служебных слов, равно и послелогов, не всегда учитывается единство форш и содержания данной категории в системе языка.

Нельзя классифицировать послелоги лишь на основе семантических и структурно-синтаксических признаков. Как было сказано, необходимо исходить из совокупности лексических, морфологических и синтаксических характеристик, отражающих причинно-следственные отношения и отношения взаимной обусловленности. Конкретное соотношение указанных признаков слова меняется от языка к языку и даже на разных стадиях развития одного и того же языка.

Таким образом, основываясь на неразрывности форш и содержания и учитывая все названные выше факторы, правомерно выделять послелоги, выражающие временные и иные логико-абстрактные отношения. Кроме того, формализация послелогов, ослабление лексического значения, приобретение игли более обобщенного значения ведет к смешению функций, а следовательно, к развитию новых значений." Грамматические абстракции возникают в языке не сразу, не вдруг, а складываются постепенно в связи с развитием грамматических формантов от лексически индивидуальных значений к общим грамматическим категориям" (19, 204).

Развитие послелогов, а также новых значений связано с усложнением форм суждения, развитием мышлен ленного наусовершенствование грамматического строя языка. Образование послелогов, как и вообще служебных слов, наблюдаемое в языке, является ярким примером развития грамматического строя.

Известно, что первичные формы мышления отличались от форм мышления высокоразвитого человека, а в языке того периода не было такой сложной дифференциации грамматических форм, какая характерна современному языку. Следуя за возрастающими требованиями коммуникации, язык совершенствует свой грамматический строй. «Потребность точно понять вызывает необходимость ясно сказать» (74, 82). Из этой потребности возникает необходимость в послелогах, призванных восполнить недостающие падежи. Развитие их обусловливалось необходимостью конкретизировать и дифференцировать различные отношения.

По мере развития языка потребность в служебных словах, то есть послелогах, настолько возрастает, что их роль начинают вы-волнять наречия, имена и даже глагольные формы.

Послелоги не только возрастают количественно, но и расширяют свои функции, достигают наибольшей абстракции, становятся семантически объемными и гибкими, Проследим на примерах: пространственный послелог чеч. хьалха//хьалха^ инг. хьалха7/хьалхаТ //хьалхашка, бацб. хьатх «вперед», «впереди» — по мере развития у него отвлеченного значения стал выражать временные («раньше», «до»), а затем сопоставительные отношения, например: чеч. Сона хьалха хьуо бер ду, инг. Суона хьалхашка хьуо биер да, бацб. СсГхьатх хьо бадер да «Передо мной (по сравнению со мной) ты ребенок», позже у этого послелога развилось значение взаимозаменяемости, например: инг. Суона хьалха буолх баьб цуо «Вместо меня он сделал работу». В бацбийском и чеченском языкахтак же.

Прежде отвлеченное значение передавалось формой совместногопадежа (ииструменталис), который и сейчас выполняет аналогичную функцию в бацбийском языке: СоцкГхьо бадер да «По сравнению со мной ты ребенок». Такое не значение имел этот падеж в чеченском и ингушском языках. Разумеется, падежная форма не в состоянии была передать все те сложные грамматические значения, которые стали выражаться с помощью послелога.

Будучи лексико-грамматической единицей, послелог обозначает отношения между предметами или явлениями как реальный факт действительности.

Именно это и обусловливает самостоятельное значение служебного слова, в данном случае — послелога. В предложениях: инг. Книжка истола т1а улл «Книга лежит на столе», Книжка истола чу улл «Книга лежит в столе», Книжка истола йухие улл «Книга лежит около стола» словесное окружение послелогов т1а, чу, йухие абсолютно одинаково. Тем не менее в этих предложениях выражаются различные отношения между предметами реальной действительности, и это различие выражается именно послелогами, что и составляет их собственно лексическое значение.

Послелогам в нахских языках в силу их морфологической самостоятельности присущи признаки, с одной стороны, свойственные лексически полнозначным словам, с другой — грамматическим аффиксам. С лексически полнозначными словами их роднит форма самостоятельного слова со всеми его признаками, отличает же их от полно-значных слов грамматикализованное значение, что влияет на синтаксическую структуру того словосочетания, в котором данное служебное слово выступает. С аффиксами же служебные слова роднит грамматическое значение.

В связи с тем, что послелоги восходят к знаменательным словам и до некоторой степени приближаются к аффиксам, они образуют весьма"весьма подвижную категорию. Одни из них, перейдя в послелоги и утратив роль члена предложения, вое еще не полностью утратили свое лексическое значение, то есть грамматикализовались не окончательно. Другие грамматикализовались полностью, не утратив, однако, признаков самостоятельных словтретьи в силу особых условий утратили некоторые из этих признаков, приблизившись к аффиксам. Они представлены в меньшем количестве.

Наконец, четвертые почти окончательно превратились в аффиксы, выйдя тем самым из разряда послелогов (59).§ I. ПОСЛЕЛОГИ, ВЫРАЖАЮ1ШЕ ВРЕМЕННЫЕ ОТНОШЕНИЯ Послелоги чечено-ингушский хьалха7/хьалхги бацбийский хьа) гх «раньше», «до»: чечено-ингушский т! аьхьа//т1иехьа, бацбийский тТкъ. уихь «после», «позже» По мере" развития общественного сознания появилась необходимость выражения отношений, связанных с понятием времени. Семантика некоторых наречий типа: нахск. хьалха//хьадх//хьатхреКи др. способствовала развитию у них временного значения, например: чеч.-инг. Суол хьалха институте диеша вахар из «Раньше (вперед) меня он поступил учиться в институт», бацб. Сох хьатх вее о «Раньше меня пришел он», Ивне хьатхре вее «Иван пришел раньше (вперед)» .

Эти примеры иллюстрируют процесс формирования темпоральных представлений на основе пространственных. Подобным же образом развивается временное значение у пространственных послелогов: инг. т1иехьа//т1иехьаг1а, чеч. т1иехьа?/т1аьхьа^ бацб. т1къуихь. В ингушском языке представлена форма с дифференцированным, то есть пространственным значением — хьалхашка^- «впереди», «вперед'.' Функционирующая в ингушском языке форма хьалххйёП- «раньше» («намного раньше») — употребляется как с дательным, так и со сравнительным падежами. Она образуется путем удвоения фрикативного «х» с переходом долгого «а» в форме хьалха в долгий дифтонг — «ие», например, Суона хъалххие ц1акхаьчар из, или: Суол хьалххие ц1акхаьчар из «Он раньше (намного раньше) меня приехал домой». Эта форма широкого распространения не имеет.

О разной семантической нагрузке форм хьалха, тТиехьа и хьалхашка. тГивхьашкаТговорит З. К. Мальсагов, который считает хьалхеГ и т! иехьа наречиями времени, а хьалхашка, т1иехьашкаГнаречиями места (83, 107−108).

Исходными 'формами с наиболее обобщенным значением следует признать наречия хьалха «впереди», «вперед» и т1ЙехьеГ «позади», «назад», ставшие пространственными послелогами, у которых впоследствии развилось значение времени. Об этом же свидетельствуют факты чеченского и бацбийского языков.

В период самостоятельного развития ингушского языка указанные наречия, имевшие степени сравнения, о чем свидетельствует аффиксг1, представленный в формах хьалха-г1/а/ и т! иехьа-г1/а//. выделились как факультативные формы, только с временным значением и стали употребляться синонимично формам хьалха и т! йехьа^В современном ингушском языке обе формы употребляются с временным значением, например: Суол хьалха ц1авиенав из, Суол хьалха д1авиенав из, Суол хьалхагТа ц1авиенав из «Раньше меня пришел он'.' Форглы хьалха «раньше» и т1иехьа «позже» выступают в двух вариантах: с кратким редуцированным «а» и долгим «а» в исходе. Вторая форма, по-видимому, возникла в результате утери аффиксального «г1», что привело к стяжению гласных. Обе формы одинаково употребительны.

В ингушском языке дифференцированы также послелоги с пространственным значением. К ним относятся послелоги хьалхашка «впереди», «вперед» и т1иехьашкаГ" позади", «назад». Они употребляются в пространственном, а иногда и переносном значении, что, видимо, объясняется их генетической связью с именами локальной семантики: т1иехьие «вместо позади», хьалхиё «место впереди», которые образованы от соответствующих наречий посредством аффикса местного падежаие. (Срв. чеч.-инг. институт-ие «в институте», маьждиг-ие «в мечети», чеч. базар-ие «на базаре» и др.). Указанные имена во множественном числе — хьалхаш, т1иехьаш в форме местного падежа (1-го направительного) перешли в послелоги. Аффикс 1-го направительного падежа — «га» — т1иехьаш-гаГ, хьакхаш-га в результате неполной прогрессивной ассимиляции перешел в -" ка" (срв. говрашка говрашга и др.). Названные формы преобладают в ингушской разговорной речи.

В живой ингушской речи редко встречаются формы хьалхашкахь и т1иехьшдкахь с аффиксом локативного падежа — «кь», которые, на наш взгляд, являются более древними и постепенно утратили этот аффикс.

Послелоги хьакхсГн т! иехьаГдифференцируют временное и пространственное значение в зависимости от падеясной формы имени, с которым они сочетаются. С формой дательного падежа эти послелоги выступают с пространственным значением, например, чеч.-инг. Саг вахийта виеза царна тТиехьа «Человека надо послать за ними», инг. Щиенна хьалха д1аиэтта латтар из «Перед домом стоял он», бацб. Эни цолеэт духмекъ матхен хьатх «Temi нехотя отступают перед солнцем», Субукаин тТкъ.уихь. цхьа адгил йа, гохах йуц1ина «ЗаСубукой (позади Субуки) одно место есть полное глыбами камней», О со^тТкъ.уихь латт «Он стоит за мной» .

С формой сравнительного падежа в чеченском и ингушском языках и диалектах они выступают во временном значении, а в бацбий-ском языке — с формой вещественного падежа, например, в чеч. Суол хьалха дТакхаьчча иза, инг. Суол хьалха ц1акхаьчав из «Раньше меня домой прибыл он», бацб. Сох хьатх вбе о «Раньше меня пришел он», Окхух хьатх ве’енас «Его раньше пришел я», Кха дених хьатх ст1ехратх шуГ’букв. «Три дня вперед мы ждем вас» («Мы ждем вас уже три дня»).

В бацбийском языке послелог хьа) гх с аффиксом исходного падежаре^также употребляется во временном значении.

Ингушские послелоги хьалхаг1а «раньше», «до» и т1иехьаг1а'-" после" употребляются не только с именами в сравнительном падеже, но также с глагольными формами, напримеринг. Суо вахачул т! иехьаг1а суона т1иехьа нах бахкийтар «После того как я ушел, за мной послали людей». В чеченском языке в этом же значении употребляются хьалха^ и т! аьхьаГ: Веллачул тТаьхьа туьран диттан ирачу суьртан т1ехь дехьа ваха веза бах-кх ахь сан? (Х.О.) «Ты говоришь, что после смерти мне нужно перейти мост правосудия, который острее кинжала?» Послелоги хьалха и т! иехьа с глагольными (причастными) формами выражают предшествование или следование действия во времени, чему способствует лексическое значение, присущее соответствующим наречиям.

Высказывается мнение, что тхиехьа «после» является наречием (154, 131). Надо отметить, что в роли обстоятельства указанное наречие не употребляется.

Н.Ф.Яковлев, различая формы хьалха «вперед», «прежде», «раньше» и хьалха «вперед», считал последнюю усилительной (156,150). Однако в данном случае можно говорить о фонетической вариативности при функциональной идентичности.

П.К.Услар выделяет наречия т1ехьа «позади», цулт1ехьа «после того», хъалха «прежде», цулхьалха «прежде того» (128, 109).

Употребление послелогов хьалха и т1иехьа с глагольными формами отмечал еще З. К. Мальсагов: «Окончание — чул, приставляемое к деепричастию прошедшего времени глагола, образует сравнительный оборот. Наречия хьалха или т1иехьа, сопровождающие такой оборот, показывают, когда именно произошло то или иное событие, раньше или позже действия, выражаемого глаголом в сравнительном обороте» (83, 106).

Наречное происхождение послелогов хьалха, т1иехьа7/т1ийхьаГ бесспорно. Наречия, употреблявшиеся при глаголах и глагольных формах (деепричастиях, причастиях), потеряв свою самостоятельность, то есть утратив обстоятельственную функцию, перешли в послелоги.

В именах, в семантике которых заложено значение времени, типа: чеч.-инг. ди «день',' сахьат «час», шо//шу «год», бутт «месяц» и т. д. чеченские и ингушские послелоги хь^лхаг1а?/хьалхаС т1иехьаг1а///т1иехьа7/т1аьхьа^ бацб. хьатх. т! къ. уихь требуют формы именительного падежа. Например: инг. Тхо хьиежаш дар, шуо зувш. Кхо ди хьалха диенз (П.М.-С.) «Мы ждали, наблюдая за вами три дня» (букв, «с трех дней впереди»), чеч. Баккъал а, х1ун хилла цига? Йо1 маре яхан цуьнан сахьат хьалха (Х.О.) «Что же случилось там? Дочь его вышла замуж час назад», бацб. Баттах хьатх оби дахэ «Месяц назад они ушли» .

Коротко суммируя наши наблюдения, можно сказать следующее: I) В чеченском языке послелоги хьалха/'/т1иехьа?/т1аьхьа/ (с редуцированным «а» в ауслауте) употребляются для выражения временных отношений, формы хьалха" и т1иехьа//т1ийхьаТ равно каки более старые формы, хьалхахь и тТийхъахъ (с аффиксомхь) -для выражения пространственных отношений. В литературном чеченском языке более распространены формы т1аьхьа. хьалха с кратким «а» в ауслауте.

Наблюдения дают основание говорить о первичности форм хьалхахь и тТийхьахь. которые обладали лишь пространственными значениями, а впоследствии, в результате усечения аффиксахь, образовались формы хьалха*и т! ийхьа7 которые, в свою очередь, стали выражать и абстрактные значения. О первичности вышеназванных форм могут свидетельствовать данные некоторых диалектов, например, в ламаккинском т1ийхьахь, хьалхахь. Например: чеч. Кху юьрта йистехь хеташ 1охкучу баьццара аьрцнашна тТийхьахь хехь санна лаьтта лекха лаьмнаш к1айчу вертане хьирччинчохь лаьт-тара. (С.Б.)" На краю села, позади зеленых гор, стояли высокие, как тополя, словно одетые в белые бурки горы." -2) В ингушском языке представлены разные формы: выражающие пространственные значения, например: хьалхашка «впереди», «вперед» и т1иехьашка «позади», «назад», и — временные отношения хьалхаг1аГ" раньше" и т1иехьаг1а «позже», а также формы хьалхаС т! иехьа. обладающие общим значением пространства и времени-3) В бацбийском языке послелоги хьатх и тГкъ. уихь обозначают пространственные и временные отношения, хьатхре^- только временное значение. Для выражения временного значения в бадбий-ском языке используется и послелог доли, о котором будет сказано ниже-4) Фонетические расхождения между чеченским, ингушским и бацбийским послелогами вполне закономерны. Чечено-ингушскому комплексу -" лх" в бацбийском языке соответствует комплекс -" тх" (срв. чеч.-инг. буолх, бацб. ботх «работа» — чеч.-инг. малх, бацб. матх «солнце» и др.) (137, 10- 84).

Бацбийский послелог т! къ. уихь следует считать исходной формой. По-видимому, первоначально он имел вид т! къухьи или т! къ охьи, где в исходе имелся гласный переднего ряда «и», который оказал влияние на переход корневого гласного заднего ряда «у» или «о'» в гласные переднего ряда «ие», «ий» и «аь». Кроме того, смычно-гортанный «къ» в чеченском и ингушском языках утерян-5) Дистрибуция послелогов хьалха и т! ЙехьаГ в диалектах чеченского языка не отличается от литературного. В фонетическом отношении исключение составляет аккинский диалект, где комплексу -" лх" в форме хьалха соответствует -" рх" -хьарха//хьархие — «вперед», «впереди», «раньше» (срв. чеч.-инг. малх и аккин. марх -" солнце" и др.-6) Языковые факты свидетельствуют о том, что послелоги хьалха и тТиехьа употреблялись с формой дательного падежа для выражения пространственных, а затем и временных отношений, а по мере закрепления за ними временных значений в чеченском и ингушском языках стали употребляться с формой сравнительного, а в•бацбийском — вещественного падежа.

Данное обстоятельство, вероятно, сыграло определенную роль в появлении аффикса сравнительной степени в ингушских послелогах хьалхаг! аГи т! иехьаг1аУкоторые, собственно, обозначают лишь временные отношения. Следовательно, обнаруживая «внутреннее расслоение в семантике», эти послелоги различаются в зависимости от падежных форм: с формой дательного падежа они выражают пространственные отношения, с формой сравнительного и вещественного падежей — временные отношения.

Послелог чеченский дуьйна. ингушский дйенп//диенз// диен/Удиенна^ балбийский долине", «со», «от». «начиная с»: диалектные варианты чеченского языка: акк. дуьние. чеберл. доннй, кист. диениеЭтоглу послелогу посвящена статья Д. С. Имнайшвили. Автор отмечает, что форманты — диен//-диение//-дение генетически восходят к указательному местоимению 3-го лица д1а//да. Он пишет: «В речи панкисских кистин для образования данной категории используются суффиксыйен, -йение- -ен//-ение. Более древними из этих суффиксов, по-видимому, являетсядиен//-диение, -ден//-дение (65, 326). Д. С. Имнайшвили тонко подмечает значения и функции данных «суффиксов» и прослеживает их генезис.

Послелог ден со значением «с тех пор» выделен в ингушском языке З. К. Мальсаговым (83, 63). В работе Я. У. Эсхаджиева он квалифицируется как «частица (154, 131). Послелог дуьйна выделяется и в учебнике по чеченскому языку (44, 236).

Ю.Д.Дешериев выделяет в бацбийском языке «особый временной форматив» «доли», который используется в именах с лексическим значением времени для выражения исходного падежа, например: эхьат доли «с того времени», «после этого» (37, 273).

Как можно видеть, относительно послелога чеч,-инг, дуьйна' //шенз//тецц//шен//диенна.бацб. доли^высказываются различные мнения. Одни называют его «суффиксом», другие — «частицей», третьи — «наречием» или «послелогом». На наш взгляд, правильней называть его послелогом, так как он обладает всеми признаками последнего. По сравнению с суффиксом он сохраняет определенную самостоятельность с фонетической и лексической точек зрения. Кроме выражения временных отношений, этот послелог обозначает и обстоятельственные отношения, что позволяет говорить о егосамостоятельности. Срв" инг. Диенз хуозлуж йоаг1а из, «Изо дня в день все хорошеет она», и Сиелхан диенз укхуза ва суо «Со вчерашнего дня я здесь» .

Неправомочно, на наш взгляд, считать его частицей, так как функционально роли частицы и послелога не совпадают. Все сказанное дает возможность чеч.-инг. дуьйна//диенз со всеми вариантами и бацб. доли отнести к послелогам. О союзном значении их будет сказано в соответствующей главе.

В ингушском языке послелог диен восходит к существительному ди «день» в форме косвенного падежа. Основа диен в роли послелога представлена в форме двух падежей: дательного — диенна и орудно-союзного дйенда. По мере развития эти формы претерпели некоторые изменения: диен — усеченная форма дательного падежа, а форма диенза" восходит к • -диенна (инструменталис), где глухая аффриката «ц» в позиции между сонорным и гласным дает звонкий щелинный «з». Этот процесс закономерен для ингушского языка (срв. ваханца//ваханза «не сходивши», аланца//аланза «не сказавши» и др.) Более распространенной является форма диенза//диенз.

Кистиникий послелог — дненшРгенетически родственен ингушскому и, «по-видимому, является более древним» (65, 326).

Послелог дуьйна//диенз выступает также как выразитель ограничительно-выделительного значешм, которое несомненно, развивалось параллельно с временным. Однако, ограничительно-выделительное значение не получило широкого развития. В этой функции послелог дуьйна7/диенз употребляется с именами, обозначающими масс человека и вещей в форме местного (1-го направительного падежа): инг. Суога диенз д1а миел ийкхкхар цига вар «Кроме меня все были там». В чеченском употребляется так же. Характерно, что данный послелог требует наречия д1а'" туда". Кроме того отмечается наличие глагольной формы (масдара, субстантивированного причастия или, реже деепричастия), при которой употребляется эмоционально-экспрессивная частица миел «как же», «какой — ая, -ое, -ие же». В другой конструкции эта частица не употребляется. Предположительно, послелог дуьйна//диенз//доли^прежде функционировал как пространственный, о чем свидетельствует форма местных падежей -1-го направительного и I исходного в устойчивых единицах типа: инг. куогашкара диенз «начиная от ног» лоамашкара диенз, бацб. ломрен доли «начиная от горы» и т. д. Это значение пережиточно сохраняется поныне.

Ю.Д.Дешериев выделяет доли^как форматив: «Наречия, подобно послелогам, склоняются только по определенным падежам. Каждая их падежная форма дает новое наречие. Так, например, „инцдоли“ „отныне“, „с этого времени“ происходит от „инц“ „теперь“, „сейчас“, присоединяемый к последнему формативу доли (по происхождению, по-видимому, послелог) употребляется в именах с лексическим значением времени для выражения исходного падежа» (37, 206).

По-видимому, такая интерпретация объясняется частичной утерей им лексического значения в бацбийском языке.

В нахских языках послелоги дуьйна//диенз//доли могут иметь при себе пространственную приставку, образованную от наречия д1а^ //дахь «туда» — дуьйна дХаУ/диенз дЙ//дол^дахь.Например: чеч.

Х1етахь дуьйна д! а доккха совг1ат хилла луьлла о за бакъуо йалар (Х.О.) «С того времени большим подарком стало то, что получили разрешение курить трубку», инг. Цу хана диенз д! а в1аший б1арга ца гуш, къаьстар тхуо (Г1.Ф.) «С тех самых пор больше не встретившись, расстались мы», бацб. Инцдоли’дахь соци^амбуй ма йо «С этих пор со мной разговоры не веди» .

В сочетании с приставкой д! а они приобретают следующие оттенки значения: I) Распространение действия во времени- 2) Передают отвлеченное значение, образуя фразеологизм типа: цига диенз д! а шел дар «кроме того» .

Послелоги ди€нз//диен//ду ьйна//доли^ас то употребляются с наречиями времени типа: инг. х1анз диенз, чеч. х1инда дуьйна. бацб. инцдоли «с этих пор» — инг. т1акхкха диенз, чеч. т1аккха дуьйна, бацб. эхьат доли «с тех пор» и т. д.

Частота употребления способствовала закреплению их как устойчивых сочетаний, например: инг. Х1анз диенз довзаш хургда вай «С этих пор будем знакомы», бацб. Инцдоли^сошГамбуй ма йо «С этих пор не веди разговоры со мной», чеч. Дукха загла яьлла хетахь дуьйна: дуйх ала, а кхузза ткъа шо (Х.О.) «Много времени прошло с той поры: быть может, лет шестьдесят» .

Абстрактно-логическое значение, развившееся у этих послелогов, свидетельствует о расширении сферы выражаемых ими отношений и их функциональной системы. Они обозначают исходную точку, начальный момент чего-либо. Например: чеч. Ша чуйолуш а, арайолуш, а и шега когашкара дуьйна коьртие кхаччалца к1елдахула б1аьргаш, а къерзош, ч1оаг1а хьиежар. (С.Б.) «Рассматривал её исподлобья с головы до ног, в то время как она входила и выходила.», инг. Ц1иен йукъиера диенз коа на1арга, кхаччалца накъабаьхар цуо хьаь-ший (Б.8.) «От самого дома до ворот проводила она гостей». В бац-бийском языке в этом значении послелог доли не употребляется.

Примеры выше свидетельствуют о том, что в этой функции послелоги дуьйна//диенз//диен подверглись значительной десеманти-зации и полностью грамматикализовались. По-видимому, здесь наглядно проявляется первичное, с нашей точки зрения, пространственное значение. Послелоги инг. диенз//диенд//диен. чеч. дуьйна' имели пространственное значение, которое по мере развития у них временного значения ослабло., Здесь наблюдается процесс лексической десемантизации.

О пространственном значении этих послелогов свидетельствует употребление их с наречиями места: цига диенз//дуьйна «с того места», хьал диенз//дуьйна «с места вверху», укхузара диенз «с этого места» и т. д. Например: инг. Укхазара диенз ц1аг1а кхач-чалца мухь биеттаж дахар биераш «С этого места до дома дети шли крича» (в чеченском языке употребляется так же). Однако это значение постепенно утрачивается. Подтверждением тому служит послелог «кхаччалца» «до», выражающий степень, предел чего-нибудь в пространстве, первичным значением которого было выражение пространственных отношений. Об этом значении свидетельствует тот факт, что имена, сочетающиеся с ним, употребляются только в местном падеже. Аналогичное явление наблюдается и в послелоге г1уолла// хула «по», «через», «вдоль», употребляющемся только с именами в местном падеже (96, 99).

Итак, можно сделать следующие выводы: I. Послелоги инг. -]шпз//]щпт//шенн&//]1иеп и кист. — диение генетически родственны, чеч. — дуьйна. акк. — дуьние. чеберл. — донни. бацб. -доли восходят к указательному местоимению д1а7/дёПи также генетически родственны- 2. Во всех языках и диалектах эти. послелоги выражают временные отношения, обозначая начало, исходный момент- 3. Послелоги инг. — диенз. чеч. — дуьйна выражают логико-абстрактные значения, обозначая начальный момент. Это значение сохраняет следы пространственного первичного значения названных послелогов- 4. Послелоги употребляются с глагольными обстоятельственными формами и именами, в семантике которых заложено значение времени, а также с наречиями времени и именами в местном падеже.

Есть основание утверждать, что дифференциация временных, пространственных, а затем и логико-абстрактных значений послелогов обусловила их употребление с теми или иными словами. С именами и глагольными формами, в семантике которых также заложено значение времени, что в глагольных формах морфологически выражается аффиксомча, присоединяемым к глагольным формам, этот послелог выступает в качестве показателя временного значения. Причем употребление послелога не является «плеонастичным» (154, 131). Он необходим для выражения исходного момента, начала действия или явления, например: инг. Хьуо ц1авиеча дукха нах хилар вайцига «Когда ты приехал, много людей было у нас». Хьуо ц1авиеча диенз дукха нах хул вайцига «С тех пор как ты приехал, у нас бывает много людей», чеч. Нана йиелча биера дат т1иера зиезаг доьжна «Когда мать умерла, у ребенка с сердца цветок упал». Нана йелча дуьйна биера дат т1иера зиезаг доьжна «С тех пор как умерла мать, у ребенка с сердца цветок упал», бацб. Хьо веччедоли вец1волило «С тех пор как увидел тебя, полюбил». Различаются эти примеры характером протекания действия во времени.

Саг,®по себе обстоятельственные глагольные формы с аффиксомча передают значение времени, но не конкретизируя начало, исходный момент. Это значение придают им послелоги — дуьйна//диенз// доли.

5. В сочетании с наречием цига «там», которое выступает и как союз с временным значением, развившимся на базе пространственного, послелоги дуьйна//лденз/Удиен приобретают двойное значение: а) выражают временные отношения, например: инг. Цига диензхьадоаг1а тха дуоттаг1ал «С тех пор продолжается наша дружба». Срв. Цу хана диенз хьадоаПа тха дуоттаг1ал «С того времени продолжается наша дружба», чеч. Шга дуьйна да гина суна иза «С тех пор не видел я его», Цу хана дуьйна ца гина суна иза «С того времени не видел я его» — б) с другой стороны, цига дуьйна//цига денз выступает как присоединительный союзинг. Аз сайна хиетар д1а-м аьннад хьуога, шга диенз хьайна ловр дие (Г1.Ф.) «Я то сказал тебе, что думаю, а там делай, что хочешь» (в чеченском — так же).

Послелог ингушский" с тех пор как" В ингушской грамматике З. К. Мальсагова выделены частицыние. -хунйёГ. -г!уо, -диен, которые присоединяются к глагольным формам типа: лаьччахьние «с тех пор как поймал». Как отмечает автор, «частицыхуние, -г1уо, -диен» пишутся отдельно и перед ними ко-нечный-хь исходной формы (имеется в виду глагольная форма — Ф.О.) обыкновенно выпадает — лаьччахуние, лаьччадиен (83, 84).

Автор отмечает употребление «частиц» -ние, -хуние, -г1уо (имеется в видуг1уоние Ф.О.) с глагольными формами. В приведенной им в качестве примера глагольной форме «лаччахьние» выделяются два элемента со значением времени: -хь иншГ, которые употребляются как плеоназмы.

Полисемантичный аффиксхь на ранних ступенях развития языка, очевидно, функционировал в виде широко употребительной частицы, выражающей наряду с пространственными и временные отношения. Свидетельством того служат сохранившиеся в чеченском и ингушском языках формы типа: инг. Из вахачахь ца1 диергда вай «Когда он пойдет, тогда и решим», чеч. Р1за цига вахачахь дийцар ду вай «Когда он сходит туда, поговорим». Нет сомнения, в том, что аффиксхь, имевший первоначально пространственное значение, постепенно стал употребляться и для выражения временных, а затем и других логико-абстрактных отношений. Примеры, приведенные выше, могут также означать: «если он пойдет, тогда решим». Разумеется, это значение развивается гораздо позже на базе пространственного и временного. И не случайно, как отмечает З. К. Мальсагов, употребление частицыние, -х.уние и др. вызывает усечение аффиксахь (83, 84).

Утрата аффиксахь обусловлена плеонастическим употреблением. Послелог г1уоние//хуние присоединяется только к форме глагола, которая сама по себе выражает временные отношения. Указанный послелог придает им дополнительный оттенок, например: Ахь миелар миелча суо реза хирвац «Если ты выпьешь вино, я буду недоволен», Ахь миелар миелчахьние, (или миелча г1уоние)., «С тех пор как ты выпил.,» Выделенный в последнем примере аффиксние есть усеченная форма г1уоние.

На этих примерах можно проследить, как шло развитие форм с послелогом. Первичными были глагольные формы с аффиксамичу7Аа^ ихь, которые обозначали пространственные, а затем и временные отношения. Появление послелога гГуонйеУ/х.унздё^способствовало конкретизации временных отношений, то есть выражению значения исхода, начала действия во времени с сохранением в глагольных формах временного значения вообще.

Аффикс чеч.-инг.-¦ч?/Ача, бацб. -ч§*в нахских языках полисе-мантичен. По-видимому, он восходит к послелогу чу «внутри», «внутрь» (156, 232), который прежде сочетался и с глагольными формами: сначала с пространственным значением, затем временным, а в результате развития грамматической абстракции и для выражения условных отношений. В подтверждение сказанного приведем примеры: инг. Хьуо вахача тха гаргара нах бах «Там, где ты живешь, живут наши родственники», чеч. Хьуо ваьханч. у лекха лаьмнаш ду" Там, где ты кил, есть высокие горы", бацб. КЕохаин мак динчохь циспер ц1аин латт «Над всей Кахетией везде голубое чистое небо (стоит)» (в этих примерах — ча//че имеет пространственное значение). В следующих примерах этот аффикс выражает временное значение: инг. Хьуо цигара ц! авиеча нах д1ай-хьай къастабар «Когда ты вернулся домой, люди разошлись», чеч. Шена Tie эмгар еанийла Кур-самна хиира, луларчу йуьрта нускал, а доьссийна Са1ид цигахь вити-на буьйса йуккъие йаханчу хенахь ц1а вог1у Закри ша йолчу веъча (A.A.) «Курсам узнала, что у неё появилась соперница, когда среди ночи к ней пришел Закри, оставив в соседнем селе невесту и Сайда», бацб. О ч. увеече атх чу1едахкратх «Когда он пришел домой, мы сидели». И, наконец, следующие примеры характеризуют развитие нового значения этого аффикса — значение условия: инг. Хьуо хан-нахь ц! авиеча г1оргда вей цига «Если ты приедешь вовремя, мы пойдем туда», чеч. Ахьа сайга дуош диелча тиешар ву-кх ахьа бохучох (М.М.) «Если ты дашь мне слово, то поверю уж тому, что ты говоришь», бацб. Окхува цом хилъче^кхе^сай кортив цаддос «Если из этого ничего не выйдет, тогда испытаю себя» .

Таким образом, союзная частица ча//ч.уУ/чсГявляется многозначной и широко представлена во всех трех языках и диалектах. Фонетические расхождения между вариантами есть следствие ослабления гласного корня, который в исходной форме был представлен лабиализованным «о», сохранившимся в бацбийском языке и некоторых диалектах, например, чеберлоевском и др. В современную эпоху в чеченском языке наблюдается смешение форм чухь//чахь, аффикс же представлен двумя вариантами: -чу ича, вторая форма образована от первой в результате ослабления гласного «у». В ингушском языке функционирует редуцированная формача! Из сказанного следует, что одно из значений аффиксача//-ч? в силу отсутствия конкретизации явилось причиной возникновенияпослелога г1. уонйё//х.уоние//г1унйё< который стал употребляться для конкретизации момента, времени протекания действия.

Наиболее распространенной является форма гГуошю//гГунне" - Формаг! унйёГ восходит к г1? онйе*, где краткий дифтонг — «уо» в результате утери ударения перешел в краткий монофтонг -" у". Это явление закономерно для ингушского языка.

Из названных выше форм, выражающих временные отношения, первая, то есть оформленная аффиксомхь плюсние, является архаичной. Приведем для сравнения примеры: Аз из аьлчахьние сатием бейр цун. Аз из аьлча г! гуоние сатием бейр цун «С тех пор как я сказал ему об этом, у него пропало спокойствие» (словосочетание с послелогом гГуониёТ является новым).

Об архаичности, а следовательно, о первичности глагольных форм с аффиксомхь в ингушском языке-ние, в чеченскомана, могут свидетельствовать наличествующие в кистинском диалекте глагольные формы с аффиксомйен//-йение. -ен//-енйе с тем же значением (65).

По-видимому, процесс формирования указанных глагольных форм шел путем слияния послелога г1уоние//хуоние с глагольной формой, в результате чего он утерял ударение, что привело к утрате слога. Превратившись в ряде позиций в аффикс, этот послелог сохранился как таковой с тем же значением, а формы слов с послелогом образовали новую синтаксическую модель. Глагольные же формы, оформленные аффиксомние//-йен//-йенйе, стали архаизмами.

Послелог г I.^нйё7/х.уонйе7/г IУзйЁГо дно в р е ме нн о приобретает абстрактное значение, несвойственное соответствующему аффиксу. В современном языке круг слов, с которыми сочетается данный послелог, расширяется, например: Из дуош алар гГуоние цига ваха воаг1а суо «Для того чтобы сказать это слово, я ходил туда», где послелог по функции и значению приближается к союзу цели, обра- 62 -^ V/зуя синоним послелога духьа «ради», «для». (Срв. Из дуош алар духьа «Для того, чтобы сказать это слово»).

В заключение необходимо отметить следующее:1. Чеченский временной аффиксана/У-на', ингушскийнйё" восходят к послелогу г 1уонйе//хуонйё". функционировавшему, по-видимому, и в чеченском языке и полностью превратившемуся в аффикс-2. В ингушском языке этот послелог сохранился и функционирует поныне.

В нахских языках наряду с вышеназванными функционируют глагольные обстоятельственные формы со значением пространства, времени, условия и причины, оформленные аффиксом -?//-ч^АчеГ Из двух синтаксических параллелей большее развитие в чеченском и ингушском языках получила форма с послелогом.

3. В результате развития обобщенного значения послелог гГуонйе функционирует в роли союза цели.

Союз гГубниё/Ухуниё" так же, как и духьа’в значении цели всегда употребляется с масдаром в форме именительного падежа, в то время как послелог г1уонйе//хуниёГ употребляется только с причастиями, а послелог духьа" - с именами в форме родительного падежа, например: хьа духьа «ради тебя», «для тебя» и т. д., о чем будет сказано в соответствующем разделе.

Критерием разграничения послелога и союза служат синтаксические функции и сочетаемость их с различными частями речи. Надо отметить, что г1уоние//хунйбГ функционирует. главным образом, как послелог. В функции союза для выражения целевых отношений употребление его ограничено в связи с тем, что в этом значении широко функционирует союз инг. духьа. чеч. хьама": «чтобы», «для того чтобы» .

В чеченском и бацбийском языках, как указывалось выше, послелог гТуоншГ не употребляется.

Послелоги ингушские гГуолла и да" «через». «по истечении» «„когда“, „в то время как“ Первичным для послелогов гХуолла’и даГявляется пространственное значение (96, 98−106), на базе которого развилось временное значение. Этот процесс имеет место только в ингушском языке. Сфера употребления названных послелогов в роли показателей временных отношений ограничена. Как правило, послелоги г1уолла и да» сочетаится с причастными формами, уточняя, конкретизируя и дополняя временную характеристику действия, выражаемого этими формами. Например: Цхъа ха йаьннача гГуолла вуотий ц1авиенав вай, аьлие суона т1иехьа йеллахь (И.Ф. «Через некоторое время (бута, „по истечении какого-то времени“) приди за мной, сказав, что дядя приехал». Цу г1улакха наха дикка рузба дийхкача г! уолла Аптие маьндига тхов чубоаг1а аьнна. (Г1.Ф.) «В то время как люди по-настоящему начнут молебен, Апти должен обмануть народ, сказав, что рушится потолок.» Дуог1а сиецача да д1адахар тхуо «Когда дождь прекратился, мы ушли» (бута, «по прекращении дождя мы пошли»).

Различные оттенки временных значений, присущие послелогам гГуолла и да", более отчетливо обнаруживаются при сопоставлении обстоятельственных форм глагола и причастия с послелогами, например: Из гДавиеча дукха нах гулбиелар «Когда он приехал, много народу собралось», Из ц1авенача г! уолла /да/ дукха нах гулбиелар «Во время его приезда (по приезду его) собралось много народу». Экзамен дТайаьлча студенташ ц1абахар «Когда экзамен сдали, студенты пошли домой». Экзамен д1айеннача г! уолла /да/ студенташ ц1абахар «После сдачи экзамена студенты пошли домой» .

Как свидетельствуют языковые факты, эти послелоги сочетаются с причастиями, оформленными союзной частицейча, которая выражает значение времени в обстоятельственных формах глагола (см. примеры выше). С обстоятельственными формами употребление указанных послелогов невозможно. Они употребляются лишь с причастиями, оформленными аффиксомчу//ча со значением времени, и наличие её не исключает употребления послелогов, а наоборот, требует их привлечения для конкретизации, уточнения временных значений.

Следовательно, в ингушском языке развились синтаксические параллели, в том числе, новые модели словосочетания с послелогами.

Развитие у послелогов гТуоллаГ и да’временных значений было обусловлено, на наш взгляд, семантикой причастных форм с союзной частицейча, которые прежде имели пространственное значение, например: Хьуо вахача дукха нах бар «Там, куда ты ходил, много народу было». Саг виеннача дахадар тхуо «Человек где умер, ходили мы». Эти формы по мере развития отвлеченного значения стали приобретать временное. И здесь на помощь приходят служебные слова, а именно послелоги с пространственным значениемгТуолла" и да", в которых уже к тому времени зарождалось новое значение. Это сыграло решающую роль в создании словосочетаний нового типа наряду с существовавшими обстоятельственными формами глагола, выражавшими временные отношения.

При сопоставлении характера протекания действия во времени, выражаемого обстоятельственной формой глагола и причастием с послелогами гГуолла и да^ бросается в глаза тот факт, что первая выражает общий отрезок времени, в то время как причастие с послелогами — конкретный отрезок времени, когда совершается действие, например, длительность, завершение, развитие и т. д. Это значение развилось в период самостоятельного развития ингушского языка.

Оба послелога имеют одинаковую дистрибуцию. Однако в лите—-^{ратурном} языке чаще встречается послелог г!.уолла. Послелог. их’гТуолла представлен разными фонетическими вариантами: чеч. хула //хУла! чеберл. хшю, бацб. гЗ^уад" кист. г! уол. Ингушская, бац-бийская и кистинская формы восходят к г!.уалл.у, которая в бацбий-ском языке, утеряв конечный слов превратилась в современную форму г! уал, в кистинском — в форму гТ. убл, в основе которой под влиянием аффиксального «у» появился лабиализованный дифтонг «уо». В ингушском языке в основе развиваются лабиализованные дифтонги «уо» и факультативно «-оа» — форма г! оалла, которая встречается в речи кителей горной Ингушетии. В итумкалинском диалекте представлена форма гХуол, в чеберлоевском — форма холо. которая, по-видимому, восходит к «хало», где под влиянием конечного лабиализованного гласного «о», в основе появился гласный «о» (срв.ало оло', дуотту^ дутт/и др.).

В чеченском языке, вероятно, происходил такой же процесс: первичной была, по-видимому, форма халлу//холлу, перешедшая в хулла7/хула//хула^ В чеченском языке имеется форма хула" с долгим «а» в ауслауте, который появился в результате выпадения сонорного «л» в форме хулла.

Все вышеуказанные фонетические процессы являются закономерными для нахских языков (67- 70).

У послелогов г1.^лла//х.ула///г!.уал и инг. да7 бацб. дахь в результате развития грамматической абстракции возникают логико-абстрактные значения, о чем будет сказано в соответствующем разделе.

Послелог чечено-ингушский йукъие. бадбийский йукъ «в середине», «посреди» Пространственный послелог чеч.-инг. йукъие, бацб. йукъ «посреди», «среди», «в середине» в результате развития грамматической абстракции, стал выражать временные и другие логико-абстрактные значения. Однако эти новые значения широкого развития не получили, что обусловлено семантикой данного послелога. Сфера употребления его ограничена.

Во временном значении он употребляется в сочетании с именами, в семантике которых заложено значение времени, типа: чеч.-инг. ди, бацб. де «день» — чеч.-инг. ахка//аьхка, бацб. хк1о «лето» — чеч.-инг. б1аьсти, бацб. дохьа и газапхуйла (груз.) «весна» и др. Например: инг. 1ан йукъие лоа диллар «В середине зимы выпал снег',' чеч. Буьйсанна йукъие ц1акхаьчира иза «В середине ночи (в полночь) приехал он домой» .

В бацбийском языке этот послелог также выражает временное значение, однако сфера его употребления гораздо уже, чем в чеченском и ингушском языках, при этом в бацбийском языке он может занимать позицию и перед именем, например: Йукъ маттдени йат1ие" йохь «Среди дня украли девушку». Шота йукъматтдени вб*е чу «Шота в середине дня пришел домой», и после имени в форме дательного падежа: 1эйн йукъ ве" Ь Шота «В середине зимы приехал Шота» .

Как свидетельствуют фактические данные, послелог йукъие// йукъкъиехь//йукъ выражает определенный отрезок времени. Связь его с пространственным значением сохраняется, и поэтому будет правомочным утверждение о том, что временное и другие абстрактные значения у этого послелога не получили широкого развития. Например: инг. Тха къамаьла йукъие лиелхар из «В середину нашего разговора влезал он',' чеч. Паччахьалкхен х1ун бала бу сан г1улак-хаш йукъйех. ула г1ерта? (Х.О.) «Какое дело властям вмешиваться в мои дела?» (букв, «в середину лезть»).

Иногда в сочетании с послелогами г1уоллаУ/хулаГи через',' «вдоль», «по», послелог йукъие в чеченском и ингушском языках обозначает временные отношения с ограниченным числом имен или глагольных форм, например: инг. Тха къамаьла йукъиегТуолла шийдар дувцар цуо «В середине нашего разговора он говорил о своем» (букв, «разговор в середине»). Оаха кЪамаьл диеча йукъег! уолла цхьа дуош аьлар цуо «В середине нашего разговора он вставил слово». В первом примере послелог сочетается с именем в форме дательного падежа, во втором — с причастием в одном и том же значении. Подобное употребление наблюдается в разговорной речи.

Наши наблюдения свидетельствуют о том, что, когда указанные послелоги стали сочетаться с глагольными формами, обозначающими действие как процесс, они конкретизируя тот момент, тот отрезок времени, в котором протекает действие, стали приобретать новое значение, то есть выражать временные отношения. Следовательно, здесь отмечается процесс взаимного влияния глагольной формы, то есть причастия и послелога, в результате чего у пространственного послелога развивается значение времени — в свою очередь, послелог, сочетаясь с причастием, выражающим действие, протекающим во времени, приобрел новое значение, Все это убеждает в развитии у этих послелогов функций и значений, конструирующих синтаксическую систему современных вайнахских языков.

Послелог чечено-ингушский кхаччалца' «до», «по», «вплоть до» Этот послелог выделяется А. Г. Мациевым (138, 238). В современных чеченском и ингушском языках он функционирует как послелог со следующими значениями:

1. Маркс К., Энгельс Ф., Собрание соч., т.4, ХУ 619 с. 2 вкл. л.факс.

2. Ленин В. И. Философские тетради. Соч., т. 38. изд. 1У, 1958. 644 с.

3. Абаев В. И, Осетино-вейнахские лексические параллели. Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. Грозный, 1959, т. I, вып. 2, с, 89−119.

4. Абдуллаев З. Г, Очерки по синтаксису даргинского языка. -М.: Наука, 1971. 476 с.

5. Авидзба З. Х, Модальные аффиксы в глаголе абхазского языка: Автореф.Дис. канд. филолог, наук. Тбилиси, 1968. — 34 с.

6. Алексидзе Э. Г. Модальные частицы в санскрите, Тбилиси, 1973, — 118 с.

7. Алироев И. 10, Кистинский диалект чеченского языка. -Известия ЧИНШШЛ. Языкознание. Грозный, 1961, т. Ш, вып. 2, с. 3−86.

8. Арсаханов И, Аккинский диалект в системе чечено-ингушского языка. Грозный, 1959, — 180 с,.

9. Арсаханов И. А. Чеченская диалектология. Грозный, 1969, — 208 с.

10. Арсаханов И, Х1инцалера нохчийн мотт, Грозный, 1965, — 215 с.

11. Ахриева Р. И., Оздоева Ф. Г., Мальсагова Л. Д., Бекова П. Х. Х1анзара г1алг1ай мотт. Грозный, 1972. — 265 с.

12. Бабунашвили Е. А, Частицы в древнегрузинском языке: Автореф.Дис. канд.филолог.наук. Тбилиси, 1954, — 16 с.

13. Багов П. М. Союзные формы имен существительных и числительных в кабардино-черкесском языке. Труды Тбилисского универ- 352 ситета, Гуманитарные науки. Тбилиси, 1972. В 3(142), с. 21−23.

14. Бахарев А. И. Отрицание и способы его выражения в русском языке ХУ-ХУП вв, Вопросы языкознания, 1981, № 2 с. 99−109.

15. Богородицкий В. А. Очерки по языковедению и русскому языку. М.: Учпедгиз, 1939. — 224 с,.

16. Бокарев A.A. Синтаксис аварского языка. М.-Л., 1949. 277 с.

17. Бокарев Е. А. Локативные и нелокативные значения местных падежей в дагестанских языках. Язык и Мышление, М.-Л., 1948, т. XI, с. 56−68.

18. Бокарев Е. А. Цезские (дидойские) языки Дагестана. М.: АН СССР, 1959. — 291 с.

19. Будагов P.A.

Введение

в науку о языке. М.: Учпедгиз, 1958. — 435 с.

20. Булаховский Л. А. Курс русского литературного языка. 4-е изд. Киев, 1949. 407 с.

21. Буслаев Ф. И. Историческая грамматика русского языка.- М.: Учпедгиз, 1959. 622 с.

22. Вандриес Я, Язык. (Перевод с французского), М., 1937. 409 с.

23. Ванслова М. Л. О синтаксическом употреблении подчинительных союзов. Русский язык в школе. 1958, jfc 6, с. 35−40,.

24. Виноградов В. В. Русский язык. (Грамматическое учение о слове). М.: Учпедгиз. 1947. — 784 с,.

25. Виноградов В. В. Современный русский язык. (Грамматическое учение о слове). 2-е изд. М.: Высшая школа. 1972. — 613 с.

26. Вопросы синтаксиса современного русского языка, М.: Учпедгиз, 1950. — 413 с.

27. Гагуа P.P. Некоторые изменения гласных в бацбийском языке. (Резюме на русском языке) ИКЯ, Тбилиси, 1956;, т. УШ. с. 468−478. 353.

28. Гагуа P.P. Место союза в бацбийских именах и глаголах. (Резюме на русском языке). ИКЯ, Тбилиси, 1962, т. ХП, с.337−338.

29. Гагуа P.P. Склонение имен существительных в бадбийском языке. В кн.: Вопросы изучения иберийско-кавказских языков.- М.: АН СССР, 1961, с. 72−88.

30. Галкина-Федорук Е.М., Горшкова К. В., Шанский Н. М. Современный русский язык. 2-е изд. (исправл. и дополн.) — М.: Учпедгиз, 1958. — 409 с.

31. Гвоздев А. Н. Современный русский язык. М., 1961, -432 с.

32. Генко А. Н. Абазинский язык. Грамматический очерк наречия таланта. М.: АН СССР, 1955. — 203 с.

33. Гониашвили Т. Б. К взаимоотношению частицы «а» и союзного/ * 1 1 суффикса it (—* в чеченском языке. (Резюме на русском языке). -ИКЯ, Тбилиси, 1962, т. ХШ, с. 251−259.

34. Грамматика русского языка. T. I, М.: АН СССР, I960. -719 с.

35. Греч Н. Практическая русская грамматика. СПб, 1827, — УШ, 578 с.

36. Гудава Т. Е. Багвалинский язык. Грамматический анализ с текстами. (Резюме на русском языке). Тбилиси, 1971. — 242 с.

37. Дешериев Ю. Д. Бацбийский язык. М.: АН СССР, 1953. -384 с.

38. Дешериев Ю. Д. Грамматика хиналугского языка. М.: АН СССР, 1959. — 223 с.

39. Дешериев Ю. Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов, Грозный, 1963. — 554 с.

40. Дешериев Ю.Д.'Современный чеченский литературный язык. 4.1. Фонетика. Грозный, I960. 122 с.

41. ДешериеваТ.И. Структура семантических полей чеченских и русских падежей. -М.: Наука, 1974. 299 с.- 354.

42. Дзидзигури Ш. В. Союзы в грузинском языке: Автореф. Дис.,. докт, филолог, наук, Тбилиси, 1962, — 83 с,.

43. Джанаев Т. А. Категория модальности и способы ее выражения в лакском языке: Автореф.Дис.,. канд, филолог.наук. Махачкала, 1970, — 16 с.

44. Джамалханов З. Д., Мачигов М. Ю. Нохчийн мотт. I-ра дакъа. Лексикологи, фонетика, морфологи. Нохч-Г1алг1айн книжни издательство, 1972. 254 с.

45. Долакова Р. И. Система прошедших времен в чеченском и ингушском языках. Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. — Грозный, 1961, т.11, вып.2, с. 3−69.

46. Дондуа К. Д. Грамматическое отрицание как проблема общего языкознания. Статьи по общему и кавказскому языкознанию. Л: Наука, Ленингр. отд-ние, 1975, с. 149−173,.

47. Дондуа К. Д. Из истории развития придаточного предложения в :.древнегрузинском. (Предварительное сообщение). Bich.: Статьи по общему и кавказскому языкознанию. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1975, с. 193−207,.

48. Дутаев С. А. Проявление категории грамматических классовв служебных словах вайнахских языков, Известия ЧИНИИИШ1. Языкознание. Грозный, 1975, т. Х, вып.2, с. 144−164.

49. Есперсен 0. Философия грамматики. М.: Изд-во иностранной литературы, 1958. 404 с.

50. Шрков Л. И. Грамматика аварского языка. (Литографическое издание). М., 1924. XIУ +173 с.

51. Шрков Л. И. Грамматика даргинского языка. М., 1926. -103 с.

52. Шрков Л. И. Развитие частей речи в горских языках Дагестана. ЯСКД, М.-Л., 1935, т.1, с, 155−167,.

53. Шрков Л, И. Грамматика лезгинского языка. Махачкала, I94Iv -132 с.

54. Жирков Л. И. Табасаранский язык. Грамматика и тексты. М.-Л., 1948. 164 с.

55. Жирков Л. И. Лакский язык. Фонетика и морфология. -М., 1955. 106 с.

56. Ившин В. Д. Основные понятия коммуникативного синтаксисаи принципы членения предложения на коммуникативном уровне. Вопросы синтаксического строя современного английского языка. Сборник трудов. МОПИ им. Н. К. Крупской, М., 1972, вып. I, с. 3−40.

57. Илыпп Б. А. Значения предлогов в современном английском языке. Ученые записки Ленинградского пединститута им. А. И. Герцена. Л., 1958, т.157. с. 3−13.

58. Ильиш Б. А. История английского языка. -М.: Высшая школа. 1968. 419 с.

59. Имнайшвшш Д. С. Основные и послеложные падежи в ингушском языке. (Резюме на русском языке).- Известия ИЯИМК шл^^акад^г^Н.Я. Марра, Тбилиси, 1942, т. ХП, с. 217−220.

60. Имнайшвили Д. С, К генезису одного подчинительного союза в бацбийском (цова-тушском) языке. (Резюме на русском. языке). -Сообщ. АН Груз. ССР, Тбилиси, 1945, т. У1, гё 9, с. 741.

61. Имнайшвили Д. С. К вопросу о гипотаксисе в языках чеченской группы. (Резюме на русском языке). ИКЯ, Тбилиси, 1948, т. П, с.84−86.

62. Имнайшвили Д. С. Утвердительные частицы в картвельских языках. Сообщ. АН Груз. ССР, Тбилиси, 1950, т. Х1, № 6, с.389−392.

63. Имнайшвили Д. С. К истории образования сложноподчиненного предложения в иберийско-кавказских языках. Тезисы докладов 1У (Х) научной сессии Института языкознания АН Груз. ССР, 12−13 июня. Тбилиси, 1953, с. 45−46.

64. Имнайшвили Д. С. Отрицательные местоимения и наречия в иберийско-кавказских языках. (Резюме на русском языке). ИКЯ, — 356 Тбилиси, 1953, тЛУ, с. 71−73.

65. Имнайшвили Д, С, К вопросу о генезисе суффиксов временной последовательности действия в кистинских языках. (Резюме на русском языке). ИКЯ, Тбилиси, 1953, т. У, с. 325−326.

66. Имнайшвили Д. С. К генезису одного суффикса в языках чеченской группы. (Резюме на русском языке). -Сообщ. АН Груз. ССР, Тбилиси, 1945, т. У1, JI 6, с. 488−489.

67. Имнайшвили Д. С. Некоторые виды ассимиляции гласных в языках нахской (чеченской) группы. (Резюме на русском языке). ИКЯ, Тбилиси, 1962, т. ХШ, с. 238−250.

68. Имнайшвили Д. С. Дидойский язык в сравнении с гинухским и хваршийским языками. Тбилиси, 1963, — 322 с.

69. Имнайшвили Д. С. Основные особенности шаройского диалекта чеченского языка. (Резюме на русском языке). -ИКЯ, Тбилиси, 1970, т. ХУЛ, с 219−222.

70. Имнайшвили Д. С. Система гласных и регрессивно-дистанционная их ассимиляция в чеченском и ингушском языках. Тезисы докладов второй региональной научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Тбилиси, 1967.

71. Кузнецов Г1. С, 0 принципах изучения грамматики. М.: МГУ, 1961, — 100 с.

72. Кумахов М. А. Морфология адыгских языков.(Синхронно-диа-хронная характеристика). Москва-Нальчик, 1964, 271 с.

73. Леденев Ю. И. 0 границах и функциях класса неполнозначных слов в русском языке. Ученые записки М0ПИ им. Н. К. Крупской, М., 1964, т. 148, вып.10, с. 179−196.

74. Ломтев Т. П. 0 соответствии грамматических средств языка потребностям взаимопонимания. Вопросы философии, 1953, 15 5, с. 76−88.

75. Ломтев Т. П. Очерки по историческому синтаксису русского- 357 языка. М., 1956. — 596 с.

76. Магометов A.A. Превербы в табасаранском языке (сравнительно с превербами в даргинском и агульском языках). ИКЯ, Тбилиси, 1956, т. УШ, с. 315−340.

77. Магометов A.A. О даргинских превербах. Сообщ. АН Груз. ССР, Тбилиси, 1961, т. ХХУ1, № 2, с. 249−256.

78. Магометов A.A. Отрицание в кубачинском диалекте. Языки Дагестана, Махачкала, 1954, вып. П, с. 169−208.

79. Магометов A.A. Кубачинский язык. (Исследование и тексты). -Тбилиси, 1963. 341 с.

80. Магометов A.A. Табасаранский язык. (Исследование и тексты). Тбилиси, 1965. — 397 с.

81. Магомедбекова З. М. Ахвахский язык. (Грамматический анализ, тексты, словарь). Тбилиси, 1967. — 254 с.

82. Магомедбекова З. М. Каратинский язык. Грамматический анализ, тексты, словарь. Тбилиси, 1971. — 290 с.

83. Мальсагов З. К. Ингушская грамматика со сборником ингушских слов. Владикавказ, 1925. 224 + 112 с.

84. Мальсагов Д. Д. Чечено-ингушская диалектология и пути развития чечено-ингушского литературного (письменного) языка. Грозный, 1941. — 109 с.

85. Мартиросов А. Г. К вопросу об историческом взаимоотношении предлогов и послелогов в грузинском языке. (Резюме на русском языке). ИКЯ, Тбилиси, 1956, т. УШ, с. 39−46.

86. Мачавариани Г. И. Некоторые вопросы эволюции системы латеральных согласных в нахской группе языков.(Резюме на русском языке). -ИКЯ, Тбилиси, 1964, т. Х1У, с. 269−270.

87. Меретуков К. Х. Служебные части речи в адыгейском языке. Автореф.Дис.канд.филолог.наук. -Майкоп, 1966, 21 с.

88. Меретуков К. Х. Соединительные союзы и их функциональная- 358 дифференциация в адыгейском языке. -Вопросы синтаксического строя иберийско-кавказских языков. Нальчик, 1977, с. II0-II5.

89. Мейланова У. А. Очерки лезгинской диалектологии. М: Наука, 1964. 415 с.

90. Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи, M.-JI., 1945, — 319 с.

91. Мирович А. Основные функции частиц в современном русском языке. Лексикографический сборник. ОЛЯ, М.: АН СССР, 1962, вып. У, с. I04-III.

92. Муркелинский Г. Б. Сложноподчиненные предложения в лакском языке. Рукописный фонд. Махачкала, 1958.

93. Муркелинский Г. Б. О союзах в лакском языке. Ежегодник ИКЯ, Тбилиси, 1980, т. УП, с.246−251,.

94. Озиев С. И., Оздоев И. А. Г1алг1ай метта грамматика. I дакъа. фонетикеи морфологии. Грозный-: Нохч-Г1алг1ай книжни издательство, 1968, 159 с.

95. Оздоева Ф. Г. Приставки в системе чеченского и ингушского литературных языков. Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. Грозный, 1961, т. П, вып.2, с.70−100.

96. Оздоева Ф. Г. Послелоги в системе чеченского и ингушского литературных языков. -Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. Грозный, 1962, т. Ш, вып.2, с.89−150.

97. Оздоева Ф. Г. Развитие и становление служебных слов в вайнахских языках. -Некоторые вопросы русской и ваинахской филологии. -Сборн. статей Ставропольского госпединститута, серия филологическая. Грозный, 1972, В 34, вып. 17, с.215−229.

98. Оздоева Ф. Г. Эмоционально-экспрессивные частицы в вайнахских языках. -Некоторые вопросы русской и вайнахской филологии. -Сборн.статей Ставропольского госпединститута, серия филологическая. Грозный, 1972, JS 34, вып.17, с. 251−258. 359.

99. Оздоева Ф. Г. О междометиях в вайнахских языках. Сборн. статей и материалов по вопросам нахского языкознания. — Известия ЧИНИИИШГ. Языкознание. Грозный, 1964, т. У, вып.2, с. II9-I29.

100. Оздоева Ф. Г. К вопросу о семантике служебных слов в вайнахских языках. Тезисы докладов научно-методического семинара лингвистических кафедр Чечено-Ингушского госуниверситета — 28−29 октября. Грозный, 1974, с. 30−31.

101. Оздоева Ф. Г. Союзы в современном ингушском языке.-Сборн. статей и материалов по вопросам нахского языкознания. Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. Грозный, 1975, т. Х, вып.2, с. 223−239.

102. Оздоева Ф. Г. К вопросу об отрицательных повествовательных предложениях в английском языке, -Вопросы филологии. Сборн. статей преподавателей Чечено-Ингушского госпединститута. Серия филологическая. Грозный, 1970, Jfc 33, вып. 16, с. II4-II8.

103. Оздоева Ф. Г. Собственно-усилительные частицы в вайнахских языках. -Сборн. статей по вопросам нахского языкознания. -Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. Грозный, 1975, т. Х, вып.2, с.240−252.

104. Оздоева Ф. Г. Историческая характеристика служебных слов (частей речи) в нахских языках. Грозный, 1976. — 237 с.

105. Оздоева Ф. Г. Закономерности и способы перехода знаменательных слов в послелоги. -Структурно-типологические особенности русского и кавказских языков. Сборн. научных трудов Чечено-Ингушского госуниверситета. Грозный, 1977, с. 124−134.

106. Оздоева Ф. Г. О способах выражения утверждения и отрицания в английской речи. Вопросы лингвистики текста. -Сборн.научных трудов Чечено-Ингушского госуниверситета. Грозный, 1978, с. III-II9.

107. Оздоева Ф. Г. Послелоги, выражающие логико-абстрактные отношения в нахских языках. Вопросы вайнахского синтаксиса. Труды ЧИНИШСФ. Грозный, 1980, с.92−102.

108. Ошаев Х. Д. О частицах отрицания в чеченском языке. Известия ЧИНИИИЯЛ. Языкознание. Грозный, 1959, т, 1, вып.2, с.207−218.

109. Панов М. В. О частях речи в русском языке. Научные доклады Высшей школы. Филологические науки, М., I960, ТУ, с. 3−14.

110. Петерсон М. Н. О частях речи в русском языке. В кн.: Вопросы грамматического строя. М., 1955, с, 175−187.

111. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. -7-е изд. М.: Учпедгиз, 1956. -511 с.

112. Попова И. А. Сложносочиненные предложения в современном русском языке, В кн.: Вопросы синтаксиса современного русского языка. М., 1950, с. 355−396.

113. Поспелов Н. С. Соотношения грамматических категорий и частей речи в современном русском языке. Вопросы языкознания, 1953, J?6, с. 53−67.

114. Поспелов Н. С. Учение о частях речи в русской грамматической традиции. М.: МГУ, 1954. 34 с.

115. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике, т.Ш. М., 1968. 551 с.

116. Руденко Б. Т. Грамматика грузинского языка. М.-Л., 1940. 275 с.

117. Савченко А. Н. Части речи и категории мышления. Изд. Ростовского университета. 1959, 66 с.

118. Семенихин В. П. О союзах. Русский язык в школе, 1956, Я 6, с. 17−21.

119. Скиба. Ю. Г. Союз как служебное слово в русском и славянском языках. Спецкурс для студентов-филологов. Черновцы, 1968. 40 с.

120. Скиба Ю. Г. Семантика и функции частицы как служебного слова. Курс лекций для студентов-филологов. -Кн. Ш., Черновцы, 1969. 54 с.

121. Смирницкий А. И. Морфология английского языка. М., 1959, — 440 с.

122. Смирницкий А. И. Об особенностях обозначения направления движения в отдельных языках. Иностранные языки в школе, 1953,2, с. 3−12.

123. Стеблин-Каменский М. И. Об основных признаках грамматического значения. Вестник ЖУ. Л., 1954, № 6, с. 159−169.

124. Суник О. П. Общая теория частей речи. М.-Л.: Наука, 1966. 131 с.

125. Супрун А. Е. Части речи в русском языке. М.: Просвещение, 1972. 135 с.

126. Тимаев А. Д. Х1инцалера нохчийн мотт. Грозный, 1971. -254 с.

127. Услар П. К. Этнография Кавказа. Языкознание. П. Чеченский язык. Тифлис, 1888. УП + 246 + 120 с.

128. Услар П. К. Этнография Кавказа,. Языкознание. Ш. Аварский язык. Тифлис, 1889. -УП + 242+276+20+1У.

129. Услар П. К. Этнография Кавказа. Языкознание. 1У. Лакский язык. Тифлис, 1890. 42 + 422 с.Прилож.: Казикумыкская азбука-14с.

130. Утургаидзе Ф. Г. Вопросительные частицы 5 и ^ в грузинском языке. (Резюме на русском языке). — ИКЯ, Тбилиси, 1966, т. ХУ, с. 214−227.

131. Фортунатов Ф. Ф. Избранные труды, т.1. М.: Учпедгиз, 1956, — 450 с.- 362 133. Чентиева Ы. Д., Янгульбаев В. А. Нохчийн меттан грамматика I-ра дакъа. Фонетикии морфологий. Грозный, 1967. 192 с.

132. Черкасова Е. Т. Закономерности и способы перехода полно-значных слов в предлоги. -Дис. докт.филолог.наук. М.: Институт русского языка АН СССР, 1966.

133. Черкасова Е. Т. Русские союзы неместоименного происхождения. М.: Наука, 1973. 221 с.

134. Чесноков П. В. Слово и соответствующая ему единица мышления. М.: Просвещение, 1967. 191 с.

135. Чеченский язык. (Сочинение П. К. Услара в обработке академика А. Шифнера). Перевод с немецкого. В кн.: Услар ПЛС. Этнография Кавказа. Языкознание. П. Чеченский язык. Тифлис, 1888. Приложение J? I, с. 3−54.

136. Чеченско-русский словарь. Составитель Мациев А. Г. М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1965. 625 с.

137. Чикобава A.C. Категория грамматических классов и генезис падежных окончаний в грузинском языке. (Предварительное сообщение). Сообщ. АН Груз. ССР, Тбилиси, 1946, т. УП, 1−2, с. 65−72.

138. Чикобава A.C. К вопросу о внутренних законах развития языка. }Дурн.Знамя, М., 1952, 5, с. 168−173.

139. Чикобава A.C.

Введение

в языкознание. 4.1.М.: Учпедгиз, 1952. 243 с.

140. Чикобава A.C. Части речи, как понятие филологической грамматики и как понятие описательного научного анализа. Сборн. Вопросы теории частей речи (на материале языков различных типов). Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1968, с. 49−63.

141. Чикобава A.C., Церцвадзе И. И. Аварский язык (На груз, яеже). Тбилиси, 1962. 442 с.

142. Чикобава A.C. К развитию значения некоторых слов в древнегрузинском. (В аспекте взашлоотношения моментов пространства и времени). (Резюме на русском языке). Психология, Тбилиси, 1945, T. Iii, с. 485−493.

143. Чистякова Л. М. К методике стилистического анализа частиц. (Частица «вот» в русском литературном языке). Русский язык в школе, 1951, 1Ь 5, с. 44−49.

144. Чокаев К. З. Словообразование имен существительных в чеченском языке (с привлечением материалов из. ингушского и бацбий-ского языков). Известия ЧИШШШ1. Языкознание. Грозный, 1962, т.1У, вып.2, с. 3−95.

145. Чокаев К. З, Морфология чеченского языка. Словообразование частей речи. 4.1. Грозный, 1968. -.227 с.

146. Шакрыл Е. П. Классификация послелогов в абхазском языке. Труды Абхазского института языка, литературы и истории. Сухуми, I960, с. 234−240.

147. Шарадзенидзе Т. С. Отрицательные частицы в сванском языке. (Резюме на русском языке). ИКЯ, Тбилиси, 1946, т.1, с. 327 328.

148. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. Л., 1941. -620 с.

149. Шахматов A.A. Очерк современного русского литературного языка. М.: Учпедгиз, 1941,-288 с.

150. Schiefner A. Versuch uber die Thusch Sprache oder die khistische Mundart in Thuschetien. St.-Petersbourg- 1856−160 с.

151. Шерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957. 188 с.

152. Эсхаджиев Я. У. Способы выражения сложноподчиненного предложения в чеченском литературном языке. Сборник статей и материалов по вопросам нахского языкознания. Известия ЧИБИИИЯЛ, Грозный, 1970, т. IX, вып. 2, с. I0I-I54.

153. Яковлев Н. Ф. Синтаксис чеченского литературного языка. М.-Л.: АН СССР, 1940. 319 с.

154. Яковлев Н. Ф Грозный, 1960, т. I, Морфология чеченского языка. Труды ЧИНИИИЯЛ, • 237 с.