«Люди» в системе социальных связей восточнославянского общества VI — первой трети XII вв

Актуальность темы

исследования. Проблема восточнославянского социогенеза является одной из наиболее актуальных и спорных в историографии. Особую дискуссию вызывают начальные этапы отечественной истории, связанные со становлением стратифицированного общества и раннего-сударственных образований. Во многом это обусловлено скудостью источников, сложностью извлечения и противоречивостью содержащейся в них информации. Поэтому совершенствование методов источникового анализа, поиск новых ракурсов изучения проблемы находятся в центре внимания исследователей-медиевистов. Особое значение в этой связи приобретает изучение отдельных слоев населения в контексте сложной системы социальных связей и динамике исторического развития. Другой резерв — анализ всех упоминаний о конкретной социальной группе, с учетом обстоятельств использования книжниками и семантики обозначающих ее терминов.

К числу структурообразующих в социальной системе восточнославянских потестарных образований и Древнерусского государства, относится категория населения, обозначаемая термином «люди». По доминирующему мнению исследователей, люди — наиболее массовая группа восточнославянского общества, непременный участник социально-политических коллизий рассматриваемого времени. В то же время, это дифференцированная, сложная по имущественному и социальному статусу группа, требующая более детального исследования. Можно с уверенностью утверждать, что от реконструкции социального облика «людей», выяснения их места и роли в системе социальных связей напрямую зависит характеристика общественной природы восточнославянских потестарных и политических объединений VI — первой трети XII вв.

Степень изученности. Отечественная историография позволяет наметить три этапа в изучении вопроса о людях. Первый, «дореволюционный», охватывает период с конца XVIII в. до 1917 г. Он характеризуется многообразием взглядов на социальную сущность и место людей в общественной системе Древней Руси. Следующим этапом стал период советской исторической науки — с 1917 до начала 90-х гг. XX века. Отличительной чертой этого периода являлось доминирование марксистской методологии, акцентировавшей внимание на исследовании социально-экономических процессов в восточнославянском обществе, в силу чего научный интерес к истории народных масс, в том числе и людей, усилился (особенно при рассмотрении сюжетов о деятельности вече и классовой борьбы). С начала 90-х гг. XX начался современный этап, характеризующийся методологическим плюрализмом исследований и расширением их тематики, в первую очередь за счет изучения отдельных страт людей {градские, нарочитые, лучшие и Др.).

Дореволюционные историки определяли сущность людина скорее интуитивно, под общим впечатлением. Например, И. Н. Болтин в XVIII веке описывая социальный строй Руси, говорил, что «народ русский, в самой древности, разделялся токмо на 2 сословия, на бояр и людей. Выключая рабов. Под названием муж разумелися первые, сиречь люди знатные по роду и по богатству, а под названием людин все вообще свободные, разделяющиеся на многие степени, по различию званий и служений. и для того цена за голову мужа, т. е. боярина положена вдвое против людина. Взгляд Н. И. Болтина на людей, как на одно из свободных «сословий» наряду с боярами Смужами) получил достаточно широкое распространение в последующей историографии.

Точно так же думал и Н. М. Карамзин, относивший к людям, правда, не только славян, но и варягов: «за всякого людина, т. е. свободного человека л русского (варяжского племени) или славянина, 40 гривен или виру» .

В таком смысле упоминал людей и С. М. Соловьев, говоривший о них, как о простом рядовом населении, в противоположность княжескому окружению. В этом смысле людин приравнивался историком к смерду3.

1 Цитируется по изданию: Правда Русская. Комментарии. М.-Л., 1947. Т.2. С. 16.

2 Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1998. Кн.1. С. 204.

По мнению, К.Н. Бестужева-Рюмина, термин «люди» обозначал все земское население, кроме дружины и, разумеется, князей4.

Как свободных членов общества их рассматривал и В. О. Ключевский, писавший о людях как о «податном простонародье», представленном как горожанами, так и селянами и связанными круговой порукой5.

Сходный взгляд на людей развивал и С. Ф. Платонов, считавший, что они представляли собой основную массу свободного населения, которое занимало промежуточное положение между привилегированной верхушкой и рабами. Постепенно, с развитием общественных отношений и усложнением социальной структуры, люди, по мнению исследователя, стали делиться «на горожан (купцы, ремесленники) и сельчан, из которых свободные назывались смердами, а зависимые — закупами"6.

Другой, более широкий взгляд на людей предложил И. Д. Беляев. Историк увидел на Руси до призвания Рюрика два класса людей — лучших людей, превратившихся потом в бояр, и «особое сословие, получившее в последствии общее название крестьян, людей"7. Во времена Русской Правды последо ние именовались еще и смердами. «Страшное различие» в социальном положении объяснялось, по мнению историка, неравенством сил и способностей, а также других условий9. Таким образом, И. Д. Беляев в разряд людей зачислил и бояр.

Эта точка зрения на социальную сущность людей также нашла своих сторонников. В связи с этим обращают на себя внимание рассуждения В. И. Сергеевича. Исследователь ведет речь о полисемичности термина «люди», трактуя его как в самом широком смысле (население всей земли «за единст.

3 Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Сочинения: В 18 кн. М., 1993. Кн.1. С. 210.

4 Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. СПб., 1872. Т.1. С. 115.

5 Ключевский В. О. История сословий в России: Полный курс лекций. Мн., 2004. С. 41.

6 Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 82 — 84.

7 Беляев И. Д. Крестьяне на Руси. М., 1860. С. 8.

8 Там же. С. 9.

9 Тале же. С. 7. венным исключением лиц княжеского рода"), так и в узком (люди, поступившие на службу к князю, которые «под именем «дружины» или «княжих мужей» начинают противополагаться «людям» вообще"10). Помимо этого исследователь указал еще на ряд значений: это и «всё население судного округа», этот же «всеобъемлющий термин служит составителям Русской Правды и для обозначения свидетелей вообще"11. Похожие значения, по мнению В. И. Сергеевича, были и у слова «муж». Эти же слова, «употреблявшиеся для обозначения всего населения в совокупности, служили и для обозначения разных его слоев. Для обозначения людей высшего слоя служили прилагательные: лучший, вячший, больший, старший, нарочитыйнизшего: мелкий,.

10 меньший, простой, черный". Смердов автор относил к низшему слою людей, однако считал, что само слово «смерд» многозначно и применяется для обозначения и всего населения13.

Причины такой градации В. И. Сергеевич видел в том, что «каждый имел право на все, но одному удавалось больше, чем другому, а потому он и выделялся как человек «лучший», кто оставался позади всех, тот характеризовался эпитетом, «меньшого» человека. Таким образом, возникла целая лестница качественных различий одного и того же рода свободных людей. Ступени этой лестницы не были замкнуты"14.

М.А. Дьяконов, пытаясь выявить социальный облик людей, указывал, что «древние памятники обозначают свободное население терминами «лю-дие» или «мужи» «, когда речь идет о населении всей земли или какого-либо пункта поселения15. Автор обратил внимание на качественные характеристики, отражающие социальную градацию в среде людей: «когда было необхо.

10 Сергеевич В. И. Древности русского права. Территория и население. М., 2006. Т.1.С. 154.

11 Там же. С. 153.

12 Там же. С. 155.

13 Там же. С. 157.

14 Там же. С. 152.

15 Дьяконов М. А. Очерки общественного государственного строя Древней Руси. СПб., 2005. С. 70. димо среди всей массы свободного населения указать ту или иную группу, современники старались отметить качественные признаки данной группы, присоединяя к терминам «людие» или «мужи» характеризующие их положение определения: «лучшие», «старейшие», «вятшие», «передние», «нарочитые» — или: «молодшие», «меньшие», «мезиннии», «простые», «черные» «16.

Собственно само свободное население ученый делил на три класса, ко.

1П торые различались между собой более фактически, чем юридически. Высший класс свободного населения, обозначаемого как лучшие люди слагался из двух элементов: местные лучшие люди (огнищане и бояре) и члены княжеской дружины (княжие мужи и княжие бояре). Непереходимой границы меж1 ду этими элементами не было. К среднему классу, по мнению исследователя, относились лица разных общественных положений. Таким образом, в трактовке М. А. Дьяконова к людям относились самые широкие слои древнерусского свободного населения. Политическая активность людей, находила свое выражение в деятельности веча («на вече имеет право присутствовать каждый свободный, хотя отнюдь к тому не обязан: участвовали только желающие»)19.

Эти два исследовательских подхода роднил взгляд на людей, как на свободное население. Не все дореволюционные историки разделяли точку зрения о том, что люди — свободное население. Особого мнения придерживался А. Е. Пресняков. Так, по мнению ученого, «слово «люди» в Древней Руси всегда означало низшее население, массу подвластную в противоположность свободным «мужам» «20.

16 Дьяконов М. А. Очерки. С. 71.

17 Там же. С. 69.

18 Там же. С. 79.

19 Там же. С. 101.

Пресняков А. Е. Княжое право в Древней Руси. Очерки по истории XI —XII веков. М. Д993. С. 361.

Важный вклад в изучение людей внесли филологи. И. И. Срезневский наиболее полно рассмотрел весь спектр значений слова «люди»: людинарод,.

Ч | людинизший слой населенияслуги, челядь, рабысвидетелимиряне .

Итак, дореволюционная историография впервые обратила внимание на социальную категорию древнерусского населения, обозначаемого термином «люди». Выработались основные подходы к трактовке социальной природы людей древнерусских источников. Абсолютное большинство исследователей трактовало людей как свободных членов общества. Но был и другой взгляд на людей, как на зависимых. Несомненным достоинством исторической науки этого периода стало обращение к изучению качественных характеристик {лучшие, нарочитые, добрые, черные), определяющих различный социальный статус людей. В работах дореволюционных авторов прослеживаются попытки нащупать точки соприкосновения людей и смердов.

Несмотря на достигнутые успехи, рассматриваемая проблема оставалась на периферии исследовательских приоритетов дореволюционных авторов: людям были посвящены краткие пассажи, как правило, редко превышающей объем одной фразы. Минимальный интерес проявляли исследователи к уош людей в социально-политических коллизиях Древней Руси.

Этот недостаток восполнила советская историография. С утверждением марксистской методологии в исторической науке усилился научный интерес к роли народных масс в истории. В связи с этим, термин «люди» гораздо чаще, чем раньше стал оказываться в поле зрения историков, особенно при рассмотрении деятельности вече и классовой борьбы в Древней Руси. В основном это касалось тех работ, которые затрагивали социально-экономические процессы Древней Руси — генезис феодализма, формирование крупного землевладения, появление городов и др. Формационный подход к историческим процессам наложил свой отпечаток и на понимание людей советскими историками. Они, считая людей рядовым населением древнерус.

21 Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1902. Т.2.С. 94. ских сел и городов, противопоставляли их, таким образом, классу феодалов (боярам). Дискуссии развернулись и по линии определения принадлежности людей к городскому или сельскому населению Древней Руси.

Вопрос о людях затронул в своей работе (редактором которой был Б.Д. Греков) Г. Е. Кочин, предположивший, что под людьми скрывались, чаще всего, представители городского населения22.

М.Н. Тихомиров, также как и Г. Е. Кочин, видел в людях, главным образом, горожан, играющих существенную роль в городских восстаниях и вечевых собраниях Х11-ХП1 веков. По его мнению «источники Х1-Х1П вв. говорят о резком антагонизме между господствующим классом феодалов и трудящимся населением в деревнях и городах. В то время как феодалы именуются в летописи боярами, гридями, княжескими мужами и т. д., остальная масса населения обозначается общим названием «людей», «людинов» «23. Исследователь подчеркивал довольно активную политическую позицию «людей», которая часто влияла на решения князя: «» Люди» гораздо чаще «думали» вместе с князем, чем это представляется в нашей литературе"24. Исследователь считал людей основным элементом восстания 1068−1069 годов, и других проявлений классовой борьбы. Касаясь проблемы «черных людей», М. Н. Тихомиров высказал предположение, что под ними скрывалась основная масса горожан — ремесленников и торговцев: «Основная масса городского населения — ремесленники и мелкие торговцы — и составляла тех «черных людей», об участии которых в вечевых собраниях говорят новгородские летописи уже с начала XIII века. Вечевое собрание 1068 года в Киеве был собранием «людей», а вовсе не феодальной верхушки"26.

22 Кочин Г. Е. Материалы для терминологического словаря древней России. М., JL, 1937. С. 177.

23 Тихомиров М. Н. Крестьянские и городские восстания на Руси. XI — XIII вв. М. 1955. С. 57.

24 Тихомиров М. Н. Древнерусские города. С. 224.

25 Там же. С. 219.

26 Там же. С. 222.

Несколько иной взгляд на проблему развивал Б. Д. Греков. Он отождествлял смердов и людегР и под ними «разумел» «основную массу сельского населения Древней Руси, не попавшую в частновладельческую зависимость и.

28 подчиненную только государству" .

В.В. Мавродин поддержал этот взгляд и считал, что люди — это эквивалент сельского населения, данников. «Следует отметить — писал он, — что в глубокой древности для обозначения его существовал один термин «люди». Термин «люди» в обозначении сельского населения, несомненно, уходит в первобытную древность и среди славян было широко распространено от Ладожского и Онежского озер до Балкан и Эгейского моря. обозначало сельское население в целом"29. С течением времени термин «люди» приобретает статус зависимых и вытесняется в обозначении сельского населения термином «смерд». В. В. Мавродин утверждал, что «такое социальное значение термина «люди» сохранилось и позднее, когда в XVIII—XIX вв.еках говорили о крестьянах, дворовых и прочих, каких-нибудь Шереметьевых и Юсуповых, как о их людях"30.

Более широко трактовал данную социальную категорию C.B. Юшков: «Возникает вопрос: как назывались эти свободные общинники в X — XII веках. И здесь для нас несомненным представляется, что они назывались людьми. есть достаточные основания полагать, что свободные общинники, да и вообще все свободные люди в Киевском государстве, носили название j людей» (от слова «людин»)". По мнению исследователя, «люди» бывают и городскими, и сельскими. Причем, первые имеют гораздо большие привилегии: в отличие от сельских, городские платят не дани, а только «торговые.

27 Греков Б. Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. М., 1952. Кн. 1. С. 21.

Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 2006. С. 313. Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 2006. С. 279.

29 Мавродин В. В. Очерки истории СССР: Древнерусское государство. М., 1956. С. 73.

30 Там же. С. 74.

31 Юшков C.B. Общественно-политический строй и право Киевского государства. М., 1949. С. 267. пошлины". Таким образом, C.B. Юшковым была озвучена компромиссная позиция, которая потом нашла поддержку у ведущих отечественных исследователей.

Сходный взгляд на социальную сущность людей, исходя из своей концепции государственного феодализма, развивал и J1.B. Черепнин. В нескольких своих работах он осуществил специальный терминологический анализ слова «люди». По мнению JI.B. Черепнина, в ранних упоминаниях этот термин охватывал широкие слои как городского, так и сельского населения33. С течением времени с утверждением феодализма в IX — XI вв. термин «люди» приобрел значение феодально-зависимого крестьянства, эксплуатируемого государством путем сбора дани или частными феодалами путем привлечения к барщине или взимания оброка"34.

Со временем, JI.B. Черепнин вносит некоторые добавления и уточнения в свои положения: «термин «люди» наряду с общим широким значением селян имел и более узкий смысл: горожане и даже рядовая масса горожан, простые люди, торгово-ремесленное население города, «черные люди» «35.

По С. А. Покровскому, термин «люди» обозначал «всю массу свободного населения в целом, соответствуют по своему значению летописным выражениям «вси кияне», «полочане», «ноугородцы» и т. п."36.

Серьезную заявку на решение вопроса о людях сделал И. Я. Фрояновавтор концепции об общинно-демократическом характере социально.

•уп политической системы Киевской Руси. Проанализировав историографию вопроса и источники, он указал на изначальную полисемичность этого тер

32 Юшков C.B. Общественно-политический строй. С. 267.

33 Черепнин JI.B. Из истории формирования класса феодально-зависимого крестьянства на Руси // Исторические записки (далее — ИЗ). М., 1956. Т. 56. С. 236.

Там же. С. 169.

35 Черепнин JI.B. К вопросу о характере и форме Древнерусского государства X — начала XIII вв. // ИЗ. Т. 89. М&bdquo- 1972. С. 379.

36 Покровский С. А. Общественный строй древнерусского государства // Труды Всесоюзн. заочн. юрид. ин-та. М., 1970. Т. 14. С. 61.

37 Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. JL, 1980. С. 118 -121. мина: «.слово «люди» в Киевской Руси второй половине XI—XII вв.еков сохраняют свою многозначность: народ (этнос или население в широком смысле слова), простой народ (демос), социальная верхушка (бояре, купцы, княжеское окружение). Сквозь эту семантическую пестроту пробивается, все же, основное значение термина «люди», «людье» — масса рядового свободного населения как городского, так и сельского"38.

Причины многозначности термина И. Я. Фроянов объясняет особенностями социально-экономического и политического развития Древней Руси: «Смысловая связь слова «люди» с демократическими по преимуществу кругами населения Древней Руси конца XI—XII вв.еков указывает на углубление, по сравнению с предшествующим периодом, социального размежевания знати и низов свободного общества. Однако полный разрыв между господствующей верхушкой не произошел, ибо становление классов на Руси еще не завершилось. Это как раз и являлось коренной причиной полисемии термина «люди» «39. Выясняя причины появления качественных характеристик И .Я. Фроянов пишет: «поскольку имущественное расслоение имело место, а общество было ранжированным, то есть разделенным на социальные группы, отличающиеся по положению в общественно-политической структуре с вытекающими отсюда различиями в правах и обязанностях, то в источниках для обозначения демократического слоя населения и знати наряду с одиночным, как мы знаем, выражением «люди», используются словосочетания: «простые люди», «черные люди», «вятшие люди», «добрые люди», «первые люди» и т. д."40.

М.Б. Свердлов также ведет речь о людях как о свободном населении сел и развивающихся городов41.

Заслуга изучения людей принадлежит не только историкам. Важнейшие сведения об этимологии слова люди можно почерпнуть и в трудах советских.

38 Фроянов И. Я. Киевская Русь. Очерки социально-политической истории. С. 121.

39 Там же. С. 124.

40 Там же. С. 124.

41 Свердлов М. Б. Генезис и структура феодального общества. М., 1989. С. 49. филологов42. В. В. Колесов в книге «Мир человека в слове Древней Руси» предпринял попытку объяснить причины многозначности рассматриваемого термина. Он считает, что термин «люди» означал изначально свободных людей, «а конкретные значения появляются в определенных контекстах, при этом, сохраняется синкретический смысл древнего термина родового быта"43. Со временем, с развитием социальных отношений и появлением социальной дифференциации, происходило изменение его смысла, который теперь «легко установить по тем уточняющим определениям, которые каждый раз конс. , АЛ. кретизируют понятие люди» «.

Итак, советская историография внесла огромный вклад в исследование людей: их сущности, места и роли в социально-политической системе Древней Руси. После исследований ряда советских авторов вряд ли возможно сомневаться, что люди — свободные члены древнерусской общины. Принадлежность их и к сельскому, и городскому населению одновременно, также не вызывает сомнений. Важной заслугой советской исторической науки стало появление обзоров историографического характера о людях. Довольно большой вклад внесли филологи: благодаря их исследованиям стало. возможно взглянуть «вглубь» истории этого термина и проследить семантические оттенки в различных ситуациях. .

В то же время исследователи разошлись в трактовке места и роли людей в восточнославянском социуме, что во многом определялось концептуальными предпочтениями авторов.

Постсоветская историография характеризуется освобождением от идеологических догм, привлечением новых методов исследования (микроистория, методы школы «Анналов» и т. д.). На основе этих подходов, больше.

42 Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986 — Шанский Н. М. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971 — Иванов Вяч. Вс. К типологическому анализу внутренней формы праслав. се1оуекъ 'человек' // Этимология, 1973. М.1975; Дегтярев В. И. О происхождении слова люд // Этимология, 1979. М., 1981.

43 Колесов В. В. Мир древнего человека в слове Древней Руси. Л., 1986. С. 140.

44 Там же С. 142. внимание стало уделяться изучению социальной терминологии, отдельным социальным стратам, их менталитету. Все чаще историками указывается на существование различных (как в имущественном, так и в социальном отношении) микрогрупп в составе людей45.

Известный исследователь истории городов Древней Руси В. П. Дарке-вич рассмотрел такую социальную страту как градские люди. Расшифровывая это понятие, он отмечал, что социальная структура города очень сложна, что она представляла собой «конгломерат из различающихся по разным признакам людских коллективовдействительность была гораздо пестрой, чем в зачастую упрощенных построениях историков. «Мужи» и «людие» — все свободные — составляли многочисленные макрои микрогруппы в соответствии с политической или профессиональной дифференциацией"46. Подавляющее большинство жителей (т.е. людей) древнерусского города составляли торго-во-ремесленное население города, а также семьи, занимавшиеся сельским хозяйством47.

Людей градских рассматривал и В. П. Лукин в одной из своих работ48. На основании летописных источников он пришел к выводу о том, что «» люди градские" - это, прежде всего, полноправные свободные горожане и, как свидетельствуют некоторые косвенные данные, имевшие определенное имущество, «имение» «. Исследователь говорит, что «люди градские» принимали активное участие в социально-политической деятельности «недружинных» слоев общества. Одной из форм этого участия в политической жизни страны.

45 Даркевич В. П. «Градские люди» Древней Руси: XI — XIII вв. // Культура славян и Русь. М., 1999. С. 105 — Кривошеев Ю. В. Русь и монголы: Исследования по истории СевероВосточной Руси XII — XIV вв. СПб., 1999. С. 33 — 34 — Кривошеев Ю. В., Соколов P.A. Александр Невский: Эпоха и память: исторические очерки. СПб., 2009. С. 11 — Долгов В. В. Быт и нравы Древней Руси: Миры повседневности XI — ХП1 вв. М., 2007. С. 216 -220 — Вилкул T.JI. Люди и князь в древнерусских летописях середины XI — XIII вв. М., 2009. С. 236−237 и др.

46 Даркевич В. П. «Градские люди» Древней Руси. С. 105.

47 Там же. С. 126.

48 Лукин П. В. Вече, «племенные» собрания и «люди градские» в начальном русском летописании // Средневековая Русь. М., 2004. Вып. 4. С. 129. было вече49. Сельское население, по мнению В. П. Лукина, в деятельности вече участия не принимало. Этот же автор статье посвященной «воям» проводит соотношение между людьми и воями и показывает, что далеко не всегда под воями можно предполагать людей. «Оно (слово «вой» — А.С.) может прилагаться к совершенно разным объектам: дружине, всему войску, части войска, наемникам. Часто слово «вой» использовалось в источниках с целью подчеркнуть непостоянный, нерегулярный характер войска"50.

О месте и роли людей градских в социально-политической системе Руси ведет речь и А.Н. Поляков51. Он указывает на общину горожан, как на коллективного земельного собственника города и волости. «В совокупности все источники показывают, что городская община в лице веча полностью распоряжалась всем земельным фондом города и волости. Существование верховной собственности на землю города-общины предполагает, что частное и совместное землевладение на Руси обусловлено принадлежностью земельных собственников к городской общине"52.

Вызвали интерес и другие качественные характеристики, сопровождающие людей. В. В. Пузанов рассматривал такие понятия как лучшие, нарочитые, смысленные, мудрые, добрые, отражавшие, прежде всего, качественную градацию людей сквозь призму «иерархии князей, общин, территорий и этнических групп"53. Резюмируя свои наблюдения, ученый отмечал: «понятия «добры», «мудры» и «смыслены» в том виде, в котором применяются, обладают не только ярко выраженной позитивной семантикой, но и, если так можно выразиться, «абсолютным», «безотносительным» качеством. Тогда как «лучшие» и «нарочитые» — качества относительные. Можно, например, быть.

49 Лукин П. В. Вече, «племенные» собрания и «люди градские». С. 129.

50 Лукин П. В. Древнерусские «вой». IX — начало XII в. // Средневековая Русь. М., 2005. Вып. 5. С. 58.

51 Поляков А. Н. Древнерусская цивилизация: основные черты социального строя // ВИ. 2006. № 9. С. 67−86.

52 Там же. С. 69.

53 Пузанов В. В. Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты. Ижевск, 2007. С. 564 — 573. лучшим" и среди живших «звериным образом» «племен», и даже печенегов, откровенно находящихся внизу на выстраиваемой летописцем «этнической лестнице» престижа. С этой точки зрения даже у заведомо непрестижных эт-нополитических общностей могли быть свои «лучшие» и «нарочитые». Но среди них не могло быть «добрых», «смысленных» и, тем более, «мудрых» «54.

Еще одной характерной чертой постсоветской исторической науки стал намечающийся отход от рассматрения людей в русле противопоставления крестьян-общинников и феодалов, имевшего место в советской науке.

Возрождая идеи дореволюционной историографии, В. П. Даркевич замечает, что границы между различными категориями людей были довольно размыты и часто условны55.

Об отсутствии «единого критерия выделения групп» в целом и людей в частности пишет и В. В. Долгов: «в повседневной жизни осознание «классового единства» встречалось, по-видимому, крайне редко, так как горизонтальное социальное размежевание почти всегда оказывалось слабее вертикальных связей: во время частых межгородских или межпартийных столкновений «свой» людин был для представителя знати гораздо ближе и «родней» вражеского боярина"56.

О неоднозначности в целом социальной терминологии в семантике летописного нарратива, пишет Т. Л. Вилкул, указывая на то, что эпитеты «вяч-шие» и «меньшие» не всегда указывали на точно заданную социальную страту, и некоторые социальные обозначения были условны. Условен был, по мнению Т. Л. Вилкул, и термин людин, обозначавший довольно большое количество социальных объектов58. Исследователь предполагает, что этот термин (равно как и «черниговцы», «полочане», «кияне» и т. д.) был репрезента.

54 Пузанов В. В. Древнерусская государственность. С. 569 — 570.

55 Даркевич В. П. «Градские люди» Древней Руси. С. 105.

56 Долгов В. В. Быт и нравы. Миры повседневности XI — XIII вв. М., 2007. С. 225.

57 Вилкул Т. Л. Летописные «бояре» и «чернь» на вече (XII — XIII вв.) // Средневековая Русь. М., 2004. Вып.5. С. 59 — 86.

58 Вилкул Т. Л. Люди и князь в древнерусских летописях середины XI — ХШ вв. М., 2009. С. 40. тивен, т. е. мог обозначать некую общность (знатных), которая вполне могла обозначать все общество, а в «известных случаях даже князь становился репрезентантом земли"59.

Итак, основным результатом научных изысканий постсоветской исторической науки стал все более явственно намечающийся отход от трактовки людей как рядового городского, так и сельского населения. Все чаще историками указывается на стратифицированность людского населения. В актив современной историографии можно занести и более детальное (по сравнению с предыдущим периодом) изучение социальных микрогрупп людей. Увидели свет исследования, посвященные различным ипостасям людей в различных социально-политических коллизиях (люди и вой, люди и городская община). Вновь исследователи обращаются к семантике этого многозначного слова. Такой поворот в направлении исследовательского поиска вполне закономерен, потому что «пересмотр принятых концепций должен начинаться с переосмысления ключевых понятий"60.

Несмотря на очевидные успехи, обусловленными освобождением научной мысли от сковывающих ее жестких методологических рамок, состояние современной российской историографии по этому вопросу не позволяет говорить об исчерпанности темы: к настоящему времени обобщающих работ, посвященных людям в системе социальных связей восточнославянского общества, так и не появилось. В попытках решения вопроса о людях не учитывался весь корпус письменных и вещественных источников. Минимальный интерес вызывал механизм формирования полисемичности термина. К одному из устойчивых историографических стереотипов современной исторической науки (впрочем, как дореволюционной, так и советской), не находящих опоры в источниках, следует отнести существующий взгляд на тождествен.

59 Вилкул Т. Л. Люди и князь. С. 237.

60 Стефанович П. С. «Дружина» в древнейшем русском летописании // Средневековая Русь. М., 2009. Вып. 8. С. 9. ность людей и смердов51. Практически не затрагивалась проблема взаимоотношений людей и церкви (а она вполне может вылиться в отдельное монографическое исследование). Кроме того, вопрос о людях не рассматривался в контексте взаимоотношений с другими слоями населения (мужи, чадь, изгои, смерды, бояре и т. д.). Таким образом, поднимается довольно внушительный пласт сопутствующих, уже «устоявшихся» проблем (например, проблема смердов, закупов, верви, семьи, в целом общественного строя домонгольской Руси).

Полностью охватить весь спектр вопросов, так или иначе, связанных с людьми, в одном исследовании, конечно, не представляется возможным, потому цель исследования гораздо уже. Она заключается в реконструкции социального облика категории населения, обозначаемого термином «люди», определение ее места и роли в системе социальных связей восточнославянского общества VI — первой трети ХП вв.

Достижения поставленной цели предполагает решение следующих исследовательских задач:

1. выявление социальной сущности людей, их места в социальной структуре восточных славян VI — IX вв.;

2. рассмотрение людей в системе социальных связей восточнославянской семьи, сельской и городской общины в X — первой трети XII вв., а также военной организации.;

3. рассмотрение людей через контекст взаимоотношений с неполноправными социальными категориями (смердами, челядью и др.).

Хронологические рамки.

Нижняя временная граница исследования обусловлена появлением первых достоверных сообщений письменных источников о славянах, началом их масштабного расселения в Европе, в ходе которого закладывались особенности восточнославянского социои политогенеза. Верхняя граница.

61 Свердлов М. Б. Историография, теория и практика изучения истории Руси VI — XIII вв. Саратов, 2002. С. 69. первая треть XII в.) определяется важным рубежом в социально-политическом развитии древнерусского общества, связанным с завершением процесса распада Киевской Руси и формированием городов-государств.

Объектом исследования является система социальных связей у вое.

I * точных славян.

Предметом исследования стали люди — одна из категорий населения восточнославянского социума в VI — первой трети XII вв.

Методологическую основу исследования составили принципы историзма, научной объективности, системности.

Одним из наиболее важных для работы является принцип историзма, в основа которого зиждется подход к действительности как к развивающейся, меняющейся во времени системе, где объекты исследования должны рассматриваться в их историческом развитии, в связи с конкретными условиями их существования.

К числу особо значимых относится и принцип научной объективности, который предполагает рассмотрение каждого объекта и явления в его многогранности и противоречивости. В диссертационной работе этот принцип выразился в освещении фактов социальной жизни восточных славян (в первую очередь, людей) исследуемого времени с различных сторон, точек зрения.

При раскрытии темы использовался системно-структурный подход, который позволяет изучать взаимосвязи между всеми признаками определенного явления, изменения во взаимосвязях между признаками или в структурах во времени. Таким образом, системность в данном исследовании призвана отразить сложные, взаимообусловленные отношения социальной категории «люди» в системе социальных связей восточнославянского общества с VI по первую треть XI вв.

В данном исследовании применялся ряд общеисторических методов. Историко-генетический метод позволил описать существенные свойства и функции рассматриваемых социальных категорий (в первую очередь людей) и социальных институтов в исторической динамике на протяжении VI — первой трети XII в. Историко-сравнительный метод применяется в этом исследовании, главным образом для сопоставления таких социальных институтов древнерусского общества как семья, община. Неполные, фрагментарные сведения о людях на раннем этапе славянского социума вынудили обратиться к методу аналогий. В основном он применялся для половозрастной характеристики низовых общественных структур славян в VI — первой трети XII в. Многие умозаключения в данной работе сделаны на основе историко-системного метода. С его помощью удалось нарисовать теоретическую картину социальных связей людей в общественной системе восточных славян с, а также их сложных взаимоотношений с другими социальными группами (смердами, закупами и т. д.). Ретроспективный метод использовался в случаях, когда недостаток информации о семье, общине периода X — первой трети XII вв. вынуждал обращаться к известиям более позднего времени и экстраполировать полученные выводы на изучаемую эпоху. Важнейшим стал и метод терминологического анализа, позволяющий раскрыть сущность терминов, обозначающих социальные категории восточного славянства.

В исследовании широко использовалась методология школы «Анналов». Здесь речь идет, прежде всего, о междисциплинарном подходе, позволяющем делать выводы о восточнославянской общественной структуре на основе суммы знаний, выявленной с помощью различных наук (этнографии, лингвистики, археологии). Творческий «диалог историка с источником», т. е. вдумчивой разработки предварительного списка вопросов, актуального в ситуации скудости информативной базы имел большую значимость при изучении сюжетов о смердах, верви, закупах, дружине и проч.

Источниковая база.

Поставленные цель и задачи обусловили и выбор источников. Комплекс источников для решения поставленных задач вполне традиционен для исследования социальной истории восточных славян VI — первой трети XII вв. Источники можно разделить на несколько групп: летописные, законодательные, учительная литература, послания, агиографические, берестяные грамоты, источники иностранного происхождения, материалы археологических раскопок, этнографические данные, топонимический материал.

Важнейшую роль для характеристики социальной сущности людей имеют летописные источники, именно там содержится подавляющее большинство сообщений о них. Летописи позволяют скорректировать наши представления о людях, их месте и роли не только в социальном, но и политическом пространстве Руси. Летописные источники позволяют проследить динамику изменения смысла термина «люди», его основные семантические оттенки. Без учета летописного нарратива трудно судить и о градациях в структуре самих людей. Невозможно и полностью раскрыть все богатство взаимоотношений людей и представителей других социальных групп (смердов, челяди и др.).

Изучение летописей ведется учеными уже довольно длительное время. За этот период накопилось огромное количество источниковедческих работ. Рассмотрение их даже в виде краткого обзора составило бы целое исследование62.

Среди русских летописей особое место занимает Повесть временных лет (далее ПВЛ). ПВЛ известна в трех, незначительно отличающихся друг от друга редакциях (первоначальной, Лаврентьевской и Ипатьевской), относящихся к 10-м гг. XII в. Последние две редакции дошли до наших дней в составе Лаврентьевской (далее ЛЛ) и Ипатьевской (далее ИЛ) летописи. Время создания единственного из сохранившихся списков Лаврентьевской летописи.

62 См., например: Шахматов A.A. История русского летописания. СПб., 2002 — Приселков М. Д. История русского летописания XI — XV вв. СПб., 1996 — Лимонов Ю. А. Летописание Владимиро-Суздальской земли. Л., 1967 — Насонов А. Н. История русского летописания XI — начала XVIII вв. Очерки и исследования. М., 1969 — Лурье Я. С. Общерусские летописи XTV — XV вв. Л., 1976 — Кузьмин А. Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977 — Муравьева Л. Л. Летописание северо-восточной Руси конца XIII — начала XV века. М., 1983 и др.

Лаврентьевского) относится к 1377 г., древнейший из сохранившихся списков Ипатьевской летописи (Ипатьевский) относится к концу 10-х — началу 20-х гг. XV.

Состав ПВЛ очень сложен. Автор использовал ряд переводных источников (Книга Иосиппон, Летописец вскоре константинопольского патриарха Никифора и др., но в наибольшей степени «Хронику Георгия Амартола», созданный около 867 г.), а также оригинальные источники, которые включали в себя и устные легенды63.

Достоверность большинства известий XI — начала XII вв. сомнений не вызывает. Более актуальным является вопрос о степени достоверности сообщений, касающихся периода IX — X вв.

Известнейший исследователь русских летописей A.A. Шахматов полагал, что основу ПВЛ составлял так называемый Начальный свод, который был создан в 1095 году в Киеве и сохранился до нашего времени в составе Новгородской первой летописи (далее НПЛ)64. Предшествовал ему так называемый Древнейший Свод 1037 года, который и был по версии A.A. Шахматова первым летописным сводом, вошедший впоследствии в состав Начального свода 1095 года. События за IX век в НПЛ не были еще разбиты на годы, повествование было монотематическим, и имело серьезные отличия от ПВЛ. В силу указанных причин А. А. Шахматов считал версию ПВЛ за IX в., недостоверной. Эти взгляды поддержали такие видные исследователи как М. Д. Приселков, Л. С. Лурье и ряд других авторов.

В то же время многие историки, такие как Л. В. Черепнин, М. Н. Тихомиров, Б. А. Рыбаков, А. Г. Кузьмин отмечают, что сообщениям ПВЛ, в том числе и древнейшим вполне можно доверять.

Оценивая древнейшие сведения НПЛ до сообщения 945 года о смерти Игоря, можно предположить базирование этих данных полностью на устной.

63 См.: Шахматов A.A. История русского летописания. СПб., 2002. С. 312 — Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. М. 2004. С. 190 — 193.

64 Шахматов A.A. История русского. С. 23 — 30- 353. традиции. В НПЛ отсутствуют все сообщения, составляющие обширное вступление ПВЛ (библейская родословная народов, рассказ о происхождении славян, повествование о нашествии аваров, топографическое описание земель восточных славян, сведения о «пути из варяг в греки», путешествие апостола Андрея по славянским землям). Судя по всему, составитель древнейшей части не использовал византийскую и болгарскую литературу. Стоит также отметить, что новгородская версия содержит достаточно противоречий, как в абсолютной, так и в относительной хронологии событий по сравнению с ПВЛ65.

Сведения об общественном строе восточных славян первой трети XII века можно получить на основании летописной традиции, продолженной в составе, уже упоминавшейся, Ипатьевской летописи (далее — ИЛ)66 и Лаврен-тьевской летописи (далее — ЛЛ)67. Исследования древнерусского летописания показали, что сведения, дошедшие в составе Лаврентьевской и Ипатьевской летописей, отражает в основных чертах — один и тот же источник — летописание, которое велось в Киеве на протяжении первой половины XII в.

Дополнительную информацию за XI — первой трети XII вв. предоставляют летописные статьи Новгородской четвертой летописи первой половины.

XV в68. Отечественные летописеведы признают, что в состав Новгородской четвертой летописи вошли новгородские источники, отсутствовавшие у авторов НПЛ. Древнейшими списками являются: Карамзинский (первая треть.

XVI в.), Новороссийский (70-е гг. XV в) и Голицынский (начало XVI в.). Отдельные крупицы наших знаний были взяты из Софийской первой летописи старшего извода, представленного двумя списками (Список М. А. Оболенского и список Н.М. Карамзина)69.

65 Например: Дата 6352 (854) предшествует рассказу об основателях Киева — Кие, Щеке и Хориве. Получается, что Киев был основан в середине IX века, что противоречит археологическим данным, а также сведениям восточных авторов.

66 ПСРЛ. Т. 2. М., 2001.

67 Там же. Т.1. М., 2001.

68 Там же. Т.4. М., 2000.

69 Там же. Т.б.М., 2000.

Законодательные источники играют огромную роль в освещении общественных отношений Киевской Руси, поскольку этот тип источников наиболее полно отражает социальную структуру. Он наполняет социальные термины более детальным содержанием.

Безусловно, важнейшим законодательным памятником Древней Руси стала Русская Правда (далее РП). РП позволяет отметить сущностные характеристики людей во взаимосвязях с неполноправными группами древнерусского населения {закупами, рядовичами). Именно этот источник поставляет основные данные по взаимоотношениям людей и верви.

История изучения этого законодательного памятника прошла уже довольно длительный путь и объем исследований, посвященных РП, впечатляет71.

Две из трех редакций Русской Правды — Краткая (далее КП) и Пространная (далее IJL11) — были созданы в домонгольское время.

К концу XI века оформилась краткая редакция РП (далее — КП). КП сохранилась в двух списках XV век (в составе НПЛ младшего извода) и 11 списках XVIII — XIX вв. Ее текст помещен в статье под 1016 годом после сообщения о том, что Ярослав Мудрый дал новгородцам Правду и Устав — за помощь в борьбе против Святополка Окаянного. Основным списком КП для настоящего исследования послужил Академический список середины XV века, подготовленный по академическому изданию72. Случаи толкования по иному списку КП (Археографическому) в тексте данной работы оговариваются особо.

70 Правда Русская. Тексты. M.-JL, T.I. 1940. Для удобства использования взято издание: Российское законодательство. X — XX вв. Законодательство Древней Руси. М., 1984. Т.1. С. 36 — 63.

71 См., например: Сергеевич В. И. Лекции и исследования по древней истории русского права. М., 2004. С. 32—74 — Дьяконов М. А. Очерки общественного и государственного строя. С. 47 — 59 — Юшков C.B. Русская Правда: Происхождение, источники, ее значение. М., 2002; Тихомиров М. Н. Пособие для изучения Русской Правды. М., 1953 — Зимин A.A. Правда Русская. М., 1999. и др.

72 Правда Русская. Тексты. С. 65 — 73 — Российское законодательство. С. 27 -132.

По структуре этот памятник исследователи традиционно делят на Древнейшую Правду князя Ярослава, Правду (Устав) Ярославичей, Покон вирный и Урок мостникам73. Все эти части КП появились в разное время. Самой ранней из них является Древнейшая Правда. Ее нормы сохранили обычное право У1П-1Х вв. Составление Древнейшей Правды большинство исследователей относят ко времени Ярослава74. Время создания Правды Ярославичей относится к середине XI века75. Покон вирный и урок мостникам, с небольшими расхождениями, исследователи относят ко второй четверти XI века76.

Возникновение Пространной редакции РП (далее — ПП) П М. Н. Тихомиров связывал с новгородским восстанием 1209 года и относил ее к началу XIII века77. Однако обычно историками появление ПП относится к 20−30-м гг.

XII века78. Известно более ста списков этого памятника в составе Кормчих книг, Мерил Праведных и юридических сборников особого состава. Самыми ранними являются Синодальный список Кормчей (1282 г.) и Троицкий список Мерила Праведного (вторая половина XIV в.), прочие датируются XVXVIII вв.

Все списки ПП объединяются в три вида (извода). Синодально-Троицкий вид (75 списков) имел новгородский протограф, возникший ранее последней четверти ХШ в. Пушкинско-Археографический основывался также на новгородском протографе первой половины XIII в. Карамзинский вид возник уже в Московской Руси в начале XV века на основе одного из списков Пушкинско-Археографического вида, дополненного по спискам Синодально-Троицкого79.

73 Российское законодательство. С. 36.

74 Там же. С. 36.

75 Там же. С. 37−38.

76 Там же. С. 38.

77 Тихомиров М. Н. Пособие. С. 24.

78 Российское законодательство. С. 42.

79 Тихомиров М. Н. Пособие. С. 18.

ПП имеет самостоятельную основу, расширенную текстами КП (в переработанном виде) и Устава Владимира Всеволодовича Мономаха. В то же время М. Н. Тихомиров подчеркивает, что это «единый памятник, основанный на разнообразных материалах, но единовременно возникший"80.

ПП чаще всего рассматривается как памятник новгородского гражданского законодательства, хотя количество списков и распространенность в различных юридических сборниках позволяют относить ее к общерусскому законодательству. Для данного исследования основным списком выступил Троицкий список второй половины XIV века81.

Среди публично-правовых актов выделяются международные договоры древней Руси, прежде всего, речь идет о договорах Руси с Византией X века, переведенных с греческих оригиналов и сохранившихся в составе ПВЛ82. Эти публично-правовые акты дают важнейшую информацию о социальной структуре восточнославянского общества для X века.

К особой разновидности публично-правовых актов следует отнести княжеские уставы: «Устав князя Владимира о десятинных судах и людях церковных», архетип которого сложился к началу — середине XII века83. Документ определяет место церковной организации в государстве, источники ее материального обеспечения, сферы юрисдикции. Он основан на соглашении между церковной и государственной властями. Этот документ известен в семи редакциях и более чем в двухстах списках. Самыми старшими редакциями являются Оленинская (XII век) и Синодальная (XIII век).

Большинство современных исследователей разделяет мнение о принадлежности общей основы сохранившихся текстов Устава к домонгольскому времени, и считают, что главным источником являлась грамота князя Владимира Святославича начала XI века (о выделении десятины церкви Свя.

80 Тихомиров М. Н. Пособие. С. 23.

81 Правда Русская. Тексты. С. 87−99, 104- 117- Российское законодательство. С. 64 -128.

82 Памятники русского права (далее — ПРП). М. 1952. Вып. 1. С. 6 — 70.

83 Древнерусские княжеские уставы XI — XV вв (далее — ДКУ). М., 1976. С. 12. той Богородицы в 995−996 годах), подтвердившая ряд привилегий церковной организации на Руси: Устав продолжал развиваться и складываться в XL—XII веках вместе с укреплением и расширением церковной организации. В него были включены перечни церковных судов и церковных людей. Архетип, лежащий в основе существующей редакции (Оленинской), сложился в середине или второй половине XII века. Наиболее близкая к архетипичному тексту Оленинская редакция84, она относится к концу XII — первой половине XIII века85.

Сюда же можно отнести «Устав князя Ярослава о церковных делах», сложившийся в течении XI — XII вв., однако оформление современного вида и терминологии памятника относится уже к монгольскому времени.

Устав князя Ярослава Мудрого развивает основные идеи, заложенные в Уставе князя Владимира Святого. Если в Уставе князя Владимира лишь намечаются предметы церковного урегулирования, то в Уставе князя Ярослава перечень «церковных судов» представлен в развернутом виде. Большинство статей посвящено регулированию взаимоотношения полов и брачно-семейных отношений.

Устав князя Ярослава сохранился в шести редакциях. Самые старшие из них — Краткая и Пространная редакции. Первоначальный архетип Устава сложился в XI — начале XII веков. Это означает, что Пространная редакция возникла в результате переработки не Краткой редакции, а первоначального архетипа. Более того, Пространная редакция возникла раньше Краткой. Данные текстологического анализа позволяют отнести ее создание к XII — первой п/ четверти XIII веков, а общий их архетип принадлежит к середине XII века .

В число правовых источников попадает и комплекс смоленских грамот, включающий четыре связанных друг с другом документа. В отличие от Уставов Владимира и Ярослава смоленская уставная грамота сохранилась в близ.

84 В тексте использован лучше всего сохранившийся Архангельский извод Оленинской редакции. (ДКУ. С. 13 — 16).

Российское законодательство. С. 137.

86 Щапов Я. Н. Княжеские уставы и церковь. С. 257. ком к первоначальному тексту виде. Являясь местным установлением, грамота не имела распространения в других церковных центрах и не подвергалась переработкам. Она была переписана в первой половине XVI века в Смоленске без существенных изменений, что делает ее ценным источником для ХП века. В документе дата не указана, но он может быть датирован достаточно точно по летописному указанию на время поставления епископа для Смоленска-1136 г87.

Уставная грамота Ростислава дошла в комплексе с тремя другими связанными с ней по содержанию и следующими за ней документами. Ее сопровождает грамота епископа Мануила, со своей стороны подтверждающего княжескую грамоту. Она должна быть датирована также 1136 г., вскоре после грамоты Ростислава. Далее следует княжеская жалованная запись — акт, передающий кафедральной церкви и епископу земельный участок. Последней частью комплекса является анонимная уставная запись о размерах поступающих епископу пошлин с городов Смоленской земли.

Большое значение для изучения древнерусской знати имеет «Слово о законе и благодати», относящееся к произведениям учительной литературы. «Слово о законе и благодати» Илариона — первый из известных отечественной науке литературных памятников оригинальной древнерусской литературы88. Время написания «Слова» датируется обычно периодом между 1037—1050 годами. «Слово» несомненно являет собой лучшие образцы торжественного красноречия того времени. «Слово» в сравнительно небольшом объеме дает массу упоминаний социальных терминов (люди, бояре, отроки и.

ДР-).

Среди текстов Лаврентьевской летописи за конец XI века встречается такой бесспорно ценный памятник литературы домонгольского периода как.

87 Российское законодательство. С. 212.

88 Слово о законе и благодати митрополита Киевского Илариона // Библиотека литературы Древней Руси. СПб. 2004. Т. 1. С. 26 — 62.

OQ.

Поучение Владимира Мономаха. О времени его составления учеными ведутся споры. Наиболее вероятная дата составления — 1117 год, незадолго до его смерти90. Очевидна информационная ценность этого источника.: «Поучение» Владимира Мономаха дает обильный материал по социальной истории^ прежде всего, сведения по военной организации и взаимоотношения челяди и людей.

Привлекались и более поздние источники, главным образом, для того чтобы иллюстрировать отношения между представителями неполноправных категорий населения и людей. К поучениям можно отнести «Поучение к простой чади"91. Это произведение к восходит к первоначальным текстам конца ХНвв?2.

Позднейшим источником было и «Слово Даниила Заточника», относящегося к посланиям. Едва ли не все источниковедческие вопросы «Слова Даниила Заточника», дошедшего до нас в списках XVI — XVII вв., решены окончательно. Спорным является вопрос о личности автора, его социальном статусе. Скорее всего, первоначальный текст восходил к посланию опального дружинника к своему князю Ярославу Владимировичу, с перерывами княжившему в 80 — 90-е годы XII века93.

Весьма ценную информацию о жизни древнерусского общества сообщают памятники житийной литературы 70-х гг. XI — начала XII вв.: «Сказание о Борисе и Глебе"94, «Чтение о Борисе и Глебе», «Житие Феодосия Пе-черского"95. Эти произведения также дают информацию о социальной структуре Киевской Руси и людях, в частности.

89 Поучение Владимира Мономаха // БЛДР. СПб. 2004. Т.1. С. 456 — 476.

90 Лихачев Д. С. Поучение Владимира Мономаха. Комментарии // БЛДР. СПб., 2004. Т.1. С. 538−542.

91 Поучения к простой чади // БЛДР. СПб. 2004. Т. 4. С. 283 — 291.

92 Колесов В. В. Поучения к простой чади. Комментарии // БЛДР. Т.4. С. 639.

93 Соколова Л. В. Слово Даниила Заточника. Комментарии // БЛДР. Т. 4. С. 635 — 636.

94 Сказание о Борисе и Глебе // БЛДР. СПб., 2004. Т.1. С. 316 — 327. .

95 Житие Феодосия Печерского//Там же. С. 352 -433.

Определенный спектр значений слова «люди» дает нам и «Память и похвала князю русскому Владимиру"96. Это одно из древнейших произведений русской литературы, созданное в XI веке, хотя старший список его датируется XV в.

Достаточно много данных о древнерусском обществе сообщает такой сложный по составу и разновременный по собранным в нем записям источник как «Патерик Киево-Печерского монастыря"97.

В качестве цельного литературного произведения он был оформлен в Киево-Печерском монастыре в 20-е гг. XIII века. Некоторые сюжеты Киево-Печерского патерика восходят к произведениям житийной литературы, к библейско-евангельской традиции, однако, несмотря на обилие общих мест, памятник отличается яркой самобытностью. До нашего времени дошло около 200 списков этого произведения. Древнейшая из дошедших до нас датированных редакций Патерика была создана по инициативе тверского епископа Арсения в 1406 году. Однако, можно утверждать, что большая часть известий, находящихся в нем, относится к более раннему времени (в частности, в состав Патерика входит «Житие Феодосия Печерского»).

Киево-Печерский патерик дополняет летописные известия и дает важную информацию о жизни древнерусского общества в целом, и людей в частности.

Особую ценность несет в себе такая группа источников как берестяные грамоты, поскольку позволяет наблюдать пласты социальных отношений, не затронутых церковной идеологией, и наиболее адекватно отражает жизнь и настроения широких масс древнерусского населения. Данные берестяных грамот особенно актуальны при изучении дружины, смердов.

Первая грамота была открыта в 1951 году в ходе археологических находок, руководимых A.B. Арциховским. С тех пор число грамот неуклонно росло и достигло к концу 2006 года числа 1057. Огромная заслуга в исследо.

96 Память и похвала князю русскому Владимиру. // БЛДР. 2004. Т. 1. С. 316 — 327.

97 Киево-Печерский патерик // Там же. Т.4. С. 296 — 490. вании берестяных грамот принадлежит Л. В. Черепнину, В. Л. Янину, А.А. Зализняку98.

Специфика поставленных задач не позволяет в полной мере прибегнуть к источникам иностранного происхождения. Однако, обойтись без их данных совсем также не представляется возможным. Правда, интерес к социальным отношениям славян в свидетельствах иностранных авторов минимальный. Особенно важны они при изучении периода славянской истории с VI по IX вв. Но и в дальнейшем они сохраняют свое важнейшее значение. В первую очередь привлекались свидетельства византийских авторов99. Большую ценность для изучения восточнославянского социума представляют труды восточных авторов в первую очередь, Ибн Фадлана, Ал-Гарнати, как непосредственно, контактировавших с русами и славянами.

Однако, к произведениям мусульманских авторов нужно подходить с большой осторожностью, поскольку в этих источниках не всегда можно с точностью определить «этническое» содержание терминов «славяне» и «русы».

Одним из основных источников домонгольской Руси, в особенности вообще по истории общественных отношений предгосударственного периода служат материалы археологических раскопок, проведенных в главных центрах, расселения восточных славян. Ценные об общинной структуре можно получить из наблюдений за изменениями на протяжении нескольких веков форм поселения и расселения, за характером и размером жилищ, дифференциацией построек в зависимости от их назначения — бытового, производственного, военно-оборонительного и культурного. Однако из самих по.

98 Черепнин JI.B. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969 — Зализняк A.A. Древненовгородский диалект. М., 2004 и др.

99 Прокопий Кесарийский // Свод древнейших письменных известий о славянах. М., 1994. Т.1. (Далее — Свод I). С. 170 — 251 — Иордан // Свод I. С. 98 — 160 — Маврикий. Стратегикон // Там же. С. 364 — 394 — Феофилакт Симокатта// Свод древнейших письменных известий о славянах. Т.2. М., 1995. (Далее — Свод П) С. 10 — 64 — Чудеса св. Димитрия Солунского. // Там же. С. 91−211. себе отдельно взятых материалов археологических раскопок нельзя сделать прямых заключений о характере социального строя восточных славян.

Археологические материалы оживают и дают информацию о социальном процессе лишь в сопоставлении с письменными и иными видами источников, при комплексном использовании разного рода исторических свидетельств. К важнейшим работам, содержащим обобщенный анализ археологических данных о социально-экономическом развитии славян на территории Древней Руси IX — X3I вв., можно отнести исследования И.И. Ляпушкина100, И.П. Русановой101, В.В. Седова102, Б.А. Тимощука103, H.A. Макарова104 и др.

Сравнительный анализ обществ различных регионов мира также дает обильную пищу для размышлений105. Этнографический материал дает возможность лучше понять возрастные классы славян в сравнении с данными некоторых народов мира.

В работе использовались также и некоторые топонимические данные106. В частности для иллюстрации географических рамок проживания такой социальной категории как смерды.

Совокупность перечисленных выше источников, является достаточной для решения поставленных в диссертации научных задач.

100 Ляпушкин И. И. Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VIII — первая половина IX в.). Историко-археологические очерки. Л., 1968. Русанова И. П. Славянские древности VI — VII вв. М., 1976.

102 Седов В. В. Восточные славяне в VI — XIII вв. М. 1982; Он же. Славяне в древности. М., 1994; Он же. Славяне. Историко-археологическое исследование. М., 2002.

103 Тимощук Б. А. Восточнославянская община VI — X вв. н.э. М. 1990 — Он же. Восточные славяне: от общины к городам. М. 1995.

104 Археология севернорусской деревни X — XIII вв.: Средневековые поселения и могильники на Кубенском озере: В 3 т. М, 2007.

105 Калиновская К. П. Возрастные группы народов Восточной Африки: Структура и функции. М., 1976 — История первобытного общества. Эпоха классообразования. М. 1988 — Социально-экономические отношения и соционормативная культура. М., 1986 — Ранние формы социальной стратификации: генезис, историческая динамика, потестарно-политические функции. М. 1993 — Ранние формы социальной организации: генезис, функционирование, историческая динамика. СПб. 2000 — Крадин Н. Н. Кочевники Евразии. Ал-маты, 2007 и др.

106 Рыдзевская Е. А. Слово «смерд» в топонимике // Проблемы источниковедения. М.-Л., 1936. Сб. 2. С. 5−16.

Структура диссертации.

Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы и списка сокращений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Завершая исследование, суммируем сказанное.

Источники (в первую очередь археологические) позволяют сделать вывод о том, что доминирующим типом семьи в славянском обществе в VI — VII вв. была большая семья, носившая патриархальный характер. Большие семьи входили в болыпесемейную общину (т.е. в общину, состоящую из больших семей) согласно старшинству. Социальные связи, бытовавшие в болыпесе-мейной общине, являвшейся патронимией, были кровнородственными. Несомненно, что такая община-патронимия носила название вервь. Наряду с этим названием община маркировалась и как дружина. Археологически вервь-дружина нашла отражение в форме гнезд-поселений. Болылесемейная община была основной социально-экономической ячейкой славянского социума VI — VII вв. Надобщинных славянских центров в этот период еще не сложилось. Временные союзы не имели прочной экономической базы и быстро распадались.

Новая экономическая база начинает формироваться в VIII — IX вв. Изменения материальной базы коснулись, прежде всего, земледелия и животноводства. Хозяйственные сдвиги повлекли некоторые изменения и в социальных отношениях. Преобразования затронули как семейную организацию, так и общинную. Происходит процесс некоторого обособления отдельных больших семей в гнезде общине, которое в свою очередь приводит к неравномерности социального положения общин. Важной чертой развития низовых звеньев социальной организации славянского общества было появление малых семей, нашедших археологическое отражение в виде миниатюрных селищ. На этот период падает формирование новой системы связей между племенами. Временные союзы становятся постоянными и перерождаются в «племенные княжения».

Таким образом, структуру восточнославянского общества накануне образования Киевской Руси, можно представить в виде нескольких концентрических кругов: большой семьиболыпесемейной общины (верви) — группы общин, объединенных под управлением одного старейшины (вождя племени), и самого широкого круга, включающего в себя три предыдущих, — союз племен. Такаястрого иерархичная система организации общества была характерна не только для восточных славян в УШ — IX вв, она носила универсальный характер. Доминантой общественных отношений в этот период являлись кровнородственные связи, простиравшиеся на все уровни социальной структуры восточных славян.

Применительно к ранней восточнославянской истории можно выделить два важнейших значения термина «люди»: люди как половозрастное понятие, отражавшее группу младших мужчин в низовых социальных структурах (семье) — и люди как социовозрастное обозначение довольно пестрой, неоднородной в социальном отношении массы полноправных общинников в славянского обществе. Последнее значение становится основным (оно стало предметом нашего дальнейшего рассмотрения), хотя оба эти социальных смысла сосуществуют — их можно легко обнаружить в письменных источниках и в последующем. Важнейшей социальной особенностью людина явилась его «неотдифференцированность» от коллектива, его поглощенность родственными отношениями.

Особенность социальной структуры наложила свой отпечаток на вооруженные силы. Княжеская дружина не была инородным телом в социальном организме восточных славян и возглавляла в случае военных действий подчиненную ей совокупность дружин (полк). В зависимости от цели военного мероприятия (набега или масштабного нашествия, оборонительных действий) участвовало различное количество людей, становясь в этом случае во-ями.

Таким образом, в ранней восточнославянской истории образуется два значения слова «люди». Но, основным становится обозначение полноправного мужского населения, т. е. в первую очередь, глав семей.

В X — первой трети XII вв. на Руси сосуществовали две формы семьи, (малая и большая) при доминирующем положении последней. Людш, являясь полноправным членом восточнославянского социума времен Киевской Руси, в древнерусской семье представлял собой домохозяина, маркирующегося как господин. В семье царила строгая иерархия, и господин / людин являлся полновластным главой, определяя всю внутреннюю и внешнюю жизнедеятельность этого микросоциального коллектива.

Очевидно, что древнерусская семья (как большая, так и малая) несмотря на крупные хозяйственные успехи вряд ли составляла экономически независимую единицу — без поддержки родственников выжить было трудно. Такой экономически независимой единицей была вервь. Она и составляла основную ячейку восточнославянского общества в X — первой трети XII вв.

Вервь предстает самоуправляющимся коллективом людей, тесно связанных взаимопомощью и коллективной ответственностью за поступки своих членов. Этот коллектив был основан, прежде всего, на кровнородственных отношениях. Вервь, являясь коллективным земельным собственником, обладала правами на выгоны, леса, водоемы. Полноправным членом верви, несомненно, был людин, ситуативно маркирующийся и как муж. Вервь определяла основные направления жизнедеятельности людина / мужа в восточнославянском социуме.

Как составная часть вервь входила в более сложные организации — миры. Территориально мир представлял собой поселение больше чем вервь. Вервь, включенная в мир, занимала какой-то определенный участок села. Из мира, представляющим собой соседскую организацию, вырастал город.

Основной структурной ячейкой городской общины также выступала вервь. Полноправное городское население различного ранга носило название люди, статус которых в целом был выше, чем статус сельских людей.

В силу различных обстоятельств социальный статус городских вервей (как и сельских) отличался, но нельзя сказать, что эта разница носила принципиальный характер. ,.

Из массы вервей простых людей в социальной системе города X — XI вв. выделялись верви нарочитых мужей / людей. Именно они являлись авторитетнейшими, представителями туземного нобилитетанесвязанного с киевской княжеской администрациейВажнейшую роль играли лучшие мужи / люди, обладавшие различными функциями, в первую очередь, дипломатическими-.

Различия социального статуса вервей, помимо старшинства, обуславливались и социальным составом самой верви. Родственные коллективы знати, находясь на более высокой ступени городской иерархии, объединяли в себе гораздо больше членов. Но не все члены знатных вервей были родственниками по «крови». Значительная часть родственного коллектива знати была неполноправна. К таковым нужно относить категории, которые привычно называют зависимыми (закупов, холопов, челядь и др.), не являющихся кровными родственниками, оказавшиеся в верви знати в силу различных обстоятельств: плена, «ряда» и др. С течением времени количественные показатели в таких вервях неизменно перерастали в качественные. Такого типа верви выступали локомотивом новых отношений — внутрь знатных вервей постепенно стали закрадываться клиентские отношения. Отражением названного процесса является и появление новых терминов для обозначения этих категорий населения {закупы, рядовичи). В летописях и в некоторых других источниках чаще всего их можно обнаружить, например, под словом «чадь». Это объясняется тем, что социальная терминология облекалась еще в социовозрастные одежды.

Контингент зависимого населения в верви простых людей был менее многочисленным, а, следовательно, крепче были родовые устои, царившие в такой верви.

Городская община представляла собой совокупность населения, предполагающую систему иерархичных социальных связей. Ярким примером ие-рархичных связей является существование такого властного органа, как городской общины — думы, а также, военной организации, представляющей собой конгломерат иерархически выстроенных дружин.

Дума, как и вече, была важнейшим властным институтом, игравшим довольно большую роль в восточнославянском обществе. Инвариантная часть думы состояла, из из ближайшего княжеского окружения. В вариативную часть думы в зависимости от внешних условий могли входить тысяцкие, нарочитые люди, первые лица церковной организации, лица иностранного происхождения. Публичная власть в древнерусском городе выражалась, прежде всего, в главенстве одних родственных групп над другими.

Военная организация копировала контуры общественного устройства славян и, как и ранее, представляла собой конгломерат иерархически выстроенных дружин. Во главе этой совокупности восточнославянских дружин стояла старшая — княжеская дружина, с довольно пестрым внутренним социальным составом.

Термин «вой», отнюдь не был социально окрашен, на чем настаивали некоторые исследователи. Боями, т. е. воинами, могли быть различные слои населения: люди, смерды, дружинники князя, представители других народов. Словом, обозначающим народное ополчение, был термин «полк». Основополагающим стержнем военной организации являлся принцип старшинства, пронизывающий всю военную организацию восточных славян.

Рассмотрение людей через призму взаимоотношений с другими группами древнерусского населения позволило лучше очертить их социальные контуры.

На сегодняшний момент можно признать, что под смердами скрывается достаточно многочисленная категория населения. История взаимоотношений смердов и людей — это, прежде всего, история взаимоотношений между славянской общностью и иноязычным населением, попавшим в орбиту влияния восточнославянского социума. Люди и смерды различаются своим происхождением, социальным статусом, правовым положением, местом в военной структуре.

Однако, есть особенности, сближающие эти две категории, у смердов, как и у людей, существует своя социальная организация — община. Ее наличие не позволяет отождествить смердов, ни с рабами, ни с пленниками, посаженными на землю. Их место в социальной системе домонгольской Руси определяло и их минимальную политическую роль.

Взаимоотношения людей и представителей других неполноправных групп древнерусского населения складывались на основе господства-подчинения.

Во взаимосвязях людей с челядью (являвшимися рабами-пленниками) прослеживается две стороны. Во-первых, людин являлся владельцем (господином) челяди. Вторая сторона заключается в том, что при неблагоприятном исходе военного конфликта людин, сам мог стать челядином.

Холоп, также был рабом, но в отличие от челядина был «продуктом внутриобщественого развития». Источником холопства служил свой восточнославянский социум. В силу этого обстоятельства, социальное положение холопа выше, чем челядина. На более высокое положение холопа влиял и тот факт, что за его спиной в большинстве случаев стоял его родственный коллектив. Людин, маркирующийся как господин, есть владелец холопов. В зависимости от социального статуса людина, различался и статус холопов. Социальный ранг холопов во многом зависел и от его «профессиональной» принадлежности. В лихую годину людин мог отдать в холопы своих родственников или стать холопом сам.

Рядович, являвшийся рабом, рекрутировался из восточнославянского социума. Трудно представить, чтобы рядович был представителем иноэтнич-ного общества. Господин делал рядовичами «своих», гораздо лучше разбирающихся в тонкостях социально-экономических отношений восточнославянского хозяйства. Потому, можно говорить, что путь людина в рядовичи пролегал рядом с дорогой в холопы.

Закуп являлся тем лицом, которое в силу хозяйственной необеспеченности, а иногда и «пища ради» было вынуждено наниматься к господину за определенную плату (найм). Т. е. в основе закупничества лежали долговые отношения. Однако, природа таких отношений напоминала рабские. Несомненно, что источником необеспеченности людина было первоначальное разорение его хозяйства, вызванное социальными и природными катаклизмами (война, неурожай, болезни и т. д.).

Вторым источником экономической несостоятельности можно еще назвать и изгойство, которое было промежуточным статусом людина перед его инкорпорацией в новый родственный коллектив (семью, вервь), уже на других основаниях.

На этом этапе развития индивид не мог себя представить вне группы. И потому как только он выпадал из группы — попадал под влияние другой. В Киевской Руси такими группами были родственные коллективы. Наряду с родственными коллективами в некоторых случаях принять нового члена могла княжеская дружина или церковь. В период социального одиночества, когда людин был «изжит» из одного коллектива, но еще не поступил в другой, он и был изгоем. Несмотря на равные санкции за жизнь людин по своему социальному статусу стоял гораздо выше, чем изгой, который потенциально являлся закупом или холопом как в родственном коллективе, так и в церковной организации или в княжеском хозяйстве. Поэтому изгой стоял особняком в социальной системе Древней Руси.

Итак, в X — начале XII вв. термин «люди» также, как и ранее, отражал пестрый состав индивидов, в который, наряду с рядовой массой свободных общинников, входили бояре, нарочитые люди, лучшие люди и др. Свободными им позволяла оставаться своя собственная социальная организация — кровнородственная община (вервь), являющейся надежной опорой во взаимоотношениях с внешним миром. Существующая градация среди людей не позволяет говорить о принципиальной разнотипности социальных организаций знати и простых людей. Социальные связи между общинами строились на основе иерархии, которая отразилась и в военной организации, и во властных институтах. Отношения господства-подчинения распространялись на сферу взаимоотношений с представителями большинства неполноправных категорий.