Региональное своеобразие зауральских топонимических преданий

Предания, как и другие фольклорные явления, имеют свою историю собирания и изучения. Древнейшие русские предания дошли до нас в «Повести временных лет», которая, по мнению О. М. Скрипиля, «сохранила типические исторические народные предания, правда, в несколько измененном виде» [181, с.25]. В Зауралье начало собирания преданий можно датировать XVIII веком. Тексты преданий записывались путешественниками, интересующимися жизнью страны. В этом отношении заслуживают внимания «Записки путешественника Фалька», «Путешествие по разным местам Российского государства» П. С. Палласа [96, 153]. Богатый материал по устным преданиям представлен в «Истории Сибири» Г. Ф. Миллера [135, 136]. Интерес к преданиям в это время был обусловлен прежде всего содержащимся в них конкретно-историческим и этнографическим материалом. Как произведения устного народного творчества они, по существу, не рассматривались. Объектом специального исследования фольклористов предания становятся только с усилением внимания к несказочной прозе в целом.

Фундаментальными исследованиями, посвященными преданиям, являются работы Н. А. Криничной, В. П. Кругляшовой, А. И. Лазарева, В .К. Соколовой, JI.E. Элиасова [116, 118, 121, 122, 189, 222]. Существенный вклад в изучение преданий внесла В. К. Соколова. В многочисленных работах она останавливается на исследовании соотношения национальных и общих элементов в преданиях, обращается к выявлению этнографических истоков сюжетов и образов преданий, выделяет основные типы исторических и топонимических преданий, рассматривает специфику рабочих преданий [190, 188, 187, 191, 186]. Обобщающей работой по жанру преданий является монография «Русские исторические предания», где В. К. Соколова анализирует общерусский фонд преданий с приведением славянских параллелей. Под преданием она понимает «передаваемую из поколения в поколение устную народную летописьосновное назначение их — сохранить память о важных событиях и деятелях истории, дать им оценку» [189, с.252]. Доминирующей функцией преданий признается познавательная, «.эстетическая функция имела для них (преданий — О.Г.) подчиненное значение. Важно было, что передать, а не как рассказатьдо слушателей надо было прежде всего донести самый факт и его смысл» [189, с.260]. В работе В. К. Соколова подробно исследует историю возникновения и поэтические особенности преданий. Изучение материалов приводит исследователя к выводу о том, что предания изначально «не выработали устойчивых форм повествования (с определенными зачинами, концовками, приемами развития действия), форма была свободной» [189, с.31]. Еще одной отличительной чертой преданий назван «показ общего, типического посредством частного, конкретного» [189, с.253]. Русские исторические предания В. К. Соколова распределяет по восьми основным циклам: 1. Ранние исторические предания. 2. Предания о борьбе с внешними врагами. 3. Предания об Иване IV (Грозном). 4. Предания о Петре I. 5. Предания о Ермаке. б. Предания о Разине. 7. Предания о Пугачеве. 8. Предания о разбойниках, борцах за социальную справедливость.

В отличие от работы В. К. Соколовой изучение жанровой природы преданий в работах А. И. Лазарева, В. П. Кругляшовой базируется на региональном материале. В монографии А. И. Лазарева «Предания рабочих Урала как художественное явление» основной чертой преданий называется «прошлое, но не вообще прошлое, а очень далекое прошлое, то, что стало таинственным и вызывает воображение. Сила и качество художественной образности здесь зависят не только от умения и способностей рассказчика (субъекта), сколько от значительности самого описываемого факта (объекта)» [122, с.67]. Исследователь подчеркивает эстетическую функцию преданий.

Предложенная им классификация преданий строится на основе четырех вопросов, отражающих историко-эмоциональные интересы народа:

1. Почему так называется? — Топонимические предания.

2. Откуда я (мы) и как все это произошло? — Генеалогические предания.

3. Кто мой враг и друг? В чем моё (наше) спасение? — Социально-утопические предания.

4. Что это? (о чудесных и непонятных явлениях) — Демонологические предания [122].

Эстетическая природа преданий как жанра подчеркивается и в работах В. П. Кругляшовой. Она отмечает, что «информативная функция преданий очевидна. Но выполнить свое информативное назначение предание могло и может только потому, что информативный аспект сочетается в природе преданий с аспектом эстетическим» [121, с.16]. Под преданием исследователь понимает «рассказ, в народном представлении заслуживающий доверия, о жизни в прошлые времена, о лицах, которых рассказчик не видел, о событиях, в которых не участвовал. Это рассказы о жизни, ставшей историей» [121, с.6]. В преданиях, по мнению В. П. Кругляшовой, содержится «не история как таковая, а народные представления об истории в ширбком понимании этого слова (включая историю труда)». Уральские предания она дифференцирует по семи тематическим группам внутри трех разделов:

I. Предания о новых землях и народах.

1. Тема Сибири и ее народностей в повествованиях в XV—XVII вв.

2. О чуди.

II. Предания о труде, о горнозаводском деле.

3. О богатстве уральских недр.

4. Тема богатырей-силачей в преданиях.

5. О заводчиках Демидовых.

III. О борьбе за социальную свободу.

6. Тема ссыльных, беглых и «разбойников» — «вольных людей».

7. Предания о Ермаке и Пугачеве [121].

В.П. Кругляшовой принадлежит большая заслуга не только в рассмотрении теоретических вопросов, связанных с жанром преданий, но и в собирании и публикации народной исторической прозы Урала [35, 36, 48, 49].

Жанровая специфика преданий на основе регионального материала (Восточной Сибири) рассматривается и в работах JI.E. Элиасова. Характерными чертами преданий исследователь считает обращенность в I прошлоеустановку на достоверность («отражают достоверные, в основе своей исторические явления») — неустойчивость художественной формымалую форму и познавательную функцию. JI.E. Элиасов провел систематизацию русских забайкальский преданий, распределив их по следующим восьми циклам: 1) предания генеалогические- 2) предания о заселении и освоении края- 3) предания о взаимоотношениях народов Восточной Сибири- 4) предания бытовые- 5) предания топонимические- 6) предания о природе и природных богатствах- 7) предания о явлениях природы- 8) предания об исторических лицах и событиях [222].

Суммируя вышеизложенные теоретические положения о жанровой природе преданий, можно прийти к выводу о том, что основной чертой преданий исследователи считают отражение и оценку исторических событий. Ведущей функцией преданий признается познавательная, однако В. П. Кругляшова, А. И. Лазарев подчеркивают эстетический характер преданий. Систематизация преданий в вышеназванных работах осуществлена на основе тематического принципа, что объясняет различия в предложенных классификациях, поскольку «тематическая классификация может варьироваться до бесконечности» [118, с.15]. Следовательно, тематический принцип не может быть признан ведущим для выявления генетических и структурных особенностей жанра, систематизации материала. Рассматривая балладу о Софье и Василии, В. Я Пропп выделяет несколько тем, каждая из которых может быть признана основной. Он подчеркивает, что понятие темы «неприменимо для научной классификации» [166, с.181]. «Всякая классификация, если она стремится быть научной, — подчеркивает В. Е. Гусев, -должна строиться не на эмпирическом выделении, не на произвольной компоновке видов, а должна исходить из объективно присущих предмету изучения свойств, составляющих его специфику и выделяющих его среди прочих предметов» [93, с. 103]. Дальнейшее изучение жанровых особенностей преданий, составление классификации народной исторической прозы преданий требовало иных подходов.

Альтернативным путем изучения несказочной прозы и жанра преданий, в частности, явилось морфологическое изучение. Впервые морфологический подход к изучению преданий предложила В. П. Кругляшова. Для анализа исследователь выбирает следующие единицы: тип сюжетасюжет (вариант сюжета, версия) — мотив: а) в составе сюжета, б) самостоятельный (вариант мотива, элемент мотива). Мотив, по определению В. П. Кругляшовой, — «это структурная часть сюжета, содержащая описание (устное) внешнего вида, особенности, удивительной детали, констатации признака, качества» [120, с.20]. Но выявленные В. П. Кругляшовой мотивы на проверку оказываются элементами образа персонажа, объекта действия, обстоятельства действия. Фактически под мотивом понимаются его структурные части. Мотив в целом в классификации В. П. Кругляшовой представлен на уровне сюжета (сравните: подтема: о людях необыкновенного (чудовищного) видасюжет: живут в землеумирают и вновь воскресают и т. д.). Такой «разнобой» (Н.А. Криничная) в классификации В. П. Кругляшовой объясняется неразработанностью методики выделения мотива в жанре преданий и вопроса о соотношении мотива и сюжета. Но, несмотря на некоторые неточности,.

В.П. Кругляшовой удалось показать, что сюжет и мотив составляют устойчивое ядро преданий как жанра.

Продолжила и уточнила данный подход к изучению преданий Н. А. Криничная. В сборниках «Северные предания. Беломор-Обонежский регион», «Предания Русского Севера» исследователь располагает материал не только по сюжетно-тематическому принципу, но и выделяет основные мотивы преданий. Цикл в конечном счете предстает как совокупность традиционных мотивов, скрепленных исторической основой произведения. Весь материал Н. А. Криничная распределяет по девяти циклам: 1) о заселении и освоении края- 2) о прежних аборигенах этого края («чуди») — 3) о предках-первонасельниках, родоначальниках («панах») — 4) о кладах- 5) о силачах- 6) о борьбе с внешними врагами- 7) о разбойниках- 8) о раскольниках- 9) об исторических лицах.

В обобщающей работе по жанру преданий «Русская народная историческая проза: вопросы генезиса и структуры» Н. А. Криничная выделяет следующие уровни анализа произведений: сюжет, понимаемый как комплекс мотивов, и мотив, определяемый как «сложное структурное единство, в котором определяющая роль принадлежит действию или состоянию, а определяемыми являются субъект, объект, обстоятельства действия или состояния, оказывающие в большей или меньшей степени влияние на основополагающий элемент — предикат» [118, с. 19]. Циклы преданий в исследовании, таким образом, представлены не как тематические группы, а как совокупность мотивов, «отражающих определенный аспект исторической действительности и находящихся между собой в специфическом единстве и взаимодействии» [118, с.14]. Только при таком рассмотрении преданий, по мнению Н. А. Криничной, цикл «сможет приобрести определенную устойчивость» [118, с.14]. Мотив рассматривается как составляющая часть сюжета и как объективная реальность, отражающая мировоззрение древнего человека. В своей работе мы будем придерживаться подхода, предложенного Н. А. Криничной. Основным структурным элементом преданий будем считать мотив.

Заслугой Н. А. Криничной является теоретическое обоснование изучения местной традиции преданий. Под преданием исследовательница понимает «локально-историческое произведение фольклора, обладающее своими структурно-типологическими особенностями» [40, с.15]. Следовательно, «при общей установке предания на историческую действительность объектом изображения в нем являются события местной истории» [40, с. 14]. Необходимость изучения местной традиции народной исторической прозы подчеркивала и В. К. Соколова: «Выделение только исторических преданий, конечно, в какой-то степени условнопредания, определяемые как исторические, по существу мало отличаются от так называемых местных преданий, в них часто используются одни и те же сюжеты и мотивы, различие заключается лишь в значительности события или лица, о которых рассказывается» [189, с.5].

Региональное исследование преданий актуально и в настоящее время в связи с постановкой проблемы общерусское — региональное — локальное. На значение регионального подхода к изучению разных фольклорных традиций этноса указывает Б. Н. Путилов. Исследователь обращает внимание на то, что черты общенационального фольклора вычленяются только из сопоставления множества локальных традиций этноса, собственно понятие «общенародное существует не как источник, но лишь как обобщение вариаций, следовательно — как некая абстракцияв реальности же региональные культуры варьируются по отношению друг к другу» [170, с. 159]. Изучение местных традиций позволяет показать не только существующие отличия в жанрах, которые зависят от уклада жизни и культуры региона, но и дает возможность проследить историю жанра, его развитие и изменение. Б. Н. Путилов отмечает:

Очевидно, что региональные/локальные различия могут распространяться не просто на содержательные и структурные частности, но и на типологию, на существенные черты жанровых систем и их разновидностей. Но такое размежевание — вплоть до права региона на свой жанр — происходит не всегда" [170, с.171]. В частности, в Зауралье одним из особо востребованных жанров являются предания, не столько исторические, сколько топонимические. Топонимы и связанные с ними топонимические предания являлись одним из способов культурного освоения и закрепления за своим этносом территории, что было особенно важно в иноэтническом окружении. Широкое распространение топонимических преданий в среде русских переселенцев отмечается и в Северном Казахстане. По мнению А. Д. Цветковой, «.в рассматриваемом регионе среди переселенцев практически не бытуют исторические предания (их записи делаются лишь в казачьих станицах). И это вполне объяснимо, так как предания связывают человека со своей землей и предками, а Казахстан стал новой для переселенцев территорией. А вот топонимические предания записываются повсеместно и отражают историю заселения региона, объясняют местные названия сел» [209, с.223]. Следовательно, культурно-экономические особенности регионов накладывают определенный отпечаток на жанровую систему. Поэтому интерес к изучению местной традиции народных преданий не угасает и в настоящее время. Об этом свидетельствуют исследования З. А. Алимирзаевой, Б. Г Ахметшина, Г. М. Ахметшиной, С. С. Бардахановой, В. Я. Бутанаева, Т. Г. Владыкиной, И. А. Голованова, C. JI Зухбы, Л. Ц. Малзуровой, В. А. Михнюкевича, О. Л. Наконечной, В. М. Никифорова, Н. А. Подгорбунских, Е. Л. Тихоновой, И. К. Феоктистовой [65, 70, 71, 72, 76, 84, 86, 90, 99, 128, 137, 138, 139, 141, 148, 156, 194, 204]. В данных работах на местном материале решаются проблемы дифференциации жанров несказочной прозы, систематизации и классификации материала. Интенсивная работа проводится по собиранию и публикации текстов преданий [14,15,16,21, 50].

Характеристика конкретной региональной традиции невозможна без учета исторических процессов, происходивших на определенной территории. История Зауралья — это прежде всего история освоения русскими переселенцами новых земель, история их взаимоотношений с местными народами. Заселение Зауралья русскими поселенцами проходило поэтапно. С 40-х гг. XVII века началось освоение северной части Зауралья. В это время основной колонизационный поток русских шел из восточного Поморья, Поволжья, Предуралья, Урала и таежного Зауралья. Интересное топонимическое и антропонимическое исследование в 20-х гг. XX в. провел известный зауральский краевед В. П. Бирюков, он отмечает: «О заселении из района Северо-Европейской части России говорят географические названияд. Кокшарова (старое название Котельнича), Колмогорцево (Холмогоры), Мезенка (Мезень), Печеркина (р. Печера), д. Пиньжакова (р. Пинега), д. Кайгородова (г. Кайгород), Каргаполье (Каргополь)». И далее: «Наиболее часто встречающиеся фамилии — Вагин, Ваганин, Ваганов, Важенин, Воженин — от реки Вага. Воложенин, Воложанин — от Вологды. Устюгов, Устюжанинот Устюга. Кевролетин — от с. Кевроль Архангельской обл., Пошехоновы — от г. Пошехонье и др.» [103, с.114]. В. П. Бирюков отмечал также почитание среди первых русских переселенцев северо-русских святых — Дмитрия Угличского, Артемия Веркольского, Прокопия Устюжского, Зосимы и Савватия Соловецких. Не случайно в фольклоре Зауралья сильны северно-русские черты, основной из которых является высокая степень архаики. На архаичность северно-русской традиции указывает Н. А. Криничная, аргументируя выбор северно-русских преданий в качестве опорных материалов для изучения истории становления жанра: «Севернорусская историческая проза обладает <.> уникальной полнотой сюжетов, наличием архаических форм эпического творчества» [118, с.28]. Особенно черты архаики сильны в среде старообрядцев, на что указывает В. П. Федорова: «Анализ имеющихся материалов позволяет сделать вывод о том, что до конца 30-х годов 20 века в среде двоедан сохранялись многие компоненты общинного быта, донесшие архаические, дохристианские верования» [201, с.59].

Во второй половине XVIII в. начинается освоение земель в южном направлении. Столь позднее освоение южных территорий по сравнению с северными историки объясняют высокой степенью конфликтности русских пришельцев с коренными народами, к которым относятся татары, пришедшие в эти края в XVI веке после присоединения Казанского ханства к России, башкиры, калмыки-торгоуты, киргиз-кайсаки. На первом этапе заселения особенно острыми были отношения русских с сыновьями изгнанного Кучума. Но во второй половине XVII века (с 60-х годов) «военно-политическая ситуация в южном Зауралье определялась в первую очередь взаимоотношением русских и башкир» [103, с. 105]. Это время характеризуется многочисленными башкирскими восстаниями. Последующий XVIII век также отмечен неспокойной военно-политической ситуацией — это время ожесточенных столкновений русских с башкирами и киргиз-кайсаками. Большое значение в освоении южных территорий, как указывает А. А. Кондрашенков, имело строительство Ново-Ишимской или Пресногорьковской пограничной линии в 1752—1755 гг. «Это строительство окончательно закрепило за русскими бассейн среднего течения реки Тобол и обеспечило в этом районе необходимые условия для экономического развития края» [109, с.140]. С этого момента начинается мирный период освоения зауральских земель.

Южное Зауралье — край неоднородный не только в этническом отношении, но и в национальном и конфессиональном. По своим географическим и климатическим характеристикам исследуемый регион был оптимальным районом для развития земледелия и скотоводства. Поэтому крестьянство являлось одной из основных категорий населения. Такое положение сложилось уже к началу XVIII века. «Вместе с бобылями они (крестьяне. — О.Г.) составляли 68,4% всего населения, а по количеству дворов -80%.» [103, с.160]. Крестьянство в Зауралье в XVIII в. было по преимуществу государственным. «По данным переписи 1762 г., в Исетской провинции было 889 душ крепостных крестьян, а в 1774 г. в Шадринском уезде крепостных насчитывалось 141 д. м. п., что составляло всего 1,6% всего крестьянского населения» [103, с. 164]. Крепостные крестьяне относились к южным районам Зауралья, которые входили в состав уездов европейских губерний, — Пермской и Оренбургской. В 50 — 60-е гг. XVIII в. появляется еще одна категория крестьянства — приписные крестьяне. Эта группа населения, проживавшая в Приисетье, тесно связана с развитием горнозаводского Урала. В Притоболье таковые отсутствовали.

Второй по численности была группа служилого населения. К началу XVIII века она составила 14,2%. «Их присутствие объяснялось необходимостью военного противостояния с кочевниками» [103, с.160]. Среди них выделяется еще одна категория населения — казаки, проживавшие на юго-западе региона по течению реки Уй. Казачьи поселения входили в состав Челябинского уезда Оренбургской губернии. Казаки появились здесь с 40-х гг. XVIII века и составляли 17% от всего населения Челябинского уезда. К 80-м годам XVIII века в связи с уменьшением военной опасности сокращается доля военных.

Одновременно с началом заселения Зауралья появляются и ссыльные. Ссылка принимает массовые масштабы во второй половине XVIII века. «Построение новой линии оборонительных укреплений потребовало организации путей сообщения. Строительство притрактовых деревень для обеспечения ямской гоньбы, сохранение и ремонт трактов были организованы правительством в принудительном порядке» [103, с.232]. Ссылали крепостных и государственных крестьян, солдат и офицеров, дворян и мещан. По мнению большинства исследователей, ссыльные были важным элементом формирующегося населения Сибири. Так, благодаря сосланным сюда в 50−60-х годах XVII века протопопу Аввакуму, попу Лазарю и другим противникам вводимых обрядов и исправленных книг в Южном Зауралье как части Сибири формируется наиболее радикальное течение, не приемлющее поповства. В этой среде распространились такие формы протеста, как самосожжения или гари. По численности раскольников территория Курганской области к 1840-м годам являлась второй по России. Только в современном Шатровском районе к концу XVIII в. образовался достаточно большой круг сел, связанных со старообрядчеством: Бархатово, Ирюмская, Яутла, Помалово, Самохвалово, Ильино, Дружинине, Саламатово, Широково, Мостовка, Ключи и др. Наиболее значительный из них — Ирюмский старообрядческий центр, выступавший в роли хранителя и распространителя старообрядческой культуры. Изучению старообрядческого движения в Зауралье посвящены работы Н. Н. Покровского, А. Т. Шашкова [157, 158, 217]. К исследованию фольклора зауральских старообрядцев обращается В. П. Федорова, которая подчеркивает особую значимость устного слова в среде старообрядцев: «Первые записи фольклорно-этнографического материала, сделанные старообрядцами, связаны с двумя задачами. Первая: с помощью устного предания показать святость, подлинность дониконианской русской христианской веры. Вторая: создать образ истинного, идеального борца (страдальца) за свет „древлего“ благочестия» [201, с. 160].

Таким образом, социальный и конфессиональный состав мигрирующего населения был далеко неоднородным: крестьяне, казаки, старообрядцы. Каждая из этих групп населения несла свой фольклор, который со временем стал составной частью местной фольклорной традиции. Важно отметить, что зауральские предания осмысляют не только историю заселения края, межэтнические взаимоотношения, но и более поздние исторические события: пугачевский бунт, башкирские восстания, колчаковское движение и др.

В отличие от исторических преданий топонимические могут быть не связаны с историческими событиями. Топонимы и связанные с ними предания «несут представление о ландшафте <.> местности — своеобразии ее традиционной культуры, природных, хозяйственных, этноязыковых и селенческих особенностях» [105, с. 13]. Существование различных способов толкования топонимов свидетельствует о широкой распространенности топонимических преданий. Они составляют значительный пласт несказочной прозы. Несмотря на их широкое бытование, специальные исследования по топонимическим преданиям немногочисленны. Особое внимание уделяется национальной или региональной специфике произведений. Структурные и поэтические особенности топонимических преданий остаются вне поля зрения исследователей.

К изучению особенностей топонимических преданий ' обращалась В. К. Соколова [191]. Она выделила три типа объяснения топонимов: 1) топонимы, которые образованы от имен местных жителей- 2) топонимы, которые связаны с местными историческими событиями, случаями с известными лицами, с местными происшествиями и обычаями- 3) топонимы, образованные от слов, произнесенных кем-то в данном месте. В отдельную группу преданий В. К. Соколова выделяет топонимические предания, в которых отмечаются мифологические образы и мотивы.

Процесс образования топонимических преданий рассматривает и А. И. Лазарев в работе «Предания рабочих Урала как художественное явление». Заслуживает внимания замечание исследователя о художественных особенностях преданий. В зависимости от характера повествования он выделяет два вида топонимических преданий: предания, которые рассказываются с чисто «утилитарной целью», где вымысел минимален, и предания, в которых объект названия служит поводом для поэтического рассказа. Базируясь на уральских топонимических преданиях, А. И. Лазарев выявляет устойчивые мотивы, образующие сюжет произведений.

Реализация мифологических мотивов в топонимических преданияхпредмет научного внимания И. А. Голованова. Объектом его изучения являются топонимические предания, образованные от иноязычных топонимов, которые «в силу своей семантической непрозрачности, „туманности“, необычной лингвистической формы, а в ряде случаев благодаря фонетической благозвучности <.> вызывали и вызывают у фольклороносителей дополнительный эстетический интерес» [89, с. 8].

Материалу карпатских топонимических преданий посвящено исследование В. В. Сокила, в котором автор выявляет содержательный состав топонимических преданий украинцев Карпат, обращает внимание на региональную окраску международных сюжетов и мотивов [184]. В работе В. В. Сокила наряду с топонимическими преданиями выделяются и топонимические легенды. При этом термины «легенда» и «предание» в работе употребляются как синонимы, что говорит о малоизученности жанровой специфики топонимических преданий. Топонимические «легенды» приводит и В. Н. Евсеев в работе «Народная проза юга Тюменской области» [14].

В последнее время активно публикуются топонимические предания отдельных регионов. Для нас представляют интерес следующие работы: К. В. Пьянкова, К. М. Старикова «Фольклорная топонимия Костромской области», «Топонимические предания Воронежской области», E.JI. Березович «» Чужаки" в зеркале фольклорной ремотивации топонимов" [37, 44, 81]. Но обобщающей работы по структурным и поэтическим особенностям топонимических преданий нет. С этим связана актуальность исследования. Кроме того, до сих пор в фольклористике отсутствует четкость в классификации несказочной прозы, частью которой являются топонимические предания, нет единых критериев жанровой дифференциации в рамках повествований несказочного характера. Все это влечет за собой терминологическую многоголосицу. Такое положение создает необходимость дальнейшего теоретического осмысления проблемы жанров несказочной прозы, в том числе и топонимических преданий.

Не разработан и вопрос внутрижанровой классификации топонимических преданий. До сих пор ведущим классификационным принципом избирался тематический, что затрудняло систематизацию преданий.

Нерешенной остается проблема регионального функционирования преданий в Зауралье. Не выявлен сюжетно-мотивный фонд зауральских топонимических преданий.

Объект исследования: топонимические предания Зауралья.

Предмет исследования: региональная специфика топонимических преданий Зауралья, их структурные особенности и сюжетно-мотивный состав.

Материалом для исследования послужили опубликованные сборники текстов преданийархивные материалы ГАСО, архивные материалы Курганского государственного университета (кафедры фольклора и древней литературы), архив автора работы, фонды РГО, опубликованные историко-этнографические исследования (работы П. С. Палласа, Г. Ф. Миллера, А. А. Кондрашенкова, В. В. Менщикова, Г. Г. Павлуцких, В.А. Никитина). Использованные тексты записаны в основном в северной части Зауралья. Для уяснения некоторых типологических вопросов зауральские предания сопоставляются с аналогичным материалом Русского Севера, Урала, Сибири. Кроме того, исследование потребовало обращения к широкому кругу произведений несказочной прозы других регионов, что расширило источниковедческую базу до 500 единиц.

Цель данной диссертации — выявить региональную специфику топонимических преданий Зауралья, исследовать их художественные особенности.

Для достижения цели исследования в работе ставятся следующие задачи:

1) исследовать топонимические предания в аспекте жанровой классификации несказочной прозы;

2) изучить жанрово-стилевые особенности топонимических преданий Зауралья;

3) проанализировать особенности пространственно-временной организации топонимических преданий;

4) рассмотреть соотношение мифологического и конкретно-исторического осмысления действительности в топонимических преданиях;

5) выявить и систематизировать региональный сюжетно-мотивный фонд топонимических преданий.

Методологическую базу исследования определяют труды ведущих теоретиков, посвященные изучению фольклорного жанра: В. П. Аникина, П. Г. Богатырева, В. Я. Проппа, Б. Н. Путиловатеоретические положения о системе несказочной прозы, изложенные в трудах С. Н. Азбелева, В. П. Аникина, Е. С. Новик, Э. В. Померанцевой, К. В. Чистоваисследования по теории жанра преданий (работы Н. А. Криничной, В. П. Кругляшовой, А. И. Лазарева, В.К. Соколовой) — исследования по теории мотива (труды А. Н. Веселовского, Н. А. Криничной, Е. М. Мелетинского, С. Ю. Неклюдова, В. Я Проппа, Б. Н. Путилова, О.М. Фрейденберг) — теоретические положения по пространственно-временной организации фольклорных произведений (исследования Е. Б. Артеменко, М. М. Бахтина, С. Ю. Неклюдова, В. Н. Топорова, В.А. Черваневой).

Методы исследования. Помимо общенаучных методов анализа, синтеза, обобщения и систематизации, в работе использован сравнительно-типологический метод с целью выявления сюжетно-мотивного фонда топонимических преданий, а также элементы структурно-семантического и структурно-семиотического методов.

Научная новизна исследования заключается в следующем: 1) в научный оборот вводятся неопубликованные архивные материалы, в том числе записанные автором;

2) в диссертации разработан подход к исследованию жанровой природы топонимических преданий и их внутрижанровой классификации;

3) впервые в качестве самостоятельного объекта исследования рассматриваются топонимические предания с точки зрения их пространственно-временной организации;

4) выявлен сюжетно-мотивный фонд топонимических преданий Зауралья с проникновением в его семантическое ядро;

5) в диссертации осуществлен анализ мифологического и конкретно-исторического планов повествования.

Теоретическое значение исследования состоит в признании топонимических преданий самостоятельным жанром, имеющим специфические функции и структурные особенности. Диссертация углубляет и расширяет научные представления о внутрижанровой системе топонимических преданий, их взаимодействии с другими жанрами несказочной прозы.

Практическая ценность определяется тем, что материалы исследования могут быть использованы при разработке учебных курсов по фольклору на филологических факультетах высших учебных заведений, а также при разработке спецкурсов по несказочной прозе.

Положения, выносимые на защиту: ^.

1. Основными критериями разграничения жанров несказочной прозы являются функциональная установка, отношение к действительности (угол зрения на действительность) и пространственно-временная организация произведения.

2. Предания как вид несказочной прозы отвечают за осмысление событий местной истории. Время преданий — это историческое прошлое, пространство или место действия — определенная территория. Общая целевая установка преданийосмысление местной истории, делится на более конкретные — осмысление и оценка исторических лиц и событий, истории локуса, семьи, (рода). В соответствии с целевой установкой выделяется три жанра преданий: исторические, топонимические и семейные. Каждый из жанров имеет свои структурные и поэтические особенности.

3. Топонимические предания — самостоятельный жанр, имеющий специфические функции и структурные особенности.

4. Пространственно-временная организация топонимических преданий несет черты мифологического и конкретно исторического осмысления действительности.

5. Соотношение общерусского и регионального содержания находит выражение в специфике оформления сюжетно-мотивного состава топонимических преданий.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации и результаты исследования были представлены в виде докладов на межвузовской научно-практической конференции «Слово в контексте времени» (Курган, 2004), на XIII Научном семинаре «Народная культура Сибири» Сибирского регионального вузовского центра по фольклору (Омск, 2004), на межрегиональной научно-практической конференции «II Зыряновские чтения» (Курган, 2004), на международной научно-практической конференции «Культура провинции» (Курган, 2005), на IV Международном Евразийском форуме «Евразия: народы, культуры, социумы» (Астана, 2005), на межрегиональной научно-практической конференции «III Зыряновские чтения» (Курган, 2005), на всероссийской научной конференции с международным участием «III Лазаревские чтения. Традиционная культура сегодня: теория и практика» (Челябинск, 2006), на международной научно-практической конференции «Сибирская деревня: история, современное состояние и перспективы развития» (Омск, 2006), на II Межрегиональной научно-практической конференции «Шадринские чтения» (Шадринск, 2006).

По теме диссертации опубликовано 12 статей.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Топонимические предания составляют значительный пласт произведений зауральской фольклорной традиции. В соответствии с современными принципами классификации фольклорной прозы они могут быть выделены в самостоятельный жанр вида преданий, относящегося к области внеобрядовой прозы, к разделу несказочной прозы. Предания как вид направлены на осмысление событий местной истории: «это устная хроника одного селения или группы селений, объединенных общностью социально-экономических и культурно исторических условий развития» [40, с. 14]. Общевидовая установка преданий подразделяется на более конкретные — осмысление и оценка исторических лиц и событий, истории локуса, семьи, (рода). В соответствии с целевой установкой выделяется три самостоятельных жанра — исторические, топонимические и семейные предания. Каждый жанр имеет определенную функцию, а также свои структурные и поэтические особенности. Основная функция топонимических преданийосмысление человеком окружающего пространства и себя в нем. Структуру топонимических преданий организует топонимический мотив, объясняющий названия географических объектов. Он является отправной точкой для развития сюжета, от него зависит выбор остальных образов и мотивов.

Исследование топонимического мотива позволяет сказать о том, что сюжетообразующее значение он имеет только в топонимических преданиях. В структуре других жанров и видов несказочной прозы, в частности, в быличке и легенде он статичен, то есть не образует сюжета произведения. В быличке он необходим для характеристики места действия. Назначение топонимического мотива в местной легенде заключается в доказательстве сакрального статуса локуса и святости героя. Кроме того, локус и связанный с ним топонимический мотив служит поводом для рассказа о местном святом.

В работе выявляются механизмы межжанрового и межвидового взаимодействия и сопряжения топонимических преданий. Мы исходим из того, что для преданий как вида характерно рационалистическое осмысление окружающего мира (в нашем случае пространственных локусов). В отличие от преданий былички и легенды направлены на объяснение необычных явлений и событий. Своеобразие былички определяется ее содержанием, основу которого составляет столкновение человека с потусторонним миром. Быличка объясняет необычные явления с точки зрения языческих представлений. О необыкновенных событиях повествует и легенда, но в аспекте христианского мировоззрения. Необходимость осмыслить необычные природные качества географического объекта или непонятные названия (иноязычные топонимы) явилась, на наш взгляд, основой включения мотивов и образов быличек и легенд в структуру топонимических преданий. Элементы быличек и легенд подчиняются основной установке предания — осмыслить окружающее человека пространство, поэтому самостоятельного сюжетообразующего начала не имеют.

Исследование регионального материала позволило выделить 13 версий топонимического мотива. Основу большинства преданий составляет топонимический мотив, объясняющий название именем, фамилией или прозвищем человека. Второй по численности группой являются топонимические предания, основанные на народной этимологии. Частотны топонимические предания с мотивом, объясняющим название особенностями природного и животного мира края.

Анализ структуры топонимических преданий показал, что основным их жанровым показателем является пространственно-временная организация. На образы пространства и времени в топонимических преданиях оказывает влияние сосуществование в структуре произведения элементов различных эпох. Топонимические предания, как и многие фольклорные жанры, исторически многослойны.

Важным свойством пространственно-временных характеристик топонимических преданий является оценочный аспект. Аксиологическая неоднородность пространства и времени задана основной архаической оппозицией «свой-чужой», которая актуализируется в топонимических преданиях в связи с горизонтальным членением мира.

Кроме того, образы пространства и времени являются основными критериями внутрижанрового разграничения топонимических преданий. На основе данных категорий зауральские топонимические предания, четко делятся на две внутрижанровые группы: 1) предания, повествующие о крае до прихода русских- 2) предания, с мотивом «после прихода русских».

В первой группе преданий время едино и монолитно. Это время жизни мифических героев — чуди и древних кочевых народов. Рассказчикам важно подчеркнуть, что события, происходившие здесь, были до них. Но мифическое время имеет выход в настоящее через мотив культурного героя. Следы деятельности, оставленные коренными этносами, помогают русским поселенцам освоить ремесло, необходимое для выживания в новых условиях.

Основными пространственными образами являются древние захоронениякурганы, связанные с подземным пространством. В мифологической модели мира подземное пространство — это иной мир. Пространство первой группы преданий замкнуто. Между миром мертвых исконных народов края и миром живых, пришедших сюда русских, устанавливается жесткая граница как в вертикальном, так и в горизонтальном отношении.

Необычный облик коренных жителей (чуди), по нашим наблюдениям, объясняется устройством иного мира. В языческих верованиях иной мир прямо противопоставлен земному миру. Отрицание всех основных параметров, характеризующих пространство человека, — один из главных приемов описания загробного мира. Отсюда отрицание человеческой внешности в образе чуди в преданиях.

Сопоставление разных традиций преданий о чуди (Русского Севера, Урала,.

Сибири и Зауралья) позволяет говорить о постепенном сужении мотивного фонда преданий. Наиболее полно он представлен на Русском Севере. В Зауралье мотивный состав минимален, что говорит о постепенном затухании традиции преданий о чуди. В настоящее время предания о чуди в Зауралье не зафиксированы, но отмечается бытование мотива самопогребения. Под землю уходят коренные народы, этническая принадлежность которых не указывается. Мотив самозахоронения может быть не связан с определенными географическими реалиями (древними могильниками), что говорит об утрате исконной семантики мотива. Появление курганов в зауральской традиции, как правило, объясняется деятельностью кочевых народов. В отличие от чуди в образе кочевников сильны реалистические черты, что объясняется более поздним временем создания преданий, а также непосредственным их соседством с русскими поселенцами. Придя на новые территории, русские наблюдают за жизнью коренных жителей Зауралья. Уклад их жизни и традиции легли в основу преданий о названиях курганов.

Исследование специфики пространственно-временной организации второй группы преданий позволяет сделать следующие выводы: вторая группа преданий содержит иной образ времени — это время историческое, немонолитное, разделяющееся на отдельные отрезки, нередко связанные с конкретными историческими событиями и личностями. Историческое время линейно: оно связывает прошлое с настоящим. Вместе с тем оно несет черты мифологического, к которым относится, в частности, резкая отмеченность начала создания локуса.

На смену подземному пространству приходят наземные локусы. Образ пространства строится по принципу концентрических кругов, постепенно расширяющихся от центра. Это свидетельствует об относительной открытости пространства, что соответствует открытому характеру исторического времени. Открытость времени и пространства дает возможность творить, оставлять свой след в истории определенного локуса. Главное внимание в преданиях фиксируется на границе своего обжитого пространства. Существенная черта границыподвижность.

Осмысление отношений русских и коренных народов — одна из ведущих тем преданий данной внутрижанровой группы. Основными мотивами являются мотивы мирного сосуществования и столкновения двух этносов. Обращает на себя внимание широкое бытование топонимических преданий, основанных на иноязычных топонимах. Сохранение названий, задолго существовавших до прихода русских, объясняется стремлением переселенцев освоить окружающее пространство с учетом опыта местных народов. Иноязычные топонимы несли информацию о жизни аборигенов, об особенностях географических объектов и тем самым предопределяли поведение человека в определенном месте. Кроме того, иноязычные топонимы и связанные с ними предания говорят о стремлении русских вписать историю своего этноса в историю земли зауральской.

Одним из основных пространственных образов, организующих текст топонимических преданий о заселении края, является образ дороги. Дорога выступает связующим звеном между центром и Зауралья. Образ дороги — средство изображения освоения Сибири и занятий людей на новой земле. Дорога является объединяющим началом: по дороге в соответствии с историческими реалиями в Сибирь, на Урал и в Зауралье проходят люди, отличающиеся по социальному, этническому и конфессиональному признаку. В преданиях об укоренении переселенцев на новых землях роль образа дороги уменьшается. На смену магистральному образу пути-дороги по фольклорному закону ступенчатого сужения образов приходят множество мелких дорог между отдельными пространственными локусами на зауральской земле. Акцент смещается на образ обжитого пространства.