Проблемы поэтики дилогии П.И. Мельникова (Андрея Печерского) «В лесах» и «На горах»: характерология, художественное пространство и время

Вряд ли кто-нибудь сейчас станет оспаривать оригинальный талант самобытного русского писателя Павла Ивановича Мельникова (Андрея Печерского). Прошло более ста лет с тех пор, как появились в печати его рассказы, повести и романы. Они выдержали испытание временем. Однако без знакомства с творениями Мельникова не может идти речь и об изучении русской классической литературы: эти романы давно стали «одним из тех фундаментальных для русского человека сочинений, без которых не может быть полного литературного образования» (1).

В чем же секрет художественности этого автора, долгое время считавшегося бытописателем, писателем-этнографом и, как это ни парадоксально, почти забытого исследователями? Предлагаемая работа ставит перед собой цель ответить на этот вопрос, обратив особенное внимание на проблему поэтики Мельникова-романиста.

Актуальность диссертации обусловлена тем, что исследования поэтики дилогии Мельникова «В лесах» и «На горах» практически отсутствуют. Правда, некоторые проблемы поэтики художественного наследия Мельникова ставились в работах Н. М. Фортунатова, В. Ф. Соколовой (автора единственной на сегодняшний день монографии о творчестве Мельникова), Ю. А. Курдина, И. В. Кудряшова и др. В настоящее время возникает задача пересмотра общепринятого подхода к творчеству Мельникова как преимущественно бытописателю, писателю-этнографу (2). Наиболее актуальным представляется изучение особенностей художественного пространства и времени в дилогии Мельникова как проблемы совершенно не освещенной в работах исследователей, а также принципов характерологии и сюжетосложения в их поэтологических функциях.

Предметом исследования в диссертации является поэтика романов Мельникова «В лесах» и «На горах» в аспектах: а) характерология, б) сюжетосложение, в) художественное время и пространство.

Объектом исследования в диссертации является дилогия Мельникова (романы «В лесах» и «На горах») как вершина художественного мастерства писателя, а также его работы по истории раскола («Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», «Письма о расколе», «Очерки поповщины», «Белые голуби»), архивные материалы из фонда Мельникова (ЦГАНО): «Формулярный список о службе состоящего при Министерстве Внутренних Дел Действительного Статского Советника Мельникова», «Обзор архивных документов и печатных источников по истории раскола», составленный писателем, «Алфавитный список книг библиотеки П.И. Мельникова» и др.

Цель диссертации состоит в изучении своеобразия, поэтики Мельникова-романиста на основе анализа текста дилогии. В связи с поставленной целью выделяются следующие задачи диссертационной работы:

1. Дать анализ характерологии романов Мельникова с точки зрения художественного изображения автором быта старообрядческого субэтноса.

2. Исследовать своеобразие и художественные функции пространственно-временных координат в дилогии.

Методология исследования. В качестве методологической основы предлагаемого исследования использованы методы сравнительно-исторического, культурно-исторического анализов, исследования проблем художественного пространства и времени в русле концепций и идей А. А. Потебни, М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, А. Б. Есина и др.

Научная новизна работы заключается в том, что она является первой диссертацией, исследующей «этнографизм» писателя как важнейший поэтологический прием при создании художественного пространства и времени, характерологии и сюжетосложения. Некоторые архивные документы из фонда Мельникова (ЦГАНО) вводятся в научный оборот впервые: «Формулярный список о службе состоящего при Министерстве Внутренних Дел Действительного Статского Советника Мельникова», «Обзор архивных документов и печатных источников по истории раскола», составленный писателем, «Алфавитный список книг библиотеки П.И. Мельникова», черновик частного письма послереволюционного периода А. П. Мельникова к редактору нижегородской газеты, проясняющий позицию писателя в отношении правительства и старообрядчества и др.

Теоретическая значимость диссертации обусловлена тем, что основные ее положения строятся на доказательстве того, что анализ дилогии Мельникова, основанный на «этнографизме», возможен и в плане поэтики. Содержание диссертации имеет теоретическое значение для изучения некоторых вопросов психологии писательского творчества, художественного мышления Мельникова-романиста (органичного сочетания научных, публицистических трудов и произведений литературы, посвященных единой проблематике, в творчестве одного и того же автора), характерологических аспектов, сюжетосложения, поэтики художественной детали, а также помогает сформулировать подходы к определению жанра романов Мельникова.

Практическая значимость диссертации состоит в том, что ее основные положения и выводы могут быть использованы в вузовском курсе лекций по истории русской литературы XIX века, в спецкурсах по актуальным проблемам творчества П. И. Мельникова (Андрея Печерского) и вопросам литературного краеведения.

Историография проблемы. Творчество Мельникова, даже как автора прославленной дилогии «В лесах» и «На горах», к сожалению, представляет собой мало исследованный пласт в отечественном литературоведении. Правда, признавалось, часто с оговорками, что наследие этого мастера, выдающегося эпика-прозаика, достойно самого пристального внимания, но до глубокого литературоведческого анализа дело доходило редко. Произведения Мельникова были скорее «поводом для анализа, чем его действительным объектом» (3).

В исследованиях, посвященных творчеству Мельникова, можно наметить три направления исследования, имеющих одну общую черту: обычно спорили, порой довольно резко, о том, что именно изображал в своих произведениях Мельников, но никто практически и не пытался поставить вопрос: как писатель преобразил в своем художественном мире увиденную им реальность.

Первая тенденция, проявившаяся еще в дореволюционных трудах, давала довольно благожелательную оценку творчеству Андрея Печерского, но воспринимала автора «В лесах» и «На горах» исключительно как этнографа, раскрывающего в своем творчестве особенности русского национального характера, и как бытописателя, заглянувшего в заволжскую глубинку. Эта традиция была положена в основу концепций творчества Андрея Печерского еще Д. И. Иловайским в речи, произнесенной 10 ноября 1874 года на заседании Общества любителей российской словесности, посвященном тридцатипятилетнему литературному юбилею Мельникова. На первый план в характеристике писателя историк выдвигал «национальные элементы» (4).

П.С. Усов, биограф и одновременно душеприказчик писателя, рассматривал Мельникова также как выдающегося беллетриста-этнографа: «Великий знаток русской народной жизни и русского народного быта — Мельников глубоко проникнул в сокровенные тайники этой жизни, заглянул в темный, непроницаемый мир старых бытовых преданий, исследовал его разнообразные явления и воспроизвел их в своих неподражаемых народных типах — в своих очерках, повестях, романах» (5). П. С. Усов, безусловно, относившийся с огромной симпатией к Мельникову, отмечает и художественный его талант, который дает себя знать «в каждой изображенной им бытовой черте, в каждом отдельном типе». Иными словами говоря, П. С. Усов и здесь остается в круге своей этнографической концепции. Для него Мельников — замечательный художник-беллетрист, создатель двух «первоклассных бытовых (курсив здесь и далее мой. — Е.Г.) романов <.> Он с необыкновенным искусством обрисовал в своих произведениях заволжский край, где до сих пор сохранились остатки русской старины, где нравы и обычаи народа остались те же, какими они были несколько столетий тому назад» (6).

За этой высокой оценкой, однако, как видим, не стоит никакого литературоведческого анализа. Нет его и в отзыве известного историка-академика К.Н. Бестужева-Рюмина, в прошлом ученика Мельникова: «В произведениях Павла Ивановича Мельникова русская душа русским словом говорит о русском народев произведениях этих живьем встает перед нами русская жизнь среди русской природы» (7).

К этому же направлению можно отнести работу Ореста Миллера, который первый в дореволюционной критике представил полный обзор трудов писателя. Однако в исследовании «Русские писатели после Гоголя» доминирует пересказ произведений Мельникова со множеством замечаний моралистического характера: «Наше чувство отдыхает лишь на немногих образах, в которых не замер еще дух жизни <.> потому что образы эти возникли на бытовой почве общины, этого единственного убежища для деятельной веры <.>» и т. п. (8).

В той же манере написана и лаконичная статья о творчестве писателя И. Игнатова: «Как бытовой писатель, Мельников и теперь остается интересным, несмотря на невыносимые длинноты и повторения в обоих романах» (9).

Заметим, что к тому же направлению можно отнести журнальные рецензии на первые публикации рассказов и повестей писателя (10), (11) и другие, более поздние по времени, отклики на произведения Мельникова (12), (13).

Для второго подхода к творчеству Мельникова характерно резкое неприятие именно его художественного мастерства. А. Н. Пыпин, известный последователь культурно-исторической школы, высказывался весьма категорично: Мельникову «не удалось возвыситься ни до настоящего поэтического творчества, ни до твердо устоявшегося взгляда на условия народной жизни» (14). Отрицал художественное достоинство произведений Андрея Печерского и A.M. Скабичевский в монографии «История новейшей русской литературы» (15). С. А. Венгеров из всего творчества писателя выделил только две первые части романа «В лесах», кратко заключив: «Весь роман „На горах“ решительно ничего не прибавляет» (16). Очевидно, что такого рода отзывы так же мало продуктивны и не мотивированы, как и апологетическая оценка творчества выдающегося писателя исключительно как писателя-этнографа.

Третье направление представлено сторонниками социологического подхода в литературоведении (М.П. Еремин, И. Ежов, В. Ф. Соколова и др.). Достоинства произведений Мельникова измерялись здесь одной мерою — сочувственным изображением бедствий народной массы. Эти работы о Мельникове чрезвычайно идеологизированы.

И.С. Ежов сетует, что «либерально-обличительная направленность в творчестве Мельникова была очень кратковременна» (17). Он дает самую нелестную оценку дилогии: «В этом произведении писатель отказывается от своего былого критического отношения к крепостнической действительности во имя идеализации и прославления зажиточной верхушки старообрядчества <.> Реакционность мировоззрения писателя сказалась не только в том, что он идеализировал старообрядческую буржуазию, представляя ее неизменной хранительницей исконных устоев старины, а ее быт — подлинным воплощением „русского духа“, но и в равнодушном отношении к судьбам крестьянства» (18). Снова возникает разговор о том, что должно было бы интересовать Андрея Печерского, но не привлекло к себе его внимания, по мнению, И. С. Ежова: «Мельников почти не изображает в романе жизни народной массы, крестьянства, батраков. Народная масса, «лапотники», затрагивается лишь мимоходом, вскользь. <.> Писателя не интересуют социально-экономические отношения между крестьянами и «тысячниками» (19).

Приговор И. С. Ежова художественным достоинствам дилогии весьма категоричен: «.замысел идеализировать быт старообрядческой буржуазии и доказать, что он неразрывно связан с бытом народа, потерпел неудачу» (20).

М.П. Еремин иначе расставляет акценты, рассуждая о романах писателя, и, по сути дела, отрицает точку зрения И. С. Ежова: Чтобы писатель стал «своим», необходимо было интерпретировать идейную структуру романов соответствующим образом: «Мысль о превосходстве народной морали над моралью господствующих верхов пронизывает весь роман Мельникова от начала до конца. <.> среди купечества и священства не было людей такой нравственной чистоты, как Трифон Лохматый, или тетка Егориха, или жена Абрама Чубалова — Пелагея Филипповна» (21).

Исследователь указывает на связь дилогии Мельникова с традицией социально-психологического романа. Однако и здесь М. П. Еремин воспринимает романы Мельникова исключительно как антибуржуазные и антицерковные: «Вся логика развития религиозной темы <.> подчинена одной мысли: „раскольники“ и сектанты довели абсурдность христианской догматики до крайнего выражения. И служители официальной церкви преследовали тех и других не как „отступников“ от „истинной веры“ (сами служители в большинстве своем были глубоко равнодушны к ней), а как соперников в оболванивании народа» (22). Или: «подлинные, неискоренимо глубокие противоречия были не между старообрядцами и „никонианами“, а между купцом и мужиком, независимо от того, к какой церкви они принадлежали» (23).

В.Ф. Соколова в монографии «П. И. Мельников (Андрей Печерский)» полагает, что писатель твердо стоял на демократической платформе, что в дилогии «в центре внимания Мельникова-Печерского не религиозные проблемы, а вопросы экономического развития страны и исторические судьбы русского народа, которые он и стремиться разрешить на столь оригинальном и необычном <.> материале» (24). Ясно, что подобного рода «анализы» решительно ничего не добавляли в картину художественного, эстетического восприятия высокохудожественных произведений Мельникова.

К третьему направлению можно отнести статьи в жанре предисловий, сопровождающие отдельные издания романов Мельникова, выходившие в советские годы.

В общем своде работ, как видим, не таком уж и значительном, следует выделить статью А. А. Измайлова, опубликованную во втором издании полного собрания сочинений писателя (1909 г.). В ней подчеркивается тот факт, что романы Мельникова появились тогда, когда русская критика оскудела, и большинство исследователей не рассмотрело ничего дальше «внешних форм и внешних фактов мельниковского рассказа» (25). Критика «не хотела постигнуть синтеза работы Печерского и не могла точными словами уяснить читающей публике, почему он ей так нравится и так врезается в память, почему по прочтении „В лесах“ и „На горах“ ей становится в такой мере понятна русская душа» (курсив мой. — Е.Г.) (26).

Работа А. А. Измайлова подводила итоги изучения творчества писателя, и оказалась к тому же пророческой: статьи о Мельникове, появившиеся в следующие девяносто лет (!), так и не прояснили проблему поэтики произведений писателя.

Началом нового этапа в изучении проблем творчества Мельникова следует считать научные работы Н. М. Фортунатова (1990, 1996) (27), Ю. А. Курдина (1987) (28), И. В. Кудряшова (2000) (29). Среди последних работ, посвященных наследию писателя, также выделяется докторская диссертация канадской исследовательницы Елены Кревски (2002) (30).

Таким образом, художественные достоинства самой дилогии «В лесах» и «На горах» не были детально исследованы учеными-литературоведами.

Статьи, сопровождавшие издания Мельникова, обходили анализ поэтики произведений писателя, авторы старались деформировать восприятие советского читателя и направить его в нужное идеологическое русло (31). Вызывала споры и идейная направленность авторского повествования в дилогии.

Постараемся доказать идеологическую насыщенность дилогии Мельникова. Проблемы, связанные с художественным изображением старообрядчества, необходимо включать в социальный и интеллектуальный контекст эпохи писателя. Исследование поэтики произведений Мельникова в названном направлении представляется нам чрезвычайно важным для прояснения романного мастерства Мельникова.

Наша цель — прояснить идейную и художественную направленность авторского повествования. В работе будут рассмотрены следующие проблемы: художественное изображение старообрядческой культуры в дилогии, обращенность Мельникова к дому и быту староверов Заволжья как к важнейшим характерологическим средствам, а также особенности структуры повествования дилогии (время и пространство).

Важно отметить высочайший профессионализм Мельникова в русской истории, в особенности — раскола и хлыстовства. Можно утверждать, что его научные статьи — свидетельство огромных знаний и в области социологии религии. Назовем некоторые из них: «Отчет о современном состоянии раскола в Нижегородской губернии», «Письма о расколе», «Очерки поповщины», «Белые голуби» и др.

Мельников в своих статьях и официальных отчетах о старообрядчестве и хлыстовстве развертывает свои идеи в различных аспектах: исторических, статистических, религиоведческих. В основе его скрупулезных исследований лежит личный опыт, то, что пережито и перечувствовано им самим. Эти статьи можно рассматривать как своеобразную творческую лабораторию писателя.

Мы видим в его работах попытку нарисовать всеобъемлющую картину русского раскола — исчерпывающую, тщательно обработанную, основанную на отличном знании действительности, возможно, самую полную картину русского раскола в середине XIX века. Не случайно в дилогии Мельников обращается к периоду обретения иерархии в истории древлеправославной церкви: ему важно понять внутренние мотивы движения, судьбы героев в эпохальный момент жизни старообрядческого субэтноса.

Его статьям свойственны аналитический характер и дух объективности. Мельников не ненавидит сектантов, не обвиняет их, не проклинает. Он находит и анализирует факты ясно и документировано. В исследованиях Мельникова мы не находим попыток опорочить или возвысить религиозные представления и практику староверов или хлыстов, хотя писатель и являлся глубоко верующим человеком. Им движет стремление к исторической правде. Работы его принадлежат к числу лучших работ, написанных о расколе, указываемых в библиографии, посвященной этой тематике, в перечне их — среди первых, при этом не являясь выражением официальной православной идеологии.

Этот «аналитизм», переработанный в художественном произведении, звучит совершенно иначе. Публицистический образ Мельников делает пластическим, зримым, наделяет неповторимыми чертами внешности и характера, собственной судьбой, вплетает в сюжетные ситуации своих романов.

В дилогии Мельникова — поучительное изображение сектантства, предупреждение русским читателям об опасности прельщения души ложными учениями, разрушающими человеческую личность. Аналитические труды писателя по социологии, его прекрасные художественные тексты о старообрядчестве и хлыстовстве дают богатую пищу для размышлений и серьезных опасений: что такое раскол в сознании человека, какие последствия он с собой несет, помимо взаимной ненависти приверженцев разных обрядов, и — самое главное — что вносит он в тенденцию разобщения русского этноса.

Апробация работы. Материалы диссертационного исследования обсуждались на следующих конференциях: 1. Международной научно-практической конференции «Пожилые люди — взгляд в XXI век» (Нижний Новгород, ННГУ, 1999) — 2. Межвузовской конференции молодых ученых (Арзамас, 1999) — 3. ХХУ Международных Толстовских чтениях (Тула, 1999) — 4. ХХУ1 Международных Толстовских чтениях (Тула, 2000) — 5. Всероссийской научной конференции «Первые Грехневские чтения» (Нижний Новгород, ННГУ, 2000) — 6. Всероссийской научной конференции «Вторые Грехневские чтения» (Нижний Новгород, ННГУ, 2001) — 7. Четвертой Нижегородской сессии молодых ученых. Гуманитарные науки. (Нижний Новгород, 1999) — 8. Пятой Нижегородской сессии молодых ученых. Гуманитарные науки. (Нижний Новгород, 2000) 9. Шестой Нижегородской сессии молодых ученых. Гуманитарные науки. (Нижний Новгород, 2001) — 10. Седьмой Нижегородской сессии молодых ученых. Гуманитарные науки. (Нижний Новгород, 2002). 11. 12. Всероссийской научной конференции «Русская литература и философия: постижение человека» (Липецк, 2001) — 13. Межвузовской конференции «Седьмые Короленковские чтения» (Нижний Новгород, 2001) — 14. Первых Аввакумовских чтениях (Нижний Новгород — Большое Мураппсино) (2002) — 15. Межвузовской конференции «Культура и антикультура (Нижний Новгород, НГАСУ, 2002) — 16. Конференции «Рождественские дни православной культуры» (Нижний Новгород, ННГУ, 2002) — 17. Конференции «Рождественские дни православной культуры» (Нижний Новгород, ННГУ, 2003) — 18. 1У Международной научно-практической конференции преподавателей вузов, ученых и специалистов «Высокие технологии в педагогическом процессе» (Нижний Новгород, ВГИПА, 2003) — 19. Всероссийской научной конференции «Жизнь провинции как феномен русской духовности (Нижний Новгород, ННГУ, 2003) — 20. Всероссийской научной конференции «Православие и русская литература» (Арзамас, 2003);

21. 1У Всероссийской научно-практической конференции студентов, соискателей, молодых ученых и специалистов «Актуальные вопросы развития образования и производства» (Нижний Новгород, ВГИПА, 2003);

22. Межвузовской конференции «Короленковские чтения» (Нижний Новгород, ННГУ, 2003).

В 2002;2003 гг. был прочитан спецкурс «Актуальные проблемы творчества П. И. Мельникова (Андрея Печерского) «.

Научные положения диссертации отражены в 13 научных статьях и монографии «Мастерство романиста П. И. Мельникова — Андрея Печерского. (Дилогия «В лесах» и «На горах»: характерология, художественное пространство и время) «. — Нижний Новгород: Вектор-Тис, 2003. — 200 с.

Диссертация имеет следующую структуру: введение, где даются предмет, объект, цели и задачи работы, ее актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, освещаются основные тенденции в изучении творчества П. И. Мельникова, формулируются методы исследования. В центре первой главы — исследование характерологии. Во второй главе рассматривается о художественное пространство и время в дилогии Андрея Печерского. В заключении сформулированы основные выводы, сделанные в процессе исследования заявленных проблем.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

1. Проблемы поэтики дилогии Мельникова «В лесах» и «На горах» не получили достаточного освещения. В советские годы делались неоднократные попытки подменить литературоведческий анализ романов размышлениями идеологического характера.

Если идейная направленность авторского повествования, решаемая почти всегда в социологическом ключе, вызывала интерес, то вопросы характерологии, проблемы изображения художественного времени и пространства, сюжетосложения при этом обходились стороной.

2. Еще с XIX века наметилась тенденция рассматривать романы П. И. Мельникова как творчество беллетриста-этнографа, бытописателя. Автор диссертации делает попытку доказать, что этот пресловутый «этнографизм» можно считать важным поэтологическим приемом, если перевести проблему в плоскость исследования мастерства романиста.

Описания одежды и дома старообрядцев-заволжан в романах являются выразительным характерологическим средством: в этих художественных подробностях прослеживается и основная идея авторского замысла — доказать верность традициям святоотеческих преданий и древнерусского культурного наследия главных героев дилогии. Особенно важно то, что бережное сохранение старины староверами отмечается Мельниковым в эпоху почти повсеместного «европейничанья» (Данилевский Н.Я.) в разных слоях российского этноса.

Своеобразие одежды персонажа порой приобретает сюжетообразующие свойства, способно влиять на дальнейшее развитие событий (неудачное сватовство Стужиных, участие в авантюре с «ветлужским» золотом Чапурина и др.).

Быт и одежда, сохраняя свою познавательную ценность, передают также изменение характера персонажа (в особенности показателен в этом отношении один из центральных образов дилогии — Алексей Лохматый).

3. В художественном пространстве дилогии следует выделить три центра, имеющих решающее значение для развития характеров персонажей, построения картины мира, сюжетных ситуаций, действия романов: это дом, скит и нижегородская ярмарка. В описании художественного пространства дилогии, особенно скита и ярмарки, перед нами раскрывается мастерство Мельникова-реалиста, великолепного знатока скитских нравов и обычаев Макария — этого знаменитого всероссийского торжища.

Пространство дома представлено в романах крестьянскими и купеческими жилищами, которые осмысляются героями дилогии с позиций святоотеческого наследия. Дом Марьи Ивановны Алымовой и усадьба господ Луповицких тесно связаны с идейными убеждениями их хозяев — хлыстовством.

Открытость купеческого и крестьянского мест обитания резко контрастирует с замкнутостью хлыстовских «гнезд» в дилогии. Отметим, что имение Луповицких после принятия владельцами тайной веры перестало выполнять важную роль культурного, просветительского центра, роль, которая была типична для дворянского поместья девятнадцатого столетия.

Анализ документов архива (ЦГАНО) позволяет сделать вывод, о том, что писателя напрасно считали гонителем старообрядчества, зорителем заволжских скитов. Проект закрытия заволжских обителей принадлежал Действительному Статскому Советнику Алябьеву. В народной памяти Мельников-чиновник совершенно необоснованно стал сопоставляться с личностью нижегородского епископа Питирима, сподвижника Петра Великого.

Пространство скита в описании Мельникова имеет свои отличительные черты: в него свободно проникают герои. Даже девушки, когда-то убежавшие из скитов, чтобы обвенчаться, присылают туда своих дочерей на воспитание и часто приезжают на религиозные праздники. Между старообрядческими домами, скитом и Нижегородской ярмаркой существуют теснейшие связи. Таким, образом, традиционная бинарная оппозиция дом — монастырь оказывается лишенной у Мельникова основания. Скит становится достойной альтернативой родному очагу, насельницы обителей не прерывают общения с миром, привычным кругом родных и знакомых людей.

4. При анализе соотношения художественного времени и действия обращают на себя внимание следующие особенности. Действие строится по принципу от праздника (христианского или языческого) к празднику, от одного календарного обряда к другому. Именно во время праздника происходят самые значительные события.

Очень важны временные соотнесения в романах. Обращают на себя внимание два подвида прошлого времени: имперсональное древнее прошлое, т. е. легендарное, почти мифическое время, и недавнее прошлое, а именно прошлое героев. Последнему времени свойственна большая степень персонализации. Важно подчеркнуть, что события недавнего прошлого героев рассказываются чаще всего от лица автора, а вот давнее прошлое вспоминают, передают друг другу, как правило, сами персонажи, что создает эффект максимальной достоверности исторического события для читателя.

Кроме того, следует выделить время, которое можно рассматривать с другой точки зрения. Не прошлое или настоящее, а, во-первых, мирское, «реальное» и, во-вторых, время ирреальное, сакральное. Сакральное время — это ежегодно повторяющиеся религиозные праздники и из века в век существующие народные обряды. Эти потоки времени органично слиты в романе и часто сосуществуют в пределах одной главы. В «реальное» же время заключены события, которые произошли однажды с героями романов.

Мельников не указывает годы происходящих событий, часто нет чисел месяца. А между тем роман сохраняет твердую временную логику художественной системы, педантично выверенную автором.

5. Анализ текста романов Мельникова приводит к выводу о том, что возникла настоятельная необходимость научного издания дилогии Мельникова: примечаний самого автора недостаточно для того, чтобы пояснить некоторые исторические и бытовые реалии. Более того, комментарии писателя к романам сами порой уже нуждаются в комментариях. Время ушло вперед, и то, что было вполне доступно первым читателям дилогии, становится «темными местами» для современных читателей.