Автор и его герой в публицистике периода Великой Отечественной войны: творчество К. Симонова и И. Эренбурга

Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б. Н. Ельцина»

Институт гуманитарных наук и искусств Департамент журналистики

Реферат по истории отечественной журналистики

на тему «Автор и его герой в публицистике периода Великой Отечественной войны: творчество К. Симонова и И. Эренбурга»

Выполнила:

студентка 3 курса, 302 группа

Долматова Алёна

Руководитель:

Стровский Д.Л.

Екатеринбург

2014 г.

1. Константин Симонов

2. Илья Эренбург

3. Сходства и различия статей И. Эренбурга и К. Симонова

Заключение

Великая Отечественная Война. Пять лет Советский Союз, тогда еще совсем молодое государство, провел в агонии войны. Годы кровопролитных, жестоких, подчас, невозможных и невероятных схваток. И все это — во имя того, чтобы защитить родную землю.

На врага, вдруг навалилась невиданная сила. Вся огромная страна работала на то, чтобы выдавить противника со своей территории. Народ сплотился. А сплотить все население, рассеянное по просторам Союза, помогло ни что иное, как литература, публицистика и СМИ.

Период Великой Отечественной интересен именно этим. В невыносимо тяжелое время люди сплачивались не благодаря пафосным заявлениям и воззваниям вождей, а благодаря простым и искренним словам, которые вдруг хлынули в массы. Хлынули, в основном, со страниц газет.

Наверно, Ленин, когда говорил, что «газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор», даже не подозревал насколько он прав и насколько газета может организовывать, какую силищу она может поднять. Разумеется, если в этой газете размещено и соответствующее содержание.

Так получилось, что в годы войны с талантливыми людьми проблем не было. Нация как будто раскрылась. Люди понимали нависшую над ними опасность, понимали тонкость нити, которая связывает их с жизнью. Поэтому, многие торопились творить. Военные годы подарили много замечательных литературных произведений — стихотворения, поэмы, песни. Все это помогало людям выживать в постоянном, сводящем с ума, соседстве со смертью.

Во время войны многие авторы раскрылись по новому, обрели себя в этой теме. Многие — навсегда остались только авторами военных произведений — они просто не дожили до мирного времени. А кто-то использовал уже оформившийся талант, для того, чтобы вдохновить людей на борьбу. К таким авторам относятся Константин Симонов и Илья Эренбург.

Они были коллегами, работали в одной газете и писали на одну тему. Каждый из них пишет ярко, хлестко, вдохновляющее. Оба автора работают на одну идею — взбодрить народ, сплотить их, убедить в их собственной несокрушимости и героизме. Но перепутать их произведения сложно, настолько по-разному они написаны.

В чем именно проявляется это разница, как предстает герой и автор в своих произведениях, какие приемы используются, для создания задуманного авторами эффектаобо всем этом и пойдет речь в данной работе.

1. Константин Симонов

В годы Великой Отечественной Войны газета стала для народа воздухом, источником силы, мужества. Многие газетные материалы как бы перерастали себя, становясь из просто очерка или статьи бессмертным произведением.

Это объяснятся тем, что в годы войны в многочисленных военных газетах работали мастера слова. Не просто корреспонденты, а настоящие творцы, еще до войны доказавшие свой талант и умение словам затрагивать людей за живое, словом бить в самое сердце. Постоянными корреспондентами газет того времени являлись такие крупные художники, как Александр Твардовский, Андрей Платонов, Василий Гроссман, Алексей Толстой, Михаил Шолохов.

Один из наиболее успешных и талантливых авторов военной прессы — Константин Симонов. Он бы одним из самых молодых корреспондентов «Красной Звезды» и, одновременно, одним из самых ярких. Неиссякаемая энергия его очерков и статей поражала, ей отдавали должное все коллеги Симонова. Даже Илья Эренбург, также работавший в «Красной звезде» и слывший «старым газетным волком», отмечал эту особую энергию Константина Симонова.

Говорят, что талант пробьет себе дорогу везде. Константин Симонов доказывал это утверждение с самой юности. И доказывал успешно. «Константин (Кирилл) Симонов родился 28 ноября 1915 года в Петрограде. Мальчика воспитал отчим, который преподавал тактику в военных училищах, а потом стал командиром РККА. Детство Константина прошло в военных городках и командирских общежитиях. Семья была небогатой, поэтому мальчику пришлось после окончания семи классов пойти в фабрично-заводское училище (ФЗУ) и работать токарем по металлу сначала в Саратове, а потом в Москве, куда семья переехала в 1931 году». Но, несмотря на достаточно тяжелые условия, несмотря на совсем, казалось бы, не творческую работу, несмотря на 7 классов образования, Симонов сумел поступить и окончить сначала Московский институт философии, литературы и истории им. Н. Г. Чернышевского, а потом Литературный институт имени А. М. Горького.

Первые произведения появились еще в 1934 году и были напечатаны в журналах «Октябрь» и «Молодая гвардия». Возможно, он так и остался бы чисто литературным деятелем. Но в 1939 году Симонова направляют в Халкин-Гол в Монголию, в качестве военного корреспондента. После этой поездки он бросает аспирантуру института философии и литературы и идет на курсы военных корреспондентов при Военно-политической академии.

В военные годы Константин Симонов работал корреспондентом в газетах «Красноармейская правда», «Боевое знамя», «Правда» и «Красная звезда». Работал, надо сказать, невероятно плодотворно. Л. Лазарев пишет о Константине Симонове как одном «из самых отважных и легких на подъем фронтовых корреспондентов «Красной звезды». Статьи и очерки, опубликованные в «Красной звезде» — не просто газетные материалы, это литературные произведения, в каждое из которых автор вкладывал не только свой профессионализм и мастерство, но и свою душу. Именно поэтому они и достигали души тех, кто их читал.

Когда берешь в руки книгу военных очерков Константина Симонова, и начинаешь один за одним их читать, то на втором или третьем очерке, появляется ощущение, будто в руках не книга, а фотоальбом. Каждый очерк — фотокарточка. Н-ский стрелковый полк из очерка «Части прикрытия»; экипаж подводной лодки, следующей к берегам Румынии и отдельные его люди — штурман Быков, вахтенный командир Велиженко из очерка «У берегов Румынии»; старший лейтенант Коваленко — «истребитель истребителей»; подполковник Лизюков с сыном Мишей из «Июнь-декабрь»; партизанский отряд, засевший в каменоломнях у города Керчь, начальник штаба партизан Николай Ильич Бантыш, партизан Кочубей, начальник боепитания Перепелица, захваченный дезертир Рутковский — очерк «В Керченских каменоломнях».

Странно, что внешность героев практически не описывается, только отдельные их черты — глухой низкий голос или копна кудрявых волос, или волевой, выдвинутый вперед подбородок, но читатель как будто видит человека, точно сфотографированного словами Симонова.

Сам же автор, даже если является непосредственным участником событий, остается как бы дистанцирован от них. Язык его очерков близок к сценарному языку, как будто он ставит фильм и объективно и точно объясняет окружающим что нужно сделать — на примере героя очерков. Иногда возникает впечатление, что Симонов несколько отстранен от героев, о которых пишет, от событий, которые изображает. Он, и правда, фиксирует все это с точностью фотоаппарата. В его очерках достаточно редко звучит местоимение «я». С одной стороны, это может показаться странным, ведь Константин Симонов — поэт. С другой стороны, если обратиться к его поэзии — такая закономерность становится естественной. Ведь и стихи Симонова во многом тяготеют к повествовательности, к описательности.

Эта тяга к описательности помогает Константину Симонову наиболее ярко передать внутренний мир героя. Ему важно показать чувства, которые появляются в различных ситуациях у человека на войне.

«…находясь в действующей армии первые месяцы войны, я стремился найти прежде всего такие факты, которые бы показывали стойкость людей среди обрушившегося на них ужаса, их героизм, их веру в то, что не все пропало, их постепенно возникающее воинское умение и их тоже постепенно возникающую веру в возможность убивать немцев. Разумеется, все это суживало рамки того материала, который через меня шел в те дни непосредственно в газету. Разумеется, в моих дневниках того времени картина шире, но это самоограничение было сознательным, и я в нем ни секунды не раскаиваюсь. Примеры стойкости, героизма, твердости, воинского умения были необходимы тогда в газетах как хлеб…

Увидеть панику было тогда не трудно, увидеть беженцев на дорогах, отступающих солдат, неразбериху, бесконечные бомбежки тоже не представляло особенного труда, достаточно было для этого выехать в прифронтовую полосу, а вот увидеть дивизию, полк, батальон или роту, которая не отступает, которая стоит и дерется, для этого надо было залезть не на мнимый, а на действительно передний край. И это было не так-то просто и не всем удавалось, и многие на этом сложили головы"

И действительно, очерки Симонова, особенно в период 1941;1942 годов, показывали силу духа солдат и офицеров красной армии, изображали характеры, взгляды, подвиги, способные показать читателем газеты, что несмотря на то, что советская армия вынуждена отступать, в ней есть люди, с помощью которых в скором времени ситуация будет переломлена. Несомненно, не все что видел Симонов в ходе своей профессиональной деятельности было вдохновляющим, заставляющим поверить возможность победы (особенно в первые годы войны). Однако, в тех фактах, в тех людях, которых Симонов отбирает для своих работ, видна надежда на то, победа возможна, что война рано или поздно закончится, советская армия отстоит свою родную землю, и страна вновь заживет мирно и созидательно. Таким образом, не высказываясь прямо от своего имени, Симонов в своих работах все-таки вдохновляет читателей на свершения, приводя в пример героев своих очерков.

Герои у Симонова показаны невероятно ярко — он во всю мощь проявляет свой талант описателя. Симонов раскрывает внутренний мир героя, показывает часть его души. Он обстоятельно и точно рассказывает о детстве и юности героя, о ключевых моментах, которые сформировали его характер и сделали именно таким человеком, на которого теперь можно равняться.

«Еврейский мальчик из Молдавии, плохо говоривший по-русски, пошел в Красную Армию и попал в одну из первых наших артиллерийских школ. Вначале ему приходилось трудно, кроме всего остального, приходилось учить еще и язык. Но он был упорен и через два года владел им в совершенстве. Потом выпуск и год за годом гарнизонная служба в артиллерийских полках» — так описывает Симонов героя очерка «Юбилей», подполковника артиллерии Рыклиса.

Говоря о герое очерка «Солдатская слава», Семене Школенко и его подвиге, он также касается истории жизни героя.

Судьбы героев очерков Симонова — абсолютно не похожи, да и сами они люди разные, раньше работавшие в разных местах, теперь воющие в разных частях и на разных фронтах. В этом особенность изображения героев. Симонов пытается охватить все многообразие характеров, профессий, званий, специальностей. И ему это удается. В очерках как бы показывается, что героем может стать каждый — выпускник военного училища или шахтер, артиллерист или летчик, или разведчик, или партизан.

Освободительная отечественная война в очерках Симонова вдруг обретает лицо. Она становится войной каждого — подполковника Лизюкова и его сына Миши, двадцатилетней девушки-фельдшера Виктории Щепеня, молодого, но уже опытного летчика Алеши Хлобыстова. Народ персонифицируется. Даже когда Симонов пишет о какой-то группе людей, например о шестидесяти партизанах, засевших в керченских каменоломнях, он обязательно выбирает из этой группы несколько наиболее выдающихся людей. Война в очерках Симонова — война каждого.

Стоит также отметить также то, как Симонов изображает в своих очерках врагов. Он не склонен был преуменьшать их силы. По мнению Симонова, преуменьшение силы противника преуменьшало бы и героизм наших войск. Однако, он и не преувеличивал их силу.

Симонов пытался сделать так, чтобы советские солдаты перестали бояться немцев. Однако, говоря слово «немец» Симонов не делает его абсолютным синонимом слова «враг», «фашист». По крайней мере, в начале войны, эти понятия се еще оставались не тождественны, хотя, чем дальше, тем больше они сливались.

«Что касается фразеологии военного времени, то я думаю, что писатель должен употреблять ее без политиканства, употреблять исторически верно. Как тогда говорили — так и писать. Чаще всего тогда говорили „немцы“, говорили „немец“, говорили „он“. „Гитлеровцы“ больше писали в сводках и всяких официальных донесениях об уничтожении противника. „Фашист“, „фашисты“ говорили, и довольно часто, хотя, конечно, гораздо реже, чем „немец“ или „немцы“. В особенности, часто говорили про авиацию: „Вон, фашист полетел“. Тут почему-то чаще говорили именно „фашист“ а не „немец“» — пишет Симонов в одном из писем.

В своих очерках Симонов также старается несколько разграничить понятия «немец» и «фашист». И ему это блистательно удается, например, в очерке «Юбилей», где, он описывает пленного немца. За которым не охотились специально — тот просто заблудился в снегах и был схвачен и доставлен русскими в расположение. «Он не перебежчик, он просто бесконечно намерзшийся и уставший от войны солдат, к тому же еще австриец, человек, родине которого Гитлер не принес ничего, кроме рабства и горя. Последнее время, отчаявшись, он равнодушно ждал пули, которая пресечет его жизнь. Когда его окружили, он не схватился своими обмороженными пальцами за карабин. Он молча ждал, ему было все равно: так и так смерть. Он считал, что в плену его убьют. Так писали в их солдатской газете „Вахт им норден“, так говорили офицеры, так думал он сам, зная, что делают по приказанию генерала Дитля с русскими, когда они попадают в плен».

Симонову удается разграничить понятия «немец» и «фашист», и, несмотря на образ плененного немца, удается возбудить в народе возмущение. Но возмущаются они не действиям пленного, а жестокостью и бессердечностью фашистов, бессердечных угнетателей, готовых пойти не только на обман, но и на любые грязные приемы, лишь бы только выиграть войну.

2. Илья Эренбург

Илья Эренбург также известен не только как писатель, но и как блестящий журналист газеты «Красная Звезда». Его статьи, очень точные, хлесткие и как-то особо заразительные эмоционально воспринимались воюющими не то что лояльновосхищенно. «На фронтах и в партизанских отрядах действовал писаный закон — на раскурку не идет часть газеты с приказами Верховного главнокомандующего и портретами членов Политбюро, но был и неписаный закон — статьи Эренбурга также не шли на раскурку». Илья Эренбург принадлежал к старшему поколению военных журналистов. Мало кто мог с ним равняться в энергичности, умении подать материал и в словесном мастерстве. В среде военкоров он считался «газетным волком» — за опыт и хватку.

Биография Эренбурга достаточно противоречива. По происхождению он — отнюдь не пролетарий — отец был купцом 2-ой гильдии, а мать — домохозяйкой. Однако, «с 1905 года участвовал в революционной деятельности, присоединился к большевикам. В январе 1908 года был арестован и освобождён до суда, но в декабре эмигрировал во Францию. В Россию вернулся только в 1917 году. Отрицательно восприняв победу большевиков, в 1921 году снова уехал за границу.

Эренбург был близок к левым кругам французского общества, активно сотрудничал с советской печатью. С 1923 года работает корреспондентом «Известий». Его имя и талант публициста широко использовались советской пропагандой для создания привлекательного образа сталинского режима за границей. С начала 1930;х годов постоянно жил в СССР и начал проводить в своих произведениях мысль «о неизбежности победы социализма».

В годы Великой Отечественной войны был корреспондентом газет «Красная звезда», «Правда», «Известия», и для Совинформбюро. Прославился пропагандистскими антифашистскими статьями и произведениями. Илье Эренбургу принадлежит авторство лозунга «Убей немца!». Адольф Гитлер лично распорядился поймать и повесить Эренбурга".

Распоряжение Гитлера, относительно Эренбурга понятны. Наверно, ничьи больше статьи так не зажигали жажду борьбы и освобождения в русском человеке, как статьи Эренбурга. В каждой строчке у него — вывернутая наизнанку, кровоточащая молящая об отмщении и возмездии душа.

Это также объяснимо. Эренбург не мог не реагировать эмоционально на геноцид евреев, который осуществлялся фашистами. Он воспринимал как врагов всех немцев. Не фашистов, не эсэсовцев, а немцев вообще, не разграничивая на правых и виноватых. Конечно, он не отрицал, что в Германии было и что-то хорошее, но в прошлом. Эренбург с уважением отзывался о немецких классиках, Гете, Шиллере, писателях-романтиках, отдавал должное немецким композиторам и ученым, но утверждал, что прошлое — это единственно, что сейчас есть хорошего в Германии. Современная Эренбургу германия казалась ему гиблой страной, где не осталось никакой культуры (Об этом Эренбург говорит в статье «О патриотизме»).

В статьях Эренбурга четко прослеживается то самое деление на черное и белое. Немцы, фашисты — плохо, советская армия — хорошо. Их война — плохо, наша — хорошо. Их методы — плохи, наши — хороши. Но, наверно, в тех условиях, в которые попали советские войска в тот момент, по-иному говорить было нельзя.

Заслуга Эренбурга, как автора, была еще и в том, что народ, которому уже начали набивать оскомину официозные «черно-белые» тексты — выступления партийных функционеров, пропагандистские статьи в газетах, однотипные литературные произведения — проникались текстами Эренбурга. Текстами, построенными на таком же контрасте, как тот, который успел уже надоесть к началу сороковых годов.

Эренбург очень эмоционален, причем особенно вдохновляющее эмоционален, наверно это и обеспечило, в значительной мере, успех его текстам. Когда с газетных страниц на читателя выплескивается такой поток эмоций, ему сложно не поддаться. Особенно, если эти эмоции настраивают на лучшее — чем тяжелее время, тем больше хочется верить в хорошее.

При прочтении текстов не остается сомнений, что автор писал, как думал. Его статьи очень напоминают эссе. Некие свободно изложенные мысли на тему. Но мысли эти становятся тем убедительнее и ценнее, когда подкрепляются фактами. Эренбург редко когда берется за описания, но если уж описывает что-то, то этот эпизод набирает огромный символический вес, особый эмоциональный окрас. «Еще недавно я ехал по Можайскому шоссе. Голубоглазая девочка пасла гусей и пела взрослую песню о чужой любви. Там теперь говорят орудия. Они говорят о ярости мирного народа, который защищает Москву.

Еще недавно я писал в моей комнате. Над моим столом висел пейзаж Маркэ: Париж, Сена. В окно, золотая, розовая, виднелась Москва. Этой комнаты больше нет: ее снесла немецкая фугаска. Я пишу эти строки впопыхах: пишущая машинка на ящике".

Несколькими краткими фразами Эренбург рисует войну. Но за этой краткостью, скупой описательностью, скрывается буря эмоций, чувств, мыслей, которую автор стремится донести до читателей.

Он не остается в тени, не скрывается за фактами, сюжетами, судьбами других людей. Эренбург, чаще всего, остается на переднем плане, не скрывая, что-то, что он говорит — это его и только его мысли. Если вспомнить литературное прошлое Эренбурга, то обнаруживается, багаж, состоящий в основном из лирики. Это объясняет тягу к выражению собственных мыслей и чувств в своих статьях.

Илья Эренбург, хоть и работал до Великой Отечественной войны в качестве военного корреспондента, все-таки, человек штатский. А значит, его статьи можно сравнить с показаниями очевидцев. Возможно, такая надрывность и эмоциональность проявляются именно потому, что о военных буднях пишет человек, который до этого ни с чем военным отношения не имел.

А вот с героем очерков у Эренбурга сложнее. Его героев, чаще, невозможно назвать по имени, отчеству и званию. Хотя бы потому, что в большинстве произведений, Эренбург не опирается на конкретных людей. У него не найдешь, в основной массе, описаний танкистов, артиллеристов, летчиков и разведчиков. Он обращается в своих статьях сразу ко всем — ко всему народу, ко всей стране, к необъятному Советскому Союзу.

Эренбургу не важна национальность — еврей ты, украинец, русский… Ты свой, если ты защищаешь родную землю. Герой войны у Эренбурга — весь народ. В дни сурового испытания народы нашей родины показали, что такое подлинное родство. Весть о первом убитом ребенке Белоруссии пробудила сибирские села. «Русские и украинцы, армяне и грузины, евреи и узбеки— все народы нашей страны сражаются, чтобы освободить плененные советские города. Сыновья Украины показывают чудеса храбрости в далекой Карелии, и забайкальские дивизии бьются за родную Украину», — пишет Илья Эренбург в статье «О патриотизме».

Подобный пафос объединения не был только пафосом. Это был конкретный исторический факт, блестяще подмеченный Эренбургам. Его статьи учили народ объединению, осознанию того, что они — единая, мощная сила. Уверенность в этом объединении советского народа звучит во многих статьях. Причем, сам автор — тоже часть этой единой силы, недаром ведь Эренбург так часто обращается к народу «Мы» (очерк 25 октября 1941, больше известный, как «Мы выстоим»).

Война у Эренбурга — это война массы, война всего народа.

Отдельно стоит сказать о том, как Эренбург рисовал образ врага. Сходу трудно определить, с помощью каких именно средств Эренбургу удается так выпукло сформировать образ противника. Что ему помогает? Его эмоциональность штатского, попавшего на войну, или его ненависть к фашизму. Наверно, и то и другое. По крайней мере, Эренбург не утверждает, что лично он немцев не ненавидит. Но ненависть эта направлена именно на захватчиков, на фашистов, на «мелких гитлеряг», как называет их Эренбург в статье «О ненависти». В этой же статье он объясняет, чем наша ненависть, отличается от ненависти фашистской. Наша ненависть идет от любви, любви к родной земле, которую разоряют, любви к землякам, которых убивают. Ненависть фашистов же — это черная энергия, направленная на разрушение.

Особенно показательна, когда говоришь об образе врага, короткая статья «Убей!». Автор начинает ее с отрывков писем, найденных у убитых немцев: «Матеас Димлих пишет своему брату ефрейтору Генриху Цимлиху: «В Лейдене имеется лагерь для русских, там можно их видеть. Оружия они не боятся, но мы с ними разговариваем хорошей плетью…»

Некто Отто Эссман пишет лейтенанту Гельмуту Вейганду: «У нас здесь есть пленные русские. Эти типы пожирают дождевых червей на площадке аэродрома, они кидаются на помойное ведро. Я видел, как они ели сорную траву. И подумать, что это — люди…» «.

В одной этой статье сконцентрировано столько эмоций, что кажется, сейчас они разорвут человека, который ее читает. Страшно приводить цитаты из этой статьи — вырванные из контекста, они, кажется, и правда, говорят о фанатичном желании Эренбурга истребить немецкий народ на корню. Однако, в контексте фразы говорят скорее о жгучем желании освободиться от фашистского ига, освободиться даже от мысли о том, что готовили немцы для завоеванной русской нации, от мысли о том, что творится в немецких лагерях с нашими пленными. В этом контексте, конечно видно, что ненависть Эренбурга направлена именно на фашистов.

Почему во многих работах, в таком случае, говорится именно «немец»? Ответ дал Симонов, в своих письмах. В войну понятия «немец» и «фашист», все более сближались, и врага называли то так, то так, не видя в этом особой ошибки.

«В 1966 году одна знакомая двадцатилетняя девушка, случайно прочитав военные статьи Эренбурга, была возмущена — как так можно писать о немцах: «Немцы не люди… отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятие… Нельзя стерпеть немцев. Нельзя стерпеть этих олухов с рыбьими глазами, которые презрительно фыркают на все русское…»

— Как не стыдно!

— Кому не стыдно?

— Как ему не стыдно! Как не стыдно перед немцами. Так обзывать народ, нацию.

Она говорила это в 1966 году. А Эренбург писал в 1942 году, в августе, когда немцы шли на Сталинград, наступали на Северном Кавказе. Я помню, как нужны нам были статьи Эренбурга, ненависть была нашим подспорьем, а иначе чем было еще выстоять".

Хотя враг в статьях Эренбурга также объединен в массу, как народ, он также ощутим. Ощутима его мощь. Ощутима бесчеловечность и отсутствие человеческих чувств, которые были вытравлены из людей нацистским режимом.

Таким образом, в статьях Эренбурга сила идет на силу, тьма на свет, духовность на сухую технологичность, созидание на разрушение. Но правда должна остаться на стороне того народа, который борется за правое дело, за защиту, за созидание, а это — русский народ.

3. Сходства и различия статей И. Эренбурга и К. Симонова

симонов эренбург военный статья

Казалось бы, что общего может быть у людей, принадлежащим разным поколениям? Наверно, найдется пара-другая общих мелких черт, вроде пристрастия к черному чаю или предпочтении реализма авангардизму. Но не более. Симонов и Эренбург, несмотря на свою разницу в возрасте, восприятии действительности, жизненном и военном опыте, были похожи. Главное их сходство состояло в манере их творчества. В том запале и энергии, с которыми они писали. В тех идеях и чувствах, которые они выражали, пусть и каждый по-своему, в своих материалах.

«Характерно, что когда в одной из корреспонденций Эренбург посвятил абзац работе «Красной звезды», единственным из фронтовых корреспондентов, кого он назвал, был Симонов: «В редакции три девушки регистрировали телеграммы военных корреспондентов: «Крым. Донбасс. Мурманск. Уничтожены батальоны противника… Нанесены большие потери. Поэт Симонов — военный корреспондент».

У Симонова мы находим такие слова об Эренбурге: «…Вы не хуже меня знаете, а может быть, даже лучше, какую роль играла работа Эренбурга в „Красной звезде“, да и не только в „Красной звезде“, в годы войны. Думаю, положа руку на сердце, что из всех нас, писателей, — если говорить о практической работе в годы войны, о влиянии того, что было написано в области публицистики, — Эренбурга следует называть первым. Сделал он больше, чем кто бы то ни было из нас. И это обязывает нас, участников войны, не забывать таких вещей…»

Конечно, они по-разному глядят на многие военные события, но это обусловлено, скорее, тем, как каждый из них смотрел на войну. Эренбург — с общей точки, а Симонов — с крупного плана. Но оба они совпадают в своих чувствах и вере в то, что русский народ победит. Вместе два этих автора как бы составляют единую объективную картину войны.

Эренбург — это эмоциональная поддержка воюющих. Он создает некий «общий план» войны. С позиции Эренбурга лучше видны стратегические факторы, связь явлений, которая не всегда заметна с близкого расстояния. Его взгляд обращен на исторические события, на национальные особенности каждого народа, на столкновения политических доктрин, на вопросы морали, философии и принципов.

Его рассуждения, несмотря на некоторые обобщения, тем не менее, несут в себе и конкретику — упоминания (но не описания) конкретных людей, исторических и военных деятелей, диктаторов. Использует много прецедентных текстов и, иногда, пишет о вещах, которые могут быть не известны простому солдату Великой Отечественной (правда, откуда простому солдату знать кто такой Луи Пастер, или чем знамениты немецкие писатели-романтики). Однако призывы и воззвания, которыми Эренбург подкрепляет свои мысли в статьях доступны и понятны каждому.

Симонов, напротив, снимает войну крупным планом. Он фиксирует мельчайшие детали происходящего. Симонов пишет очерки с передовой — с подводной лодки, из окопа. Его очерки — это череда портретов — одиночных и групповых — тех самых подводников, артиллеристов, танкистов. Причем портреты эти касаются не столько внешности, сколько внутреннего мира героев. Симонов описывает, что чувствовали обычные люди в момент совершения подвига во имя родины. Если Эренбург заражает народ собственными эмоциями, то Симонов показывает людям чужие, не менее искренние.

Симонов более систематичен, когда речь идет о способе написания. Его материалы легче вписать в тот или иной жанр, легче классифицировать. Мысль Эренбурга же, напротив, часто уводит его от четкого жанра. Его статьи больше похожи на эссе.

Так, что, если говорить об опыте, то у Симонова стоит поучиться выдерживать жанр и, не коверкая его, описывать что-то нехарактерное для этого жанра, поучиться стройности письма, слаженности. То у Эренбурга надо учиться чувствовать за себя и за других, учиться выражать эмоции небанальными словами, учиться так точно выражать все многообразие человеческих чувств, чтобы каждое из них било читателю в самое сердце.

Конечно, сказать что Симонов безэмоционален, а Эренбург стилистически невыдержан — было бы ошибкой. Просто у каждого из них наиболее ярко проявляется конкретная черта — мастерство жанра у Симонова и мастерство слова у Эренбурга.

Заключение

Множество талантливейших людей посвятило свои произведения Великой Отечественной войне. Это было связано как с тем, что в это тяжелое пятилетие народу нужна была поддержка, и с тем, что власть наконец-то дала возможность говорить с народом искренне, и с тем, что такое страшное событие, как война, пробуждает в людях желание творить, чтобы остаться в памяти и после смерти — ведь в завтрашнем дне нельзя было быть уверенным.

Среди всех литераторов и журналистов, работавших в годы Великой Отечественной, наиболее выдающимися остаются имена Константина Симонова и Ильи Эренбурга — мастеров своего дела, которые смогли обратиться к народу так, что он не сдался, под натиском немецкой армии. Они, даже в первые, самые тяжелые годы войны, сумели найти слова, которые поддержали каждого.

Военные очерки и статьи этих авторов ценны сами по себе, по отдельности или в сборниках. Но наиболее полную картину войны они составляют тогда, когда стоят рядом. Эренбург помогает оценить отвагу и мощь народа, а Симонов — героизм отдельного человека, на войне, которая в то время стала долгом каждого.

Сейчас военные очерки и статьи Симонова и Эренбурга продолжают жить, даже не столько как очерки, сколько как самостоятельные литературные произведения. И, ни в коем случае, нельзя, чтобы они забывались. Не только потому, что это память о страшных годах, которые пришлось пережить русскому (тогда — советскому) народу. Но потому, что даже сейчас, через много-много лет после Великой Отечественной, эти произведения продолжают проникать в самое сердце читателя. Заставляют поднять голову и гордиться своей страной — в общем, благодаря Эренбургу и каждым ее человеком в частности, благодаря Симонову.

1. Гранин Д. А. Прекрасная Ута // Наш комбат: Авт.сб. — М.: АСТ, 2004.

2. Ленин В. И. С чего начать? // Полн. собр. соч. Т 5

3. Симонов К. М., Эренбург И. Г., В одной газете: Репортажи и статьи 1941;1945гг. — М.: Изд-во АПН, 1979.

4. Симонов К. Письма о войне. 1943;1979. — М., 1990.

5. Слова, пришедшие из боя. Статьи, Диалоги. Письма. Вып.2 /Сост. А.Г. КоганМ.: Книга, 1985.

6. «Красная звезда», 24 июля 1942 г (№ 173 [5236])

7.http://ru.wikipedia.org/wiki/Симонов_К. — «Википедия», свободная энциклопедия

8. http://ru.wikipedia.org/wiki/Эренбург_И. — «Википедия», свободная энциклопедия

9. http://www.eleven.co.il/article/15 105 — Электронная Еврейская Энциклопедия