Спецконтингент в Пермском крае в конце 20-х — начале 50-х гг. XX в

История политических репрессий в нашей стране еще долго будет актуальной темой исследований. Суровые уроки прошлого должны стать предостережением и для россиян, и для всего человечества. Описание репрессивной системы во всех деталях дает возможность понять ее неразрывную связь с общественным и политическим строем СССР и уничтожением личности этой системой как главного преступления советского режима.

Рабство — фундамент тоталитарной системы. Это понятие в широком смысле слова охватывает не только принудительный труд несвободных людей. Свободные (формально) люди тоже были рабами Системы. Повиновались всем приказам свыше. Наибольшее, что могли себе позволить, — молчание в знак несогласия. Исключенияединичны. Выполнение воли вождей вошло в привычку, стало частью сознания и нормой жизни.

Сужая семантический смысл слова «рабство», рабским можно назвать труд подавляющего большинства советских людей. Многие из них до сих пор ностальгически вспоминают сталинские времена и ни за что не согласятся считать себя «угнетенными», «зависимыми», «рабами». Раб, радующийся своей долей, благословляющий своего хозяина, не замечающий унижения человеческого достоинства — не редкость для мировой истории. Только зашоренность мышления может помешать увидеть, что подавляющее большинство населения Советского Союза оказалось в той или иной степени зависимо от государства.

Следует заметить, что для Советского Союза характеристика какого-либо труда как «вольнонаемного» весьма условна, поскольку на деле речь может идти только о различных формах принуждения к труду различных категорий зависимого населения. Иначе придется всерьез признать вольным труд колхозников, лишенных свободы передвижения, и труд рабочих, фактически прикрепленных к своим предприятиям, под угрозой лишения свободы. Поэтому понятие «вольнонаемный труд» в данной работе используется для того, чтобы разграничить труд формально свободного населения и спецконтингента, количество степеней свободы которого было значительно меньше. Некоторые историки предпочитают характеризовать труд в СССР в целом как «принудительный», а труд спецконтингента, как «подневольный». В данном исследовании будет использоваться традиционное словоупотребление.

Среди советских людей были и те, чье принуждение к труду никто не отрицал и не отрицает. Мощь и значение сектора принудительного труда для советской экономики с конца 20-х и до начала 50-х гг. нельзя игнорировать. Привлеченные к труду не по своей воле использовались прежде всего на «черной» работе. Рабский, в сущности, труд при экономии на зарплате, питании и социальной сфере давал государству видимую экономию. Изучение того, кто были эти люди, каков их социальный статус, каким образом они рекрутировались, как они жили, как был организован их труд и что он значил для экономики страны — чрезвычайно актуальная задача для социальной и экономической истории отечества. Необходимо разобраться и в причинах широкомасштабного и долговременного использования в СССР принудительного труда, неэффективного и малопроизводительного, в чем уверены как узники ГУЛАГа, так и многие экономисты.

Таким образом, написание истории спецконтингента имеет общественную и нравственную актуальность, позволяет отдать дань памяти миллионам жертв сталинизма. Научная актуальность проблемы также велика, поскольку, не замечая особую социальную группу советского общества, растворяя ее в составе других групп, мы пишем историческое полотно неточными мазками. Воссоздание объективной социальной истории конца 20-х — начала 50-х гг. невозможно без пристального изучения спецконтингента как особой группы зависимого населения СССР.

Объектом исследования является спецконтингент. Казенный ярлык «спецконтингент» получала большая часть людей, попавших под каток сталинских репрессий. В состав этой особой социальной группы советского общества включались различные, весьма многочисленные группы несвободного населения: заключенные, спецпоселенцы, трудармейцы, военнопленные, интернированные, узники проверочно-фильтрационных лагерей. Большая часть из них привлекалась к принудительному труду. Степень их свободы или, точнее говоря, несвободы была различной, отличались формы и методы принуждения к труду. Общей оставалась политика режима по отношению к спецконтингенту, сочетавшая изоляцию потенциально опасных, с точки зрения власти, слоев с использованием их труда для развития народного хозяйства.

Словечко «спецконтингент» родилось в недрах ГУЛАГа и пока еще не стало общеупотребимым термином. Однако, несмотря на происхождение и неблагозвучность, его все же следует принять для обозначения перечисленных выше групп несвободного населения. Всем им присущ целый ряд родственных признаков, что обуславливает необходимость использования обобщающего термина. Придумывать же неологизм взамен пусть неудачного, но существующего термина вряд ли разумно. Более того, принять термин просто необходимо, если мы придадим ему не бюрократический, а исторический характер, выделив особую социальную группу зависимого населения СССР.

Кемеровский исследователь Р. С. Бикметов справедливо отмечает, что до последнего времени историки не задумывались над определением категории «спецконтингент», и дает собственную дефиницию: «Под спецконтингентом мы понимаем совокупность различных категорий репрессированного населения насильственно вовлеченного в производственные процессы и содержащегося на режимных условиях"1. По-видимому, целесообразно расширить круг подпадающих под определение спецконтингента категорий, включив сюда всех репрессированных, содержащихся на режимных условиях, иначе из поля нашего зрения выпадут заключенные тюрем, спорным станет вопрос об отнесении к спецконтингенту этапированных и т. д. Но в предлагаемом исследовании речь пойдет главным образом о категориях репрессированных, насильственно вовлеченных в производственные процессы.

Предметом исследования является генезис советской пенитенциарной политики, социальный и правовой статус, положение и труд различных категорий спецконтингента.

Территориально исследование охватывает пределы современного Пермского края, который в начале исследуемого периода входил в состав Уральской области в виде Пермского, Верхне-Камского, Коми-Пермяцкого и Кунгурского округов, с 1938 г. носил название Пермской, потом Молотовской (с 1940 г.) и снова (с 1957 г.) Пермской области, в 90-е годы существовал в виде двух субъектов Российской Федерации (Пермская области и Коми-Пермяцкий автономный округ) и в 2004 г. конституируется как Пермский край.

1 Бикметов Р. С. Спецконтингент в угольной промышленности Кузбасса в 1930;е — середине 1950;х гг.: Дис. канд. ист. наук. Кемерово, 2000, С. 18.

В Пермском крае имелись крупные запасы леса и полезных ископаемых, в годы первых пятилеток здесь строились сотни индустриальных объектов, в том числе десятки предприятий, ставших флагманами индустриализации. В годы войны к ним добавились эвакуированные заводы и фабрики. С другой стороны, Западный Урал являлся удаленной от центра и хозяйственно малоосвоенной территорией. Все это обусловило широкомасштабное применение принудительного труда в регионе, перемещение сюда больших масс подневольных работников. Таким образом, Пермский край может рассматриваться как исторический полигон, на котором наглядно представлено развитие советской пенитенциарной политики сталинской эпохи, воспроизводившейся в основных чертах и в других регионах страны. В исследуемый период он являлся одним из наиболее значимых регионов дислокации спецконтингентаздесь размещались все изучаемые категории спецконтингента: заключенные, спецпоселенцы, тру-дармейцы, узники ПФЛ, военнопленные и интернированные. В совокупности это дает возможность достаточно полно реконструировать место и роль спецконтингента в советском обществе конца 20-х — начала 50-х гг., а также выявить специфику его положения в российских регионах.

Выбор конца 20-х гг. в качестве нижней хронологической границы обусловлен переломным характером исторических явлений, имевших место в это время: сосредоточение власти в руках И. В. Сталина, свертывание новой экономической политики, начавшиеся формированная индустриализация и коллективизация сельского хозяйства, вызревание новых пенитенциарных концепций и т. д. Именно поэтому данную Сталиным характеристику конца 20-х как времени «великого перелома» принимает большинство историков. Выбор начала 50-х гг. как верхней хронологической границы исследования также вполне логичен. В марте 1953 г. скончался И. В. Сталин, начинается разложение тоталитарной системы, начинается кризис и реорганизация пенитенциарных структур. Потрясения и преобразования 1953;1956 гг. представляют сложный конгломерат социально-экономических и политических процессов и заслуживают самостоятельного изучения.

Характеризуя сегодняшнюю историографическую ситуацию в целом, следует отметить, что накоплен немалый опыт в изучении истории политических репрессий в СССР, различных групп спецконтингента, отдельных аспектов использования принудительного труда и т. д. Однако историографический анализ, осуществленный автором в первой главе диссертации показал, что при всем многообразии научной литературы по истории политических репрессий в СССР и по различным категориям спецконтингента до сих пор отсутствует комплексное исследование, посвященное спецконтингенту в конце 20-х — начале 50-х гг. как на региональном, так и на всероссийском или всесоюзном уровне. Исследователи, с одной стороны, пока еще не смогли подняться до комплексного, панорамного видения проблемы, позволяющего в многообразии зависимых социальных элементов выделить особую социальную группуспецконтингент. С другой стороны, многие историки отказываются от попыток «видеть в малом». Между тем, изучение проблемы на микроуровне позволяет увидеть такие закономерности и особенности функционирования системы, которые не заметны при глобальном подходе.

Принимая во внимание степень изученности проблемы и общий вектор исторических изысканий в рассматриваемой предметной области, сформулируем цель и задачи исследования.

Цель работы — комплексное исследование жизни и деятельности спецконтингента в конце 20-хначале 50-х гг. XX в. на примере Пермского региона.

Задачи исследования:

— определить степень изученности проблемы и составить характеристику ис-точниковой базы;

— проследить эволюцию пенитенциарных концепций и структур сталинской эпохи;

— изучить в историческом аспекте дислокацию и размещение заключенных, спецпоселенцев, трудмобилизованных НКВД, военнопленных, интернированных и узников проверочно-фильтрационных лагерей в Пермском крае в конце 20-х — начале 50-х гг.;

— проанализировать правовой статус, жилищно-бытовые условия, использование и стимулирование труда спецконтингента в конце 20-х — начале 50-х гг.;

— выявить причины и проявления произвола по отношению к спецконтингенту, пределы самоуправства гулаговских начальников, характер унижения человеческого достоинства исследуемой социальной группы,.

— на материале Пермского региона изучить возможность сравнительного анализа эффективности вольнонаемного и принудительного труда в СССР и сформулировать гипотезы об эффективности принудительного труда в конце 20-х — начале 50-х гг.

В целом замысел работы основывается на том, что исследование генезиса, условий жизни, правового положения, деятельности спецконтингента, места и роли этой социальной страты в советской общественно-политической системе на примере весьма значимого региона страны позволяет изучить проблему в исторической конкретике, соотнести региональную специфику с общими для всей страны тенденциями, выдвинуть ряд гипотез, задающих направление аналогичным изысканиям в других регионах.

Исследование опирается на широкий круг опубликованных и неопубликованных документов, материалы периодической печати и воспоминания очевидцев. Наиболее важные для исследования источники отложись в государственных и ведомственных архивах. В числе самых значимых для изучения проблемы архивных фондов следует назвать фонд 17 (ЦК ВКП (б)) Российского государственного архива социально-политической истории, фонды 1235 (ВЦИК РСФСР), 9401 (НКВД-МВД СССР), 9414 (ГУМЗ-ГУЛАГ НКВД-МВД СССР), 9479 (4-й спецотдел НКВД-МВД СССР), 5446 (СНК СССР) Государственного архива Российской Федерации, фонд 1/п (ГУПВИ) Российского государственного военного архива, фонды р-88 (Уральский областной исполнительный комитет) Государственного архива Свердловской области, фонда р-438 (Прокуратура Понышского ИТЛ) и р-1366 (Молотовская областная прокуратура) Государственного архива Пермской области, фонд 4 (Областной комитет ВКП (б)) Центра документации общественных организаций Свердловской области, фонды 6 (Областной комитет ВКП (б)), 641/1 (Архивные уголовные дела на лиц, снятых с оперативного учета в ИЦ УВД Пермского облисполкома) и 643/2 (архивные уголовные дела на лиц, реабилитированных по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 16.01.89 и Закону РСФСР от 18.10.91) Государственного общественно-политического архива Пермской области, фонды 21 (Отдел спецпоселений УМВД по Молотовской области), 39 (ОИТК-УИТЛК), 40 (УИТЛК) архива информационного центра УВД Пермской области, фонд 12 (Отдел спецпоселений УМВД по Свердловской области) архива информационного центра УВД Свердловской области.

Проведенный в первой главе диссертации анализ источниковой базы показал, что она достаточно широка и позволяет решить поставленные задачи.

Методологической основой исследования стали традиционно применяющиеся в исторической науке принципы и методы. В первую очередь следует назвать принципы историзма и научной объективности.

Применение принципа историзма к изучению спецконтингента предполагает выяснение причин и тенденций формирования этой группы зависимого населения СССР, динамики трансформации его места и роли в жизни общества с связи с изменениями общественно-политической ситуации и с процессами внутри этой страты. Под научной объективностью понимается видение предмета исследования каким он существовал в реальности, вне зависимости от субъективных наслоений, содержащихся в источниках, в оценочных суждениях политиков и историков.

Использовались также такие общенаучные методы исследования, как системный подход, классификация, генетический и типологический методы анализа. В рамках системного подхода советское общество конца 20-х — начала 50-х гг. отображается в виде сложной иерархической системы, в которой спецконтингент является неотъемлемым элементом социальной структуры. Системный подход предполагает проведение структурно-функционального анализа, дающего возможность скорректировать наши представления о внутренней структуре изучаемых категорий спецконтингента, место каждой из них на внутренней иерархической лестнице, разобраться в динамике внутриструктурных изменений. Структурно функциональный анализ тесно связан с целым рядом различных методов: логических, типологических, статистических и т. д. В числе математико-статистических методов использовались формализация, сводка и группировка данных, выборочный метод, корреляционный анализ, контент-анализ и другие вспомогательные методы.

В исследовании применялись и специальные исторические методы — описательный, документально-иллюстративный, синхронный и диахронный методы, методы сравнительно-исторического и комплексного анализа, а также методы количественного анализа исторических источников.

Историческая наука имеет богатые традиции изучения зависимого населения разных эпох и цивилизаций. В частности, отечественная историография, в том числе советская, накопила ценный опыт исследования зависимого населения как Западной.

Европы, так и Руси. В этом смысле мы можем использовать наследие А. И. Неусыхина, С. Д. Сказкина, Б. Д. Грекова, Б. А. Рыбакова и других1.

Учитывая особую роль государства как в досоветской, так и в советской истории, нашей опорой будет и этатистская методологическая концепция С.М.Соловьева2. Заметим, что концепция определяющей роли власти в российской истории присуща и дореволюционным историкам государственной школы (К.Д.Кавелин, Б. Н. Чичерин и др.), и зарубежным исследователям (Р.Пайпс, Р. Такер и др.), и многим современным российским историкам и философам.

Кроме того, наше понимание исторических процессов, характерных для ряда стран мира в XX столетии, во многом связано с концепцией тоталитаризма, развитой такими учеными, как Х. Арент, З. Бжезинский, К. Фридрих, Р. Арон и другими3. Необходимо пояснить, что автор не склонен придавать абстрактной теоретической концепции универсальный характер, тем более, применять ее для непосредственного толкования исторических фактов, но считает, что использование тоталитарной модели формирует теоретические рамки для конкретно-исторического исследования, способствует пониманию системы политической власти в СССР.

Методологическое значение для исследования имеет и концепция микроистории, представленная в трудах Ш. Фитцпартрик, С. Журавлева, и др.4 Применение ее к изучению диссертационной проблемы означает перенос внимания с процессов глобальных, всесоюзного масштаба, на процессы региональные и локальные, с тем, чтобы такая детализация в дальнейшем позволила провести синтез на более глубоком уровне.

Имея в виду все эти названные методологические ориентиры, мы ограничим наше исследование изучением советского спецконтингента в сталинскую эпоху.

1 См.: Неусыхин А. И. Возникновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956; Греков Б. Д. Киевская Русь. М., 1953; Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII—XIII вв. М., 1982; Фроянов И. Я. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1974 и др.

2 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Соч.: В 18 кн. М., 1989.

3 См.: Friedrich С., Brzezinski Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, Mass., 1953; Аренд X. Истоки тоталитаризма. M., 1990; Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993 и др.

4 См.: Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник. 1998/99. С.77−100- Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001; она же. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001; Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского Электрозавода в советском обществе 1920;1930;х гг. М., 2000; Осокина Е. А. За фасадом «сталинского изобилия». М., 1997 и др.

Научная новизна исследования определяется в первую очередь тем, что впервые на региональном уровне проведено комплексное исследование жизни и деятельности спецконтингента в конце 20-х — начале 50-х гг. XX в., изучены генезис и функционирование советской пенитенциарной системы, анализируются правовой статус, жилищно-бытовые условия, использование и стимулирование труда заключенных, спецпоселенцев, трудмобилизованных НКВД, военнопленных, интернированных и узников проверочно-фильтрационных лагере.

На конкретном историческом материале определяются подходы к проблеме сравнительного анализа эффективности вольнонаемного и принудительного труда в СССР и формулируются новые гипотезы об эффективности принудительного труда в конце 20-х — начале 50-х гг.

Впервые в исторической науке спецконтингент представлен как особая социальная группа зависимого населения Советского Союза. Новизна исследования и в том, что выявляются сходства и различия социального и правового статуса, организации труда и идеологической обработки различных категорий спецконтингента.

Диссертантом проанализирована историография проблемы. С источниковедческой точки зрения новизна диссертации в том, что в научный оборот вводится значительный массив ранее не использовавшихся в исторических исследованиях архивных документов.

Впервые в отечественной исторической науке апробирована методика и проведен количественный анализ парных зависимостей признаков на основе обработки компьютерной базы данных арестованных по политическим мотивам в Пермском краев 1929;1953 гг.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования ее результатов в научной работе (подготовка обобщающих трудов по отечественной истории, истории политических репрессий в СССР, истории Урала), в учебно-методической работе (включение материалов диссертации в лекционные и специальные курсы, использование их при проведении семинарских занятий) и в просветительской деятельности (подготовка публикаций в СМИ, разработка концепций и окс-позиций выставок и т. д.).

Содержащиеся в диссертации концептуальные положения, общие и частные выводы апробированы в научных и учебно-методических публикациях, выступлениях на научных и научно-практических конференциях и в преподавательской деятельности. Основные результаты исследования изложены в авторской монографии объемом 25 п.л., а также в 32 других научных публикациях в центральных и региональных журналах, учебных пособиях, сборниках материалов, докладов и тезисов общим объемом около 18 п.л.

Кроме того, различные аспекты исследуемой проблемы освещались в докладах на международных конференциях «Тоталитаризм и сопротивление» (Пермь, 1993), «Тоталитаризм и личность» (Пермь, 1994), «Взаимоотношения центра и регионов России: политические, экономические, исторические и образовательные перспективы» (Ярославль, 1996), «Права человека в России: прошлое и настоящее» (Пермь, 1999), «Регионы России: взаимодействие и развитие» (Ростов-на-Дону, 1999), «Проблемы создания единого электронного банка данных жертв политических репрессий в пределах СССР» (Нижний Тагил, 2000), «Урал и Сибирь в сталинской политике» (Новосибирск, 2002), а также на всероссийских и региональных конференциях «История и террор» (Пермь, 1993), «История репрессий на Урале в годы советской власти» (Екатеринбург, 1994), «Тоталитаризм после Сталина» (Чусовой, 1995), «Сопротивление тоталитаризму в России (СССР) 1917—1991 гг.» (Чусовой, сентябрь 1996), «Архивы. Вузы. Школы» (Пермь, 1997), «Взгляд на историю Прикамья на пороге XX века» (Пермь, 1997), «История репрессий на Урале: идеология, политика, практика (1917 — 1980;е годы)» (Н.Тагил, 1997 г.), «Урал в прошлом и настоящем» (Екатеринбург, 1998 г.), «Политические репрессии в истории России» (Пермь, 2000).

Материалы и выводы исследования используются в преподавании основных и специальных учебных курсов «Отечественная история (1917 — н.вр.)», «История политических репрессий в СССР», «Принудительный труд в Советском Союзе», которые автор читает на историческом факультете Пермского государственного педагогического университета, а также в лекциях для учителей истории в рамках курсов повышения квалификации и на семинарах общества «Мемориал».

Отработанные концепции, накопленные документальные и иллюстративные материалы (копии документов, схемы, фотографии, базы данных) использованы при подготовке трех частей Книги памяти жертв политических репрессий Пермской области (Годы террора. Пермь, 1998 — 4.1- 2000 — ч.2- 2003 — ч. З, т.1−2).

Заключение

.

Ф Спецконтингент в эпоху сталинизма стал достаточно массовой и устойчивой группой населения Советского Союза. Более 32 млн. чел. в 1929;1953 гг. попали в исправительно-трудовые лагеря и колонии, в тюрьмы и на каторгу, в ссылку и на спецпоселение, в лагеря военнопленных и проверочно-фильтрационные лагеря, были мобилизованы по разнарядкам НКВД в трудармию и интернированы. Рекрутирование этого слоя происходило вследствие решения политическим руководством страны двух глобальных задач: предупреждение появления оппозиции и создание источника ф мобильной и дешевой рабочей силы. Причем, очевидно, что приоритет отдавался решению второй задачи, и лишь в отдельные годы, например в 1930 и 1937;1938 гг., собственно репрессивная составляющая пенитенциарной политики выходила на первый план.

Можно заметить, что спецконтингент, включающий ряд категорий несвободного населения, которые, в свою очередь, также не были однородны, приобретает черты особой социальной группы, из которых главными стали ограничение свободы (в той ^ или иной степени) и принуждение к труду. Мы можем назвать эту группу маргинальной, можем представить ее как конгломерат составляющих ее подгрупп, однако отмеченные общие черты характерны для нее в целом. Формирование такой социальной группы является закономерным результатом генезиса культивируемой Сталиным и его соратниками модели социально-экономического развития. Спецконтингент становится неотъемлемым системным элементом этой модели, которую можно охарактеризовать как тоталитарно-мобилизационную. Именно мобилизационные возможности использования спецконтингента в первую очередь определяют целесообразность.

9) применения его труда.

Признаки свободы и несвободы у различных страт полусвободного советского населения были различны. Всех объединял, по крайней мере, один признак. Отсутствовала частная собственность — фундамент независимости личности. Можно сказать, что никто в Советском Союзе не был полностью свободен, так как экономическая зависимость от государства была характерна для всех слоев населения. Рассматривая в ф) связи с этим вопрос о характере зависимости спецконтингента, заметим, что усилению зависимости человека от государства, как правило, соответствовал еще больший отрыв его от собственности. Для спецпоселенца это выражалось в ликвидации держания земельного надела, конфискации части имущества. Для заключенного, трудар-мейца, узника ПФЛ — в практической невозможности пользования личной собственностью. Причем государство иногда «накладывало лапу» и на так называемую личную собственность граждан, проводя конфискацию имущества осужденных по политическим мотивам.

Процесс перехода в зависимое состояние свободного населения Европы в VI—X вв., в том числе Киевской Руси, занял столетия. Источники попадания в зависимость были различны. В Советском Союзе процесс попадания в зависимость составил сравнительно короткий период, а источник попадания в зависимость был один: государственное закабаление. Хотя есть одно исключение: военный плен и депортация интернированного населения оккупированных СССР государств. Формы попадания в зависимость могли отличаться (наказание за реальные и вымышленные преступления, спецпереселение, мобилизация в трудармию и т. п.). Форма попадания в зависимость определяла социальный статус каждой категории спецконтингента, степени свободы и несвободы носителей этого статуса. Это, в свою очередь, воздействовало на социальные процессы внутри каждой страты, определяло социальное поведение входящих в нее людей.

Люди, входящие в ту или иную группу зависимого населения, могли осознавать свою принадлежность только к ней и не осознавать принадлежность к объединяющей их всех общности — к спецконтингенту. Подобную «карту действительности» могли видеть и сторонние наблюдатели, в-том числе, исследователи. И это не случайно. Спецконтингент составлял необъявленную часть социальной структуры общества. Государственные мужи не были заинтересованы в демонстрации реального места и роли этой социальной страты в «обществе победившего социализма».

Однако важно обратить внимание не только на общие для всего спецкоптгиг-гента признаки несвободы, но и на формально-бюрократическое оформление зависимости. Спецконтингент являлся формально зависимой группой населения. И эта формальная зависимость была опосредована одним ведомством — НКВД. Именно это и позволяло чиновникам применять для всех, сведенных государством в одну социальную страту, общее понятие — «спецконтингент».

Таким образом, для спецконтингента характерно позиционирование в качестве теневой части социальной структуры советского общества. Важнейшей чертой генезиса этого социального слоя становится доминирующее влияние государственной политики на его формирование (по сравнению с другими социальными слоями советского общества).

Спецконтингент — сборная категория зависимого населения, совокупность социальных групп, для которых характерно собственное социальное ранжирование. Важной чертой, присущей большей части спецконтингента, является отсутствие наследования статуса, временный и незакрепленный характер пребывания в навязанной социальной роли. Исключение составляет целый ряд категорий спецпоселенцев, для которых было характерно наследование статуса на протяжении длительного времени. Временность принадлежности к дискриминируемой социальной страте, сопряженная с очевидным стремлением людей изменить свой неполноправный социальный статус, позволяет характеризовать спецконтингент как наиболее маргинализованный слой советского общества. Это, в частности, обуславливало ряд особенностей его социального поведения.

Но при повышенной социальной мобильности спецконтингента для всех входящих в него категорий характерны ограничения вертикальной социальной мобильности (имеется в виду возможность продвижения вверх по социальной лестнице). При этом с препятствиями сталкивались не только непосредственные жертвы политических репрессий, но и их дети и родственники. «Пятно» в анкете в виде записи «сын врага народа» или «двоюродная сестра спецпоселенца» могло закрыть доступ к образованию, к престижной профессии, тем более — к членству в коммунистической партии, без чего, за редким исключением, успешная карьера была невозможна.

Спецконтингент как системный элемент советского общества выполнял целый ряд социальных функций, важнейшими из которых можно назвать производственную (использование труда), репрессивную (отчуждение собственности, подавление сопротивления, изоляция) и предостерегающую (запугивание остального населения).

Можно выделить такие структурообразующие факторы спецконтингента, как особая роль в общественном разделении труда, особые права и обязанности. очерченные государством, специфические культурные черты (включая различные субкультуры), особое место в идеологической картине мира советского человека. Последнее хотелось бы пояснить. Принадлежность к спецконтингенту означала однозначно негативную социальную маркировку: любая группа спепцконтингента представлялась обществу как враждебная или мешающая строительству социализма. И эту социальную маркировку понимали все: и те, кто включался в состав спецконтингента, и те, кто его окружал. Если принадлежностью к рабочему классу можно было гордиться, если записи «колхозник» или «крестьянин» анкету не портили, то никому не приходило в голову гордиться своим спецпоселенческим происхождением или хвастаться своей судимостью («воры в законе» — своеобразное исключение, поскольку они «козыряли» своим антисоциальным статусом в специфической среде).

Некоторые ученые не склонны вычленять спецконтингент из общей массы советского рабочего класса. Кого-то провоцирует на достижение легкого результата статистика советских предприятий и ведомств 30−40-х гг., объединяющая спецконтингент с «вольнонаемными». Кому-то кажется правомерным такое объединение, поскольку рабочим в 30−40-х приходилось терпеть чудовищные лишения (тяжелые условия труда, барачный быт, нищета и т. п.) при фактическом прикреплении к предприятиям. Эта похожесть положения и несвободы советских рабочих не должна вводить в заблуждение. Достаточно взглянуть на систему распределения материальных благ. Следует согласиться с социологами В. В. Радаевым и О. И. Шкаратаном, заметившими, что в советском обществе «привилегии представляют собой базовый способ распределения благ фактически для всех"1. Действительно, не только управленческий слой пользовался своими привилегиями, получая долю материальных благ. Рабочие, представлявшие слой полноправных исполнителей, также получали часть благ вследствие обладания определенными привилегиями (путевки в санаторий, облегченный доступ к высшему образованию через рабфак, упрощенный путь к членству в ВКГ1(б) и т. п.). Спецконтингент же являлся лишенным привилегий слоем. И одно это отделяет его от рабочего класса, не говоря уже о таких требующих специального изучения сложных общественных явлениях, как идентификация, корпоративность, социальные интересы и т. д. Таким образом, анализ роли спецконтингента помогает выявить латентную сущность советского этакратического общества.

Режим проводит своеобразные эксперименты, то увеличивая, то уменьшая различные сектора сферы принудительного труда, варьируя условия труда и быта, стре.

1 Радаев В. В., Шкаратан О. И. Социальная стратификация. М., 1996. С. 273. мясь найти наиболее оптимальные для себя формы трудовой мобилизации (в широком смысле этого слова).

Бесчеловечные эксперименты по использованию принудительного труда в начале 30-х гг., наряду с другими факторами, приводят к смене парадигмы экономического поведения государства: рентабельность приносится в жертву выполнению плана любой ценой.

Функционирование хозяйства Пермского региона в годы Великой Отечественной войны подтверждает чрезвычайную значимость использования принудительного труда для мобилизационной экономики. Эвакуация ряда предприятий на Урал, превращение его в опорный для оборонной промышленности край потребовали скорейшей мобилизации на Урал трудовых ресурсов. В результате в 1943;1944 гг. доля спецконтингента составила около 30% общей численности рабочих Урала1. Вплоть до начала 50-х гг. эта доля оставалась значительной.

Некоторые ученые и публицисты связывают свои оценки экономики СССР с категориями рентабельности-убыточности. Такой анализ, конечно, не лишен смысла. Однако исследование показало, что оценивать качество управления советской экономикой по меркам экономического рационализма бесперспективно. В первую очередь потому, что предприятия и ведомства объективно не были заинтересованы в повышении экономической эффективности своей деятельности. Точнее, этот интерес не был главным. Главным же для управленческой элиты было укрепление своей власти, от которой в наибольшей степени зависели социальный статус, доходы, привилегии. Это во многом объясняет, почему сравнительный анализ конкретных данных о результативности труда зависимых (спецконтингент) и полусвободных (вольнонаемные рабочие, колхозники) слоев населения не продемонстрировал существенных отличий в показателях, характеризующих экономическую эффективность. Наряду с этим обнаружены очевидные свидетельства, показывающие, что важнейшим критерием оценки качества управления трудовыми ресурсами для власть предержащих являлось использование мобилизационных возможностей использования рабочей силыэкономическая эффективность рассматривалась лишь как второстепенный показатель.

Если говорить об эффективности функционирования всей социально-экономической системы в целом, то можно сказать, что формирование и использование такой социальной страты, как спецконтингент являлось одним из важнейших факторов поддержания стабильности системы. Спецконтингент становится ее функционально необходимой стратой. Труд спецконтингента использовался там, где привлечение других категорий населения было связано с нежелательными для системы издержками. Кроме того, повышенная, по сравнению с другими социальными слоями общества, степень зависимости облегчала манипулирование спецконтингентом в реалиях директивно-плановой экономики, снимала целый ряд неопределенностей, которые следует учитывать, организуя труд более свободных страт.

Сопоставление масштабов применения принудительного труда тех или иных категорий спецконтингента, их роли в экономике страны показывает, что в первой половине 30-х гг. самой массовой принуждаемой к труду категорией были спецпереселенцы. В то время, когда проводились «эксперименты» с использованием труда десятков тысяч заключенных, сотни тысяч бывших крестьян поднимали стройки первых пятилеток. Во второй половине 30-х гг. акцент переносится на эксплуатацию труда заключенных. Заключенные и в дальнейшем составляли наиболее значимую составляющую спецрабсилы. Можно выявить причины, делавшие заключенных наиболее удобным для привлечения к труду контингентом. Это был самый маргинализован-ный, максимально лишенный связей с родными и близкими, максимально оторванный от собственности и жилища, наиболее бесправный слой — идеальная рабочая сила для мобилизационной модели экономики.

Сопоставление социально-экономического и правового положения различных категорий спецконтингента позволяет выделить среди них, по крайней мере, одну относительно привилегированную группувоеннопленных. По сравнению с другими несвободными контингентами уровень их питания и бытового обустройства оказался немного выше, а лагерный режим — либеральнее. Правовой статус военнопленных в сравнении с другими изучаемыми группами в большей степени определялся законодательными актами и международными правовыми нормами и в меньшей степениведомственными инструкциями. Военнопленные в меньшей степени, чем советские заключенные, испытывали произвол лагерного начальства. Определялось все это, в первую очередь, внешнеполитическими соображениями. С одной стороны, это способствовало поддержанию благопристойного имиджа СССР на международной арене. С другой стороны, в военнопленных, которым в большинстве своем предстояло вернуться на родину, видели агентов влияния (а иногда и агентуру спецслужб), которые после возвращения смогут вести просоветскую деятельность.

Если исходить из формальных критериев, то среди других контингентов наибольшей степенью свободы обладали спецпоселенцы. Однако в отдельные периоды или в отдельных районах (на конкретных предприятиях) те же спецпоселенцы становились настоящими париями общества, условия труда и быта которых могли быть даже хуже, чем у заключенных. Если же еще принять во внимание бессрочный характер ссылки подавляющего большинства депортированных, то насколько корректно характеризовать их положение как более выигрышное, чем положение заключенных с небольшим сроком лишения свободы или узников ПФЛ, время прохождения фильтрации которыми чаще ограничивалось месяцами, а не годами? Если же в качестве определяющего критерия для сравнения мы выберем формально признаваемую государством личную свободу того или иного контингента, то нам может показаться, что таким контингентом станут «свободные» трудармейцы. Но уже одно только отделение этих несчастных от их семей является очевидным ограничением очень важной степени свободы по сравнению со спецпоселенцами. А очевидное пренебрежение свободами трудмобилизованных государство продемонстрировало их послевоенным переводом на режим спецпоселения по месту работы.

Изучение жизни и труда спецконтингента на региональном уровне позволяет увидеть, что многое зависело от времени, места, ведомства, предприятия, личности руководителя и т. д. Только обобщение совокупности региональных исследований даст возможность получить ответы на целый ряд вопросов, решение которых на сегодняшний день видится как гипотетическое. К ним, к примеру, можно отнести вывод об отсутствии в условиях советской социально-экономической системы существенной зависимости экономической эффективности (результативности) производства от формы привлечения к труду рабочей силы, т. е. от использования принудительного или вольнонаемного труда. Это позволяет ставить вопрос об определяющей роли мобилизационного фактора в политических оценках эффективности экономики и мобилизационном характере социально-экономической системы в целом.

Сравнение положения спецконтингента в Пермском крае с другими регионами его массового сосредоточения позволяет судить и о типичности социального и правового статуса, бытового обустройства и снабжения подведомственных НКВД контингентов. Так же, как в других регионах, источники фиксируют массовую гибель первых партий спецпереселенцев в 1930;1931 гг. и повышенную смертность заключенных в 1942;1943 гг., фактическое отсутствие заботы об использовании труда депортированных крестьян в 1930 г. и усиление внимания к этой проблеме после передачи спецпоселков в ведение ОГПУ, постоянное нарушение нормативов обеспечения спецконтингента жилой площадью, питанием, одеждой и инвентарем, повышенное внимание к обустройству и снабжению военнопленных, произвол комендантов спецпоселков и лагерного начальства и т. п. Это позволяет выдвинуть гипотезу о возможности экстраполяции полученных при изучении Пермского края результатов и на другие регионы. Проведение комплексных исследований жизни спецконтингента в других областях СССР позволит уточнить и дополнить наши представления по этой многоаспектной проблеме.

Нельзя обойти вниманием и саму практику обращения миллионов людей в спецконтингент. Само это слово, рожденное в бюрократических недрах, свидетельствует о бездушном отношении властвующей элиты к своему народу. Только бесчеловечное и безжалостное отношение к людям, как к инструменту преобразований, могло привести к принуждению столь большой доли населения к труду по указке государства. При этом вряд ли стоит олицетворять государство только со Сталиным и его кликой. Как показывает исследование, в наличии и функционировании спецконтингента весьма высока была заинтересованность ведомственных и региональных партийно-хозяйственных элит. Региональный директорат и местные партийные боссы, по существу, формулировали социальный заказ политическому руководству, в целом совпадавший с его устремлениями. Последнее, как умело, организовывало выполнение этого социального заказа с использованием партийных механизмов, инструмен.

Ык тов НКВД и других доступных рычагов управления.

Возрастание доли принудительного труда становится еще одним свидетельством архаизации общества в 30−40-е гг. Под красной вывеской самого передового общества, где победил свободный труд, мы находим средневековые социальные институты, без которых система не могла обойтись. В этом смысле мы можем сказать, что социализм строили его крепостные и рабы. Они составляли весьма представительный отряд трудящихся, который направлялся на наиболее важные объекты народного хозяйства.

Последствиями перетряски через тюрьмы, лагеря и спецпоселки огромного количества людей стали миллионы загубленных человеческих жизней и изломанных судеб, социально-экономическая деградация, криминализация общества, во многом воспитанного зоной, приобретенная многими привычка воспринимать труд как наказание и стремление к «туфте». Еще прочнее утверждаются в обществе культ насилия, презрение к гуманитарным ценностям, привязанность к административным методам управления.