Структурная семиотика Ю. М. Лотмана как научно-гуманитарная концепция

АКТУАЛЬНОСТЬ выбранной темы обусловлена отсутствием достаточно детального изучения методологических и философских оснований научной деятельности Тартуско-московской семиотической школы (ТМСШ), что отмечено как самими участниками ТМСШ, так и другими литературоведами. Так, Б. А. Успенский указывал ещё в 1981 году: «Абстрактной методологией семиотического анализа мы в общем не занимаемся» [75, с.278]. Ю. И. Левин в начале 90-х годов писал: «Даже не возникал вопрос о философской базе семиотических исследований (ср. ситуацию во Франции и Италии)» [41, с.309]. Ещё один участник ТМСШ — В. Н. Топоров — написал в это же время: «Сами основы не дождались должного внимания к себе: они закладывались „по-русски“, кое-как, на первое время, пока до поры, которая так и не наступила» [72, с.340]. Аналогичное высказывание сделано и М. Л. Гаспаровым [14, с.302]. Таким образом, сами создатели новой научной парадигмы — как определяют методологию ТМСШ С. Ю. Неклюдов [58, с.323] и В. Н. Топоров [72, с.341] -признают существующую до последнего времени неразработанность философско-методологических основ внутри самой ТМСШ. Восполнение пробела в определении методологических основ ТМСШ необходимо для более взвешенного анализа научных результатов деятельности ТМСШ и Ю. М. Лотмана как основоположника школы, а также для развития рефлексивной сферы литературоведческой науки в целом. Выбор для анализа отдельной концепции Ю. М. Лотмана обусловлен не только тем, что именно им внесён наибольший вклад в становление и развитие структурно-семиотического изучения литературы в нашей стране, но и отсутствием в ТМСШ единой методологической доктрины (подробнее см. ниже).

С другой стороны, необходимость решения данной проблемы делает актуальным выработку общей методологии анализа конкретных литературоведческих концепций, построение абстрактной модели, которая должна служить инструментом изучения таких концепций. Кроме того, история развития гуманитарного знания вообще, стремление его к научности и история развития структурной семиотики в частности делают актуальным выработку представлений о формах сочетания научно-теоретической и гуманитарной составляющих в рамках той или иной научно-гуманитарной концепции.

Среди работ, посвященных структурной семиотике Лотмана, преобладают такие, в которых анализируется какой-либо один аспект или проблема, но нет развёрнутого анализа методологии и эпистемологического фундамента концепции, а также анализа этой концепции как целостной научно-гуманитарной теории.

Так, в статье Р. Лахман «Ценностные аспекты семиотики культуры/семиотики текста Юрия Лотмана» [40, с. 192−214] рассматриваются скрытые в кибернетической терминологии учёного оценочные суждения о различных типах семиозиса культуры и делается верный вывод, согласно которому высокую положительную оценку получают состояния «неполной упорядоченности» структуры, благодаря которым сохраняется её гибкость и богатство внутренних возможностей. Важны также указания Р. Лахман на сходство некоторых положений концепции Лотмана с идеями А. А. Потебни, В. Н. Волошинова и Ю. Кристевой, однако не раскрыта принципиальная разница моделей Лотмана и концепций указанных авторов.

В статье П. Гржибека «Бахтинская семиотика и Московско-Тартуская семиотическая школа» [17, с.240−259] автор утверждает, что семиотика Бахтина тяготеет к «высказыванию», а семиотика Лотмана — к «языку». Правильнее считать, что семиотика Лотмана текстоцентрична, но не лингвоцентрична, хотя несмотря на это в ней исследуется не порождение высказывания как реализация содержания в форме (семиотика Бахтина), а т.н. смыслопорождение как имманентный процесс в знаковых системах самих по себе.

В статье Г. С. Кнабе «Знак. Истина. Круг (Лотман и проблема постмодерна)» [32, с.266−278] содержится ряд глубоких наблюдений над культурно-психологической стороной научной деятельности учёного и высказывается верная мысль о том, что вместе со стремлением Лотмана к преодолению догматичности истины и обнаружению более живых и гибких её форм у него нет попыток отказа от самих понятий истины и науки, что свойственно постмодернистскому мышлению. Однако конкретные формы, в которых отражается эта позиция Лотмана, не показаны и не анализируются.

В статье «За текстом: Заметки о философском фоне тартуской семиотики (Статья первая)» [44, с.214−222] М. Ю. Лотман (сын Ю.М.Лотмана) проводит мысль о глубинном воздействии идей И. Канта на формирование парадигмы тартуского структурализма, доказательством чего является, по его мнению, аналогичность «вещи в себе» «чёрному ящику» как ключевому методу кибернетики. Заметим, что «чёрный ящик» аналогичен скорее «вещи для нас», а не «вещи в себе», и, кроме того, нельзя согласиться с тем, что текст был для Лотмана «чёрным ящиком», так как именно внутренний механизм получения новых сообщений исследовал и моделировал учёный. Вместе с тем, высказывается ряд верных тезисов: о текстоцентричности семиотики Лотмана, о её близости идеям В. Гумбольдта, о пересмотре Лотманом якобсоновской схемы коммуникации. Однако статья, по признанию её автора, не может претендовать на полноту и системность в определении философских основ концепции Лотмана.

В статье П. Торопа «Тартуская школа как школа» [73, с.223−239] подход Лотмана справедливо определяется как системный и указывается на индивидуальный характер методологии составляющих школу учёных при общности структурно-системного мировосприятия и семиотизующего мышления, но и отсутствии единой методологической доктрины.

В.С.Библером в статье «Ю. М. Лотман и будущее филологии» [13, с.278−286] верно указывается на один из главных научных результатов семиотики Лотманаоткрытие закона условно-адекватного перевода, обуславливающего главный смысл семиозиса — выработку новых сообщений. Однако обе указанные статьи не содержат развёрнутого анализа концепции Лотмана.

Г. Г.Амелин и И. А. Пильщиков в статье «Семиотика и русская культура» [6, с.45−56] утверждают, что семиотика позволила русским гуманитариям на время уйти от историософского универсализма к научному мышлению, хотя последовавший в итоге «переход русской семиотики к семиотике культуры (и истории) знаменовал превращение её в модернизированный тип русского историософствования и утрату той независимости от русской культуры, которая составляла едва ли не главное достижение семиотической мысли» [с.51]. Трудно согласиться с этим утверждением применительно к концепции Лотмана, согласно которой в истории огромное значение имеет случай. Лотман, на наш взгляд, умел оставаться научно беспристрастным, следуя логике своих моделей, но не традиционным для русского мышления темам. Этим же можно возразить и на статью «Модели будущего в русской культуре» [59, с. 131−144] Ж. Нива, который видит в моделируемых Лотманом объективно существующих типах отношений -" договоре" и «вручении себя» — «старую славянофильскую концепцию» [с. 134].

М.Ю.Лотман в статье «Структура и свобода (Из заметок о философских основаниях Тартуской семиотической школы)» [45, с.81−100] трактует проблематику свободы в работах Лотмана, допуская вслед за отцом ошибку, в результате которой понятие свободы как осознанной (личностью) необходимости сравнивается со сконструированным при помощи моделей Лотмана понятием свободы как способности сложной системы к непредсказуемому поведению, тогда как эти две свободы не являются сравнимыми понятиями (подробнее см. гл.2).

Статья М. Л. Гаспарова «Лотман и марксизм» [15, с.415−426] содержит ряд верных наблюдений над методологией Лотмана. Так, отмечается, что «человеческая личность для Лотмана не субстанция, а отношение, точка пересечения социальных кодов» [с.423] и что «человек у него, как фонема, складывается из дифференциальных признаков, в нём можно выделить все пересекающиеся культурные коды» [с.424], что «Лотман умел отлично делать. анализ безличных механизмов культуры» [с.424]. Следует особо выделить мысль Гаспарова о наследовании Лотманом пафоса строгой научности из марксизма (без его идеологической догматики) [с.425−426]. Однако при этом говорится о прямолинейном заимствовании Лотманом диалектики, материализма и историзма, что неверно, так как диалектика и материализм получали в концепции Лотмана специфическую — семиотическую, кибернетическую — интерпретацию, а традиционный историзм даже подвергался критике. Впрочем, под историзмом Гаспаров понимает прежде всего присущую Лотману строгость в реконструкции исторических реалий прошлого, умение занять точку зрения автора, но не принцип, при котором явления понимаются в их становлении и развитии и в органической связи с порождающими их условиями. (О пересмотре традиционного историзма Лотманом см. гл. 2.).

В посвященной концепции Лотмана статье «Семиосфера и история» [26, c. VII-XIV] Вяч.Вс.Иванов указывает на стремление Лотмана к созданию объединяющей теории, которая включала бы наряду с историей общества и культуры т.н. естественную историю [с.VIII], чем и объясняется изначальный интерес учёного к проблемам, обсуждавшимся прежде всего учёными-естественниками, а не гуманитариями [c.IX], а также постоянные обращения Лотмана к новейшим исследованиям в негуманитарных науках [с.Х]. Иванов справедливо говорит о сомнительности методологического новшества Лотмана в изучении истории, состоящего в задаче реконструкции всего многообразия возможных на определённый момент времени событий [с.XIII]. Статья носит очерковый характер и не даёт полного представления о концепции Лотмана.

Важное и верное замечание содержится в статье «Парадокс Лотмана» Р. Г. Григорьева и С. М. Даниэля [18, с.5−12]: в рамках семиотического искусствознания и культурологии Лотман по существу сформулировал принцип, аналогичный концепции И. Пригожина, хотя и ссылался на неё как на источник новых для гуманитарных наук идей.

Наиболее обширным исследованием творчества Ю. М. Лотмана является на сегодняшний день книга Б. Ф. Егорова «Жизнь и творчество Ю.М.Лотмана» (1999). В ней предпринят опыт всестороннего анализа методологии учёного на фоне рассказа о его личности, жизни и научной деятельности. Однако по разделам книги, посвящённым анализу теоретических исследований учёного, трудно составить полную и во всём убедительную картину методологии Ю. М. Лотмана, хотя в них содержится ряд верных и глубоких наблюдений. Так, оправдан опыт анализа теоретических работ Лотмана сквозь призму трёх аспектов семиотики. Однако такой подход остался строго не выдержан и не со всеми конкретными выводами Б. Ф. Егорова можно согласиться: трудно признать оправданным рассмотрение структурализма (противопоставленного положениям теории информации и всей кибернетики) лишь как определённого аспекта семантики [24, с.94], ведь структурный анализ является универсальным объяснительным методом. Справедливо указание на то, что в функциональном подходе Лотман стремился отделять функцию от её источника, от текста [с. 137].

В книге есть множество положений, требующих уточнения. В частности, утверждается, что «пафос историзма и диалектики проник в самые основы мировоззрения молодого учёного [Ю.М.Лотмана. — А.К.]- на диалектике будут строиться потом и многие теоретические лотмановского структурализма. <.> Нигде Лотман не отказывается от Гегеля.» [с.252]. Нужно добавить, что традиционный историзм, понимаемый как каузально-генетическое рассмотрение исторического явления и выстраивание жёстких причинно-следственных цепей, на самом деле Лотманом критиковался, в т. ч. в связи с системой Г. В. Ф. Гегеля [см. 50, т.1, с.465- 48, с.315]. Отказ от каузального детерминизма в пользу детерминизма имманентного обусловил и своеобразие диалектики Лотмана, которая по сути превратилась в моделях учёного в задание динамики как абстрактного параметраглубинный источник динамики, развития в чисто семиотическом подходе Лотмана просто не мог быть отражён [более подробно см. гл.2].

В силу сказанного трудно согласиться с утверждением Б. Ф. Егорова о сходстве и даже совпадении метода, анализа и взглядов М. М. Бахтина и Ю. М. Лотмана [с.246]. По нашему мнению, подходы этих учёных к изучению литературы принципиально различны, что следует из критики формализма и структурализма самим М. М. Бахтиным (см., напр., [11, с.372]) и из сравнительных исследований (см., напр., указ. соч. Р. Лахман [40, с.201−202]).

Таким образом, почти все рассмотренные работы не могут претендовать на полноту анализа, и, кроме того, вместе с точными и справедливыми выводами нередко содержат не совсем верные или даже ошибочные утверждения. Для развёрнутого анализа авторы почти не используют выработанные в теории познания методы изучения научных концепций.

Поэтому в диссертации преследуется двойная ЦЕЛЬ: 1) выработать общие формально-теоретические представления о научно-гуманитарной концепции и на этой основе 2) осуществить методологический анализ структурной семиотики Ю. М. Лотмана.

Указанная цель обуславливает следующие ЗАДАЧИ:

1) изучить вопрос о специфике гуманитарного знания;

2) на основе этого выработать модель строения научно-гуманитарного знания и научно-гуманитарной концепции как формы этого знания;

3) применить полученную модель в методологическом анализе структурно-семиотической концепции Ю. М. Лотмана.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ ОСНОВОЙ исследования стали современные представления гносеологии, философии науки и методологии гуманитарного познания и сопутствующих дисциплин о научной теории как форме научного знания, его строении и специфике различий между собственно гуманитарным знанием и научно-теоретическим знанием в целом.

МАТЕРИАЛОМ для исследования служат труды Ю. М. Лотмана, его ближайших единомышленников и критиков, научные работы, так или иначе связанные с общими вопросами методологии науки, гуманитаристики и методологии литературоведения (в частности, работы М. Фуко, М. М. Бахтина, Р. Барта, П. Рикёра, А. Ф. Лосева, Ю. Кристевой, Н. С. Автономовой, В. В. Курилова, У. Эко, Г. К. Косикова и др.).

НОВИЗНА исследования, по мнению автора, состоит в применении обобщённых представлений о специфике и строении научно-гуманитарного знания в ходе анализа конкретной литературоведческой системы взглядов Ю. М. Лотмана и её методологических оснований с целью придания такому анализу необходимой концептуальное&tradeи развёрнутости.

Кроме того, в процессе содержательно-методологического анализа уточняются исходные принципы структурной семиотики Ю. М. Лотмана, определяется значимость полученных теоретических и практических результатов структурно-семиотических исследований Ю. М. Лотмана с точки зрения развития и углубления литературоведческого и общегуманитарного знания.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЗНАЧИМОСТЬ исследования заключается, по мнению автора, в попытке развития методологии литературоведения как сферы самосознания этой дисциплины, что благодаря выработке конкретных представлений о научно-гуманитарной концепции как форме научно-гуманитарного знания определяет и практическую ценность проведённого исследования, которое таким образом может послужить основой для разработки более совершенных методик изучения литературоведческих и научно-гуманитарных концепций. Вместе с тем, исследование, как считает автор, даёт более концептуальное представление о структурной семиотике Ю. М. Лотмана.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ осуществлялась в форме докладов и сообщений на конференциях, научных чтениях, днях науки и заседаниях аспирантских объединений, проходивших на филологическом факультете МГУ.

НА ЗАЩИТУ ВЫНОСИТСЯ положение, в котором утверждается, что входящие в научно-гуманитарную концепцию собственно гуманитарная и научно-теоретическая составляющие с необходимостью принципиально противоречат друг другу, так как выделяют в своём объекте — человеке и/или произведении его творчества — принципиально несовместимые предметы познания. Поэтому по своему методологическому содержанию литературоведческая концепция может быть либо чисто гуманитарной (с необходимыми элементами эмпирической методологии), либо чисто научно-теоретической, либо эклектичной.

В структурно-семиотической концепции Ю. М. Лотмана была предпринята попытка построения строго научной теории, призванной адекватно отразить сугубо гуманитарный объект исследования и тем самым разрешить на практике отмеченное выше противоречие.

Утверждается, что изначально в методологических основаниях концепции Ю. М. Лотмана заложены такие положения, которые коренным образом отличаются от исходных принципов французского структурализма. В частности, образцом для лотмановских моделей послужила модель коацерватных капель академика А. И. Опарина и представление о биосфере В. И. Вернадского, что стало проявлением общей кибернетической и естественно-научной ориентированности методологии Ю. М. Лотмана, привело к пониманию структуры как системы и позволило включать при моделировании динамический аспект и рассматривать моделируемые объекты как открытые системы, подчиняющиеся универсальным структурным законам.

Утверждается, что теоретические и практические результаты структурно-семиотических исследований Ю. М. Лотмана имеют значение прежде всего для научно-гуманитарных культурологических исследований в целом и только вследствие этого для самого литературоведения. Указывается на недостатки теоретических моделей и ошибочность некоторых выводов учёного как с точки зрения собственно гуманитарного, так и научно-теоретического.

Показывается значительная обусловленность методологических оснований концепции Ю. М. Лотмана социокультурным контекстом, существовавшим в Советском Союзе в 60 — 70 годах, каковая обусловленность заключалась не только и не столько в неприятии идеологизированной науки, сколько в активном приятии царившего в то время пафоса освоения и преобразования действительности с помощью естественных и логико-математических наук.

Указывается на наличие некоторого сходства между научными результатами исследований Ю. М. Лотмана и основными положениями постструктурализма при имеющих место принципиальных различиях этих двух научных парадигм.

СТРУКТУРА РАБОТЫ. Диссертация состоит из введения, двух глав, в первой из которых проводится изучение вопроса о специфике и строении научно-гуманитарного знания, на основе чего во второй главе анализируется структурно-семиотическая концепция Ю. М. Лотмана, заключения и библиографического списка использованной литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Анализ структурной семиотики Ю. М. Лотмана как научно-гуманитарной концепции позволяет сделать вывод о том, что научные результаты структурно-семиотических исследований ученого всецело обусловлены выработанной им методологией изучения литературы. В концепции Лотмана литература предстает как функционально отмеченная составная часть более обширного семиотического единства — культуры. Исходные методологические принципы концепции не позволяют исследовать причины и устанавливать смысл происходящих в литературе как семиотической системе трансформацийдинамика задана системе изначально как абстрактный параметр, генезис и цель трансформаций в моделях концепции никак не отражаются. Аналогичен подход и к моделированию индивидуального творчества, так как, согласно исходным методологическим установкам, семиотические системы разных уровней изоморфны. Автор отождествлен с кибернетическим устройством, вырабатывающим новые сообщения. Новизна их обусловлена неадекватностью перевода исходных текстов, поступающих в устройство. Источником творчества, таким образом, является самодовлеющая игра и случайность в течении семиотических процессов, творчество предстает как бессубъектный, не зависящий от личности номинального автора процесс.

Логика структурно-семиотических моделей принципиально противоречит, таким образом, методологии традиционного гуманитарного знания, так как эти модели исключают понимание авторства и творчества как таких понятий, которые подразумевают осмысленную, ценностно измеримую и имеющую смысл творческую деятельность суверенного, осознающего себя субъекта, движимого внутренней потребностью реализации своих эстетических, этических, познавательных и иных идеалов. В концепции Лотмана автор не является субъектом художественной деятельности, имманентным произведению, как определяет это понятие В. Е. Хализев [78, с.54]. Фактически в концепции Лотмана молчаливо допускается вывод, который стал в западной гуманитаристике предметом острых дискуссий, — вывод о «смерти автора». Но если в постструктурализме сверхдетерминированность автора, и ставшая причиной его «смерти», включает в себя детерминированность психическим бессознательным биологической природы (что в итоге позволяет так или иначе учитывать ценностный и эмоционально-волевой аспекты культурной практики), то в моделях Лотмана автор в его семиотической деятельности подчинен исключительно имманентной детерминации игры кодировок и случая, а значит существует вне эмоционально-волевого и ценностного измерения.

Очевидно, что модели смыслопорождения у Лотмана на самом деле являются моделями формопорождения, но даже и с этой точки зрения они имеют чрезвычайно ограниченную эвристическую силу в познании семиозиса культуры. Культурология Лотмана изучает знаковые системы культуры в почти полном отвлечении от производящей эти системы и все изменения в них реальности, что искажает действительную картину семиотики культуры. Главный недостаток культурологии Лотмана заключается в одноуровневости его структурно-синтактических моделей, тогда как «предмет культурологии находится как бы посередине между миром переживаемых прафеноменов и миром их инобытийственных семиотических эквивалентов» [62, с. 12]. По мнению авторов цитируемой монографии «Культура как система» А. А. Пелипенко и И. Г. Яковенко, «эта промежуточная сущность и есть смысл. Смысл динамичен. Организуясь в завершённые ноуменальные структуры, смыслы опредмечиваются, застывая в конечных и единичных формах, образующих предметное тело производныхпричинно-следственных цепей» [там же]. В отличие от концепции Лотмана динамика в таком подходе уже не выглядит как абстрактно заданный параметр или как свойство системы, позволяющее удовлетворять столь же абстрактно заданную потребность в новизне вырабатываемых сообщений. «Если мир ставших феноменов можно условно принять за полюс „реальности“, а имплицитные установки смыслообразования за полюс ментальное&trade-, то диффузное пространство между ними и есть пространство активного динамичного смыслообразования или собственно пространство культуры», -пишут указанные авторы [там же, с. 15]. Такая дуальность в отличие от дуальных одноуровневых моделей Лотмана позволяет исследовать глубинную, энергетически окрашенную диалектическую природу процесса смыслопорождения не только в коллективном культурном творчестве, но и в творчестве отдельного субъекта, реализующего свои экзистенциальные потребности: «.Направленность интенций человеческой психики вовне, стремление как бы вторичным образом организовать мир, на базе. свёрнутых в её бессознательном моделей и структур снятого опыта природы, имеет в своей основе непреодолимый импульс к снятию. первичной оппозиции Я — другое» [Там же. С.31].

Все обозначенные в настоящем исследовании недостатки концепции Ю. М. Лотмана сужают её теоретическое и методологическое значение в изучении литературы и культуры, так как уводят в сторону от действительного постижения процессов индивидуального художественного и коллективного культурного творчества в их специфике. По нашему мнению, концепция литературы и культуры Лотмана находится в конфликте не только с собственно гуманитарным пониманием и знанием, так как, предлагая теоретические модели, фиксирующие лишь чисто внешние, формальные изменения в семиотических структурах, что и обуславливает их механистичность, концепция учёного в конечном итоге не раскрывает подлинную сущность предмета исследованиялитературы и культуры в целом. В этом отношении структурно-семиотическая концепция Ю. М. Лотмана имеет научную ценность в сочетании с другими, более полно отражающими специфику художественного и культурного творчества подходами, как их дополнение.

В целом же структурная семиотика Ю. М. Лотмана является, по нашему мнению, значительным шагом в развитии представлений о действии наиболее универсальных законов на семиотическом уровне литературы, искусства и культуры. Результаты исследований ученого имеют несомненную научную ценность в контексте интердисциплинарных исследований и обусловленных ими интегративных парадигмальных изменений в современной науке в целом [90, с.92]. Причем это свойство теоретических исследований Ю. М. Лотмана было изначально заложено в самих методологических принципах, ориентированных на дисциплины, изучающие сложные (самоорганизующиеся) системы различной физической природы — кибернетику, теорию систем, теорию информации. И эволюция от кибернетики к синергетике была предопределена, так как «с методологической точки зрения синергетика. один из характерных примеров проявления интегральных тенденций в современной науке, .в некотором смысле модель „концептуально-методологического симбиоза“ идей и методов современной физики, кибернетики, теории систем, нелинейной математики, машинного моделирования» [91, с.44]. И так как «синергетика призвана играть роль своего рода метанауки, подмечающей и изучающей общий характер тех закономерностей и зависимостей, которые частные науки считали своими» [92, с.7], то и последние, «синергетические», работы Ю. М. Лотмана следует, по нашему мнению, рассматривать как применение синергетической модели на материале знаковых систем литературы, искусства, культуры.

Проведенное исследование структурно-семиотической концепции Ю. М. Лотмана позволяет также сделать вывод о необходимости дальнейшего изучения тех аспектов методологии научно-гуманитарного познания, которые связаны с применением в нем моделей из сферы междисциплинарного знания. (Что, в частности, требует расширения научной компетенции методолога гуманитаристики.) Актуальность этой задачи будет только возрастать в связи с неизбежным усилением влияния на гуманитарные науки новой научной парадигмы, основные черты которой и обусловлены бурным развитием упомянутых выше дисциплин общенаучного значения, хотя вместе с тем сами конститутивные принципы науки о литературе, по выражению С. С. Аверинцева, не могут не вступать в весьма сложные отношения с некоторыми тенденциями новейшего времени [86, с.468].