Проблема интертекста в литературе английского модернизма: Проза Д. Х. Лоренса и В. Вулф

В отечественном и зарубежном литературоведении творчество Д. X. Лоренса и Вирджинии Вулф имеет различный статус. В западной филологии сегодня это канонические фигуры, о которых, — казалось до последнего времени, — все известно, и трудно добавить что-то новое. В отечественной англистике Д. X. Лоренс и Вирджиния Вулф занимали особое положение. Тексты этих прозаиков никогда не были объектом широких и всесторонних исследований. В них видели — в зависимости от подхода интерпретатора — либо альтернативу реализму, либо своеобразную положительную оппозицию модернизму. Преобладало изучение прозы В. Вулф и Д. X. Лоренса на уровне художественного метода, и очевиден недостаток специальных разработок.

В западном и русском литературоведении уже сложился целый ряд основательных общетипологических исследований модернизма. У нас этот ряд представлен монографией и докторской диссертацией профессора Н. П. Михальской «Пути развития английского романа 1920;1930;х годов. Утрата и поиски героя» (1966; 1968) — монографией профессора А. В. Карельского «От героя к человеку: Два века западноевропейской литературы» (1990) и его статьями «Соотношение „реализм-модернизм“ в советской теории литературы и критике» и «Модернизм XX века и романтическая традиция» (1994) — монографиями профессора А. М. Зверева «Модернизм в литературе США: формирование, эволюция, кризис» (1979) и «Американский роман 20−30-х годов» (1982) — монографиями и статьями доктора филологических наук Н. А. Анастасьева, в частности, «Обновление традиции: реализм XX века в противоборстве с модернизмом» (1984) и «Недостающее измерение: родной пейзаж на европейском фоне» (1995) — кандидатской диссертацией Е. Ю. Гениевой «Художественная проза Джойса» (1972) — обзорами и статьями о психологической школе в английской литературе начала века профессора Н. А. Соловьевойстатьей профессора В. М. Толмачева «Типология модернизма в Западной Европе и США: культорологический аспект» (1990) — предисловиями и комментариями Н. М. Пальцева к изданиям переводов и оригинальных текстов Д. Х. Лоренсакандидатской диссертацией Н. И. Бушмановой «Литературная эссеистика Вирджинии Вулф» и другими работами. Список зарубежных исследований огромен. Из них можно выделить как наиболее основательные труды Ф. Р. Ливиса, Д. Лукача, Марка Шорера, Рэймонда Вильям-са, Бернарда Бергонзи, Фредерика Джеймсона, ФрэнкаКермоуда, Малькольма Бредбери, Дэвида Лоджа, Дж. Кэри, Питера Фолкнера, Юргена Хабермаса, Юджина Лунна, Ж.-Ф.Лиотара.1.

В последние годы наметившаяся у нас тенденция к методологическому плюрализму вызвала интерес литературоведов к литературно-теоретическим школам Запада и, в первую очередь, к их опыту последних двадцати-тридцати лет. Не случайно именно в 90-е годы состоялась зашита нескольких докторских и кандидатских исследований по литературной теории и критике XX века: И. П. Ильина «Теория и практика литературоведческого постструктурализма: деконструктивизм в критике США и Франции», Т. Н. Красавченко «Английское литературоведение и литературная критика XX века (основные направления)», А. В. Машкевича «Герменевтика и рецептивная эстетика в современном англо-американском литературоведении (проблемы истории, теории и методологии)», и др. Также появились и новые учебные пособия по модернизму (например, Л. В. Дудовой, Н. П. Михальской «Модернизм», 1994; Н. И. Бушмановой «Английский модернизм: психологическая проза», 1992, и др.).

Среди научных дискуссий в англоязычном литературоведении 1990;х годов одна из наиболее интересных касается соотношения понятий «modernism» и «modernity». В британском литературоведении наметилась переоценка понятий «модернизм», введенного в оборот структуралистами на рубеже 1960;70-х гг. Она связана с общим интересом и определенными успехами ученых 1980;х гг. в области исследования культуры. В частности, опыт представителей «нового историзма» в изучении культуры Ренессанса 2, оживление интереса западных ученых к культурно-историческим аспектам теории М.М.Бахтина3, компаративные исследования современной, послевоенной ситуации в Европе и США, возникновение таких межпредметных академических дисциплин, как «британоведение» (British Cultural Studies) и др., не могли не сказаться на подходах к изучению литературы модернизма 1910;1930гг. Наконец, сама ситуация «конца века» и явление постмодернизма подгаживают исследователей к преодолению некоторой ограниченности сложившихся в 19 601 970;е годы походов. Одним из знаков наметившихся изменений явилось использование литературоведами начала 90-х гг. понятия «culture of modernity» (культура современности, современная культура) вместо устоявшегося термина «модернизм». Новым определением одинаково свободно оперируют специалисты по английской литературе модернизма, например, профессор Грэм Мартин, и современные исследователи постмодернистской культуры, такие как д-р Марина Уорнер4. Налицо поиск общих подходов к культуре XX века, которые не делили бы ее на культуру модернизма и постмодернизма, палеомодернизма и неомодернизма 5, но, наоборот, выявляли бы ее гомогенную природу, при всех несходствах, противоречиях и контрастах. Другая причина приоритетного использования литературоведами понятия «modernity» — стремление преодолеть ограниченность стратегий, налагаемых концепцией модернизма. Как известно, понятие «модернизм» постулирует стратегию изучения текста как самодостаточного, исключает обращение к какому-либо аспекту социокультурной реальности первой трети века. При этом явление модернизма сужается до процессов, происходивших лишь в области литературы и искусства и не связанных с социокультурной ситуацией и различными сторонами жизненной практики. Оно переводится в область формальных поисков, стилевых новаций или же узкого набора идеологических решений, отвечающих современным приоритетам в области литературной теории и критики, таким как феминизм и психоанализ. Так, в своей лекции «Пересматривая модернизм», прочитанной в университете Эксетер в апреле 1996 г., профессор Грэм Мартин обратил внимание слушателей на то, что «модернизм» как литературно-критическое понятие возник в 1960;е годы. Как известно, любой концепт литературного явления всегда высоко избирателен в силу своей природы: авторы понятия формулируют характерные признаки, согласно которым устанавливается принадлежность писателя к данному литературному направлению или стилю. Если творчество автора удовлетворяет всем названным условиям, то он рассматривается как ключевая фигура данного направления. В этом смысле понятие модернизма, используемое для характеристики целого культурного периода с 1900;х по 1930;е годы, приобрело сегодня нормативное значение. Именно в этом отношении, считает Мартин, концепт модернизма существенно упрощает и обедняет картину. Ведь в соответствии с ним, Дж. Джойс, чьи тексты полностью отвечают найденным параметрам модернизма, считается принадлежащим модернистской литературе и культуре 1910;30-х гг., а Д. Х. Лоренс — нет. Здесь следует вспомнить, что сами писатели, причисляемые и не причисляемые ныне к модернистам, отнюдь не называли себя «модернистами» или «антимодернистами». Они пользовались словом «modern». В 1970;е годы в качестве альтернативы понятию «modern» начали употреблять термин «модернизм». По мнению Г. Мартина, подход с позиций модернизма отрывает явление от исторической почвы. При возникновении концепта в начале 1970;х произошла не просто смена понятий. Главное, по мысли ученого, заключалось в том, что хронологический принцип был заменен концептуальным. Широкий спектр вопросов был сужен до небольшого круга узких тем. Вскоре появилась устойчивая характеристика модернизма как литературы «потока сознания». Именно при переходе с одного понятийного ряда на другой был сделан акцент на технических новациях модернистов. Однако характеризовать, например, прозу Вирджинии Вулф в терминах литературы «потока сознания» значит существенно ограничивать ее проблематику, полагает исследователь. От прозы Лоренса же вообще ничего не остается, поскольку в ней довольно мало технических новшеств. Возникла также проблема различения модернистского романа и романа традиционного. В этой связи сторонники теории модернистского романа как особой художественной формы привлекли, в качестве главного аргумента в пользу своей концепции, известную полемику Г. Уэллса и Г. Джеймса о романе (см. главу I, раздел 2, § 5). При этом, считает английский ученый, было упущено одно важное обстоятельство: роман как эпическое произведение о нравах, социальной жизни, проблемах человека и культуры весьма близок прозе Лоренса и Вулф. Адепты же теории классического романа, в частности, Д. Лукач всегда подчеркивали субъективность и болезненность модернистского мироощущения, видя в этом разрушение основы классического романа. Последнее наблюдение можно считать верным, полагает Мартин, если речь идет о произведениях Ф. Кафки или Р.Музиля. Но его нельзя признать корректным в отношении романов Лоренса и Вулф, поскольку оно полностью игнорирует дух полемики, присущий их прозе. Ценность поворота от концепта «модернизм» к более широкому понятию «культура современности» состоит в том, делает вывод исследователь, что он помогает «вернуть» модернистов и их тексты в русло социокультурного дискурса XX столетия, не ограничивая их проблематику лишь областью искусства. В социологических подходах видит Грэм Мартин актуальную и продуктивную стратегию современных исследований литературы первой трети века.

Анализ «текста» (в широком смысле слова как системы знаков) в его связях с современной культурой и социумом — тема последней из опубликованных книг Марины Уорнер «Шесть мифов нашего времени: обуздание монстров» (1994). В предисловии к этой серии лекций автор проясняет свою позицию, указывая на то, что ее подход к мифу сложился в русле французской школы классиков, антропологов и историков, в первую очередь, Ж. Дюмезиля, Ж.-П.Вернана и М. Детьенна: «(Они) проанализировали. определенные истории и легенды, культовую практику и праздники, обращая внимание на то, как тесно переплетены они с социальными системами и как они взаимно объясняют друг друга. Их изыскания опираются также на психологию. .Они обогащают и расширяют фрейдистскую интерпретацию мифа как ключа к внутренним структурам сознания, но они же и отличаются от подходов Фрейда и Юнга в главном: они подчеркивают, что семантика ритуалов и образов изменяется относительно социальной структуры, с которой те взаимодействуют» 6. По признанию М. Уорнер, в своих лекциях она отталкивалась от антропологии Дю-мезиля, «предлагающего концепцию трехчастной социальной структуры, при помощи которой следует изучать мифы и закодированную в них идеологиюпервая область, на которую направлены мифы, — это воспроизводство (продолжение рода, управление генерацией и потомством), вторая — физическая сила (авторитет воина, иногда короля) и третья — это власть (включая жреческую власть, магию и искусство)» 7. Схема Дюмези-ля, отмечает Уорнер, составила канву ее исследования о современных попытках манипулировать поведением детей и женщин, о сегодняшних образах мужской силы и о причудливом переплетении истории и чувства национальной принадлежности в сказках о чужаках, врагах и аутсайдерах. Однако, какая существует связь между подходом М. Уорнер и прозой модернистов?

Не проводя параллелей и не ища причинно-следственных связей, отметим лишь один социокультурный аспект дискурсов Вулф и Лоренса, требующий анализа в терминах «культуры современности» (culture of modernity). В идеологическую подкладку текстов обоих писателей входит идея взаимосвязи социальных условий и жизни индивида, судьбы художника (у Вулф) или же (у Лоренса) представление о человека как борце с «миром», т. е. существующим, но отжившим социальным порядком. В трактовке этих идей оба писателя используют миф. Вулф, например, создает миф об Орландо — бессмертном андрогинном поэте, меняющем свой пол в зависимости от социальных условий века (роман-биография «Орландо», 1927), а Лоренс творит свою версию мифа о современном воплощении древних богов Мексики — Кветцалкоатле, Хьюцелпочотли и Малинци — в постреволюционной обстановке 1920;х гг. (роман «Пернатый змей», 1926). Очевидно, что данный аспект прозы Вулф и Лоренса не проанализировать в терминах «потока сознания». Он требует объемного подхода в связи с явлениями «культуры современности».

Настоящая диссертация учитывает устоявшиеся взгляды на модернизм, текущую научную полемику и развивает ряд новых подходов, соотнося их с литературно-эстетическими системами В. Вулф и Д. Х. Лоренса, а также с модернистскими традициями, укрепившимися в литературе XX века. В частности, в работе предлагается стратегия «интертекста» для изучения социокультурных и литературно-эстетических аспектов прозы писателей (см. главу I, раздел 1).

Основанием для обновления взглядов на литературу английского модернизма служат недавно опубликованные и до сих пор публикующиеся первые полные издания дневников, писем, эссе В. Вулф, а также кембриджское издание писем и текстов Д.Х.Лоренса8. Последнее — «ключевое событие в истории академических исследований Лоренса"9 — вызвало среди критиков и ученых незатухающую дискуссию в 80−90-х гг. и оживило интерес к модернистской прозе.

Как известно, одной из первых статей, поднявших вопрос о необходимости нового, полного и скорректированного, издания произведений.

Д.Х.Лоренса, была публикация Майкла Блэка в «Тайме Литерари Саппл-мент» в июне 1979 г. В ней автор определил многие из прежних изданий лоренсовских текстов как безнадежно испорченные10. Однако начало длительной полемике об издательской и текстологической политике кембриджских редакторов положила статья видного литературоведа Майкла Холройда и Сандры Джобсон «Авторские права и нанесенный ущерб: Д.Х.Лоренс"11. Обстоятельно изложив сложное и запутанное дело, связанное с копирайтом Лоренса, которое, по мнению авторов статьи, и было главной пружиной смелого проекта издания полного собрания сочинений текстов писателя, М. Холройд и С. Джобсон первыми обратили внимание ученых на кембриджскую издательскую политику смешения разных вариантов текста. Статья заканчивалась выражением сомнения по поводу того, следует ли наделять «всеми полномочиями копирайта забракованные и неопубликованные варианты повествования. какой бы искусной ни была его текстологическая дешифровка"12. Собственно, с этого вопроса и разгорелась полемика относительно текстологической политики редакторов издания.

Теоретическое ядро дискуссии составлял аргумент Чарльза Л. Росса/ Ханса Целлера, направленный против «эклектичных изданий» (ибо именно так определили редакторскую тактику кембриджского издательства ее оппоненты). Выдвинутый аргумент имел очевидный семиотический поворот: «каждое состояние (state) текста образует дискретную семиотическую систему, и каждый раз, когда в тексте что-то меняется, создается новая система, текстовые элементы которой отныне принимают на себя другую систему взаимодействия друг с другом"13.

Чарльз Л. Росс, редактор пенгвиновских изданий «Радуги» и «Влюбленных женщин», высказал также несколько критических замечаний об исключении из кембриджского издания ценной информации о рукописях и явно недостаточном количестве деталей, освещающих мастерство и писательскую технику Д.Х.Лоренса14.

Контраргументы в защиту кембриджского издания варьировались: от признания его в качестве возможного подхода к изучению «быстрых и гибких модуляций „голоса“, которые мы находим во многих письмах Лоренса: то самоиронии, то рефлексии по поводу собственного голоса, то переходов от собственно лоренсовского к другому литературному голосу» 15, и исследования «динамики лоренсовского романа в процессе его создания» 16, до подчеркивания особой роли кембриджского издания в расшиw w гр рении представлении о художественной стороне писем прозаика. Так, по мнению Джона Бейли, письма, «наконец-то собранные целиком, выверенные и сверстанные в аккуратно организованные страницы прекрасно изданного кембриджского собрания», выявляют две особые черты лоренсовского эпистолярного стиля: «умение повернуть письмо именно к данному адресату», и талант «романизации» (novelising) повседневной реальности, «превращения ее в часть литературы, живую словесную картину» 17.

Полемика Чарльза Л. Росса с Джоном Вортеном и Линдет Вази (Lindeth Vasey) о текстологическом подходе редакторов кембриджского издания была обобщена Полом Эггертом в рецензии на кембриджское издание «Влюбленных женщин» 18. Его главными аргументами в пользу кембриджской редакционной политики было одобрение текстовой разнородности современного эклектического издания как способа «познакомиться с (лоренсовскими) текстами заново» и возможности «стимулировать новые направления литературно-критической мысли». Такая позиция, наряду с аргументацией Чарльза Л. Росса/ Ханса Целлера против «эклектичных изданий» позволяет рассматривать в целом замысел кембриджского издания текстов Д. Х. Лоренса в качестве постструктуралистского движения в английском академическом литературоведении в сторону пересмотра канонизированных вариантов текстов и персоналий.

К мысли о необходимости новых прочтений модернистских текстов свелась реакция английской критики на дневники Вирджинии Вулф, опубликованные в начале 80-х гг. «Насколько неверно воспринимаем мы Вирджинию Вулф», пишет Пол Леви в своем обзоре четвертого тома дневников писательницы, «и сколько чепухи пишется (и говорится) о ней ее почитателями, равно как и недоброжелателями» 19.

Такая оценка критика указывает на пропасть, существующую между интерпретациями прозы Вулф и ее собственными дневниками, между комментаторами и самим художником. Полезно процитировать эксплицитные замечания критика на этот счет: «Эти дневники фиксируют ее взгляды и соображения о политике, как в узком смысле (Всеобщих Выборах 1931 г. ., конференциях лейбористской партии), так и в более широком (о состоянии экономики, отказе от золотого эталона, угрозе фашизма). Даже почитатели Вирджинии Вулф обычно готовы уступить ее недоброжелателям. в том, что ее интерес к делам общественным был ненормально узким или каким-то поддельным. Ее записи осенью 1931 года, если уж намеренно брать трудный пример, отражают столь же большую озабоченность отказом от золотого эталона, какую современный романист, пишущий дневник, мог бы высказать относительно, скажем, политики монетаризма. В последнее время в прессе и по радио говорилось много ошибочного о том, что-де Вирджиния Вулф была совершенно безразлична к политической обстановке своего времени. .Несколько странно, что редакторы и издатели писем Вирджинии Вулф разделяют этот взгляд: сами дневники, с которыми они имели дело, мне кажется, его отнюдь не поддерживают. .Есть и такие, кто превозносит литературные достоинства дневников лишь затем, чтобы, по контрасту, принизить опубликованную (художественную) прозу Вулф. Вплоть до заявлений о том, что романы чересчур отшлифованы и не имеют той свежести, какая есть в дневниках. И все же подлинное достоинство этих дневников — внелитературное. Вырисовывается образ не эстетки, не аскета, а, напротив, человека куда более гармоничного (a more rounded human being), чем можно было бы ожидать от писательницы, которой посвящен полный список академических работ» 20.

Сходно с Полом Леви, английский критик Розмари Диннадж считает полезной дальнейшую публикацию дневников Вирджинии Вулф. Она заявляет с пафосом: «Много ли написано, да и написано ли вообще что-то близкое к этим дневникам по умению предать чувство жизни, текущей из дня в день? Сегодня мы уже принимаем за данность мастерские зарисов^ки тех, с кем Вулф встречалась. Гарди, Шоу, Бирбом, Йетс. Однако уникальны даже не они, — уникально равновесие, достигнутое между внешней и внутренней жизнью» 21.

Итак, в западных исследованиях модернизма в 1980;90-е гг. налицо два магистральных течения: изучение документально-биографического пласта творчества Д. Х. Лоренса и Вирджинии Вулф, вызванное к жизни опубликованием нового корпуса текстов, и разработка нового текстологического инструментария в русле постструктуралистской теории. Кроме того, можно ожидать, что новый фактографический материал будет исследоваться как в соотнесении и с пересмотром существующих академических канонов, так и с использованием современных текстологических подходов.

Такая, продиктованная временем, литературоведческая работа проводится и в настоящей диссертации. Цель ее исследования: выявление различий и схождений в прозе Вулф и Лоренса как устойчивых характеристик литературно-эстетических аспектов модернизма.

Поставленная задача уже сама по себе объясняет отсутствие в диссертации раздела, посвященного прозе Джеймса Джойса. Да, в общетипологическом исследовании прозой Джойса следовало бы заниматься непременно. Однако, в современном литературоведении существует очевидный перевес работ по Джойсу, в сравнении с разработками аспектов творчества других английских писателей-модернистов. Сложилась своего рода традиция рассматривать их в связи и в контексте эстетики и писательской техники ирландского прозаика. В результате некоторые важные стороны творчества этих писателей остаются неизученными или истолковываются односторонне. Ввиду текущего опубликования полных академических изданий текстов Вирджинии Вулф и Д. Х. Лоренса, некорректность подобного подхода становится очевидной.

С другой стороны, следует учесть и такую особенность общетипологических исследований модернизма: они не позволяют в полной мере рассмотреть тексты Вулф и Лоренса как самостоятельные художественные объекты и соотнести их друг с другом для выявления различий и параллелей, существующих внутри данной оппозиции.

Кроме того, самостоятельное изучение текстов Вулф и Лоренса выявляет значительный вес в них интертекстуальных связей с западноевропейской культурой ХУ-Х1Х веков, а также античной и дохристианской эстетикой. И предлагаемая работа продолжает те изыскания в отечественном и зарубежном литературоведении, которые связаны с рассмотрением модернизма в общей парадигме со средневековой эстетикой и античностью22.

Исследование литературно-эстетических аспектов модернизма на сопоставлении прозы В. Вулф и Д. Х. Лоренса представляется сегодня продуктивным и по нескольким другим причинам.

Во-первых, оно выводит исследователей на фактографическое освещение литературной ситуации начала XX века. Во-вторых, оно не п р е дполагает a priori общности эстетических позиций Вирджинии Вулф и Лоренса. Аспекты модернизма в творческой практике этих писателей, скорее, всего не совпадают. Тексты Д. Х. Лоренса принадлежат протои раннемодернистской фазам, тогда как в писательской технике Вулф 192 030;х годов мы встречаем зрелую систему модернизма. Все это создает более сложное и адекватное представление о литературном процессе — не как о последовательной смене одного метода или стиля другим, но прерывистого и неоднородного (тем более, когда речь идет о явлениях рубежа эпох). Также данный подход более отвечает самой природе писательского искусства, которое в каком-то отношении есть продолжение традиции, в другом — открытиев чем-то оно нормативно, а в чем-то является созданием индивидуального языка вне художественной нормы эпохи.

Акцент же на литературно-эстетических аспектах модернизма в прозе Вирджинии Вулф и Д. Х. Лоренса объясняется, прежде всего, предметом исследования. Вулф и Лоренс принадлежали к совершенно определенной литературной ситуации, и их реакция на нее в течение двух или трех десятилетий фиксировалась в их литературно-критических статьях, эссе, дневниках и письмах. Эти материалы только сейчас опубликованы целиком или продолжают издаваться. Изучить их значит составить более полное представление и о самой литературной ситуации, и — опосредованно, через литературно-критический отклик писателей — об их эстетических приоритетах. А то, что последние не были сугубо формальными, авангардистскими или, наоборот, социологическими, — сегодня очевидно. На что указывает не только самооценка писателей (которая, разумеется, не может служить единственным или совершенно надежным критерием), но также значительное число теоретических работ 1970;90-х гг. (см. работы Фр. Джеймсона, Фрэнка Кэрмоуда, Ж.-Ф.Лиотара и других ученых по сопоставлению литературы и искусства модернизма и постмодернизма).

При изучении литературно-эстетических аспектов модернизма в настоящем исследовании рассматриваются не только манифесты, эссеист-ские декларации или отклики Вулф и Лоренса на литературную ситуаицю.

Но и реализация их эстетических программ — какими бы противоречивыми они ни были — в художественной технике. На продуктивность «объемного», т. е. сочетающего изучение исторического и художественного аспектов литературы, подхода указывают В. Топоров и Г. Белая. Так, в недавно опубликованной статье «История литературы в контексте современной русской теоретической мысли» Г. Белая отмечает: «Говоря о кризисе истории литературы как науки, Топоров видит его суть в понимании истории литературы как «причинно-разъясняющего комментария», а также в осознании того факта, что наиболее ценное в литературе часто оказывается наименее «историчным» 23. Историю литературы обычно строят либо на «вершинных достижениях», либо на массовых («средних») явлениях. Грех первого подхода, по мысли Топорова, состоит в том, что развитие исчезает, «т.е. отсутствует то, ради чего конституируется история как такое изменение, которое вскрывает новые и важные смыслы («вечность» великих текстов «не захватывается» инструментами исторического исследования)». Ущербность же второго подхода предопределена тем, что исчезает «область высших («последних») смыслов», которая есть только в «вечных» текстах. Какой же — в идеале — должна быть, по Топорову, история литературы? В ней должен быть объем, считает исследователь. Сама ее структура должна быть такой, чтобы в ней стала возможна внутренняя игра, чтобы конструкция включала в себя «свободные места» (информационные «провалы»), после заполнения которых сама структура меняется кардинальным образом. «Мне кажется перспективной, — продолжает Г. Белая, — и другая идея Топорова — о том, что подступом к созданию истории литературы на новых началах можно считать понятие «циклизации», имеющее ряд преимуществ перед понятием «периодизации»: цикл в основе своей — в отличие от периода — предполагает феномен «гетерогенности», понимаемой как некое сверхъединство. .Суть предлагаемого здесь подхода, как его формулирует Топоров, — в переакцентировке внимания с «законченных» и самодовлеющих» периодов (состояний) в истории литературы как раз на переходные периоды («узлы») с их минимальной неустойчивостью, хаотичностью, кажущейся энтропичностью, объясняемыми прежде всего теми осмотическими процессами, которые ускоряют свой темп изнутри, исподволь перестраивают предыдущее состояние. .В качестве примера циклов. третий рубеж приходится на стык Х1Х-ХХ веков, когда «пришло осознание исчерпанности основных линий, определивших развитие русской литературы в XIX веке» 24.

Научная концепция, предлагаемая в диссертации, состоит, во-первых, в исследовании динамики литературного процесса 1900;1930; годов. Он представлен в работе не как последовательная смена одного метода другим, но как неоднородный эстетический континиум. Акцент сделан на переходных чертах явления литературы английского модернизма, процессе ее становления. Ключевым моментом концепции является гипотеза о многообразных интертекстуальных параллелях и связях литературы английского модернизма с литературой конца XIXначала XX веков. Выделены две фазы в процессе развития эстетики и художественной практики английского модернизма: протомодернизм и собственно модернизм. В диссертации процесс формирования английской модернистской прозы исследуется в рамках «культуры современности» (the culture of modernity) — это другой важнейший момент концепции. В этой связи в поле изучения вовлекаются не только вершинные персоналии и тексты, но и маргинальные, однако весьма значимые для последующего развития литературы явления. Так, впервые прослеживаются интертекстуальные параллели между прозой Вулф и Лоренса, с одной стороны, и «новоженской литературой» 1890-х годов, представленной десятками имен полузабытых ныне авторовкритикой и прозой Форда М. Фордаанглийской журналистикой 1910;20-х годов, с другой. Очерчена парадигма изменений в издательской практике и взаимоотношениях «автор — издатель — читатель» с 1890-х по 1920;е гг.

Наконец, главное семантическое ядро исследования — соотнесение литературной деятельности двух крупнейших английских писателей данного периода, Д. Х. Лоренса и Вирджинии Вулф. Их тексты рассматриваются в двойной перспективе: как знаки культуры «modernity» и как самостоятельные художественные объекты.

Настоящее исследование ставит целью:

— проанализировать викторианскую и поствикторианскую литературную ситуацию 1890−1915 гг. в перспективе интертекстуальных связей ее с модернизмом (I глава);

— составить представление о формировании протомодернизма в английской прозе 1910;х гг. (II глава);

— сформулировать литературно-критические позиции Вирджинии Вулф и Д. Х. Лоренса относительно той проблематики, которая обычно кодируется как «модернистская», а также определить вопросы, которые они сами полагали наиболее значимыми (III глава);

— изучить литературно-эстетические аспекты (интертекстуальный, рецептивный, психологический, культурологический) прозы Лоренса и Вулф (III и IV главы);

— проследить динамику художественных изменений в прозе Вулф и Лоренса (влияние эстетических взглядов на принципы нарративноститрасформацию устного дискурса в письменныйпроявление авторского самоанализа в письмах, а также в рукописи и окончательной редакции текста, моделирование воображаемого читателя и формы сотворчества, игры и т. д. (III и IV главы).

В диссертации используется контаминация нескольких методов исследования: интертекстуального анализалитературоведческих аспектов теории коммуникации (автор — текст — читатель / автор — издательчитатель) — анализа авторского слова в сравнении с ключевыми словами эпохи (Р.Вильямс) — сравнительного изучения рукописи и окончательной редакции текста для уточнения авторской позициирецептивной критики.

В практическом плане результаты работы дают богатый культурно-исторический и филологический материал для учебных пособий по спецкурсам и спецсеминарам по английскому модернизму и литературоведческой рефлексии об этом явлении в теории и критике 1930;1990;х годов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В настоящей диссертации собран и проанализирован обширный текстологический материал из недавно публикованного и у нас еще совсем не изученного корпуса текстов Лоренса и Вулф: письма, варианты рукописей, различные редакции романов и т. д.

В качестве основного методологического подхода в исследовании использована теория интертекста трех типов: социокультурная, семиотическая и словесно-речевая.

На этой методологической и фактографической основе сделана попытка оторваться от нормативного понимания модернизма как совокупности определенных стилевых констант и рассмотреть динамику становления литературы английского модернизма как части формировавшейся на рубеже XIX—XX вв.еков «культуры современности» (culture of modernity).

В диссертации представлены области взаимодействия и взаимовлияния модернистской литературы и социума. В первую очередь, это касается одного из важнейших аспектов современной культуры: практики английских писателей в связи с издательской системой и изменениями в ней на рубеже столетий и в начале XX века.

Одновременно, наряду с выявленными областями взаимодействия и взаимовлияния издательско-читательской практики и творческой деятельности писателей, выявлены истоки и фазы формирования литературно-эстетических основ английской модернистской прозы, получившие определения протомодернизма и собственно модернизма. Впервые в русском и зарубежном литературоведении к анализу прозы писателей нескольких поколений применена стратегия интертекста. Она позволила, во-первых, уточнить место и значение для становления прозы Лоренса и Вулф таких явлений англистики, как «новоженская литература» 1890-х годов, критика и художественная практика Форда М. Форда, которые до сих пор еще не становились предметом анализа отечественных литературоведов. Во-вторых, обнаруженные существенные интертекстуальные параллели помогли прояснить, что именно в тематике, проблемах, языке совпадало у Вулф и Лоренса с предшественниками и было, следовательно, знаком времени, а что являлось их собственным самостоятельным «шагом» .

Главный поворот исследования заключался в рассмотрении прозы Лоренса и Вулф как самодостаточной области словесного творчества, развивавшегося в определенном эстетическом континиуме.

В связи с литературно-эстетической проблематикой текстов обоих писателей и на основе типологии и с применением инструментария интертекста определены собственно модернистские аспекты прозы Лоренса и Вулф: интертекстуальный, рецептивный, психологический и культурологический.

Каждый из выявленных аспектов был исследован и проанализирован как на документальном и литературно-критическом, так и собственно художественном материале (романах).

В результате многоаспектного исследования была доказана гомогенность прозы Лоренса и Вулф культуре «modernity», а ее проблематики, идеологии и языка — магистральным явлениям гуманитарной ситуации XX века.