Категории числа и принадлежности имени существительного и происхождение их показателей в татарском языке

Актуальность исследования. Проблема изучения и установления генезиса аффиксальных морфем некоторыхкатегорий имени существительнрго тюркских языков (в том числе и татарского) представляет собой одну из актуальнейших проблем для современного этапа развития тюркологии и урало-алтаистики.

Исследования в отечественной и зарубежной тюркологии последних десятилетий значительно расширили возможности для ведения научных изысканий в области истории отдельного языка или группы языков. Этот период в. развитии языковедческой мысли ознаменовался напряженным поиском новых приемов и методов исследования на более высоком теоретическом уровне, чем в предыдущие этапыстановления науки о тюркских языках.

Многими современными исследователями признается одним из перспективных направлений в области изучения грамматического строя тюркских языков так называемые функциональный, функционально-семантический подходы к явлению языка. Новейшие достижения исторической тюркологии отражены в научных трудах А. Н. Кононова (1956; 1960), Э. В. Севортян (1962; 1966), С. Н. Иванова (1969), Г. Айдарова (1971), Дж.Г. Киекбаева (1972; 1996), Б. А. Серебренникова и Н. З. Гаджиевой (1979; 1983), Э. Р. Тенишева (1976), A.M. Щербака (1977), H.A. Баскакова (1979), И. В. Кормушира (1984), В. М. Насилова (1989), М. З. Закиева (1995), А. Г. Шайхулова (2000), В. А. Андреева (2000), A.B. Дыбо (2007) и др.

На необходимость изучения грамматических категорий тюркских языков в функциональном аспекте во взаимодействии с контекстом обращал внимание Э. В. Севортян (1970).

Следует также отметить, что в течение последних десятилетий была проделана большая работа в плане сравнительно-исторического изучения грамматики и лексики тюркских языков коллективом московских тюркологов во главе с членом-корреспондентом РАН Э. Р. Тенишевым [Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков 1984, 1988, 1997, 2002, 2006]. Вместе с тем, ряд изысканий по проблемам исторической грамматики тюркских языков сводится к описанию языковых особенностей письменных памятников в их соотнесении с языковыми явлениями современных языков.

На наш взгляд, это затрудняет исследование грамматических явлений в процессе их исторического развития на современном этапе. Поэтому все большее научное и практическое значение приобретают исследования истории развития форм и аффиксов грамматических категорий отдельных языков, а таюке групп и семей языков (например, тюркских, монгольских, тунгусских, уральских). В настоящей работе исследование категорий числа и посессивности проводится в функционально-семантическом аспекте. Попытки системного описания морфологических категорий именных частей речи и глагола как в татарском языкознании (Л.З. Заляй), так и в других областях тюркологии основаны главным образом на бинарно-дихотомическом принципе, который, на наш взгляд, не обеспечивает системного, более осмысленного представления многообразия функционирования этих категорий.

Категория числа и принадлежности в исследуемом языке представляет собой как основные структурные словоизменительных категории, так и правильную интерпретацию сущности, которая может положительно способствовать теоретическому осмыслению и других грамматических категорий языка [См.: Серебренников 1957; Иванов 1969; Гузев 1986, 1990; Андреев 2000].

В силу этого, актуальность проблемы диссертационной работы очевидна. Впервые в татарском языкознании происхождение и дальнейшее развитие показателей категорий числа и принадлежности имени существительного рассматривается на примерах не только из тюркских, но и алтайских, монгольских, тунгусо-маньчжурских, а также уральских марийский, удмуртский и др.) языков и их диалектов. Собранный материал дает возможность объективно показать определенную последовательность процесса развития аффиксов множественного числа и принадлежности в диахронии в татарском и в других тюркских языках.

Степень изученности темы. Первым опытом исторической морфологии татарского языка следует считать исследование профессора Л. З. Заляя «Татар диалектологиясе» («Татарская диалектология») [Заляй 1947] и его же «Татар теленец тарихи фонетикасы буенча материаллар» («Материалы по исторической фонетике татарского языка») [Заляй 1954]. В них автор выясняет происхождение форм морфологических, категорий некоторых знаменательных частей речи путем сравнений и идентификации с другими тюркскими языками, подтверждая это данными древнетюркского языка. В 2000 году вышла книга Л. З. Заляя «Татар теленец тарихи морфологиясе (очерклар)» («Историческая морфология татарского языка (очерки)»), где собраны и систематизированы очерки, анализирующие исторический путь развития форм и аффиксов морфологических категорий именных частей речи и глагола.

В работе Х. Ч. Алишиной «Тоболо-Иртышский диалект языка сибирских татар» (1994) описывается аналитикотсинтетический способ выражения значения принадлежности в диалектах языка сибирских татар. Данное значение выражается с помощью местоимений, имен существительных, снабженных аффиксаминыкы/-неке, -ныцкы/-иецке. Эта форма употребляется в функции определения, заменяет собой форму родительного падежа в составе изафетной конструкции: Анавы кыс-ныкы китабы «Книга той девушки».

В монографии А. Г. Шайхулова описывается семантическое развитие односложных корневых основ в кыпчакских языках, а также анализируется однофонемные показатели, участвующие в развитии морфологической структуры новых слов и некоторых словоформ [Шайхулов 2000].

Вместе с тем, морфологические категории имени существительного стали предметом специального исследования лишь в последние годы. Так, в 2004 году вышла монография Р. Ф. Фаттаховой «Категория числа в современном татарском литературном языке», где освещаются общетеоретические вопросы относительно категории числа, раскрываются грамматические и лексические особенности выражения количественности (множественности), а также освещается вопрос генезиса морфологического показателя множественного числалар, где поддерживается автором гипотеза о двусоставности тюркского (в том числе и татарского) аффиксалар.

Проблема изучения сущности, языковой выраженности категории определенности-неопределенности, а также категории посессивности являлись предметом и объектом научных исследований в славянских и балканских языках [Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках 1979; Категория посессивности в славянских и балканских языках 1989].

Целыо диссертационного исследования является изучение генезиса и развития показателей категорий числа и принадлежности имени существительного в татарском языке, попытка реконструкции их начальных форм.

Для достижения данной цели ставились следующие задачи:

— показать историографию изучения проблемы в тюркологии и в татарском языкознании;

— исследовать' и реконструировать процесс становления современных аффиксов множественного числа в татарском языке;

— исследовать происхождение аффиксальных морфем категории принадлежности в татарском языке.

Объектом исследования является становление формообразующих морфем категорий количественности и принадлежности в татарском языке.

Предметом исследования являются происхождение и развитие показателей множественного числа, а также аффиксов принадлежности имени существительного татарского языка в сравнении с другими тюркскими, алтайскими и уральскими языками.

Методологическую основу исследования составляют учение и категории диалектической логики, выражающееся в следующих конкретных методологических принципах: принцип системностипринцип относительностипринцип субстанциальностипринцип противоречивости [Иванов 1969: 26- Андреев 2000: 11−12]. Пользуясь случаем, выражаем слова благодарности профессору А. Г. Шайхулову за конкретизацию отдельных акцентов и методологических установок.

Наш подход к решению проблемы происхождения и развития показателей исследуемых категорий основывается на положениях, выдвинутых такими известными учеными в тюркологии и урало-алтаистике, как А. Н. Кононов, Г. Ф. Благова, Б. А. Серебренников, Дж.Г. Киекбаев, Э. Р. Тенишев, С. Н. Иванов, Гаджиахмедов, A.B. Дыбо, И. А. Андреев.

Важный этап в создании исторической морфологии татарского и башкирского языков представляют научные публикации В. Х. Хакова (1965, 2003), Э. Н. Наджипа (1971), А. Х. Нуриевой (1975, 1980, 1984), Ф. С. Хакимзянова (1987), Р. Г. Ахметьянова (1989), а также A.M. Азнабаева, В. Ш. Псянчина (1976, 1983) и др., в которых предлагается этимология формообразующих аффиксов. Много нового в подходах к решению истории форм аффиксов тех или иных морфологических категорий можно найти в работах по алтаистике и сравнительной тюркологии, принадлежащих перу известных зарубежных и отечественных исследователей, таких как Н. К. Дмитриев (1948), В. А. Богородицкий (1953), М. Рясянен (1955), Г. Рамстедт (1957), В. Котвич (1962), Э. В. Севортян (1966), А. Н. Кононов (1969; 1980), Дж.Г. Киекбаев (1972), Б. А. Серебренников (1974), Э. Р. Тенишев (1976), A.M. Щербак (1977), H.A. Баскаков (1979) и др.

Представляющими несомненный интерес, на наш взгляд, являются теоретические положения, изложенные в сравнительно-исторических и историко-типологических исследованиях И. В. Кормушина и В. М. Насилова.

1984), С. Н. Иванова (1969 и др.), А. Г. Шайхулова (2000; 2007), В. А. Андреева (2000), Л. Г. Хабибова (2007; 2008), где обнаруживается широкое привлечение материала из алтайских и уральских языков. Несмотря на это, до сих пор по данной проблеме отсутствует монографическое исследование, освещающее происхождение и развитие показателей категорий числа и принадлежности в татарском языке.

Методы исследования. Для достижения поставленной в диссертационной работе цели были использованы такие исследовательские методы, как описательный, сравнительно-исторический (компаративный), структурно-морфологический и метод компонентного анализа.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые на основе функционально-семантического подхода к явлениям языка в татарской лингвистической науке исследуются аспекты становления показателей категорий числа и принадлежности, что с методологической позиции подтверждает идею происхождения и фузионного развития отдельных грамматических категорий агглютинативного строя языков.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что использование идеи плеонастического сращения древнейших показателей морфологических категорий числа и принадлежности предоставляет возможность определить, какую роль выполнял каждый отдельный грамматический показатель в составе ныне функционирующей морфемы.

Практическая значимость работы определяется тем, что её результаты могут внести определенный вклад в разработку вопросов исторического развития татарского языка. Материалы могут быть использованы в преподавании курсов «Историческая грамматика татарского языка», «Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков» и ряда спецкурсов по проблемам истории татарского литературного языка.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В татарском языке (в отличие от индоевропейских языков) категория определенности-неопределенности выражается другими фонетическими, морфологическими, синтаксическими и лексическими) средствами.

2. Аффикс множественного числалар имени существительного татарского языка и других тюркских языков не возник путем присоединения и превращения полнозначного слова нар со значением «совокупность» в аффикс, а образовался путем постепенного наращивания древних однофонемных показателей множественности и неопределенности по мере утраты значения каждого предыдущего показателя, а именно, к основе имен существительных сперва присоединился показательл (общеалтайский показатель множественного числа), к нему наращивался показатель неопределенности и множественностиа, затем общеалтайский показатель множественностир: -л-а-р = -лар.

3. Форма принадлежности первого и второго лица единственного числа образовалась путем сращения к основе показателя определенностим и -// (кул-ым «моя рука» и кул-ыц «твоя рука»), а форма множественного числа — прибавлением показателей множественностиз к основе с показателем единственного числа нам (-6), -ц (-г): кул-ыб-ыз (кул-ым-ыз) «наши руки», кул-ыг-ыз (кул-ыц-ыз) «ваши руки». Как показатель определенности выступает аффикс принадлежности третьего лицаы, который является одновременно показателем винительного падежа в огузских языках в словах с конечным согласным (ат-ы «коня» и ат-ы «его коня»),.

4. Показатель множественностик, соединяясь с другим показателем собирательной множественностил, образовал осложненный аффикслык, выражающий обилие однородных предметов: каен-лык «березняк», гшэн-лек «дубрава, дубняк» и др.

Апробация работы. Основные результаты исследования были апробированы в форме докладов на ежегодных итоговых научных конференциях Башкирского государственного педагогического университета имени Мифтахетдина Акмуллы в 2006;2008 гг. Отдельные положения диссертационного исследования были также представлены в виде докладов на Всероссийских научно-практических конференциях «Филологическая наука конца XX — начала XXI вв. Проблемы, опыт, исследования, перспективы» (Елабуга, 2007) и «Проблемы сохранения этнического самосознания, языка и культуры сибирских татар в ХХГ веке» (Тобольск, 2008).

По теме диссертации опубликовано 10 научных работ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение

.

В тюркском языкознании категорию числа изучали такие видные тюркологи как Т. Ковальский, К. Гренбек, А. Н. Кононов, а в татарском и башкирском язб1кознании — JI.3. Заляй, Н. К. Дмитриев, Дж.Г. Киекбаев.

Изначально категория числа рассматривалась изолированно, т. е. вне связи с другими грамматическими категориями. Только Н. К. Дмитриев попытался установить связь этой категории с категорией определенности-неопределенности, находящейся с ней в непосредственных функциональных отношениях. Однако, он не до конца раскрыл природу категории определенности-неопределенности и ее связь с категорией числа. Он также не смог объяснить, почему многие имена существительные, имея форму единственного числа, способны выражать множественность предметов: Мин дщалэк эщыям '"Я собираю ягоды" (доел. «Я ягода собираю») — Укучылар башак чуши «Ученики собирают колосья» (доел. «Ученики колос собирают»). Не раскрыта им также природа такого явления, как отсутствие согласования между главными членами в предложениях тюркских (в том числе и в татарском и башкирском) языков: Коишар кайтты «Птицы вернулись» (доел. «Птицы вернулся или вернулась») — Каникуллар баишанды «Каникулы начались» (доел. Каникулы начался").

Эту проблему в урало-алтаистике наиболее полно осветил Дж.Г. Киекбаев. Он, применив теорию определенности и неопределенности, объяснил ряд фактов, раскрывающих природу категории числа. Профессор Дж.Г. Киекбаев впервые в истории урало-алтаистики разработал теорию определенности и неопределенности (ОПНО), доказав, что грамматическая категория определенности-неопределенности присутствует не только в индоевропейских языках, но она характерна и для всех урало-алтайских языков. Разница между этими языками в том, что в индоевропейских языках идея определенности или неопределенности предметов и явлений выражается при помощи артиклей. Например: Ich lese das Buch. — Я читаю книгу определенную, известную), но Ich lese ein Buch. — Я читаю книгу (неопределенную). Определенность или неопределенность в урало-алтайских языках должны выражаться другими средствами, а не при помощи артиклей. В урало-алтайских языках нет артиклей и их не должно быть, ибо они относятся к совершенно другой типологической семье языков. Если в них были бы артикли, то подобное явление было бы случайностьюили же алтайские языки были бы типологически родственными с индоевропейскими. Рассуждая таким образом, Дж.Г. Киекбаев обнаружил и аргументировал следующие пути или грамматические средства выражения определенности и неопределенности предметов и явлений:

1) фонетический путь или средство. В урало-алтайских языках широкие гласные (в тюркских — а и э, в других родственных языках могут быть другие, близкие к ним варианты) способны выражать идею неопределенности, а узкие гласные — идею определенности. Это ярко видно из монгольских языков, например, в дагурском: би «я» — баа «мы», ии «он» — ан «они». Надо заметить, что в своем историческом развитии татарский язык в выражении идеи определенности и неопределенности прошел такой путь: *ол > ул «он» — а-лар «они».

Теперь мы можем объяснить необъяснимое до сих пор явление, почему в аффиксах множественного числа всегда употребляются широкие гласные, а или э, нарушая закон губной гармонии, проводимый по губным гласным о и о в остальных, например, падежных аффиксах: [болон — болонно, болонноц] или аффиксах принадлежности: [болоном, болоноц, болонноко, но болоп-иар] (вместо ожидаемой по закону губной гармонии болон-нор).

По теории определенности и неопределенности идея неопределенности, выражаемая широкими гласными, тесно связана с идей множества, а форма множественности не указывает на определенное количество: китап-лар «книги», здесь посредством аффиксалар, где имеется широкий гласныйа, выражается некое множество книг от двух до бесконечности. Например: Партада китаПлар ята «На парте лежат книги». Сколько книг лежит на парте, мы не знаем;

2) морфологический путь выражения категории определенности-неопределенности заключается в том, что одна группа аффиксов выражает определенность предметов и явлений, другая — неопределенность предметов и явлений. Так, аффиксы родительного и винительного падежей (их называют грамматическими) выражают определенность предметов: Мин кеше-не курдем «Я видел того человека" — Шэнэр-нец бакчасы матур «Сад города (определенного) красив». В примере Шэнэр бакчасы матур «городской сад (неопределенный) красив», как видим, неопределенность предмета выражается так называемым нулевым аффиксом, т. е. лишь формой основы. Профессор Дж.Г. Киекбаев указывал, что «.в большинстве урало-алтайских языков категория неопределенности характеризуется тем, что у грамматически неопределенной формы часто отсутствует формальный показатель как в сфере имени, так и в сфере глагола». А идея неопределенности тесно связана со значением множественного числа: Коиигар кайтты «прилетели птицы». Сколько птиц прилетело — никто не ответит, вернее, их количество от двух до бесконечности. По мнению Дж.Г. Киекбаева, безаффиксальная основа имени в урало-алтайских' языках может передавать не только идею неопределенности, но и идею множественности. Так, в татарском предложении Ул авылда сыер карый «В деревне он ухаживает за коровами» прямое дополнение сыер «корова» формально стоит в единственном числе. Но и говорящий, и слушающий подразумевают неопределенное множество коров (стадо). Поэтому в приведенном примере нет необходимости ставить дополнение во множественном числе в виде сыерлар «коровы»;

3) синтаксический путь выражения категории определенности-неопределенности заключается в том, что, изменив порядок слов (место прямого дополнения) в предложении, можно выразить определенность или неопределенность объекта. В предложении Мин китап укыйм «Я читаю книгу» речь идет о неопределенной книге. Здесь дополнение китап стоит непосредственно перед сказуемым в форме неопределенного винительного падежа, т. е. без аффикса. Когда переставляем слово китап на начало предложения, оно принимает форму определенного винительного падежа китап-ны. Например: Китапны минукыйм «Книгу (определенную) я читаю», где не допускается форма Китапминукыйм букв. «Книга я читаю».

Характерно, что в синтаксисе ряда тюркских языков согласование подлежащего й сказуемого в числе отсутствует в безлично-пассивных конструкциях, так именно актуализируется факт неизвестности, кем совершается действие: Хатлар эцибэрелде wide «Письма отправлены уже» (доел. Письма отправлено уже). Здесь формально-грамматическое подлежащее хатлар «письма» принимает форму множественного, а сказуемое эщибэрелде «отправлено» в форме единственного числа;

4) лексический путь или средство. В татарском языке, как и во всех тюркских языках, неопределенное состояние предмета, обозначенного существительным, выражаются с помощью многозначного слова бер «одиннекийкакой-тб». Например: Минем алдан бер кыз бала атлый (И. Гази) «Передо мной шагает какая-то девочка». Неопределенности, выраженной словом бер противопоставляется определенность, показателями которой выступают а) указательные местоименияб) личные местоименияв) аффиксы принадлежностиг) прилагательные, оканчивающиеся надагы.

В татарском языке множественное число, кроме своего основного значения, имеет различные переносные значения, т. е. оно по своей семантике и функции весьма многогранно.

Как известно, категория множественности в татарском литературном языке может выражаться тремя способами: а) аффиксально или морфологически (посредством использования аффиксалар и его алломорфовлэр, -нарАнэр) — б) лексически (путем детализации семантической структуры используемых в речи парных имен существительных) — в) синтаксически (в виде сочетания существительного с количественным определением).

К этим трем способам можно добавить четвертый — безаффиксальный способ, или форму с нулевым показателем, больше известную в лингвистической литературе как форма единственного числа, стилистический потенциал которой характеризуется широким спектром эмоционально-экспрессивных значений.

Семантическая и грамматическая функция множественного числа в татарском языке применительно к именам существительным сводится к следующему: а) аффикслар/-лэр, присоединяясь к именам существительным с обобщенным значением собирательности или совокупности (карлар «снега», свтлэр «всякое молоко», керосиннар «всякие керосин» и т. д.) обозначает их различные виды, сорта или повторяющиеся явленияб) при присоединении к личным именам и терминам родства аффикслар/-лэр, наряду с конкретным лицом охватывает и других лиц, которые сопровождают или окружают его: этиемиэр килде «приехали отец и другие», Артурларда булдым «был у Артура (в его семье)" — в) присоединяясь к существительным с темпоральным значением {ел «год», кон «день», сэгатъ «час» и др.) аффикслар/-лэр выражает приблизительность или примерное определение чего-либо: сэгатъ алтыларда «около шести часов», майпыц егермелэрендэ «около двадцатого мая» и др.

Категория принадлежности в татарском языке, как и в остальных тюркских языках, выражается тремя способами: а) морфологическим, б) морфолого-синтаксическим, в) синтаксическим. Основным значением этой категории является значение посессивности, т. е. притяжательности. С помощью специальных аффиксов выражается принадлежность предмета к лицу, одновременно указывается при этом и на предмет обладания и на лицо обладателя. Поэтому она бывает представлена формами трех лиц (единственного и множественного числа): кое-м, кое-ц, кое-сы и кое-быз, кое-гыз, кое-сы или {-лар)ы.

Принадлежность предмета третьему лицу (или третьим лицам) обычно выражается сочетанием личного местоимения третьего лица в притяжательном падеже с существительным с аффиксом принадлежности этого же лица: аныц эте «его/ее собака», аларныц эте «их собака».

В татарском языке можно выделить три морфологические формы, выражающие отношение посессивности: а) аффикс принадлежности — абый бурегеб) притяжательный падеж — абыйпыц буреге-, в) аффиксиыкы, падежообразная форма — бурек абыйпыкы.

По степени присоединения аффиксов по отношению к корню аффикс принадлежности следует за аффиксом числа: китап-лар-ыбыз «наши книги», гол-лэр-ем «мои цветы» и др. В разговорной речи и в диалектах аффикс принадлежности порою присоединяется непосредственно к корню, предшествуя аффиксу числа. Это происходит в именах существительных, которые обозначают лица: апа-м-нар «мои сестры (тети)», баба-ц-нар «твои дедушки». Мепэ бу апамнар белэи сойлэшергэ телгш «Хочу поговорить вот с этими моими тетями». Здесь аффиксм обозначает конкретность и занимает позицию перед аффиксом множественности. А в литературном языке утвердилась норма: минем апалар или апа-лар-ым.

Аффикс множественного числалар генетически восходит не к полнозначному слову, а древним простым формантам, выражающим множественность (-л, -р) и неопределенность (-а, -э): л-а-р.

Итак, результаты настоящего сравнительно-исторического исследования дают нам основание полагать, что аффикс множественного числалар в тюркских языках формировался в течение длительного времени как итог фузии совпадающих по функции трех однофонемных элементов. Каждый элемент, состоящий из одного звука, в процессе развития целого форманта наращивался на другой по мере утраты первым своего грамматического значения. В диалектах и говорах до сих пор сохранились следы функционирования однофонемного элемента из аффиксалар в качестве множественного числа в родственных языках.

Сложный аффикслык, -лек в татарском языке, по теории определенности и неопределенности происходил путем плеонастического слияния древнейших однофонемных показателей множественностил ик, а элементыы,-е являются связующим гласным между аффиксами, состоящими из согласных.

Аффикс множественного числаз в исходе представлял собой звукт, который развивался в родственных языках по схемет > -д > -з~р.

В татарском языке, как и во всех тюркских языках, при помощи специальных аффиксов одновременно выражается и предмет обладания, и лицо обладателя: йорт-ым (мой дом), гюрт-ьщ (твой дом), йорт-ы (его/ее дом) и т. д.

О происхождении и развитии показателей принадлежности имеется немало публикаций. Многие тюркологи по сегодняшний день склонны считать, что аффиксы принадлежности происходят из личных местоимений. Такого мнения придерживаются и по настоящее время многие представители татарского языкознания. Так, по утверждению Л. З. Заляя, «.нет никакой разницы в выражениях мин килдем (я пришел) и минем килуем (мой приход): аффикс лица (-м) в слове килдем, а также аффикс принадлежности (-м) в слове килуем образованы от одного и того же личного местоимения мин (я)» [Заляй 2000: 32].

Мы не согласны с подобным утверждением. Оно, по сути, противоречит агглютинативному построению татарского языка (а также всех урало-алтайских языков).

На наш взгляд, аффиксы принадлежностиым/-ем, -ыц/-ец исторически состоят из двух элементов (-ы им, -ьг иц), которые являются показателями определенности. По утверждению Дж.Г. Киекбаева, «.в тюркских языкахы в составе аффиксов принадлежностиым, -ъщ, -ымыз, -ыцыз, -ыгыз исторически также следует выделить особо, так как элементы вошел в состав в этих аффиксов в результате сращения нескольких показателей определенности» [Киекбаев 1996: 275].

Форма принадлежности первого лица множественного числа образовалась от формы единственного числа путем присоединения общетюркского'' показателя множественности ~(ы)з: ата-б-ыз (наш отец), йорт-ыб-ыз (наш дом). Ср. тур., азер. баба-м-ыз (наш отец).

Аффикс принадлежности второго лица единственного числац считается древним показателем определенности. Форма множественного числа образовалась от основы определенности наг<*-ц бала-г-ыз (ваш ребенок) и йорт-ыг-ыз (ваш дом).

Особенностью категории принадлежности третьего лица является наличие специального аффиксаы исы: ат-ы, бала-сы. Аффиксы, который нами обнаруживается в винительном падеже огузских языков, и аффиксы, являющийся показателем принадлежности в тюркских языках, по мнению В. А. Богородицкого, имеют одинаковые корни. У формы принадлежности третьего лица множественного числа нет специального аффикса. При указании на множественное число обладателя (в единственном числе) присоединяется аффикс множественного числалар/-лэр: аеыл-лар-ы (их деревня), куллэре (их озеро). Здесь аффикслар указывает не на множественное число предмета, а на множественное число обладателей.

Форма типа ата-сы образовалась от более древней формы принадлежности нас. Аффиксс впоследствии утратил свое значение. Но он не исчез бесследно, а образовал согласную основу определенности, к которой затем наращивался аффикс принадлежностиы, -и, как и ко всем именам на согласную основу по общей модели, например, ата-си ата-с-ы- > ата-сы (его отец), ини (младший брат), ини-с и иии-с-и > ини-си (его младший брат) и т. д. [Киекбаев 1996: 273].