Этническая идентификация городского населения Республики Казахстан 1992-2005 гг.: На примере казахов и русских Южно-Казахстанской области

Провозглашение независимости и укрепление суверенитета Республики Казахстан происходило под лозунгом создания национального государства, когда в качестве основного субъекта суверенитета, а значит, и объекта политики национального государства, конституировалась часть населения, выделяемая на основании особенностей культурно-исторического происхождения и именуемая «коренным» (титульным) населением. Таким образом, единый «казахстанский народ» оказался поделенным на «самоопределившуюся казахскую нацию» и другие национальности и этнические группы, населяющие Казахстан.

Так, в преамбуле Закона «О государственной независимости Республики Казахстан» от 16 декабря 1991 года подтверждается право казахской нации на самоопределение. Преамбула Конституции Республики Казахстан, принятой Верховным Советом Республики Казахстан 28 января 1993 года, также говорит о незыблемости казахской (не казахстанской — И.С.) государственности. Развивая подобные законодательные положения, президент Республики Казахстан Н. Назарбаев считает, что «вполне уместно, если в нашем государстве. интересы коренной нации — казахов — в отдельных случаях будут оговариваться отдельно, как это имеет место в ряде государств» (Назарбаев 1992, 4). В подобных высказываниях можно ясно видеть влияние представления, согласно которому нация — реальная социальная общность, обладающая специфическими коллективными интересами.

В последующем в новой редакции Конституции РК, приятой 30 августа 1995 года формулировка преамбулы была несколько изменена: «Мы, народ Казахстана, объединенный общей исторической судьбой, созидая государственность на исконной казахской земле, сознавая себя миролюбивым гражданским обществом, приверженным идеалам свободы, равенства и согласия.» «(Конституция. С. 4).

Как видим, здесь сочетаются как декларации о гражданской, а не этнической составляющей основного субъекта действия конституции (Конституция принята от имени народа Казахстана, но не казахов) так и подтверждение особой роли казахского народа, казахской земли в судьбе страны.

Подобный симбиоз наблюдается и в других законодательных актах. Например, в Законе Республики Казахстан от 11 июля 1997 года N 151−1 «О языках в Республике Казахстан» содержатся противоречивые тенденции: с одной стороны предоставить максимум преференций казахскому языку, с другой стороны сохранить равенство прав носителей других языков. Несмотря на имеющиеся в тексте закона положения о том, что во многих сферах наравне с казахским официально используется русский язык, о том, что каждый гражданин Казахстана имеет право на пользование родным языком, о недопустимости ущемления прав граждан по языковому признаку и т. д. основная цель закона — усилить роль и распространение в обществе казахского языка.

Эта неслучайная, как представляется, неопределенность в документах, призванных регулировать сферу межэтнических отношений и этнокультурной специфики ясно выражается отсутствием в Казахстане каких-либо документов на эту тему: ни законов о национально-культурной автономии, ни каких-либо положений о статусе национальных меньшинств. Единственной попыткой создания подобного рода документов могут служить принятые весной 2002 года «Положение об Ассамблее народов Казахстана» и «Стратегия развития Ассамблеи народов Казахстана». Но ни в силу своего статуса (оба они не являются законодательными актами прямого действия) ни в силу сохраняющейся неопределенности формулировок эти документы не могут играть роль базовых элементов законодательного оформления этой сферы общественной жизни. В преамбуле «Положения.», например целью деятельности Ассамблеи объявляется «.укрепление возрожденной государственности, защиту прав и свобод человека, интересов народа и государства.», тогда как по Конституции РК высшей ценностью государства является «.человек, его жизнь, права и свободы"(Конституция.Ст.1).

Неудивительно, поэтому, что существующее положение позволяет коренному населению зачастую воспринимать себя в качестве обладателя особого статуса в системе взаимоотношений с властью и основного адресата мероприятий социальной и национальной политики государства. Такая ситуация объясняется на официальном и повседневно-обыденном уровне естественно-исторической обусловленностью тезиса, в соответствии с которым единственным субъектом исторического развития провозглашается осознаваемая общность носителей культурно-специфических признаков (этнос), а национальное государство служит формой самоосуществления этноса на современном этапе развития социальных форм человечества. В этих условиях преимущественное распространение получает лояльность к «своей» этнической группе, принадлежность к которой становится «естественной» гарантией более или менее благоприятной позиции в системе распределения социально значимых ресурсов посредством государства. В такой ситуации складывание общеказахстанского гражданского сознания как основы стабильного демократического общества достаточно затруднено.

Это обстоятельство, очевидно, учитывается руководством республики. Так как, посчитав недостаточным закрепление в Конституции положения, согласно которому граждане Казахстана обладают равными правами независимо от их расовой и этнической принадлежности, было уделено особое внимание мерам по становлению общеказахстанского сознания. В выступлениях на самом высоком уровне неоднократно подчеркивалась важность для этой цели «межнационального единства». При этом гарантией сохранения последнего называется, с одной стороны, ответственность самоопределившейся казахской нации за судьбы других народов республики, традиционное гостеприимство и доброжелательность казахов: «Если казахская нация, казахский народ строит эту (национальную — И.С.) государственность, значит, он берет на себя обязательство обеспечить душевный комфорт для нашей многонациональной республики» (Назарбаев 1994г) или «.суверенный Казахстан отвечает за спокойствие и равноправие проживающих в нем граждан всех национальностей» (Назарбаев 1994а). С другой стороны, залогом социально-политической стабильности должно было стать «понимание» со стороны «некоренного» населения того факта, что «.осуществление национальной идеи принесло обществу многие позитивные результаты.» и что «.было бы большой ошибкой не видеть этого, усматривать в естественном стремлении наций к самовозрождению лишь ограничение прав других.» (Назарбаев 19 936, 22).

Как видим, именно этническая неоднородность общества рассматривалась властями как возможная угроза стабильности республики. Следовательно, руководство республики ожидало, что этническая принадлежность различных категорий населения обусловит неодинаковое восприятие ими политико-идеологических и социально-экономических изменений, происходящих в Казахстане после обретения независимости, а также будет определять различные стратегии поведения представителей разных этнических общностей в новых условиях.

Актуальность данной работы заключается в попытке ответить на вопрос о роли этнической идентификации в современном Казахстан, о том, насколько обоснована интерпретация общности носителей сходных культурно-специфических признаков (этноса, этнической группы) в качестве единственного или главного субъекта социальных и политико-правовых отнощений. Вопрос имеет не только научное, но и огромное общественно-политическое значение, так как от эффективности поисков ответа на него зависит существование Казахстана как полиэтничного, многокультурного государства. Угроза стабильности в Республике касается, в первую очередь, существования гражданского общества в том случае, если граждане Казахстана главной формой лояльности признают лояльность не гражданскую, а этническую. Кроме того, выделение в государстве одной нации в качестве титульной может вызвать дискомфорт и неудовлетворённость политикой, осуществляемой властями по отношению к некоренной части населения, что, в конце концов, приведёт к нестабильности и конфронтации в обществе.

Изучение этнической идентификации имеет в СССР и постсоветских государствах длительную традицию. В послевоенный период появилось несколько работ, посвященных общим проблемам теоретической этнографии, где давались характеристики как этнической общности в целом, так и отдельных ее признаков: Кушнер (1949), Токарев (1964), Толстов, Левин, Чебоксаров (1957). Этнографы также принимали участие в дискуссии на страницах журнала «Вопросы истории»: Андрианов (1967), Козлов (1967а,) Лашук (1967), Семенов Ю. (1967). Примерно в это же время и несколько позже на страницах журнала «Советская этнография» были опубликованы несколько статей, авторы которых всесторонне обсуждали критерии выделения отдельных компонентов этнических общностей: Баряткаро-вич (1972), Бромлей (1972, 1972а), Козлов (1967, 1970, 1971), Козлов и Шелепов (1973), Чебоксаров (1967), Чистов (1972).

В ходе обсуждения этих статей, складывалась понятийно-терминологическая среда, которая позволила выработать основные положения той системы теоретических взглядов, что позже будет названа теорией этноса. Эта концепция прежде всего была разработана в трудах Ю. В. Бромлея (1983). Но и в работах других авторов, вышедших примерно в то же время, главный объект этнографической науки — этнос — представал в виде устойчивой социальной общности, существенным признаком которой являлось осознание его членами свой специфики и отличия от всех прочих Арутюнов и Чебоксаров (1972), Пименов (1977), Чебоксаров и Чебоксарова (1971).

На протяжении последующих двадцати лет проблема этнической идентификации не раз обсуждалась в рамках обсуждения проблем этнического самосознания: Козлов (1974, 1979), Крюков (1976), Джарылгасинова (1987).

Начиная с начала 1970;х годов стали появляться работы этносоциологического характера, связанные с изучением современных общностей и наиболее актуальных социокульутрных проблем, в которых не поднимались, как правило, общетеоретического характера, но рассматривались отдельные аспекты реального существования этнических общностей, в том числе и этнической идентификации Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М., Кондратьев B.C., Сусоколов А. А. (1984), Губогло (1984), Дробижева (1974).

Новый виток дискуссий о природе и характере этнических общностей и межэтнических отношений развернулся в постсоветском обществоведении в 1990;е годы. Начало ему было положено серией выступлений и публикаций В. А. Тишкова на протяжении 1990;х годов, которые позже в большинстве своем были объединены в две работы: Этнология и политика (2001) и Реквием по этно-су (2003). Основой позиции В. А. Тишкова является, на наш взгляд следующее положение «. этническая идентичность — это не только постоянно меняющиеся представления о том, что есть группа, но эта есть всегда борьба за контроль над данным представлением, за дефиницию, за то, что составляет главные черты и ценности группы."(Тишков 1997, 16−17). То есть, акцент был перенесен на понимание этнической идентификации как постоянно происходящего процесса переопределения идентичностей. Тем самым в постсоветскую историографию проблем идентификации были привнесены теоретические построения, характерные для одного из главных направлений западных исследований социальных феноменов современности — так называемого «конструктивизма"(см. работы Ф. Барта (Barth 1969) и П. Бергера и Т. Лукмана (1995)).

В теоретических дискуссиях ученых постсоветского периода произошло смещение акцентов от обсуждения закономерностей и этапов формирования этноса к обсуждению механизмов функционирования этничности и транслирования групповой солидарности. Эту смену парадигм можно было наблюдать в публикациях, участвующих в теоретических дискуссиях в журнале «Этнографическое обозрение» на протяжении 1994;2005 гг.: Чешко (1994), Козлов (1995), Арутюнов (1995), Александренков (1996).

Особую важность для темы нашего исследования, в силу региональной близости и типологического сходства изучаемых явлений, имела дискуссия в журнале «Этнографическое Обозрение «в н.1 за 2005 год по статье А. Ильхамова «Археология узбекской идентичности». В рамках дискуссии практически впервые получили возможность сопоставления аргументы в пользу традиционного видения «становления среднеазиатских этносов» и доводы сторонников критического отношения к неизменным этническим субстанциям, для которых этническая идентичность современных народов региона во многом стала результатом деятельности политических элит новейшего периода.

Этнический феномен в постсоветском обществе уже много лет исследуется представителями общественных наук, как в государствах СНГ, так и за рубежом. Некоторые из этих исследований были посвящены природе этнической идентичности и ее сопряжению с политическими категориями. Наиболее важные из них-вошли в недавно опубликованные сборники: Нации и национализм (2002), Э. Смит (2004).

Особенно важными были для нас работы исследователей посвященные структуре современной иделогической среды (Бурдье 1993) и трансформации коллективных представлений в индивидуальные (Московичи 1992), которые повляли на методологические подходы, используемые в данной работе. Нельзя не отметить также работ этносоциологов, работавших в сфере разработки инструменов изучения массового сознания, в том числе и этнического, а также анализа отдельных его компонентов. Эти работы намечали подходы к изучению структуры этнической идентичности и процессов его формирования. В этих работах отмечалась особая роль «производителей этничности» — постсоветской ителлектуальной элиты (Дробижева 1994, Национальное самосознание. 1994, Дробижева JI.M., Аклаев А. Р., Коротеева В. В., Солдатова Г. У. 1996, Подходы. 1994, Соколовский 2001, Сагитова 1995).

Вопросы этнического многоообразия и связанные с этим особенности общественного развития в странах СНГ также становились предметом рассмотрения как отечественных, так и зарубежных авторов. Некоторые из них, посвященные диспорам были нам интерсены своими выводами о формировании новых идентичностей в условиях диспоры (Aasland 1996, Brubaker 1996, Laitin 1998, Melvin 1995, Колсто 2001, Космарская 2006, Савоскул 2001, Эшмент 1999 и т. д.). Есть и работы использующие методы конструктивистской критики и деконструкции коллективных представлений, но они, как правило, посвящены другим регионам (Абашин 2003, Брусина, Осипов 1993, Шнирельман 2006).

Нельзя не отметить работ посвященных этнической идентификации в Казахстане, которые также принадлежат перу как казахстанских так и зарубежных авторов. Эти работы в большинстве своем рассматривают этническую идентификацию в контексте новой политической конфигурации казахстанского общества, становления новой идеологической системы и т. д. (Akiner 1995, Bremmer 1994, Fi-erman 2005, Олкотг 2003). В исследованиях же посвященных межэтническим взаимодействиям, процессы формирования идентичности остаются на периферии внимания исследователей (Курганская, Дунаев 2002, Малинин 1997, Межнациональные отношения. 1994).

Таким образом, несмотря на то, что теме в целом посвящено огромное количество работ, в очень немногих сочетается использование современной методологии анализа этнической идентификации и исследование исторической динамики условий ее осуществления применительно к интересующему нас географическому и предметно-тематическому локусу.

Методология работы основывается на понимании этнической идентификации как процесса соотнесения себя индивидом с комплексами представлений, в соответствии с которыми индивид воспринимает и себя самого, и других в категориях принадлежности к этническим общностям как к единственным коллективным субъектам социального взаимодействия. Предметом исследования при таком подходе является изучение как механизмов складывания таких представлений, так и историии возникновение ситуаций, в которых процесс отождествления себя с какой либо этнической общностью становится для индивида актуальным .

Во-первых, необходимо выяснить, почему именно в терминах культурных (этнических) различий осмысляется сегодня характер основных субъектов социального развития. Другими словами, нужно проследить появление и развитие вплоть до сегодняшнего дня представлений, согласно которым сходство культурно-специфических признаков свидетельствует о единстве социальных устремлений их носителей. Во-вторых, важно установить, насколько представления, осмысляемые в качестве этнических, реально значимы в повседневной общественной практике, т. е. детерминируют представления людей о своих социальных потребностях, определяют восприятие ими насущных проблем, мотивируют их социальную активность.

Решающее влияние на процесс формирования господствующих в обществе представлений (в том числе и этнических) оказывают условия коммуникации. Эти условия зависят от характеристик социальной среды. Она представляет собой пространство, где разворачивается взаимодействие социальных субъектов (индивидуальных и коллективных). Это социальное пространство построено по принципам дифференциации и распределения путем взаимоисключения позиций социальных субъектов в сфере распределения ресурсов. Причем, поскольку взаимодействие субъектов представляет собой не только занятие определенных позиций, но и выработку определений позиции, то социальный порядок устанавливается через признание субъектами соответствия структур восприятия и оценки объективным структурам (соотношению позиций). Таким образом, анализ социальной реальности должен включать в себя как изучение процесса взаимоопределения позиций, занимаемых субъектами, так и исследование истории складывания спонтанных видений мира, конструирования социальных теорий и мировоззрений, способствующих, в свою очередь, конструированию реальности (Бурдье 1992,17- Бурдье 1993, 35- Бурдье 1993а, 167,173).

Благодаря особенностям политической организации обществ современного типа (коммуникация в них не имеет непосредственно личного характера, а опосредована специально созданными институтами), доминирующее значение в ходе социального взаимодействия имеет информационно-идеологическая среда.

В специальной литературе о способах организации и свойствах этой среды говорится как о «целесообразно организуемом систематическом распространении особым образом подготовленных сообщений., эта информация. четко ориентирована на формирование духовных ценностей, моральных или правовых норм данного общества или какой-то его части, с целью оказания идеологического влияния на настроения, мнения, оценки, решения и поведение значительных масс людей» (Социальная психология 1975, 169).

Естественно, такая среда оказывает немаловажное воздействие и на этническую идентификацию: «социально-психологические установки на межэтническое общение и национальные стереотипы складываются не только на основе личного опыта непосредственного общения, но и под влиянием полученных знаний, информации поступающей через каналы массовой коммуникации, общественного мнения» (Дробижева, Сусоколов 1981,13, Прим. 7).

Информационно-идеологическая среда в современном Казахстане, как и в любом другом обществе, имеет сложную структуру. В рамках ее сосуществуют механизмы репрезентации, ответственные за создание комплексов представлений, отражающих как различные этапы исторического развития общества, так и разные стороны социальной практики (например, наличие в обществе отличающихся друг от друга категорий и групп населения).

Поскольку различение социальных общностей возможно лишь посредством коллективного самосознания, важное значение приобретает для нас изучение механизмов социальной идентификации. Идентификация подразумевает отождествление индивида с членами той или иной социальной общности и осознание им себя в качестве субъекта социальных отношений в понятиях, выработанных и принятых внутри данной общности на конкретном этапе ее развития. Подобное определение себя в социальном мире начинается с неосознаваемого процесса «первичной социализации» и зависит от установок, принятых к личности со стороны «значимых других» (в этот период прежде всего родителей), от которых ребёнок «перенимает мир, где другие уже живут» (Бергер, Лукман 1995, 212). Соответственно, этот мир, имеющий для ребенка характер единственно возможной объективной реальности, обладает свойствами, которыми его наделили «значимые другие» уже прошедшие социализацию. Так в представлениях ребенка воспроизводится картина мира, господствующая в данном обществе. В дальнейшем, в ходе «вторичной социализации», когда индивидом создается свой мир типизированных образов, это видение реальности задает актуальные темы, в рамках и по поводу которых происходит коммуникация. Кроме того, процесс «вторичной социализации» вырабатывает особенности обобщенного на этом этапе образа «значимого другого», содержание которого определяет структуру личности как рефлексивной сущности, пути преодоления проблематичных ситуаций и сохранения целостного коллективного образа мира, а также самоудовлетворяющего образа «себя в мире» .

Особенности картины мира формируют также способы репрезентации, характерные для данного общества, которые обеспечивают каждого члена данного общества представлениями о специфических чертах «нашего мира «и его отличии от всех прочих. Это достигается с помощью легитимных (общепризнанных) схем классификации окружающей реальности, которые определяют специфику метафорической системы, риторических приемов, набора сюжетов.

Таким образом, анализ факторов, влияющих на формирование социальных (в том числе и этнических) представлений, требует исследования природы механизмов, ответственных за производство и распространение среди всех членов общности систем представлений, обеспечивающих единый образ мира. А сложное взаимодействие в современном массовом сознании в одно и то же время нормативных и мировоззренческих систем, возникших в разные периоды существования общества у разных групп, предполагает изучение истории социальных институтов, поддерживающих унифицированное видение окружающего.

Применительно к нашей теме задача изучения этнической будет связана с адаптацией уже указанных методологических принципов к анализу конкретных обстоятельств.

Можно предположить, что «этническая составляющая» в повседневной социальной практике активнее проявляется там, где сталкиваются представления, распространяемые исходя из своего видения реальности определенными группами, заинтересованными в отождествлении своей интерпретации окружающего мира с мнением народа. Наиболее легко достигаемой формой «единства с народом» является апелляция к «естественной» общности этнических признаков всех участников подобного рода коммуникации. А значит, этнические характеристики не являются имманентным свойством социальной практики той или иной группы, но, скорее, представляют собой порождаемые социальной практикой способы самоописания, которые активно участвуют в дальнейших социальных действиях, воспринимаемые в качестве их субъектов.

Этнические стереотипы и представления о собственных национальных интересах, лежащие в основе межэтнических установок, а, значит, и отношений, возможно, не только отражают изменения в социально-экономической структуре общества, но и являются результатом взаимодействия массового сознания с образами и представлениями, рожденными в сфере «профессиональной культуры». Творческие работники средств массовой информации, кино, литературы, гуманитарной науки и образования предлагают массовому сознанию уже интерпретированные образы прошлого и современности. С этими плодами «творческого осмысления действительности», как правило, эмоционально-драматизированного и имеет дело повседневное сознание.

Цель исследования: выявить механизмы складывания у городского населения Южно-Казахстанской области постсоветского периода представлений, обуславливающих восприятие ими себя в качестве членов этнических общностей и показать роль этих представлений в повседневной социальной практике людей.

Задачи исследования:

1) показать исторические условия формирования городского населения Южно-Казахстанской области, предпосылки складывания в его составе двух наиболее значительных этнических (национальных) сообществ — казахского и русского;

2) охарактеризовать этнодемографическую, социально-экономическую, культурную и административно-политическую ситуацию, сложившуюся в городах региона в советский период;

3) проследить изменения в этнодемографической, социально-экономической, культурной и административно-политической ситуации и их влияние на этническую идентификацию городского населения Южного Казахстана в постсоветский период;

4) раскрыть особенности этнической идентификации как процесса формирования в массовом сознании комплексов представлений, через которые происходит осознание индивидами себя в качестве носителей определенной этничности;

5) показать, насколько представления, осмысляемые в качестве этнических, мотивируют мировосприятие и социальную активность людей,.

Южно-Казахстанской области, представленное в основном жителями гг. Чимкента, Туркестана, Кентау и поселков городского типа, расположенных вокруг Чимкента. Выбор именно этих групп определен и численностью этих народов в составе городских жителей Южно-Казахстанской области (25 и 60% по данным 2004 г.), и их ролью в политико-экономической и социально-культурной жизни.

Казахстана в целом и Южного Казахстана в частности. За рамками работы остаются процессы этнической идентификации у других народов, населяющих ЮжноКазахстанскую область, в частности у узбеков — третьей значительной группы в составе городского населения Южного Казахстан. Исключение узбеков из анализа произошло главным образом потому, что эта группа не подвергалась массовым социологическим исследованиям на протяжении 1990;х гг. и у автора нет возможности проводить сопоставительный анализ с двумя другими группами.

Предмет исследования: представления, определяющие этническую идентификацию у разных групп населения, источники и механизмы их формирования в массовом сознании, а также воздействие их на самовосприятие и последующие социальные стратегии у русского и казахского населения городов ЮжноКазахстанской области, прежде всего — Чимкента. В силу особенностей доступных для анализа материалов, в работе подвергнуты изучению только те комплексы представлений, входящие в структуру этнической идентичности, присутствие которых в массовом сознании может быть удостоверено данными социологических опросов и результатами полевых исследований.

Территориальные рамки исследования охватывают городское население Южно-Казахстанской области. Это связано с тем, что именно здесь автором проводились многочисленные полевые исследования на протяжении многих лет. К тому же Южно-Казахстанская область, в силу демографической специфики (около 60% казахского населения в общем числе горожан) и особенностей геополитического положения (близость к узбекской границе, большая подверженность влиянию центрально-азиатских социокультурных традиций) может быть рассмотрена в качестве одной из возможных в перспективе моделей развития ситуации в Казахстане в целом.

Хронологические рамки Основное внимание в работе уделено периоду с 1992 по 2005 гг., когда в Казахстане формируются основные принципы новой идеологической доктрины в отношении языка, культуры, национальных вопросов. Кратко освещены также процессы функционирования у населения Казахстана различных форм группового сознания и роль в этих процессах этнокультурных атрибутов на протяжении предшествующего времени, которые также важны для предмета исследования.

Отмеченный выше подход обусловил выбор разнообразных источников, необходимых для реализации поставленных задач. В частности реконструкция социальных представлений кочевников досоветского периода произведена на основании исторических, географических и этнографических работ ученых и путешественников, побывавших в те годы в казахской степи, изучения произведений ху-. дожественного творчества как авторского, так и коллективного, где встречаются используемые тогда формы категоризации окружающего мира. Ситуация становления советской государственности и создаваемые и применяемые в тот период категории социального анализа и конструирования новых идентичностей изучались на основе статей и выступлений советских работников, опубликованных большей частью в партийной прессе и специальных изданиях. В ходе изучения этапов формирования демографической, социально-экономической, политической и культурно-языковой ситуации в регионе использовались материалы переписей населения СССР и данные фонда текущей статистики СССР, РФ, Госкомстата РК и Комитета по статистике и анализу, Южно-Казахстанского областного филиала, Агентства РК по статистике и анализуархивные материалы из фондов Архива Чимкентского городского совета за 1950;е-1980;е годы. Формирующаяся на протяжении 1990;х годов информационно-культурная и политико-правовая среда проанализирована с привлечением законодательных актов правительства Республики Казахстан, газетных и журнальных публикаций казахстанской, в том числе областной и городской, прессы преимущественно на русском, но, частью, и на казахском языке. Использовались также документы и материалы, отражающие деятельность казахстанских партий и общественных движений различной этнической принадлежности, как опубликованные, так и извлеченные из личных архивов активистов этих движений. Для изучения представлений, присутствующих в массовом сознании привлекаются данные опросов населения, проведенных автором в 1993, 1994, 1999 и 2004 годах.

В декабре 1993 года автор принял участие в разработке и проведении анкетного опроса 450 жителей города Чимкента (0,1% всего населения) разных национальностей согласно представительной выборке, учитывающей национальный, возрастной и профессиональный состав населения. Опрос проводился по инициативе Отдела внутренней политики аппарата главы областной администрации с целью выяснить мнения жителей города по проблеме миграции неказахского населения за пределы Республики Казахстан. Ответы на предложенные вопросы позволяют судить о восприятии различными категориями населения социально-экономического и политического аспектов окружающей действительности. Отдельные вопросы предлагали респондентам дать свой прогноз развития миграционных процессов, определяющих эти процессы факторов, а также выбрать наиболее эффективные средства для снижения уровня эмиграции.

Результаты опроса опубликованы и использовались сотрудниками Отдела внутренней политики в ходе практической работы с целью информировании руководства и общественности о реальном состоянии дел в сфере межэтнических отношений и для разработки комплекса мер, направленных на оздоровление обстановки и укрепление межнационального согласия. В работе результаты этого исследования представлены в виде освещения отдельных сторон мировосприятия русского населения в середине 1990;х годов и виде отдельных таблиц, используемых для аргументации выводов.

В ноябре-декабре 1994 года в четырех областях Казахстана был проведен этносоциологический опрос городского населения по проекту «Язык, национальность и бывший Советский Союз», разработанному совместно американскими учеными ряда университетов и сотрудниками Центра изучения межнациональных отношений Института этнологии и антропологии РАН. По квотной, стратифицированной выборке, представительной для городских казахов и русских в различных регионах республики, разработанной И. А. Субботиной, было опрошено более 2-х тысяч человек. Автор принял участие в проведении опроса среди жителей городов Чимкента и Туркестана, в ходе которого опрошено 167 казахов и 126 русских в городе Чимкенте и 136 казахов и 46 русских в городе Туркестане. Инструментальную основу опроса составил «Вопросник», подготовленный американскими авторами проекта, а также М. И. Губогло и сотрудниками ЦИМО и Института этнологии и антропологии РАН.

Помимо вопросов по проблемам семьи и семейных отношений (автор — Сьюзен Лейманн, Колумбийский университет, Нью-Йорк), экономики, трудовой сферы, образования, социальной мобильности, демократизации и распространения рыночных отношений (автор — Джерри Хафф, Дюкский университет), употребления языков (автор — Дэвид Лейтин, Чикагский университет), в вопросник был включен разработанный М. Н. Губогло новый блок для описания этнополитиче-ской ситуации в Республике Казахстан.

В языковой блок были включены вопросы, традиционные для фиксации этноязыковых процессов по трем аспектам — языковой компетенции, речевого поведения и языковых установок. Эти вопросы широко использовались в этносоциоло-гических исследованиях, проведенных Ю. В. Арутюняном, М. Н. Губогло, Л. М. Дробижевой (Институт этнографии АН СССР) в 1970;80-е годы в бывших союзных и автономных республиках СССР.

При разработке «Вопросника» были также использованы отдельные вопросы из опросных листов А. И. Гинзбург, Л. В. Остапенко, С. С. Савоскула, И. А. Субботиной, В. А. Тишкова.

В 1999 г. при поддержке гранта RSS 1036/98 было проведено исследование 120 казахов и 130 русских, выбранных по репрезентативной выборке, проживающих в г. Чимкенте и пригородных селах Тогуз и Майбулак. Были использованы в основном те же вопросы, что и в исследовании 1994 года, для того чтобы проследить динамику умонастроений жителей Южного Казахстана за истекшие 5 лет.

В 2004 году в рамках проекта «Тендер и этничность в постсоветском Казахстане: дискурс и социальные стратегии» осуществляемого при поддержке фонда Д. и К. Макартуров было проведено исследование 170 казахов и 180 русских, проживающих в городе Чимкенте. Выборка была более сфокусирована на изучение мнений людей активного брачного возраста (20−30) лет, что не могло не повлиять на результаты опроса. Тем не менее, поскольку вопросы исследования в основном повторяли вопросы исследований 1994 и 1999 гг. нам показалось интересным включить анализ ответов 2004 года в общую интерпретацию мнений людей на протяжении 20 лет.

Для анализа того, как уже описанные на уровне массового сознания представления осмысляются на уровне внутренних интерпретаций и оформляют набор поведенческих ориентаций, производились личные наблюдения, беседы и интервью автора, как с рядовыми жителями города Чимкента и окрестностей, так и с лидерами и активистами национальных движений на протяжении 1992;2004 гг.

Положения, выносимые на защиту.

1. Этническая идентификация на каждом из этапов развития казахстанского общества обусловлена конкретными условиями коммуникации и выработки наиболее политически востребованных форм идентичности.

2. Тот факт, что социальная общность предстает в постсоветском Казахстане, прежде всего, как общность носителей этнокультурных признаков, обусловлен особым характером социализации нескольких поколений людей в условиях становления и существования Советского Казахстана в рамках советской национальной политики.

3. В массовом сознании населения постсоветского Казахстана этнические представления подобного рода наличествуют, но локализованы в определенной сфере, связанной с восприятием людьми своего места во взаимоотношениях с государством.

4. Источником проникновения в массовое сознание людей подобных представлений является в значительной мере риторическая активность казахских политиков и публицистов постсоветского периода.

Новизна работы заключена в том что, впервые процессы этнической идентификации рассматриваются комплексно применительно к конкретному региону — Южно-Казахстанской области. Это позволяет не только проанализировать характер и механизмы формирования идентичности у разных групп населения в условиях исследованной с разных сторон социальной ситуации, но и проследить роль представлений в повседневных социальных стратегиях людей. Кроме того, различные стороны процесса этнической идентификации рассматриваются применительно к одним и тем же группам на протяжении длительного периода, что позволяет с большей верностью выделить наиболее значимые их свойства. Нужно также отметить, что этническая идентификация рассматривается не только с использованием подходов, свойственным различным дисциплинам, но и с привлечением разнообразных источников (исторические, статистические, архивные материалы, данные массовых опросов населения и индивидуальных антропологических интервью), многие из которых впервые вводятся в научный оборот.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что работа позволяет глубже понять не только механизмы формирования представлений, составляющих этническую идентичность, пути проникновения этих представлений в массовое сознание, но и обусловленность общественной потребности в той или иной идентичности обстоятельствами социально-культурной среды. Подобный анализ позволяет прояснить возможность использования отдельных элементов этнической идентичности для манипулирования массовым сознанием и избежать отношения к этничности как к внесоциальному феномену, устойчиво существующему в неизменной форме в различных исторических условиях.

Практическая значимость работы заключается в том, что её результаты могут быть использованы для анализа массового сознания в контексте возможностей этнической мобилизации и для разработки комплекса мер, направленных на преодоление вызовов общественной стабильности в полиэтничном государстве и укрепление этнического согласия.

В частности, выводы, касающиеся закономерностей этнической идентификации и этномобилизационных процессов в постсоветском Казахстане, полученные в ходе подготовки диссертации, послужили методологической базой для целого ряда экспертных, аналитических и прикладных проектов, реализованных при участии автора. В частности это касается деятельности автора в осуществлении этнологического мониторинга в рамках Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов (EAWARN) с 1993 года, мониторинга межэтнических отношений, осуществляемого офисом Верховного Комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств с 1998 года. Выявленные принципы проникновения в массовое сознание этнически окрашенных риторических образов способствовали разработке и реализации проекта «Внедрение принципов этнической толерантности в деятельность казахстанских СМИ», который проводился в 2002 году, но часть проекта в виде мониторинга нетолерантных публикаций казахстанской прессы реализуется до сих пор. Аналогичным образом, выводы о природе возникновения этнически окрашенных эмоций обусловили возможность выработки рекомендаций для неправительственных организаций Казахстана по распространению толерантности и снижению напряженности в массовом сознании. Эти рекомендации вошли в несколько публикаций и были использованы при выработке стратегии возглавляемой автором НПО «Диалог» по проведении в 2001;2004 годах общественных кампаний в школах и ВУЗах Казахстана в рамках «Всеевропейской недели действий против расизма, национализма и ксенофобии». Кроме того, процедуры анализа общественного сознания, выработанные в ходе подготовки диссертации, помогли автору в выявлении наиболее актуальных специфических этнокультурных потребностей этнического сообщества узбеков на Юге Казахстана, что создало предпосылки для реализации в регионе проекта «Интеграция национальных меньшинств в образовательное и информационное пространство Казахстана», который осуществляется при поддержке Верховного Комиссара ОБСЕ в 2003;2006 годах.

Апробация работы: основные положения и результаты исследования получили отражение в докладах на следующих конференциях:

— Третьей Манчестерской конференции по Центральной Азии и Кавказу, организованной Манчестерским университетом в феврале 1997 г.,.

— очередной сессии Ассоциации изучения этничности (ASN) в апреле 1998 г. в Нью-Йорке,.

— Семинаре по Антропологии постсоветской этничности, проведенном при содействии фонда Карнеги в поддержку мира в июне 1999 г в Москве,.

— конференции «Мультикультурность и постсоветские государства», организованной Институтом философии и Институтом этнологии в сентябре 1999 г. в Москве,.

— Конференции Ассамблеи народов Казахстана и Верховного комиссара ОБСЕ по делам национальных меньшинств в Алматы в апреле 2000 года,.

— Специальной Сессии Ассоциации изучения этничности (ASN) «Национализм, идентичность и региональная кооперация: Совместимость и несовместимость» в Форли (Италия) в июне 2002 года.

Результаты исследования не подтверждают предположения, в соответствии с которым расхождение русских и казахов в восприятии своей позиции в системе экономических, властных, языковых отношений проистекает из различий между ними обусловленными спецификой их этноотличительных признаков (антропологических, психологических, культурно-языковых и т. д.). Исходя из особенностей последних, можно было бы предположить, что этнокультурное своеобразие каждой из исследуемых групп (и русских, и казахов) проявилось бы в наличии двух отличающихся моделей восприятия действительности.

Каждая из этих моделей была бы обусловлена особенностями мировосприятия, сложившимися в ходе исторического развития казахов и русских. В структуре каждой из таких моделей можно было бы обнаружить отличные друг от друга комплексы представлений, стереотипов, установок, порожденные спецификой хозяйственных, этнополитических, языковых взаимодействий. Соответственно, в ответах респондентов можно было бы проследить предрасположенность, например, к занятию определенными видами деятельности. Восприятие и оценка идущих и предстоящих преобразований отличались бы в зависимости от традиционно сложившихся стереотипов. Наконец, можно было бы уловить зависимость различных у казахов и русских ожиданий и реальных последствий проводимой экономической, кадровой, языковой политики от особенностей психологической организации, способствующих более успешной адаптации к новым условиям.

Однако, результаты исследования ответов респондентов не подтверждают подобные предположения. Представители одной национальности в одном случае демонстрируют сходство в восприятии этнополитической, экономической, языковой ситуации и единство установок и мотивов собственной деятельности, что позволяет говорить о существовании у них определенной общности позиций в системе экономических, политических, языковых отношений, которая отличается от позиции представителей других национальностей. В других случаях ответы не отличаются друг от друга в зависимости от национальной принадлежности респондентов.

Это обстоятельство заставляет усомниться в однозначном отождествлении человека как члена этнической общности (носителя определенных этноотличи-тельных признаков) и субъекта социальных отношений (носителя специфических «национальных интересов» в различных сферах). Различие в основных чертах образов, характеризующих самовосприятие казахов и русских, а также мотивы их практической активности, не могут быть объяснены исходя из представлений о своих реальных потребностях, порожденных особенностями фактического положения представителей различных национальностей в системе политических, социально-экономических, языковых отношений.

На наш взгляд, ключевым моментом, по отношению к которому в наибольшей степени разделяются мнения русских и казахов, является вопрос о статусе представителей разных национальностей в системе взаимоотношений с властью. В данном случае представления о значимости этого статуса сопряжены с ожиданиями получения права на особую позицию в фокусе экономической, языковой и т. д. политики государства.

Так как влияние таких представлений не обнаружились в ответах по всему спектру вопросов, отражающих отношение к окружающей ситуации, например, казахов, то нет оснований, по нашему мнению, полагать, что существует специфическая «казахская» модель восприятия действительности. То же самое справедливо и по отношению к ответам русских респондентов. Однако отмеченные несовпадения легко объясняются проникновением в массовое сознания категорий социального различения, порожденных риторикой интеллектуальной элиты.

В ответах как русских, так и казахов, можно выделить черты образов самовосприятия, на формирование которых могли повлиять эмоциональные выступления политиков и публицистов, описывающие положение той национальной группы, с которой они себя отождествляют. Образы интеллектуалов играют определенную роль в оценке массового сознания явлений окружающей жизни, достаточно вспомнить различия в оценке собственного жизненного уровня. Но их сфера ограничивается, прежде всего, догматическим сознанием, тогда как в более практических вопросах, связанных с личным участием в удовлетворении первоочередных запросов и нужд, настроения совпадают и влияние этноориентированных призывов менее заметно, хотя и ощущается.

Таким образом, этнодифференцирующими оказываются не культурно-отличительные признаки, а свойства, описывающие позиции разных этнических групп по отношению к власти. Культурные признаки оказываются этноотличи-тельными лишь в той мере, в какой они мобилизованы стараниями интеллектуалов.

Анализ ответов респондентов позволяет заключить, что источником различий в представлениях респондентов различной национальности является различная парадигматика не в пространстве социального взаимодействия между группами, а в системе взаимоотношений с национальным государством. Другими словами, казахи воспринимают себя единственным субъектом экономической, языковой политики «своего» государства, тогда как русские не приемлют такого положения. В то же время из ответов казахов не следует, что их положение улучшилось в результате определенных мероприятий государства и их самовосприятие опирается на реальное положительное изменение ситуации.

Таким образом, речь может идти о различиях в восприятии лишь воображаемого положения. Источником этих различий является риторика политической и культурной элиты, в соответствии с которой казахская нация, понимаемая как общность носителей этнокультурных признаков, является главным субъектом политики национального государства, которое и было создано для реализации интересов титульной нации.

Однако нет никаких оснований говорить о том, что русские и казахи вследствие несходства своего культурного облика имеют совершенно различные социальные потребности и глубоко противоречащие друг другу установки, направленные на их реализации. Напротив, в условиях, когда большинство населения, независимо от национальности, поставлены перед лицом сходных проблем, этническая мобилизация оказывается актуальной и эффективной лишь в сравнительно узкой области социальной практики: сфере соперничества за власть и распределения государственных ресурсов, а также в ходе неформальной консолидации вне существующих легальных общественных институтов.

На этом основании можно было бы заключить, что так называемые этнические, а на самом деле, культурные различия, не носят непреодолимого характера, а созданные с их помощью общности не имеют несовпадающих «национальных» интересов. Напротив, получив более ясное представление о природе современного группообразования, может быть разработана стратегия складывания в обществе объединений поверх и вне этнических барьеров. В этих объединениях консолидирующими будут профессиональные, политические, образовательные интересы ее членов. Эти интересы не будут носить «сакрального» самодовлеющего характера, что чаще всего характерно для «этнических» ценностей. Наоборот, они будут выработаны в результате открытого обсуждения всеми членами сообществ, что может явиться одним из элементов становления гражданского общества и создания системы преодоления основных вызовов внутренней стабильности странам постсоветского пространства, в том числе и Республики Казахстан. Ключевым элементом этой системы должна стать идеология формирования общегражданской вне-этнической идентичности всего населения страны. И в этом процессе значительную помощь могут оказать предложенные в работе методы анализа современного идеологического пространства.

Заключение

.

Решающее влияние на процесс формирования господствующих в обществе представлений и стереотипов (в том числе и тех, которые определяют взаимодействие людей в качестве представителей той или иной этнической общности) оказывают условия коммуникации. Эти условия зависят от характеристик социальной среды.

В каждом обществе в ходе его исторического развития формируются как критерии, следование которым предполагает «нормальное» поведение, не угрожающее существованию общества как целого, так и специальные институты, ответственные за выработку и поддержание таких определений реальности, которые задают параметры вышеупомянутых критериев.

Поскольку об этническом самосознании можно говорить лишь тогда, когда существенным мотивом социальной активности становится осознание своей принадлежности к какой-либо этнической общности, для нас первостепенно значимыми являются представления, которые определяют этническую идентификацию различных групп населения.

В ходе исторического развития, особенно в период модернизации, проходящей в условиях колониальной зависимости, культурная самобытность части населения, осмысленная интеллектуалами в понятиях доктрины национального государства ведет к появлению новых субъектов политико-правовых отношений. Мобилизационные возможности традиционных средств репрезентации, ответственных за воспроизводство культурной специфики используются лидерами для сплочения масс вокруг провозглашаемых ими национальных программ. Эффективной основой социальной интеграции является в этом случае солидарность на базе единого «образа мира», оформленного с помощью культурно-специфических терминов в ходе неосознаваемой «первичной социализации» и потому не «прозрачном» для «рационального» социального анализа. Из неспособности современных методов, ориентированных на отыскание логичных (для парадигм современной науки) мотивов социальной активности постичь природу такого рода коллективности рождается миф о ее внесоциальной, сакральной, примордиальной и т. д. природе. Определение общности в качестве «этнической» в этом контексте означает лишь признание несводимости ее природы к другим группообразующим факторам: экономическому, языковому, религиозному и т. д. вполне «освоенным» современной наукой.

Поскольку различение социальных общностей возможно лишь посредством коллективного самосознания, важное значение приобретает для нас изучение механизмов социальной идентификации. Идентификация подразумевает отождествление индивида с членами той или иной социальной общности и осознание им себя в качестве субъекта социальных отношений в понятиях выработанных и принятых внутри данной общности на конкретном этапе ее развития.

Анализ факторов влияющих на формирование социальных (в том числе и этнических) представлений требует исследования природы механизмов, ответственных за производство и распространение среди всех членов общности систем представлений, обеспечивающих единый образ мира. А сложное взаимодействие в современном массовом сознании в одно и то же время нормативных и мировоззренческих систем, возникших в разные периоды существования общества у разных групп предполагает изучение истории социальных институтов поддерживающих унифицированное видение окружающего.

Применительно к условиям Казахстана необходимо было проследить «этническую» (в вышеописанном смысле) идентификацию у двух крупнейших из народов Казахстана — русских и казахов, от взаимоотношений которых во многом зависит политическая стабильность в республике.

Основное внимание в работе уделено периоду после 1991 года. Однако процес сы функционирования у населения Казахстана различных форм группового сознание и роль в этих процессах этнокультурных атрибутов на протяжении последних столе тий также важны для предмета исследования. Изучение представлений, которые оп ределяли социальную практику у казахов-кочевников на рубеже веков позволяет нал сделать следующие предположения:

Взаимное позиционирование в системе властно-статусных отношений происходило посредством выяснения степени «старшинства» т. е. близости к почитаемому отцу-основателю данного генеалогического подразделения, воспринимаемого в качестве рода. Наиболее важное для определения стратегии коллективного поведения кочевника значение имело восприятие окружающих в понятиях генеалогических и родственных отношений. Поэтому и границы социальных и политических общностей (объединений для совместного кочевания, например) задавались родовой риторикой, а не средствами, репрезентирующими культурную идентичность и не охватывали всех ее носителей.

Способность риторических средств, рожденных «родовой проблематикой» служить легитимной (признаваемой представителями всех соперничающих сторон) основой социальной коммуникации обусловило их особое место в повседневной практике широких масс. «Родовая риторика» служила и в качестве легитимирующей (устанавливающей в качестве общепризнанного) основы, благодаря которой способы интерпретации социальной ситуации рожденные полемической природой властно-статусных отношений определяют взаимоотношения людей далеких от честолюбивых устремлений их «творцов» .

Род как способ взаимного позиционирования в системе властно-статусных отношений становился принципом классификации явлений социального мира, выступал в качестве основания социальной интеграции и задавал критерии, определявшие место каждого человека в обществе. Поэтому самовосприятие индивида определялось предписанным ему статусом его группы.

В организованной таким образом социальной структуре не была актуализирована этническая (основанная на общих особенностях культурно-специфической среды) идентификация. Поскольку координаты социального пространства представления значимые для мотивации поведенческой активности) в казахском обществе были порождены взаиморазличением представителей различных родов, а не культурно-специфических групп.

В дальнейшем, в ходе вовлечения Казахстана в сферу господства социально-политической системы Российской империи, а затем Советского государства, были созданы условия при которых культурным различиям придавалось социальное и даже политическое значение. Так, различался статус (права и обязанности) русского и инородческого населения в Российской империи.

В ходе же создания казахской советской государственности, национально-культурный колорит нового образования, согласно представлениям казахских интеллектуалов о характере политической консолидации в современную им эпоху, призван был удовлетворить их амбиции, в обмен на лояльность к советскому режиму.

Советская власть стремилась сохранить окраинные территории и народы бывшей российской империи под своим контролем и ради этого пошла на отказ от строго соблюдения принципа «пролетарского интернационализма», введя в политику и практику концепцию «освобождения угнетенных народов Востока». Новым советским чиновникам предписывалось всячески стремиться к созданию у казахов атрибутов национальной государственности, чтобы сохранить привлекательность союза с советской Россией для национальной буржуазии и интеллигенции.

В созданном псевдо-национальном государстве — Казахстан в составе СССР имелись с одной стороны черты независимого государства и амбиции новой национальной казахской советской бюрократии, а с дугой — сохранялась полная зависимость от политических и экономических решений Москвы.

В результате среди казахской бюрократии сформировалось подчеркнутое внимание к этническим особенностям как главному атрибуту социальной мобильности (существовали специальные инструкции, по которым главным качеством для занятия той или иной должности являлась национальная принадлежность кандидата «национального кадра»). Позднее и постепенно это представление о важности этнической идентификации как о главном условии социальной идентичности распространилось и на остальное население. К тому же это соответствовало представлениям простых казахов об общинной организации социальной жизни.

Таким образом для казахов в Казахстане их этничность стала за период советской власти как средством социального осмысления окружающегося, так и значительным социальным ресурсом, который позволял «национальным кадрам» конкурировать пришлыми рабочими и инженерами.

В то же время для неказахского населения, присланного в Казахстан в разные периоды, Казахстан был просто одной из частей необъятной советской страны. Они видели во внимании казахов к своей этнокультурной специфике — отсталость. Ведь в их жизни их этническая принадлежность не могла стать ресурсом. Они занимали свои посты и рабочие места исходя из квалификации. Этничности не было места в их социальных ценностях — она им не помогала. Свои культурно-специфические традиции они оставляли для частной жизни: похорон, свадеб застолий и т. д.

Постепенно, казахская номенклатура настолько упрочила свои позиции, что стала самостоятельным игроком на поле социальной конкуренции. Количество «национальной интеллигенции» достигло десятков тысяч, к концу 60-х годов в южных регионах казахи стали преобладать среди работников сферы образования, культуры, здравоохранения, особенно это касается сферы высшего образования (специальные казахские отделения).

Применительно к современности необходимо было выяснить, какова роль этнической идентификации в современных социальных процессах. Полагая этнические общности субъектами социального действия (или разными сторонами взаимодействия), естественно было предположить, что каждая из сторон обладает собственной спецификой восприятия ситуации и построения стратегий поведения, иначе нельзя было бы говорить о существовании разных субъектов осознанной и целенаправленной деятельности.

В качестве эмпирического материала были взяты результаты опросов, проводившихся в городах Южно-Казахстанской области в 1994,1999, 2004 гг. Однако, следует отметить, что выявляемые закономерности характерны, на наш взгляд, для умонастроений жителей республики в целом.