Проблема текста — от поэтики к культурной антропологии: Философский анализ концепций русской формальной школы и англо-американской «новой критики»

Современный мир, может быть, как никогда ранее обнажает сеть аналогий между социально-историческими реалиями и их теоретической рефлексией в различных областях знания. Деонтологизация бытия в философии Нового времени, получившая наиболее завершённую форму в системе трансцендентализма И. Канта, десубстанциализирую-щая направленность революции в физике начала века, наложившая отпечаток на развитие всего естествознания в двадцатом столетии, и соссюрианская революция в области науки о языке, оказавшая принципиальное воздействие на формирование комплекса гуманитарных наук, очевидным образом коррелировали с распадом средневековой стабильной, бытийственной, микрокосмичной социальной иерархии и нарастанием мобильности и прагматизма в развитии общества. Вторая стадия этих фундаментальных сдвигов Нового времени — сегодняшняя «текстуальная революция», признание позитивности и даже приоритетности «хаоса», «децентрированности», «бессубъектности», «двусмысленности», «игры» в процессах смыслопорождения (нечто подобное «текстуальной революции» с некоторым опережением происходило и в естественных науках, активно вводящих в свой арсенал понятия «точек бифуркаций», «вероятностных состояний», «виртуальных частиц» и «нестабильностей») явно соотносится с настоящими социально-политическими и экономическими тенденциями, анонимизацией транснационального капитала, размыванием чёткой оппозициональной политической структуры, отказом от дуализма идеологического мышления, смешением групповых и индивидуальных идентификаций. Процессы, происходящие в нашем обществе, являются, возможно, наиболее драматичными проявлениями этих тенденций и если, как мы полагаем, эти аналогии не носят исключительно внешнего характера, то, казалось бы, принимающая всё более формальный, игровой характер гетерогенная совокупность исследовательских подходов, обозначаемая как «постструктурализм», может оказаться весьма эффективной в активизации ресурсов понимания происходящего. В настоящих условиях, когда стандартные, приближённые логические схемы утрачивают свои-1 объяснительные и прогностические функции, как никогда важны именно ресурсы интерпретации, вовлечение в её сферу того, что ранее находилось вне её границ, выявление позитивности непонимания, генерация нового языка описания культурных феноменов, что позволило бы положить начало заданию более корректной системы ориентиров в изме-. нившемся мире.

Характерной чертой современного гуманитарного знания является особая нестабильность его предмета. Классическая философия, относительно которой были центрированы дисциплины гуманитарного цикла, рассматривала в качестве универсальной модели человека гносеологического субъекта естествознания. Такая модель отличалась крайней абстрактностью и, по существу, конструировала отдельного европейца, без тела, пола и возраста, в качестве своего нормативного образца. Столкнувшись с новыми реальностями — феноменами сна, детства, аффекта, творчества, отличных от новоевропейского типа мен-тальностей — как сферами производства полноправного смысла, вовлекаемыми в поле рефлексии наук о человеке со второй половины XIX столетия, классическая философия оказалась не в состоянии ассимилировать их без коренной трансформации собственных оснований. Изменилась сама классическая культурная парадигма, в которой философия выполняла синтетическую функцию по отношению к религии и математическому естествознанию, объединяя их в рамках общего проекта «Единой Науки» или Идеологии (Л.Альтюссер), обеспечивающей истине аподиктические, божественные гарантии. Распавшийся код новоевропейской культуры — Наука / Искусство / Религия / Философу — и породил то «разобщённое единство» дисциплин, не имеющих ни общего основания верифицируемости, ни совокупного объекта (ибо природа человека не складывается из фрагментов, реконструированных специальными исследованиями, но определяется скорее негативно в зазорах, различиях антропологии, лингвистики, филологии, психологии и т. д.), которое в качестве «гуманитарных наук» явилось содержательной интерпретацией «конца философии» 1. Эпицентром этого сдвига, бесспорно, является проблематизация самого языка. Картезианский субъект находился в координатах универсального исчисления (grammaire generale), носящего инструментальный характер, и непосредственной интуиции. Перенесение исследовательского внимания на язык естественный задавало совершенно иную, многомерную систему отсчёта с обратными зависимостями язык-субъект, существенно видоизменённым понятием самой «субъективности». Сам язык перестал трактоваться в виде универсальных грамматики и словаря, абстрактной лингвистической системы правил (логически верифицируемых) и набора определённых семантических элементов, комбинируемых по этим правилам, с одной стороны, включаясь в более общую семиотическую систему, с другой, распадаясь на отдельные «языки»: поэтический и прозаический, языки видов (живописи, танца, кинематографа и т. д.) и жанров («язык иконописи», «язык классического балета» и т. д.) искусстввплоть до «языковых систем» отдельных феноменов культуры и произведений искусства.

Установление отношений равномощности языка и произведения j искусства напрямую выводит к постановке проблемы текста. Причём эта постановка является существенно пост-структуралистской. Структурализм добился определённых успехов в описании рационализированных моделей универсальной грамматики, «структур» в антропологической, литературной и других областях. Представители постструктурализма трансформируют структуру в текст, смещая акценты на уни.

1 См.: A Panorama of Humanistic Sciences. — N.Y., 1982. — P. 7−18. калыюсть «языка» художественного произведения (Р.Барт), субъекта (Ж.Лакан), исторической эпохи (М.Фуко) и вынося за скобки «язык вообще». В структуре обнаруживаются нередуцируемые моменты «телесной текстуры», сопротивляющегося любой генерализации индиУ видуального желания, стирающего логические оппозиции смыслового динамизма (метафоризма), самотрансцендирования языка как абстрактной системы. Структура «размывается», и речь идёт скорее о структурных эффектах текста, чем о структуре как таковой. В зависимости от установок анализа в качестве «текста» может рассматриваться привилегированный в прошлом объект гуманитарного знания — «человек», «субъект» («субъект бессознательного» Ж. Лакана), отдельные произведения искусства (литературы, живописи, архитектуры и т. д.), области и виды искусства (поэзия модернизма, литература как таковая) — вплоть до всей системы социальных отношений, сплетённой из дискурсивных практик и разнородных кодов («социальный текст»). Относительно проблемы текста переносятся и становятся прозрачными традиционные дисциплинарные границы филологии, литературоведения, лингвистики, психологии, антропологии, социологии, что, по мнению многих исследователей, может повлечь за собой принципиальную переконфигурацию всего поля гуманитарных исследований. Понятие текста становится воплощением самой нестабильности объекта гуманитари-стики.

Проблема текста, рассматриваемая в настоящей работе в избранном ракурсе, является малоизученной, лишённой доктринальной цельности пропедевтикой к той, в свою очередь, далёкой от завершённости концепции текста, которая является одной из теоретических доминант современного гуманитарного поиска. Неоднозначна сама её атрибуция, которая приписывается как правило постструктуралистским течениям. Но понятие текста выделяется в качестве одного из центральных и в семиотике, и в поздней герменевтике, и, в известной степени, уже в структурализме. Вместе с междисциплинарностью проблематики текста эта множественность внутридисциплинарных точек зрения задает особую её объёмность, постепенно приводимую к общей форме в результате наблюдаемой сегодня конвергенции между тремя основными направлениями философии нашего столетия — англосаксонской позитивистской линией, немецкой феноменолого-герменевтической традицией и французским структурализмом. Таким образом, «текст» является одной из приоритетных проблем современной гуманитаристики как с точки зрения её частных задач и внутренней структуры, так и в отношении фундаментального вопроса о месте человека в мире и его соразмерности с ним.

Исходя их сказанного актуальность данного исследования обусловлена необходимостью выявления содержательного наполнения понятия «текста» в качестве одного из опорных концептов современного гуманитарного знания. Существенным для экспликации содержательного плана понятия «текст» представляется реконструкция традиции, в которой постепенно формировалась текстуальная проблематика. Без такой реконструкции представляется затруднительной адекватная рецепция положений, выработанных современной гуманитаристикой. Важным в данном отношении является использование ресурсов отечественных гуманитарных наук (в которых было инициировано обсуждение многих перспективных проблем), а также освоение соответствующих течений западной мысли, которые до сих представлены в нашей литературе совершенно неудовлетворительным образом.

Цель исследования состоит в раскрытии общей стратегии определения понятия «текст» в формальной традиции XX века (русская формальная школа и англо-американская «новая критика») и выявлении содержащихся в нём фундаментальных антропологических импликаций.

2 Даже с «антидисциплинарностью» — см.: Mowitt J. Text: The Genealogy of an Antidisciplinary Object. — Durham, London, 1992.

Реализация поставленной цели осуществляется через постановку и решение следующих задач:

— осуществление проблемного сопоставительного анализа концепций представителей русской формальной школы и англоамериканской «новой критики» в области поэтики, кинотеории, психоанализа, теории мифа, культурной и философской антропологии,.

— раскрытие на этой основе специфики формальной трактовки природы надфразовой цельности знаковых ансамблей в качестве конститутивной для определения понятия «текст» характеристики;

— выявление логики развития формальной стратегии от поэтики к культурной антропологии;

— выявление дискурсивного измерения текстового сообщения как формы прямой коммуникации;

— экспликация содержательного плана понятия «текст» в качестве одного из базисных концептов современного неклассического типа философствования, центрирующего вокруг себя разработку нового концептуального аппарата такого философствования.

Научная новизна исследования определяется тем, что в нём:

— проведён систематический сравнительный анализ способов постановки и решения проблемы природы надфразовой цельности знаковых систем в работах представителей русской формальной школы и англо-американской «новой критики» ;

— в аспекте экспликации понятия «текст» раскрыто концептуальное единство формальной стратегии, что позволяет точнее определить общую перспективу развития одного из основных направлений современной гуманитарной мысли «формализм-структурализм-постструктурализм», рассматриваемого ранее в виде двух достаточно автономных связок: «формализм-структурализм» и «структурализм-постструктурализм» ;

— формальная концепция текста исследована в широкой антропологической перспективе, не замыкаясь в чисто литературоведческой или лингвистической сферахвыявлена интердисциплинарная парадиг- ^ ма, в рамках которой сегодня идёт переосмысление фундаментальных проблем философии культуры.

Практическая значимость диссертационного исследования заключается в возможностях использования результатов проведённого исследования при подготовке соответствующих тем вузовской программы по философии, культурологии, антропологии, эстетике, в разработке отдельных спецкурсовположения диссертации могут применяться в дальнейшей исследовательской работе по проблемам лингвистической парадигмы и её критики в современной философии.

На защиту выносятся следующие положения:

— анализ проблемы текста позволяет рассматривать во многих других отношениях несопоставимые и противоречивые формальные концепции, прежде всего, русский формализм и англо-американскую «новую критику» в качестве единой стратегии со сходным концептуальным аппаратом и методами анализа художественных произведений;

— согласно обозначенной стратегии, содержательной экспликацией проблемы текста является «парадокс имманентности» — представленности фундаментального антропологического опыта индивида в формальной структуре художественного произведенияданный парадокс указывает на специфическую ассиметричную комплиментарность социального и эстетического начала в феномене человека;

— понятие «текст» помимо своего лингвистического определения как системы знаков надфразового уровня должно включать в себя характеристики порождающей модели высказываний, особой формы коммуникации, антропологического принципа существования индивида в мире вообще;

— проблема текста выходит за дисциплинарные рамки литературной критики, лингвистики, психологии и т. д., инициируя пересмотр самих оснований традиционной метафизики, оперирующей дуалистическими категориями предельно абстрактного порядкав этом отношении представляется нерелевантным общепринятое одностороннее определение «формализма» из противопоставления «содержательным» подходам как позитивистски ориентированного направления гуманитарной мысли.

Апробация результатов. Диссертация обсуждена на кафедре истории философии и культуры Белорусского государственного университета и рекомендована к защите. По результатам диссертационного исследования опубликованы статьи (общим объемом 3,3 п.л.) в журналах «Вестник БГУ» (Сер. 3. — 1995 — № 3. — С. 47−51), «Философский поиск» (1996. — № 2. — С. 96−111), сборнике «Философия и философы: взгляд молодых» (Мн., 1997. — С. 80−95), в «Философском словаре» (Мн&bdquo- 1998. — «Деррида Ж «, «Лакан Ж.», «Структурализм», «Текст»).

Структура и объём диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Содержание работы изложено на 144 страницах машинописного текста.

Список литературы

состоит из 178 наименований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Обобщим результаты исследования, параллельно обозначив перспективные линии разработки данных аспектов проблематики текста, что мы также относим к числу выводов настоящей работы.

Итак, от частной проблемы цельности и связности поэтического текста мы постепенно перешли к предельно широкому его пониманию в формальной традиции — текст это: 1) знаковая система, в которой значимость каждого элемента зависит от его соотнесённости со всеми остальными и действует нелинейная, ненарративная логика её композиции- 2) принцип индивидуации (телесности), действующий в искусстве, индивидуальная модель порождения высказываний207- 3) форма манифестации архаических ритуальных техник (повтор, графизм) в поэзии, кино, сновидении, определяющих суггестивность образа и непосредственность коммуникации- 4) универсальный модус восприятия человеком мира. На наш взгляд, в самом этом переходе и состоит проблема, обозначаемая кратко.

СС 99 С С 99 как текст и раскрываемая через парадокс имманентности, присутствия в тексте гетерогенных ему элементов индивидуального й социального опыта.

В этом дефинитивном поле природа текста связывается с феноменом «травмы», трактуемой также в широком диапазоне как: воздействие хаотического внешнего опыта (Г.Вёльфлин, А. Белый), травматический.

207 «каждый текст, в некотором роде, является собственной моделью», -такова, в формулировке Р. Барта, одна из аксиом французской «новой критики» (A Conversation with Roland Barthes // Signs of the Times. — Cambridge, 1977. — p. 44). Вопрос о том, каким «странным и косвенным способом [русский формализм и англо-американская „новая критика“ ] предвосхищали французскую 'новую критику'» (Doubrovsky S. The New Criticism in France. — Chicago, London, 1973. — P. 12) остаётся открытым и требует отдельного исследования. детский опыт (А.Белый, С. Эйзенштейн), фундаментальный антропологический опыт (Ф.Ницше, К. Бёрк). Понятие «травмы» как порождающего принципа текста становится одним из центральных объектов постструктуралистской рефлексии, развиваясь в терминах «нехватки» (Ж.Лакан), травматического «архаического графизма», «письменности на телах» (Ж.Делёз, Ф. Гваттари), «опасного дополнения» (Ж.Деррида) и замещая различные варианты структуралистских текстовых грамматик208.

Исследование выявляет односторонность общепринятой схемы эволюции формальной стратегии (от русской традиции, представляемой, главным образом, В. Проппом через пражский вариант структурной лингвистики к структурализму) и обозначает линию русская формальная школа — англо-американская «новая критика», теоретический потенциал которой раскрывается в постструктуралистских течениях. При этом выявляются не столько различия, делающие под определённым углом зрения несовместимыми названные концепции — тенденции к лингвистически строгому анализу и выходу к «внелитературным рядам», понимаемым как ближайший историко-культурный контекст, представителей русской формальной школы не имеют точек соприкосновения с размытой метафизикой «мировой плоти» и её психологическими модификациями в «новой критике» — понятия «динамической формы» и «автофункции» прямо противоречат «статической конструкции» и «эстетической замкнутости» поэтического произведения, декларируемых «новыми критиками» — сколько стратегические сближения, возникающие из общей задачи обоснования самостоятельного статуса поэтического языка и выявления принципов уникальной конструктивности художественного произведения.

Проведённый анализ показывает, что концепты повтора, образа, языковой фигуры, жеста, телесности являются стержневыми для фор

208 См: Lacan J. Ecrits. — P., 1966; Deleuze G., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie. — P., 1972. — T. 1: L’Anti-OedipeDerrida J. De la grammatologie. -P., 1967. мальной стратегии в рассмотренных европейском и северо-американском её вариантах, что позволяет сделать вывод о присутствии в них общей логики в подходах к художественному тексту. В ходе анализа прослеживается, как чисто формальные характеристики художественного текста получают антропологическое наполнение, как от ницшевских интуиций тела-танца-текста через «формалистские» открытия значимости и взаимозависимости всех элементов произведения, конститутивности феномена повтора209 для поэтического языка развитие формальных подходов осуществлялось в направлении преодоления дихотомий звук / смысл, форма / содержание, видимое / представляемое в феномене текста как форме поиска целостного индивидуального образа тела на социально размеченном, символическом поле «реальности». В этом смысле текст представляет собой не совокупность слов-знаков с заранее известными значениями, соединённых по правилам, заданным в уже существующей системе языка210, но сочетает в себе качества единого иконического макрознака и автономной минисистемы языка, в реальной практике предшествуя как абстракциям знака, так и языка211.

209 Жиль Делёз в книге «Различие и повтор» разворачивает фундаментальную аналитику феномена «повтора» в его количественной и интенсивной ипостасяхискусство, ритуал в ней рассматривается как «место сосуществования всех повторов», космологией в патологии (см.: Deleuze G. Difference et repetition. — P., 1985. — P. 371).

210 В этом заключался также и один из основных принципов лакановского «возвращения к Фрейду», предусматривающего отказ от каких-бы то ни было фиксированных символических кодов и общих «грамматик» текстов сновидения.

Эта мысль впоследствии развивалась Ю. Лотманом, утверждавшем, что: «Текст даётся коллективу раньше, чем язык, и язык 'вычисляется' из текста» (Лотман Ю. М. Избранные статьи: В 3 т. — Таллинн, 1992. — Т. 1. -С. 150).

Текст не имеет частей как таковых, он состоит из эффектов саморе-ферентности, описываемых в качестве «пластического представления» А. Гильдебрандом, «символа» Ф. Ницше и А. Белым, динамического образа русскими формалистами, графемы С. Эйзенштейном, «расположенности» «новыми критиками». «Танец», «звуковой жест», «символическое действие», «телескопирование» — алгоритмы самореферентной «работы» текста, выдвигаемой Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в предельно широкой антропологической перспективе в качестве фундаментальной «логики» бессознательного, которое «ничего не представляет, но производит. ничего не означает, но работает» 212. Самореферентность текста задаёт режим особой прямой коммуникации, «демонстрации» сообщаемого213, характеризую.

214 тч щеися отсутствием нейтральных символических посредников В таком режиме индивид сообщает, обнаруживает своё желание, а коллектив передаёт индивиду «знание» принадлежности субъекта желания группе. На этой основе «индивид и общество, в бесконечном взаимном обмене символическими жестами, строят пирамидальную структуру, называемую.

212 Deleuze G., Guattari F. Capitalisme et schizophrenie. L’Anti-Oedipe. — P., 1972.-P. 109.

213 Тенденция визуализации смысла свойственна всему неклассическому философствованию, ранее мы приводили высказывания Хайдеггера и Фрейда по этому поводу, вот что пишет об этом Витгенштейн: «Предложение показывает свой смысл.. Чтобы понять сущность предложения, вспомним об иероглифическом письме, повествующем о фактах путём изображения.. Я понимаю предложение без того, чтобы мне объяснили его смысл» (Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I. — М., 1994.-С. 20).

214 Ещё С. Эйзенштейн разрабатывал свой «монтаж аттракционов» как концепцию непосредственного, пластического воздействия на зрителя. цивилизациеи (Э.Сепир)215. Начатое в формальной традиции исследование природы перевода прямой коммуникации в опосредованную, в рамках которой применяются инструментальные знаки, требующие внешних кодов и интерпретативных процедур, позволяет наметить контуры критической интерпретации (или анти-интерпретации), направленной на описание условий и форм такого перевода, что даёт возможность по-новому подойти как к проблеме значения художественного произведения, так и к общим аспектам социальной коммуникации216.

Подобные выводы опровергают господствующую точку зрения, в соответствии с которой концепция русской формальной школы рассматривалась исключительно как преструктуралистский этап развития литературной теории. Из такой позиции логически вытекают две крайности, игнорирующие специфику рассматриваемого направления: 1) отождествление формальной и позитивистской методологий на основании приписываемого первой в качестве приоритетной цели задачи описания чисто фонетических инвариантных структур поэтической организации надфразо.

Л1 f.

Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. — М.,.

1993.-С. 209.

01 f.

Метакомментарием" или «негативной герменевтикой» называет эту дисциплину современный американский культуролог Ф Джеймисон. Ме-такомментарий призван выявить причины и формы вытеснения оригинального смысла произведения (котором, по Джеймисону, оказывается символическая идентификация индивида с группой, затрудняемая по мере нарастания процессов отчуждения и атомизации в капиталистическом обществе) на «второй» план и, тем самым, от обратного реконструировать сам смысл, так как «содержание не нуждается в том, чтобы его анализировали или интерпретировали потому, что оно само уже по своей сути и непосредственно значимо, значимо как жест» (Jameson F. Metacommentary // The Ideologies of Theory: Essays 1971;1986. — Minneapolis, 1988. — V. 1: Situations of Theory. — P. 14). вых единств- 2) выдвижение анализа повествования В. Проппа в качестве образца формалистского подхода и дальнейшая его критика с позиций, обосновывающих необходимость более широких культурных кодов и конвенций чтения для интерпретации текста и выхода к внетекстовым.

217 реалиям .

Далее, специфика текстуального анализа не исчерпывается введением особых дескриптивных процедур для описания сущностной неопределённости, неоднозначности произведения, в противоположность лингвистическому или филологическому анализу, ставящих целью установление точного значения. Текстуальный анализ является также и синтезом, и творческим актом (в чём заключается пафос всей «новой критики» от Д. Спингарна до Р. Барта, различия в рамках которого связаны с конкретными интерпретациями того, какими способами этот акт осуществляется), представляя из себя «разъятие» такого объекта (желания), который никогда не существовал в цельном виде, связность, существование которого выводится из самих этих аналитических процедур, вплоть до уровня наших чувственных анализаторов, где задаётся единство «метода и объекта» восприятия. Целью такого анализа является не структурный инвариант, раскрывающий правила своих трансформаций, но уникальный, текстурный образ, не вписывающийся ни в какую грамматику, но имеющий непосредственное отношение к фактичности человеческого существования.

В контексте всей формальной традиции обнаруживается концептуальная структура, пребывавшая на втором плане в каждой из них, взятой по отдельности. Посредством чего выявляется имплицитный исторический сдвиг парадигмы гуманитарного знания, ставший очевидным во второй половине XX века в намечаемом синтезе феноменологических, экзи.

217 См.: Леви-Строс К. Структура и форма // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. — М., 1985; Culler J. Structuralist Poetics. — L., 1975, и др. стенциальных, структуралистских стратегий и общих изменениях дисциплинарной матрицы гуманитарных наук.

В философском плане теория текста локализуется в рамках по-сткантовской философии, основной проблемой которой выступает анализ некоторой смыслопорождающей системы, внешней и активной по отношению к физической реальности, черпающей энергию означивания из внутренних соотношений. Трансформации кантовского трансцендентализма, в контексте которых развивалась текстуальная проблематика, являются следующими: а) смена предмета рефлексии с естественнонаучной модели познания на культурологическуюб) «открытие тела», критика оппозиционального, метафизического мышления.

Важным философско-антропологическим выводом исследования является экспликация двойной функции «негативности» в эстетическом и социальном планах, имплицитно присутствующей в рамках «парадокса имманентности». В социально-антропологическом плане «негативность» предстает в виде института табу, запрета, ограничения (сексуального, имущественного) со стороны группы по отношению к индивиду. С социальным запретом связывается первичная дуальная организация первобытного коллектива, имущественная стратификация. Запрет влечет опосредование или субституцию объектов желания, что переживается как ущерб или нехватка. Конструктивным же принципом для базовых элементов, из которых слагается художественная форма (параллелизм, метафора, повествовательная тема), является принцип недосказанности, пропуска, пробела, монтажного стыка (в кино) — «эллипсиса» в терминологии формалистов. Непрямое именование, чтение «между строк» и «видение» между кадров — способы в которых самым непосредственным образом даны смыслы человеческого существования во всей полноте. «Эллипсис», пропуск, пробел выступает эквивалентом понятия «негативность» в эстетическом плане. Если в социально-антропологическом плане «негативность» (запрет) играет позитивную роль для разворачивания и стабильности социальной организации, но репрессивна по отношению к индивидуто в плане эстетическом «негативность» как принцип художественного миро-видения продуктивна для самореализации индивида, но может входить в противоречие с социо-культурными нормами («эстетический имморализм», крайности авангардистского искусства). Логика анализа художественной формы (в плане ее эллиптической структуры — «текста») в анализируемых школах и течениях направлена на выявление фундаментальной взаимодополнительности этих двух аспектов «негативности» в феномене человека: в индивидуальном акте художественного самовыражения человек, отдалясь от усредненно-надличностного модуса своего существования, парадоксальным образом воспроизводит свою глубинную социальную природупервоначальный травматический социальный опыт, связанный с институтом запрета, в эстетическом плане переживается как ценность, что является фактором устойчивости социальной структуры как таковой.

В настоящее время модернистский проект нового мифотворчества, похоже, завершился, полностью реализовавшись в так называемом постмодернизме. Сегодня не только элитарные, трагические фигуры поэтов, но индустрия массовой культуры, политический истеблишмент заговорили языком «оплотнённого видения», используя средства прямой коммуникации, самообозначающие знаки-" симулякры", децентрированные архитектурные, телевизионные и другие визуальные формы. Во время заката всех «больших повествований» (Ж.-Ф.Лиотар)218, коллапса метаязыков свободная текстуальная энергия может направиться по непредсказуемому руслу, поэтому проблема текста сегодня выходит за рамки университетских штудий и становится на повестку дня применительно ко всему комплексу социально-коммуникативных процессов в обществе.

218 См.: Lyotard J.-F. La condition postmoderne. Rapport sur le savoir. — P., 1979.