Языковые средства создания комического в речи рассказчика-героя Зощенко

Городская открытая научно — практическая конференция Тема: «Языковые средства создания комического в речи рассказчика-героя Зощенко»

Автор:

2007 г.

• Введение 3
• Глава I. Зощенко и его герой 6
• 1.1. Зощенко — мастер комического 6
• 1.2. Герой Зощенко 8
• Глава II. Языковые средства комического в речи рассказчика-героя в произведениях М. Зощенко 11
• 2.1. Классификация средств речевого комизма 11
• 2.2. Средства комизма в речи рассказчика — героя в произведениях Зощенко 13
• 2.2.1. Каламбур как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя 13
• 2.2.2. Алогизм как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя 15
• 2.2.3. Избыточность речи как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя 19
• 2.2.5. Парадокс как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя 22
• 2.2.6. Ирония как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя 23
• 2.2.7. Столкновение разных стилей 23
• Заключение 25
• Библиография 26

Истоки сатиры лежат в далекой древности. Сатиру можно найти в произведениях санскритской литературы, литературы Китая. В Древней Греции сатира отражала напряженную политическую борьбу.

Как особая литературная форма сатира формируется впервые у римлян, где возникает и само название (лат. satira, от satura — обличительный жанр в древнеримской литературе развлекательно-дидактического характера, сочетающий прозу и стихи).

В России сатира появляется сначала в народном устном творчестве (сказки, пословицы, песни гусляров, народные драмы). Примеры сатиры известны и в древней русской литературе («Моление Даниила Заточника»). Обострение социальной борьбы в 17 веке выдвигает сатиру как мощное обличительное оружие против духовенства («Калязинская челобитная»), взяточничества судей («Шемякин суд», «Повесть о ерше Ершовиче») и др. Сатира в России 18 века, как и в Западной Европе, развивается в рамках классицизма и принимает нравоучительный характер (сатиры А.Д. Кантемира), развивается в форме басни (В.В. Капнист, И.И. Хемницер), комедии («Недоросль» Д. И. Фонвизина, «Ябеда» В.В. Капниста). Широкое развитие получает сатирическая журналистика (Н.И. Новиков, И. А. Крылов и др.). Наивысшего расцвета сатира достигает в 19 веке, в литературе критического реализма. Основное направление русской социальной сатиры 19 века дали А. С. Грибоедов (1795−1829) в комедии «Горе от ума» и Н. В. Гоголь (1809−1852) в комедии «Ревизор» и в «Мертвых душах», обличающих основные устои помещичьей и чиновничьей России. Сатирическим пафосом проникнуты басни И. А. Крылова, немногие стихотворения и прозаические произведения А. С. Пушкина, поэзия М. Ю. Лермонтова, Н. П. Огарева, украинского поэта Т. Г. Шевченко, драматургии А. Н. Островского. Русская сатирическая литература обогащается новыми чертами во второй половине 19 века в творчестве писателей — революционных демократов: Н. А. Некрасова (1821−1877) (стихотворения «Нравственный человек»), Н. А. Добролюбова, а также поэтов 60-х гг., группировавшихся вокруг сатирического журнала «Искра». Воодушевленная любовью к народу, высокими этическими принципами, сатира являлась могучим фактором в развитии русского освободительного движения. Непревзойденной политической остроты сатира достигает в творчестве великого русского сатирика — революционного демократа М.Е. Салтыкова-Щедрина (1826−1889), разоблачавшего буржуазно-помещичью Россию и буржуазную Европу, произвол и тупость властей, бюрократический аппарат, бесчинства крепостников и т. д. («Господа Головлевы», «История одного города», «Современная идиллия», «Сказки» и др.). В 80-е гг., в эпоху реакций, сатира достигает большой силы и глубины в рассказах А. П. Чехова (1860−1904). Революционная сатира, преследуемая цензурой, страстно звучит в памфлетах М. Горького (1868−1936), направленных против империализма и буржуазной лжедемократии («Американские очерки», «Мои интервью»), в потоке сатирических листков и журналов 1905;1906, в фельетонах большевистской газеты «Правда». После Великой Октябрьской социалистической революции советская сатира направлена на борьбу с классовым врагом, с бюрократизмом, с капиталистическими пережитками в сознании людей.

Среди мастеров советской сатиры и юмора особое место принадлежит Михаилу Зощенко (1895−1958). Его произведения до сих пор пользуются вниманием у читателя. После смерти писателя его рассказы, фельетоны, повести, комедии издавались около двадцати раз тиражом в несколько миллионов экземпляров.

Михаил Зощенко довел до совершенства манеру комического сказа, имевшего богатые традиции в русской литературе. Им создан оригинальный стиль — лирико-иронического повествования в рассказах 20х-30х гг.

Юмор Зощенко привлекает своей непосредственностью, нетривиальностью.

В своих произведениях Зощенко в отличие от современных писателей — сатириков никогда не унижал своего героя, а наоборот пытался помочь человеку избавиться от пороков. Смех Зощенко не смех ради смеха, а смех ради нравственного очищения. Именно этим привлекает нас творчество М. М. Зощенко.

Какую же роль играют языковые средства в создании комического в произведениях М. М. Зощенко?

Данная работа — попытка ответить на этот вопрос, представляет собой анализ языковых средств комизма, их роли в произведениях первого этапа литературной деятельности Зощенко, когда автор находился в зените своей славы, т. к. произведения последующих этапов принимают более литературно-традиционный характер.

Таким образом, целью моей работы стало: выявление роли языковых средств создания комического в речи рассказчика-героя М. М. Зощенко.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

Изучить языковые средства комического.

Изучить особенности речи рассказчика-героя у Зощенко.

Выяснить, какую роль играют средства комического в речи рассказчика-героя Зощенко.

Глава I. Зощенко и его герой

1.1. Зощенко — мастер комического

Михаил Зощенко довел до совершенства манеру комического сказа, имевшего богатые традиции в русской литературе. Им создан оригинальный стиль — лирико-иронического повествования в рассказах 20х-30х гг. и цикле «Сентиментальных повестей».

Творчество Михаила Зощенко — самобытное явление в русской советской литературе. Писатель по-своему увидел некоторые характерные процессы современной ему действительности, вывел под слепящий свет сатиры галерею персонажей, породивших нарицательное понятие «зощенковский герой». Находясь у истоков советской сатирико-юмористической прозы, он выступил создателем оригинальной комической новеллы, продолжившей в новых исторических условиях традиции Гоголя, Лескова, раннего Чехова. Наконец, Зощенко создал свой, совершенно неповторимый художественный стиль.

Разрабатывая оригинальную форму собственного рассказа, он черпал из всех этих источников, хотя наиболее близкой была для него гоголевско-чеховская традиция.

Не был бы Зощенко самим собой, если бы не его манера письма. Это был неизвестный литературе, а потому не имевший своего правописания язык. Язык его изламывается, зачерпывая и гиперболизуя всю живопись и невероятность уличной речи, кишения «развороченного бурей быта». Зощенко наделён абсолютным слухом и блестящей памятью. За годы, проведённые в гуще бедных людей, он сумел проникнуть в тайну их разговорной конструкции, с характерными для нее вульгаризмами, неправильными грамматическими формами и синтаксическими конструкциями, сумел перенять интонацию их речи, их выражения, обороты, словечки — он до тонкости изучил этот язык и уже с первых шагов в литературе стал пользоваться им легко и непринуждённо. В его языке запросто могли встретиться такие выражения, как «плитуар», «окромя», «хресь», «етот», «в ем», «брунеточка», «вкапалась», «для скусу», «хучь плачь», «эта пудель», «животная бессловесная», «у плите» и т. д.

Но Зощенко — писатель не только комического слога, но и комических положений. Комичен не только его язык, но и место, где разворачивалась история очередного рассказа: поминки, коммунальная квартира, больница — всё такое знакомое, своё, житейски привычное. И сама история: драка в коммунальной квартире из-за дефицитного ёжика, скандал на поминках из-за разбитого стакана.

Некоторые обороты зощенковские так и остались в русской литературе афоризмами: «будто вдруг атмосферой на меня пахнуло», «оберут как липку и бросят за свои любезные, даром, что свои родные родственники», «подпоручик ничего себе, но сволочь», «нарушает беспорядки» .

Зощенко, пока писал свои рассказы, сам же и ухохатывался. Да так, что потом, когда читал рассказы своим друзьям, не смеялся никогда. Сидел мрачный, угрюмый, как будто не понимая, над чем тут можно смеяться. Нахохотавшись во время работы над рассказом, он потом воспринимал его уже с тоской и грустью. Воспринимал как другую сторону медали. Если внимательно вслушаться в его смех, нетрудно уловить, что беззаботно-шутливые нотки являются только лишь фоном для нот боли и горечи.

Порой повествование довольно искусно строится по типу известной нелепицы, начинающейся со слов «шел высокий человек низенького роста». Такого рода нескладицы создают определенный комический эффект.

Произведения были основаны на конкретных и весьма злободневных фактах, почерпнутых либо из непосредственных наблюдений, либо из многочисленных читательских писем. Тематика их пестра и разнообразна: беспорядки на транспорте и в общежитиях, гримасы нэпа и гримасы быта, плесень мещанства и обывательщины, спесивое помпадурство и стелющееся лакейство, и многое, многое другое. Часто рассказ строится в форме непринужденной беседы с читателем, а порою, когда недостатки приобретали особенно вопиющий характер, в голосе автора звучали откровенно публицистические ноты.

В сатирических рассказах Зощенко отсутствуют эффектные приемы заострения авторской мысли. Они, как правило, лишены и острокомедийной интриги. М. Зощенко выступал здесь обличителем духовной окуровщины, сатириком нравов. Он избрал объектом анализа мещанина-собственника — накопителя и стяжателя, который из прямого политического противника стал противником в сфере морали, рассадником пошлости.

Круг действующих лиц в сатирических произведениях Зощенко лиц предельно сужен, нет образа толпы, массы, зримо или незримо присутствующего в юмористических новеллах. Темп развития сюжета замедлен, персонажи лишены того динамизма, который отличает героев других произведений писателя.

Основную стихию зощенковского творчества составляет все же юмористическое бытописание. Зощенко пишет о пьянстве, о жилищных делах, о неудачниках, обиженных судьбой. Словом, выбирает объект, который сам достаточно полно и точно охарактеризовал в повести «Люди»: «Но, конечно, автор все-таки предпочтет совершенно мелкий фон, совершенно мелкого и ничтожного героя с его пустяковыми страстями и переживаниями». Движение сюжета в таком рассказе основано на постоянно ставящихся и комически разрешаемых противоречиях между «да» и «нет» .

1.2. Герой Зощенко

Герой Зощенко — обыватель, человек с убогой моралью и примитивным взглядом на жизнь. Этот обыватель олицетворял собой целый человеческий пласт тогдашней России. Зощенко же во многих своих произведения пытался подчеркнуть, что этот обыватель зачастую тратил все свои силы на борьбу с разного рода мелкими житейскими неурядицами, вместо того, чтобы что-то реально сделать на благо общества. Но писатель высмеивал не самого человека, а обывательские черты в нём. «Я соединяю эти характерные, часто затушёванные черты в одном герое, и тогда герой становиться нам знакомым и где-то виденным», — писал Зощенко. «Своими рассказами Зощенко как бы призывал не бороться с людьми, носителями обывательских черт, а помогать им от этих черт избавляться.

Простодушно-наивный рассказчик уверяет всем тоном своего повествования, что именно так, как он делает, и следует оценивать изображаемое, а читатель либо догадывается, либо точно знает, что подобные оценки-характеристики неверны. Это вечное борение между утверждением рассказчика и читательским негативным восприятием описываемых событий сообщает особый динамизм зощенковскому рассказу, наполняет его тонкой и грустной иронией.

Например, в «Рассказах Назара Ильича Синебрюхова» главный герой — Назар Ильич предстает перед нами неудачником, при чем невезение — его основная черта. Не везет ему с поисками клада «старого князя вашего сиятельства»; отворачивается от него фортуна, едва завязываются «прелестные отношения» с «прекрасной полячкой» Викторией Казимировной; и даже жена Матрена Васильевна отказывается от него: «Идите себе с богом, Назар Ильич Синебрюхов, не мешайте за ради бога постороннему счастью». И до того не везет Синебрюхову в жизни, что как ни пытается он найти «свое назначение», ничем, кроме конфуза, дело не кончается.

«Ему, этому герою, — заметит автор одной из книг, посвященных Зощенко, — очень хочется вырваться за пределы обыденного, и, поскольку его биография дает материал для этого, он старательно дорисовывает каждый ее факт, стремясь при помощи каламбуров и анекдотов создать ракурс, способный показать его жизнь, его самого с самой лучшей — по его мнению — стороны».

В сатирических новеллах Зощенко выступал обличителем духовной окуровщины, сатириком нравов. Это не политическая сатира, какой являлась обличительная поэзия Маяковского и Д. Бедного. Зощенко избрал объектом анализа мещанина-собственника-накопителя и стяжателя, который из политического противника стал противником в сфере морали, рассадником пошлости.

В сатирических рассказах герои менее грубы и неотесаны, чем в юмористических новеллах. Автора интересует, прежде всего, духовный мир, система мышления внешне культурного, но тем более отвратительного по существу мещанина. Как ни странно, но в сатирических рассказах Зощенко почти отсутствуют снаржированные, гротескные ситуации, меньше комического и совсем нет веселого.

При чтении зощенковских рассказов бросается в глаза, что рассказчик-герой будь это просто «средний человек» («Чудный отдых»), «беспартийный мещанин» («Муж»), «просто рабочий человек» («Мелкий случай») или «бывший работник транспорта» («Шапка») — по большей части совершенно серьезен. Но зато невольно утрированы, смещены контуры событий, пропущенных через его сознание. Именно в диспропорции, в немасштабности постоянно сопоставляемых обобщающих, широких выводов рассказчика и мелких, частных посылок заключено сатирическое заострение в рассказах Зощенко. Так ирония, устанавливая дистанцию между автором и рассказчиком, разрушает иллюзию идентичности их взглядов. При этом ирония сюжетная каждый раз дополняется иронией языковой.

Глава II. Языковые средства комического в речи рассказчика-героя в произведениях М. Зощенко

2.1. Классификация средств речевого комизма

Все средства комического можно разделить на несколько групп, среди которых выделяются средства, образованные фонетическими средствами; средства, образованные лексическими средствами (тропы и использование просторечия, заимствований и т. д.); средства, образованные морфологическими средствами (неправильное использование форм падежа, рода и т. п.); средства, образованные синтаксическими средствами (использование стилистических фигур: параллелизм, эллипсис, повторы, градация и т. п.)

К фонетическим средствам можно отнести, например, использование орфоэпических неправильностей, что помогает авторам дать емкий портрет рассказчика или героя.

К стилистическим фигурам относятся анафора, эпифора, параллелизм, антитеза, градация, инверсия, риторические вопросы и обращения, многосоюзие и бессоюзие, умолчание и т. п.

Синтаксические средства — умолчание, риторические вопросы, градации, параллелизм и антитеза.

К лексическим средствам относятся все тропы как изобразительно-выразительные средства, а так же каламбур, парадокс, ирония, алогизм.

Это эпитеты — «слова, определяющие предмет или действие и подчеркивающие в них какое-либо характерное свойство, качество» .

Сравнения — сопоставление двух явлений с тем, чтобы пояснить одно из них при помощи другого.

Метафоры — слова или выражения, которые употребляются в переносном значении на основе сходства в каком-либо отношении двух предметов или явлений.

Для создания комического эффекта часто употребляются гиперболы и литоты — образные выражения, содержащие непомерное преувеличение (или преуменьшения) размера, силы, значения и т. д.

Ирония также относится к лексическим средствам. Ирония — «употребление слова или выражения в смысле обратном буквальному с целью насмешки» .

Кроме того, к лексическим средствам также относятся аллегория, олицетворение, перифраза и т. д. Все указанные средства являются тропами.

Однако только тропы не полностью определяют лексические средства создания комизма. Сюда же следует отнести употребление просторечной, специальной (профессиональной), заимствованной или диалектной лексики. Автор весь монолог и всю комическую ситуацию строит на специальной лексике, которой пользуются «воры в законе», но в то же время она знакома большей части населения: «не надо бабушку лохматить», «век воли не видать» и т. п.

К так называемым грамматическим, а точнее морфологическим, средствам мы отнесли случаи, когда автор целенаправленно неправильно использует грамматические категории с целью создания комизма.

Использование просторечных форм типа евоный, ихний и т. п. также можно отнести к грамматическим средствам, хотя в полном смысле это — лексико-грамматические средства.

Каламбур [фр. calembour] - игра слов, основанная на нарочитой или невольной двусмысленности, порожденной омонимией или сходством звучания и вызывающая комический эффект, напр.: «Несусь я, точно так; // Но двигаюсь вперед, а ты несешься сидя» (К. Прутков)

Алогизм (от a — отрицательная приставка и греч. logismos — разум) — 1) отрицание логического мышления как средства достижения истины; иррационализм, мистицизм, фидеизм противопоставляют логике интуицию, веру или откровение — 2) в стилистике намеренное нарушение в речи логических связей с целью стилистического (в т. ч. комического) эффекта.

Парадокс, — а, м. (книжн). — 1. Странное, расходящееся с общепринятым мнением, высказывание, а также мнение, противоречащее (иногда только на первый взгляд) здравому смыслу. Говорить парадоксами.2. Явление, кажущееся невероятным и неожиданным, прил. парадоксальный.

2.2. Средства комизма в речи рассказчика — героя в произведениях Зощенко

Исследовав речь рассказчика — героя в произведениях Зощенко, в работе остановимся на наиболее ярких, на наш взгляд, средствах комического, таких как каламбур, алогизм, избыточность речи (тавтология, плеоназм), употребление слов в непривычном значении (использование просторечных форм, неправильное употребление грамматических форм, создание непривычного синонимического ряда, столкновение просторечной, научной и иностранной лексики), т. к. они являются наиболее употребимыми.

2.2.1. Каламбур как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя

Среди излюбленных речевых средств Зощенко-стилиста — каламбур, игра слов, основанная на омонимии и многозначности слов.

О каламбурах писалось много. Несмотря на наличие значительной литературы, нельзя сказать, чтобы понятие каламбура было уже объяснено до конца.

Ибергорст в своей книге о комическом приводит восемь разных определений каламбуров. С тех пор появились специальные труды об остротах и каламбурах (Куно Фишера, Фрейда, Уоллеса), появились общие труды, в которых также даются определения этого понятия. Я не буду перечислять все эти определения, а остановлюсь только на новейших, имеющихся в современной науке. Вот такое определение дает известный лингвист Борев: «Каламбур — игра слов. Калам6yp — один из типов острот. Это острота, возникающая на основе использования собственно языковых средств». Щербина, известный лингвист языковед, считает основным признаком каламбура естественность и целеустремленность. «Наиболее общие признаки каламбурной остроты» таковы: «Принцип контраста, естественность и целеустремленность, остроумие и истинность самой мысли».

В «Словаре русского языка» С. И, Ожегова дается следующее определение: «Каламбур — шутка, основанная на комическом использовании сходно звучащих, но разных по значению слов». В «Словаре иностранных слов» под редакцией И. В. Лехина и профессора Ф. Н. Петрова читаем: «Каламбур — игра слов, основанная на их звуковом сходстве при различном смысле».

При каламбуре смех возникает в том случае, если в нашем сознании более общее значение слова заменяется его буквальным значением. В создании каламбура главную роль играет умение найти и применить конкретный и буквальный смысл слова и заменить его на то более общее и широкое значение, которое имеет в виду собеседник. Это умение требует известного таланта, которым и обладал Зощенко. В целях создания каламбуров он пользуется сближением и столкновением прямого и переносного значений чаще, чем сближением и столкновением нескольких значений слова.

«Вот вы меня, граждане, спрашиваете, был ли я актером? Ну, был. В театрах играл. Прикасался к этому искусству».

В данном примере, выписанном из рассказа «Актер», рассказчик, употребляя слово, прикасался, использует его переносном, метафорическом значении, т. е. «был сопричастен с миром искусства». Одновременно прикасался имеет и значение неполноты действия.

Часто в каламбурах Зощенко проявляется двойственность в понимании смысла.

«Я с этой семьей находился прямо на одной точке. И был им как член фамилии» («Великосветская история», 1922).

«Я хоть человек неосвещенный» («Великосветская история», 1922).

В речи рассказчика Зощенко многочисленны случаи замены ожидаемого слова другим, созвучным, но далеким по значению.

Так, вместо ожидаемого «член семьи» рассказчик говорит член фамилии, «человек непросвещенный» — человек не освещенный и т. д.

2.2.2. Алогизм как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя

В литературно-художественных произведениях также, как и в жизни, алогизм бывает двоякий: люди или говорят несуразное, или совершают глупые поступки. Однако при ближайшем рассмотрении такое деление имеет только внешнее значение. Оба случая могут быть сведены к одному. В первом из них мы имеем неправильный ход мыслей, который вызывается словами, и эти слова вызывают смех. Во втором — неправильное умозаключение словами не высказывается, но проявляет себя в поступках, которые и служат причиной смеха.

Для действующего субъекта разоблачение обычно наступает только тогда, когда он испытывает последствия своей глупости на собственной шкуре. В жизни алогизм, — пожалуй, наиболее часто встречающийся вид комизма. Неумение связывать следствие и причины оказывается очень распространенным и встречается чаще, чем можно было бы думать. Здесь стоит вспомнить уже приведенные слова Чернышевского: «Глупость — главный предмет наших насмешек, главный источник комического». Есть и другие теоретики, которые подчеркивают значение глупости для определения сущности комизма. Кант считал, что во всем, что должно возбуждать громкий смех, «должно быть нечто, противное разуму».

Основная особенность техники создания словесного комизма у Зощенко — это алогизм. В основе алогизма как стилистического приема и средства создания комического лежит отсутствие логической целесообразности в использовании различных элементов речи, начиная с речи и заканчивая грамматическими конструкциями, словесный комический алогизм возникает в результате несовпадения логики рассказчика и логики читателя.

В «Административном восторге» (1927) разлад создают антонимы, например:

«Но факт, что забрела [свинья] и явно нарушает общественный беспорядок».

Беспорядок и порядок — слова с противоположным значением. Кроме подмены слова, здесь нарушена сочетаемость глагола нарушать с существительными. По нормам русского литературного языка «нарушать» можно правила, порядок или иные нормы.

«Сейчас составим акт и двинем дело под гору».

Очевидно, в рассказе «Сторож» (1930) имеется в виду не под гору, (т.е. «вниз»), а в гору («вперед, улучшить положение дел»). Антонимическая подмена в — под создает комический эффект.

Разлад и разнобой возникает так же за счет употребления нелитературных форм слова. Например, в рассказе «Жених» (1923):

«А тут, братцы мои, помирает моя баба. Сегодня она, скажем, свалилась, а завтра ей хуже. Мечется и брендит, и с печки падает».

Брендит — нелитературная форма от глагола «бредить». Вообще, следует отметить, что нелитературных форм в рассказах Зощенко множество: брендит вместо «бредит» («Жених», 1923), голодуют вместо голодают («Чертовщинка», 1922), лягем вместо ляжем («Гиблое место», 1921), хитровой вместо хитрый («Гиблое место»), промежду прочим вместо между прочим («Материнство и младенство», 1929), вспрашиваю вместо спрашиваю («Великосветская история»), вздравствуйте вместо здравствуйте («Виктория Казимировна»), цельный вместо целый («Великосветская история»), шкелет вместо скелет («Виктория Казимировна»), текет вместо течет («Великосветская история»).

«Прожили мы с ним цельный год прямотаки замечательно».

«И идет он весь в белом, будто шкелет какой».

«Руки у меня и так-то изувечены — кровь текет, а тут еще он щиплет».

Зощенковский рассказчик — герой комичен потому, что он просто необразованный человек, невежа. Вероятнее всего, зощенковский герой — рассказчик — это малограмотная личность, поверхностно усвоившая разные языковые клише и употребляющая их как «к месту», так и «не к месту». Именно употребление «не к месту» характеризует алогизм мышления рассказчика и инициирует комический эффект.

В воспоминаниях о Зощенко К. Чуковский писал о языке персонажей зощенковских рассказов: «Алогизм, косноязычие, неуклюжесть, бессилие этого мещанского жаргона сказывается также, по наблюдениям Зощенко, в идиотических повторах одного и того же словечка, завязшего в убогих мозгах.

Нужно, например, зощенковскому мещанину поведать читателям, что одна женщина ехала в город Новороссийск, он ведет свое повествование так:

«…и едет, между прочим, в этом вагоне среди других такая вообще (!) бабешечка. Такая молодая женщина с ребенком.

У нее ребенок на руках. Вот она с ним и едет.

Она едет с ним в Новороссийск. У нее муж, что ли, там служит на заводе.

Вот она к нему и едет.

И вот она едет к мужу. Все как полагается: на руках у нее малютка, на лавке узелок и корзинка. И вот она едет в таком виде в Новороссийск.

Едет она к мужу в Новороссийск. А у ней малютка на руках…

И вот едет эта малютка со своей мамашей в Новороссийск. Они едут, конечно, в Новороссийск…"

Слово Новороссийск повторяется пять раз, а слово едет (едет) — девять раз, и рассказчик никак не может развязаться со своей бедной мыслишкой, надолго застрявшей у него в голове".

Если Чуковский, приведя зощенковскую цитату, обращает наше внимание на косноязычие рассказчика, то автор другой, сравнительно недавней статьи считает необходимым особо подчеркнуть, что за этим косноязычием просматривается «система»:

«Смешно? Еще бы. Пока дочитаешь, обхохочешься. Но в этом долдонящем косноязычии своя система. Своя динамика. Свой сюжет…

Ну, прямо классицистическая стройность!

Таково мастерство. Но оно не то что самоцельно, оно попросту надежно спрятано от глаз. Однако четко объясняет нам способ нечеткого мышления персонажа.

Зощенко вовсе не занят стенографической (сегодня сказали бы: магнитофонной) записью поездного словотворения. Назойливо, до одурения повторяющаяся фраза о Новороссийске нужна герою-рассказчику затем, зачем нужен шест идущему через незнакомое болото по узенькой гати. И орудует рассказчик этой опорой точно так же, как орудуют шестом, — отталкивается ею. Продвигается вперед толчками.

Зощенковский персонаж не способен сразу, цельно передать свое ощущение. Нетвердая мысль его не топчется на месте, нет, но пробирается вперед с великим трудом и неуверенностью, останавливаясь для поправок, уточнений и отступлений".

Так же алогистичность речи можно заметить и в неправильном использовании грамматических форм, например:

«Если ты с их фамилии происходишь, то мы тебе покажем кузькину мать». («Великосветская история»)

«Я, говорит, против отца не злоупотребляю». («Виктория Казимировна»)

«Со мной допущено недоверие со стороны этой великосветской фамилии». («Великосветская история»)

«Он еще бьется больно клювом и крылами». («Виктория Казимировна»)

«Лежит часовой, безусловно, мертвый, и кругом — кража». («Виктория Казимировна»)

«Вот, думаю, какая парнишечка попалась» («Счастливое детство»)

2.2.3. Избыточность речи как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя

Речь героя рассказчика в комическом сказе Зощенко содержит много лишнего, она грешит тавтологией и плеоназмами.

Тавтология — (греч. tautologнa, от tautу — то же самое и lуgos — слово), 1) повторение одних и тех же или близких по смыслу слов, например «яснее ясного», «плачет, слезами заливается». В поэтической речи, особенно в устном народном творчестве, Т. применяется для усиления эмоционального воздействия. Например, в былине о Соловье-разбойнике: «Под Черниговом силушки черным-черно, Черным-черно, черней ворона». Поэты часто пользуются Т. и тавтологическими рифмами, например А. С. Пушкин: «Вот на берег вышли гости, Царь Салтан зовёт их в гости». Широко употребляются некоторые тавтологические словосочетания в разговорной речи, например «целиком и полностью», «к сегодняшнему дню», «день-деньской». Иногда ненужные повторы в речи свидетельствуют о бедности языка говорящего.Т. — разновидность плеоназма.

Плеоназм — (от греч. pleonasmуs — излишество), многословие, употребление слов, излишних не только для смысловой полноты, но обычно и для стилистической выразительности. Причисляется к стилистическим «фигурам прибавления», но рассматривается как крайность, переходящая в «порок стиля»; граница этого перехода зыбка и определяется чувством меры и вкусом эпохи. П. обычен в разговорной речи («своими глазами видел»), где он, как и др. фигуры прибавления, служит одной из форм естественной избыточности речи. В фольклоре П. приобретает стилистическую выразительность («путь-дорога», «море-океан», «грусть-тоска»); в литературе некоторые стили культивируют П. («пышный стиль» античные риторики), некоторые избегают его («простой стиль»). Усиленная форма П. — повторение однокоренных слов («шутки шутить», «огород городить») — называется парегменон или figura etimologica. Иногда крайнюю форму П. (повторение одних и тех же слов) называют тавтологией. Однако в современной стилистике понятие тавтологии нередко отождествляют с П.

О тавтологичности языка рассказчика-героя Зощенко можно судить по следующим примерам:

«Одним словом это была поэтическая особа, способная целый день нюхать цветки и настурции» («Дама с цветами», 1930)

«И совершил я уголовное преступление» («Великосветская история», 1922)

«До смерти убит старый князь ваше сиятельство, а прелестная полячка Виктория Казимировна уволена вон из имения» («Великосветская история», 1922)

«Чуть, сволочь, не задушили за горло» («Мелкий случай из личной жизни», 1927)

«А водолаз, товарищ Филиппов, был в нее сильно и чересчур влюбившись» («Рассказ о студенте и водолазе»)

2.2.4. Использование слов в непривычном значении

Нелитературные слова создают комические эффекты, а герои воспринимаются читателями как необразованные обыватели. Именно язык дает картину социального статуса зощенковского героя. Такая подмена литературной нормированной словоформы нелитературной, диалектной используется Зощенко для того, чтобы показать, что рассказчик, критикующий других за невежество, невежественен сам. Например:

«Мальчик у ней — сосун млекопитающийся» («Великосветская история», 1922)

«Я тебя, сукинова сына, семь лет не видел… Да я тебя, сопляка…» («Не надо иметь родственников»)

В словесной комической системе Зощенко язык рассказчика накладывается на систему чужого языка. Стремление героя стать рядом с эпохой — ввести в свою речь новые, часто непонятные и даже иностранные слова, которые неправильно и не к месту употребляются, как бы вносит в рассказ неведомую рассказчику жизнь.

Часто сравнение советского с иностранным приводит к включению иностранных слов и даже целых предложений на иностранных языках. Особенно эффектно в этом плане чередования русских и иностранных слов и фраз с одним и тем же значением, например:

«Немчик головой лягнул, дескать, бите-дритте, пожалуйста, заберите, об чем разговор, жалко, что ли» («Качество продукции», 1927).

«Блюзу-гимнастерку новую надел» («Виктория Казимировна»)

Или употребление иностранных слов в русском контексте:

«Не то лориган, не то роза» («Качество продукции», 1927).

Употребление слов в непривычном значении вызывает у читателя смех, создание своего, непривычного для читателя синонимического ряда, служит средством создания комического эффекта. Так, например, Зощенко, нарушив нормативный литературный язык, создает синонимические ряды, типа печатный орган — газета («Людоед», 1938), фотографическая карточка — лицо — морда — физиономия («Гости», 1926), включения в общую сеть — подключение электричества («Последний рассказ»), ребенок — предмет — шибздик («Происшествие», «Счастливое детство»), передние, задние ноги — руки, ноги («Рассказ о студенте и водолазе»), бабешечка — молодая женщина («Происшествие»).

«Вы бы вместо того, чтобы рвать печатный орган, взяли бы и заявили в редакцию».

«Впоследствии обнаружилось, что ему надуло фотографическую карточку, и он три недели ходил с флюсом».

«Вот что произошло после включения в общую сеть».

«Не наблюдая детей в частной жизни, затруднительно определить, сколько этому предмету лет».

«У студента стали отниматься передние и задние ноги».

«И едет, между прочим, в этом вагоне среди других такая вообще бабешечка. Такая молодая женщина с ребенком».

«Этакий шибздик лет десяти, что ли, сидит». («Счастливое детство»)

2.2.5. Парадокс как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя

Парадокс — (греч. parбdoxos — «противоречащий обычному мнению») — выражение, в котором вывод не совпадает с посылкой и не вытекает из нее, а, наоборот, ей противоречит, давая неожиданное и необычное ее истолкование (напр. «Я поверю, чему угодно, лишь бы оно было совсем невероятным» — О. Уайльд). Для парадокса характерны краткость и законченность, приближающие его к афоризму, подчеркнутая заостренность формулировки, приближающая его к игре слов, каламбуру и, наконец, необычность содержания, противоречащая общепринятой трактовке данной проблемы, которая затрагивается парадоксом. Отсюда понятие парадоксальности приближается к понятию оригинальности, смелости суждений и т. д., самый же парадокс может быть и верен и неверен в зависимости от содержания. Парадокс присущ не только художественной литературе, он характерен и для политической, философской и т. п. литературы. Пример: «Все умники дураки, и только дураки умны». На первый взгляд такие суждения лишены смысла, но какой-то смысл в них может быть отыскан, может даже казаться, что путем парадокса зашифрованы какие-то особо тонкие мысли. Мастером таких парадоксов был, Михаил Зощенко.

Например:

" - Да, замечательная красота, сказал Вася, глядя с некоторым изумлением на облупленную штукатурку дома. — Действительно, очень красота…"

2.2.6. Ирония как средство речевого комизма в речи рассказчика — героя

К парадоксу очень близка ирония. Определение ее не составляет больших трудностей. Если при парадоксе исключающие друг друга понятия объединяются вопреки их несовместимости, то при иронии словами высказывается одно понятие, — подразумевается же (но не высказывается на словах) другое, противоположное ему. На словах высказывается положительное, а понимается противоположное ему отрицательное, Этим ирония иносказательно раскрывает недостатки того, о ком (или о чем) говорят. Она представляет собой один из видов насмешки, и этим же определяется ее комизм.

Тем, что недостаток обозначается через противоположное ему достоинство, этот недостаток выделяется и подчеркивается. Ирония бывает особенно выразительна в устной речи, когда средством ее служит особая насмешливая интонация.

Бывает так, что сама ситуация заставляет понимать слово или словосочетание в смысле, прямо противоположном общеизвестному. Высокопарное выражение аудиенция закончена в применении к сторожу подчеркивает нелепость и комичность описываемой ситуации: «Тут сторож допил свою воду, вытер рот рукавом и закрыл глаза, желая этим показать, что аудиенция закончена» («Ночное происшествие»)

«Мне, говорит, сейчас всю амбицию в кровь разбили». («Пациентка»)

2.2.7. Столкновение разных стилей

Речь рассказчика повествователя в произведениях Зощенко распадается на отдельные лексические единицы, принадлежащие к различным стилям. Столкновение разных стилей в одном и том же тексте говорит об определенном человеке малограмотном, нагловатом и смешном. При этом интересно заметить, что Зощенко удалось создать рассказы и повести, в которых почти несовместимые, даже взаимоисключающие лексические ряды могут существовать совсем близко к друг другу, они могут соседствовать буквально в одной фразе или реплике персонажа. Это и позволяет автору свободно маневрировать текстом, предоставляет возможность резко, неожиданно повернуть повествование в другую сторону. В то же время это дает понять, что образ зощенковского героя рассказчика сложный и многогранный. Например:

«Шибко так шумят, а немец, безусловно, тихий, и будто вдруг атмосферой на меня пахнуло». («Великосветская история»)

«Князь ваше сиятельство лишь малехонько поблевал, вскочил на ножки, ручку мне жмет, восторгается». («Великосветская история»)

«К утру только пошел подчасок к пушечке и зрит». («Виктория Казимировна»)

«Один такой без шапки, длинногривый субъект, но не поп». («Мелкий случай из личной жизни»)

Заключение

За три с лишним десятилетия работы в литературе Зощенко прошел большой и нелегкий путь. Были на этом пути несомненные, выдвинувшие его в число крупнейших мастеров советской литературы удачи и даже подлинные открытия. Были и столь же несомненные просчеты. Сегодня очень хорошо видно, что расцвет творчества сатирика приходится на 20-е — 30-е гг. Но в равной мере очевидно также, что лучшие произведения Зощенко этих, казалось бы, далеких лет по-прежнему близки и дороги читателю. Дороги потому, что смех большого мастера русской литературы и сегодня остается верным нашим союзником в борьбе за человека, свободного от тяжелого груза прошлого, от корысти и мелочного расчета приобретателя.

В ходе работы мы пришли к выводам:

Словесные средства создания комического, а именно алогизм, стилистические подмены и смещения, столкновение нескольких стилей, причем часто даже в одном предложении, являются довольно продуктивным комическим средством и основаны на принципе эмоционально-стилевой контрастности.

Рассказчик Зощенко сам предмет сатиры, он выдает свое убожество, иногда наивность, иногда простоватость, иногда мещанскую мелочность, сам не осознавая этого, как бы абсолютно непроизвольно и потому невероятно смешно.

Рассказчик претендует на образованность и интеллигентность, но его речь полна вульгарной, просторечной лексики, иностранных слов, употребляемых «не к месту», диалектизмов и деформаций грамматических и фразеологических конструкций.

Сатира Зощенко — это не призыв бороться с людьми — носителями обывательских черт, а призыв с этими чертами бороться.

Смех Зощенко — это смех сквозь слёзы.

Библиография

Антонов С. М. Зощенко. Становление стиля // Лит. учеба. 1984. № 6.

Ершов Л. Ф. Из истории советской сатиры: М. Зощенко и сатирическая проза 20−40-х годов.Л., 1973.

Зощенко и перестройка / Подгот. Ю. В. Томашевский // Крокодил. 1991. № 1.

Зощенко М. М, Избр.: В 2 т.Л., 1978.

Зощенко М. М. Письма к писателю. Возвращенная молодость. Перед восходом солнца. Повести. М., 1989.

Зощенко М. М. Собр. соч.: В 3 т.Л., 1986 — 1987 (перепечатано: М., 1994).

Зощенко М. М. Собр. соч.: В 6 т. Л.; М., 1929 — 1932.

Зощенко М. М. Соч.: В 5 т.М., 1993.

Зощенко М. М. Уважаемые граждане: Пародии. Рассказы. Фельетоны. Сатирические заметки. Письма к писателю. Одноактные пьесы. М., 1991. (Из архива печати).

Лицо и маска Михаила Зощенко: Сборник / Сост. Ю. В. Томашевский.М., 1994.

Михаил Зощенко. Материалы к творческой биографии: Кн.1 / Отв. ред. Н. А. Грознова. СПб., 1997.

Сарнов Б. М. Пришествие капитана Лебядкина (Случай Зощенко).М., 1993.

Сарнов Б. М. Смотрите, кто пришел: Новый человек на арене истории.М., 1992.

Сац И. Герой Михаила Зощенко. — «Литературный критик», 1938, № 3, с. 157.

Старков А. Н. Михаил Зощенко: Судьба художника. М., 1990.

Творчество М. М. Зощенко: проблемы интерпретации: Подборка статей // Лит. обозрение. 1995. № 1.

Томашевский Ю. «…Писатель с перепуганной душой — это уже потеря квалификации». М. М. Зощенко: письма, выступления, документы 1943 — 1958 годов // Дружба народов. 1988. № 3.

Чуковский К. Из воспоминаний. — Сб. «Михаил Зощенко в воспоминаниях современников», с.36−37.