Коммуникативный дискомфорт, связанный с непониманием

Напомним, что это неудобство в общении, которое обусловлено коммуникативной неудачей. Оно может испытываться и адресатом, и адресантом.

Первую коммуникативно дискомфортную ситуацию оказалось удобнее разбить на два примера.

Пример 1.

«Are you a Socialist, Wilf?» she asked.

Socialist? Wilf was alarmed. The word had become sort of mixed up with things Wilf didn’t understand or hadn’t experienced. Things like vegetarianism, treason and women’s rights.

«No, no, I’m not a Socialist,» said Wilf. «I vote Labour, normal like.» [Townsend].

В примере 1 журналист Мэри Джейн задаёт представителю рабочего класса Уилфу вопросы, которые сбивают его с толку. Уилф претерпевает череду коммуникативных неудач, что отражено как в авторской речевой партии, так и в прямой речи самого персонажа. Первую коммуникативную неудачу отражает мысленный переспрос слова socialist, за которым следует фрагмент авторской речевой партии, который маркирует коммуникативный дискомфорт, связанный с непониманием. Актуализация дискомфорта происходит за счёт употребления прилагательного alarmed, которое в словаре определяется как «worried or frightened» и явственно сигнализирует об эмоциональном состоянии персонажа, которого оно характеризует. Следующее предложение, с нашей точки зрения, само по себе маркирует только коммуникативную неудачу: непонимание или незнание тесно, но не обязательно связано с неудобством в общении. Коммуникативная неудача актуализируется за счёт фразового глагола to mix up, который в одном из своих значений получает напрямую связанное с непониманием определение «to make the mistake of thinking that someone or something is another person or thing», а также за счёт глаголов to understand и to experience, употреблённых в соответствующий временах в отрицательной форме. Однако ни одно из этих слов не сигнализирует о неловкости Уилфа, которая бы являлась следствием непонимания и незнания (если бы было употреблено изолированно). В данном предложении максимально эксплицитно выражена коммуникативная неудача, но не сам коммуникативный дискомфорт.

Далее приводится фрагмент прямой речи Уилфа, в которой актуализируется именно его дискомфорт. С нашей точки зрения, в этом фрагменте задействована совокупность языковых средств. Во-первых, можно видеть три отрицания подряд, и, несмотря на то, что они очень краткие, такой повтор кажется нам достаточно экспрессивным, вследствие чего, вероятно, можно говорить о применении здесь эмфатического синтаксиса. Во-вторых, в оригинале слово socialist в данном предложении выделено курсивом, а поскольку это прямая речь, то можно с высокой степенью уверенности говорить об эмфатическом интонационном оформлении и этого слова, и всего предложения. В-третьих, на фоне данного выделения слово Labour, употреблённое в следующем предложении, звучит как противопоставление слову Socialist, а прилагательное normal, само по себе нейтральное, в сочетании с предлогом like также становится эмфатическим и актуализирует расстановку Уилфом понятий Labour и Socialist по шкале «хорошо-плохо».

Пример 2.

«So you’re not a Revolutionary?» insisted Mary Jane.

What was she asking now, thought Wilf. He broke into a sweat. Revolutionaries blew aeroplanes up, didn’t they?

«No, I’m not a Revolutionary,» said Wilf. «I've never even been to an airport, let alone been on a plane.» [Townsend].

Следующий вопрос Мэри Джейн влечёт за собой новую коммуникативную неудачу Уилфа, которая актуализирована в предложении What was she asking now, отражающем мысли персонажа. Оно, однако, не содержит никаких маркеров неловкости. Дискомфорт, связанный с непониманием, репрезентируется во фрагменте авторской речевой партии, в котором содержится слово sweat. Формально в тексте описывается некоторый физиологический процесс, но определение существительного sweat в словаре убеждает нас в том, что выделение пота может быть физическим проявлением такой эмоции, как страх: «drops of salty liquid that come out through your skin when you are hot, frightened, ill, or doing exercise». Следующее предложение представляет собой разделительный вопрос. Собственно вопросительную часть предложения (didn't they?) можно было бы перевести как разве нет?. И по-английски, и по-русски такой вопрос выражает сомнение, неуверенность в истинности утверждения, выраженного утвердительной частью такого предложения. Однако разделительный вопрос во внутренней речи Уилфа не содержит информации, достаточной для того, чтобы читатель понял, что персонаж испытывает неловкость от сомнения в правильности своего предположения насчёт революционеров. Коммуникативный дискомфорт репрезентирован в прямой речи Уилфа. Курсив, которым в оригинале выделено слово Revolutionary, свидетельствует о том, что оно несёт эмфатическое ударение. Курсивом в оригинале выделено и существительное airport, и о его интонационном оформлении можно сделать такой же вывод. Наречие even, первое словарное определение которого звучит как «used to emphasize something that is unexpected or surprising in what you are saying», используется для усиления, а выражение let alone («used after a negative statement to say that the next thing you mention is even more unlikely») — для ещё большего усиления: Уилф и в аэропорту-то не был, не говоря уже о самолёте. Конечно, если рассмотреть данный фрагмент прямой речи изолированно, то он покажется странным, ведь очевидной для большинства читателей связи между революционерами и аэропортами нет. Однако предшествующий контекст, содержащий внутреннюю речь Уилфа, позволяет нам избежать замешательства, поскольку из него становится понятным, что у данного персонажа было не то чтобы совсем не верное, но неполное и недостаточное представление о революционерах. Тем не менее, рассмотренный фрагмент прямой речи всё же, по нашему мнению, позволяет судить об испытываемом говорящим дискомфорте, и это становится возможным именно вследствие использования эмфатической лексики (even и let alone) и эмфатической интонации (за счёт использования курсива в оригинале). Кроме того, данная реплика Уилфа создаёт комический эффект, основанный на несоответствии уровня образования и представлений о мире представителей рабочего класса и более высоких сословий.

Следующая ситуация, в которой репрезентирован коммуникативный дискомфорт, связанный с непониманием, целиком представлена в примере 3.

Пример 3.

" Don’t be sorry, my dear sir, for nothing could upset me today! Rejoice, for You-Know-Who has gone at last! Even Muggles like yourself should be celebrating, this happy, happy day!" And the old man hugged Mr. Dursley around the middle and walked off.

Mr. Dursley stood rooted to the spot. He had been hugged by a complete stranger. He also thought he had been called a Muggle, whatever that was. He was rattled. He hurried to his car and set off for home, hoping he was imagining things, which he had never hoped before, because he didn’t approve of imagination. [Rowling].

В данном примере коммуникативный дискомфорт обусловлен коммуникативной неудачей. Он репрезентируется в авторской речевой партии, причём некоторые предложения отражают не только невербальное поведение или психологическое состояние данного персонажа, но и его мысли, то есть в них актуализируется внутренняя речь мистера Дурсля. Выражение rooted to the spot, которое определяется как «so shocked, surprised, or frightened that you cannot move» и может быть переведено как «остолбенел», подсказывает читателю, в каком эмоциональном состоянии находится персонаж: поведение незнакомого человека, который ни с того ни с сего заговорил с ним, назвал его неизвестным словом и, наконец, обнял, поразило, шокировало и, возможно, даже несколько напугало мистера Дурсля. Глагол to hug в первом из своих значений определяется как «to put your arms around someone and hold them tightly to show love or friendship», поэтому можно сделать вывод о том, что в рассматриваемой ситуации был преодолён социальный барьер: в обычной жизни человек едва и будет обнимать незнакомца. Определение complete к слову stranger также наводит читателя на мысль об испытываемых мистером Дурслем отрицательных эмоциях: оно уточняет степень незнакомства этого персонажа с человеком, который его обнял (по всей вероятности, они видятся впервые). За счёт этого явственнее проявляется несоответствие между представлениями мистера Дурсля о нормах общественного поведения и реальными действиями человека. Как уже было сказано выше, мистеру Дурслю неизвестно слово, которым назвал его незнакомец (слово Muggle было придумано самой Дж. К. Роулинг и обозначает человека, не обладающего магическими способностями). Об этом можно судить по его определению whatever it was. Эмоциональное состояние героя также описывается причастием от глагола rattle, который в наиболее соответствующем данной ситуации смысле определяется как «to make someone lose confidence or become nervous». Соответственно, читатель понимает, что герой обеспокоен, что он нервничает вследствие осознания своей неспособности к верной интерпретации события. Описание последующих действий мистера Дурсля начинается со слова hurried, которое, во-первых, отражает динамику его эмоционального состояния (если вначале он остолбенел, застыл в изумлении, то теперь заторопился), а во-вторых, подчёркивает его раздражённость произошедшим случаем. По всей вероятности, герой действительно раздражён и напуган, поскольку из авторской речевой партии также следует, что мистер Дурсль надеялся, что всё происшествие — это плод его воображения, хотя не в его правилах уповать на воображение, которое он вообще не одобряет.

В следующей коммуникативной ситуации (см. пример 4) дискомфорт, связанный с непониманием, репрезентирован достаточно ярко, однако в нём присутствуют и маркеры личностного коммуникативного дискомфорта. Примеры, где наиболее ярко личностный коммуникативный дискомфорт проявляется, будут рассмотрены в соответствующей группе.

Пример 4.

She saw Spiggy look up from his labours. There was adoration in his eyes. She engaged him in conversation, enquiring about his wife. «Run off,» said Spiggy.

«Children?».

«She took 'em wiv 'er.».

«So, you’re a gay bachelor?» tinkled the Queen Mother.

Spiggy’s brow darkened. «Who's been sayin' I’m gay?».

Turning to Spiggy, Charles said, «What Granny meant to say was that you probably have a carefree existence, unshackled by domestic responsibilities.».

«I work hard for my living,» said Spiggy, defensively. «You wanna try luggin' carpets round all day.».

Charles was discomfited by this misunderstanding. Why couldn’t his family simply talk to their neighbours without … er … constant … er ??? [Townsend].

В данной коммуникативной ситуации присутствует три коммуниканта: Королева-мать, принц Чарльз и представитель рабочего класса по имени Спигги. Поскольку социолекты коммуникантов значительно различаются, Спигги претерпевает коммуникативную неудачу: ему не знакомо устаревшее, относящееся к викторианской эпохе значение прилагательного gay, в котором его употребляет Королева-мать («bright or attractive»), а соответствующее прилагательное-омоним вызывает у него негативную реакцию. Таким образом, Спигги претерпевает коммуникативную неудачу, но не осознаёт её, то есть его (адресата) интерпретация содержания, переданного Королевой-матерью (адресантом), отличается от того, что она (адресант) имела в виду. Маркером непонимания является реплика Who’s been sayin' I’m gay?, а маркером коммуникативного дискомфорта — предшествующий ей фрагмент авторской речевой партии, в котором описывается выражение лица Спигги. Глагол to darken в одном из своих значений, наиболее соответствующих данной коммуникативной ситуации, получает следующее определение: «if someone’s face darkens, they start to look angry». Такое определение подтверждает то, что Спигги отрицательно оценил то, о чём спросила его Королева-мать, а если точнее — его искажённое, неверное восприятие её вопроса. Пояснение принца Чарльза того, что имела в виду его бабушка, повлекло ещё одну коммуникативную неудачу Спигги и вызвало дискомфорт: беззаботная жизнь, не обременённая хозяйственными заботами, не только не имеет ничего общего с реальной жизнью Спигги, но и воспринимается им негативно. Употребляя выражение a gay bachelor, Королева-мать не пыталась упрекнуть своего собеседника в праздности, и принц Чарльз также не хотел этого, поясняя значение слова gay, однако Спигги воспринял их слова как упрёк. Об этом наиболее явственно свидетельствует наречие defensively, употреблённое в авторской речевой партии и придающее соответствующий «оборонительный» характер прямой речи персонажа. Предложение I work hard for my living, с нашей точки зрения, звучит как противопоставление словам принца Чарльза (в частности, противопоставление основано на различиях между словами carefree, unshackled и hard). Интересным нам кажется использование глагола to want (в ненормативной форме wanna) в последнем предложении прямой речи Спигги. В тексте можно увидеть экспрессивную форму повелительного наклонения: перед глаголом стоит эмфатическое подлежащее you. Как отмечает В. Л. Каушанская, такая форма характерна для разговорной речи и используется для усиления просьбы или приказа [Каушанская 2008: 166]. По нашему мнению, в данном случае это можно считать маркером упрёка, а следственно, коммуникативного дискомфорта: Спигги воспринял слова Чарльза как упрёк, вследствие чего данное предложение является защитной реакций на несправедливое, по мнению говорящего, обвинение в праздности.

Во фрагменте авторской речи, завершающем данный пример, содержится маркер коммуникативного дискомфорта, который возник у Чарльза вследствие непонимания Спигги. Словарное определение глагола to discomfit («to make someone feel slightly uncomfortable, annoyed, or embarrassed»), употреблённого в тексте в пассивной форме, подтверждает то, что Чарльз испытывал неловкость и раздражение. Интерпретация последнего предложения вызывает у нас некоторое затруднение. С одной стороны, оно свидетельствует о неодобрении Чарльзом способа общения членов его семьи (аристократов) с соседями (представителями рабочего класса). Об этом свидетельствует и то, что предложение имеет форму риторического вопроса, и то, что слово talk выделено курсивом (значит, на него падает эмфатическое ударение). С другой стороны, Королева-мать разговаривала со Спигги, а не с Чарльзом, поэтому возникает вопрос о том, можно ли такой дискомфорт считать коммуникативным. С нашей точки зрения, на данный вопрос можно ответить скорее положительно, чем отрицательно, потому что принц Чарльз всё-таки является участником коммуникативной ситуации. Ещё одна проблема возникает в связи с тем, что сложно дать однозначную характеристику такому виду дискомфорта, поскольку он был вызван и непониманием Спигги, и тем вопросом Королевы-матери, смутившим представителя рабочего класса, и непосредственными чертами речевого поведения, типичных для членов семьи Чарльза.

После рассмотрения примеров 1−4 можно убедиться, что в тексте репрезентируются как вербальные реплики, выражающие мысли персонажа, так и внешние невербальные проявления неудобства, возникшего в процессе общения. Также авторская речь может отражать (называть) эмоциональное состояние коммуниканта, которое не проявляется внешне, то есть незаметно для другого/других участников коммуникации.