Проблема этноисторическои интерпретации верхнепалеолитических памятников

Начало эпохи существования современного человека в археологической периодизации соответствует периоду верхнего (позднего) палеолита. Он представлен на территории Российской Федерации уже значительно более многочисленными, причем порой довольно долговременными, памятниками, хотя говорить о стабильном заселении всего этого пространства с самых ранних этапов этого периода все-таки не приходится: неоднократные изменения границы ледника, то наступавшего к югу, то отступавшего, неизбежно должны были нарушать плавное поступательное развитие обитавших здесь человеческих коллективов. И все же в целом характер археологических материалов этого времени уже таков, что позволяет некоторым исследователям предпринимать попытки выделения на основе его анализа каких-то культурных областей и ставить вопрос о возможности реконструировать определенные этнокультурные процессы (см., например: [Формозов 1959; 1977; 2002; Григорьев 1970; Головнёв 2015. с. 17—37 и др.]). Однако вопросы интерпретации в подобном ключе различий, фиксируемых в материальном облике верхнепалеолитических памятников, чрезвычайно сложны и дискуссионны. Так, одни исследователи считают возможным говорить о существовании на этой стадии археологических культур, отражающих «разделение первобытного населения на племена» [Григорьев 1970, 59; см. о полемике, связанной с проблемами формирования праиндоевропейской и прауральской семьи в мезолите: Наполъских 2015.113—114]. Другие, напротив, признавая существование различий в облике инвентаря между отдельными группами верхнепалеолитических памятников и одновременно сходства между составляющими эти группы памятниками, возражают против толкования подобных групп как разных археологических культур в том значении этого термина, который употребляется применительно к более поздним эпохам — неолиту и бронзовому веку. Сторонники такого взгляда отмечают, что для территориального распределения подобных групп сходных памятников не характерна концентрация в определенных, четко очерчиваемых ареалах, и полагают, что их размещение скорее может отмечать «путь какой-то общины охотников, продвинувшейся вслед за стадами мамонтов… а не одновременные поселения нескольких общин, объединявшихся в рамках племени или даже группы родственных племен» [Формозов 1977, 29].

В самом деле, характер материальной культуры различных верхнепалеолитических памятиков свидетельствует, что многие приемы обработки камня на достаточно отдаленных территориях имеют общее происхождение, а прогрессивные технологические навыки достаточно быстро распространялись по обширным территориям — в том числе в процессе переселения носителей этих навыков; не менее важным с точки зрения отражения связей между весьма далекими регионами является открытие на Урале Каповой пещеры — по существу первого за пределами франко-кантабрийского (пиренейского) очага памятника палеолитической пещерной живописи. Результатом процессов, о которых свидетельствуют все эти факты, явилось формирование крупных культурных провинций. Значит, между отдельными общинами — в том числе весьма удаленными друг от друга — существовали определенные контакты. В то же время на стадии безраздельного господства охотничье-собирательского хозяйства, характерного для эпохи верхнего палеолита, производственные и социальные условия не требовали возникновения более тесных связей между сравнительно небольшими группами обитавших на смежной территории общин, что способствовало бы их консолидации между собой и одновременной сегрегации от прочих подобных групп. А именно это могло бы явиться базой для этнодифференцирующих и этноинтегрирующих процессов, в сфере же материальной культуры выразилось бы в формировании системы синхронных локальных археологических культур. Различия в материальной культуре между крупными ареалами определялись в основном условиями окружающей среды и характером сырья, используемого для изготовления орудий, хотя к таким обширным общностям иногда и прилагают термин «археологическая культура» [Арутюнов 1982, 67]. Поэтому об этнической в собственном смысле структуре верхнепалеолитического общества говорить вряд ли правомерно — предпосылки для ее формирования могли возникнуть лишь при переходе к производящему хозяйству, сопровождавшемся возрастанием межобщинных контактов. Вместе с тем внутренняя структура верхнепалеолитических поселков говорит о том, что в пределах одной общины в это время уже формируется достаточно устойчивая и сложная социальная организация (обзор существующих точек зрения на этот вопрос с позиций археологии см., например в: [Григорьев 1970, 58—60], а с позиций теории развития общества: [История первобытного общества, т. 2, 427 сл.]).

Поскольку социально-экономическое содержание эпохи, по археологической периодизации относящейся к мезолиту — среднекаменному веку, в целом не слишком отличается от последних стадий верхнепалеолитического периода (различие между ними состоит в основном не в изменении форм хозяйства, а в перемене природно-климатических условий и технологии изготовления орудий), к ней, в сущности, можно отнести сказанное выше: определенные предпосылки для сложения этнокультурной структуры общества к этому времени уже существовали, но для качественного скачка требовалось вмешательство ключевого фактора — появления производящего хозяйства. Им было ознаменовано начало новой археологической эпохи — неолита, нового каменного века.

Произведения палеолитического искусства из Восточной Европы (Палеолит СССР. С. 266. Рис. 102).