Художественная концепция детства в русской литературе 1900-1930-х годов

Детство и все относящееся к «детскому» дискурсу в русской литературе все чаще вызывает интерес исследователей и общественности.

Сложившаяся за почти сто лет традиция изучения детской литературы обусловлена постановкой ведущей научной проблемы — идейно-художественная специфика этого феномена. Вычленение русской детской литературы произведено в работах Н. П. Чехова, H.A. Саввина, В. П. Родникова, И. И. Старцева, А. К. Покровской, Е. П. Приваловой, О. В. Алексеевой, Л. Ф. Кон, А. П. Бабушкиной, М. И. Алексеевой, Ф. И. Сетина, И. П. Лупановой, A.B. Терновского, Е. Е. Зубаревой, а также М. С. Петровского, Е. О. Путиловой. Связи детской литературы и фольклора прослежены в трудах О. И. Капицы, М. А. Рыбниковой, В. Д. Разовой, а также С. М. Лойтер, Е. М. Неёлова, В. В. Головина, О. Ю. Трыковой и др. Жанровой системе детской литературы (в основном, сказке) посвящены труды Л. Ю. Брауде, М. Ю. Звягиной, М.Н. Ли-повецкого, Е. М. Неёлова, Л. В. Овчинниковой. Зарубежный компонент в русском контексте получил описание в работах Н. М. Демуровой, Э. И. Ивановой, Н. К. Мещеряковой, И. С. Чернявской. Детская литература в психолого-педагогическом аспекте освещена в работах A.B. Дановского, Л.В. Должен-ко, И. П. Мотяшова, Т. Д. Полозовой и др. Опыт преподавания и изучения детской литературы в системе профессиональной подготовки педагогов обобщен Л. Я. Зиманом, З. Г. Гриценко, И. Г. Минераловой, Г. В. Первовой. М. В. Осорина и A.M. Губергриц ввели детскую литературу в контекст культурологии. Благодаря Т. А. Бернштам, О. Н. Гречиной, М. П. Чередниковой, И. И. Шангиной развернуты мифолого-фольклористические исследования русской культуры молодых возрастов.

Тем не менее, специфика детской литературы еще не получила общепринятого в теории литературы обоснования. В систематизирующих трудах по теории литературы понятие детская литература отсутствует1, как отсутствует понятие детство в систематизирующих трудах по общей антропологии2. В учебнике В. Е. Хализева «Теория литературы» (2002) явление также не обозначено, но указана тема детства как одна из антропологических тем, подчиненных системе онтологических тем (все вместе они составляют понятие вечных тем). В. Е. Хализев (2002: 57−58) подчеркнул «архетипичность» многих из антропологических тем, их возможную связь с «ритуально-мифологической древностью» в определенной литературной традиции (в частности, романтизме и символизме). Однако обоснование темы детства оставляет открытым вопрос о сущности понятия детская литература. Сложилась парадоксальная ситуация, когда «общее» литературоведение не учитывает детскую литературу, в то время как больше века развивается научная отрасль, имеющая объектом именно ее и захватывающая, помимо произведений, специально созданных для детей, «общую» литературу.

Представляется, что шагом к разрешению данного парадокса и обоснованию искомого понятия может стать комплексное исследование взаимодействий «взрослой» и «детской» литератур внутри объединяющего их процесса. Уже имеются работы, демонстрирующие возможности данного подхода на материале творчества отдельных авторов (например, докторские диссертации В. Е. Головчинер — о Е. Л. Шварце, 1992, М. А. Литовской — о В. П. Катаеве, 1999). При этом очевидна необходимость системного анализа материала, взятого на пространстве целой эпохи. Вести эту работу следует, на наш взгляд, путем выявления связей между меняющимся общелитературным представлением о детстве и развитием литературы для детей, — связей, определяющих происхождение и функционирование детской литературы в целом.

Таким образом, художественная концепция детства в русской литературе имеет значение одной из узловых проблем современного литературоведения. Универсальные черты и свойства данной концепции сказываются и в произведениях, специально созданных для детей, и в произведениях общей литературы, в которых развивается тема детства и «детского». Эти положения определяют актуальность темы данной диссертации.

Литературоведческая тенденция в период от последней четверти XX века к началу XXI века проявляется в переходе от освещения тем, посвященных творчеству классиков детской литературы (например, докторские диссертации Н. И. Рыбакова, Б. С Кондратьева о творчестве А.П. Гайдара) к попыткам представить литературу о детстве и для детей панорамно, на широком историческом материале (сборник научных очерков Е. О Путиловой «Детское чтение — для сердца и разума», 2005, монография Т. В. Ковалевой о стихосложении русской поэзии для детей, 2005, монография С. А Карайченцевой о русском книжном репертуаре XVIII—XX вв., 2006; кандидатские диссертации О. О. Масловой, 2005, A.M. Васневой, 2006, С. Г. Леонтьевой, 2006, связанные с данной проблематикой).

В нашей работе, написанной в русле данной тенденции, также представлен широкий охват материала — не только произведения русской литературы 1900;30-х годов, но и литература предшествующих эпох.

1900;30-е годы особенно важны в силу многомерности и разнообразия идейно-эстетических реализаций концепции детства, недаром XX век называли тогда «веком ребенка». В России этих десятилетий связи между развитием литературы о детстве и литературой для детей развивались с напряженным динамизмом, основу их составляли традиции, идущие от дооктябрьского периода в советскую эпохуписатели метрополии и эмиграции еще могли знакомиться с творчеством друг друга и вести диалог с писателями Европы, Америки, Японии, Китая, хотя изоляционистская политика советского правительства в 30-е годы привела к свертыванию этого диалога. Бурный процесс несколько раз менял русло под действием внешних и внутренних факторов, пока Великая Отечественная война не положила ему новые пределы.

В систематизирующих работах первых историков русской детской литературы — Н. В. Чехова, А. К. Покровской, А. П. Бабушкиной — очеркам раннего советского периода предшествуют превосходящее по объему и обстоятельности описания «старой» литературы. В их работах, отмеченных неизбежной в тех условиях идеологической тенденциозностью, прослеживается объективная идея преемственностиизменения, внесенные революцией, вписаны, хотя и с оговорками, в общий историко-литературный процесс. При этом,.

1890−1900;е годы исследовались как «истоки советской детской литературы» (здесь очевидны «оправдательные» уловки ученых — см.: Перелешина, Руденко 1966).

Вычленять период с 1917 г. по конец 1920;х начали в рамках фальсифицированной истории СССР, подразделив его на время гражданской войны и «восстановительный» период (Кон 1953, 1954). Первое исследование с чуть более широкими временными рамками было предпринято З. Г. Минц в 1956 г. в ее кандидатской диссертации, охватившей огромный массив дошкольной литературы за 1917;1930 гг. Несколько позже Л. Ф. Кон (1964: 4) обосновала периодизацию (1917;1929 гг.) «огромными успехами, достигнутыми за десять лет существования советской власти» и XV съездом Коммунистической партии (1927 г.). Идеологически субъективный критерий периодизации был закреплен в учебниках, пособиях и статьях по детской литературе 197 080-х годов.

С конца 80-х годов XX в. подход к периодизации начинает меняться и в целом (Эткинд 1988), и в отношении детской литературы. По утверждению Е. Е. Зубаревой, «общечеловеческие традиции, которые пытались разрушить после 1917 г., не погибли, они ушли вглубь, в подтекст, и как только позволили обстоятельства, писатели открыто заговорили о них» (Детская литература. Учебник 2004: 224−225). Представляется, что идея преемственности позднего дореволюционного и раннего советского периодов в развитии русской детской литературы ныне особо значима для исследований.

Выбор периода обусловлен и новейшими работами, описывающими литературный процесс в сходных категориях: монографии Л. И. Бронской «Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья первой половины XX в. (И.С. Шмелев, Б. К. Зайцев, М.А. Осоргин)» (2001), Т.А. Ни-коновой «» Новый человек" в русской литературе 1900;1930;х годов: проективная модель и художественная практика" (2003) — докторская диссертация И. В. Гречаник «Художественная концепция бытия в русской лирике первой трети XX века» (2004).

Новый подход к периодизации оправдал себя и в докторской диссертации A.M. Губергриц «Русская драматургия для детей как элемент субкультуры: 1920;1930;е годы» (2004). Здесь ранний советский период взят целиком, его исследование предварено экскурсом в предшествующую историю детского театра и драматургии. Вместе с тем, излишняя краткость экскурса в период 1900;1910;х годов не позволила A.M. Губергриц сосредоточить внимание на фактах, подтверждающих преемственность. В итоге драматургия для детей 20−30-х годов получила одностороннее освещение в аспекте политико-идеологического диктата. Между тем, детские пьесы Е. И. Васильевой и С. Я. Маршака, ставшие классикой, появились в 1922 г., а связь этих авторов с культурой «серебряного века» самая непосредственная.

Внутри периода 1900;1930;х годов мы особо выделяем рубеж 20−30-х годов. Е. Т. Гайдар (2005) подтверждает выводы ряда историков о том, что «последствия социально-экономической трансформации 1928;1930 годов по своему влиянию на развитие Советского Союза и мира превосходили то, что произошло в 1917;1921 годах». Короткий период, когда в процессе борьбы был отринут путь возврата к капитализму и взят курс на социалистический эксперимент, имеет первостепенное значение для судьбы всех культурных моделей. Борьба и ее итоги более всего повлияли на детско-юношескую литературу, рассматривавшуюся как идеологический ресурс для политиков. Вывод историка И. В. Павловой (2002: 46) о том, что стратегический план СССР конца 20-х годов был связан с подготовкой «освободительной» войны в Европе, находит подтверждение не только в исследованиях общей литературы (Г.А. Белая, Е.А. Добренко), но и в материалах детской печати. В связи с этим неизбежны наши обращения к политическому дискурсу при историко-литературном анализе.

Литературный процесс 1920;30-х годов исследуется нами с позиций эпохи 1900;1910;х годов, что позволяет увидеть, как разработанное в начале XX в. представление о детстве и детской литературе подверглось «чистке», идеологической и художественной редукции и как в пределах советской детской литературы происходило возрождение классической модели концепции детства и классических форм детской литературы.

Соотношение «взрослой» и «детской» литератур рассматривается как процесс взаимодействия художественного концепта «детство» и жанрово-стилевой системы литературы для детей. Не ставя задачу описания «детских» жанров первых десятилетий века, мы сосредоточили внимание на генезисе художественного концепта «детство» во «взрослой» литературе, поскольку предположили, что трансформации данного концепта сопровождаются изменениями в жанрах и стиле, содержательном наполнении произведений для детей.

Отбор материала ограничен фактами, обозначающими сущность и направление изменений в концепции детства: это творчество писателей, стоявших во главе основных литературных течений 1900;1930;х годов, а также тех писателей, в чьих произведениях происходила редукция, консервация и возрождение классических и неклассических художественных идей.

При решении проблемы влияния общелитературного концепта «детство» на детскую литературу надо иметь в виду, что художественно-литературное моделирование в 1900;30-е годы было обусловлено движением философии, науки, политики и культуры. Отчетливее всего категориальные границы «детства» прослеживаются в творчестве тех авторов, кто, не имея «детской» репутации, имел наибольшую силу влияния на писательское сообщество, кто первым осваивал выходы в «детское» литературное пространство из новых идейно-эстетических систем, созданных ими же.

Творчество основоположников трех ведущих течений (символизма, акмеизма, футуризма) рассмотрено в интересующем нас аспекте на всем протяжении их писательских путей. Старшие символисты представлены именами Д. С. Мережковского и З. Н. Гиппиус (опыт супругов-писателей, помимо общего их понимания «детского» в контексте «нового религиозного сознания», позволяет выявить и тендерные различия этого понимания). Столь же подробно рассмотрено творчество первого акмеиста Н. С. Гумилева и одного из первых футуристов А. Е. Крученых (предпочтение последнему отдано по причине его постоянного интереса к детскому восприятию и творчеству). Кроме того, отдельный параграф посвящен сказкам для детей Ф. Ф. Зелинского, ученого-педагога, оказавшего значительное влияние на многих писателей, в том числе и детских. Включение этих имен меняет представление о «детском» литературно-издательском процессе в той его части, которая была «ответственна» за генерирование основополагающих идей культуры.

Второй план изучения составляет творчество писателей, получивших дополнительный титул «детских» и развивавших идеи современной культуры (К.И. Чуковский, С. М. Городецкий, Э. Г. Багрицкий, Н. П. Саконская, В. П. Катаев, Ю. К, Олеша, Ал. Алтаев).

Реалистическое направление представлено именами М. В. Езерского, A.C. Неверова, А. П. Гайдара. Выбор данных имен из весьма обширного списка, их последовательность обусловлены тем, что в произведениях этих авторов предельно отчетливы специфические характеристики концепции детства и детской литературы. К тому же произведения Неверова и Гайдара о детях и для детей в восприятии читателей-современников имели значение итоговых и рубежных.

Концепция детства в творчестве И. С. Шмелева, И. А. Бунина, A.M. Горького, А. Н. Толстого, Ф. К. Сологуба, Саши Черного, А. Т. Аверченко, H.A. Тэффи, М. А. Шолохова, В. П. Катаева, Н. П. Смирнова уже имеет научную оценку (Балыбердина 1990; Зубарева 1995; Дворяшина 1998; Евдокимова 1998; Бо-чаева 1999; Литовская 1999; Шлычкова 2000; Коротких 2003, и др.), поэтому в данной работе нет необходимости пересматривать проверенные и скорректированные результаты.

Третий план составляют факты массовой литературы дооктябрьского и советского периодов (произведения В. П. Желиховской, Н. Быльева, М. Бурно-ва).

Деятельность К. И. Чуковского, A.M. Горького, С .Я. Маршака, имевших собственные целостные системы психолого-педагогических взглядов на детство и занимавшихся критикой и организацией «детского» литературно-издательского процесса, творчеством для детей, анализируется в отдельных аспектах, что объясняется имеющимися работами о них.

Таким образом, литературный процесс рассмотрен не только на срезе художественных достижений, востребованных нынешними читателями, но и на срезах той части литературы, актуальность которой утрачена.

Характеризуя философский контекст русской литературы 1920—1930;х годов, С. Семенова (2003: 45) справедливо отметила, что «слом эпох, мировоззрений, культуры казался столь грандиозным, что, может быть, самым расхожим стало сравнение современности с настоящей сменой эр, равносильно входу языческого мира в христианскую эпоху». В связи с этим, представляется правомочным сопоставление русской литературы периода русской революции и ее первых последствий с далеким периодом рубежа новой и старой эр, позднего античного язычества и раннего христианства.

Исходными параметрами, относящимися к постоянным факторам русской культуры и потому обладающими жесткостью, необходимой для обзора большого материала, являются две равно величественные системы — античность и христианство, давшие взаимодополняющие и взаимоотрицающие идеи детства, образовавшие комплекс античных и христианских представлений о детстве и «детском», которые можно назвать классическими. Актуализация фундаментальных идей культуры в переходную эпоху сказалась и на идеях детства, и на становлении «новой» детской литературы.

Вопросы влияния славянского язычества на литературные проявления концепта «детство» мы вычленяем в отдельную научную тему, соприкасающуюся с данной темой, но все же образующую собственную парадигмупри этом мы исходим из феномена двух культур (официальной, светской и неофициальной, народной) и многомерного процесса их взаимодействия в течение XIX—XX вв. В связи с этим за рамками работы осталось творчество таких писателей, как A.M. Ремизов, М. М. Пришвин, С. А. Есенин, новокрестьянские поэты, а также символистов A.A. Блока, O.E. Беляевской, П.С. Соловьевой-А1^го и др.

Объект исследования — творчество писателей, имеющих репутацию «взрослых» и писавших не только о детстве и «детском», но и для детей, а также творчество так называемых «детских» писателей 1900;1930;х годов.

Предмет исследования — составляющие художественную концепцию детства идеи в их эволюционной динамике и взаимодействии «общей» литературы с ее детской частью.

Цель диссертации: определить специфику и динамические модели художественной концепции детства в русской литературе 1900;1930;х годов относительно предшествующих фаз генезиса концепции детства.

Задачи исследования:

— теоретически обосновать общеевропейские историко-литературные истоки концепции детства путем исследования античной и раннехристианской культур, еще не осложненной ренессансной традицией;

— определить генезис концепции детства в русской литературной традиции;

— определить литературные и внелитературные условия и факторы реализации концепции детства в русской литературе 1900;1930;х годов;

— рассмотреть изменения концепции детства в основных литературных течениях 1900;1930;х годов;

— выявить причины разделения на «старую» и «новую» (или в более известных определениях — «дореволюционную» и «советскую») части детской литературы в начале XX в. и уточнить понятие «детская литература».

Концепт «детство» (как и всякий другой) имеет сложную структуру и свойство исторической изменчивости. Его изучение требует, чтобы в основу методологии был положен историко-типологический метод (А. Веселовский и др.), развитый в учении об архетипическом начале культуры (Е. Мелетин-ский и др.), а также в лингво-культурологическом учении о концепте (С. Ас-кольдов-Алексеев, Д. Лихачев, Ю. Степанов, С. Воркачев, В. Колесов и др.). Использованы методы изучения интертекста (Ю. Тынянов), семиотики сюжета и жанра (О. Фрейденберг), сравнительного изучения литератур (В. Жирмунский), типологии (С. Аверинцев, М. Гаспаров, Г. Поспелов, Г. Кна-бе), отношений между автором и читателем (Р. Барт, А. Белецкий, Л. Чернец). Приняты принципы историко-функционального анализа литературного процесса (Г. Белая, С. Шешуков, В. Агеносов, Л. Ершов, К. Ломунов, Ю. Манн, П. Николаев, Э. Полоцкая, Л. Трубина, У. Фохт, М. Чудакова). Фило-софско-культурологическое обобщение базируется на учении А. Лосева, теории диалогичности культуры М. Бахтина, Ю. Лотмана.

Главный принцип работы — снятие границ, обычно разделяющих литературу на «детскую» и «взрослую», элитарно-классическую и массово-низовую, вечную и забытую. Здесь не оказано предпочтение одному роду или жанру, что облегчало бы работу, но уменьшало ее значимость в перспективе исследований. Проблемы жанровых трансформаций и стилеобразования детской литературы оставлены на периферии внимания, поскольку их разработка составляет отдельное научное направление (кандидатские диссертации по филологии: Ершова 1977; Черниенко 1981; Дубровская 1985; Исаева 1987; Чи-наева 1989; Родионова 1990; Ташлыков 1999; Третьякова 2001; Гецевичюте 2004; Жибуль 2004, 2005; монография Л. В. Овчинниковой, 2001, докторская диссертация Л. Н. Савиной, 2002). Выбранные для детального анализа произведения связаны с ценностными ориентирами прошлого и не всегда совпадают с ныне известным составом литературной классики. А. Л. Барто, В. В. Бианки, Б. С. Житков, С. Я. Маршак, В. В. Маяковский, C.B. Михалков, Л. Пантелеев, М. Пришвин и еще многие другие состоялись как мастера не только в силу своих талантов, но и благодаря тому, что их творчество развивалось в руслах заложенных традиций. Работа рождена вопросами о том, кто и как формировал эти традиции, как развивался полилог между лидерами символизма, акмеизма и футуризма, разрабатывавшими концепт «детство», и, наконец, как в изданиях для детей претворялось имманентно присущее литературе свойство саморефлексии.

Именно в первой трети XX века были заложены основы современной кулькультурологии, психологии и языкознания, одним из новых инструментов общей методологии языкознания и культурологии стал концепт — «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли определенное множество предметов одного и того же рода» (Аскольдов-Алексеев 1928: 29). Позже Д. С. Лихачев (1993: 4) ввел в филологию идеи концепта как «» алгебраического «выражения значения» слова и концептосферы как совокупности концептов языка. Концепт активно применяется в лингвопсихологии и этнокультурологии. Подчеркнув этимологическую синонимичность терминов концепт и понятие, Ю. С. Степанов (2001: 43−83) заметил расхождение в их использовании разными науками: понятие употребляется в логике и философии, концепт перешел из математической логики в культурологию. Концепт шире понятия: помимо схемы, общих представлений, в него входят ассоциативные элементы. Представляется, что в литературоведении оба термина тяготеют к возвращению в синонимическое состояние, к тому их вынуждает открытость литературоведения как в сторону философии, так и в сторону культурологии. С. Г. Воркачев (2001) акцентировал этнокультурную маркированность концепта, выраженную через язык и тем самым отличную от понятия, представления и значения. Следовательно, правомерно говорить о русском литературном концепте. Кроме того, С. Г. Воркачев (2004) указал на особенность концепта как «прототермина» или «зонтикового термина». В. В. Колесов (2005) сопоставил концепт с первообразом, архетипом и разработал идею проявления концепта в содержательных вербальных формах (при этом концепт в его понимании «невидим», подобно гену, но обнаруживает свое присутствие опосредовано). Данное понимание не противоречит разработанному нами в 1995;1997 гг. положению об архетипическом действии мифов о Божественном ребенке в отношении «детского» в литературе.

Входящие в состав концепта идеи неоднородны по своей устойчивости: одни из них образуют ядро, близкое к содержанию понятия, другие пребывают в диффузном движении — это ассоциативные связи концепта, возникающие в коммуникативно-речевой ситуации. При этом, концепт имеет внутреннюю структурированную протяженность: одна часть его идей лежит в социальной действительности и образует общее, устойчивое, нормативное понятие, а другая — принадлежит миру образов. Сохраняя единство целого, части образуют замкнутые системы, каждая со своей площадью значений. В работе рассматривается концепт в художественной его части, в которой образы отстоят от общих представлений, естественнонаучных и социальных теорий (в том числе и теорий психолого-педагогических), сохраняя связь с ними.

Термин концепт, употребляющийся в последние полтора десятилетия, еще не относится к общепринятым, устойчивым терминам, таким как знак, образ, символ. Так, языковед И. Г. Добродомов (2004), описав этимологию этого слова-заимствования, считает необходимым возврат к русскому слову понятие. Принимая во внимание этимологическую синонимичность слов концепт и понятие, доверимся все же движению научной речи: значения этих слов расходятся все дальше, с каждой новой работой, которых насчитываются уже многие десятки.

Термин концепция имеет давнюю и устойчивую традицию употребления, его значение: система, план идей. При этом концепцию и концепт, означающие понимание и понятие, связывает общий корень слов. С позиций историографии литературы, художественная концепция есть развертывающаяся во времени и в авторских художественных мирах репрезентация концепта.

Концепт «дитя» в русской языковой картине мира (в основном, на материале писателей-классиков XIX в.) исследован А. Т. Ашхаровой, по ее выводам: «Языковой концепт 'дитя' содержательно связан с концептами 'человек''возраст', 'родители'"', «Основными семантическими составляющими концепта 'дитя'являются признаки 'человек', 'маленький', 'слабый', 'несамостоятельный', 'вскармливаемый', 'воспитываемый', 'обладающий особым характером поведения'» (Ашхарова 2002: 6).

Обратим внимание еще на одну связь: «дитя» — «детство»: здесь, помимо линейной подчиненности, обусловленной действием концепта «человек», возникает дополнительная, ассоциативная, т. е. нелинейная подчиненность.

Семантическое поле «детства» не только шире поля «дитяти», но и лежит в пространстве концептосферы рядом с «временем», что обусловило более разнообразные возможности реализации концептуальных потенций «детства» в сравнении с «дитятей».

Под художественной концепцией детства в работе подразумевается система образов-идей о детстве и «детском», складывающаяся под воздействием общественно-исторического и литературно-эстетического контекста в творчестве отдельных писателей на протяжении некоторого исторического периода. Художественная концепция детства есть система, процесс и вместе с тем результат проявления черт и свойств концепта «детство» (как он сложился к началу отдельно взятого периода) в конкретных литературных формах.

Л.В. Долженко (2001: 4) подразумевает под «концепцией детства» несколько иное: «<.> становление художественной литературы для детей связано с развитием представлений о статусе ребенка в социуме, об особенностях его развития. Этот тезис диктует необходимость исследования сущности детской литературы с учетом контекста развития наук, изучающих детство, — педагогики, психологии, этнологии, социологии, философии, культурологии и др.». Ею исследовано «рациональное и эмоциональное в психолого-педагогических концепциях формирования личности ребенка и развитие русской детской литературы в XIX—XX вв.» (так названа теоретическая глава монографии). Данный подход представляется вполне оправданным и, вместе с тем, недостаточным: помимо «реального» ребенка с его социальным статусом, конкретной телесностью и психикой в литературе существует Ребенок как мифологема, тесно связанная с онтологическими категориями.

Кроме того, редкий писатель обращается к научным источникам, чтобы создать произведение для детей или о детях. Материалом для него обычно являются воспоминания и наблюдения, фольклорная и литературная традиции. Концептуальные идеи детства «витают в воздухе», они порождаются идейно-творческой атмосферой эпохи и бытуют чаще в форме интуитивно выстроенных художественных моделей, чем в форме сознательных отражений теорий. Сама по себе бесспорная, связь литературы для детей с психологией и педагогикой, входящая в структуру концепции детства, в работе Л. В. Долженко акцентуализирована. Концепт «детство» «уведен» из сферы филологии и эстетики в целом.

Есть и другое возражение. Согласно выводу О. М. Фрейденберг (1998: 23), понятие и образ развиваются не одно вслед за другим, а одновременно, внутри периодов. Иначе говоря, познавательный и художественный концепты равноправны. Образ детства не может строиться на основе готовых представлений, освященных авторитетом науки. Например, фрейдовская теория детской сексуальности не повлияла на образ детства и тем более литературу для детейрусские художественные традиции оказались сильнее научной сенсации. Влиятельными были внелогические образования: «миф модерна», «миф пролетарской культуры», а также в значительной мере мифологизированное представление о русской литературе.

Сказанное не снижает ценности предпринятого Л. В. Долженко сочленения психолого-педагогического знания и анализа литературы для детей. Более того, данный подход обусловлен сложившимися в нашей стране традициями критики и исследований литературы для детей — с превалирующей педагогической оценкой, и потому правомерен.

В нашей работе выбран аспект именно художественной концепции детства, а литература для детей рассматривается как особая функция общей литературы, осуществляемая посредством выражения «детского» в организованной автором читательской рецепции. При этом учитывается, что «новая» детская литература в России, сопровождаемая начальным изучением мировой детской литературы, представляет собой часть формировавшейся в начале века общей теории культуры детства, куда входили и очередные фазы развития педагогики и народного образования.

Методологически важны для определения содержания исследуемого концепта работы В. В. Агеносова (2003: 3, 5), в которых русский литературный процесс последних ста лет соотнесен со всей историей русской словесности и особенно XIX в. — в философско-культурологическом аспекте «вопроса о возможности или недосягаемости гармонии»: «во всех проявлениях истинной высокой литературы XX в. сопрягается доведенная до крайности экзистенциальная мысль о трагедии существования, намеченная в предшествующей русской литературе, стремление к пушкинской гармонии, осознание ее невозможности и замена стоицизмом». По-видимому, все «детское», первое, начальное потому так занимало писателей, что в «детском» намечался выход из экзистенциального тупика, оказавшийся в постреволюционной ситуации также тупикомв герое старых детских книг видели норму личности, а в новых книгах узнали противоположность норме и гармонии — героя-стоика. Исследовать «детский» литературный процесс нужно путем подробного освещения его на фоне общего процесса, а концепцию детства — в свете главного вопроса русской литературы Х1Х-ХХ вв. Собственно, неразработанность данного методологического принципа не позволяет, с одной стороны, написать академическую историю русской детской литературы, с другой — включить детскую литературу в схему описания «общей» литературы.

Данный методологический принцип можно назвать равновесием бинарных оппозиций. Рассматривать детскую литературу в отрыве от «взрослой» так же некорректно, как и «взрослую» без детской. Принцип отвечает ходу самого литературного процесса.

Есть закономерность в том, что на рубеже веков большинство писателей перешло от разработки традиционной темы детства к участию в создании литературы для детей, к критике детских изданий. Писатели, игнорировавшие тему, остались в меньшинстве. Объективности ради, необходимо рассматривать творчество для детей и о детях как целостное явление.

Философские идеи рубежа веков развивались главным образом в антропологическом и историософском направленияхпервое из них комплексно исследовано Л. А. Колобаевой (1990), второе — Л. А. Трубиной (1999). Оба направления исходят из общей точки — вопроса о единой сущности всего первого, истинного в личном бытии и истории, т. е. вопроса о детстве и «детском». Детство и «детское» здесь относятся не только к антропологическим концептам, но и к концептам истории, культуры, и связаны с онтологической проблематикой. Методологический принцип, вытекающий из данных посылок, есть принцип анализа концепции детства в перекрестье антропологии и историософии. При этом, принцип вненаходимости исключает наложение свойственных более позднему времени этических и эстетических координат. Примером работы по такому методологическому принципу явилось исследование темы детства в русской автобиографической прозе, предпринятое Т. М. Колядич (1999).

Для методологической базы исследования важны также выводы С.М. Лой-тер (1999, 2002, 2005) о фольклорно-литературном взаимодействии в метасистеме (Д.Н. Медриш) детской художественной словесности и, в частности, ею выведенное положение о генезисе детской поэтической классики, исток которой таится в древнем обряде и мифе. Специфика детской литературы при таком рассмотрении объяснена «фольклорными» свойствами мышления и речи детей-читателей. Считая данное положение доказанным, укажем на границу его действия: далеко не все явления в детской литературе порождены фольклором. Весьма важная часть их обязана происхождением самой литературе, трансформациям ее жанрово-стилевой системы. Сознательно обращаться к фольклору русские детские писатели начали с конца XVIII в., за основу они взяли уже сложившуюся систему дидактических жанров, тесно связанную с педагогическим учением — частью «высокой» культурной традиции, во многом отличной от воспитательных обычаев «низкой» народной культуры (поэтика и история жанра одного из дидактических жанров в русской литературе — послания — прослежена в кандидатской диссертации A.B. Маркина, 1995).

Описанию мифо-архетипического ядра художественного концепта «детство» и рассмотрению начального периода взаимодействия литературной и фольклорной традиций в эволюции жанров детской литературы в нашей работе уделено особое внимание.

Принцип различения концепта «детство» в литературе и положения ребенка в истории и социальной действительности вытекает из работ Т.А. Бернш-там (2000) и B.JI. Пушкаревой (1996), посвященных ментальным концептам и категориям молодости и материнства в средневековом и традиционном народном понимании. При этом нами учитывается важность социальных мотивов в литературе исследуемого периода.

Как показал в своих работах психолог И. С. Кон (1978, 1988), детство и дети в средневековом европейском обществе были лишь «производными от мира взрослых» и не входили в систему духовных ценностей. Такая ситуация сохранялась вплоть до XVIII в. «Открытие Я фаустовским человеком», положившее начало европейскому индивидуализму, сопровождалось повышением общественного статуса ребенка и, добавим, сближением сакрального символа детства с представлением о детстве действительном. В итоге стало возможным формирование концепта «детство» в современном его виде. С учетом позиции культуролога А. Я. Гуревича (2003), который подверг критике теорию зарождения индивидуализма (с его точки зрения, новоевропейский индивидуализм формировался наряду с индивидуализмом архаического типа), мы различаем концепт «детство» в новоевропейской культуре, реализованный в письменной традиции, и тот же концепт в архаической культуре, отразившийся в литературе через фольклорную традицию.

В нашем представлении, в реальном и литературном феномене ребенка совмещено знание и не-знание о нем, явленное и скрытое, постигаемое и непостижимое. Это не только эстетическое представление, но и научно-психологическое: по выводу психолога B.C. Мухиной (1998: 13), бездоказательны «воспоминания» некоторых выдающихся людей о своем начальном существовании: «Тайна душевного устройства только что родившегося дитяти останется вечной тайной.» Отметим, что невозможные «воспоминания» появлялись, как правило, в эпоху модернизма (М. Шагал, С. Дали, Андрей Белый), когда в искусстве активно разрабатывались идеи трансцендентности детства. Принимая сочленение идеи «таинства» детства с идеей космоса, произведенное B.C. Мухиной (детство, особенно младенчество, сходно с эволюцией Галактик: тот же процесс-состояние «сгущения», т. е. высвобождение колоссальной энергии), мы рассматриваем культурно-природный феномен детства как предопределение в сфере культуры особого пространства — «детской».

Научная новизна диссертационной работы заключается в подходе к рассмотрению произведений о детстве и для детей в их исторической общности, обусловленной единым генезисом концепции детства, а также в исследовании концепции детства в широком социокультурном контексте литературного процесса. Впервые показано, как возникающие в литературном процессе противоречия в представлении о детстве и в функционировании литературы для детей, накапливаясь, входят в фазу кризиса, как в новых условиях возрождается динамичное единство идей, составляющих классическое ядро концепции детства.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Ядром художественной концепции детства в «высокой» литературной традиции является комплекс идей детства, восходящих к античности (в особенности имперского периода) и христианской культуре (в особенности ранней, не осложненной ренессансной традицией).

2. Сложившаяся на основе комплекса античных и христианских представлений и развившаяся в русской литературе художественная концепция детства претерпела ряд качественных изменений в литературном процессе 19 001 930;х годов (прежде всего, в системах реализма, символизма, акмеизма, футуризма), что привело к созданию оригинальной традиции — так называемой «новой» (или «советской») детской литературы.

3. Детская литература в своем общеисторическом развитии прошла две стадии (становление детского чтения, формирование литературы для детей) и в начале XX века вступила в третью стадию (фактором стилеи жанрообразования стало литературно-речевое творчество, принятое писателями как дополнительный культурный образец).

4. Детская литература выполняет в отношении общей литературы особую функцию дублирующей системы: помимо решения в каждую эпоху конкретных воспитательно-образовательных задач, она обеспечивает сохранность наиболее важных художественных открытий, сделанных в литературном процессе, и транслирует их в дальнейшие фазы развития общей литературы.

5. Детство в русской литературе 1900;1930;х годов выражалось символически, содержание символики детства соединяло антропологическую и историософскую парадигмы миропонимания того времени.

6. Детство в историко-литературном представлении есть комплекс этико-эстетических оценок периодов человеческой жизни, а также антропоморфно выражаемых феноменов (природы, истории, культуры и т. п.), оценок, скрепленных культурной традицией и меняющихся под воздействием различных общественных движений.

Структура работы: диссертация состоит из введения, двух частей, четырех глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 755 наименований.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Художественный концепт «детство» реализуется в рамках отдельно взятого периода (в настоящем исследовании — 1900;1930;е годы) одновременно в двух формах: творчестве о детях, детстве и «детском» и творчестве для детей. Одним из итогов его реализации является формирование и обновление детской литературы (в широком значении термина). При этом в «общей» литературе тема детства расширяется, соединяясь с темами историософии, религии и философии, этики и политики.

Начало века и первые его десятилетия представляют собой в отношении концепта «детство» единое культурное пространство, несмотря на разломы, появившиеся в результате первой мировой войны и революции. В этот период концепт «детство», наряду с концептом «детская книга», скрепил собой разнородные и разнонаправленные литературные течения и группы. Едва ли не все писатели откликнулись на вопрос о «детском».

XX век в русской литературе начался как Век Ребенка. Этот символ соединил уходившее в прошлое народничество и неонародничество с социал-демократизмом и большевизмом. Трагедия наследников народничества отозвалась в концепте «детство» резким всплеском отрицаний его культа, с одной стороны, а с другой — стремлением возвысить ребенка над горизонтом зримой части бытия, высвободить для него центральное место в общемировом культурном пространстве. Реальный ребенок в его индивидуальном существовании был заменен расплывчатым символом в религиозно-философских построениях символистов, в акмеистическом и футуристическом «бунтах». Символическое представление «лишило» героя-ребенка связи с концептами «материнство», «семья», взамен был предложен концепт трансцендентного «мира» с его особым представлением Отца и Матери. С началом войн «сиротство» ребенка в литературе вторило реальному сиротству и беспризорничеству, что дало новые сюжеты для писателей.

Появление «новой» детской литературы зависело не только от текущих политических событий, но и от подготовленных предшествующим этапом скачков в философии, педагогике, филологии, естествознании и литературно-издательском деле.

Концепция детства в русской литературе 1900;30-х годов развивалась в общем движении художественных и социальных идей, направленных к осмыслению перспектив XX в.

Литература

для детей была по преимуществу пронизана оптимистическим пафосом, в отличие от трагической эсхатологии литературы для взрослых. Детские книжки выступали культурными коррелятами, хотя их действие существенно ограничивалось утратой некоторых художественных тенденций и развитием антигуманистических идей.

Не все радикальные идеи, проходившие апробацию в «общей» культурной среде, проникали в детскую книгу. Те же, что были навязаны партийными идеологами, просуществовали в детской книге не дольше самой идеологии.

Ядро концепта «детство» на протяжении всего периода составлял классический комплекс античных и христианских идей детства, амальгированных с идеями русской культуры, особенно с идеями пушкинского гуманизма. Судьба устоявшихся в мировой и русской культуре представлений о детстве хотя и зависела от множества исторических и собственно культурных факторов, тем не менее, векторно следовала за архетипической идеей Божественного ребенка. Вектор движения концепции детства от конца XIX в. к концу 30-х годов определялся сменой религиозно-мистического символа Божественного ребенка идеолого-политическим символом ребенка — первого жителя нового государства. Идеи Века Ребенка постепенно входили в фазу кризиса, который исподволь начался еще в литературе 1900;10-х годов и ясно обозначился в 30-х годахвсе громче звучавшее в Европе и России отрицание утопического учения явилось до некоторой степени упреждающим противодействием фашистской идеологии и террору. Так проявилось одно из свойств культуры — загодя до социального катаклизма подготавливать средство его преодоления.

Не затронутая кризисом идей Века Ребенка литература развивалась в духе внимания к творчеству детей, к внутреннему потенциалу личности ребенка. Включение детского «голоса» в диалог культур внесло революционные изменения в само понятие детской литературы. Это понятие оформилось в том трехчленном виде, который сегодня известен более всего: детское чтение, литература для детей и детское творчество. Было положено начало третьей стадии в развитии детской литературы как отдельного феномена культуры. Первая, древнейшая стадия — выделение в литературе круга чтения детей, вторая — создание специальной литературы для детей и форм ее эстетической рефлексии (критики). Сущность третьей стадии — в появлении влиятельнейшего фактора, детского творчества, в том числе и наивной читательской рефлексии на литературные произведения. Переход к ней ознаменовался созданием так называемой «новой» детской литературы вкупе с профессиональным научно-критическим аппаратом ее саморефлексии.

Принципиально новым фактором влияния, наряду с идеолого-политическими борениями и социально-педагогическими новациями, явилось литературно-речевое творчество детей, которое само по себе не обладает потенциалом структурирования и научно-критической рефлексии, остается «словесностью» и имеет открытую границу с детским фольклором.

Временная граница «новой» детской литературы (т.е. литературы XX века) проходит в дооктябрьский период, потому детская литература советского периода локальна по отношению к этому более широкому явлению.

В создании «новой» детской литературы принимали участие представители крупнейших и наиболее влиятельных течений — символизма, акмеизма, футуризма, а также реалистического направления, и, без сомнения, иных, рассмотрение которых в данном аспекте — дело будущего.

Идеи детства проходили последовательную ревизию и трансформацию в рамках литературных течений, при этом концептуальными константами оставались модели античного и христианского понимания детства. Древнеримская модель строится на идеях включения ребенка в структуру государства через род и воспитание, тогда как христианство выдвигает в образе ребенка идею «простоты», т. е. мудрости, полученной не из книг и от учителя, а через непосредственную связь с Логосом. Ребенок в христианском понимании есть видимая истина бытия, тогда как в римском понимании он — предмет культуры.

В системе символизма идея «детского» имела мистико-религиозное обоснование: детство детей рассматривалось сквозь призму отвлеченных понятий. Постижение духовности, психики детей осуществлялось, в первую очередь в обращениях к личному опыту (автобиографиях, дневниках, записках и т. п.) — гораздо более редкими были попытки оторваться от эгоцентрического подхода — в повествованиях о другом детском «я». Уроки детской психологии, данные русскими реалистами, прежде всего Л. Н. Толстым, послужили писателям-символистам для перехода к следующей стадии развития концепта «детство»: жизнь ребенка понималась теперь мистически и исторически, она вошла в состав идей концепта «культура» и ослабила связь с концептом «семья». В произведениях символистов сознание ребенка определяется не его социально-бытовым существованием (как в прозе А. П. Чехова, Н.М. Гарина-Михайловского, В. Г. Короленко и др.), а предопределено высшими законами бытия: события детских лет развиваются по таинственному плану, предначертание всей жизни человека угадывается по знакам, размечающим рождение и первые годы жизни. Символистская антропология соединяла идею человеческой гениальности (античной по происхождению) с христианской идеей «детской простоты». Само понятие «человек» определялось по наличию хотя бы одной черты ребенка. Выходы символизма в детскую литературу были локализованы в изданиях для «хорошей детской», которые не отвечали главному требованию «левых» педагогов и критиков — демократизму. Несмотря на всеобщее увлечение литературой символизма, организаторы детского чтения не оказали широкой поддержки символизму в литературе для детей.

Акмеистическое представление о детстве связано с включением в мистико-религиозный контекст, унаследованный от символистов, позитивистских идей — «твердого знания». В сравнении с символизмом, еще более возросла в концепте «детство» роль категории памяти: вспомнить детство — значит вспомнить историю мира от самых его начал. Традиционное для XIX в. представление о «золотой поре» жизни, беспечной и невинной, претерпело значительное изменение. Теперь под «золотой порой» понимались не столько христианское «воспоминание» о рае и античный миф о золотом царстве, сколько картина первобытного леса. В ребенке угадывали древнего обитателя прекрасно-ужасного мира, современника «драконов» и Сфинкса, загадавшего загадку о человеке. Личный опыт детских впечатлений был сопряжен с переосмысленным античным понятием об зоне — вечно играющем, творящем мировую историю Ребенке: эту идею концепции акмеисты, унаследовав ее, в частности, от Вяч. Иванова и Андрея Белого, сделали основополагающей. Акмеистическая модель концепта «детство», в еще большей степени, нежели модель символистская, имела потенциал расширения жанрово-стилевой системы творчества для детейновые формы произведений для детей разрабатывались в области игрового творчества. Сказка, поставленная в центр жанрово-стилевой системы детской литературы символистами, в акмеистической системе имела вид пародии и на фольклор, и на массовую литературу, и на произведения символистоввместе с тем, в ней утверждалось серьезное эпическое начало, которое должно было вернуть сказке статус универсального жанра, связанного с гносеологическим мифом.

Футуристическая идея детства обусловлена литературными спорами о речи и расцветом лингвистики. Данная модель концепта характеризуется включением маргинальных областей культуры — наивного и детского творчества. Детские неологизмы проникают в поэзию. Свойство гениальности-детскости воплощается в образе самого футуриста, а не в образах святых и великих художников прошлого, как в романах.

Мережковского. Футуристический образ детства «рассыпан», его не скрепляет этическая идея, обязательная для «старых» канонов изображенияпредметность в этом образе выступает в виде набора свободно ассоциируемых деталей и звукобуквенной зауми. Возможности игры шире используются писателями, чаще обращаются они к примерам народной поэзии. Переход от трагической рефлексии к смеховой, юмористической, начавшийся в творчестве первого акмеиста, был в основном осуществлен футуристами. Формы «новой» детской литературы строились с опорой на эстетические ожидания детей, в отличие от адаптированных форм детской литературы прежнего времени. Ребенок в «новой» литературе зачастую являлся в образе прирожденного лингвиста и поэта. Споры о поэзии и языке повлияли на психологические учения о детстве и, более того, лингвопоэтическая идея детства по-новому подтвердила давнее романтическое представление о ребенке — тайне бытия.

Реалистическая модель концепта «детство» сохранила основу, сформировавшуюся в русской литературе второй половины XIX в.: изображение внутреннего мира ребенка с позиций этического анализа социальной действительности. Вместе с тем, писатели-реалисты в осмыслении детства как феномена человеческого бытия обращались к приемам модернистской литературы: их изображение детства включает символы и знаки, которые создают дополнительный план содержания, дешифруемый по кодам национальной культуры. Это изображение детства и демократично, и элитарно.

Детские писатели, прошедшие школу того или иного течения, оказались в трагической ситуации: их опыт и творческий потенциал был востребован, в основном, заказчиками идеологических изданий. Вопреки распространенному мнению о расцвете детской литературы в 20−30-е годы, реальное ее положение было не столь блестящим. Настоящий расцвет должен был состояться, но потенциал литературы снизился в борьбе писателей за существование.

Проникновение идей детства и «детского», возникших в литературе начала века, в литературу для детей советского периода годов происходило в расширявшемся русле комического, а также героико-романтического.

В ранней советской литературе образ ребенка строился и в «римском», и в «христианском» планах. Христианская идея выражалась по большей части через скрытое включение апокрифических мотивов в структуру повествования о современности.

С образованием СССР надолго исчезли из круга детского чтения Гомер, Гесиод, Вергилий и Священное Писание, а когда появились — на наших глазах — то им уделили совсем не то внимание, которое было естественным многие века. Чтение Гомера, да еще по-древнегречески, заменили в лучшем случае сильно адаптированным пересказом античных мифов. Исчезновение античной и христианской литератур — вот фактор, огромное значение которого осознается только сейчас. Какова же была судьба самих идей, которые раньше поставлялись юным читателям в традиционной форме? Эти идеи не исчезли, а сознательно, полусознательно или стихийно, в зависимости от образования и целеустремленности писателей, получали вторую жизнь в формах, внешне далеких от основы. Недаром гайдаровского Тимура сравнивали с Христом в детстве.

Стиль литературы, предназначенной скаутам, спартаковцам, пионерам, формировался по канону, образованному в эпоху модернизма. Позднеримская и раннехристианская культуры оказали на этот канон решающее влияние. Литературные примеры пионеров-героев, в т. ч. Павлика Морозова, происходят из системы древнеримских добродетелей, среди которых публичный подвиг ребенка и доносительство занимают законное место. В силу того, что традиционные для русской культуры корреляты (прежде всего христианский) использовались далеко не всеми писателями, происходило смещение в аксиологической системе.

Главное значение русской детской литературы в XX в. состояло в том, что она взяла на себя корригирующую функцию — вместо святоотеческой литературы, оставленной в долгой и глубокой тени.

Особая роль в истории концепции детства принадлежит Гайдару. И для него ребенок — символ времени и страны. Но этот ребенок, во-первых, реален в социально-психологическом отношении, во-вторых, он смещен с того высочайшего пьедестала, на который его возвели модернисты. Можно сказать, что в творчестве Гайдара был найден выход из кризиса идей Века Ребенка, во многом этот выход связан с обращением писателя к традициям русской классической литературы — Пушкину, Гоголю, Толстому, Достоевскому.

Развитие русской детской литературы и общелитературного представления о детстве в XX в. — одно из направлений обширной реакции русской культуры на кризис антропологии, историософии и теологии. На переходном этапе детская литература сыграла по отношению к общей литературе роль дублирующей системыв ее формах осуществлялась проверка, отбор и трансляция наиболее важных черт и функций, освоенных в литературном процессе.

Литература

для детей и детское творчество перестали наконец быть только уделом воспитания и образования личностиони начали действовать как новые факторы в развитии культуры.