Техника как феномен культуры

Роль и место техники в современных обществах стремительно растут. Техника вторгается в самые неожиданные сферы человеческой жизни, вытесняя старые и создавая новые стили жизни, новые предметные сферы и новые ценности. Отношение к экспансии техники — острая проблема и обыденного сознания, и социально-гуманитарного познания. Техника несет людям счастье. Техника погубит человека. В этом диапазоне лежат оценки и ожидания — как в теоретических работах, так и в массовом сознании. Обращение к проблеме места и роли техники в жизни человека имеет и познавательный, и практический смысл. И хотя сама проблематика вовсе не нова, она нуждается в систематической дискуссии и постоянном внимании. Актуальной делает диссертацию обоснование интегрального — коммуникативного — подхода к осмыслению ряда частных вопросов, обсуждаемых в дискуссиях о технике, а также включение в оборот новых источников и точек зрения.

Степень научной разработанности проблемы Техника оценивается в разных мировоззренческих парадигмах то как надежда и панацея от всех бед, то как причина упадка культуры и человека. И оптимистические, и пессимистические оценки, отражая реальные процессы и тенденции, находят свое выражение и разработку в философии науки знании. Философия техники — динамично и широко развивающаяся область знания, академическая дисциплина с более чем столетней историей, своими авторитетами, классиками и традициями. За последние годы у нас появилось немало интересных трудов по философии техники. Среди авторов, активно работающих над темой, следует назвать прежде всего Абрамову Н. Т., Акчурина И. А., Алексееву И. А., Аршинова В. И., Багдасарьян Н. Г., Баксанского О. Е., Гайденко П. П., Горохова В. Г., Долгова К. М., Ефременко Д. В., Катасонова А. В., Козлова Б. И., Кормина Н. А., Крылову И. А., Кузнецову Н. И., Лисеева И. К., Мамчур И. А.,.

Меркулова И.П., Огурцова А. П., Попова Е. В., Поруса В. Н., Розина В. М., Розова М. А., Симоненко О. Д., Старостина Б. А., Степина B.C., Тищенко П. Д., Чешева В. В., Чумакова А. Н. и других. У истоков отечественной традиции философией техники стояли Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, К. Э. Циолковский, П. К. Энгельмейер, Н. Ф. Федоров, П. Флоренский. За рубежом философия техники уже давно превратилась в академическую дисциплину, здесь должны быть названы такие классики, как Адорно Т., Вебер М., Гелен А., Дессауер Ф., Дюркгейм Э., Лемм Ст., Ленк X., Луман Н., Мамфорд Л., Маркс К., Маркузе Г., Рапп Ф., Сколимовски X., Тоффлер Э., Турен А., Фромм Э., Хабермас Ю., Хайдеггер М., Хунинг А., Хюбнер К., Шельски X., Шпенглер О., Эллюль Ж., Юнгер Ф., Ясперс К.

В работе дается типология онтологических, социальных и антропологических трактовок феномена техники в философской и социологической литературе. Логика исследования техники предполагает следующий шаг, который аргументируется в работе — это шаг к пониманию техники как средства и результата общения людей, иными словами — как коммуникативной стратегии, вырабатываемой человеком, культурой, социумом в качестве условия своей жизни и развития.

Объект исследования — мир артефактов. Предмет исследования — коммуникативная природа артефактов и восприятие мира артефактов в разных формах культуры, прежде всего в науке, а также в идеологии и в обыденном сознании.

Цели и задачи диссертации.

Общая цель — обосновать целостный взгляд на технику как на одну из коммуникативных стратегий — диктует автору ряд конкретных задач.

• Обобщить дискуссии о сути и функциях техники,.

• проследить общую логику определений техники, историческое развитие теоретической рефлексии по поводу техники,.

• обосновать тезис о коммуникативной природе техники,.

• обсудить принципиальные вопросы о творческом и рутинном в технической деятельности,.

• поставить под сомнение жесткое противопоставление техники и культуры, описать «механизмы», или элементы техники самоосуществления культуры,.

• выявить новые экспликации моральной и культурологической проблематики.

Методологическая основа исследования В работе применен генетически-содержательный метод, разработанный Б. А. Грушиным, Ф. Т. Михайловым и коллегами применительно к исследованию реалий общественного сознания1. Суть этого метода заключается в том, что проблемы определения, соотношений и взаимосвязи понятий в междисциплинарном знании должны прежде всего базироваться на изучении становления предмета исследования, его реального исторического движения и метаморфоз, целиком не улавливаемых чисто логическим, категориальным анализом. Наряду с этим используются и методы логического, типологического анализа, сравнительные и историко-философские экскурсы.

Научная новизна Развиваемый в работе подход позволяет по-новому взглянуть на некоторые затруднения как теоретического, так и мировоззренческого плана. К числу первых относится ставшая уже традиционной дилемма культуры и техники, понятая как их враждебное противостояние. Не разрешена удовлетворительным образом проблема основ техники, ее связи с социальным, ментальным или природным мирами. Внутри самой техники часто усматриваются несовместимые компоненты (целерациональность и коммуникативность, например), ей приписываются.

1 Более подробно об этом см.: Воронин А. А. Подходы к исследованию сознания. \ Филос. исследования, 1995 № 2. Воронин А. А. Методологические принципы исследования общественного сознания в советской философской литературе. М., ИФ АН СССР, 1986. очевидные", но неорганичные предикаты (враждебность человеку, механицизм, бездушие, тотальность и т. п.). Это — следствие по сути мифологического понимания техники как чего-то, внеположенного (или вообще неизвестно как возникшего) человеку феномена. Попытка поставить проблему в пределах коммуникативной природы человеческой деятельности, во-первых, демистифицирует и предмет исследования, и его метод, и во вторых связывает все эффекты и проблемы с жизнью, деятельностью и мышлением самого человека. Отсюда новые возможности теоретического анализа мира техники с его связи с миром культуры, моральной ответственности человека, перспектив разумного отношения к технике и ее прогрессу.

В работе аргументируется точка зрения на технику как на одну из коммуникативных стратегий, используемых людьми в ходе своего общения. Философия техники с этой точки зрения смотрит на свой предмет не со стороны предмета — техники, и не со стороны метода, а со стороны самого человека, его способностей и потребностей. Философия любой предметной области, будь то наука, техника, искусство, право или мораль, стоят перед проблемой демистификации своего предмета в тех случаях, если этот предмет выведен за пределы «мира человека». «Миф техники» — название книги диссертанта, подчеркивающее интенцшо преодолеть понимание техники как внешнего по отношению к человеку, его культуре, его социальной организации и его сознания феномена. Диссертант считает необходимым конкретизировать антропологическую позицию, распространенную в новейшей литературе по философии техники. Техника связывается в антропологическом подходе с «природой человека», часто понятой как робинзонада или биодетерминистское единство «программ», которые реализуются в человеке. Автор предлагает сделать следующий шаг в понимании общей креативной природы техники, культуры и коммуникации, считая, что общение, коммуникация и есть и место, и повод, и средство, и результат и сам процесс творения человека и его «природы». Таким образом, мир артефактов предстает как мир принципиально коммуникативный.

Положения, выносимые на защиту Главная идея — преодолеть по сути мифологическое убеждение в изначальной и фатальной отделенности и противопоставленности техники миру человека. Этот миф, как и любой другой, возник не случайно, и он поддерживается воспроизводством идеологических оценок техники. Как чуждая и враждебная сила техника фигурирует в массовом и даже профессиональном сознании вот уже почти столетие. Но этот миф основан на поверхностном восприятии негативных эффектов техники. На защиту выносится целостная концепция понимания техники как коммуникативной стратегии, по своей природе, сущности, генезису и бытованию тождественной человеку, культуре и обществу. Авторская позиция может быть резюмирована в следующих тезисах:

1. Обосновывается положение о существенном единстве культуры и техники, мира артефактов и «мира человека».

2. Понимание техники как многомерного системного феномена включает в себя натуралистическое, социологическое и антропологическое измерения, но к ним не сводится. Специфика современной информационной техники и ее новые функции требуют разработки новых подходов к ее пониманию.

3. Сопоставление структуры коммуникативного акта (по Г. В. Гриненко) и инструментального определения техники (П. Рабардель) подводит к выявлению коммуникативной природы техники.

4. Технику нельзя отнести ни к чисто познавательным, ни к чисто практическим компонентам коммуникации, ни считать ее особой, т. е. независимой от них субстанцией деятельности. Она присутствует, в той или иной степени, в любом поступке, в любом атоме общения. Техника имеет общую природу с культурой.

5. Проблема соотношения рутинного и творческого в технике не сводится к их прямолинейному противопоставлению. Свертывая однообразные и малоэффективные движения в алгоритмы и фиксируя их в «веществе» культуры, техника автоматизирует рутинные компоненты жизни. Экспансия техники — с этой точки зрения — это экспансия продуктивной деятельности человека, сводящая на нет репродуктивные, рутинные структуры практики. В технике в подвижном и противоречивом единстве проступают как творческие, так и рутинные структуры. Везде, где появляется алгоритм общения, можно говорить и о технике — в широком смысле слова. Это особенно наглядно в век информационных технологий, которые напрямую обслуживают коммуникационные потребности и создают для них новые возможности.

6. Вводятся понятие коммуникативной стратегии и критерии разграничения техники от других коммуникативных стратегий.

7. Даны экспликации коммуникативного понимания техники применительно к моральной и культурологической проблематике. Культура обладает собственной техникой самоорганизации, одним из механизмов которой служат инновационные фильтры.

8. Эвристический потенциал коммуникативного понимания техники выявляется в анализе «оценки техники» как способа институционализации ответственности человека за направления и последствия технического прогресса.

Теоретическая и практическая значимость Работа может быть использована в исследовательской, преподавательской и экспертной деятельности, в научной дискуссии, как призыв о практических шагах в направлении институционализации социальной экспертизы технических решений.

Апробация диссертации.

Результаты исследования были доложены на Международных конференциях.

• Международная научная конференция «Техника, общество и окружающая среда» 18 -19 июня 1998 г., Москва.

• Институт стратегических инноваций, Международный круглый стол «Инновационная культура и развитие» Москва, 1−2 июля 2001, доклад «Инновации и контринновации в культуре».

• Международная научно-практическая конференция Института культурологи МК РФ, РАН, ЮНЕСКО «Культурология, культурная политика, развитие» Москва, 1−3 июля 2001 г.

• Первый Международный семинар «Управление в биологических системах», Пущино, 27 июня 2001, член оргкомитета, доклад «Социально-философские соображения о ВПБ (выращенных персональных белках)», доклад «Социальные импликации новых технологий».

• Второй Международный семинар «Управление в биологических системах», Москва, 27 — 28 июня 2002, Ин-т проблем управления им. В. А. Трапезникова РАН — член оргкомитета, доклад «Дрейф к человеку».

• III. Международная конференция «Глобальные проблемы устойчивого развития и современная цивилизация», Москва, 17 — 20 января 2003 г.

• IV Российский философский конгресс, Москва, июнь 2005, доклад на секции философии техники — «Техника культуры».

Структура диссертации определяется основными целями и задачами исследования. Диссертации состоит и введения, семи глав, заключения и избранной библиографии по теме.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Восприятие техники всегда было неоднозначным: «Изобретение автомата относится, как это доказывают голубь Архита и андроид Птолемея Филадельфа, ко времени античности. Эти диковинные творения, а также автоматы Альберта Великого, Бэкона и Региомонтана так и остались всего лишь мудреными игрушками, не спровоцировав никаких последствий. У людей они вызывали не только восхищение, но и страх. Андроида Альберта Великого, который открывал дверь и приветствовал вошедшего (робота, на создание которого ушли десятилетия кропотливого труда), испугавшись, разбил своим посохом Фома Аквинский. Уже на заре своего развития машины вызывали интерес мыслящего человека, но этот интерес был смешан с безотчетным страхом, каким-то необъяснимым жутким предчувствием. Это ощущение заметно в высказывании Гете о развитии фабричных механизмов, в ужасе, который испытывал Гофман перед искусными автоматами, забавлявшими публику в XVIII веке, среди которых особенно выделялись флейтист, барабанщик и утка Вокансона. Люди издавна испытывали этот безотчетный страх перед часами, мельницами, колесами."1. Но зато уже освоенная техника кажется человеку совершенно необходимой.

Однако воздействие техники конечно не сводится к со восприятию. Хотя бы потому, что техника сегментирует общество, «овладевает» им неравномерно, и потому, что человек не может и понимать, и пользоваться чем-либо одновременно. Для понимания нужен какой-то временной лаг.

Не менее важно представить себе масштаб задачи, в том числе и тот, который вытекает из развиваемого в данной книге подхода. Конечно, оправданы глобальные масштабы, которые обозначает тот же Юнгер:

Сложность задачи заключается в том, что залогом удачного исхода может быть только кардинальный пересмотр всей иерархии сложившихся представлений. Сначала нужно преодолеть господствующие ныне механические понятия времени и пространства. Нужно осознать, что техника — это гигантское беличье колесо, которое вынужден вращать человек, растрачивая свои силы на бесплодный труд по поддержанию рабочего процесса, делающегося тем бессмысленнее, чем более рациональной, всеобъемлющей и всеобщей становится его форма. Низведение технических средств с господствующего положения до подчиненного требует для.

1 Юнгер Ф. Совершенство техники, Стр. 55. своего осуществления нового мышления, свободного от иллюзий, на которые опирается технический прогресс, такого мышления, которое положит конец жестокой эксплуатации."2. Но значит ли это, что пока не реализован эпохальный замысел реорганизации всей современной цивилизации, не нужны локальные по претензиям и объему «проекты», направленные на гармонизацию отношений техники и общества, культуры и человека? Кстати, сам Юнгер оговаривается, что он не просто «против техники». «Если в настоящем сочинении усилия техники и рассматриваются с критической точки зрения, то, как явствует хотя бы из средств, используемых в нем, это отнюдь не означает враждебного отношения к человеческому разуму в целом. В замысел этого сочинения не входило ничего похожего на романтическое отрицание техники, которое, если серьезно посмотреть на сложившееся положение, представляет собой не более чем мечты, навеянные путешествием в почтовой карете. Да и живем мы не на островах и не в девственном лесутам, где мы живем, мы все время находимся в пределах досягаемости технической аппаратуры и организации. С этой дороги уже не свернешь, и остается только пройти ее до конца. Не только уличному пешеходу приходится постоянно быть бдительным, чтобы его не разорвали в клочья машины. Такую, и даже более всеобъемлющую и все проникающую, бдительность должен проявлять сегодня каждый мыслящий человек, способный ощущать себя не просто колесиком или винтиком гигантской машины"3.

Итак, как же ставить вопрос о социальных последствиях техники, если мы считаем ее коммуникативной стратегией? Как можно оценить социальные последствия языка? Науки? Права? Религии? Эти стратегии сами суть социальность, ее составные элементы, и обсуждать можно, видимо, проблемы, возникающие во взаимодействии этих социальных суби суперсистем. Видимо, надо отказаться от мифа, что «техника взаимодействует с обществом», или «с культурой», и несет в себе такие-то и такие-то эффекты — от блестящих перспектив до апокалипсических катастроф. «Общество», «культура» и подобные понятия в данном случае используются как набор смыслов, изначально, без экспликации и предварительных оговорок уже противостоящих «технике» — как будто она так легко позволяет отличить себя от чего бы то ни было!

Ф. Юнгер не случайно дал своей книге намеренно двусмысленное название «Совершенство техники» (которое, кстати, в русском переводе потеряло часть.

2 Юнгер, стр. 115.

3 Юнгер, стр. 196. смысла — слово перфекционизм означает не просто стремление к точности и безукоризненности, но и некоторую зацикленность, однобокость). Игра смыслов как раз и позволяет ему ставить вопрос о роли техники в цивилизации предельно, радикально остро. И в то же время предельно широко. «Отличительным признаком организаций, порожденных дефицитом, является то, что они ничего не производят и не приумножают. (Напомню, что техника для Юнгера — вид конструирования реальности, производящий механическую организацию. — Авт.) Они только изводят имеющееся богатство, справляясь с этой задачей тем лучше, чем рациональнее они задуманы. Поэтому самым верным и показательным признаком бедности является прогрессирующая рациональность организационных структур, всеобъемлющее, проникающее во все области хозяйственной жизни подчинение человека бюрократическому аппарату управления, состоящему из специально обученных для этой цели профессионалов. С технической точки зрения наилучшей организацией является наиболее рациональная, то есть такая, которая обеспечивает наибольшее потребление, ибо чем рациональнее устроена организация, тем безжалостней она подметает все имеющиеся ресурсы. При растратной экономике организация остается единственным исправно действующим звеном, которое не терпит уронаее мощь только крепнет по мере все большего оскудения ресурсов. Обе стороны процесса находятся. во. взаимодействии, ибо по мере истощения неорганизованной сферы, организованная расширяет зону своего влияния. По мере того как возрастает бедность и, следовательно, речь идет уже о том, чтобы выжать из человека последние соки, давление организации ложится на него все более тяжким гнетом. Безжалостное принуждение со стороны организации представляет собой всеобщий признак крайне бедственного положения, в котором оказывается человек. Осаждаемые города, подвергаемые блокаде страны, остающиеся без продуктов питания и питьевой воды, война, ведущаяся современными методами, — все это яркие примеры подобных условий4. Хапающие, заглатывающие, пожирающие движения, которые непрестанно и ненасытно повторяются, демонстрируя неутоленный и ненасытный голод машин. Он так явственно виден, что его не может перебить даже то впечатление концентрированной мощи, которое мы ощущаем в центрах тяжелой промышленности. Именно здесь голод сказывается сильнее всего, ибо неутолимая прожорливость этой мощи достигает.

4 Там же, стр. 35. гигантских масштабов. Но голодна и рациональная мысль, стоящая за машиной и следящая за моторным, механическим движением. Голод — ее постоянный спутник. Она не может от него избавиться, не может от него освободиться, и как ни стремится насытиться, не в состоянии этого достигнуть. Да и как бы она могла это сделать! Эта мысль направлена на потребление, проедание. Богатство ей недоступно, она не может сотворить волшебное изобилие. Никакие старания изощренного ума, никакие проявления изобретательности не могут достичь этой цели. Ибо рационализация только усиливает этот голод и увеличивает потребление. Но растущее потребление — это признак не богатства, а бедности, оно сочетается с заботой, нуждой и изнурительным трудом. Как раз методические, дисциплинированные усилия, ведущие к достижению совершенства в сфере технического труда, губят все надежды, связываемые в определенных кругах с этим процессом5. Техника не может одарить нас нежданным изобилием. При любом, даже самом мелком, техническом трудовом процессе энергии затрачивается больше, чем производится. Каким же образом сумма этих процессов может создать изобилие?6.

Средоточием организованного хищничества в первую очередь являются месторождения полезных ископаемых. Сокровища земных недр становятся объектом нещадной эксплуатации и потребления. Эксплуатация людей начинается с массовой пролетаризации, их вынуждают становиться фабричными рабочими и довольствоваться плохим питанием. Эксплуатация технического рабочего, вызывающая громкое негодование социалистов — до тех пор, пока они находятся в оппозиции, — представляет собой частное проявление всеобщей эксплуатации, которой Техник подвергает все, что есть на земле. Не только полезные ископаемые, но и сам человек принадлежит к числу природных ресурсов, которые становятся объектом технического потребления. Те средства, при помощи которых рабочий пытается избавиться от эксплуатации: создание объединений, профсоюзных организаций и политических партий, в действительности еще крепче привязывают его к техническому прогрессу, делая рабом механического труда и технической организации. Ибо возникновение рабочих организаций связано с распространением аппаратуры.

Все более ужесточающийся хищнический способ использования ресурсов представляет собой оборотную сторону техники, о которой не следует забывать,.

5 Там же, стр. 38.

6 Там же, стр. 39. говоря о техническом прогрессе. Наши истощенные чрезмерным использованием пахотные земли и пастбища с помощью искусственных удобрений заставляют непрерывно приносить урожай. Это называется техническим прогрессом. Между тем этот прогресс представляет собой следствие нехватки, нужды, так как без искусственных удобрений мы уже не в состоянии были бы прокормиться. Это хищнический метод. Технический прогресс отнял у нас возможность свободного пропитания, которая была у наших предков. Машина, по сравнению с прежней производящая втрое больше работы, представляет собой явление технического прогресса, так как появилась благодаря более рациональному конструкторскому решению. И поэтому энергия, которую она потребляет, ее поглощающая сила, ее голод тоже возрастают, она потребляет несравненно больше своей предшественницы. И так обстоит дело со всеми машинами: они исполнены беспокойной, прожорливой голодной силы, которую невозможно утолить7.

С этим связан ограниченный срок службы, ускоренный износ, которому подвержены машины. Недолговечность всех этих конструкций является прямым следствием их цели и назначения. Их надежность и прочность становятся все более ограниченными и срок службы все более коротким по мере того, как развитие техники подходит к своему концу. Потребительская природа техники, свойственное ей ускоренное потребление ресурсов распространяются на ее же собственную аппаратуру. В непрестанно требующийся ремонт и чистку аппаратуры, в уход за нею вложено огромное количество человеческого труда. А машины, как всем известно, быстро превращаются в старые развалюхи. Развитие техники не только заполонило землю машинами и аппаратурой, но в придачу заваливает ее грудами технического хлама и мусора. Износ есть одна из форм потребления. Это особенно отчетливо проявляется там, где ведется хищническая разработка природных ресурсов. Не случайно чаще всего мы сталкиваемся с ним там, где действует техника. Если, что маловероятно, через две тысячи лет еще будут существовать археологи и если они еще будут заниматься раскопками, например, на территории Манчестера или Эссена, то они найдут там не бог весть какие сокровища. Перед ними не откроются египетские гробницы или античные храмы. .И действительно, власть техники, подчинившей себе всю землю, отмечена печатью недолговечности, которая зачастую ускользает от взглядов современников. Над ней все время тяготеет угроза гибели, при использовании она.

7 Там же, стр. 42. то и дело портится. И эта порча и гибель тем упорнее преследуют ее и тем скорее наступают, чем более она тщится избегнуть этой участи.

Техника не создает нового богатства, она растрачивает то, что есть, причем осуществляет это теми хищническими методами, в которых совершенно отсутствует рациональное начало, хотя и применяет при этом рациональные способы производства 8.

Техник, ликвидирует свободную экономику, то есть такую экономику, в которой решающий голос принадлежит хозяйственнику, навязывая ей план, выработанный техниками. .В условиях, когда экономические кризисы оказываются непреодолимыми с помощью экономических мер, люди начинают возлагать надежды на более жесткое планирование. И тогда возникает идея технократии. Между тем следовало бы сперва проверить, не является ли сама техника причиной возникновения кризисов, способна ли техника внести порядок в экономику и входит ли вообще такая задача в сферу ее возможностей. Что такое технократия? Единственный возможный смысл этой категории означает такое господство техников, когда они берут в свои руки управление государством. Но Техник — не государственный деятель и никогда не проявлял способностей к решению политических задач"9. Ф. Юнгер пишет о технократическом мышлении еще жестче, чем обычно принято писать об экономическом утилитаризме, считая Homo faber гораздо опаснее и хуже Homo economicus. «Преимущество Техника заключается в высокой степени рациональности мышления, с которой экономист не может тягаться, поскольку мыслит функционально. Это мышление исключает все соображения религиозного, политического, социального и экономического порядка. Такой подход становится возможным по той причине, что эти аспекты не имеют необходимой логической связи с техническим мышлением. Здесь в борьбе за власть действует сила, чреватая роковыми последствиями и несокрушимая по причине своей бедности"10.

Пожалуй, ярче не скажешь, но при всем может быть избыточном пафосе Ф. Юнгера, отмахнуться от таких слов нельзя. С ними можно только согласиться, обвинив технику еще в сотне — другой грехов. Только если вместе с Юнгером считать технику внечеловеческим монстром, или по его словам, титанической.

8 там же, Стр. 44.

9 там же, стр. 45.

10 Там же, стр. 49. стихией, проявившейся в человеке, но уже не являющейся человеческой субстанцией. В таком случае, действительно, спасения нет и быть не может. Совершенство техники — гибель человека. И кстати, эта гибель уже здесь, мы ее замечаем только в случае трагических эксцессов, вроде Чернобыля, а в повседневной жизни мы живем в плену сладкого технократического мифа.

Итак, можно ли освободиться от тирании мифа техники? Можно ли отнестись к технике вне мифа, вне и помимо идеологий, упаковывающих технику в ширпотребовские стереотипы? Есть ли обнадеживающие тенденции осмысления, проектирования, решений, практики? Безусловно, есть. И хотя задача эта масштабная, и решать ее предстоит многим областям гуманитарного знания, науки и философии, уже есть и философские работы, и междисциплинарные исследования, решающие по крайней мере часть этой задачи. Самый яркий и самый солидный пример — так называемая оценка техники. Рефлексивное отношение общества и культуры (уже без кавычек) к самим себе институционализировало движение, называемое «оценкой техники». Может быть и можно было бы предложить более точный перевод на русский, но пока его нет. «Оценка техники — особая отрасль междисциплинарных исследований, объектом которых является широкий спектр существующих или потенциальных позитивных и негативных последствий развития науки и техники"11.

Общий контекст оценки техники, как и многих других видов социально-культурной экспертизы, связан с глобальными цивилизационными сдвигами: «Научно-техническое развитие представляет собой важнейшую составляющую процессов качественного преобразования (метаморфирования) реальности, включая естественную окружающую среду, социальные структуры и коммуникации, и, наконец, самого человека, его физическую конституцию и сознание"12.

Причем, отмечает автор, «с каждой новой метаморфозой человек меняет собственное положение, причем, если рассматривать эти процессы целостно, в сторону меньшей свободы своих последующих действий"13 Как мы уже говорили, наука по сути ограничивает произвол, и эволюции, основанные на науке, также чреваты ограничениями. Не будем сейчас обсуждать вопрос, только ли теряет.

11 Там же, стр. 7−8.

12 Ефременко Д. Е.

Введение

в оценку техники. М., Изд-во МНЭПУ, 2002 с. 86.

13 там же, стр. 87. свободу человек в метафизическом смысле, но тенденция исчерпания ресурсов свободы налицо. И само ограничение степеней свободы подсказывает выход. Еще цитата: «огромную роль в метаморфировании реальности играют когнитивные факторы"14. Именно попытки поставить под контроль организованного и осмысленного социального действия демонов науки и техники и реализуются в этом движении.

Познакомиться с практикой оценки техники, историческим экскурсом и ее направлениями можно по добротному материалу, собранному Д. Ефременко в названной книге.

Философски проблему ставит и дает свой вариант ее осмысления немецкий философ Хельмут Шпинер, в статье «Об исследованиях последствий техники» (Пер. Д. Ефременко): «Сегодня применяется или находится в стадии разработки столько различных методов исследования последствий техники, что в обозримом будущем их количество окажется сопоставимым с количеством текущих исследовательских проектов, а на передний план выдвинется проблема последствий самих этих исследований» 15. Речь идет о возникновении и бурном росте новой сферы исследований, порождающей не только информационные проблемы — как в них сориентироваться, как их сопоставить, но и массу критериев предпочтения, приоритетности, слежения за качеством и т. п.

X. Шпинер выделяет три традиционные или классические, как он выражается, типа исследований последствий техники:

— во-первых, «технические» исследования последствий развития техники, т. е. пионерное и долгосрочное инженерно-научное исследование технических эффектов в узком смысле, а также математические расчеты технических «рисков» в рамках естественных наук;

— во-вторых, «компенсаторные» исследования последствий развития техники, сводящиеся к философскому домысливанию до сих пор не выявленных или потенциальных опасностей «высвободившейся» современной техники, а также расширенные требования ответственности, новой этической концепции, различным правовым и политическим мероприятиям;

— в-третьих, к сопутствующим исследованиям на базе социальных наук, рассматривающих проблемы акцептации новой техники и в связи с ней — вопросы политической легитимности, экономической целесообразности, правовой и.

14 там же стр. 86.

15 Ежегодник Российско-Германского колледжа, М, 1997, стр. 80. социальной совместимости" 16.

И все бы оно ничего, но это классическое (в том смысле, наверное, что традиционное) исследование либо слишком узко, либо слишком широко, а проблема состоит в «возможностях изменения техники и управления ею», как считает профессор Шпинер, тут надобно наладить междисциплинарные связи между гуманитарными и инженерными науками.

Рассматривается первый тип, он же техника с точки зрения техников — здесь есть знание дела, т. е. техника — не черный ящик, и это хорошо, но они связаны с уровнем наличного естественного знания — это уже плохо.17.

Второй тип — философско-гуманитарный, он акцентирует внимание на воздействие «третьей природы» — природы технических артефактов — на первую и вторую, т. е. на человека и на культуру (по Гелену). Важнейшее последствиепроникновение техники в далекие от нее области духовности и нравственности, это даже не просто последствие, а угроза человеку, окружающей среде и всему человечеству.

Философы выдвигают новый, по сравнению с техническим принципом «улучшения» моральный принцип ответственности перед окружающей средой и последующими поколениями, все время расширяют каталог благоприятвования (природе, обществу, законодательству.).

Правда, философы не могут управлять техникой, а могут только формулировать пожелания и требования к ней, иногда даже требуя гуманитарной компенсации от технического прогресса — в области традиций, культурной идентичности, опыта.). Это само таит в себе опасность тому, что техника будет ориентирована на благоприятствование природе и культуре.

Третий тип — «внешний осмотр черного ящика»: социальные исследования последствий техники, или внетехнические последствия техники. Имеется ввиду, что наряду с имманентными технике рискам и побочным эффектам присоединяется масса «внешних» — социальных, правовых, политических, экологических и пр. И все бы хорошо, но гуманитарные исследования техники проводятся как правило дилетантами в самой технике, но это — неглубоко. Вне оснований и фундаментальных проблем.

Возникает современный, четвертый тип исследований техники, связанный с когнитивными основаниями технического развития, или: «исследование оснований.

16 там же.

17 Там же, стр. 81. и последствий техники, которая по сути есть технизированное, технически реализованное знание: познание и информация всех видов, в разном составе, количестве и качестве — от классической теории знания до современных данных о знании, внутри и вне области науки.

Вот в чем X. Шпинер видит самые главные вопросы:

• что такое технизация знания («информатизация») и образования в рамках когнитивно-технического комплекса, и к чему это ведет в индустрии, управлении, масс-медиа, школе и пр.

• Как изменяется порядок знания в информационную эпоху.

• Каковы новое место и роль знания?

• Возникают ли новые виды знания?

• Появляются ли новые мыслительные формы («стили познания»), способы изложения («представление знания»), нормы поведения, структуры научности и рациональности?

• Какие требования предъявляют людям «информационно-насыщенная» эпоха?

• Какие задачи возникают в науке в связи с новой ролью знания и утверждением" неклассического" порядка знания?

До сих пор действует старая формула акцептации: техника соответствует критериям разума и ответственности тогда, когда ее последствия достаточно предвидимы и позитивные эффекты имеют явный перевес над совокупностью негативных аспектов — во всяком случае в важных содержательных пунктах. Но четветый этап не только меняет подходы (интересуется прежде всего когнитивными основами техники), но и выдвигает новую формулу акцептации: «техника соответствует критериям разума и ответственности тогда, когда она является понятной (в смысле понимания и возможности критического анализа ее когнитивных оснований) и управляемой» 16.

Собственно, для Шпиннера вопрос стоит так — каким образом можно когнитивно-технический комплекс подчинить человеческому разуму и ответственности? Иными словами — управлять научно-техническим прогрессом?

Основная мысль — необходимость междисциплинарного и межфакультетского знания, чтобы не только механически объединить, как это было раньше, специалистов из разных наук, но и чтобы перестроить сам корпус.

18 там же, стр. 88. знания (неклаасическая наука — неклассические исследования техники). Естествено, это приведет к изменению гуманитарного знания. На сегодняшний день можно фиксировать четыре модели понимания взаимоотношения гуманитарных и естественных наук:

1. сепарационная модель — Сноу — раскол на две культуры.

2. конгруэнтная модель (фон Вайцзеккер) — всеохватывающий синтез системных наук — синергетики, модели поведения К. Лоренца, социобиология, эволюционизм, теория информации.

3. Тотальная модель — гуманитарные науки — интерпретационные по отношению ко всем остальным наукам, в том числе и естественным (Гадамер, Хабермас).

4. Компенсационная модель (школа Риттера, Люббе) — гуманитарные науки ремонтируют культуру после технического вмешательства.

5. А на пороге пятая — интеграционная модель. Предстоит гуманитарные науки обособить и сконцентрировать на задаче определения нового места знания в информационную эпоху. Это будет Problemloesung с исследованием концепций, критериев и инструментов для анализа нового места знания в когнитивно-техническом комплексе. «Проблемлёзунг» — это амбициозный проект перестройки философского знания как методологии решения проблем, над которым X. Шпинер работал в 90-е годы.19 Естественным условием для такой перестройки на ходу должна стать новая система — продолжающегося образования, которое, кстати, институционализировано во многих немецких университетах.

И последнее в этой содержательной статье — это лозунг институционализации независимой дисциплины «философия решения проблем», со всеми своими научными и образовательными компонентами.

Херманн Люббе в статье «Технические и социальные изменения как проблема ориентации» 20 пытается ответить на вопрос, в чем основа современного кризиса нашей научно-технической цивилизации. В общем виде ответ таков: она оказалась под прессом все обостряющегося осознания пределов своей полезности21. Это, в частности, проявляется в нарастании «политических симптомов растущей некомпетентности так называемого здравого смысла. Наша убежденность в рациональности процессов демократического принятия решений.

19 Н. Spinner. Problemloesung. Stuttg., 1998.

20 Философия техники в ФРГ, М., 1983.

21 там же, стр. 165. связана с тем, что удовлетворение неотложных требований времени зависит от согласия общественности или большинства граждан. Но с прогрессирующей утратой здравым смыслом своей компетентности именно эта жизненно важная для демократии предустановленная гармония между требованиями дела и поддержкой большинства теряет свою силу, и политика все больше склоняется к тому, чтобы для сохранения большинства в выборных органах просто откладывать решение возникающих реальных проблем" (стр.165). Видимо, выходом из этой патовой ситуации может быть широкая, но профессиональная экспертиза социальных решений. Однако пока не выработаны надежные механизмы такой экспертизы, встроенные в демократические институты. Напротив, мы часто видим, что профессиональные советники и советчики образуют небескорыстные группы «интересов», и, действуя за ширмой политических работодателей, пекутся о чьих угодно интересах, но только не об общественных или национально-государственных. Это и всевозможные советы при нашем президенте и правительственных организациях, думских комитетах, это и банды PR-специалистов по выборным технологиям, превратившим выборные процедуры в полигон «борьбы без правил», но это также и ведомственные экспертные группы, озабоченные лоббированием больше, чем своей репутацией.

Теперь зададимся вопросом о том, как, каким образом и для чего потребуется исполнить столь грандиозный замысел, как перестройка гуманитарного знания? В целом я согласен с экспозицией проблемы: именно сегодня, как никогда ранее, техника, технология и технические знания оказались некоей доминантой и в обществе, и в культуре в целом, и в партикулярных некогда сферах жизни. Да, им принадлежит новая роль, да, мы сталкиваемся с новыми угрозами, и не только неведомыми, но и вполне предсказуемыми. Изменения, принесенные миром артефактов, несоизмеримо быстрее любого другого социокультурного или производственного процесса — общество в целом не успевает за ним, оно видит лишь хвост кометы, сталкиваясь уже с последствиями феномена, который хотелось бы рассмотреть как таковой. То, что должно быть управляемо, вырывается из-под контроля не по чьему-то злому умыслу, а по «природе вещей», потому что новое динамичнее старого, оно не связывается старым и не укладывается в него. Но мы еще не научились управлять тем, чего нет, или тем, чего мы не знаем, или тем, что мы только начинаем познавать, и нам трудно избежать риска спонтанности. Когда речь шла о спонтанности процессовприродных, социальных, ментальных — в дотехническую и донаучную эпохи, — риск был соразмерен системе, в которой возникал. И то он приводил к чудовищным проявлениям «человеческой природы» — кровавым и бессмысленным войнам, истреблению народов, глумлению над природой, уничтожению святынь и шедевров. Сейчас положение изменилось: знание, технология и техника могут быть так же глобально опасными, как и выгодными. Одной-единственной лаборатории достаточно для приготовления отравы на весь Земной шар, одного-единственного нажатия кнопки хватит, чтобы запустить губительный для всего живого обмен ударами. И число таких опасностей все время растет, о них толком может никто и не знать. Как же перестроить знание, как перестроить наше отношение к тому, что вчерашнее Благо грозит сегодня превратиться в тотальное Зло?

Нужна какая-то вакцина, введенная в саму плоть и кровь современной культуры. Нужны усилия, направленные на самоорганизацию сегодняшнего Рацио, — включая знание, его применение, системы образования, общественного и политического (финансового) контроля, — на принципах самосохранения, рефлексивности, ответственности. Видимо, нужно вернуться к идее цензуры — не от имени Святой церкви или святого Разума, а от имени свободно организованного научного сообщества — за тем, что мы можем и чего мы не должны делать ради познания и ради комфорта. Нужна широкая дискуссия о новых стандартах познавательной и внедренческой деятельности, о новых стандартах в образовании и циркуляции информации. Аналогично тому, как работают новые механизмы по оценке техники, надо думать о создании таких же механизмов по оценке науки и информации. Если читателю покажется убедительным мое сравнение техники и коммуникации, пусть он согласится и с тем, что в языке, в коммуникативных актах много всякой нечисти и грязи, но существуют правила приличия, выводящая часть слов в «ненормативную» часть речи. О таких правилах мы должны сегодня побеспокоиться применительно и к языку техники — ведь мы обращаемся на нем друг к другу.

И по отношению к технике, и по отношению друг к другу, и вообще в любом отношении, претендующим на название человеческого, надо руководствоваться максимой — «не создавай напряженности». Уж в чем-чем, а в том, что ружье, повешенное на стену в первом акте, в третьем застрелит хозяина, прошлый век убедился достаточно. Если нам суждено дожить до времен, когда на смену силовым геополитическим стереотипам придет мягкое, но очень непростое «избегай создавать потенциальные угрозы», — техника учит нас этому самым непосредственным образом.