Проблема исторического континуума мышления в гуманитарном знании

Актуальность диссертационного исследования.

Актуальность темы

исторического континуума мышления состоит в исследовании зависимости истории мышления от того осмысления, которое осуществляет человек как мыслящее существо, понимая безосновность своего существования. Классическая философия рассматривала мышление как что-то неизменное, не обладающее историейосновываясь на этом философы делали вывод о существовании вечных законов, описывающих процессы, происходящие в мире. Сейчас же, когда акты мышления связывают с историей мыслящего существачеловека, мышление также попадает в сферу исторического рассмотрения.

Основными стратегиями проблематизации истории мышления в современной философии являются следующие: во-первых, анализ истории мышления в рамках анализа бытийной структуры человека как мыслящего существа, и во-вторых, рассмотрение истории мышления как некой внешней силы, которая так или иначе определяет структуру различных знаковых систем. Наиболее ярким представителем первой стратегии по праву считается Мартин Хайдеггер, второйтакие философы как Ролан Барт и Мишель Фуко. Первая стратегия рассматривает историю мышления как ряд событий появления новых смыслов. Каждое такое событие происходит в той экзистенциальной ситуации, когда человек, понимая безосновность своего существования, размышляет о том, на что же он все-таки может положиться. В рамках этой стратегии возникает вопрос о соотношении понимания и истории мышления. Вторая стратегия рассматривает историю мышления в ее непрерывности, основным условием которой является язык, определяемый как знаковая система. И Р. Барт, и М. Фуко развивают традицию семиологического анализа языка, идущую от Ф.деСоссюра. Тем самым цель з диссертационного исследования состоит в корректном, методически выверенном соотнесении указанных стратегий: история мышления проблематизируется как непрерывный ряд связанных между собой событий образования новых смыслов, условием связывания которых являются структуры языка.

Историческая взаимоопределенность историчности и языкового характера мышления позволяет очертить общее эпистемологическое пространство, объединяющее философскую антропологию и философию языка. В контексте проблемы исторического континуума мышления работы Р. Барта, Х. Блума и П. деМана и многих других авторов привлекаются для решения этой философско-антропологической проблемы в той же мере, что и работы М. Хайдеггера и Х.-Г. Гадамера. Действительная история мышления включает в себя как описание экзистенциальной ситуации человека, в которой человек оказывается вынужден мыслить, так и описание того, как с помощью языка в области мыслимого устанавливаются многообразные взаимосвязи, как выражается, понимается и передается традицией содержание мыслимого другим поколениям людей в единой истории мышления. Таким образом человек становится как «творцом», так и «потребителем» мысли.

Степень разработанности темы. Проблема, ставшая предметом данного диссертационного исследования, рассматривается в контексте основных стратегий философских исследований двух предыдущих столетий. Сама возможность вопроса об историчности мышления так или иначе обсуждается в работах таких классиков философской мысли как И. Кант, Г. В. Ф. Гегель, Ф.В. Й. Шеллинг, Э. Гуссерль и М.Хайдеггер. Именно в трудах последнего наиболее полно разрабатывается проект, связанный с отказом от попыток дедуцировать содержание мышления из определения конституирующих сознание субъекта элементов, на что не оставлял надежду даже Э.Гуссерль. История мышления описывается Хайдеггером в контексте рассмотрения экзистенциальной ситуации мыслящего существачеловека. Мышление, являясь способом человека быть, тем самым в своем осуществлении зависит от того, что в своей истории человек, находясь в ситуации осознания принципиальной негарантированности своего существования, оказывается вынужден осмыслять свое положение в мире. Однако, диссертационное исследование исторической непрерывности мышления выходит за пределы экзистенциального анализа, что связано с обращением к трудам таких современных зарубежных философов, выявляющих роль языка для действительного осуществления истории мышления, как Р. Барт, Х. Блум, Х.-Г. Гадамер, Ж. Деррида, П. деМан, М. Мерло-Понти, П. Рикер, М. Фуко и другие. В них различным образом определяется роль знаковых систем для актов мышления, причем эти авторы склонны рассматривать язык как единственную причину образования смысла. Но работы этих философов, при всей их основательности и методичности, тем не менее не объясняют как возможна единая, непрерывная история мышления.

Отечественная философская литература, посвященная проблематике истории мышления, представлена многочисленными и вдумчивыми работами, что позволяет говорить о важности выбранной для исследования темы. В монографиях и статьях С. С. Аверинцева, А. В. Ахутина, М. М. Бахтина, М. Л. Гаспарова, М. С. Кагана, М. К. Мамардашвили, В. А. Подороги, A.M.Пятигорского и др. содержится глубокий анализ как общей научной области, в которой проблема исторического континуума мышления оказывается одной из основных, так и перспектив дальнейшей разработки проблематики. Описание исторических форм риторики и поэтики, исследование принципиальной риторичности языка, диалогичности мышления, рассмотрение повествовательного строя речи, определение основ гуманитарного знания в его отличии от естественнонаучных дисциплин, постановка вопроса о самодостаточности всякого акта мысли и, наоборот, о зависимости мысли от той среды, в которой она была рождена и другие идеи этих выдающихся мыслителей представляют богатый материал для осмысления того, как реально мышление осуществляется в своей истории. В подготовке данной диссертации как основание и ориентир для исследования работ классиков философской мысли были использованы критические труды Н. С. Автономовой, В. П. Визгина, П. П. Гайденко, В. И. Молчанова, Ю. В. Перова, К. А. Сергеева. Несомненную ценность для анализа философских идей М. Хайдеггера, для изучения основных идей философии языка и философской антропологии представляют работы В. В. Бибихина, Б. В. Маркова, А. В. Михайлова. Особое значение для данной диссертации имеет их переводческая и комментаторская деятельность, являющаяся наиболее глубоким, непосредственным и верным оригиналу истолкованием переводимых работ. К сожалению переводчики еще не уделяли достаточного внимания фундаментальным трудам Хайдеггера 30-х годов. Данная диссертация пытается восполнить этот пробел, знакомя русскоязычного читателя с курсом лекций зимнего семестра 1937;1938гг., опубликованным под названием «Основные вопросы философии», в котором Хайдеггер описывает историю мышления через основные события осмысления человеком своего бытия.

Цель исследования — дать ответ на вопрос как возможна непрерывная история мышления, то есть что является условием объединения в едином историческом процессе отдельных событий появления новых смыслов. Достижение этой цели подразумевает решение следующих задач:

— сопоставить понятие историчности мышления с понятием структурности понимания и показать, что в пределах анализа структур понимания историческая проблематика имеет не самостоятельный характер и зависит от рассмотрения времени как определяющего единство этой структуры;

— определить собственную историчность мышления через описание его событийности: раскрыть понятие события в истории мышления как начало нового смысла, возникающего в ситуации осознания человеком безосновности своего существования и оформляющегося в традиции его истолкования;

— определить роль языка для осуществления непрерывной истории мышления как заключающего в своих структурах уже когда-то продуманные и сохраняющиеся в традиции смыслы;

— указать на работу мысли по соотнесению истины, открывшейся человеку в осознании его экзистенциальной ситуации и истины, которая выражается затем в слове, как на причину историчности мышления.

Методология и источники исследования. Методически работа может быть определена как исследование философской проблемы на материале широкого круга философской литературы. В него вошли работы как классиков, определивших научную область, в которой была сформулирована диссертационная проблема, так и научно-исследовательские работы на русском, английском и немецком языках. В рассмотрении отдельных, возникавших в ходе исследования, вопросов были использованы такие философские методы как герменевтический для определения места понятия «истории мышления» в фундаментальной онтологии Хайдеггера, структурный и текстологический анализ текстадля рассмотрения строения повествования и приемов изложения материала в работах М. Хайдеггера, Х. Блума, Р. Барта, П. деМана и других, а также метод сравнительного анализадля сопоставления работ «Начало геометрии» Гуссерля и «Основные вопросы философии» Хайдеггера.

Во введении формулируется ведущий вопрос исследования, обосновывается актуальность темы, рассматривается степень разработанности проблемы, определяются цели и задачи, методология и источники исследования.

Первая глава — «Границы онтологического рассмотрения историчности мышления» — посвящена демонстрации того, почему в пределах фундаментально-онтологического рассмотрения мышления, проект которого пытался реализовать М. Хайдеггер в «Бытии и времени», оказывается невозможным поставить вопрос об историчности мышления.

В первом параграфе — «Взаимосвязь понятий времени и истории в фундаментальной онтологии» — ставится вопрос, возможно ли в пределах фундаментальной онтологии дать собственное определение для понятий «история» и «историчность» без того, чтобы они не повторяли определения понятий «времени» и «временности». Анализ параграфа «Временность и историчность» работы М. Хайдеггера «Бытие и время» позволяет сделать вывод, что в фундаментальной онтологии историчность может быть проблематизирована только путем рассмотрения временности как основания единства бытийной структуры существа, способного понимать, то есть человека.

Историчность в «Бытии и времени» конституируется с помощью понятий события, судьбы и исторического пути. Понятие события развивает понятие временности таким образом, что история, рассматриваемая как ряд событий, понимается как способ схватывания человеком своей временности.

В заключении параграфа проводится дифференция между фундаментальной онтологией, определяемой как учение о временности бытия, и герменевтикой (находящейся в зависимости от онтологии), определяемой как теория и практика понимания. Тогда понятие времени оказывается понятием онтологии, а понятие историипонятием герменевтики, то есть тем понятием, с помощью которого для понимания человека оказывается доступным постижение временности его бытия.

Во втором параграфе- «Пределы онтологического исследования понятий истории и мышления» — говорится, что исходным вопросом онтологического исследования является вопрос о смысле бытия вообще, а ответ на него можно дать лишь путем описания бытийной структуры существа понимающего в своем бытии, то есть человека. Указывается то, что само это положение используется в фундаментальной онтологии как аксиома и поэтому не подлежит дальнейшему определению. Из этого следует, что формулировка аксиом в той или иной дисциплине происходит не на логических основаниях, а исторически, и сама фундаментальная онтология является лишь одним из событий в истории мышления.

Онтология ставит перед собой задачу дать описание бытийных структур понимающего существачеловека, не описывая экзистенциальную ситуацию мыслителя. Она определяет возможность понимания, но не действительные исторические условия акта мысли. Описание определенности акта мысли, осуществляемого мыслителем в исторической ситуации, своим приоритетным временным модусом имеет прошлое, а не будущее как фундаментальная онтология. Онтологическое рассмотрение мышления сосредоточено на том, как и в каком виде мир открывается для понимания, но за пределами этого рассмотрения остается то, как исторически изменяется само мышление, познающее мир, и влияют ли события, происходящие в истории мышления, на результат познания существующего в мире. Преодолевая эту ограниченность, исследование мышления за пределами фундаментальной онтологии должно ответить на вопросыкак история мыслится и как само мышление, мыслящее историю, может быть рассмотрено исторически.

В третьем параграфе- «Проблематичность позиции мышления в фундаментальной онтологии» — рассматривается вопрос об отношении понятия мышления к понятиям расположения (Befmdlichkeit), онтически постигаемого как настроение (Stimmung), понимания (Verstehen), толкования (Auslegung), речи (Rede) и истины (Wahrheit). Отмечается, что мышление в «Бытии и времени» ни разу не становится предметом отдельного разбирательства, но оказывается необходимым в размышлении над устройством расположения, понимания, толкования, речи и истины тогда, когда ставится вопрос об историчности каждого из них.

1) Расположение рассматривается посредством описания его связи с другими бытийными структурами понимающего существа, но не объясняется почему онтически человек постигает свою расположенность как смену разных настроений. Изменение одного настроения на другое зависит от постоянного переосмысления того, на что в жизни прежде всего нужно обратить внимание, что является предметом первейшей заботы или радости. Мышление могло появиться в рассмотрении, если бы фундаментальная онтология ответила на вопрос об исторической смене настроений.

2) В фундаментальной онтологии мышление деривативно в отношении к пониманию. Хайдеггер не описывает понимание в его историипонимание может быть либо верным, либо неверным и как таковое оно не обладает собственной историей. Поэтому за пределами фундаментальной онтологии остается вопрос об историчности мыслительных образований: учений, теорий, произведений и, следовательно, за пределами онтологии остается вопрос об историческом континууме мышления.

3) В рассмотрении толкования, как возможности понимать что-то одно по-разному, в фундаментальной онтологии также остается за пределами анализа вопрос о причине такой возможности, то есть не ставится вопрос о возможности осмысления.

4) В отношении к понятию речи понятие мышления появляется как критерий соответствия высказываемого тому, что было говорящим до акта речи понято. Мышление соизмеряет в речи то понимание, из которого исходит оратор, и то понимание, которое он хочет вызвать у слушателей. В диссертации делается вывод, что вопрос о том, что определяет соответствие понятого и высказанного в речи не может быть поставлен в рамках фундаментальной онтологии.

5) В рассмотрении понятия истины в фундаментальной онтологии также проблематичным остается историческое стремление человека к истине, то есть за пределами рассмотрения остается сама ситуация мыслящего существав стороне остается вопрос о начале мысли в зазоре между истиной и неистиной, то есть вопрос об историческом начале мышления.

Во второй главе- «Начало мышления как событие его истории» — вводится определение условия возможности истории мышления как начала или, иначе, события образования нового смысла. История мышления рассматривается как ряд событий появления новых, ранее не существовавших, смыслов. Определение историчности мышления через постоянное начинание новых смыслов осуществляется путем анализа работ Э. Гуссерля «Начало геометрии» и М. Хайдеггера «Основные вопросы философии» .

В четвертом параграфе- «Проблема формулировки вопроса об историческом начале мышления» — с помощью работы «Начало геометрии» Э. Гуссерля демонстрируются те затруднения, которые возникают при определении эпистемологического пространства, в границах которого может быть поставлен вопрос об исторических началах мышления. Указывается на то, что Гуссерль при определении начала смысла (на примере геометрии) формулирует проблему происхождения геометрического смысла, исходя из разделения смыслов на субъективные (заключенные в сознании одного человека) и объективные (верные для всех и каждого). Поэтому вопрос о начале нового смысла переформулируется Гуссерлем в другой вопроскак субъективный, внутрипсихический смысл становится объективным, то есть всеобщим и необходимым принципом. Такая переформулировка приводит к тому, что вопрос о происхождении смысла уходит из рассмотрения, а на его место встает другой вопросо том, как смысл становится научным. Причина этого заключена в том, что само деление смыслов на субъективные и объективные не релевантна для исторического исследования проблемы. Смысл есть тогда, когда он выражен, и только как таковой он может быть понят. Даже в своем первом выражении, не зависимо от того, сколько людей его принимает, смысл уже является смыслом. Поэтому, в вопросе о том, как внутрипсихический смысл становится принципом для всех и каждого, проблема события появления нового смысла остается вне анализа.

Вопрос о начале нового смысла должен быть сформулирован следующим образомпочему кто-то вообще оказывается способным к осмыслению? Именно таким образом возможно ввести проблему исторического в мышлении. Проблема континуальности истории мышления вводится вопросомкак возможно мыслить в рамках традиции, возникшей изначально в результате мыслительных усилий конкретного мыслителя, не эксплицируя всю эту традицию вплоть до ее истока?

В пятом параграфе- «Историческая континуальность начинания» -ставится вопрос о том, является ли начало нового смысла целым событием мышления и является ли начало, как событие в истории мышления, неделимым и мгновенным, или оно имеет этапы развития и осуществляется исторически континуально? В качестве материала для разработки ответов на эти вопросы привлекается курс лекций М. Хайдеггера «Основные вопросы философии», до сих пор не освоенной отечественной мыслью. Событие мышления не однородно и включает в себя ступени своего исторического оформления: первое столкновение мыслителя с тем, что может послужить основанием для осмысления, развертывание уже открывшейся истины, формулирование ведущего вопроса, искажение ведущего вопроса в различных его интерпретациях, угасание осмысления и забвение открытой истины. Только искажение и недопонимание первого начала приводит событие мысли к исторической завершенности. Процесс прохождения этих ступеней осмысления изначально открытой истины обуславливает континуальность события в истории мышления. Таким образом историческое событие как начало нового смысла в истории мышления осуществляется не в единичный момент времени, а как исторический процесс оформления определенного содержания, которое только в своей оформленности может принадлежать традиции. Всякое высказывание, претендующее на место в истории мысли должно стать предметом обсуждения и комментирования. Истолкование ведет к отклонению от изначального высказывания, но лишь с помощью различных истолкований мысль оказывается вписанной в историю мышления. Из этого следует, что в пределах одного События в истории мышления могут происходить и другие, зависящие от первого, события появления новых смыслов, связанные с осмыслением и перетолкованием того, что было открыто ранее в первом Событии. Континуальность события, как начала нового смысла, есть континуальность его осмысления.

События истории мышления не происходят только лишь как изменения в последовательности рассуждения, они зависят от изменения настроя в существовании человека. Мышление принадлежит человеку и, как таковое, оно зависит от того, как человек расположен или настроен по отношению к существующему в мире. В экзистенциальной ситуации тотальной потери понимания основы своего существования человек оказывается вынужден мыслить, то есть искать новую основу, открывать новый принцип того, что считать истинным. Поэтому совершение события мысли зависит от настроениябудь то удивление или испуг-, в котором человеку открывается отсутствие основания его существования. Изменения в истории мышления зависят от изменений экзистенциальной ситуации человека в мире.

В последнем параграфе второй главы- «Конец мышления как его начало» — свое разрешение находит вопрос: если событием в истории мышления является начало нового смысла, то можно ли назвать событием завершение какой-либо мысли? Завершить какую-либо мысль в истории мышления, не вводя нового исторического смысла, не возможно. И полное отрицание того, что было, и подведение итогов, требует осуществления нового осмысления старого. Завершение мысли остановило бы процесс мышления, так как исчезла бы нужда в осмыслении существующего. Тема конца мысли возникает в переходные периоды в истории мышления, когда сила действия предыдущего смыслового события затухает в истории мышления, однако само это ощущение лишенности смысла приводит не к завершению процесса мышления, а к вызреванию нового события. История мышления не может оказаться оконченной: ощущение конца принадлежит человеку. Разговор о конце мыслилишь один из способов сказать о необходимости появления нового события в истории мышления.

В главе третьей- «Роль языка в осуществлении исторической континуальности мышления» — язык рассматривается как условие континуальности истории мышления. Повторяясь в каждом выражении определенного смысла, язык связывает разрозненные события мышления. Язык является той константой, которая позволяет говорить о единой истории мышления. Основной вопрос этой главыкаким образом языку удается повторяться в самих актах мышления? Это повторение обусловлено способностью мышления так или иначе забывать о том, как оно в своем историческом выражении осуществляется на языке. Язык обретает прозрачность, которая делает его невидимым на фоне смысла содержания высказывания.

Седьмой параграф- «Забывание языка в истории мышления» — разделен на три пункта.

В пункте А- «История мышления как образование мест повтора языка» -привлекаются идеи философии творчества американского постструктуралиста Харольда Блума. Описывается способ забывания о языке в процессе мышления как об инструменте и, одновременно, сфере борьбы за признание самого мыслителя в истории мысли. Пытаясь сказать свое собственное оригинальное слово, определить свое собственное место в истории мысли, мыслитель забывает о том, что он выражает определенный смысл на языке, которому он научился у своего предшественника, чьи работы он усвоил до того, как начал писать сам. Через ситуацию человека, пытающегося занять свое место в истории мышления, язык конституируется как единство двух равноправных частейписьма и чтения. Всякое произведение, выражение на языке некой мысли, является повторением уже прочитанного, того, что было принято в качестве образца для подражания: всякое письмо есть чтение, перечитывание, то есть интерпретация уже сказанного предыдущим мыслителем, который оказал влияние на своего последователя. Работы предшественника становятся образцом самого дела письма: без прочтения книг предшественника последователь не знал бы даже, что есть такое дело как письмо. Результат письма реализуется в процессе чтения написанного. В истории мышления, понятой как история подобного «перечитывания-переписывания» не бывает непризнанных мыслителей, так как именно признание работ, их чтение и изучение, определяет какого-то человека как автора, а значит как мыслителя. Но сама борьба за свое собственное место в истории мысли ведется средствами общего для всех мыслителей языка. Новое слово нового мыслителя есть способ борьбы со словом предшествующего мыслителя с помощью тех же самых выражений, которые восприняты у предшественника. Поэтому для человека стать мыслителем и значит в определенном смысле стать местом повтора языка в истории мышления, понятой как история определяющих друг друга чтения и письма.

Пункт В- «Культурная память языка и культурное беспамятство смысла». Семиология Р. Барта анализирует способ повторения языка в процессе мышления как воспроизводство уже сформировавшихся, всеми принятых культурных смыслов, сохраняющихся в языке в виде культурных кодов. Коды являются намеками на определенный, всем понятный смысл, не требующий подробной расшифровки. Язык рассматривается как хранилище культурных смыслов, которые были уже когда-то проработаны. Они не должны быть всякий раз актуализированы ни во внимании самого мыслителя, ни во внимании его слушателя или читателя. В диссертации дифференцируется два способа письма и чтения. Первыйобычное чтение, следующее за авторским нарративомозначает восприятие текста как единого смыслового целого, имеющего начало и завершение. При этом чтении знание культурного фона не актуализируется в декодировании кодов, предопределяющих понимание написанного. Такое чтение, как скольжение от одного намека к другому не останавливаясь ни на одном из них, следует за повествованием. При этом общие культурные смыслы, хотя и кажутся лишь фоном, по сути являются той основой, на которой собирается весь текст. Второй способ чтения состоит в том, чтобы за полаганием единого смысла видеть разные культурные коды, определяющие саму возможность письма, то есть как зашифровывания смысла через намеки на уже принятые сообществом смыслы, и чтения, как декодирования. При таком способе открываются связи конкретного текста с культурным контекстом, но прерывается нарратив авторского слова. Этот способ чтения демонстрирует Барт в семиологическом анализе различных текстов, рассмотренных не как наррация, а как чтение самого языка, обладающего культурной памятью. При первом же способе чтения, когда в словах видят только определенный выраженный смысл, язык, оставаясь непроблематизированным в своей сложности и разносоставности, незаметно воспроизводит себя.

В пункте С- «Риторичность языка как причина неопределенности смысла текста» — анализ языка основан на теоретических достижениях работ американского пост-структуралиста П.деМана. Язык помимо тех способов повтора, которые были описаны в предыдущих пунктах, также повторяется в истории мышления в качестве внешней мышлению причины, делающей всякое выражение некого мыслительного содержания двусмысленным. Всякая мысль, вошедшая в историю мышления, существует лишь в своем языковом выражении. Язык же, помимо того, что он является системой значений, то есть позволяет смыслу быть выраженным, остается также системой знаков, то есть обладает собственными правилами строения, не подчиненными задаче выражения смысла. Из этого следует, что любое выражение может быть прочитано как буквально, так и фигурально (с точки зрения риторичности языка). Не существует достаточного основания для того, чтобы предпочесть одно из прочтений: либо того, что, как нам кажется, хотел сказать автор, либо того, что оказалось сказанным в подобранных автором языковых выражениях. Каждый текст таким образом говорит только то, что смысл его не может быть определен однозначно. Тогда история мышления предстает в виде переписывания одних и тех же текстов: текстов, повествующих о том, что они не могут быть однозначно осмыслены. Разнообразие смысла сказанного в истории мышления оказывается иллюзорным, так как смысл любого текста в принципе остается неопределен. Мышление, забывшее о риторичности языка (о том, что все сказанное является двусмысленным) при разрешении своих исторических задач на самом деле не делает ничего нового, так как все его результаты принципиальным образом неокончательны. Мышление в своей истории занято постоянным повторением действия чтения и письма, то есть-языка.

В восьмом параграфе- «История мышления как повторение языка» -подводится итог анализа языкового характера мышления, который был осуществлен в предыдущем параграфе на примере работ о языке Х. Блума, Р. Барта, П.деМана. Отмечается, что забывание о языке в процессе мышления как выражения мыслительных содержаний, является не ошибкой, а необходимым условием осуществления самой истории мышления. Действие смыслополагания и действие подбора и оценки способов выражения принципиальным образом различны. Когда мыслят, язык используется автоматически. Когда обращают внимание на собственную риторику языка-упускают из вида тот смысл, который автор выражает на языке. Не совпадение действий языкового выражения и смыслополагания обуславливает возможность интерпретации исходного смысла, а значит и включения его в традицию. История мышления осуществляется на основании невозможности однозначного понимания высказывания: всякий смысл входит в историю через его истолкование. В интерпретации осуществляются попытки воспроизвести не только изначальный смысл, но и происходит повторение языка как условия того, что понимание сказанного всегда является интерпретацией.

В диссертационном исследовании подчеркивается, что сам язык как средство коммуникации в своем строении заключает уже проработанные и принятые культурные смыслы. Смысл принадлежит самому языку, ни одно слово в языке не может быть бессмысленным. Поэтому разница между смыслом и языком является разницей между двумя понятиями. В действительном же историческом осуществлении мышления мышление и язык неразрывно связаны: одно определяет другое, и их взаимосвязь определяет историческую континуальность мышления. Новое событие в истории мышления укоренено в той традиции, которую сохраняет язык в своем повторении.

В четвертой главе- «Историческая континуальность мышления и проблема истины в гуманитарном знании» — сопоставляется понимание истины в гуманитарных науках с ее пониманием в естественно-научном знании. В естественных науках истина доказательна и объективна, то есть нацелена верно отражать природно сущее и принимается всеми и каждым, кто облададает способностью суждения. В сфере же гуманитарного знания предполагается, что истина или еще не достигнута, как идеал достижения полной осмысленности человеческого существования она всегда находится в будущем, или уже ушла в прошлое, как истина Золотого века, лежащего в основании любой традиции. Гуманитарии под истиной понимают не законы, которые объективно описывают положение вещей в мире, а полноту бытия человека: истина раскрывает себя в присутствии человека в мире. Тем самым в отличии от биологии, медицины, юриспруденции и проч., гуманитарные науки рассматривают существование человека в его историческом аспекте. Поэтому истины гуманитарного знания не могут быть вечными и неизменными, они зависят от изменения понимания человеком своей экзистенциальной ситуации. Тогда отношение мышления к так понятой истине определяет его историчность. Мышление осуществляется исторически, выражая в словесной форме не одну и ту же истину, а истины разных ситуаций существования человека, раскрывающие человеку в разных настроениях его способ быть. Таким настроением может быть как удивление древних греков перед упорядоченностью космоса, так и испуг современного западного человека перед потерей окружающими вещами их собственной сущности. Истина, открывающаяся в настроении до всякого осмысления, тем самым вынуждает человека мыслить, то есть искать основу своего собственного существования, высказываться о том, что сущее есть и о своем месте в этом сущем. Таким образом изначально открывающаяся человеку в его экзистенциальной ситуации истина становится началом истории мышления.

Девятый параграф- «Единство события открытия истины в экзистенциальной ситуации человека и истории ее искажения в истолкованиях». Гуманитарное знание рассматривает человека с точки зрения историчности его деятельности, в том числе и такого вида деятельности как мышление. Чтобы действовать исторично, человек должен по самой своей сути быть свободным, то есть в самом устройстве своего существа обладать возможностью поступать так или иначе. Под свободой человека в гуманитарном знании имеется в виду не свобода выбора между добром и злом, как в классических этических учениях, а свободное отношение к истине своего существования. Человек обладает возможностью либо осмыслить и согласиться со своей экзистенциальной ситуацией, либо существовать так, что он даже еще и не поставил вопрос о своем истинном положении в мире, или уже забыл о изначально открывшейся истине, запутавшись в ее различных интерпретациях. То, что человек, как свободное существо, относится к открытию истины свободно означает, что он может как открывать ее, так и скрывать.

Открытие истины становится событием в истории мышления. Как таковое оно должно быть выражено на языке, для того, чтобы открытый смысл мог сохраниться и войти в историческую традицию. Сокрытие истины, забывание вопроса о существе человека, превращается в инерцию уже открытого истинного смысла. Тогда в истории повторяется не акт раскрытия истины, не само настроение, с которого началось осмысление, а лишь языковое выражение изначальной истины. Понимая свое особое положение в мире, человек открывает истину, выражает ее в слове, однако, само событие открытия истины принадлежит не человеку, а истории мышления, так как это событие становится началом нового смысла, а не нового человека. В диссертационном исследовании делается вывод о том, что история представляет собой не бессвязный ряд отдельных открытий, а осуществляется как единство события открытия истины и истории ее забывания и искажения. Тем самым существует не несколько историй мышления, а его единый исторический континуум.

В последнем параграфе- «Истина как идеал мышления: различие мышления и истины как условие исторической континуальности мышления» -утверждается, что историчность мышления определена его отношением к истине. Как было отмечено в предыдущем параграфе, мышление в своем историческом выражении исходит из изначально открытой в событии мышления истины и пытается в выражении эксплицировать уже открытую истину.

Само мышление не мыслит истину, оно мыслит исходя из истины и стремясь к ней. Если бы выражение исходной истины не составляло проблемы, если бы исходная истина и истина, выраженная в слове, могли совпасть, то мышление было бы не нужным и даже невозможным. Мышление осуществляется как историческая разработка той истины, в которой изначально открывается сущее, и таким образом оно принадлежит исторической традиции.

Несовпадение истины и мышления становится условием того, что мышление осуществляется исторически. Если бы мышление могло дублировать на языке открывшуюся истину, то история мышления оказалась бы невозможной. Всякое высказывание было бы однозначным утверждением истины. Историческая работа мышления оказалась бы излишней. История мышления как история событий образования нового смысла, является историей не однозначных утверждений, а историей произнесений открытого в осмыслении, историей, в которой всякий раз оказывается забыт и таким образом повторен способ произнесения, то есть язык. Мышление исторически осуществляется как языковая работа по выражению открытой в событии мысли истины.

В заключении подводятся итоги проделанной работы, намечаются пути дальнейшего изучения поставленных в диссертации вопросов.

Экспозиция ведущего вопроса.

Одна из ведущих проблем современной философии.

— как возможно историю сделать темой философского исследования. Проблема состоит не только в разработке адекватного теме концептуального аппарата, но главным в ней является ответить на вопрос о том, как введение в философское исследование понятия истории изменяет определение того, что есть сущее. В рассмотрении сущности сущего через призму понятия истории действительным оказывается то, что является историчным. Это, однако, не означает что понятие истории было произвольно «привнесено» в философское рассмотрение того, что есть сущее. Наоборот, само изменение понимания того, что является действительным, потребовало введения проблематики исторического1.

Сам термин «философия истории» ввёл в философский словарь в 18 веке Вольтер, противопоставив пониманию истории как хронологии, такое рассмотрение событий, которое использует их только как примеры для общих выводов о законах истории и условиях, определяющих её осуществление2. Естественно, что философы и до Вольтера (например, Вико или Юм) спрашивали об историчности исследуемых предметов, будь то право, язык или чувственный опыт. Однако история лишь учитывалась как одно из многих условий существования разных родов сущего, а не рассматривалась как основное условие бытия сущего. «Для какого бы то ни было дальнейшего прогресса исторической мысли необходимо было решить две задачи: во-первых, следовало расширить горизонты исторической науки, подойдя более благожелательно к тем эпохам, которые Просвещение считало тёмными или варварскими и оставляло их вне поля зрения /с этой задачей с успехом справились представители романтической философии — А.Х./- во-вторых, следовало подвергнуть критике концепцию человеческой природы как чего-то «Как бы ни были велики различия античной, средневековой, новоевропейской философской мысли, их объединяло стремление постичь устойчивое, непреходящее, не то, что возникает и исчезает, но лишь то, что пребывает всегда и неизменно. По своим теоретическим и методологическим основаниям европейская философия. была субстанциализмом. Понятие субстанции оказалось в ней базисным, стягивавшим в узел многообразные философские проблемы. Субстанция предстала в качестве всеобщего основания всего существующего и предельной философской категории» -с.9. «Процесс становления философии истории в новоевропейской традиции сопровождался содержательной трансформацией термина «история» .» -с. 12. «В той мере, в какой философия отказалась от поиска такого основания (абсолютного и неизменногоА.Х.), она порывала с субстанциализмом, даже если и сохраняла сам термин «субстанция». Субстанция, если она не изначально данная и не самотождественная, в собственном смысле уже не субстанция. Если же реален только исторический процесс и позади и вне его нет ничего, если всё «исторично», то только сам процесс и в состоянии выполнять роль той объединяющей «скрепы», на которой «всё держится». История как бы занимает место, ранее принадлежавшее субстанции.» -С.23. Перов Ю. В., Сергеев К. А., «Философия истории» Гегеля: от субстанции к историчности.//Г.В. Ф. Гегель, Лекции по философии истории. -СПб: Наука, 1993.

2 См. Коллингвуд Р.Дж., Идея истории. Автобиография. — М.: Наука, 1980, с. 5. однообразного и неизменного /решение этой более сложной задачи стало одной из ведущих тем философии двух последних веков — А.Х./" .

Проблема истории, будучи введённой в философский дискурс, не могла быть обойдена такими фундаментальными мыслителями как Кант, Гегель, Шеллинг или Маркс. Кант в своей работе «Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» показал, что история должна существовать, потому что человек, обладая разумом, для развития своих задатков требует исторического процесса. История задана планом природы, которая позволяет человеку быть свободным, допуская его свободу к реальной, внутриприродной реализации. Однако Кант в своих исторических изысканиях отводил себе роль стороннего наблюдателя, не принимая в расчёт определённость историей своего существования в качестве философа.

Взгляды Шеллинга и Гегеля на исторический процесс являются близкими, если не сказать взаимоопределяющими. Совпадение духа и природы, сознания и предмета, то есть прихождение мышления к Абсолюту происходит в истории. «Вся история представляет собой историю мысли. В той мере, в какой человеческие действия — просто события, историк не может понять ихстрого говоря, он даже не может установить, что они произошли. Они познаваемы для него лишь как внешнее выражение мыслей"4. Для Гегеля исторический процесс в принципе происходит по логическим (в терминах Гегеля — диалектическим) законам. История предопределена — в ней должны обернуться все её возможностиеё завершение есть реализация, проявление этих возможностей, диалектических ходов. Таким образом Гегель по сути у события отнимает его случайность, его необязательность. История во всех её моментах рассматривается им как неизбежное, как-то, что может быть только так, а не иначе.

J там же, с. 84.

4 там же, с. 111.

Маркс унаследовал идею Гегеля об истории как процессе, проходящем определённые стадии и стремящемся к определённой цели. Однако Маркс предлагал рассматривать не историю мышления самого по себе, а историю форм организации мыслящего существа — человека. Основой организации выступает экономическая составляющая человеческой жизни. Исторические формации определяются теми производственными отношениями, которые сложились в соответствии с определённым уровнем развития производительных сил. Логика исторического процесса у Маркса — это логика развития производства. Постоянство этого развития определяет континуальность истории человека.

Все эти способы проблематизации истории описывали её со стороны её закономерности и целенаправленности. В их рамках не был поставлен вопрос о том, что собственно отличает историю от природных процессов, ведь в природе тоже есть определённость и неизменность происходящего. Вопрос о событийности исторических моментов, об их новизне и неповторимости, оставался открытым. Впервые со всей философской основательностью проблему своеобразия истории, проблему описания через историю сущности свободного человека как исторически мыслящего существа, сформулировал Мартин Хайдеггер. Он связал проблему начала мысли отдельного человека с проблемой начала нового события в истории мышления. Человек в акте мышления полагает новое начало своей истории, которая есть история мысли, тем самым он выражает себя как свободное существо.

Для Гегеля начало исторического движения не являлось проблемой. Начало — это такое состояние, когда всё уже есть, но ещё ничего не мыслимо, то есть бытие ещё не явлено и есть только в возможности. Начало для Гегеля — это то очевидное, что есть до всякой постановки вопроса, то, с чем мышление ещё не вступило во взаимообращение. Как только начало попадает в поле зрения мышления, оно переходит на следующую ступень своего диалектического развития: из рассмотрения исчезает его начальность.

Хайдеггер же принципиальным образом удерживает свой взор философа на начале, пытаясь подойти как можно ближе к истоку, не увлекаясь движением истории к её цели. «То-из-чего» истории становится самым главным для философии истории Хайдеггера. Спрашивая о том, как возможна история как постоянное начинание чего-то нового, он описывает её отличительное свойство, которое и определяет историю как историю.

Вторжение проблемы историчности изучаемых предметов ощутили и естественные, и гуманитарные науки. Для гуманитарного знания, как изучения человеческого существа путём изучения его истории, актуален вопрос об историчности мышления, являющегося одним из способов поведения человека. В современной философии осуществляются разные попытки проблематизации истории мышления. Все они, однако, могут быть сведены к двум основным. Первый способ рассмотрения истории ищет историчность мышления в самом бытийном устройстве мыслящего существа, то есть человека. Он прежде всего связан с именем уже упомянутого Мартина Хайдеггера и его последователя Ханса-Георга Гадамера. Второй способ проблематизации историчности исходит из тех затруднений в рассмотрении знаковых систем, с которыми сталкиваются различные позитивные исследования: историчность системы в таких исследованиях оказывается внешней силой, влияющей на устройство системы, тогда как сама история структурным элементом системы не является. Подобный подход наиболее полно реализован в эпистемологии Мишеля Фуко и семиологии Ролана Барта.

Для своего действительного осуществления история мышления должна обладать и историчностью (понимаемой как осуществление нового в мышлении, того, чего ранее не было), и континуальностью (то есть связанностью элементов мышления, обладающего историей). Поэтому вопрос об истории мышления рассматривается как вопрос об историческом континууме мышления. История мышления должна быть определена не только как ряд событий появления во времени новых смыслов. Для описания её действительного осуществления так же нужно рассмотреть на каком основании происходит историческая передача состоявшихся смыслов, то есть их традиция.

Для тех философов, которые ищут основание историчности мышления в способе мыслящего существа быть, проблематичным является описание континуальности мышления, то есть традиции. Также для них нерешённым остаётся вопрос о том, как отличить исток, начало нового смысла, от различных форм его наследования. «Мы вынуждены различать традицию и исток. В чём же разница? Если традиция не верна истоку, то чем легитимируется её значимость? Такие вопросы предполагают различение глубины и поверхности. То, что на поверхности, более подвижно и изменчиво, но именно поэтому оно удаляется и отклоняется от первоначала-истока. Традиция, как берега реки, тоже может изменяться и отклоняться. Она хранит наследие, полученное от основоположника, но, приспосабливаясь к обстоятельствам, служа нужде и пользе живущих богатством традиции людей, она меняется. Но не упираемся ли мы в тупик, если преимущество истока перед традицией принимается заранее, и где гарантия, что исток не был оставленным с самого начала?» 5- этот вопрос вполне может быть адресован Хайдеггеру, а именно его рассмотрению исторического начала мышления (события мысли) в экзистенциальной ситуации мыслящего существа-человека. Хайдеггер считает, что подлинным смыслом можно именовать только смысл тех слов, которые были сказаны мыслителем в ситуации осознания безосновности своего человеческого существования6. Вся следующая за первым высказыванием подлинного смысла история мысли.

5Марков Б.В., Герменевтика Dasein и деконструкция онтологии у Мартина Хайдеггера. // Герменевтика и деконструкция, — СПб: Б.С.К., 1999, с. 18.

6 Сам первый акт мышления рассматривается у Хайдеггера только лишь как символический, так как нельзя сказать кто не самом деле был первым мыслителемАристотель, Парменид или, может быть, Хайдеггер, — и о чём собственно было сказано в первых словах настоящего мыслителя. оказывается поэтому расцененной как неподлинная, как забвение уже п открытой истины. Одна из задач данного диссертационного исследования-легитимировать традицию через описание истории мышления не только в её событийности, но и в её континуальности. Традиция осуществляется как сохранение в истории мыслительных моментов, то есть, по сути, она позволяет истории мышления осуществляться в действительности.

Исследователи знаковых систем, заранее ограничившие свой анализ отказом от рассмотрения историчности исследуемых объектов (и тем самым пытающиеся замкнуть объекты на самих себе) — сталкиваются тем не менее с необходимостью возвращения принятия историчности исследуемого объекта для объяснения функционирования знаковой системы. Знак замкнут на ограниченную систему знаков, он не существует без неё, но его использование в каждом конкретном случае, когда не происходит полного восстановления системы, а осуществляется лишь использование её элементов, также влияет на оформление всей системы и места определённого знака в ней. Поэтому рассмотрение знака не может в полной мере осуществляться без проблематизации того, как его используют, то есть без проблематизации историчности системы.

Знаковая система в её использовании есть язык. Язык, будучи способом выражения мышления, включён в историю мыслящего существа. Язык, несмотря на то, что он является целостной знаковой системой, оказывается подвержен историческим изменениям. Вопрос состоит в том, каким образом язык может быть историчным. События в истории мышления являются таковыми только в своём знаковом выражении. Изначально открытый смысл может войти в традицию только как слово. Язык подвержен истории как хранитель уже выраженных смыслов. Таким образом в анализе языка как знаковой системы и как хранилища смыслов оказываются пересечены два.

7 Гадамер пытался обойти эту трудность, оставляя вопрос о различии истока и традиции в стороне: «Гадамер понимал формальную слабость выбора приоритета истока перед способа рассмотрения историчности мышления. Язык причастен и к событиям открытия новых смыслов, и, одновременно, он обеспечивает континуальность различных выражений уже открытого смысла, так как знак, не существуя вне системы знаков, обладает подлинной континуальностью. История мышления может быть описана как объединение собственной континуальности знаков языка и, выраженной в языке, историчной мысли мыслителя. Такое рассмотрение включает и проблему возможности истории мышления (описание порождения нового смысла в истории мышления является описанием возможности осуществления этой истории), и проблему её действительности (указание на роль языка для описания действительного условия осуществления истории). Мышление как акт мыслящего существа, утверждающий начало нового смысла, обладает историчностьюязык, сохраняя в своём строении отработанные смыслы, обладает континуальностью. Рассмотрение, объединяющее первое со вторым, делает возможным описание истории мышления в её возможной историчности и действительной континуальности.

Рассмотрение и возможности, и действительности истории мышления осуществляется в рамках антропологического анализа проблемы историчности мышления. Рассмотрение возможности событийности мышления производится через описание ситуации мыслящего существа, в которой он оказывается принуждён к мысли: это ситуация осознания человеком принципиальной безосновности своего существования, своего бытия между жизнью и смертью, бытием и сущим. Человек есть то существо, в бытии которого открывается бытие всего сущегов своём бытийном устройстве человек оказывается местом совершения истины. Акт мышления как действие человека делает возможным историчность мышления.

Рассмотрение действительности истории мышления определено описанием того, как действительно в истории отдельные мысли оказываются традицией и решил не акцентировать его. Саму традицию он определил как нечто более связанными, то есть выраженными, понятыми и переданными другим поколениям мыслящих существ. Человек оказывается и «потребителем», и «творцом» мысли. В языке, традиции, культуре человечество сохраняет уже помысленное: в действительности история мышления укоренена в истории человека.

Прежде чем поставить вопрос о том, что является условием связывания отдельных мыслей в общей им истории, необходимо рассмотреть то, что конституирует саму историчность истории мышления, то есть нужно ответить на вопрос — как возможна эта история. Своеобразие истории усматривается в её событийности, в сбывании нового, в осмыслении мыслящим существом чего-то как начала (как отмечалось выше, событие есть тогда, когда оно мыслится как таковое). Поэтому до того, как в третьей главе ставится вопрос о континуальности исследуемого предмета, в первой и второй главах демонстрируется само исследуемое — история мышления — и рассматриваются те философские основания, в пределах которых историчность мышления может быть вообще проблематизирована. Для подобного рассмотрения истории решающим материалом оказываются работы М.Хайдеггера. В последней главе описывается роль мыслителя в осуществлении истории мышления. В описании ситуации конкретного мыслителя связанными оказываются историчность (прерывность) истории мышления — в том, что мыслитель полагает своё собственное начало, — и её континуальность — в том, что мыслитель наследует и транслирует мысль других мыслителей, сохранённую в традиции, а так же воспринимает саму позицию мыслителя как заданный тип поведения, а поиск истины как свою непосредственную задачу. укоренённое в подлинную почву, чем спекуляция или умозрение" , — там же, с. 18.

Заключение

.

Общим итогом диссертационного исследования является то, что демонстрация историчности мышления вне эпистемологического поля, очерченного онтологической проблематикой, оказалась возможной. Было осуществлено описание основных условий собственной историчности мышления, не зависящее от описания основоструктур понимания. Ограниченность фундаментального онтологического анализа в рассмотрении проблемы исторической континуальности мышления, состоящая в подчинении вопроса о мышлении анализу структур понимания, потребовала поиска иного аспекта рассмотрения этой проблемы. Тематизация собственной историчности мышления оказалась осуществима не в рамках структурного анализа понимания, а при рассмотрении истории мышления в её событийности. Событием в истории мышления является начало нового смысла, зависящее от того основонастроя, в котором оказывается человек в ситуации осознания безосновности своего существования. Описание истории мышления, как постоянного начинания новых смыслов, сталкивается с вопросом о единстве исторического процесса, о связи в одной истории разрозненных смысловых начал. Ответом на этот вопрос оказывается рассмотрение роли языка в осуществлении исторической континуальности мышления. Языковой характер мышления делает возможным действительное историческое связывание событий мышления через неизбежное для мысли повторение языка. Сам язык не рассматривался с точки зрения фонетики или графики, которые не влияют на смыслополагание. В анализ языка были включены смыслосодержащие элементы: культурные коды, риторические конструкции и т. п. Язык, как в самом своём устройстве хранящий уже состоявшиеся в истории мышления смыслы, оказывается неразделимо связан с историей мысли в её действительном протекании. Язык в его постоянном, неизбежном повторении определяет историю мышления в её континуальности.

Рассмотрение истории мышления, соопределяющее исторически язык и мышление, возможно в том случае, когда описание истории мышления оказывается поставлено в зависимость от анализа бытийной ситуации мыслящего существачеловека. Человеку в данном исследовании даётся не социологическое, биологическое или психологическое определение, сущность его существа определяется из основания способа его бытия-в-истине, то есть из способности держать всё сущее в его бытии раскрытым. Истина является человеческим способом размыкания мира, а мышление есть один из способов для человека быть в истине. Мышление выставляет для себя истину в качестве предела осуществления своей работы. В диссертации затрагивается проблема меры принадлежности работы мыслителю, связанная с вопросом о мере независимости истории мышления от истории человека. Общий вывод состоит в том, что история мышления осуществляется в постоянстве работы мышления, в ходе которой происходят попытки словесно выразить истину, открытую человеку в самом его бытии. Так как полное совпадение истины с её выражением невозможно, то мышление оказывается историчным по самой своей сути: постоянно стремясь высказать всю истину до конца, оно своей цели никогда не достигает. Из этого следует то, что история мышления средствами самого мышления никогда не может быть завершена.

Дальнейшее развитие темы исторической континуальности мышления может быть осуществлено в направлении более глубокого анализа условий осуществления истории мысли с описанием не только зависимости историчности мышления от его действительной связи с языком, но и таких условий исторической традиции мысли как образование и институализация знания.